Текст книги "Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев"

Автор книги: Бенедикт Сарнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Кого же?

– Не томите!..

– Назовите его имя! – раздались нетерпеливые голоса.

– Павел Иванович Чичиков! – торжественно объявил Остап. – Король мошенников! Чемпион авантюристов! Гигант жульнической мысли и отец всех комбинаторов! Прошу занести этот факт в протокол. Итак, друзья, я ставлю кандидатуру месье Чичикова на голосование. Кто за то, что бы избрать его...

– Погодите, Остап, – прервал я поток красноречия великого комбинатора. – Я вижу, давешняя ваша ошибка с Хлестаковым ничему вас не научила...

Остап вскочил со своего места и, прижав руку к груди, склонился передо мной в почтительном поклоне.

– Пардон! Готов опять уступить вам председательское кресло. Согласно законам гостеприимства, как говорил некий работник кулинарного сектора.

– Я вовсе не рвусь в председатели, дорогой Остап, – ответил я. – Хотя, если вы настаиваете, я, как и в прошлый раз, не откажусь от этой чести.

Успокоив аудиторию звоном председательского колокольчика, я обратился к собравшимся:

– Господа! Я согласился снова взять на себя обязанности председателя, поскольку вопрос, который стоит у нас сегодня в повестке дня, далеко не так прост и ясен, как это может показаться. Нас ожидают кое-какие сложности. Пожалуй, даже не меньшие, чем те, которые возникли, когда мы обсуждали кандидатуру господина Хлестакова.

– В таком случае, – ввернул Остап, – продолжим наши игры, как говорил редактор юмористического журнала, открывая очередное заседание и строго глядя на своих сотрудников.

– Какие еще игры? – сказал Тугодум, бросив недовольный взгляд на великого комбинатора. – А вас, – обернулся он ко мне, – я, честно говоря, тоже не понимаю. Какие тут могут быть сложности? Чичиков – это ведь не Хлестаков! Он-то уж никак не самозванец. Кому еще быть почетным членом Сообщества Плутов, если не Чичикову? К тому же ведь вы сами его и рекомендовали...

– Верно, рекомендовал, – сказал я. – Но одной моей рекомендации тут недостаточно. Хлестакова рекомендовали три почетных члена Сообщества. И то его кандидатуру пришлось снять.

– Вы ищете поручителей? – встрепенулся Остап. – Что ж, я готов! Графа Калиостро из меня не вышло, но кое-какой авторитет у меня все же имеется.

– Ваш авторитет в сфере жульничества, дорогой Остап, неоспорим, улыбнулся я. – Но сперва я хотел бы, чтобы мы выслушали не поручителей, а свидетелей. Поэтому я предлагаю пригласить в это высокое собрание кого-нибудь из тех, кто знает о подвигах Павла Ивановича Чичикова не понаслышке. Кого-нибудь из тех, кто уж по крайней мере лично с ним знаком...

– Хотелось бы, чтобы этот человек тоже был плут. Как никак мы здесь все плуты. Разумеется, за исключением вас, сэр! И привыкли, не в обиду вам будет сказано, доверять только своему брату, мошеннику, – заметил Джефф Питерс.

– Будь по-вашему, – согласился я. – Пригласим сюда Ноздрева. Настоящим мошенником я бы, пожалуй, его не назвал. Но сплутовать при случае он умеет. Особенно если дело дойдет до карт или шашек...

– Ноздрева?! – удивился Тугодум. – Хорош свидетель! Да ведь он же враль, каких мало!.. Хотя вам виднее. Делайте как хотите. Ноздрева, так Ноздрева.

И в тот же миг прямо перед столом президиума появился Ноздрев румяный, белозубый, со своими знаменитыми курчавыми бакенбардами, из которых одна была заметно короче другой.

– Ба! Ба! Ба! – загремел он сочным бархатным баритоном. – Какое общество! И ты, брат, тут? – обратился он ко мне. – А мы, как нарочно, все утро только о тебе и говорили. Ну дай, брат, я тебя поцелую.

Прижав меня к груди, он влепил мне в щеку сочный поцелуй. Затем другой, третий. Оторвавшись, наконец, от меня, он обратился к Тугодуму:

– И ты здесь, душа моя? Где ж ты пропадал? Ну что тебе, право, стоило раньше повидать меня, свинтус ты за это, скотовод эдакий! Ну, поцелуй меня, душа, смерть люблю тебя.

