Текст книги "Колония"

Автор книги: Бен Бова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

8

Многие люди называли меня диктатором – а то и похуже. Полагаю в этом может быть доля истины. Юридически «Остров номер 1» демократия. У нас есть избираемый совет и все важные вопросы ставятся на электронное голосование всего населения колонии. Сделать это достаточно легко когда население небольшое и все подключены в электронную сеть.

Но демократия действует ровно настолько хорошо, насколько этого хотят ее граждане. Большинство граждан слишком заняты иными делами, чтобы сильно интересоваться тем как управляют их общиной.

Присматривая за тем, чтоб они не остались без дела, чтоб у них регулярно убирали мусор и чтобы все средства массовой коммуникации находились под твоим контролем. Тогда ты сам можешь стать весьма действенным диктатором, даже при демократии…

Сайрес С. Кобб Кассеты для несанкционированной автобиографии.

– Пуст? – переспросил Дэвид. – Что ты имеешь в виду под «он пуст»?

Они с Эвелин сидели в одном из последних рядов переполненного театра. Внизу на круглой сцене изысканная балерина и ее мускулистый партнер зачаровывали просторный зрительный зал великолепным па-де-де из «Спящей красавицы».

– Он пуст, – прошептала она не обращая внимание на танцующих. – Весь тот проклятый цилиндр пуст.

Не сводя глаз со сцены, Дэвид прошептал в ответ.

– Он – пустая оболочка?

– Нет. В нем есть ландшафт. Он заполнен тропическими джунглями. Но в нем никто не живет! Совсем никто!

Танцующие принадлежали к балетной труппе Большого Театра. Выступали они в Москве. Их изображения электронно передавалось на «Остров номер 1», где трехмерные голограммы заставляли их казаться такими осязаемыми и реальными, словно они действительно физически присутствовали на сцене колонии.

Двусторонняя петля обратной связи компьютера позволяла реакции зрителей «Острова номер 1» – по большей части аплодисменты и крики «Браво» – сливаться с реакцией живого зрительного зала в Москве, так что существовала также и эмоциональная обратная связь между выступающими и зрительным залом колонии.

Дэвид повернулся и посмотрел на Эвелин. Она наблюдала за его лицом, не обращая никакого внимания на балет.

– Ну? – спросила она. – Что ты думаешь?

– Давай-ка выйдем отсюда.

Им пришлось проталкиваться мимо целого ряда раздраженных балетоманов, которые ворчали и рычали, когда Дэвид и Эвелин спотыкались об их ноги. Наконец они выбрались в проход. Эвелин широким шагом направилась к выходу. Дэвид бросил через плечо последний взгляд на прекрасных танцоров.

Желал бы я так же хорошо владеть своим телом, – подумал он. Он недолго пытался заниматься балетом и обнаружил, что он для этого чересчур уж неловок. Даже в секторах колонии с нулевой гравитацией, где тяжеловесные бабушки могли выполнять такие маневры на какие прикованным к Земле балеринам и присниться не могло. Дэвид решил, что эмоционально балет не для него.

Выйдя из театра он пошел с Эвелин по неспешной извилистой дорожке ведущей через одну из разбросанных деревень колонии и обратно к многоквартирному комплексу.

– Откуда ты все это знаешь о Цилиндре Б? – спросил Дэвид. – Это же запретная зона.

С чуть бесовской усмешкой Эвелин призналась:

– Я побывала там. Я прошмыгнула.

– Ты что? Когда?

– Сегодня в полдень.

Большая часть магазинов деревни оставалась еще открытой; вечер был ранний.

Дэвид увидел уличное кафе и жестом пригласил Эвелин за один из круглых столиков размеров с барабан.

– Как ты туда попала? – спросил он, когда они сели. – Доступ туда закрыт если не…

– Я вломилась, – просто сказала она. – Мне требовалось выяснить, что там происходит и потому я расколола пару электронных замков и зашла поглядеть.

Мысли у Дэвида закружились. Он сел на стуле, не зная что дальше сказать.

Вломилась? Расколола замки?

