Текст книги "Колония"

Автор книги: Бен Бова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Бхаджат ответила им: «Понятно», и они ушли.

Должно случиться что-то крупное, – сказал Дэвид, как только они закрыли за собой пожарную дверь.

– Ты заметил, – спросила Бхаджат, – что все мужчины и женщины в вестибюле были черные?

– Не все, – возразил Дэвид.

– Среди них встретилось несколько латинцев, – согласилась она, – но ни одного белого.

Дэвид с миг подумал.

– Ты права. Среди них ни одного белого человека. Как, по-твоему, что они затеяли?

– Что бы они ни затеяли, – сказала Бхаджат, отпирая одну из дверей, – произойдет это скоро.

Две комнаты соединялись между собой общей дверью. Они осмотрели обе при последних сумеречных лучах заходящего солнца.

– Какую ты предпочитаешь комнату? – спросила Бхаджат. – Красную или синюю?

Драные украшения в обеих комнатах отличались друг от друга только цветом. В каждой комнате стояла большая кровать, комод без ящиков и шкаф без дверцы. Дэвид стянул единственное покрывало на постели в синей комнате; под ним не оказалось ничего, кроме голого матраса. Он прошел в красную комнату и увидел, что в ней над комодом висит треснувшее зеркало. В синей комнате место, где некогда висело зеркало, показывал квадратный участок более чистой стены. Он остановился в соединявшем комнаты дверном проеме. Бхаджат находилась в красной.

– Полагаю, – сказал он, – тебе следует занять комнату с зеркалом.

– Ты как всегда любезен, – улыбнулась она.

Она зашла в ванную красной комнаты.

– Ах, – воскликнула она, – они положили тут мыло и мочалку. Полотенце… и даже бритвенные принадлежности, для тебя.

Она вышла держа набор для бритья.

– Но никакой косметики. Мужчины никогда об этом не думают.

– Ты пользуешься косметикой? – притворно удивился Дэвид.

– Ты видел меня без косметики, – усмехнулась ему Бхаджат.

– И ты была без нее такой же прекрасной, как и с ней.

– А ты выглядишь очень красивым с бородой. Наверное, тебе следует ее оставить.

Он почесал подбородок.

– Мы добры друг к другу, верно ведь?

– Да. – Она почти застенчиво посмотрела ему в глаза. – Ты ведь в первый раз сказал, что считаешь меня прекрасной.

– В самом деле? За все это время…

– Да, – подтвердила она, – за все это время.

– Ну, ты красива, Бхаджат, очень красива.

– Спасибо.

Он не знал что сказать дальше. А затем услышал, как спрашивает ее:

– Что случится завтра?

Бхаджат чуть пожала плечами.

– Либо Тигр встретится с нами здесь, либо мы отправимся туда, где он находится.

– И что вы собираетесь со мной делать?

– Не знаю. Это еще не решили.

– А что будешь делать ты?

Просто покачивание головой.

– Все что должна.

– Что бы это ни было?

– Что бы это ни было.

Показав на дверь, ведущую в коридор:

– Ты намерена запереть меня?

– А нужно?

– Разницы особой нет, – Дэвид медленно прошел к постели в синей комнате. – Я могу вышибить ее одним пинком, когда только захочу. – Он сел на кровать. Та провисла под ним, и от нее поднялся затхлый запах.

Бхаджат дошла до дверного проема между комнатами и устало прислонилась к косяку.

– Не говори глупостей. Ты не сможешь убежать.

– Штаб-квартира Всемирного Правительства не слишком далеко от сюда, – сказал Дэвид. – Это не Мессина, но сойдет.

– Понимаю.

– Ты все время знала, что я хочу попасть в Мессину, – сказал он. – Я не хранил от тебя никаких тайн.

– Да… но я думала, что… после всего этого времени со мной… навидавшись всего этого голода и несправедливостей, увиденных нами вместе…

– Что я присоединюсь к твоей революции?

Она кивнула.

– Взрывать мосты и стрелять по людям? Грабить банки и угонять космические челноки? Какой с этого толк? Это не положит пищи на стол бедняков.