Он чуть не задушил растерявшегося Тугодума в своих объятиях. Троекратно с ним облобызавшись, он подставил ему свою укороченную бакенбарду, и Тугодум, чтобы не обижать, тоже чмокнул его в полную румяную щеку.

– Спасибо, брат, что вспомнил про меня, – снова обернулся он ко мне. Другого я от тебя и не ждал. Ты хоть и порядочная ракалия, а этот твой дружок, – он кивнул в сторону Тугодума, – препорядочный фетюк...

– Какой еще фетюк? – оскорбился Тугодум.

– Фетюк, фетюк! Не спорь со мной. Доподлинный фетюк. Да и мошенник. Уж позволь мне сказать это тебе по дружбе. Ежели бы я был твоим начальником, я бы повесил тебя на первом дереве.

– Ну, знаете!.. – возмутился Тугодум.

– Ради Бога, не перечь ему, – шепнул я. – Не забывай, что мы вызвали его сюда по делу, а не для того, чтобы препираться с ним. К тому же я, я ведь уже говорил, что в этой компании слова "плут" и "мошенник" вовсе не являются обидными.

– Об чем это вы там шушукаетесь? – с присущей ему бесцеремонностью прервал нашу беседу Ноздрев. – Небось банчишку хотите состроить? Изволь, брат! Я хоть сейчас. Я ведь знаю твой характер. Признайся, – подмигнул он мне, – не иначе ты уже наметился отыграть у меня каурую кобылу, которую я, помнишь, выменял у Хвостырева...

– Что он несет? Какую кобылу? По-моему, он просто сумасшедший! – шепнул мне Тугодум.

– Да нет, что ты, – успокоил я его. – Он, как говорится, в своем репертуаре. Однако ты прав. Пора уже прекратить эту пустую болтовню и приступить к делу... Господин Ноздрев! – окликнул я Ноздрева тоном, который живо напомнил ему визит капитана-исправника. – Мы пригласили вас сюда, чтобы порасспросить о вашем приятеле Павле Ивановиче Чичикове.

Напуганный моим официальным обращением, Ноздрев слегка струхнул. Но, услыхав, что речь пойдет не о его собственных грехах и провинностях, а о проделках другого лица, он вновь оживился.

– Об Чичикове? – радостно переспросил он. – Изволь, брат, спрашивай. Все скажу. Ничего не утаю. Душу готов прозакласть. В лепешку расшибусь...

– В лепешку вам расшибаться не придется, – прервал я поток этой отчаянной божбы. – Нас всех тут интересует только одно: достоин ли Павел Иванович Чичиков быть принятым почетным членом в славное Сообщество Плутов.

– Достоин ли? Он?! – изумился Ноздрев – Да он вас всех тут за пояс заткнет. Он ведь даже ассигнации печатает. Да так, что сам министр финансов не отличит, где фальшивая, а где настоящая. Однажды узнали, что у него в доме скопилось на два миллиона фальшивых ассигнаций. Ну, натурально, опечатали дом, приставили караул, на каждую дверь по два солдата. Так он, можете себе представить, в одну ночь переменил все фальшивые ассигнации на настоящие.

– Поразительно!..

– Великолепно!

– Вот это артист! – раздались восхищенные голоса.

– А где ж он их взял, настоящие-то? – спросил Джефф Питерс с чисто профессиональным интересом.

– Это уж вы у него спросите, где он их взял, – отмахнулся от вопроса Ноздрев. – А только на другой день, как пошли в дом, сняли печати, глядят, все ассигнации настоящие.

– Что ж, у него, значит, не счесть алмазов пламенных в лабазах каменных? – иронически осведомился Остап.

Но Ноздрев иронии не уловил.

– Вот именно, что не счесть! – убежденно ответил он. – Полны подвалы алмазов, бриллиантов, изумрудов, сапфиров, а уж про жемчуга я и не говорю. Бывало, только ступишь к нему на порог, жемчужины так и хрустят под ногами...

– Да что вы его слушаете! – не выдержал Тугодум. – Ведь это все вранье! Ни одному его слову нельзя верить!

Ноздрев повернулся в его сторону, и Тугодум невольно втянул голову в плечи, словно ожидая, что сейчас раздастся оглушительное, азартное ноздревское: "Бейте его!"

Однако перепады настроения Ноздрева были поистине непредсказуемы.