Загудела вделанная в поверхность столика решетка громкоговорителя.

– Чем можем обслужить вас?

Эвелин вздрогнула от удивления, но сразу же справилась.

– Виски с содовой, пожалуйста, – ответила она.

– Со льдом? – спросил громкоговоритель.

– Один кубик.

– Виски какой-нибудь особенной марки?

– Нет, просто хорошее, не разбавленное.

– Благодарю вас. Наши сенсоры замечают двух лиц за этим столиком. Нельзя ли обслужить вас?

– Сенсоры? – Эвелин выглядела слегка озадаченной.

– Стакан розового вина, пожалуйста, – тихо попросил Дэвид.

– Не хотите ли выбрать из списка наших вин? – зажегся небольшой квадратный участок стола, показав себя видеоэкраном.

– Нет, спасибо. Просто стакан местного розового. Подойдет любой год за исключением самого последнего.

– Да, сэр.

Светящийся экран погас. Эвелин постучала ногтем по крошечной решетке громкоговорителя.

– Он отключен? Нас могут услышать?

Дэвид покачал головой.

– Это компьютер. Все кафе обслуживаются электронно. Даже официанты – роботы.

Он показал на одного из «официантов». С точки зрения Эвелин он выглядел как один из столиков, пластиковый барабан высотой до бедра, который почему-то сорвался с места и катился по кафе сам по себе. На его плоской поверхности покоился поднос с напитками. Он остановился у ближайшего столика и четверо сидевших за ним забрали себе стаканы и кувшин.

– Это робот? Никогда раньше не видела такого.

Эвелин следила как робот покатился обратно к стойке, внутри здания, аккуратно обходя выставленные на улицу столики и мельтешащих у входа в здание людей.

– Я знаю, что кафетерий в центре подготовки почти полностью автоматизирован, – сказала она. – И все рестораны в деревнях тоже?

– Большинство. Люди приезжают на «Остров номер 1» не для занятия черной работой. Нашим инженерам пришлось разработать этих специализированных роботов. Они не очень толковые, но могут выполнять ограниченные виды работ. Мы начинаем продавать их на землю. Приносит немного добавочной прибыли колонии.

– Отнимает еще новое рабочее место у людей ищущих работу, – пробурчала Эвелин.

– Это создает новые рабочие места для людей, которые будут изготовлять и ремонтировать роботов, – парировал Дэвид.

– Богатые становятся богаче. Нельзя ожидать, что не имеющий никакого образования посудомой станет компьютерным техником.

– Можно, если дать ему недостающее образование.

– Жди больше! К тому времени, когда ему стукнет двенадцать, он уже не способен ничему научиться. Плохое питание с утробного возраста, плохое семейное воспитание, плохие школы – если вообще какие-нибудь…

Она замолкла, когда робот подкатил к их столику, неся поднос с их напитками для двоих. Роль хозяина взял на себя Дэвид, после того как отстучал на невыступающих из робота клавишах номер своего кредитного счета. Тот коротко погудел, мигнул зеленым светом подтверждающим сделку, а затем сказал:

– А вотр сантэ! [За ваше здоровье (фр.) ]

Эвелин улыбнулась ему. Робот отступил от столика, затем развернулся на своих цапфах и укатил прочь.

– Какой любезный, – сказала Эвелин, глядя ему в след.

– Зачем ты отправилась совать нос в Цилиндр Б? – спросил Дэвид. – У тебя могли возникнуть серьезные неприятности. Доктор Кобб выгонял людей с «Острова номер 1» и за меньшее.

С миг Эвелин казалось не могла решиться. Она пригубила шотландское, а затем твердо поставила стакан на столик.

– Дэвид, – сказала она. – Я никогда и не собиралась оставаться на «Острове номер 1» до бесконечности. Моя заявка на постоянное жительство – липа. Я репортер газет и телевидения и прилетела сюда найти материал, а потом вернуться и рассказать его на земле.

Он почувствовал как его внутренности превратились в лед.

– Обо мне. Ты хотела собрать материал для статьи или передачи обо мне – младенце из пробирки, ставшим теперь вполне взрослым человеком.

