Текст книги "Колония"

Автор книги: Бен Бова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

21

Аманда Парсон: Но Луна же такая скукотень! Я хочу сказать, что там остается после того, как оставишь свои следы в пыли моря или как там оно у них называется, взберешься на одну-другую из этих старых гор и проедешься посмотреть памятник «Аполлону»? Подземная кроличья нора, где народу чересчур много, а обслуживающего персонала чересчур мало. Наших подписчиков Селена не интересует.

Даже космическая Станция «Альфа» становиться устаревшей темой. Там все бывали. В ней нет ничего нового. В конце концов, даже при нулевой гравитации человеческое тело способно лишь на ограниченное число перестановок.

Для путевых очерков нам нужно что-то иное и волнующее. На Земле никуда нельзя поехать без того, чтобы подвергнуться приставаниями нищих или наткнуться на эпидемию или каких-нибудь террористов. Почему бы не дать материал об «Острове номер 1»? Я имею в виду, ты же пошел на все эти расходы с засылкой туда репортера, и возможно, ее и за дело уволили при возвращении, но почему нам нельзя…

Вильбур Сент-Джордж: Аманда, не выйдет. Она уволена и останется уволенной. И забудь о всяких статьях об «Острове номер 1». Это окончательно!

Распечатка телефонного разговора между Лондоном и Сиднеем, обычное наблюдение, осуществляемое общими телефонными мониторами, 2 августа 2008_г.

В квартире Эвелин царил кавардак. Вот так и бывает в однокомнатной квартире, объяснила она себе. Некуда спрятать хаос, пока прибираешь.

Она натянула на себя бесформенный халат и, не обуваясь, шарила по шкафчикам над раковиной в поисках жестянки с чаем. Диван-кровать стояла несобранной и основательно помятой. Во рту у нее все еще оставался привкус зубной пасты.

– Не мог же он весь кончиться, – пробормотала она про себя.

Но шкафчик был забит совсем не так плотно, чтобы жестянку с чаем мог скрыть какой-нибудь предмет. За недели, прошедшие с тех пор, как Сент-Джордж уволил ее из «Международных Новостей», никакие другие средства массовой информации не желали брать ее на службу. Она не могла даже продавать сообщения, как независимый репортер. И буфет, и банковский счет Эвелин стремительно истощались.

В десятый раз за это утро она подумала, не следует ли ей попробовать снова позвонить Дэвиду, так как ей теперь восстановили телефон. Конечно, поскольку теперь она сама оплачивала счета за телефон, а не перекладывала их на «Международные новости», ей пришлось считать тут каждый грош.

– Разговор по видеофону стоит недорого, – намекнула она отражению в зеркале над туалетным столиком.

Ты влюбилась в него, глупая девчонка.

– Нет, – ответила она вслух самой себе. – Дело совсем не в этом.

Ты ведешь себя, словно помешавшаяся телка.

Я не люблю его. Ему совершенно наплевать на меня. Я ненавижу его!

Тогда почему же ты не попыталась сбыть рассказ о нем какому-нибудь бульварному телешоу? Там бы его слопали в один миг.

– Не будь чересчур уверена, что я этого не сделаю, старушка. Деньгам я бы нашла применение, даже если меня при этом ни разу не упомянут.

Но он же такой милый. Как ты можешь так с ним поступить?

– А почему бы и нет?

Он такой красивый, такой добрый, такой мягкий.

Он ни разу мне не позвонил! И не отвечает на мои звонки!

Да как он может? Ведь тот страшный старик, Д-р Кобб, держит его там, словно заключенного. Он позвонил бы тебе, если бы мог.

Диалог прервал свисток вскипевшего чайника.

Эвелин хмуро посмотрела в его сторону.

Можешь заливаться сколько угодно, хоть пока весь не выкипишь. Чая нет. Мне нечего бросить в кипяток.

Когда она направилась через комнату выключить плитку, зазвонил видеофон. Эвелин сняла чайник с нагревателя, который автоматически отключился, как только с него убрали груз. Затем поставила чайник рядом с нагревателем и, бросившись ничком на измятую постель, протянула руку к видеофону.