– Ну, брат, вот этого я от тебя не ожидал, – укоризненно покачал он головой. – Это ты, брат, просто поддедюлил меня. Но я уж таков, черт меня подери, никак не могу сердиться. В особенности на тебя, – обернулся он ко мне. Ну, стало быть, и на дружка твоего.

– Я рад, что вы на нас не сердитесь, – сказал я. – Итак, мы вас слушаем. Что еще вы можете сообщить о вашем приятеле Чичикове?

– Только тебе, по секрету. Дай, брат, ухо...

Ноздрев наклонился к самому моему уху и понизил голос, как ему, вероятно, казалось, до шепота.

– Он затеял увезти губернаторскую дочку, – "прошептал" он.

"Шепот" этот, однако, был услышан всеми.

– Да вранье все это! – снова выкрикнул Тугодум.

– То есть как это вранье, ежели я сам вызвался ему помогать, – возразил Ноздрев.

– Да не думал вовсе Чичиков ее увозить, – горячился Тугодум. – Вы сами все это выдумали!

Но Ноздрев даже не обратил внимания на этот новый его выпад.

– Все уже было сговорено, – как ни в чем не бывало продолжал он. – Да я как в первый раз увидал их вместе на бале, так сразу все и смекнул. Ну уж, думаю себе, Чичиков, верно, недаром... Хотя, ей-Богу, напрасно он сделал такой выбор, я-то ничего хорошего в ней не нахожу. А есть одна, родственница Бигусова, сестры его дочь, так вот уж девушка! Можно сказать: чудо-коленкор! Хочешь познакомлю? – обернулся он к Тугодуму. – Коли понравится, так сразу и увезем. Изволь, брат, так и быть, подержу тебе венец. Коляска и переменные лошади будут мои. Только с уговором: ты должен дать мне взаймы три тысячи.

Тугодум даже и не подумал отвечать на это великодушное предложение. Не обращая больше внимания на Ноздрева, он обернулся ко мне:

– И долго еще вы будете выслушивать этот бред?

– Еще два-три вопроса, и все! – ответил ему я и снова обратился к Ноздреву: – Скажите, господин Ноздрев, а кроме тех сведений, которые вы нам сообщили, вам что-нибудь известно про Чичикова?

– Еще бы, не известно. Доподлинно известно! И представь, сам своим собственным умом дошел... Этот самый Чичиков... слышишь?.. На самом деле вовсе и не Чичиков!

– А кто же?

– На-по-ле-он! – торжественно ответствовал Ноздрев.

– Наполеон Бонопарт? – уточнил я.

– Он самый, – уверенно отвечал Ноздрев. – Ну, разумеется, переодетый. Что, не веришь?

– Поверить трудно, – признался я. – Ведь Наполеон в это время был уже на острове Святой Едены. Каким же образом он мог бы оказаться в России?

– Изволь, я тебе объясню, ежели сам смекнуть не можешь. Англичанин, слышь, издавна завидует, что Россия так целика и обширна. Несколько раз даже карикатуры выходили, где русский изображен с англичанином. Англичанин стоит сзади и держит на веревке собаку. А под собакой кто разумеется? А? обернулся он к Тугодуму.

– Кто? – растерялся Тугодум.

– На-по-ле-он!.. Смотри, мол, говорит англичанин, вот только что-нибудь не так, дак я на тебя сейчас выпущу эту собаку. И вот теперь, стало быть, они и выпустили его с острова Елены. И он пробрался в Россию, представляя вид, будто бы он Чичиков. А на самом деле он вовсе не Чичиков, а На-по-ле-он!

– Тьфу! – В сердцах Тугодум даже плюнул. – Это знаете, уж такая ерунда!..

– А вот и не ерунда, – парировал Ноздрев. – Мы даже нарочно портрет глядели. И все нашли, что лицо Чичикова, ежели он поворотится и станет боком, очень сдает на портрет Наполеона. А наш полицмейстер, который служил и кампании двенадцатого года и лично видел Наполеона, тоже подтвердил, что просто он никак не будет выше Чичикова и что складом своей фигуры Наполеон тоже нельзя сказать, чтобы слишком толст, однако ж и не так чтобы тонок.

Тугодум хотел ринуться в очередную атаку, но я жестом остановил его.