– Разумеется. Как же иначе? – отрезала она. – Вот после того, как мы свергнем угнетателей… после того, как уничтожим Всемирное Правительство, вот тогда…

– Когда? Вы всего-навсего разрушите одну форму правительства. Вы не измените форму жизни народа. Вам не открыть никаких новых золотых копей. И манна небесная не посыплется по вашей воле.

– Ты ничего не понимаешь! – глаза ее горели.

– Я знаю больше чем тебе кажется! – закричал в ответ Дэвид. – Вся эта ерунда с автоматами и убийствами, свержением правительств. Это ерунда! Хуже, чем ерунда – это играет на руку тем самым людям, которых ты хочешь свергнуть.

Она наступала на него, упершись кулаками в бока.

– Что ты об этом знаешь? Ты прожил всю свою жизнь в укрытом от бурь раю, словно какое-то редкое животное, которое холят, ласкают и кормят, потому что оно слишком глупое, чтобы выжить в реальном мире за прутьями его клетки.

Он схватил ее повалил на постель рядом с собой. Она попыталась стукнуть его коленом, но он принял удар на бедро и навалился на нее всем телом. Руки ее он прижал к затхлому покрывалу.

Она глядела на него в упор. Глаза ее не показывали ни малейшего страха и ни малейшего гнева.

Он поцеловал ее, накрыв ее губы своим ртом, отпустил ее руки, взял обеими ладонями ее замечательное, хрупкое, невыразимо прекрасное лицо, и держал ее так, словно она была самым драгоценным, самым тонким и самым чудесным сокровищем в мире.

Ее руки скользнули ему по плечам и вцепилась в его длинные спутанные волосы. Он чувствовал ее дыхание – сильные бурные вздохи внезапной страсти.

Их одежда исчезла словно по волшебству. Он упивался худощавой, пластичной гибкостью ее обнаженного тела, ее золотистой смуглой кожей – гладкой, теплой и податливой. Он вошел в нее без усилий, два теплых сверкающих тела соединились, отчаянно стучали сердца, метались руки, и его внезапно охватил спазм, когда ее спина выгнулась дугой, и они вместе пульсировали долгий, мучительный экстатический миг пламени.

Они лежали бок о бок, внезапно притихшие, неподвижные.

Затем Бхаджат хихикнула.

– Чего смешного?

– Я гадала, хотел ли ты, чтобы я заперла тебя в твоей комнате.

Он засмеялся и повернулся к ней.

– Я же сказал тебе, что могу вышибить дверь одним ударом ноги.

– А ты можешь вышибить эту дверь дважды? – спросила она.

– Могу попробовать.

На этот раз дело шло нежнее, но пыл остался тем же самым, а страсть стала еще сильнее. Дэвид чувствовал на своем теле ее руки, ее ногти прочерчивали легкие тонкие линии, вызывавшие у него дрожь возбуждения. Он пососал ей соски, потом почувствовал, как они набухли и одновременно почувствовал, как и сам набух.

– Рано пока, – прошептала она. – Подожди… еще чуть…

– Скорее он прочерчивал собственные линии на ее животе и дальше между бедер. – Скорее.

Она издала долгий резкий вдох, и он схватил ее за бедра и втащил на себя. Она содрогнулась и забилась в конвульсиях, когда он закрыл глаза и увидел повсюду горящие звезды.

Они уснули. Когда Дэвид проснулся, за окном стояла глухая ночь. Он тихо встал с постели, чуть не споткнувшись о сваленную комом на полу собственную одежду. Найдя в темноте ванную, он затем бесшумно прокрался к единственному в комнате окну. Город походил на затемненное кладбище, безмолвное и неподвижное. Ни одного уличного фонаря в поле зрения, но где-то вдали горел свет.

На темные часы все плотно закрывается, понял Дэвид. Улицы по ночам пустые.

Он вернулся к постели, где лежала Бхаджат.

С рассветом. Я уйду на рассвете.

– Мой султан вернулся ко мне? – сонно прошептала она.

– Я тебя никогда не покину, – сказал ей Дэвид.

Но скоро уйдешь, не так ли?

– Да.

– Тогда давай хорошенько воспользуемся теми немногими часами, какие у нас остались.

Медленно взошла Луна и бросила мягкий грустный свет в заплесневелую старую комнату. На сей раз говорила в освещенной лунной тени Бхаджат, рассказывая Дэвиду о себе, о своем детстве, о смерти матери, о строгой отцовской любви.