Она нажала кнопку ТОЛЬКО ГОЛОС и лежала пластом, пока на маленьком экране видеофона появилось изображение сэра Чарльза Норкросса. Он был достаточно красив, чтобы стать звездой любой развлекательной программы или премьер-министром. И станет когда-нибудь, подумала Эвелин. Аристократическое, почти надменное лицо. Аккуратные, начинающие седеть усики, но остальные волосы – густые и чисто золотистые.

– Эвелин, дорогая, ты тут? Экран бел. Тебе ведь не отключили опять видеофон, не так ли?

– Я не в приличном виде, милый, – уверила его она.

– Я могу приехать всего через пять минут.

– И рискнуть своей карьерой ради безработной собирательницы скандальных слухов? Едва ли.

Сэр Чарльз улыбнулся.

– С тобой овчинка почти стоила выделки. Я мечтаю о твоем теле с тех пор, как ты взяла у меня интервью.

– Да, именно так ты мне тогда и сказал. Ну… если я в скором времени не получу работу, то моему телу предстоит расстаться с душой.

– "Международные" занесли тебя в черный список, так?

– Очень основательно, – кивнула она.

– Буду рад тебе помочь, – сказал сэр Чарльз. – Мы могли бы… э… поработать над моей биографией. Я расскажу тебе всю длинную, скучную историю моей жизни.

– И мы будем писать ее на потолке твоей спальни? Едва ли.

– Твоя стеснительность слишком велика, притворно нахмурился сэр Чарльз. – В политике ты бы никогда далеко не пошла.

– А ты однако пойдешь.

– Разумеется, пойду.

– Хорошо. Наверно, к тому времени, когда ты станешь премьер-министром, ты сможешь организовать расследование, чтобы выяснить, почему многообещающая молодая журналистка Эвелин Холл умерла с голоду в своей пэддингтонской квартире.

– Неужели все обстоит настолько плохо?

– Становиться довольно мрачным.

Сэр Чарльз провел указательным пальцем по усам.

– Я… э… у меня есть для тебя довольно чувствительные новости. Если я правильно помню, ты спрашивала у меня о юридическом статусе того молодого человека, у которого брала интервью, находясь на «Острове номер 1». Дэвида Адамса, не так ли?

Эвелин перешла в сидячее положение.

– Да, Дэвида Адамса.

С миг поколебавшись, словно оглядываясь через плечо, чтобы посмотреть, не следит ли кто за ним, сэр Чарльз продолжал:

– В данное время все это пока сверхсекретно, но явно произошел угон. Направляющийся в Мессину с Космической Станции «Альфа» челнок был захвачен и угнан Подпольной Революционной Организацией Народа.

– Такую новость невозможно замолчать.

– О, этого я и не ожидаю, – признал сэр Чарльз. – Нынче каждое правительство знает, что такого лучше не делать. ПРОН сейчас в любую минуту может прокаркать об этом на весь свет. Но я думал, что тебе будет интересно узнать, что в списке пассажиров есть некий Дэвид Адамс. Он летел из Селены, а в качестве места жительства указал «Остров номер 1».

Эвелин почувствовала, как кровь запульсировала у нее в ушах.

– Он здесь!

– Он угнан, – уточнил сэр Чарльз. – Мы не уверены, где он находиться. Первоначально челнок направлялся в Мессину.

– Я должна лететь туда!

Он покачал головой.

– Нельзя. Служба Безопасности Всемирного Правительства оцепила весь район Всемирной Столицы. Самое близкое место, куда ты можешь вылететь, это Неаполь.

– Тогда в Неаполь!

– Кажется я начинаю ненавидеть этого Адамса, – сказал сэр Чарльз. А затем: – Ты можешь позволить себе такой расход?

Желудок ее казался пустым, дрожащим.

– Как-нибудь. У меня есть еще кредитный счет, не слишком сильно истощившийся.

Сэр Чарльз слегка поднял брови.

– Я распоряжусь, чтобы мои сотрудники достали тебе билет на рейс и забронировали номер в неаполитанском отеле.

– Я не могу…

– Разумеется, можешь. И согласишься. Жалко, что у меня здесь так много работы. А, ладно, как я понимаю, в это время года там зверская жара.