Она медленно кивнула, сжав губы в бескровную белую строчку.

Дэвид уставился на нее, пытаясь разобраться в своих внутренних чувствах. Что он испытывал? Страх? Гнев? Ни то, ни другое. Он чувствовал боль, он чувствовал ноющую рану. Горькое разочарование. Стыд. Ты глупый дурак! И ты думал, она действительно неравнодушна к тебе.

– Ну, ты получила свой материал в первую ночь. Надеюсь ты насладилась ей. Все, что вы всегда хотели знать об искусственном человеке, включая его половую жизнь. Отвечал я высоким требованиям? Ты хочешь, чтобы я попозировал для фотографий?

– Дэвид, пожалуйста…

– Зачем же ты задерживаешься? – Он чувствовал, как лед внутри него тает под пламенем растущего гнева. Но гневался он больше на себя, чем на нее, и знал это. – Почему ты не уехала на следующий же день? Ты получила все за чем приехала. Боже, даже доктор Кобб облегчил тебе задачу. Он свел тебя со мной.

– Это было случайное совпадение.

– Разумеется.

– Коббу и не снится, что я вынюхиваю для газет и телевидения. Потому то и пришлось мне прикидываться претенденткой на постоянное жительство, что он не пускает в колонию репортеров.

– Ну, тебе больше нечего задерживаться, – бросил Дэвид охрипшим гортанным голосом. – Ты можешь уехать завтрашним челноком.

– Пока – нет, – твердо заявила она.

Просто встань и уйди, велел он себе. Убирайся и держись от нее подальше. Спрячься в холмах или уйди домой и зализывай раны в уединении. Не строй из себя осла на людях.

Но вместо этого он спросил ее.

– Почему же пока нет?

– Я не уехала после… после нашей первой совместной ночи потому что начала осознавать, что ты реальная личность, живой человек, с чувствами и… – Она снова потянулась за виски, коснулась стакана, но не подняла его. – Ну я поборолась из-за тебя со своей совестью, и совесть победила. Это знаешь ли, случается не часто.

– Что это значит? – осторожно спросил Дэвид.

Она подняла стакан и сделала большой глоток.

– Это значит, что я решила, что смогу найти другой материал пока я здесь. Материал никак не связанный с тобой.

– А если б ты не нашла другой материал, ты уже можешь взять с собой на землю мой.

– Но я же нашла другой материал, Дэвид.

– Да?

– Цилиндр Б! – она возбужденно нагнулась вперед. – Это цветущий тропический рай, но там никого нет! Даже птиц и насекомых!

Дэвид покачал головой.

– Для поддержания среды джунглей без птиц и насекомых не обойтись. Ты их просто не заметила.

– Но где же люди? Почему он пуст? Что делает Кобб со всем этим пустым пространством? Там можно с легкостью поселить миллион народу. Два миллиона! А может и больше.

– И превратить рай в трущобы.

– Почему он пуст? – стояла на своем Эвелин.

– Не знаю.

– Но ты можешь помочь мне выяснить.

Он откинулся на спинку стула и уставился застывшим взглядом на свое нетронутое вино.

– Теперь я понимаю. Если я помогу тебе раскрыть эту тайну, то у тебя будет материал об «Острове номер 1» поважнее материала о младенце из пробирки. Верно?

– Я уверена в этом! – взволнованно кивнула она.

– А если я не помогу тебе, у тебя все еще будет материал про меня. Ты сможешь вернуться на землю и продать материал обо мне своим боссам.

Лоб ее избороздила злосчастная нахмуренность.

– Я не хочу этого делать, Дэвид.

– Но сделаешь, если понадобится.

– Если понадобится… я не знаю, что я сделаю.

Но я-то знаю, сказал себе Дэвид.

Совет никогда не сходился в одном месте. Пять его членов никогда не собирались под одной крышей. Но они регулярно виделись друг с другом, и по меньшей мере раз в месяц проводили свои заседания даже хотя оставались при этом на разных континентах.