– Он был словно ястреб… орел, – говорила она лежа рядом с Дэвидом, – гордый и неистовый, готовый растерзать в клочья всякого, кто мне угрожает.

– И держал тебя в орлином гнезде, заключил Дэвид.

– Пока не отправил в Европу, – уточнила она. – Он думал, там я буду в безопасности, – ведь меня всегда сторожили дуэнья и его собственные агенты. Но я одурачила их всех и стала Шахерезадой.

– Он так и не узнал?

– Судя по его действиям, так и не узнал. Но теперь знает.

– А Хамуд, этот Тигр, с которым ты переговаривалась – ты там, в Европе, и встретилась с ним?

– Когда я впервые встретилась с ним, Хамуд не разу не выезжал за пределы Багдада, – тихо засмеялась она. – Он мнит себя бесстрашным вождем, но руководил им мой мозг.

– Но как же ты стала революционеркой? Как все это началось?

Он почувствовал, как она чуть напряглась.

– Это было игрой, дерзкой игрой. В Европе встречалось много интересных людей… и в Париже, и во Флоренции, и в Милане. А потом я отправилась в Рим и влюбилась в прекрасного итальянца. Революционера, очень мудрого и решительного, и старше меня. Ему было по меньшей мере лет тридцать. Отец его был революционером, а дед – коммунистом, и сражался с фашистами в Сопротивлении.

– И поэтому ты тоже стала революционеркой.

– Не подражая ему, – сказала Бхаджат. – Я не повторяю других просто потому, что они мужчины, а я всего лишь женщина. Отец хотел бы, чтобы я вела себя именно так, но я – не украшение для какого-нибудь мужчины.

– Конечно нет.

– Джованни учил меня – он показал мне, какая я была избалованная, в каком убожестве живут бедняки. Он открыл мне глаза.

– Поэтому ты присоединилась к нему в его борьбе.

– Да. Но для меня это все-таки была игра. Я была Шахерезадой. Думается, я хотела, чтобы отец узнал про меня.

– Но теперь это больше не игра.

– Да, больше не игра. – И она рассказала ему о Дэннисе, о том, как архитектора убили по приказу ее отца… из-за нее.

– Поэтому теперь я уничтожу все, что смогу, из созданного им, – голос ее сделался холодным и твердым, как сталь. – Все.

– Включая себя?

– Это не имеет значения. Мне все равно.

– Но мне не все равно, – возразил Дэвид. Затем он вдруг понял. – Прошлой ночью… в Новом Орлеане… ты ведь думала о нем, о том архитекторе, так?

– Да, – едва слышно ответила она.

– Ты по-прежнему любишь его?

– Да.

– Но он умер, – сказал Дэвид. – Нельзя провести всю свою жизнь среди мертвых. Твое место с живыми; ты чересчур чудесная, чтобы выбрасывать свою жизнь.

Она повернулась к нему и мягко коснулась ладонью его щеки.

– Ты очень добрый Дэвид. Тебе не место здесь, в этой крови и грязи. Тебе следует вернуться на твой «Остров номер 1».

– Без тебя ни за что.

Долгий миг она ничего не отвечала.

– Вернемся вместе, – настаивал он.

– Ты не понимаешь.

– Значит ты любишь Хамуда? – спросил он.

– Упаси Аллах!

– Как, по-твоему, – спросил Дэвид, и в горле у него пересохло, когда в нем образовывались слова: – Ты можешь полюбить меня?

– Я… – она поколебалась, а потом замолкла.

– Я люблю тебя, Бхаджат. Люблю всем сердцем.

Она молчала так долго, что Дэвид стал гадать, а стоило ли ему говорить ей это. Я ведь люблю ее, дивился он. И был дураком, раз не понял этого раньше.

И тут он сообразил, что она плачет, тихо рыдая в темноте.

– Извини, – быстро сказал он. – Я не хотел…

– Нет, – ответила она. – Я не знаю, почему я плачу. Мне не следует быть такой слабой.

Она обвила руками его шею и прильнула к нему. Они снова занялись любовью и уснули в объятиях друг друга. Небо за окном побледнело до серебристо-серого цвета. Рассвет стал настоящим днем, и солнце карабкалось к зениту, пока они мирно спали.