– Вы с ума сошли? Неужели у нас нет ни малейшей мудрости? Ни малейшей предусмотрительности?

Освободитель сердито расхаживали взад-вперед по паркетному полу бывшей изукрашенной бальной залы. Стены помещения с высоким потолком украшали портреты затянутых в мундиры генералов, стариков в древних костюмах с накрахмаленными воротниками, и бледных томных дам. Три люстры из хрусталя отражали солнечный свет, струившихся из просторных окон на противоположном конце помещения.

За окнами не было видно нечего, кроме бесконечной травянистой равнины, протянувшейся до самого горизонта, нарушаемого неясными, смахивающими на мираж, переливающимися образами горных пиков.

Бхаджат чувствовала себя нечистой и глупой. С тех пор как она перешла с Космической Станции «Альфа» на борт челнока, она тридцать шесть часов не мылась и не переодевалась. Ее товарищи по угону располагались в другом крыле этого «дома для гостей», расположенного в глубине аргентинских пампасов. Местная полиция в аэропорту Буэнос-Айреса приняла от них в подарок космический челнок отнюдь не любезно. Ничего иного она и не ожидала. Но Освободитель – то будет доволен, думала она. Даже Хамуд согласился, что латиноамериканский революционер с радостью примет у себя и ее, и заложников.

Но вместо этого он рассердился: Рассвирепел… Он расхаживал по длинному роскошному залу с побагровевшим лицом, и его худощавая фигура так и излучала недовольство.

Он того же возраста, что и мой отец, думала она. Это почему-то расстраивало ее.

По крайней мере одет он был не лучше, чем она: в мятый комбинезон цвета хаки, выглядевший даже хуже, чем ее шелковая блузка, юбка и туфли. Она сидела в одном из кресел с высокой спинкой из настоящего дерева, расставленных вдоль обшитой панелями стены, и смотрела, как старик расхаживал, твердо клацая сапогами по паркету.

Наконец он остановился. Он стоял близко, что Бхаджат увидела, какие у него усталые, покрасневшие глаза. Он покачал головой.

– Почему ПРОН заранее не связалась со мной? Как вы посмели бросить без предупреждения и даже без спроса этот груз заложников прямо мне на колени?..

Голос его оборвался. Он вздохнул.

– Мне следовало бы держать себя в руках, – проговорил он помягче. – Я только что вернулся из Южной Африки. Вы, возможно, слышали, что там победила революция.

– Да, – подтвердила довольная Бхаджат. – Это была чудесная новость.

– Достигнутая ценой гибели почти ста солдат Всемирного Правительства. Это… менее чем чудесно.

– Но они не защищали режим.

– Они выполняли приказ, – ответил Освободитель. – Три дня назад они были неизвестным безликим контингентом войск Всемирного Правительства. А теперь они мученики, и весь мир громко требует мести за них.

Бхаджат ничего не сказала.

Старик устало упал в кресло рядом с ней.

– Понимаете, мы не можем позволить себе так сильно враждовать с Всемирным Правительством. Если оно мобилизует против нас свою армию…

– Но их армия маленькая, – указала Бхаджат, – мы можем поднять в десять раз больше.

– Их армия состоит из профессиональных солдат. У них есть мобильность и огневая мощь. А у нас есть численность и энтузиазм – пушечное мясо.

– Мы будем сражаться пока не победим.

– А вероятней, будем сражаться, пока нас всех не перебьют. Зачем вы угнали космический челнок? Какую это может принести пользу?

– Показать слабость Всемирного Правительства, – ответила Бхаджат, не доверяя ему своих настоящих мотивов. – Заставить его заплатить выкуп за заложников – за этих жирных бизнесменов и туристов.

– И вы привезли их сюда, так как думали, что я защищу вас?

– Да.

– Но я не могу защитить даже себя, если в Аргентину вторгнется армия Всемирного Правительства.

– Но вы же революционер!

– Да, – выправился он. – Но не террорист. Не угонщик.

– Цели у нас одинаковые, – заявила Бхаджат, – даже если тактика разная.

