Текст книги "Колония"

Автор книги: Бен Бова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Дэвид никогда раньше не видел горизонта, кроме как на изображениях. Он действительно выглядел, словно край света, подумал он. За ним не было ничего, кроме пустоты космоса и торжественных немигающих звезд.

Затем Грэди завернул трактор направо, и Дэвид увидел разработки. Когда они приблизились к открытой шахте. Дэвид начал понимать, насколько она мала. Агроземли в колонии и то побольше будут. Это была всего лишь открытая шахта, раскопанная на несколько метров глубже поверхности. Два трактора с бульдозерными отвалами толкали горы грунта к пузатому рудовозу, прицепленному позади третьего трактора.

– Это… она? – спросил Дэвид.

В наушниках шлемофона прозвучал смешок Грэди.

– Она самая, малыш. Весь материал для вашей шикарной колонии поступает из этой дырке в Луне.

Дэвид посмотрел на штейгера. Тот действительно улыбался. Он выглядел расслабившимся, даже счастливым.

Интересно, не меняется ли он так каждый раз, когда проходит через шлюз?

Проявляемого им на базе напряжения и гнева попросту больше не было.

Они прогромыхали к краю шахты, и прежде чем Дэвид это понял, направились по утрамбованному грунтовому спуску в район добычи.

– И вообще, материал для постройки самого «Острова номер 1», – продолжал Грэди, поступал из шахты, примерно таких же размеров… там, по другую сторону купола. Массоускоритель тоже на той стороне.

– Знаю, – сказал Дэвид, – я видел его вчера из кабины управления.

– Да. Ну, а теперь мы поедем присмотреть места для новых шахт. Бригада топографов подъедет через двадцать минут.

Он болтал словно гид в туристском автобусе.

Черт побери! – подумал Дэвид. Ну почему ты не мог остаться мерзким и злым? Это сильно облегчило бы мне дело.

Грэди провел трактор вверх по противоположному склону, и их снова окружила бесплотная пустота. Впечатление создавалось такое, словно они находились в море: ничего, кроме горизонта во всех направлениях и темного неба над головой.

Он остановил трактор.

– Хочешь выйти прогуляться? Оставить на Луне свои следы?

Он принялся вылезать из-за рычагов, и Дэвид перебрался на его место.

– Да нет, дубина, выходи со своей стороны, – полуобернулся к Дэвиду Грэди.

Он стоял пригнувшись, обрамленный открытым люком, поставив одну ногу в сапоге на верхнюю ступеньку лесенки, а другую на порог люка. Дэвид нагнулся к нему и схватил его под мышки.

– Эй! Какого черта…

При слабой лунной гравитации не составляло труда поднять его повыше, даже из сидячего положения. Дэвид рванул его вон из трактора, а затем чуть толкнул и выпустил. Облаченная в зеленый скафандр фигура Грэди трепыхалась, казалось целую вечность, прежде чем врезалась в грунт, сапогами вперед, и взбила ленивую кучу пыли. Он повалился назад, через ранец жизнеобеспечения, и кончил кувыркаться, сев на шпагат.

– Ах ты, проклятый сукин сын! – заревел он в наушниках Дэвида. – Ты что делаешь, черт тебя побери? Я переломаю к черту все твои чертовы кости…

Он неуклюже поднимался на ноги. Дэвид прочно уселся на место водителя и схватился за рычаги управления. Нахал на педаль сцепления, и трактор двинулся вперед.

– Назад, ублюдок!

Наполовину высунувшись из кабины, Дэвид увидел уменьшающийся позади зеленый скафандр. Грэди буквально прыгал от ярости, размахивая высоко поднятыми руками, и орал от гнева и расстройства.

– Грэди, что происходит? – спросил третий голос. Центр управления на базе. – Что у тебя за проблема?

Но Грэди смог прореветь в ответ только ряд ругательств.

– Грэди, ты где? Что случилось?