Разбудила их оружейная стрельба.

29

Меморандум

Послано: Р. Паскуалем, Полевой отдел в Филадельфии.

Кому: Дж. Коллинзу, директору полевых операций.

Предмет: Действия ПРОН в городах.

Дата: 26 ноября 2008 г.

Мои рекомендации объявить полную тревожную готовность во всех полевых отделах и уведомить о неминуемом чрезвычайном положении. Национальную гвардию оставлены полевым отделом Филадельфии вашими помощниками без внимания. У меня есть веские доказательства того, что ПРОН запланировала всеобщее восстание в городах по всей стране, намеченное в самом скором времени. Почтительнейше прошу обсудить этот вопрос с вами лично после уик-энда. Благодарения. Уверен, это чрезвычайно срочно.

Лучшей пушки Франт никогда в жизни не видел. Гладкий черный, грозно поблескивающий металл, ложе, вписавшееся в его ладонь, словно сделанное специально для него. Короткое дуло кончалось тупым гасителем отдачи. В изогнутом, словно банан, магазине содержалось целых сто патронов.

Этой малюткой хоть деревья руби.

Франт сидел в кузове пикапа, дожидаясь, когда пробьет полдень на часах крупной страховой компании в нескольких массивах дальше к центру города. Он нервно усмехнулся Линялому и Джо-Джо, сидевшим вместе с ним среди листьев салата и прочих остатков на дне кузова. С этого пикапа каждый день продавали овощи и фрукты. Кроме этого дня.

Они припарковались перед старым грязным каменным фасадом Арсенала. Там уйма добавочных пушек, вспомнил Фант слова Лео. И к тому же грузовики и бронемашины.

– Да когда же пробьют эти долбаные часы? – проворчал Джо-Джо.

Наручных часов ни один из них не носил. По мнению Франта, им следовало спереть несколько штук ради большей согласованности нападения, но Лео им запретил. «Не лямзить, не рисковать. Попадешься на магазинной краже или на грабеже и упустишь все развлечение».

Линялый нервно поерзал и провел языком по губам.

– Может они пронюхали. И не собираются звонить.

– Прозвонят, – бросил Франт, пытаясь показать, как ему противно слушать их нытье. – За них можешь не волноваться. Они прозвонят, и мы начнем палить. Только не дергайтесь, когда начнут палить и те парни из здания.

Они в молчании сгорбились в кузове пикапа. Улицы вокруг пустовали. Тихо, только холодный ветер нес по растрескавшемуся тротуару бумагу и мусор.

– Теперь уж недолго, – пообещал Франт.

– А откуда мы знаем, что другие парни там, где им положено? – не отставал Джо-Джо.

– Мы же здесь, так ведь? Вот и они тоже там.

– Как же…

Первый звон полуденного гонга прогремел, словно глас божий. Трое юнцов на мгновение замерли. Франт почувствовал, как у него пересохло во рту.

С трудом сглотнув, он похрипел:

– Пошли!

Он выскочил из кузова первым, спрыгнув на мостовую с такой силой, что так и врезался в асфальт обутыми в теннисные туфли подошвами. Не оглядываясь, Франт помчался к парадной лестнице Арсенала. Он слышал, как звенят позади него гранатами и патронташами Линялый и Джо-Джо.

К фасадным воротам. Вот их задача, их первая цель.

Ворота представляли собой высокую железную решетку. За ними в непроглядной тени находился вход в здание Арсенала. Внешне Арсенал выглядел пустым и неохраняемым. Но Франт-то знал точнее. Может, они там спят, но они там есть. Множество национальных гвардейцев на долгосрочном дежурстве для поддержки полицейского департамента Нью-Йорка.

На воротах висел замок. Франт притормозил в нескольких метрах от них и выпустил очередь из автомата. Под каменным сводом арки грохот получился оглушающим. Полетели во все стороны рикошетировавшие пули и обрезки металла. Франт почувствовал, как что-то ужалило его в щеку. Но цепь распалась и с лязгом упала. Они толкнули ворота, и те заскрипели на ржавых петлях.

– Живо!