– Да? – задумчиво проговорил Освободитель. – Хотел бы я это знать.

– Ваш пример вдохновляет нас всех. В ПРОН все равняются на вас.

Он долго молча смотрел на нее.

– Вы серьезно?

– Конечно.

– ПРОН последует за мной?

– Для всего мира вы стали символом сопротивления Всемирному Правительству. Если вы захотите вести нас, мы последуем за вами.

В глазах старика появилось отсутствующее выражение.

– В то время, когда впервые было сформировано Всемирное Правительство, – произнес он так тихо, что Бхаджат гадала, предназначалось ли сказанное для ее ушей, – мы были офицерами чилийской армии. Как мы поддерживали тогда Де Паоло! Новое Всемирное Правительство покончит с нашими врагами, вернет землю народу, выгонит иностранные корпорации. Но оно так никогда этого и не сделало. Все стало не лучше, а хуже.

– Мы можем с ним бороться, – сказала Бхаджат.

– С кем бороться? С туристами? С купцами? Грабя банки? Угоняя космические челноки? Что это за борьба?

– Мы делаем, что можем, – ответила Бхаджат, чувствуя себя почти так, словно говорила с отцом.

Освободитель покачал головой.

– Нет, моя милая. Бой идет с правительствами, с руководителями, принимающими решения, думающими только о себе, а не о народе.

– С богатыми, – сказала Бхаджат.

– Не с богатыми, – отрезал он. С теми, кто служит богатым и сами себе не заботясь о бедных.

– Что же мы можем сделать? – спросила она.

– Вы серьезно говорите, что ПРОН последует за мной?

– Да, – горячо заверила его Бхаджат. – Вы можете слить все наши отдельные движения борцов в одно великое всемирное движение. Мы сможем бороться против угнетателей по всему миру, объединенно, согласованно.

– Тогда отлично, – сказал освободитель. – Первое, что мы должны сделать, это вернуть пассажиров из челнока и сам аппарат. Мы не воюем с туристами и рабочими.

– Но…

– Вы своего добились. Показали, что Всемирное Правительство не может защитить своих граждан от ПРОН. Вы приобрели всемирную известность. А теперь самое время проявить щедрость.

Бхаджат все-таки колебалась.

Освободитель, чуть улыбаясь, нагнулся к ней.

– Мир любит романтического героя-разбойника Робина Гуда или Панчо Вилью – пока не страдают невинные люди. Не обращайте мировое общественное мнение против вас, чересчур долго задерживая этих пленников.

Она посмотрела в его сильные серые глаза и решила, что у нее нет выбора. Его решение было уже принято, и у него была сила для проведения этого решения в жизнь.

– Я понимаю, – сказала Бхаджат. – Вы не могли бы… организовать их освобождение?

Он кивнул.

– Я посмотрю, что можно будет сделать.

– Всемирное Правительство потребует от вас нашей выдачи, – указала она.

– Чего я, конечно, не сделаю. Это и есть цена, которую оно должно заплатить. Оно может забрать себе заложников и челнок, но не ПРОНовских… революционеров.

Он хотел сказать «террористов», поняла Бхаджат. Этому старику она доверяла – до определенной степени.

Когда Дэвид пришел в себя, он все еще находился в челноке, пристегнутый к своему креслу. В голове у него гремело от боли. Куда-то пропал толстый японец с соседнего кресла. Все пассажиры куда-то пропали. В челноке никого не было, кроме солдата в однообразной оливковой форме, ссутулившегося у переднего люка, около двери рубки.

Мы приземлились, подумал сквозь пульсирующую боль в голове Дэвид. Но…

Затем его словно стукнуло Я на Земле! Все остальное вылетело у него из головы.

Он попытался было встать, но ремни врезались ему в плечи. Он нетерпеливо расстегнул их и встал на ноги. В голове у него стоял рев, а ноги казались ватными. Он на миг прислонился к креслу из переднего ряда. Охранник посмотрел на него и зацепил большим пальцем рукоять пистолета в кобуре на бедре.

