Текст книги "Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев"

Автор книги: Бенедикт Сарнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

– Когда же это было? – заинтересовался Тугодум.

– В шестнадцатом и семнадцатом веках. Вообще-то говоря, образ плута в мировой литературе появился гораздо раньше. Образ предприимчивого и аморального пройдохи можно встретить и в античной литературе. В комедиях древнеримского сатирика Плавта, в "Сатириконе" древнеримского писателя Петрония. Ну, а кроме того, некоторые литературоведы склонны причислять к жанру плутовского романа также и знаменитые романы восемнадцатого столетия: "Молль Флендерс" Даниэля Деффо, "История Тома Джонса, найденыша" Филдинга, "Приключения Перигрина Пикля" Смоллетта...

– Ну и ну? – прервал эту мою маленькую лекцию Тугодум. – Кто бы мог подумать, что этих плутов в мировой литературе окажется такая чертова пропасть!

– Да, – согласился я. – Если собрать их всех вместе, выйдет огромная толпа народа. Лично я, правда, склонен согласиться с той частью литературоведов, которые считают, что понятие "плутовской роман" следует строго ограничить рамками определенной эпохи.

– Вот это верно! – с неожиданной горячностью поддержал меня Тугодум. Обязательно надо ограничить!

Эта неожиданная бурная реакция Тугодума сильно меня удивила.

– Вот как? – не без иронии откликнулся я. – У тебя, значит, тоже есть своя точка зрения на эту проблему?

– Да нет, – смутился Тугодум. – Просто я подумал, что, если количество всех этих плутов не ограничить, я совсем запутаюсь.

– Ну что ж, – сказал я. – Рад, что наши мнения по этому вопросу сходятся. Так вот, классическими примерами жанра плутовского романа принято считать следующие произведения: во-первых, знаменитый испанский роман шестнадцатого века "Жизнь Ласарильо с Тормеса, его невзгоды и злоключения".

– Погодите, – сказал Тугодум. – Так я ничего не запомню. Можно я буду записывать?

– Сделай милость, – кивнул я. – Следующим запиши роман испанского писателя Франциско де Кеведо-и-Вильегас "История жизни пройдохи по имени Дон Паблос". Ну, и чтобы не ограничиваться рамками одной только испанской литературы, можно добавить к этому списку еще роман англичанина Томаса Нэша "Злополучный скиталец, или Жизнь Джека Уилтона". Герои этих романов по праву могут считать себя действительными членами Всемирного Сообщества Плутов. А литературные герои других исторических эпох – почетными членами.

– А-а, – сказал Тугодум. – Теперь понял... А скажите, – после минутного колебания решился он задать мне новый вопрос, – они все там будут?

– Где? – удивился я.

– Ну, вот на этом заседании, куда они нас приглашают. – А это разве тебя смущает?

– Еще бы! Конечно, смущает. Ведь я же никого из них не знаю... Вы не могли бы устроить так, чтобы там были одни только почетные члены?.. Ведь Хлестакова они, как я понял из этого приглашения, собираются принимать в почетные, а не в действительные...

Я ободряюще потрепал Тугодума по плечу.

– Вот уж не думал, что ты так боишься новых знакомств. Впрочем, я догадываюсь, в чем тут дело. Тебя, наверно, испугало, что все они плуты, притом первостатейные. Того и гляди, обжулят, обдурят, обманут. Я угадал! Признайся!

– Да нет, – сказал Тугодум – Этого-то я как раз не боюсь.

– Так что же в таком случае тебя беспокоит?

– Просто я не хочу все время спрашивать вас: а кто это такой? А вот это? А вон тот? Поэтому, если можно, постарайтесь, пожалуйста, чтобы их там было как можно меньше. Ладно?

– Ладно, – кивнул я. – Постараюсь.

Судя по выражению лица Тугодума, выполнить это мое обещание мне не удалось. Я старался как только мог, но вопреки всем моим стараниям, толпа плутов собралась довольно большая. Во всяком случае, зал заседания был полон. За тремя столами, образующими гигантскую букву "П", уместилось по меньшей мере человек семьдесят. За коротким столом, представляющим собой перекладину "П", восседали члены президиума. Среди них Тугодум сразу узнал Джингля, Джеффа Питерса и Остапа Бендера. Еще несколько физиономий показались ему знакомыми. Но что касается тех, кто сидел за двумя длинными столами, так это были уже сплошь незнакомцы.