– Я убью этого глупого сукиного сына! Я разорву тебя на части, Адамс! Шкуру с тебя заживо спущу!

Дэвид откинулся на спинку сиденья. И улыбнулся. Вот так-то лучше. Вот это больше похоже на Пита Грэди, которого я знал и любил.

Через несколько минут по связи затрещали и другие голоса.

– Он украл трактор?

– Куда он, черт возьми думает с ним деться?

– Единственное другое место, куда он еще может поехать, это Селена.

Дэвид кивнул. В точку, дружище.

– Селена? Он не может туда добраться. Это же больше тысячи километров!

– Воздуха у него не хватит… может быть.

– Да, но между рудниками и Селеной нет никаких навигационных ориентиров. Никто не путешествует по поверхности. Он через пару часов начисто заблудится.

– Вот и хорошо, – отрезал голос Грэди. – Надеюсь, этот маленький ублюдок поперхнется там собственными отходами. Жалею только об одном, что у нас нет возможности скормить его труп сарычам.

17

Аномальные погодные условия, господствовавшие прошлой зимой и весной на большей части Северного Полушария, были вызваны изменением на обратные обычно низких полярных ветров, преобладающих при нормальных условиях в арктических воздушных потоках. Нормальную полярную башню низкого давления заменила довольно устойчивая система высокого давления, вызвав смешение воздушных потоков Северного полушария и породив аномальные передвижения ветров и гроз в тропосфере. Мы получили обширные наводнения на Среднем Западе Северной Америки и на Скандинавском полуострове, наряду с распространением на более низких широтах общих условий засухи.

Если эти аномальные условия были произведены с помощью человеческого вмешательства, то требуется прибегнуть к преднамеренным модификациям погоды таких масштабов, что компьютеры Международный Метеослужб не могут предсказать, каким будет конец цепи взаимосвязанных аномалий. Говоря языком профана, погода может вернуться к норме всего через несколько недель, или месяцев, или лет – или вообще не вернуться. У нас просто не хватает данных для обоснованных прогнозов.

Доктор Р. Коупленд III, Главный Координатор Международных Метеослужб. Свидетельские показания специальному комитету Всемирного Правительства по помощи пострадавшим от стихийных бедствий, 22 июня 2008 г.

Хамуд стоял на крыше и глядел на город. Некогда Басра была деловым, суетливом портом, во времена, когда экспорт нефти принес Ираку столько золота.

Но теперь порт едва ли вообще действовал. Большинство причалов гнило под высоким летним солнцем. Крошащиеся от неуклюжести старые башни нефтеочистительных заводов стояли на фоне неба, словно почерневшие развалины. В гавани стояло всего два старых, тронутых ржавчиной фрахтера, принимающих грузы в виде фиников и шерсти. Те же грузы, какие брал с собой Синбад, зло подумал Хамуд.

Нефть сгинула так же, как и принесенное ею золото. Куда же подевалось золото? В сундуки людей вроде шейха аль-Хашими. В руки иностранцев, вернувшихся теперь строить туристические центры, чтобы богатые жители Запада могли приехать и улыбнуться, глядя на несчастных, отсталых арабов.

Хамуд непроизвольно стиснул кулаки.

Для них мы все – арабы. Курды, пакистанцы, ливанцы, саудовцы, хашимиты – все арабы. Погонщики верблюдов и торговцы коврами. Они нас видят именно такими.

В дремотный, пропеченный солнцем полдень не наблюдалось почти никакого движения. Но Хамуд вглядывался в яркое небо и ждал. Рядом с ним нервно, почти неистово расхаживала Бхаджат.