Дэвид смутно подумал, что он, должно быть, получил немалую дозу газа, раз у него так сильно болит голова. После нескольких глубоких вдохах-выдохах он подумал о мастерах дзена и йоги, умевших заставить боль исчезнуть усилием воли. Он сосредоточился на растворении боли, но от этого голова у него разболелась еще больше. Без помощи компьютера у него такое не получается, сообразил он.

Выйдя в пустой проход, он направился к открытому люку. Воздух имел странный запах, а снаружи доносились незнакомые гудящие звуки.

Или это гудит у меня в голове.

– Альто! – рявкнул охранник. – Сесьенте! [Стой! Сидеть! ]

Дэвид по-испански не понимал. И щелкнул коммуникатором, чтобы получить перевод у ближайшего компьютера. Но никакого ответа не пришло. Он попробовал опять.

Ничего.

Здесь нет никакого компьютера! Дэвида потрясла мысль, что где-то могут жить люди, не имеющие где-нибудь в радиусе действия имплантированного коммуникатора по крайней мере одного терминала, связанного с компьютером, используемым в режиме разделения времени.

Мысль эта потрясла его до глубины души. Всю свою жизнь он имел возможность использовать сложную сеть взаимосвязанных компьютеров «Острова номер 1» в качестве дополнительной памяти, громадной энциклопедии информации, становившейся доступной для него, прямо в голову, со скоростью света. Даже на Луне он мог присосаться к компьютерам и крошечным простодушным электронным «мозгам» навигационных спутников. Но здесь, на Земле, он оказался как в пустыне.

Словно внезапно ослеп или лишился доступа ко всем библиотекам мира. Словно перенес какую-то ампутацию, лоботомию.

– Сесьенте! – повторил охранник, делая жест левой рукой, одновременно сжимая правой рукой пистолет в кобуре.

Дэвид не произнося ни слова, плюхнулся в ближайшее кресло. Охранник крикнул кому-то находившемуся снаружи, а потом опять обратил внимание в Дэвиду. Только теперь Дэвид сообразил, что тут, должно быть, ночь; горели светильные панели корабля, а на видимом ему через открытый люк небольшой участок прилегающей местности было темно.

Он попытался откинуться на спинку кресла и заснуть, но голова болела так, словно по ней барабанили.

Я добрался наконец до Земли, проворчал он про себя, а мне не дают ничего увидеть.

Он понял что задремал, только вздрогнув от прикосновения руки к своему плечу. Над ним стояла девушка, та самая, которая его вырубила.

– Вы вернулись в мир живых, – сказала она на международном английском. На губах у нее играла легкая улыбка.

Дэвид кивнул, но головная боль заставила его скривиться.

– Вам больно? – спросила она его.

– Да, черт возьми, – отозвался он. – Благодаря вам.

Она выглядела озабоченной.

– Вам не следовало пытаться оказать сопротивление. Я же предупреждала вас оставаться на месте.

– Меня никогда раньше не похищали.

– Идемте. – Она протянула руку. – Мы найдем вам что-нибудь от головной боли.

Он взял ее за руку и поднялся с кресла. Она провела его мимо охранников, и они спустились по металлической лестнице, выдвинутой из люка на землю.

Спустившись с лестницы, Дэвид остановился и огляделся кругом. Небо было нежного иссиня-черного цвета. Оно светилось. Звезды мягко мерцали, а не казались четкими немигающими точечками света, как на «Острове номер 1». Их тут было поменьше, но они обрисовали созвездия, известные ему по книгам: Охотник, Корабль, Южный крест. Он даже увидел расплывчатую туманность Магеллановых Облаков.

Вокруг него повсюду расстилались открытые поля. Было слишком темно, чтобы разглядеть, обрабатывались они или нет. Но фоне нежно светящегося ночного неба вырисовывались темная громада дома, в некоторых окнах горел яркий свет.

Но сильнее всего на Дэвида подействовали звуки и запахи. Пахло теплой землей, травой и живыми существами. Лица его коснулся прохладный и странно меняющийся ветер, он стих на мгновение, а потом вернулся с новой силой.

– Она все еще не обуздана, – произнес он вслух. – Она совершенно неуправляема! Она никогда не будет обуздана, во всяком случае, полностью!