Их связывала электроника. Трехмерные голографические видеофоны позволяли им встречаться лицом к лицу так словно они все находились в одной комнате. Пятеро самых богатых людей в мире посылали свои голографические изображения лазерными лучами к спутникам связи, принадлежавшим лично им и используемым только ими. Это был дорогой способ общаться, но он гарантировал полную келейность, абсолютную безопасность. И даже при этом он все-таки был в тысячу раз дешевле любого другого вида личного путешествия. И бесконечно быстрее.

Т. Хантер Гаррисон сидел в своем моторизованном кресле-каталке в углу пентхауза наверху небоскреба: «Башня Гаррисона» в Хьюстоне. Некогда, шесть десятилетий назад он сыграл роль Эбенезера Скруджа в театральной постановке общинного колледжа. Теперь он выглядел так как полагалось по ней: редкие седые волосы окаймляющие лысую макушку, узкоглазое, ястребиное лицо с узкими глазами, с кожей, похожей на сильно измятый пергамент, покрытые красновато-коричневыми пятнышками руки, которые скрючил бы артрит, не обладай они таким большими деньгами и властью.

Верхний этаж его Башни был для Гаррисона кабинетом, игровой площадкой, домом. Он редко покидал его. У него редко возникала для этого надобность. Мир шел к нему сам.

Теперь он сидел откинувшись на мотокаталке и глядел на угол из зеркал, смотревший на него в ответ с кривой, знающей улыбкой. Он коснулся встроенной в подлокотник кресла клавиши и стены казалось растаяли, растворились в изображении других комнат, других мест.

Хидеки Танака явно находился в своем летнем поместье, далеко от забитого толпами Токио. Он был человеком прямым, щедрым, любившим часто улыбаться и смеяться. Но глаза его оставались такими же холодными как у профессионального убийцы. Танака сидел под открытым небом на изящно вырезанной деревянной скамейке. Гаррисон видел позади промышленника грациозные тонкие деревья и тщательно ухоженный песчаный сад. Вдали висела захватывающая дух симметрия покрытой снегом Фудзиямы, дрожащая в голубом мареве.

Танака склонил голову в вежливом поклоне и сделал несколько поэтических замечаний о красоте близящегося лета. Гаррисон предоставил ему болтать о том о сем пока на других зеркалах появлялись трехмерные сцены. Они появились еще на трех экранах, но последний упрямо оставался плоским и отражательным.

– Ладно, – прервал Гаррисон бессодержательную болтовню Танаки, – что насчет переворота в Аргентине? Как вышло так, что мы не знали о нем заранее?

– Освободитель стал силой с которой приходиться считаться раньше чем мы ожидали, – ответил Танака. – Он хорошо использовал нашу помощь к своей выгоде.

– Но он такой праведный, чирей на заднице, – пробурчал Вильбур Сент-Джордж, австралийский член совета. Он как обычно сидел за письменным столом в Сиднее, деловито нахмурившись, с зажатой в зубах незажженной трубкой. Окно позади него выходило на сиднейский порт, с его величественным оперным театром и высокоарочным стальным мостом.

– Он – полезный чирей на заднице, – парировал Гаррисон.

Курт Моргенштерн, в Кельне, покачал головой. Он был маленьким человеком с осторожным взглядом, одутловатым лицом и мягкотелым на вид. Но он контролировал большую часть промышленной мощи центральной Европы.

– Он не примет наших предложений, – сказал Моргенштерн. – Мои люди попытались было… э… направлять его. Но он отказывается прислушиваться.

– Да защитят нас боги от людей знающих, что они правы, – усмехнулся Танака.

– Тоже самое рассказывали и мне, – уведомил их Сент-Джордж. – Он чертов фанатик-революционер. К разумным доводам не прислушается. Доверять ему нельзя.

Растворилось последнее зеркало, показав аль-Хашими, развалившегося на подушках в личном купе великолепного и роскошного туристского автофургона. Несмотря на ленивую позу, лицо его было бледным от напряжения.