– А не кажется ли вам, господин Ноздрев, – дипломатично начал я, – что этими подозрениями вы невольно унижаете низложенного императора Франции. Что ни говори, а он все-таки великий полководец, гений. Как говорится, властитель дум. Недавний кумир всей Европы. А Чичиков... Ну что, в сущности, такое этот ваш Чичиков? Обыкновенный мошенник.

– Вот верное слово: мошенник! – обрадовался Ноздрев. – И шулер к тому же. Да и вообще дрянь человек. Что об нем говорить! Такой шильник, печник гадкой! Я его в миг раскусил. Порфирий, говорю, поди скажи конюху, что бы не давал его лошадям овса! Пускай их едят одно сено!.. Но только уж поверь, дружище, – доверительно положил он руку мне на плечо, – этот твой Наполеонишка ничуть не лучше. Такая же ракалия. Ей-Богу, они с Чичиковым одного поля ягоды.

Тут уж не выдержал Остап Бендер.

– Пар-рдон! – пророкотал он, с особенным смаком напирая на букву "р". Я не ангел. У меня есть недочеты. На предыдущем нашем заседании я ошибся, рекомендуя принять в почетные члены нашего Сообщества месье Хлестакова. Но вторично этот номер не пройдет. Господа! Вы слышите? Нас хотят уверить, что Чичиков – это второй Хлестаков!

– Не совсем так, – возразил я. – Если подвести итог свидетельским показаниям господина Ноздрева, получается, что Чичиков сильно перещеголял Хлестакова. Обратите внимание: Хлестаков хотел жениться на дочери городничего. А Чичиков собирается увезти дочь губернатора. Хлестакова приняли за главнокомандующего, а Чичикова – берите выше! – за самого Наполеона!

– Как говорил один мой знакомый, бывший камергер Митрич, мы гимназиев не кончали, – вздохнул Остап. – Однако кое-что из уроков российской словесности я все же помню. Насколько мне известно, никто никогда не брал на себя смелость утверждать, будто Чичиков хоть отдаленно напоминает Хлестакова.

– Ошибаетесь, друг мой, – возразил я. – Один из первых рецензентов "Мертвых душ", весьма известный в ту пору русский литератор Николай Иванович Греч, прямо писал в своем отзыве о гоголевской поэме "Чичиков жестоко смахивает на Хлестакова".

– Пардон. Вам виднее, – сказал Остап. – Но я с этим господином решительно не согласен.

– Однако, господа, – возвысил я голос, – мы с вами не дослушали показания господина Ноздрева. Если позволите, я хотел бы задать ему еще один вопрос.

– Да зачем это? – сказал Тугодум. – Ведь ясно же, что он все врет. Сколько ни старайтесь, вы все равно не услышите от него ни словечка правды.

– А вот это мы сейчас увидим... Господин Ноздрев! – продолжил я допрос свидетеля. – Скажите, не приходилось ли вам слышать что-нибудь насчет того, что Чичиков будто бы покупал крестьян на вывод в Херсонскую губернию?

В ответ раздался сочный жизнерадостный хохот.

– Ха-ха-ха!.. Он? На вывод?.. Крестьян?!. Херсонский помещик?!. И вы поверили?.. Да он скупал мертвых!

– Как мертвых? – ошеломленно спросил Джингль.

– А вот так! Приехал ко мне, да и говорит: "Продай мертвых душ!" Я так и лопнул от смеха. Приезжаю в город, а мне говорят: Чичиков, мол, накупил три миллиона крестьян на вывод. Каких на вывод! Да он торговал у меня мертвых! Истинную правду вам говорю: он торгует мертвыми душами. Клянусь, нет у меня лучшего друга, чем он. Вот я тут стою, и, ежели бы вы мне сказали: "Ноздрев! Скажи по совести, кто тебе дороже, отец родной или Чичиков?" – скажу: "Чичиков". Ей-Богу... Но за такую штуку я бы его повесил! Ей-Богу, повесил!..

Джингль в растерянности покачал головой.

– Много слышал вранья, сэр. Сам не дурак сплести историю. Воображение работает. Язык подвешен недурно. Весьма. Но такой чепухи отродясь не слыхивал.

– А между прочим, как раз сейчас он сказал чистую правду, – вмешался Тугодум.

– Не смешите меня, сэр! – распалился Джингль. – Печатал фальшивые ассигнации, говорите вы? Верю! Хотел увести дочь губернатора? Безусловно верю. Сам не раз был замешан в таких делишках. Дон Болеро Фицгиг. Гранд. Единственная дочь Донна Христина. Прелестное создание. Любила меня до безумия. Ревнивый отец. Великодушная дочь. Романтическая история. Весьма...