Бхаджат потянула его за руку.

– Идемте в асьенду. Там есть аспирин.

– Нет. – Дэвид отошел от челнока на несколько шагов, чувствуя почву под ногами. – Нет, я хочу это увидеть. Я хочу посмотреть как взойдет солнце.

– Этого не будет еще много часов, – рассмеялась она.

– Мне все равно.

При свете звезд он едва мог разобрать выражение ее лица. Но в голосе ее звучала строгость и подозрительность.

– Пытаться убежать было бы глупо. Здесь на сто километров, а то и больше, нет никаких других зданий.

– А где Луна? – спросил, повернувшись вокруг своей оси, Дэвид.

– Она взойдет примерно через час.

– О. А вон та яркая, – показал он, – это, должно быть, «Остров Номер 1».

Она изучила его взглядом. Либо он в шоке от газа, либо пытается усыпить мою бдительность и подозрительность и сбежать.

– Вы не сможете оставаться здесь на всю ночь, – сказала она. – Другие все в…

– Почему бы и нет? – просто спросил он.

– Другие все в асьенде.

– Вот как? Они все уже бывали на Земле. А я нет. Она прекрасна!

– Вы родились в Селене? – спросила она.

Дэвид покачал головой. Головная боль уже проходила.

– На «Острове номер 1». Всю жизнь провел на «Острове номер 1». Вплоть до последних нескольких недель.

– Вам действительно нужно пройти в дом, – настаивала она.

– Не хочу. Я всю жизнь провел в одном гигантском доме.

Бхаджат не имела при себе оружия.

Он намного здоровей меня, и в хорошей форме. Она с миг прикидывала соотношение сил, а потом пожала плечами. Я всегда могу крикнуть охрану. Да и некуда ему тут бежать. Не очень-то он сможет спрятаться на этой пустынной равнине.

– Отлично, – согласилась она. – Зайдемте со мной в дом на несколько секунд, а потом мы можем прогуляться сюда и посмотреть, как восходит Луна.

Это произошло, конечно же, намного медленней, чем на «Острове номер 1». Дэвид с бахджат сидели на сладко пахнущей траве и наблюдали, как почти незаметно для глаза восходит Луна. Он слишком заблудился в новизне Земли, чтобы разговаривать. Но Бхаджат обнаружила, что она говорит без остановки, словно ей требовалось оправдаться, защититься перед ним, объяснить все случившееся.

– … это может показаться тяжелым, опасным и даже жестоким. Но мы не можем позволить Всемирному Правительству указывать нам. Мы должны обрести свободу!

– Но ведь Всемирное Правительство не диктатура, – ответил он, по-прежнему не открывая глаз от медленно восходящей Луны. «Она действительно похожа с виду на лицо! Черт меня дери!»

– Оно берет с нас налоги и ничего не дает взамен, – сказала Бхаджат. Оно превращает все в одинаково серое. Почему арабы должны одеваться как европейцы, которые одеваются как американцы, которые одеваются как китайцы?

– Так вы потому и угнали челнок – потому что вам не нравиться носимая вами одежда.

– А вы язвительны.

– Да, – признался Дэвид, оторвав внимательный взгляд от небес. – Но вы не очень реалистичны. Налоги Всемирного Правительства ниже расходов на вооружение, которые несли Ирак и другие страны до того, как появилось на свет Всемирное Правительство.

– Если налоги у нас ниже, то почему сейчас больше бедных, чем когда-либо раньше? Почему люди умирают от голода прямо на улицах?

– Потому что людей стало больше, – ответил Дэвид. – Какая сейчас численность населения в мире? Свыше семи миллиардов? Пока вы поддерживаете такой высокий темп рождаемости, вы двигаетесь к катастрофе.

– Я говорю об умирающих, – сказала Бхаджат. – О матерях, младенцах, стариках – умирающих с голоду по всему миру!

– Но в этом нет вины Всемирного Правительства.

– Конечно есть! Кто же еще виноват?

– Люди заводящие всех этих младенцев. Люди поддерживающие такой высокий уровень рождаемости.

– Они невежественны и напуганы, – сказала Бхаджат.