Первое, что бросилось Тугодуму в глаза, – это предельная пестрота и причудливость одежд. Были тут и оборванцы в живописных лохмотьях. Но были люди, одетые весьма щеголевато и даже роскошно. Специалист по истории костюма мог бы, демонстрируя эту толпу, прочесть довольно содержательную лекцию по истории одежды чуть ли не всех времен и народов. Чего тут только не было: и римские тоги, и брыжи, и камзолы, украшенные брюссельскими кружевами, и турецкие фески, и фраки, и сюртуки, и даже военные мундиры. Взглянув на эту пеструю толпу, можно было тотчас же сделать безошибочный вывод, что сословие плутов процветало всегда, во все времена, среди всех народов и всех классов общества.

В зале было шумно. Сперва Тугодум услышал лишь неразборчивый гул множества голосов, но вскоре он стал различать отдельные реплики:

– Сеньоры! Нам надо избрать председателя!

– Панург президент, пусть он и председательствует!..

– Панурга! Панурга в председатели!..

– А я предлагаю достопочтенного сеньора Ласаро!.

Но все эти возгласы покрыл мощный баритон Остапа Бендера:

– Тихо! Командовать парадом буду я!

Тотчас со всех сторон раздались одобрительные выкрики.

– Верно!

– Правильно!..

– Пусть председательствует сеньор Бендер!..

– Лучшего председателя нам не найти!..

Остап сделал выразительный жест, который можно было истолковать и как попытку утихомирить аудиторию, и как отказ от предлагаемой чести.

– Вы меня неправильно поняли, господа! – сказал он, как только шум в зале несколько поутих. – Я не общественный деятель. Я свободный художник и холодный философ. Именно поэтому я всегда старался держаться в тени. При нашей профессии оно как-то спокойнее.

– Не скромничайте, сэр! – крикнул со своего места Джингль. – Клянусь Меркурием, из вас получится преотличный председатель!

– Нет, нет, друзья, и не уговаривайте! – решительно возразил Остап. Даже в золотую пору моей административной карьеры, когда я управлял конторой "Рога и копыта" в Черноморске, даже и тогда председателем, вернее, зицпредседателем был не я, а почтенный господин Фунт. Он, кстати сказать, и сел в тюрьму, когда наша контора приказала долго жить.

– Неглупо. Весьма. Но кого же тогда в председатели? – сказал Джингль, обводя глазами сидящих в президиуме и словно выбирая, кого из них он охотнее всего принес бы в жертву в случае, если бы всю эту честную компанию здесь вдруг застукали констебли, альгвазилы, жандармы, полицейские или другие блюстители общественного порядка.

И тут взгляд его остановился на мне.

– А почему бы нам, – радостно поделился он с присутствующими мгновенно осенившей его идеей, – не сделать председателем сегодняшнего собрания нашего уважаемого гостя! Мысль, по-моему, недурная! А?.. Весьма!

– Мысль и в самом деле отличная! – поддержал его Остап. – Ведь именно с этой целью мы и пригласили вас, – обернулся он ко мне, – принять участие в нашем сборище. Не скрою, идея принадлежала мне...

– Иными словами, – улыбнулся я, – вы заранее приготовили мне роль зиц-председателя Фунта?

– Ах, что вы, маэстро, – возмутился Остап. – Вам роль председателя нашего собрания решительно ничем не грозит. Вы ведь не принадлежите к почтенному сословию плутов. Ни действительных, ни даже почетных.

– Вот как?! – запальчиво выкрикнул кто-то в дальнем конце зала. – Если он не плут, то кто же он?

– Он литературовед, – ответил Остап, полагая, как видно, что этим все сказано. Но, убедившись, что название моей профессии мало что сказало присутствующим, счел нужным пояснить. – Занятие литературоведа, господа, сродни тому, чем я занимался, составляя свое досье на господина Корейко. Надеюсь, вы помните: я изучил всю его подноготную, раскопал все его темные дела. Собрание фактов и документов, разысканных мною, образовало довольно увесистую папку, за которую Александр ибн Иванович вынужден был отвалить мне миллион рублей чистоганом.