– Эту романтическую историю знает каждый, кто читал "Записки Пиквикского клуба", – прервал я его воспоминания. – Если вы хотите сказать что-нибудь по существу дела, Джингль, держитесь ближе к теме.

– Извольте, сэр! Я хочу сказать, что ни на грош не верю в эту историю про мертвецов. Мистер Чичиков торговал мертвецами, говорите вы? – обернулся он к Ноздреву. – Чепуха, сэр! На что могут понадобиться мертвецы? Какая от них польза?

– Он не мертвецов покупал, а только списки, – попытался объяснить ему Тугодум. – В списках они числились как живые. И поэтому он мог получить за них кучу денег.

– Куча денег? За мертвецов? Сказка, сэр! И прескверная сказка. Весьма.

– Да объясните же им! – обернулся ко мне Тугодум. – Они все тут наверняка не читали "Мертвые души". А я, хоть и читал, честно говоря, тоже не очень-то понимаю, в чем состоял смысл всех этих махинаций Чичикова.

Убедившись, что никто из собравшихся толком не понимает, да и не может понять, в чем состоял смысл задуманной Чичиковым аферы, я попытался как можно проще им это растолковать.

– Существовал опекунский совет, – начал я. – Каждый помещик мог заложить туда принадлежавших ему крепостных И получить под этот залог определенную, причем немалую, сумму денег. Сделка, разумеется, совершалась только на бумаге. Закладываемых крестьян никто и в глаза не видел. Вот Чичиков и придумал: скупить по дешевке умерших крестьян, которые по документам значились как живые. А потом...

– Понимаю, сэр! – радостно прервал меня Джефф Питерс. – Знал я одного такого мерзавца. Альфред Э. Рикс звали эту жабу. Он разделил на участки те области штата Флорида, которые находятся глубоко под водой, и продавал эти участки простодушным людям в своей роскошно обставленной конторе в Чикаго.

– Да нет же! – закричал Тугодум. – При чем тут этот ваш Альфред Э. Рикс? Второго такого ловкача, как Чичиков, вам не найти!

– Боюсь, друг мой, что ты слишком уж категоричен, – улыбнулся я. – В каком-то смысле Чичиков, конечно, не повторим. – Но... Позвольте, друзья, я прочту вам, что писал о Чичикове знаменитый русский революционер Петр Кропоткин.

Достав из кармана пиджака блокнот с заранее заготовленными выписками, я полистал его, нашел нужную цитату и прочел:

– "Чичиков может покупать мертвые души или железнодорожные акции, он может собирать пожертвования для благотворительных учреждений..."

– Как я для беспризорных детей? – вмешался Остап.

– Совершенно верно, – кивнул я. – Вы, Остап, в известном смысле тоже ведь ученик Чичикова. Весьма способный ученик, не спорю, но... Впрочем, позвольте, я дочитаю до конца рассуждение господина Кропоткина. "... Он может собирать пожертвования для благотворительных учреждений. Это безразлично. Он остается бессмертным типом: вы встретитесь с ним везде. Он принадлежит всем странам и временам: он только принимает различные формы, сообразно условиям места и времени".

– Вот это верно! – восторженно выкрикнул Джефф Питерс. – Ну прямо точка в точку про эту жабу Альфреда Э. Рикса, с которым я встретился, шагая по шпалам железной дороги Арканзас-Техас.

– Чтобы уж совсем покончить с такой трактовкой образа Павла Ивановича Чичикова, – сказал я, – позвольте, я прочту вам несколько слов из статьи о "Мертвых душах", написанной одним из современников Гоголя. Вот как автор этой статьи характеризует милейшего Павла Ивановича...

Перелистнув несколько страниц в своем блокноте, я нашел нужную выписку и прочел:

– "Это человек с сильною натурою, сжатою в одно чувство. Чувство почти животное, но которому он подчинил все прочие человеческие чувства: дружбу, и любовь, и благодарность... И это чувство – корыстолюбие".

– Вы хотите сказать, – задумчиво спросил Остап, – что Павел Иванович Чичиков, как и я, идейный борец за денежные знаки?

– Пожалуй, – улыбнулся я. – Или, как назвал его сам Гоголь, приобретатель.