Ему не составило труда вывести ее тайком из отцовского дома, а потом вернуться к себе, так, чтобы подозрение пало на других. Аль-Хашими в поисках ее перевернул вверх дном весь Багдад, но Хамуд еще до того, как занялся рассвет, успешно переправил ее в Шираз, за иранскую границу. Затем шейх вызвал его и попросил – действительно, скорее попросил, чем приказал – применить для ее поисков свои контакты с ПРОН. Он, казалось, знал, что она Шахерезада, хотя ни разу прямо не упомянул об этом.

– Вот он. – Пилот ткнул Дэнни в плечо, а затем показал.

Дэнни проследил за направлением его руки и увидел раскинувшиеся по голой пустынной равнине руины.

– Вавилон? – прокричал он, силясь перекрыть гудение роторов вертолета.

– Вавилон! – крикнул в ответ пилот, улыбаясь во весь рот.

– Можно спуститься пониже?

– У нас мало лишнего горючего, если вы хотите добраться до Басры без остановок.

И все же он спикировал к земле, и Дэнни окинул опытным взглядом крошащиеся колонны и рассеянные камни одного из чудес мира. Вавилон лежал, растянувшись в поглощающих песках, словно выгоревшие кости доисторического чудовища.

Я верну вас к жизни, пообещал Дэнни мертвым камням. Я заставлю людей съезжаться со всего света и вновь благоговейно глядеть на вас.

Он мысленно чертил планы для храма здесь, и колоннады там, наряду с дворцом и висящими садами в конце.

Вертолет поднялся, словно лист, попавший в смерч и отклонился от руин, направляясь на юг. Дэнни натянул наплечные страховочные ремни, бросая последний взгляд на Вавилон, а затем вновь откинулся на спинку сиденья.

Бхаджат достала его по телефону, запыхавшаяся и настойчивая. Инструкции она дала совершенно определенные. Взять напрокат машину и поехать на север к Мосулу. В Мосуле найти университетского профессора по имени ас-Саид. Он поможет проделать следующий отрезок пути. И повесила трубку, прежде чем он смог сказать хотя бы слово.

Профессор оказался молодым, бородатым математиком с пылающим взором, и глядел он на Дэнни. Дэнни слыхивал, что университет служит рассадником радикализма, и подумал, что ас-Саид вполне мог быть одним из революционеров. С какой стати Бхаджат иметь с ним какие бы то ни было дела?

Профессор отвез Дэнни на частную вертолетную площадку в горах и посадил его на борт красно-белого вертолета, летевшего теперь на юг, по направлению к Басре. К Бхаджат.

Он мельком подумал о своей работе по строительству дворца халифа в Багдаде. Если его там не будет, то работа постепенно затормозится и встанет. Ну и что? Бхаджат важнее этого, важнее всего. Работа может подождать. Он вылетит с ней в Мессину и попросит снять его с проекта по личным причинам. Когда ее увидят в Мессине, то поймут. Как же я построю Вавилон, если ее отец будет по-прежнему злится на нас? И, усмехнувшись ответил. Кого это волнует? Пока Бхаджат со мной, кого волнует, что мы делаем и где именно? Нам принадлежит весь мир!

Бхаджат и Хамуд стояли на крыше, когда солнце ушло за западные холмы.

– Ты ничего не слышал об Ирине? – спросила она.

– Ничего. Она не важна. Главное – это ты.

– Но она моя подруга.

– Среди нас нет никаких друзей, – прошипел он. – Дружба – непозволительная роскошь для нас.

У Бхаджат опустились плечи.

– Это жестокий образ жизни.

– Ты предпочла бы остаться в отцовском доме? – спросил Хамуд.

Бхаджат вскинулась и, бросив на него гневный взгляд, ответила контрвопросом:

– Ты предпочел бы, что бы меня отправили на «Остров номер 1»?

Он пожал плечами.

– Наверно, отказываться ехать туда было ошибкой.

– Что ты имеешь в виду?

– Возможно, было бы полезно иметь агента в космической колонии. Подумай о том, чего бы мы смогли достичь, если бы сумели уничтожить ее.

– Уничтожить ее? Но почему?