– Уж не хотите ли вы сказать, сударь, – гневно воскликнул видный мужичина в густых бакенбардах, в котором я тотчас узнал Михаила Васильевича Кречинского. – Уж не хотите ли вы сказать, что этот господин, – обвиняющим жестом Кречинский указал на меня, – сыщик?

– Пусть он сам вам ответит, – пожал плечами Остап.

– В известном смысле это действительно так, – признался я. – Профессия литературоведа в чем-то действительно сродни ремеслу следователя. Вот, например, Александр Сергеевич Пушкин в свое время так тщательно и остроумно зашифровал строфы из десятой главы своего "Евгения Онегина", что их чуть ли не сто лет не могли расшифровать. Только в тысяча девятьсот десятом году эту задачу сумел решить литературовед Морозов. Так что профессия литературоведа в некотором смысле действительно близка профессии криминалиста.

– То есть сыщика? – выкрикнул голос из зала.

И тут же его поддержали другие голоса.

– Сыщик!

– Вы слышали? Он сыщик!..

– Сам признался!

– Нас предали, господа!

– Какая наглость! Кто посмел предложить сыщика в председатели самого представительного собрания самых выдающихся плутов всех времен и народов?!

– Лед тронулся, господа присяжные заседатели! – насмешливо прервал этот шквал обвинений Остап Бендер. – Я ведь уже сказал вам, что предложение это исходило от меня. Неужели моей рекомендации вам недостаточно? В таком случае еще раз напоминаю, что решение составить подробное досье на господина Корейко – а это, согласитесь, была недурная идея, – так вот, идея эта была внушена мне представителями той самой профессии, к которой принадлежит наш уважаемый гость. Полагаю, что уже только поэтому он заслужил право председательствовать на нашем собрании.

– Хорошо сказано, сэр! Внушительно. Впечатляет. Весьма, – отозвался Джингль.

– Возражений нет? Принято единогласно, – сказал Остап. – Итак, обернулся он ко мне, – вот вам председательский колокольчик, и – начнем!

Настроение толпы плутов, как и всякой другой толпы, быстро переменилось. Со всех сторон раздались одобрительные возгласы:

– Просим!..

– Брависсимо!..

– Гип-гип, ура!..

Я не стал ломаться, взял из рук Остапа председательский колокольчик и, быстро водворив с его помощью тишину, начал:

– Благодарю вас за честь, господа!.. Итак, в повестке дня у вас... виноват, у нас только один вопрос: прием в почетные члены Всемирного Сообщества Плутов Ивана Александровича Хлестакова. Сперва я хотел бы узнать, кому принадлежит эта замечательная идея. Вероятно, вам, Остап? Вы ведь у нас главный поставщик всех оригинальных идей?

Остап отозвался без ложной скромности:

– Бензин ваш, идеи наши. Так было всегда. Но на этот раз вы угадали только наполовину. Вернее, даже на треть. У господина Хлестакова целых три рекомендации. И только одна из них принадлежит мне.

– А кому остальные две? – спросил я.

– Джеффу Питерсу и Альфреду Джинглю.

– Прекрасно. Итак, сперва заслушаем рекомендации. Слово имеет Джефф Питерс, герой рассказов О. Генри из сборника "Благородный жулик". Прошу вас, Джефф!

Джефф Питерс, сидевший за столом президиума неподалеку от Остапа, встал и некоторое время озирался по сторонам, словно не мог решить, к кому ему надлежит обращаться: к председателю или к залу.

Наконец, решив этот сложный вопрос, он заговорил:

– По-моему, тут дело ясное, мистер председатель. Много я видывал жуликов на своем веку. Сам тоже не из последних в своем деле. Но где мне или даже такому талантливому мошеннику, как мой напарник Энди Таккер, где уж нам тягаться с мистером Хлестаковым.

Тут мой друг Тугодум не выдержал и, склонившись к моему уху, зашептал:

– Чего это он оскорбляет Хлестакова? Хлестаков, уж какой он ни есть, все-таки не жулик. И не мошенник.

– Неужели ты не понял, – тихо ответил я ему, – что в этой компании слово "жулик" – вовсе не оскорбление, а, наоборот, комплимент... Продолжайте, друг мой! – громко обратился я к Джеффу Питерсу. – Чем же так поразил ваше воображение Хлестаков?