На лице Остапа отразилось сомнение, которое он тут же выразил своим любимым словечком, выражавшим у него, по мере надобности, любые оттенки чувств.

– Пар-рдон! – сказал он. – Один вопрос. Если я правильно понял ситуацию, эти сделки по приобретению мертвых душ, которые заключал Чичиков, были не вполне... как бы это сказать... одним словом, они были незаконные?

– Конечно, незаконные! – опередил меня Тугодум.

– А с каких пор вы стали таким строгим законником, дорогой Остап? насмешливо спросил я.

– Вам должно быть известно, что я всегда свято чтил Уголовный кодекс, оскорбился великий комбинатор. – Но дело не в этом. Если сделки были незаконные, вся эта история, описанная Гоголем, выглядит... пардон... как бы это выразиться поделикатнее... не совсем правдоподобной.

– Как это неправдоподобной? Почему? – удивился Тугодум.

– Говорю это вам как юридическое лицо юридическому лицу, – хладнокровно объявил Остап. – Надеюсь, вам известно, что у меня в этой области имеется кое-какой опыт. Чтобы заключить незаконную сделку, надо найти партнера. Партнер же должен быть отъявленным негодяем. Увы, тут уж ничего не поделаешь: жизнь диктует нам свои суровые законы. Полагаю, вы не забыли, чего мне стоило разыскать всего лишь одного негодяя – почтеннейшего Александра ибн Ивановича Корейко. А этому вашему Чичикову негодяи попадаются буквально на каждом шагу. Что ни встреча, то новый негодяй.

– Это кого же вы называете негодяями? – спросил Тугодум.

– Да все они... Все, кто соглашается продать Чичикову мертвые души, то есть вступить с ним в незаконную сделку, – любезно пояснил Остап. – Плюшкин, Манилов, Коробочка... Порядочный человек на такое темное дело не пойдет. Вот я и спрашиваю вас: откуда там набралось такое количество жуликов?

– Вы просто не читали "Мертвые души"! – засмеялся Тугодум. – Манилов... Коробочка... Да какие же они жулики?

– Погоди, друг мой, – оборвал я его. – Не горячись. Точка зрения, которую сейчас так убедительно изложил Остап Ибрагимович, была уже высказана однажды. И высказана человеком весьма компетентным.

– Это кем же? – спросил Тугодум.

– Знаменитым французским писателем Проспером Мериме... Позвольте, господа, – обратился я к публике, – я прочту вам несколько слов из его статьи, которая называется "Николай Гоголь".

– Просим!

– С удовольствием! – раздалось со всех сторон. И только один мрачный голос недовольно буркнул:

– А зачем нам это?

– Затем, что это имеет самое прямое отношение к обсуждаемому нами вопросу, – ответил я. – Итак, господа, прошу внимания!

Достав из другого кармана своего пиджака книжечку Мериме, я раскрыл ее на заранее заложенной странице и прочел:

– "Основной недостаток романа господина Гоголя неправдоподобие..."

– Слушайте! Слушайте! – крикнул Остап.

– "Я знаю, мне скажут, что автор не выдумал своего Чичикова, продолжал я читать, – что в России еще недавно спекулировали мертвыми душами... Но мне кажется неправдоподобной не сама спекуляция, а способ, которым она была проделана. Сделка такого рода могла быть заключена лишь между негодяями..."

– Я всегда говорил, что Мериме – это голова! – снова не смог сдержать своих чувств Остап.

– "Какое мнение можно составить о человеке, желающем купить мертвые души? – продолжал я зачитывать цитату из Мериме. – Что он: сумасшедший или мошенник? Можно быть провинциалом, можно колебаться между двумя мнениями, но нужно быть все же негодяем, чтобы заключить подобную сделку".

– Золотые слова! – воскликнул Джингль. – Так оно и есть, сэр! Уж поверьте моему опыту. Среди так называемых порядочных людей полно негодяев. И среди героев господина Гоголя их так же много, как и в любом уголке Вселенной. Крайне много. Весьма.

– А я вам говорю, что найти настоящего негодяя не так то просто! продолжал стоять на своем Остап.

– Не спорьте, господа, – остановил их я. – Ведь это так легко проверить. Давайте позовем сюда кого-нибудь из персонажей "Мертвых душ" и попросим его охарактеризовать всех своих друзей и знакомых. Всех вместе и каждого в отдельности.