Линялый первый проскочил за ворота и швырнул гранату к внутренней двери сплошной стальной стены, вделанной в каменный фасад. От сотрясения всех троих сшибло с ног, но когда Франт поднял голову, то увидел, что дверь приоткрылась, провиснув внутрь. Обернувшись, он увидел, как к ним бежит через авеню еще дюжина тощих черных ребят… И все с автоматами в руках.

– Говорил же я тебе, что они тут! – проорал Франт Джо-Джо.

Они рванули через открытую взрывом дверь и оказались в небольшой передней. С одной стороны передней шла деревянная перегородка. По другую сторону перегородки стоял на четвереньках толстый парень в армейском хаки. Должно быть, оглушило взрывом, подумал Франт.

Линялый завернул за перегородку и дал по гвардейцу очередь в упор. Пули подняли его с пола и отбросили на каменную стену, превратив гвардейца в кровавое месиво.

Тут ввалились и остальные ребята и побежали вверх по лестнице к казармам, где спали гвардейцы. Франт услышал донесшиеся оттуда выстрелы и приглушенное уханье гранаты.

Вспоминая вдолбленный в него план нижнего этажа Арсенала, Франт направился по главному коридору направо и открыл пинком дверь в гараж резерва автомашин. Когда то там была приемная, а несколько лет назад соседские ребята играли там в баскетбол. А еще раньше там помещался бесплатный теннисный корт для школьников. А теперь тут стояло четыре ряда бронемашин и грузовиков.

– Прикрой боковую дверь, – скомандовал Франт.

Джо-Джо дунул к большим дверям гаража. За ними на улице ждала еще одна группа ребят. Эти пришли без пушек, на всех просто не хватало, но они смогут вывести машины, как только попадут сюда.

Пулеметная очередь сшибла с ног Джо-Джо. Тело его проволокло по ставшему вдруг скользким от крови цементному полу.

– Мать твою! – провизжал Линялый высунувшемуся из одного броневика гвардейцу.

Линялый выстрелил по нему, но пули безвредно отскакивали от защищавшей стрелка брони; высекая при попадании искры. Пулеметчик развернул спаренный двуствольный пулемет в сторону Линялого и тот нырнул за грузовик, когда тяжелые пули принялись рвать бетонный пол и бухать по самому грузовику.

Франт пригнулся и полупробежал-полупрополз между двух рядов машин, пробираясь к борту броневика. Подобравшись достаточно близко, он рванул с перекинутого через худое плечо пояса гранату и метнул ее точь-в-точь как навесной баскетбольный мяч с центра площадки.

Смертельное черное яйцо описало дугу и угодило в открытый люк, откуда стрелял пулеметчик. Франт даже увидел пораженное выражение его белого лица, когда граната лязгнула у его ног. Затем раздался мощный грохот и взвился столб дыма.

Линялый пытался вставить в автомат новый магазин и что-то лопотал, возясь с ним, по лицу его струились слезы.

– К двери! – заорал Франт, бросаясь обратно тем же путем, каким они пришли, – Открой же долбаную дверь!

– Джо-Джо… Ему каюк.

– Неважно! Он готов парень! К двери!

Линялый неверными шагами направился к двери, а Франт тем временем выбрался в коридор, ведший обратно к главному входу. Если гвардейцы вынудили других ребят отступить вниз по лестнице, то его задача удерживать гараж, пока водители не угонят все грузовики и бронемашины.

В этих броневиках не должно было быть никаких беложопых, бушевал про себя Франт. Этот сукин сын наверное был какой-то чокнутый, работал, когда ему полагалось быть наверху.

Из своей штаб-квартиры в подвале «Плазы» Лео следил за ходом битвы по двойному ряду из семидесяти двух видеофонов. Над каждым видеоэкраном склонился оператор, передавая приказы или быстро записывая поступающие донесения об обстановке. Лео расхаживал взад и вперед по проходу между видеофонами, хватал микрофон, когда считал нужным поговорить с помощниками.

Все шло намного лучше, чем он надеялся. Город был полностью захвачен врасплох, спящим. В их руки перешли все Арсеналы Национальной гвардии, кроме двух. Большинство полицейских участков захвачены или уничтожены. Резиденцию мэра взяли, а потом сожгли дотла, когда узнали, что мэра с супругой там нет. Где они никто не знал.