– Судите сами, сэр! – развел руками Джефф. – Я то же не новичок в плутовском деле. За кого только не приходилось себя выдавать. Вот, например, в поселке Рыбачья Гора, в Арканзасе, я был доктор Воф-Ху, знаменитый индейский целитель. А Энди Таккер, мой напарник, выдавал себя за сыщика, состоящего на службе в Медицинском обществе штата. С помощью этой ловкой выдумки мы вытянули из мэра этого паршивого города двести пятьдесят долларов.

– Браво! – послышалось со всех сторон.

– Брависсимо!

– Ловкая штука, что и говорить!

Поощренный одобрением аудитории, Джефф слега увлекся воспоминаниями о своих былых подвигах.

– В другой раз мы с Энди организовали брачную контору, – начал он. Выдали себя за маклеров...

– Простите, Джефф, – прервал его я. – Я думаю, вам нет нужды так подробно рассказывать о ваших ловких проделках. Их знают все, кто читал рассказы О. Генри. Держитесь, пожалуйста, ближе к теме нашего заседания. Нас интересует ваше мнение о господине Хлестакове.

– Так я как раз к тому и клоню, – сказал Джефф. – За кого только, говорю, не приходилось себя выдавать... Но чтобы объявить себя ревизором, прибывшим из столицы с секретным предписанием! Чтобы так ловко обвести вокруг пальца не одного только мэра, а всех чиновников... Нет, сэр, что ни говори, а до этого ни я, ни Энди, ни кто другой из нашей братии еще не додумался.

Аудитория шумно поддержала оратора:

– Верно!..

– Что и говорить!..

– Такого ловкача не часто встретишь!..

Ободренный поддержкой, Джефф уверенно закончил:

– Вот я и говорю: тут даже и обсужлать-то нечего. Мистер Хлестаков, безусловно, украсит своей персоной всю нашу честную... виноват, я хотел сказать, всю нашу плутовскую компанию.

– Благодарю вас, Джефф. Ваша точка зрения нам ясна, – сказал я.

– Неужели вы с ним согласны? – снова не выдержал Тугодум.

– Погоди, друг мой, не торопись, – снова остановил его я. – Прения потом. Сперва послушаем всех рекомендателей.

Водворив с помощью председательского колокольчика тишину, я громко объявил:

– Слово предоставляется мистеру Альфреду Джинглю, герою романа Чарльза Диккенса "Записки Пиквикского клуба".

Джингль вскочил и, слегка одернув фалды своего видавшего виды зеленого фрака, раскланялся на все стороны:

– Честь имею. Джингль. Альфред Джингль. Эсквайр. Из поместья "Голое место".

– Я полагаю, что все присутствующие достаточно хорошо вас знают, Джингль, – прервал его я. – Поэтому вам нет нужды представляться. Лучше расскажите нам, что вы думаете об Иване Александровиче Хлестакове.

Джингль заговорил в своей обычной манере – короткими, отрывистыми фразами:

– Ловкий мошенник. Весьма. Я тоже малый не промах. Особенно по женской части. Прекрасная Рэйчел. Любовь с первого взгляда. Смешная старуха. Хочет замуж. Увез. Но брат любвеобильной леди, мистер Уордль, догнал. Пригрозил разоблачением. Потребовал компенсации. Дорогое предприятие... почтовые лошади девять фунтов... лицензия три... уже двенадцать. Отступных – сто. Сто двенадцать. Задета честь. Потеряна леди...

Тут я вновь был вынужден прибегнуть к помощи председательского колокольчика.

– Эту историю вашего наглого вымогательства знают все, кто читал "Записки Пиквикского клуба", – сказал я, когда шум в зале слегка утих. – Не стоит рассказывать нам здесь всю свою биографию, Джингль. Вас просят сообщить только то, что имеет отношение к Хлестакову.

Джингль отвесил поклон мне, затем – такой же почтительный поклон всему собранию.