– Сожалею, что опоздал на совещание, – извинился он. – Мне потребовалось заняться одним неотложным личным делом.

– Мы говорим об этом типе, Освободителе, – уведомил его Гаррисон, давая своему дребезжащему голосу соскользнуть на техасский акцент его молодости. – Как по вашему, мы можем более прямо использовать его для своих целей?

Аль-Хашими пожал плечами.

– Может это и получится, но я в этом сомневаюсь. У него безусловно есть много последователей среди этих молодежных революционных групп…

– Подпольной Революционной Организации Народа, – уточнил с явным отвращением Моргенштерн.

– Они энергичны и близоруки, – заметил аль-Хашими. – Но они ухватились за мысль, что Всемирное Правительство должно быть сброшено.

– Что делает их идеальными для нас, – заключил Гаррисон.

– Но они опасные фанатики, – предупредил Танака. – ПРОН ненавидит нас – корпорации – так же сильно как и Всемирное Правительство.

– Так же как и Освободитель, – указал Сент-Джордж.

– Все равно я думаю, что все они могут быть полезными для нас, – настаивал Гаррисон. – Ладно, пусть Освободитель упрямый идеалист, думающий, что ему суждено изменить мир. Ненавидит нас до позеленения. Все равно он берет от нас деньги и снаряжение – независимо от того, знает он это или нет, принимает это или нет. Пока он дерет Всемирное Правительство он на нашей стороне, и нам следует помогать ему всем чем можем.

Остальные кивнули.

Аль-Хашими добавил:

– С ПРОН дело обстоит во многом точно также. Я добился некоторого успеха в обращении их местной группы здесь в Ираке на службу нашим собственным целям. Один из их вождей принимает от меня деньги. И советы.

– А в один прекрасный день он перережет тебе глотку, – пробурчал Сент-Джордж.

Аль-Хашими холодно улыбнулся.

– Обещаю вам, так долго он не проживет.

– Ну тогда, – сказал Гаррисон, – я предлагаю нам продолжать поддерживать Освободителя. Сифонить ему денежки. Поручить нашим мальчикам ведающим погодой организовать такие условия в окружающих его странах, чтоб сотрясли местные правительства и сделать их народы недовольными Всемирным Правительством.

Моргенштерн печально покачал головой.

– Какие же мы вызовем несчастья. Каждый раз, когда мы делаем что-нибудь в этом роде, я задумываюсь… люди же умирают из-за нас! Так ли это необходимо? Должны ли мы вызывать наводнения и засухи? Посмотрите на эпидемии тифа, катящиеся сейчас по Индии и Пакистану.

– С этим ничего нельзя поделать, – сказал Сент-Джордж.

– Но вызвали-то это мы!

– Только косвенно. Будь у этих проклятых макак приличное медицинское обслуживание…

– И хоть какой-то контроль над приростом населения, – добавил аль-Хашими.

Моргенштерн по-прежнему выглядел опечаленным.

– Мы вмешиваемся в погоду. Мы убиваем людей никогда не имевших ни единого шанса помочь себе. Почему? Неужели мы дошли до такого отчаяния, что…

– Да! – отрезал Гаррисон. – Мы-таки дошли до отчаяния. Именно потому-то мы и деремся. Если мы будем просто сидеть сложа руки и позволим Всемирному Правительству делать все, что оно вздумает, то все мы кончим в доме призрения для бедняков. Все человечество выродится в стаю скулящих голодных собак. Весь мир станет таким же как Индия – бедным и грязным.

– Я знаю, что показывали проекции компьютера…

– Чертовски верно, – согласился Гаррисон. – Политика Всемирного Правительства всех нас обанкротит. Именно потому мы должны использовать все имеющие в нашем распоряжении средства, чтоб избавиться от Всемирного Правительства. Использовать ПРОН, Освободителя. Использовать Все и всех.

Танака, несмотря на свою вечную улыбку, спросил:

– Но будет ли мудрым помогать Освободителю прибрать к рукам новые страны? В конце концов, когда он это сделает мы потеряем производственные мощности этих стран и их трудовые ресурсы.