– А почему бы и нет? Разве она не является символом корпораций и власти богатых? Уничтожив ее, мы могли бы показать свое могущество.

Бхаджат отвела от него взгляд и вновь посмотрела на небо.

Его вертолет опаздывает.

Хамуд внутренне поморщился.

Дожидается своего любовника, словно собака в течке. Но скоро у нее не будет никого кроме меня, и только меня.

– Ты уверен, что наши люди в Мосуле…

– Ас-Саид вполне надежен, – заверил ее Хамуд. – Как по-твоему ему удастся сохранить свое положение в университете? И свою голову?

Он надежен по части двух дел, мысленно добавил он. Математики и бомбы с часовым механизмом.

Бхаджат задрожала от внезапно налетевшего с отдаленных холмов ветра. И обхватила себя руками.

Наконец на темном фиолетовом небе появилась серебристая точка.

– Это он? – воскликнула Бхаджат.

– Должен быть он, – кивнул Хамуд.

Красно-белые огни замигали им, вертолет медленно приближался. Он слегка наклонился набок, словно скакун, перешедший на легкий галоп. Хамуд понял, что пилот должно быть борется с сильным боковым ветром.

Он хороший пилот, подумал Хамуд. Но ради дела приходится идти на жертвы. Она ни за что мне не поверит, если при взрыве не погибнет один из моих людей.

Вертолет увеличился и приобрел очертания. Они услышали отдаленное гудение его винта, когда тот приближался к посадочной площадке неподалеку от доков.

А затем он расцвел огненным цветком: яркая вспышка, и чуть ли не раньше, чем ее смогли зарегистрировать глаза, на том месте, где был вертолет, расцвел тяжелый темный цветок из дыма и пламени.

Хамуд услышал придушенный крик Бхаджат:

– Нет!

Она неподвижно стояла, приросши к крыше, когда горячие остатки вертолета безумно закружились на пыльной земле, разбрасывая огненные осколки, словно шаровые молнии.

– Нет… – рыдая, повторяла Бхаджат. – Нет… нет…

Хамуд жестко держал руки по бокам, с предельно бесстрастным лицом.

Вертолет ударился о землю с таким шумом, словно рухнул склад металлолома. Топливный бак разломился и взорвался.

– Я убила его, – произнесла она надрывным шепотом. – Это моя вина, моя…

– Нет, – ответил Хамуд. – Его убил твой отец. Должно быть, он бросил использовать его для твоих поисков.

Бхаджат подняла на него взгляд покрасневших глаз, с искаженным в муке лицом.

– Мой отец. Да, это был он. Он ненавидел Дэнниса.

Хамуд ничего не сказал.

– А теперь я ненавижу его! – прорычала Бхаджат. Боль сменилась яростью. Она подняла к небу кулаки. – Я отомщу ему! Я заставлю весь мир поплатиться за это убийство!

И, снова повернувшись к Хамуду, решительно заявила:

– Мы уничтожим-таки «Остров номер 1». Мы с тобой, сообща.

18

Говорил я сегодня вечером с мамой и папой. Квартира их выглядит страшно маленькой, но они говорят, что она их вполне устраивает. Вероятно обманывают, чтобы я не беспокоился за них.

Мы уже сдаем экзамены. Здесь зря времени не теряют. Я пока еще не рассказал маме с папой о Рут. Черт, я даже Рут не говорил о своих чувствах к ней. Чересчур много приходится изучать!

Дневник Уильяма Пальмквиста.

Вести трактор через Океан Бурь было все равно, что плыть через бушующее волнующееся море, за исключением того, что лунный океан состоял из камня. Но у него имелись волны, застывшие в виде твердой поверхности, волнообразные валы холмов и долин, кратеры, заставлявшие трактор качаться, когда гусеницы одолевали их скользкие склоны, длинные участки огромной пустоты, навевавшие Дэвиду сон.