– Хорошо вас понял, сэр! Смею заверить вас, джентльмены, больше ни на йоту не уклонюсь в сторону. Вынужден, однако, немного сказать о себе. Коротко. Весьма... Тысячи побед. Но ни разу – верите ли, джентльмены! – ни разу Альфред Джингль не пытался одновременно ухаживать за матерью и дочерью. Притом с таким успехом. Сперва на коленях перед матерью. Конфуз. Но... Мгновенье – и выход найден! "Сударыня, я прошу руки вашей дочери!" Ловко. Находчиво. Остроумно. Весьма. Я бы так не смог, сэр! По этому от души рекомендую мистера Хлестакова. Он по праву займет среди нас самое почетное место. Это будет только справедливо, джентльмены! Весьма!

Аудитория снова выразила шумное одобрение:

– Верно!..

– Он прав, черт возьми!..

– Тысячу раз прав!..

Мне вновь пришлось прибегнуть к помощи председательского колокольчика. Водворив тишину, я сказал:

– Спасибо, Джингль. Вы высказались, как всегда, коротко и ясно. Ну, а теперь слово за вами, дорогой Остап! Вы то же за то, чтобы сделать Хлестакова почетным членом Сообщества Плутов?

Как это было принято в его любимом Черноморске, Остап на вопрос ответил вопросом:

– А вас это удивляет?

– Конечно, удивляет! – вмешался Тугодум – Вы ведь не простой плут, решил он польстить Остапу. – Вы великий комбинатор. Неужели и вам тоже Хлестаков кажется таким уж ловкачом?

– Молодой человек, вы мне льстите, – парировал Остап. – Но я не падок на лесть. Надеюсь, вы помните мою скромную аферу в Васюках? – обратился он к аудитории. – Ну да, когда я выдал себя за гроссмейстера. Жалкая выдумка, по правде говоря. Во всяком случае, в сравнении с блистательной аферой месье Хлестакова. Что ни говори, а ревизор – это вам не гроссмейстер. Перед гроссмейстером робеют, и то – лишь до первого его проигрыша. А перед ревизором все трепещут...

– Но ведь Хлестаков, – снова не выдержал Тугодум, – даже и не думал выдавать себя за ревизора. Они сами...

– Пардон! – оборвал его Остап. – Не будем отвлекаться. Известно ли вам, молодой человек, какую прибыль я извлек из своей шахматной аферы?

– Ну, я не помню, – растерялся Тугодум. – Кажется, рублей тридцать...

– Тридцать семь рублей с копейками, – уточнил Остап. – Шестнадцать за билеты и двадцать один рубль из кассы шахматного клуба. А Хлестаков...

– Так ведь он... – попытался снова вмешаться Тугодум.

Но не такой человек был Остап Бендер, чтобы можно было так просто прервать его речь.

– Пардон! – снова остановил он Тугодума. – Я не кончил, господа присяжные заседатели! Надеюсь, вы не забыли, как мы с Кисой Воробьяниновым удирали из Васюков. Сперва я мчался по пыльным улочкам этого жалкого поселка городского типа, как принято нынче называть такие захолустные населенные пункты, а за мною неслась орава шахматных любителей, грозя меня растерзать. А потом мы с Кисой чуть не утонули, и только счастливая случайность...

Тут я счел нужным прервать эти воспоминания Остапа.

– Напоминаю вам, дорогой Остап Ибрагимович, – сказал я, – что все эти подробности хорошо известны читателям Ильфа и Петрова...

– Еще пардон! – снова не дал себя прервать Остап. – А теперь вспомните, как комфортабельно покидал уездный город N. мой подзащитный месье Хлестаков. На тройке! С бубенцами! Одураченный городничий ему еще ковер персидский в коляску подстелил!

– Ну, вам тоже особенно прибедняться не стоит, – улыбнулся я. – Бывали ведь и у вас такие удачи. Вспомните Кислярского, у которого вы в Тифлисе так талантливо выманили...

– Какие-то жалкие триста рублей! – на лету подхватил мяч Остап. – А мой подзащитный у одного только почтмейстера схватил триста! Да триста у смотрителя народных училищ! А у Земляники – целых четыреста! Про шестьдесят пять рублей, взятых у Добчинского и Бобчинского, я уж и не говорю... Да, пардон!.. Я совсем забыл про Ляпкина-Тяпкина! Видите? Это уже за тысячу перевалило. Нет, дорогой председатель! И вы, господа присяжные заседатели! Признайтесь, что по сравнению с деяниями моего подзащитного, мои скромные подвиги, даже те из них, которые предусмотрены Уголовным кодексом, имеют невинный вид детской игры в крысу.