– Так дайте им образование, – возразил Дэвид. – И накормите их. Перестаньте зря терять время на угон космических челноков и держание людей заложниками.

– Мы не можем накормить. Богатые страны не делятся своим богатством. Ими вертят корпорации, так же, как вертят они Всемирным Правительством.

– Я видел все относящиеся к этой теме данные, – покачал головой Дэвид. – Я знаю расчеты. В мире недостаточно продовольствия для накормления людей. Его попросту нет. Даже если посадить всех на минимальную диету, его будет недостаточно – во всяком случае, семи с лишним миллиардам на этом не разгуляться. Голод неизбежен.

– Нет это не может быть правдой. Мы не допустим, чтобы это стало правдой!

Луна полностью поднялась над горизонтом. Она была почти полной, и в ее мягком свете Дэвид разглядел лицо Бхаджат. Оно было прекрасным, истинно прекрасным, несмотря на то, что выражало страх и гнев.

– Одного желания для этого мало, – как можно мягче сказал Дэвид. – Грядущей катастрофы никак не избежать. Уже слишком поздно остановить ее приход.

– Это бесчеловечно, – воскликнула она. – Вы бесчеловечны?

Бхаджат вскочила на ноги и, сердито печатая шаг, ушла обратно к асьенде.

Дэвид посмотрел ей вслед, затем отвернулся и посмотрел на Луну. Она улыбалась ему кривой улыбкой.

Бхаджат проснулась вместе с солнцем, сонно потянулась и обвела взглядом спальню. Несколько секунд она не могла вспомнить, где она, и почему находиться в этом незнакомом месте. Комната была небольшой но уютной. Занавески на окнах оставили достаточно открытыми, чтобы в спальне струился утренний свет.

Она вылезла из слишком высокой постели и посмотрела на себя в большое зеркало, висящее по эту сторону двери. Всю жизнь она хотела обладать чувственным телом кинозвезды. А была вместо этого тонкой, маленькой, узкобедрой и малогрудой. Неудачное тело для деторождения, говорили жившие у них в доме женщины постарше, когда думали, что она их не слышит.

В одном углу комнаты стоял закуток с металлическим душем, прибавленный явно спустя немало лет после первоначальной постройки асьенды. От закутка шли голые трубы и исчезали в неровных отверстиях в стене.

Направившись в душ, Бхаджат прошла мимо окна и взглянула на равнину. Он все еще там! Она шагнула к окну, оставаясь за полуоткрытыми занавесками. Этот идиот, должно быть, так и проспал там всю ночь. Он лежал на спине, заложив руки за голову. Вопреки себе, Бхаджат улыбнулась. Проспал он свой первый восход солнца. А затем подумала: вероятно он никогда не слышал о росе, так же как и о морозе. Вероятно, он подхватил простуду. Или пневмонию. Как это глупо, всю ночь оставаться там!

К тому времени, когда Бхаджат закончила принимать душ и оделась в ту же блузку и юбку, она решила выйти из дома и посмотреть, все ли в порядке.

Но когда она спустилась по широкой голой деревянной лестнице, ведущей на первый этаж асьенды, один из охранников, офицер улыбнулся ей и передал:

– Освободитель желает срочно переговорить с вами.

Бхаджат отбросила все иные мысли и последовала за офицером в большой зал, где она впервые встретилась с Освободителем. Зал был пуст. Вдоль обшитых панелями стен выстроились портреты, канделябры и кресла с высокими спинками. Но ее никто не ждал.

– А где…

Офицер снова улыбнулся и нажал кнопку на панели в стене неподалеку от дверей.

Часть деревянной обшивки уехала в потолок, открыв белый видеоэкран. Бхаджат следила, как офицер придвинул кресло лицом к экрану, слегка поклонился ей, а затем покинул большой зал. И тихо закрыл за собой дверь.

Внезапно экран начал светиться. Потом Освободитель обрел твердые трехмерные очертания. Впечатление складывалось такое, словно в стене большого зала вырубили нишу, и он сидел в ней, за старым, видавшим виды столом из серого металла. Стена у него за спиной выгорела до бледно-зеленого цвета. Бхаджат видела даже трещины в ней.