Комплекс зданий в центре города оказался более крепким орешком. Полицейская штаб квартира была настоящей крепостью, и легавые отбивались. У кого-то хватило ума попросить по радио о подмоге. Но внимательно следя по видеоэкранам, Лео увидел, что мосты и туннели, связывающие Манхэттен с остальным городом, либо заблокированы, либо удерживаются его войсками.

Ладно, подумал он. Мы сможем удерживать Манхэттен пару деньков. Пока не иссякнут продукты. А потом разобьемся на мелкие группы, и пусть себе регулярная армия врывается сюда. Когда она ворвется расплачиваться придется круто. Всякому с черной мордой достанется по первое число. Но к тому времени ей тут мало чего останется, это уж наверняка.

Он шел по проходу, поворачивая голову из стороны в сторону, чтобы видеть все экраны. На каждом из них разыгрывались сцены напоминающие ад.

Библиотеку на Сорок второй улице охватило ревущее пламя, из разбитой крыши вырывались языки огня высотой в пять-десять футов и валили клубы густого черного дыма. Кто-то снес выстрелом головы одного из каменных львов перед входом с Пятой авеню. Статуя лежала там, обезглавленная, почерневшая, окруженная морем каменных осколков. По улицам с воплями метались толпы ошеломленных, охваченных паникой людей, скребясь в двери в поисках безопасного места. Таких мест не существовало. Партизаны перестреливались с полицейскими и национальными гвардейцами повсюду – на тротуарах, на улицах, на жалких коричневых холмиках Центрального парка. Черные юнцы вышибали окна, поджигали автобусы, ломали мебель и выбрасывали ее из квартир.

Филиал Всемирного Правительства на бывшей площади ООН уже выпотрошили и подпалили. Кто-то накидал туда коктейлей Молотова (бутылок с зажигательной смесью).

В одном-двух местах черные стреляли в других черных. Объединенные Лео в единую ударную силу уличные банды уже распадались, старые счеты вспыхнули с новой силой, когда ожидаемое сопротивление беложопых рухнуло намного раньше, чем они предполагали. Сегодня ночью их будет не удержать, подумал Лео. Сегодня нежелательно быть белой девахой. А Дэвид и Бхаджат из своего окна отеля следили за коротким внезапным боем, вспыхнувшим на Пятом авеню. По авеню несся визжащий одинокий полицейский броневик, а за ним гнались еще четыре машины. Броневик вильнул, потеряв управление, налетел на тротуар и врезался в угловой магазин. Из обломков вылезли, шатаясь, двое полицейских, а другие машины тем временем въехали на тротуар и окружили их. Из машин высыпало чуть ли не с дюжину юнцов. Один из них бросил что-то в разбитый полицейский броневик, и его охватило пламя. Обоих полицейских сшибло взрывом на асфальт, одежда на них внезапно загорелась. Остальные окружили их и смотрели, как они горят.

Бхаджат закрыла руками уши. Дэвид прижал ее к своей груди. Но она все равно слышала крики. А Дэвид не мог оторвать глаз от этой сцены.

Я не зареву и не побегу, говорила себе Карен Бредфорд, сжимая карабин и пригнувшись за стальным паребриком.

Неотличимая в своем оливково-желтом обмундировании и пластиковом шлеме от других национальных гвардейцев, Карен чувствовала, как туго натянуты все нервы ее тела.

Нет ничего хуже ожидания, говорила она себе. На тренировке предупреждали об этом. Ожидание хуже всего остального.

В десяти метрах впереди нее сидел пригнувшись, Джой Ди Нардо, следя из под шлема за мостом.

Он обернулся и усмехнулся ей через плечо.

– Как дела, Блондиночка?

– Отлично. Ты следи себе, за чем тебе положено, – отрезала Карен.

В отряде насчитывалось четыре женщины. Солдаты по выходным. Национальная гвардия. Им даже не полагалось работать по праздникам. Но в полдень рано их вызвали, и к двум они уже были в мундирах, в грузовиках, и сержант вкратце объяснил им, как рвануло говно.

– Мы удерживаем Куинс и деремся за Бруклин, – сообщил им сержант. – Манхэттен, похоже ихний.