Скромное уподобление блистательных авантюр великого комбинатора детской игре в крысу искренне меня позабавило. Впрочем, мне всегда нравилась его своеобразная манера выражать свои мысли. Я ценю хорошую шутку. Однако шутки шутками, а дело – делом.

– Как вы полагаете, дорогой Остап... – начал я.

Но тут меня снова прервал Тугодум.

– Да объясните вы ему наконец, – почти закричал он, – что Хлестаков никаких денег ни у кого не выманивал! Они сами совали ему эти деньги. А он, может быть, даже и не догадывался, что его принимают за ревизора!

– Так я в это и поверю! – пожал плечами Остап. – Как говорила в таких случаях моя приятельница, Эллочка Щукина, – шутите, парниша!

– Не будем спорить, друзья, – сказал я. – У меня есть предложение. Давайте пригласим сюда Хлестакова, и пусть он сам честно и правдиво расскажет нам, как было дело.

Это предложение было встречено с энтузиазмом.

– Прекрасно!.. – послышалось со всех сторон.

– Отличная мысль!..

– А вот и он...

– Нет, господа, вы только поглядите на его лицо! Ну прямо ангел небесный!..

– Невинный ягненок!..

– Даже я не мог бы притворяться с таким искусством...

На этот раз мне пришлось довольно долго действовать моим председательским колокольчиком, чтобы утихомирить этот взрыв чувств, вызванный появлением Хлестакова.

– Иван Александрович! – обратился я к вновь прибывшему, когда страсти улеглись. – Я прошу вас откровенно ответить почтенному собранию на несколько вопросов.

Хлестаков не без изящества поклонился:

– Извольте, господа! Я готов!

– Ваши рекомендатели изобразили здесь дело таким образом, что вы якобы с умыслом выдали себя за ревизора...

– Само собой, с умыслом, – легко согласился Хлестаков. – Ведь на то и живешь, чтобы срывать цветы удовольствия.

Признание это вызвало бурю восторга. Вдохновленный успехом, который имели его слова, Хлестаков продолжал все с большим воодушевлением:

– Слава Богу, мне не впервой выдавать себя за высокопоставленных особ. Однажды я даже выдал себя за главнокомандующего. Солдаты выскочили из гауптвахты и сделали мне ружьем. А один офицер, который мне очень знаком, после мне говорит: "Ну, братец, ну и ловок же ты! Представь, даже я и то совершенно принял тебя за главнокомандующего..."

– И после этого вы станете меня уверять, что этот человек не выдающийся мошенник? – подал реплику Джефф Питерс.

– Натурально, выдающийся, – мгновенно обернулся к нему Хлестаков. – Со многими знаменитыми жуликами знаком. С Лжедмитрием на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: Ну что, брат Лжедмитрий?" – "Да так, брат", отвечает. Большой оригинал. "Полно уж тебе, говорит, – на мелочи размениваться, за всякую мелкую сошку себя выдавать. Учись, – говорит, – у меня! Пора уж тебе выдавать себя за государя императора!" Ну, я тотчас взял да и выдал себя за государя. Всех изумил.

Пораженный нахальством Хлестакова, я не удержался от насмешки.

– Скажите, Иван Александрович, – вкрадчиво спросил я, – а знаменитая княжна Тараканова, которая выдавала себя за законную претендентку на российский престал, это случайно, были не вы?

Но моя ирония разбилась вдребезги о непробиваемую стену хлестаковского легкомыслия.

– Натурально, это был я! – тотчас согласился Хлестаков.

– Да ведь она же была женщина! – не выдержал Тугодум.

– Ах да, правда, она точно была женщина, – легко подхватил Хлестаков. Но была еще другая княжна Тараканова, так то уж был я!

– Лед тронулся! Лед тронулся, господа присяжные заседатели! – радостно повторил свою любимую реплику Остап. – Теперь, я надеюсь, вы все убедились, что в лице месье Хлестакова мы столкнулись с мошенником высочайшего класса. Поистине ему нет среди нас равных. Я предлагаю избрать его президентом нашего славного Сообщества. Надеюсь, Панург не станет возражать и добро вольно сложит с себя полномочия в пользу моего подзащитного.