Может, он и имеет аппаратуру голографической связи, подумала она, но живет он безусловно отнюдь не в роскоши.

Сейчас он выглядел не таким старым. Должно быть, он в такую рань не спит и действует. Судя по свету в его комнате, где бы он ни был, там еще даже не светает.

– Надеюсь, я не прервал ваш сон, – вежливо обратился он.

– Нет. Я встала вместе с солнцем, – ответила Бхаджат.

Освободитель позволил себе улыбнуться.

– Вот такой роскоши я не могу себе позволить, особенно когда должен совещаться с правительствами и беседовать с репортерами со всего света.

Бхаджат ничего не сказала.

– Я договорился об освобождении заложников, – сказал он. – Мои люди позаботятся об их перевозке в Буэнос-Айрес, где их примет Всемирное Правительство.

– Понимаю.

– Средства массовой информации заполнены сообщениями о Шахерезаде и ее дерзкой символической борьбе против Всемирного Правительства. – Он слегка подчеркнул слово «символической».

– Значит, мы достигли своей главной цели. – Бхаджат вдруг почувствовала, что устала от всего этого дела. Все это было глупостью, суетой сует, безнадежной борьбой с неизбежным поражением. Семь миллиардов человек! Кто им мог помочь? Да и как им мог помочь кто бы то ни был?

Освободитель между тем говорил:

– Если вашей первоочередной целью было известить о своей борьбе весь мир, то вы добились всего, о чем только мечтали, и даже большего. Вы даже помогли мне достичь моей собственной цели.

Она уловила выжидающее выражение у него на лице.

– И какой именно?

– Я вел переговоры об… урегулировании, взаимопонимании с Всемирным Правительством. В обмен на освобождение ваших заложников оно согласилось… э… «закрыть глаза» на сражение в Южной Африке, где перебили их солдат.

– Очень мило, – отозвалась Бхаджат, позволяя иронии появиться у себя на лице. – Мы получаем всемирную известность, а вы спасены от вторжения Всемирной Армии.

– Освободитель поджал тонкие губы.

– Разве вы не довольны?

– Как вы говорите, – ответила она. – Мы приобрели большую известность.

Он поколебался, а затем спросил:

– Вы по-прежнему готовы превратить ваши разрозненные усилия в объединенную всемирную борьбу? Вы по-прежнему готовы выполнять мои приказания?

– Да.

– Даже при высокой личной цене для вас самой?

Сердце ей стиснул холодный страх.

– Что вы имеете ввиду? – спросила Бхаджат.

– Выработанное мной взаимопонимание со Всемирным Правительством… Сделка с возвращением заложников в обмен на закрытие глаз на инцидент в Йоганнесбурге…

– Да? Что?

– Я вел переговоры об этом с членами Совета Всемирного Правительства по имени шейх Джамиль аль-Хашими. Он добавил к соглашению еще два условия.

Бхаджат ждала в ледяном молчании оглашения условия, зная, каким будет одно из них.

– Первое условие, – объяснил Освободитель, – состоит в том, что пассажир Дэвид Адамс, законтрактованный работник с «Острова номер 1», должен быть… возвращен туда, откуда прибыл.

Кивнув, Бхаджат почувствовала, как в ней вспыхнула крошечная искорка надежды, хотя она и знала, что это глупо.

– А второе условие? – спросила она.

Шейх аль-Хашими сказал, что среди пассажиров на борту челнока летела и его дочь, путешествующая инкогнито. Он ожидает, что ему возвратят ее. С его точки зрения, Шахерезада умерла. Но он хочет вернуть себе дочь. В противном случае Всемирная Армия нападет на Аргентину.

Искорка погасла во тьме.

– Значит, я цена, которую надо уплатить.

Освободитель пожал плечами.

– Я не могу позволить себе вести организованную войну против Всемирного Правительства. Партизанская война это одно дело… а открытые сражения… не сейчас.

– Понимаю.

Он печально продолжил.

– Пожалуйста не пытайтесь покинуть асьенду. Мои солдаты получили строгий приказ держать вас под строгой охраной, пока мы не сможем передать вас отцу.