И, как и в водном океане, в Океане Бурь не имелось никаких ориентиров, никаких знаков, указывающих направление. В нем было легко полностью заблудиться.

В здешней навигации нельзя было рассчитывать даже на звезды, так как северный полюс Луны находится отнюдь не под полярной звездой, а совсем в ином направлении.

Но в направлении у Дэвида имелся имплантированный коммуникатор, и через него он мог напрямую «говорить» с навигационными спутниками, вращавшимися высоко над каменными пустынями Луны.

Если по спутнику могут наводиться на цель баллистические ракеты, то смогу и я, говорил он себе.

Он был уверен, что нацелился в правильном направлении для достижения Селены, на противоположном берегу тысячекилометровой шири Океана Бурь.

Но хватит ли у меня до туда воздуха?

Произведенный с помощью компьютера расчет говорил, что хватит – только-только. Никакой пищи у него, конечно, нет. Придется протянуть следующие несколько дней на последнем завтраке.

Тридцать шесть часов, прикинул он. Придется протянуть этот срок на скудном запасе консервированной воды в скафандре.

Единственное чего Дэвид не предвидел, так это своей потребности в сне. Езда по безлюдной однообразной пустыне вызывала бесконечную скуку. Он обнаружил, что его клонит в сон. Не расслабляйся! – приказал он себе. Выспаться ты сможешь, когда доберешься до Селены. Кроме того, ты недавно продремал целых два дня. Но тяга поклевать носом стала безжалостным соблазном.

В тракторе не имелось ни автопилота, ни систем наведения. Дэвиду приходилось каждую минуту управлять им. На широком просторе Лунной поверхности хватало разбросанных там и сям валунов и кратеров, чтобы делать опасным даже мгновение невнимательности. Он задремал раз, другой, а затем резко очнулся, когда трактор накренился на крутом склоне свежего кратера с острыми краями.

Когда Дэвид задремал за управлением третий раз, трактор задел боком скалу размером с его дом на «Острове номер 1». Одна гусеница затерлась о скалу и начала влезать по ее гладкой стене, заставляя трактор накрениться и зашататься.

Дэвид очнулся, съезжая с сиденья в сторону распахнутой двери. Все же не приобретя инстинктивного знакомства с управлением, он попытался остановить трактор там, где тот был, но массивная машина перла вперед, гудя моторами, кренясь на одну гусеницу, все еще крутившуюся по пыльной земле.

Если он завалится на бок, меня раздавит под ним, сообразил Дэвид.

Но трактор, словно обладая собственной упрямой волей, перевалил через скалу и тяжеловесно упал на обе гусеницы. При полной земной силе тяжести такой удар сломал бы Дэвиду хребет. Даже в умеренном тяготении Луны его голова болезненно треснулась об умягченную затылочную часть шлема.

Вспотев от страха только что миновавшей опасности, Дэвид остановил трактор.

Ладно немного посплю.

Но теперь он не мог сомкнуть глаз, так как был слишком взвинчен из-за только что пережитого потрясения.

Он рванул дальше. Спустя не один час, он остановил трактор, когда не смог больше заставлять глаза оставаться открытыми, и ненадолго вздремнул. А затем снова вперед. Он пригубил воды из трубки в шлеме, проверил уменьшающийся запас воздуха в баллонах и попробовал найти радиопередачи, способные помочь ему оставаться бодрствующим. Абсолютно ничего. Радиочастоты были также пусты и мертвы, как ландшафт. Единственные передачи, какие он мог вызвать, были кодированными сигналами навигационных спутников.

Никакой музыки, никаких новостей. Но также и никакой болтовни преследователей. И никаких предупреждений о предстоящих солнечных вспышках, способных поджарить человека смертельной дозой радиации, если он быстренько не уберется в подземное укрытие.

Ближайшее подземное укрытие, по расчетам Дэвида, находилось в Селене.