Аудитория шумно поддержала предложение Остапа:

– Правильно!..

– Верно!..

– Долой Панурга!..

– Да здравствует Хлестаков!..

Хлестаков приосанился. Лицо его приняло важное, надменное выражение. В эту минуту его и впрямь можно было принять за высокопоставленную особу.

– Извольте, господа! – величественно сказал он. – Я принимаю ваше предложение. Так и быть, я принимаю... Только у меня чтоб – ни-ни!.. Уж у меня ухо востро!..

– Да что же это такое! – окончательно вышел из себя Тугодум. – Что это с ними? С ума они все посходили, что ли? Неужели не понимают, что все это ложь! Ложь от начала и до конца! Все ведь было совсем не так. Эти чиновники сами по глупости приняли его за ревизора...

– По глупости? – усомнился Джефф Питерс. – Ну, нет! Так не бывает. Один дурак, еще куда ни шло. Но чтоб все чиновники в городе вдруг оказались дураками...

– Что верно, то верно, – подтвердил его коллега Энди Таккер. – К сожалению, так не бывает.

– Да, так не бывает... – горестным вздохом прошелестело по залу. Видно было, что все собравшиеся здесь плуты были бы счастливы, если бы мир состоял из одних только дурачков и простофиль. Но, увы... О таком счастье можно было разве только мечтать.

– Господа! – воспользовался я общим замешательством – Позвольте, я внесу некоторую ясность. Вы совершенно правы: одной только глупостью чиновников тут ни чего не объяснишь. И тем не менее мой друг Тугодум сказал вам чистую правду. Хлестаков действительно обманул вас! он вовсе не выдавал себя за ревизора.

– Как не выдавал?..

– Вот так штука!..

– Не может быть! – посыпалось со всех сторон.

– Если почтенное собрание не возражает, – сказал я, – мы сейчас пригласим сюда главного виновника всей этой истории, и он сам вам все объяснит.

В тот же миг перед изумленными плутами предстал гоголевский городничий.

– Честь имею представить вам, господа! – объявил я. – Антон Антонович Сквозник-Дмухановский! Городничий... Милостивый государь, – обратился я к Антону Антоновичу, который, мало чего соображая, стоял, вытянувшись в струнку, держа в полусогнутой левой руке свою форменную треуголку, а правой придерживая шпагу. – Милостивый государь! Благоволите объяснить почтенному собранию, как вышло, что вы господина Хлестакова, персону, по правде говоря, не слишком внушительную, приняли за важную особу? Это он, что ли, так ловко пустил вам пыль в глаза?

– То-то и горе, что не он, – прохрипел городничий. Я... Я сам во всем виноват. Сам приехал к нему в нумер, сам намекнул: понимаю, дескать, что ты за птица. Можно сказать, почти насильно уговорил принять титло вельможи.

– Что же побудило вас совершить такой странный поступок? – спросил я. Разве уж так он был похож на государственного человека?

– Он?! Похож!! – взъярился городничий. – Да ничего в этом вертопрахе не было похожего на ревизора! Вот просто ни на полмизинца не было похожего!

– Как же вы так обмишурились?

Из груди городничего вырвался горестный вздох.

– То-то и обидно! Тридцать лет на службе. Ни один купец, ни один подрядчик не мог провести. Мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! – Он махнул рукой. – Нечего и говорить про губернаторов...

– Так что же все-таки произошло? – настаивал я. – Что могло заставить вас, человека опытного и совсем неглупого, так чудовищно промахнуться?

– Эх, ваше превосходительство! – в сердцах воскликнул городничий, приняв, как видно, на сей раз уже меня за ревизора. – Будто вы сами не знаете... Страх заставил, вот что!

– А откуда он взялся, этот страх? – продолжал я наступать на городничего. – Почему, собственно, вы так испугались?.. Говорите, не бойтесь, здесь все свои.

– Да как же было не испугаться-то? – удивился городничий. – Кто из нас Богу не грешен, царю не виноват? Рыло-то в пуху! А тут – как гром среди ясного неба – едет, мол, ревизор. Да с секретным предписанием. Да инкогнито!.. Ну, у меня вся душа от страха так в пятки и ушла. А с нею вместе и последние остатки разума.