Дежурившая часть произвела контратаку и отбила у черных мятежников мост Пятьдесят Девятой улицы. Часть Карен поставили удерживать мост, так как отбившие его гвардейцы понесли в том бою слишком кровавые потери, чтобы устоять без подмоги.

– Никого не пропускать по мосту ни в каком направлении, – приказал сержант, – если по нему не двинется армия или национальная гвардия.

Поэтому они скорчились тут и напряженно ждали. Карен жалела, что при ней нет чего-нибудь помощней карабина с одной обоймой на тридцать патронов. Макс и Джерри сидели у крупнокалиберного пулемета. Гранаты сержант оставил в запертых ящиках в грузовике. «Я скажу вам, когда они нам понадобятся, – побурчал он. – И чтобы никто из вас, разгильдяев, не вздумал взрывать мост Куинсборо, если я не дам команду».

Ничего не происходило. Ранее они услышали несколько выстрелов, видели кое-где дым. Но теперь, когда Карен устало осела и опустила свой худощавый зад на холодное цементное покрытие, она не видела и не слышала ничего необычного.

За исключением того, что город сделался абсолютно неподвижным. Никаких машин на мосту. Не грохотало никаких пересекавших мост поездов подземки. Никакого уличного движения, нет даже пешеходов.

Город словно опустел. Ряд за рядом массивных бездомных зданий со слепо пялящимися окнами. Словно растянувшийся на много миль большой сказочный замок.

Карен смотрела неподвижным взглядом на воды Ист-Ривер, загипнотизированная почти до дремоты их бесконечным, постоянным течением, когда Ди Нардо крикнул:

– Едут по верхнему уровню!

– Тише ты, – цыкнул на него сержант.

– Но я слышу как они едут там! Кто-то ведет там машину! Я слышу ее!

– На верхнем уровне стоит пара отделений, – сказал сержант. – Ты, засранец, беспокоился только об этом уровне. Делай свое дело и держи язык за зубами.

Ди Нардо недовольно покачал головой.

По скату выкатила на главный проезд моста бронемашина.

– Вот что это такое, – сказала Карен. – Вот ее то ты и слышал. – Она с облегчением усмехнулась Ди Нардо.

Это был большой, с массивными шинами, неуклюжий бронетранспортер, с установленным наверху спаренным пулеметом на турели. Кабину водителя со всех сторон защищала броня, смотрел он только сквозь щели электрооптического перископа. На окрашенном в песочно-коричневый темный цвет капоте выделялась белая пятиконечная звезда.

Бронетранспортер остановился перед припаркованным грузовиком отделения. Карен расслышала как скрипнули его тормоза, приглушенно взвыла в тишине турбина останавливающегося двигателя.

Сержант поднялся на ноги и подошел к броневику.

– Какого черта вы едете туда? Мы были здесь…

Очередь спаренного пулемета оборвала его на середине фразы. В лицо Карен полетела кровь и мясо. Она услышала чей-то пронзительный крик – свой – и все стволы отделения принялись палить.

Карен видела как спаренный пулемет медленно ведет стволами мимо нее, в то время как пули свистят и отскакивают от брони. Она на мгновение уставилась в два пустых глаза. Затем они миновали ее и открыли огонь по грузовику. Тот взорвался, охваченный пламенем.

Из бронетранспортера выскакивали люди. Не солдаты, не гвардейцы, а юнцы. Стреляя из автоматических винтовок и автоматов.

Джой Ди Нардо выдернулся из-за перил, с кровавой вмятиной там, где полагалось быть лицу. От куда-то вылетела граната, и Карен услышала как позади нее стреляет быстрыми, отрывистыми очередями крупнокалиберный пулемет. От броневика отскакивали искры, но несколько черных юнцов полетели на мост, словно бескостные куклы.

Из-за дыма и слез она ничего не видела. В ушах у нее звенело. Магазин ее карабина опустел, и она сообразила, что уже несколько секунд давит на спусковой крючок, но ничего не происходит. Пригнувшись пониже и оставляя между собой и звякающими, жужжащими пулями и перилами, она поползла назад к Максу и Джерри.

Они оказались убитыми. От их пулемета остались искореженные осколки. Карен вдруг сообразила, что шум боя стих. Она оглянулась через плечо, и на нее смотрела кучка удивленных юнцов с дымящимися автоматами в руках.