– Отличная мысль. Великолепная идея. Блистательный эксперимент. Весьма! – обрадовался Джингль.

– Итак, кого из персонажей "Мертвых душ" мы вызываем? – спросил я.

– Кого хотите, – великодушно махнул рукой Остап.

– Только, чур, не Манилова, – сказал Тугодум.

– В самом деле, Манилову верить нельзя, – согласился я – Он их всех словно патокой обмажет. Уж лучше давайте позовем Собакевича.

– Да... Этот патокой обмазывать не станет! – засмеялся Тугодум.

Собакевич, который тем временем уже оказался перед столом президиума, как видно, услыхал эту реплику Тугодума и тотчас на нее отреагировал.

– Это верно, – пробурчал он. – Мне лягушку, хоть сахаром ее облепи, не возьму ее в рот.

– Это нам известно, – улыбнулся я. – Скажите, господин Собакевич, какого вы мнения о вашем соседе господине Манилове?

– Мошенник, – убежденно ответил Собакевич.

– Это Манилов мошенник? – изумился Тугодум.

– В самом деле, – поддержал его я. – Мне казалось, что он, скорее, сам может стать жертвой мошенничества.

Но Собакевич стоял на своем.

– Мошенник, мошенник, – хладнокровно подтвердил он. – Продаст, обманет, да еще и пообедает с вами. Я их всех знаю: это все мошенники. Весь город такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет.

– Ну а Плюшкин? – спросил я.

Собакевич отреагировал незамедлительно:

– Это такой дурак, какого свет не производил.

– Гм... Дурак? – не смог я скрыть своего удивления. – Мне, признаться, казалось, что у него совсем другие недостатки.

– Дурак и мошенник, – повторил Собакевич. – И вор к тому же, – добавил он, подумав.

– А Ноздрев? – спросил Тугодум – Интересно, что он скажет о Ноздреве, шепнул он мне.

– Он только что масон, а такой же негодяй, как они все, – не задумываясь отвечал Собакевич. – И скряга. Такой скряга, какого вообразить трудно. В тюрьме колодники живут лучше, чем он.

– Какой же он скряга! – попытался поспорить с ним Тугодум – Вы, наверно, его с Плюшкиным спутали.

Собакевич на это отвечал:

– Все они одинаковы. Все христопродавцы. Разве только Коробочка... Да и та, если правду сказать, свинья.

– Как? И она, по-вашему, тоже мошенница? – разинул рот Тугодум.

– Сказал бы другое слово, – мрачно пробурчал Собакевич, – да только что в такой благородной компании неприлично. Она, да еще этот бандит Манилов это Гога и Магога!

– Ну что, господа? Что я вам говорил? – ликовал Джингль. – Теперь вы сами убедились: я был прав. Все негодяи. Все подлецы. Все жулики. Все до одного люди замаранные. Весьма.

– Если верить Собакевичу, это действительно так, – согласился я Однако ведь Собакевич... Впрочем, сейчас вы сами все поймете... Скажите, друг мой, – обратился я к Собакевичу. – Знаете ли вы мистера Пиквика?

– Как не знать, – отвечал Собакевич. – Его тут у нас каждая собака знает.

– И какого вы мнения о нем?

– Первый разбойник в мире.

Этот свой приговор Пиквику Собакевич произнес с такой же твердой убежденностью, с какой он отпускал все прежние свои нелестные характеристики.

– Пиквик разбойник?! – еле смог выговорить Джингль.

– И лицо разбойничье, – с тою же мрачной убежденностью продолжал Собакевич. – Дайте ему только нож, да выпустите его на большую дорогу, зарежет, за копейку зарежет.

Тут к Джинглю вернулся дар речи.

– Клевета, сэр! – завопил он. – Наглая, постыдная ложь! Пиквик золотое сердце! Добряк из добряков! Сам убедился. Был виноват перед ним. Весьма. Но раскаялся... Нет, сэр! Пиквика я вам в обиду не дам. Всякий, кто посмеет сказать что-нибудь плохое про Пиквика, будет иметь дело со мной! Сейчас же, сэр, возьмите назад свои позорные слова, или я вырву их у вас из глотки вместе с языком!

– Успокойтесь, Джингль, – умиротворяюще сказал я. – Репутации мистера Пиквика ничто не угрожает... Про Пиквика я спросил его нарочно, ради вас. Чтобы вы, так сказать, на собственном опыте убедились, как можно доверять отзывам Собакевича. Нет, дорогие друзья! В том-то и дело, что партнеры Чичикова по его жульническим сделкам вовсе не негодяи!