– Благодарю, – удовлетворенно кивнул я. – Благодарю вас, Антон Антонович. Я вполне удовлетворен вашим объяснением. Вы можете быть свободны.

Городничий исчез, словно растворился в воздухе.

– Ну, друзья мои! – обратился я к собранию – Теперь, я надеюсь, вам ясно, что главный плут в комедии Гоголя "Ревизор" вовсе не Хлестаков, а...

– Городничий! – радостно выкрикнул Тугодум.

– Собственно, не один городничий, – поправил его я, – а все чиновники. Все до одного. Все они плуты, мошенники, взяточники, у всех у них рыльце в пушку. Потому-то все они и перепугались смертельно, узнав, что к ним в город едет ревизор.

– И все-таки, что ни говорите, – сказал Остап, – а этот Хлестаков тоже плут порядочный. Вы только вспомните, как ловко он тут нас всех охмурил. Почище, чем ксендзы Адама Козлевича. Даже я и то ему поверил. Может быть, мы все-таки примем его в нашу теплую компанию? – обратился он к собранию.

– Нет! – обрушилось на него со всех сторон.

– Ни за что!

– Он самозванец!..

– Гнать прочь этого нахала!

– Уж лучше примем в почетные члены всю компанию этих плутов-чиновников во главе с городничим!

– Я могу предложить вам нечто лучшее, – сказал я, когда страсти улеглись. – В другом знаменитом сочинении Николая Васильевича Гоголя выведен настоящий плут. Настоящий мошенник. Настоящий авантюрист.

– Ой! – воскликнул Тугодум. – Я знаю, про кого вы подумали. Это идея! Тут уж никто не подкопается...

– За чем же дело стало? – обрадовался Джингль. – Назовите имя! Сразу и проголосуем. Лично я – за! Обеими руками! Ваша рекомендация, дорогой сэр, ценится дорого. Весьма.

– Э, нет, – возразил я. – Серьезные дела так не делаются. Не исключено, что кто-нибудь даст отвод моему кандидату. Или выяснятся еще какие-нибудь новые, неожиданные обстоятельства. Ничего не поделаешь, придется нам с вами посвятить этому вопросу еще одно, специальное заседание. До новой встречи в этом же зале, господа!

ВТОРОЕ ЗАСЕДАНИЕ ПРЕЗИДИУМА

ВСЕМИРНОГО СООБЩЕСТВА ПЛУТОВ,

в ходе которого выясняется, что

НОЗДРЕВ ЗА ОДИН ВЕЧЕР

ДВАЖДЫ СКАЗАЛ ПРАВДУ

Председательское место, как и в прошлый раз, самочинно захватил Остап Бендер.

– Заседание продолжается! – провозгласил он. – Позвольте от имени собравшихся приветствовать нашего дорогого гостя! Это гигант мысли, отец...

– Ну, ну, Остап, не увлекайтесь, – прервал я его излияния. – Вы, кажется, перепутали меня с Ипполитом Матвеевичем Воробьяниновым, а наше сегодняшнее заседание – с собранием тайного Союза Меча и Орала.

– О нет, что вы. Я прекрасно помню, что мы на заседании Всемирного Сообщества Плутов, которому вы в прошлую нашу встречу оказали огромную услугу.

– Колоссальную услугу, сэр! – вмешался Джингль. – Если бы не вы потрясающий конфуз! Крепко обмишурились! Весьма!

– Да уж, – подтвердил Джефф Питерс. – Если бы не вы, приняли бы в почетные члены нашего Сообщества этого самозванца Хлестакова.

– Который на самом деле не плут, сэр, а просто пшют! – снова вмешался Джингль. – Ни то ни се. Пустышка. Премного благодарны за ваше участие, сэр. Весьма.

– Подведем итоги! – громко провозгласил Остап. – Как выяснилось, милейший Хлестаков болен бледной немочью и организационным бессилием. Благодаря нашему гостю, – он отвесил поклон в мою сторону, – он разоблачен и отвергнут. Но взамен наш уважаемый гость, – снова поклон в мою сторону, предложил нам принять в почетные члены нашего благородного собрания другого героя Гоголя. И хотя он не пожелал назвать нам его почтенное имя, я сразу догадался, кого он имеет в виду.