– И их рынки, – добавил Сент-Джордж.

– А кого это волнует, черт возьми? – парировал Гаррисон. – Можно отнять от наших средств производства и рынков всю Южную Америку и что мы потеряем? Десять процентов?

– Бразилия сама по себе составляет десять процентов, – указал Моргенштерн.

– Значит, такова цена, которую нам придется заплатить, – сказал Гаррисон. – И при том чертовски дешевая цена.

– Она составит значительную долю моего рынка, – сказал Моргенштерн.

– Моего тоже, но мы тебе компенсируем. Тебе возместят ущерб. Кроме того, революционный режим никогда не может долго протянуть. После того, как Освободитель поможет отправить в могилу Всемирное Правительство, его карточный домик тоже развалится. Тогда мы получим все мировые рынки – на своих собственных условиях!

Моргенштерн посветлел, но не сильно.

Гаррисон коротко почесал подбородок, обозревая каждого из своих четырех товарищей.

– Господа, – сказал он, – для нас настало время все эти полусырые революционные движения и сплавить их в единое движение способное вытеснить из бизнеса Всемирное Правительство.

– Это вызовет неслыханное кровопролитие, – заметил Танака, – и хаос.

– Да, но альтернатива это позволит Всемирному Правительству вытеснить из бизнеса нас, – огрызнулся Гаррисон. – А никто из нас не даст этому произойти без боя.

Они все кивнули, большинство из них неохотно, мрачно. Но они согласились.

– О'кей, – продолжал Гаррисон. – Операция «Уполномоченный» уже много лет сидит у нас в файлах компьютера. Теперь настало время активировать ее, ввести в действие «Остров номер 1» и двинуть всех этих отчаянных революционеров в скоординированное наступление по всему миру.

– Глобальная гражданская война, – прошептал Моргенштерн. Лицо его выглядело еще белее обычного.

– Насчет «Острова номер 1», – вмешался Сент-Джордж. – Этому Коббу там не понравится, то что мы делаем.

– Он делает, что ему говорят, – ответил Гаррисон. – У него нет выбора в этом деле.

– Он человек очень независимый, – заметил Танака. – Ты уверен, что ему можно доверять?

– Я никому не доверяю. Я контролирую его.

– Знаете, я забросил агента на «Остров номер 1», – сказал Сент-Джордж. – Она конечно этого не знает. Думает, что раскапывает скандал для «Международных Новостей».

– Кобб ее в месяц пошлет упаковывать вещички, – рассмеялся Гаррисон.

– Посмотрим, – фыркнул Сент-Джордж.

– В тоже время, – вернулся к прежней теме Гаррисон. – Я хочу, чтобы каждый из вас вступил в контакт с этими группами ПРОН в ваших собственных районах. Здесь в Штатах моя организация уже насадила среди этих психов пару спящих. Один из них, как я знаю, в Нью-Йорке. Пришло время спустить их с привязи. Настало время вышибать клин клином.

Спортивный комплекс на «Острове номер 1» предназначался только для участников. Доктор Кобб не разрешил бы в колонии профессиональных команд и спортсменов, хотя всяк был волен смотреть состязания профи по телевидению с Земли. В гимнастических залах колонии не оборудовали никаких мест для зрителей, только различные удобства для обслуживания участников.

– Никакого замещающего насилия, – говорил всем новоприбывшим Кобб. – Никаких организованных команд, никаких организованных ставок. Я этого не потерплю.

Состязания и ставки все равно продолжались, о чем Кобб заранее знал. Но они шли на любительской, случайной основе.

Гимнастические залы, бассейны и другие спортивные сооружения построили в противоположном конце главного цилиндра максимально далеком от района причаливания космических кораблей и неподалеку от дома Дэвида. Спортивный комплекс залезал на холмы крышки цилиндра так, что участники могли выбирать при какой гравитации им желательно упражняться – от нормальной у подножия холмов, до нулевой в центре крышки.