Джингль сокрушенно потупился:

– Сам вижу. Обмишурился. Дал маху. Ошибся. Весьма. Какие там негодяи! Смешные провинциалы. Простаки вроде мистера Уордля.

– Вот это верно! – сказал Тугодум. – И выходит, что "Мертвые души" тоже плутовской роман.

– Это почему же? – поинтересовался я.

– Ну как же! Ведь вы сами мне объяснили, что там всегда в центре ловкий плут, который разъезжает по свету и всех кругом дурачит.

– Кто скажет, что это не так, пусть первый бросит в меня камень, решил подвести итоги Остап. – В связи с этим предлагаю принять господина Чичикова не в почетные, а в действительные члены нашего славного Сообщества!

– Правильно!..

– Верно!

– Браво!..

– Гип-гип, ура! – радостно откликнулся на это предложение зал.

Тугодум ликовал вместе со всеми. И только я один не принимал участия в этом общем ликовании. – А вы что? Не согласны? – спросил у меня Тугодум, почуяв неладное.

– Ты, как всегда, поторопился, мой друг, – сказал я, и сбил с толку все это почтенное собрание... Нет, господа! – повысил я голос – "Мертвые души" не плутовской роман. Во-первых, потому, что Манилов, Плюшкин, Коробочка – не просто деревенские простаки, ставшие жертвами плута. Они сами – мертвые души. А во-вторых, что ни говори, Чичиков – не совсем обыкновенный плут. Поэтому я бы все-таки советовал вам принять его не в действительные, а в почетные члены вашего славного Сообщества... Этой высокой чести он безусловно достоин.

– Хоть убейте, а я так и не понял, что вы имели в виду, когда сказали, что Чичиков не совсем обыкновенный плут? – спросил меня Тугодум, когда мы с ним наконец остались одни.

– Ты правильно сделал, что не стал спрашивать меня об этом там, сказал я. – Вопрос этот не такой уж простой, и нам с тобой лучше обсудить его...

– Без них?

– Во всяком случае, не в этой густой и пестрой толпе... Скажи, я ведь не ошибся? По-моему, ты был слегка обескуражен, когда Ноздрев, этот вдохновенный лгун, вдруг сказал правду.

– Про то, что Чичиков скупал мертвые души? Ну да, конечно... Войдите в мое положение: то я ору, что ни одному его слову нельзя верить, а то вдруг сам же за него и заступаюсь. Хотя, знаете, как говорят в таких случаях: даже часы, которые стоят, один раз в сутки показывают время правильно.

– Два раза, – поправил я.

– Да, часы два раза. А вот Ноздрева на два раза не хватило. Один раз не соврал, и то спасибо.

– Ошибаешься. Он не только про мертвые души не соврал. Вспомни-ка его реплику про Наполеона. "Они с Чичиковым, – сказал он, – одного поля ягоды".

– Ну, знаете! – возмутился Тугодум – И это, по-вашему, правда? Наполеон, что ни говори, был человек не обыкновенный. А Чичиков... Это только такой пустозвон, как Ноздрев, мог поставить Чичикова на одну доску с Наполеоном.

– О нет! – возразил я – Сопоставление это вовсе не так глупо. И принадлежит оно не Ноздреву...

– А кому же?

– Самому Гоголю.

– Хоть убейте, не понимаю, про что вы толкуете! – возмутился Тугодум. Неужели вы всерьез считаете, что между Наполеоном и Чичиковым и в самом деле есть что-то общее? Да мало ли что там могло померещиться Ноздреву или дураку полицмейстеру!

– Ладно, – сказал я. – Оставим Ноздрева. Оставим полицмейстера. Позволь я напомню тебе знаменитые строки Пушкина: "Мы все глядим в Наполеоны. Двуногих тварей миллионы для нас орудие оно..." Это ведь сказано именно про таких людей, как Чичиков. Про тех, для кого люди всего лишь "двуногие твари", которыми можно торговать напропалую, как торговал ими Чичиков. Нет, друг мой! Что ни говори, а на этот раз, как это ни парадоксально, вдохновенный врун Ноздрев сказал чистую правду. Чичиков действительно похож на Наполеона. И не только внешне. Ты только вдумайся в глубинный смысл этого сходства!