Один из них щелкнул затвором винтовки.

– Погоди-ка, – остановил его один из стоявших рядом товарищей, тощий, прыщавый паренек. Он был посветлее остальных, возможно, пуэрториканец.

Он подошел к Карен и снял дулом автомата шлем с ее головы. Тот залязгал по окровавленной мостовой, и ее желтые волосы сверкнули на солнце.

– Я же говорил, что это цыпочка, – ухмыльнулся он.

Карен потянулась за ножом в сапоге, но они схватили ее, болезненно прижали руки к спине и одним быстрым, яростным ужасающим рывком содрали с нее рубашку. Кричать она начала только тогда, когда ей раздвинули ноги и сорвали с бедер брюки.

Кирилл Мальков стремительно шел по ковровой дорожке перехода, связывавшего сороковой уровень европейского крыла высотной штаб-квартиры Всемирного Правительства с сороковым уровнем африканского крыла. Снаружи за сильно затемненным сводчатым стеклом над переходом, медное сицилийское солнце выжгло город и холмы до белого, как кость, цвета. Но в здании с регулируемым климатом температура всегда была бодряще прохладной, а влажность – действительно низкой.

Мальков пер как танк мимо пораженных секретарш и шныряющих в стороны референтов, не обращая внимания ни на температуру, ни на влажность. Но когда он ворвался во внутренний кабинет Кови Бовето, то внезапно ощутил угнетающую жару и неудобство.

– Как вы можете работать в такой болотной атмосфере? – спросил он, захлопывая за собой тяжелую деревянную дверь.

Бовето оторвал взгляд от видеоэкрана на столе, где пораженная секретарша пыталась сообщить ему о приближении Малькова.

– А как вы можете наслаждаться температурами ниже точки замерзания? – ответил Бовето. – И снегом?

– Мы ими не наслаждаемся; мы их выносим. – Мальков хлопнулся всем своим долговязым телом в кресло перед широким, безупречно чистым столом Бовето.

Бовето откинулся на оббитую шкурой зебры спинку вращающегося кресла. Его широкое крупнокостное лицо не показывало ни раздражения, ни удивления.

– Ты расстроен. Восстаниями в Америке?

– Конечно! Чем же еще?

– Это проблема Уильяма, а не наша… пока, – уточнил Бовето. – По-моему, американское правительство попросило помощи у канадской армии.

– А как насчет мексиканцев?

Бовето покачал головой.

– Янки боятся, что их коричневые соседи на юге примут сторону мятежников против белых. Никаких мексиканцев. Фактически, приличную часть американской армии перебросили подкрепить охрану границы с Мексикой.

– В то время, как их города сжигают дотла! Боже!

– Считай это уникальным экспериментом в области развития городов заново, – пожал плечами Бовето.

– Как ты можешь так спокойно к этому относиться! Что, если это начало всемирного движения ПРОН? Что если такие мятежи вспыхнут в Европе? Или в Африке?

– Ты ведь наверняка не опасаешься, что советские граждане открыто взбунтуются против своего правительства? – спросил, чуть улыбаясь, Бовето.

Лохматые рыжие брови Малькова сошлись на переносице.

– Это отнюдь не совершенно невозможно. Но вот Восточная Европа… Германия… что если вспыхнет там? Бога ради, это же может начаться здесь – прямо здесь, в Мессине! Ты же понимаешь, все эти бунты направляются ПРОН против Всемирного Правительства. Против нас!

– Знаю.

– А де Паоло сидит себе на койке, скорее мертвый чем живой.

– Кто-нибудь сообщил ему об этом кризисе?

– Сомневаюсь, – мрачно пробурчал Мальков. – Они все боятся убить его.

– Но если мы должны предпринять какие-то действия… Если кризис распространится за пределы Северной Америки…

– Мы будем парализованы. Все межрегиональные акции должен одобрить Директор.

– Мы можем назначить И.О. Директора, – заметил с бесстрастным лицом игрока в покер Бовето.

– Даже это должно быть одобрено Директором! – воздел руки Мальков. – Мы стреножены!

Долгий миг Бовето ничего не говорил. Мальков, нервничая, шарил по карманам, пока не нашел серебряный портсигар и зажигалку.