Спорт при нуль-же был трехмерен. Там где «верх» и «низ» не имели никакого физического значения, полы, стены и потолки стали всего лишь игровыми поверхностями для отталкивания. Особенно хитрой игрой стал гандбол, и пока Кобб не настоял, чтобы поля увеличили по сравнению с земными стандартами, из-за членовредительств полученных при игре в гандбол госпитализировалось больше жителей «Острова номер 1», чем из-за несчастных случаев на работе.

Кобб и сам любил игру при нулевой гравитации.

– Дает шанс старому болвану вроде меня против этих мускулистых молодчиков, – говаривал он. А затем этот старый болван выходил на спортивную площадку и осаживал чересчур рьяных молодых людей.

– Пусть тебя это не удручает, – говорил он после проигравшему, зло усмехаясь сквозь струившийся по лицу пот. – Я никому не скажу.

Дэвид знал все приемы доктора Кобба и большинство его трюков. Он с самого детства играл с Коббом при нулевой гравитации, и давным-давно усвоил, что если сохранить хладнокровие и сосредоточиться на мяче, то его более молодые рефлексы и большая выносливость забьют старика обычно.

Но сейчас его голову забивали мысли об Эвелин и глухой стене возведенной компьютером вокруг доступа к сведениям о Цилиндре Б.

Твердый резиновый мяч просвистел у него около уха даже прежде чем он сообразил, что Кобб ответил на его последний удар. Круто развернувшись в воздухе Дэвид увидел, что мяч отскочил от угла потолка и со свистом унесся от него. Молотя руками словно барахтающийся пловец, Дэвид еле-еле сумел добраться до мяча и швырнуть его к противоположной стене.

Уголком глаза он увидел, что Кобб висит вверх ногами в нескольких метрах от него. Старик любил сбивать противников с толку сумасшедшими маневрами. Длинного, тощего, похожего на огородное пугало, Кобба часто сравнивали по части физической внешности с классическим янки из Новой Англии. Тонкий как плеть. И из жестких волокон. Для Дэвида он всегда выглядел как дядя Сэм с иллюстрации в школьном учебнике – без козлиной бородки и развевающихся седых волос. Волосы-то у Кобба поседели, но выбривались настолько близко к скальпу, что он выглядел почти совершенно лысым.

Лицо его, когда он следил за путем мяча, представляло собой обветренную массу трещин. Как гранит Новой Англии, часто думал Дэвид, когда изучал лицо Кобба. Сильное, неподатливое, стойкое.

Старик дрыгнул ногами словно пловец, когда мяч прилетел к нему. Молниеносное, невосприимчивое глазом резкое движение руки и настала очередь Дэвида преследовать мяч и пытаться сделать ответный бросок. Он промахнулся и налетел на стену, стукнувшись плечом о толстую обивку.

– Игра сделана! – торжествующе заорал Кобб.

Спланировав к Дэвиду, старик спросил его своим сиплым грубовато-добродушным голосом:

– Ушибся?

– Нет, – сказал, растирая плечо, Дэвид. – У меня все в порядке.

Мяч все еще отскакивал от стен, теряя с каждым ударом энергию и снижая скорость.

– Ты уже много месяцев не играл так паршиво. Что тебя грызет?

Дэвид давным-давно усвоил, что от доктора Кобба можно утаить не так уж много секретов.

– Почему запрещен доступ в Цилиндр Б? – спросил он.

– Ах это, – устало вздохнул Кобб. – Она выуживает из тебя сведения о Б, так ведь. – Это был не вопрос.

– Она?

– Эвелин Холл – это курочка-репортер из синдиката «Международные Новости». – Она прошмыгнула вчера в Цилиндр Б. Полагаю мнит себя гениальной шпионкой.

– Вы знаете об этом?

– Я наблюдал, как она это делала, – ответил Кобб. – Ты же знаешь, в этой не происходит ничего такого, чего я не вижу.

– Значит вы знаете о ней и обо мне, – сказал Дэвид, почувствовав вдруг застенчивость.

Кобб протянул руку и взъерошил потные волосы Дэвида:

– Эй, я не лезу в личные дела людей. Я не спускаю глаз со всего общественного – вроде вынюхивателей, заставляющих сработать сигнализацию, когда они вторгаются в запретные зоны.