Он напевал про себя. Он разговаривал с компьютером, а тот простодушно говорил ему только коррекцию курса для достижения подземного лунного государства. Воду из трубки он посасывал слишком бережно, но все равно обнаружил, что она иссякла до суха. А ему требовалось еще проехать больше четырехсот километров.

– Двадцать километров в час на этом звере, – сказал он вслух. – Это значит еще двадцать с чем-то часов. Неплохо. Меньше суток, не считая времени на сон.

Это было намного медленнее чем он ожидал.

Он желал бы иметь возможность протереть горящие глаза или почесать одно из тысяч зудящих мест, досаждавших его телу. Но если он хотел жить, то никак не мог открыть скафандр. Голод стал теперь болью в животе, грызущей пустотой, отказывавшейся поддаваться забвению. От многочасового сидения за управлением, у него болела спина. Ноги затекли. Руки болели. А воздух начал приобретать плохой привкус. Именно это-то и пугало его – когда он понял, что в воздухе, которым он дышал, появился кислый, металлический привкус. Баллоны иссякают!

Навигационный спутник сообщил ему, что до Селены меньше трехсот километров. Но, глядя сквозь запотевшие закрылья шлема, Дэвид не мог определить, находится ли он поблизости от Селены или непосредственно за горизонтом от горнодобывающего комплекса. Все выглядело одинаковым: скалы, кратеры, пыльная бесплодная почва, горизонт, прорезавший, словно нож, мягкий черный бархат космоса. Даже Землю не мог увидеть.

Закрылье запотело. Или у меня туман в глазах?

Вытянув шею, Дэвид полизал языком внутреннюю сторону закрылья, надеясь найти влагу. Пластистекло было холодным и сухим.

Это у меня все сливается.

Он должен поспать. И все же он не смел зря терять времени. Время означало воздух. Каждый сделанный им вдох приводил его ближе к концу. Если воздух иссякнет прежде, чем он доберется до Селены, то он умрет. Спать стало некогда, даже если он рисковал врезаться в скалу или опрокинуться в кратер.

Он гнал дальше. С горлом, таким же пересохшим и першащим, как окружающая его со всех сторон бездонная равнина, с туманящим взором, с телом, уставшим настолько, что оно двигалось только силой воли, с болью, терзающей при каждом движении, при каждом сокращении мускулов, при каждом сгибании рук и ног.

Это хорошо – сказал себе Дэвид. Боль – это хорошо. Не дает тебе уснуть. Не дает тебе умереть.

– Что я могу сказать друзья, – прохрипел он про себя, – промолвил храбрый адмирал… Одно лишь – надо плыть, плыть, плыть…

Он закрыл глаза, как показалось, на секунду, а когда он вновь их открыл, трактор влезал на крутой склон приличного по величине кратера, перемалывая гусеницами отколовшийся щебень и камни. Дэвид медленно, болезненно спустил неуклюжую машину обратно и принялся огибать кратер.

Когда он миновал его и снова увидел горизонт, сердце его так и екнуло. Низко над горизонтом висел огромный бело-голубой шар Земли, живой и превосходящий по красоте все, когда-либо виденное Дэвидом.

За исключением маленького бетонного купола с обзорными окнами, скромно высовывавшегося из земли в каких-то нескольких сотнях метров от него. Он был раскрашен в узкую красно-белую полосу – в цвета лунного государства Селены.

После этого все затуманилось. Дэвид помнил, что кричал в микрофон скафандра, голос его казался странно надтреснутым, хриплым, истеричным. В куполе открылся люк: к нему выехали другие трактора. Он запомнил незабываемую сладость воздуха из свежего баллона, а потом темнота. Он отключился.

Единственным другим воспоминание о спасении был тот миг, когда с него наконец сняли шлем и принялись разгерметизировать скафандр, уже в куполе. Кто-то тогда сказал:

– Господи, а запах-то у него выдержанный!