– Почему вы заставили меня служить ей гидом в первый день ее пребывания здесь? – спросил Дэвид.

Кобб влез в потемневший от пота физкультурный костюм.

– Я подумал, что тебе пришло время начать встречаться с людьми не из колонии, научиться иметь дело с ними.

– Но она прибыла сюда поразузнать обо мне!

– Я об этом в общем догадался. Думал сэкономить ей хлопоты с розыском тебя и дать тебе возможность пообщаться с человеком, хотевшим манипулировать тобой. Я думал ты сразу увидишь ее насквозь.

– Я не увидел.

– Она манипулировала тобой весьма неплохо, а?

Дэвид усмехнулся, несмотря на румянец ощутимо жегший ему щеку.

– Да, безусловно неплохо.

– Как ты теперь чувствуешь себя из-за этого?

– Сбит с толку, – признался Дэвид. Озадачен. Она хочет знать, что происходит в Цилиндре Б. Она хочет сделать материал об этом, вернувшись на землю.

Кобб повернулся и оттолкнулся одной ногой от стены, направившись за мячом, медленно плывшим теперь по корту, он отозвался:

– В Б ничего не происходит. Он не заселен.

– Почему? – Дэвид поплыл за ним.

– Потому что таким его хочет держать Совет. Они владеют колонией, она построена на их деньги. Они имеют право использовать ее так как хотят.

– Но почему они хотят держать ее пустым? Зря терять все это пространство?

Кобб выхватил мяч на лету и развернул тело кругом, снова став лицом к Дэвиду.

– Оно не пропадает зря, сынок. Мы только что получили приказ начинать строить там дома.

– О, – Дэвид почему-то почувствовал облегчение: – Какие дома? Сколько?

– Особняки, – усмехнулся ему Кобб. – Пять штук.

– Пять… только пять? На весь Цилиндр? – голос Дэвида стал ошеломленным, пронзительным криком.

– Именно так приказал Совет. Пять больших просторных особняков. Даже после того как их закончат, цилиндр все равно будет выглядеть пустым.

– Но почему… зачем им…

– Изогнув бровь дугой старик спросил:

– Ты видишь какую-либо статистическую связь между тем фактором, что совет приказал построить пять особняков и тем фактором, что существует пять – не сбейся со счета, пять – членов вышеупомянутого Совета Директоров «Корпорации Остров номер 1, Лимитед»?

Дэвид тупо моргнул.

– Пошли, сынок, – Кобб обнял его рукой за плечи: – Пора принять душ.

– Нет, погодите, – высвободился Дэвид. – К чему вы клоните? Что вы хотите сказать?

Лицо Кобба сделалось совершенно серьезным.

– Ты же хочешь быть прогнозистом. Если ты посмотришь на данные о мировой экономике и общественно-политических тенденциях, то что увидишь?

Дэвид ответил, тряхнув головой.

– Никакой ясной тенденции нет.

– Разумеется есть, это столь же определенно как налоги! – отрезал Кобб. – Хаос. Апокалипсис. Всемирное Правительство пытается сохранить своего рода глобальную стабильность, но всюду возникают революционные движения. От Освободителя в Южной Америке до ПРОНа на Ближнем Востоке, Всемирное Правительство в беде, в большой беде.

– Но какое это имеет отношение к «Острову номер 1»?

– Мы запасный люк, сынок. Члены Совета видят, что на них смотрит в упор всемирный коллапс. Всемирное Правительство может пасть. Хаос и революция могут прорваться где угодно – везде. Этим людям нужно безопасное убежище для себя и своих семей. Они зарезервировали для себя Цилиндр Б.

– И они дадут окружающему их миру развалиться?

– Они никак не могут этого предотвратить, даже если б хотели.

– Я этому не верю!

– Ну… есть одно средство, – сказал Кобб. – После того как Совет прибудет сюда жить, мы сможем сбить с неба всякого другого, когда они попытаются взлететь сюда и вторгнуться к нам!