Текст книги "Колония"

Автор книги: Бен Бова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

– Это же «Мадонна с младенцем» Леонардо Да Винчи!

Гаррисон в темноте позади него тихо рассмеялся.

Вспыхнул другой луч позади него, и, повернувшись, аль-Хашими увидел статуэтку пожилой женщины, – безусловно работы Родена. Третий луч-Шагал. Четвертый – крошечная пара золотых колесниц на бархатной подушечке. Аль-Хашими подошел изучить их. Их не закрывал никакой стеклянный колпак, он мог взять их в руки.

– Это из древнего Вавилона, – глухо прошептал он.

– Совершенно верно. Недалеко от Багдада, если лететь реактивным самолетом

Аль-Хашими выпрямился. Он разглядел резко очерченное верхним светом лицо Гаррисона.

– Но они же были похищены лет десять назад из Багдадского Музея, – проговорил он.

– Да. Разумеется. – Гаррисон мелко рассмеялся, и вспыхнули новые лучи. – Брейгель, Пикассо, Донателло, древнекитайские картины на шелке, электронная скульптура в стиле ультра-модерн, масло, бронза, гравюры, обтесанные и разрисованные неизвестными первобытными руками камни.

– Все похищены! – прохрипел Гаррисон. – Все до одной! Похищены у владельцев, прямо из-под носа. Вон там Гунсбергер… абстракционист… заполучил его работу, пока та находилась на пути в Белый Дом! – Он согнулся от такого сильного смеха, что внезапно затрясся от кашля.

Теперь на всем потолке пылали световые панели, и аль-Хашими увидел, что в одном конце этого небольшого помещения стояло полное витражное окно из какого-то европейского собора. А в другом конце находилась за золотой статуей сидящего Будды в натуральную величину невероятно сложная стена черепичной мозаики.

– Все предметы здесь краденные, – сказал Гаррисон, справившись наконец с кашлем.

Аль-Хашими огладил подстриженную бороду, не зная, что ему испытывать – гнев, ужас или отвращение.

– Послушайте, – сказал Гаррисон ставшим вдруг твердым голосом. – Когда у тебя есть все деньги, какие ты и за всю жизнь не потратишь, когда ты можешь купить все и всех, кого хочешь, что тогда остается? Только бесценные вещи – какие никто не продаст, никогда. Вот этим то я и забавляюсь. Я похищаю художественные сокровища. Это мое хобби.

– Вы призываете похитить их для вас.

– Это одно и тоже, – нетерпеливо отмахнулся он. – Важно, что я отбираю их у людей, которые никогда бы мне их не продали. Бесценные произведения искусства. Ха! Пусть себе остаются бесценными. Я мог бы предложить по сто миллионов за каждый образец, но похищать их куда забавней. Разбивает им сердца. Эти надутые индюки думают, будто смогут сохранить что-то, чего хочется мне! Не продается ни за какую цену, да? Хорошо!

Аль-Хашими медленно обвел взглядом помещение.

– Смотрите хорошенько! Вы всего седьмой из всех, кто когда либо бывал в этом помещении. И последний на Земле кто видит это. Вся коллекция отправляется вместе со мной на «Остров номер 1», теперь уже совсем скоро.

– Как скоро?

– Через несколько недель. Мы все улетим прежде чем все развалится. Нам надо быть в безопасности на «Острове номер 1», прежде чем начнется стрельба.

– А моя дочь?

– Мы найдем и повезем туда с собой, – сказал Гаррисон добавив про себя: Если сможем.

26

Если астроном М.Т.И. Том Маккорд прав, то в поясе астероидов летают сотни миллионов миллиардов тонн железоникелевых сплавов. Экономический потенциал этого склада металлов, в случае, если человечество покорит и индустриализует космос, просто потрясающий.

Доктор Кларк Р. Чепмен, «Внутренние планеты», «Скрибнерс», конец 1977_г

Дэвид поднимался по склону указанной летчиком горы, медленно, осторожно волоча ноги по скудной, жесткой коричневой траве, неся Бхаджат на руках, словно ребенка. Она не шевелилась и не открывала глаза. Он бы подумал, что она умерла, если бы не проникавший сквозь тонкую рубашку ее лихорадочный жар.

– Это хороший жар, говорил он себе. Лихорадка означает, что тело борется с вторгнувшимися микробами. В деревне найдется врач. Мы скоро будем там.

Солнце опустилось ниже слоя облаков, но его косые лучи совсем не горели. Серо-коричневый горный ландшафт казался пустынным и мрачным. И холодным. Дэвид сообразил, что пыхтит от усилий; он не мог накачать в легкие достаточно воздуха. У него начала кружиться голова. Глядя на Бхаджат, такую маленькую и хрупкую у него на руках, он дивился, почему она кажется такой тяжелой. Ноги его сделались словно свинцовые гири. Руки и спина болели.

Но он шел дальше вверх по склону. Еще сто метров, побуждал он себя. Ты бывал и в худших переделках. А вероятнее всего, семьдесят метров. Отсчитывай их. Каждый шаг… раз… два…

Он потерял счет времени и расстояния. Весь мир, вся вселенная, сузилась до этой единственной цели; гребня этой выщербленной горы и венчавшего его хохолка в виде коричневого кустарника. Тело Дэвида двигалось как автомат. Он не обращал внимания на боль и усталость во всех мускулах и просто двигался вперед, медленно, шаг за шагом.

И когда он наконец добрался до гребня горы, то споткнулся и чуть не рухнул без сил. Деревня, о которой говорил пилот, располагалась далеко внизу, угнездившись среди горных склонов. Полдюжины каменных лачуг. Из отверстия в крыше самой большой лачуги лениво поднималась тонкая струйка дыма. На земле перед другой сидела пара крохотных детей. Где-то выл пес.

Сцена казалась выдернутой прямо из неолита: первобытная деревня, отставшая от цивилизации на столько же лет, на сколько и километров.

Испытывая такое ощущение, словно он с каждым шагом спускается в каменный век, Дэвид понес Бхаджат по склону в деревню. Когда он приблизился к ней, несколько собак подняли лай и вой. Из лачуг вышло около дюжины людей, и они выстроились в ряд, уставясь, разинув рты, на него и его ношу.

Они не дикари, подумал Дэвид. Они носили брюки, свободные рубашки и наброшенные на плечи колоритные красно-белые одеяла. Он не заметил у них никакого оружия.

Из хижины вышли новые жители и скопились вместе с остальными, пока в целом не набралось около трех дюжин. Взрослые мужчины – Дэвид насчитал их пятнадцать человек – шагнули вперед и образовали шеренгу перед женщинами и детьми. Один из малышей – трудно сказать кто, мальчик или девочка, так как у всех была одинаковая одежда и стрижка под горшок – высунулся между ног одного из мужчин. Женщина – его мать – рванула ребенка обратно на положенное ему место. Никто не произнес ни слова, не издал ни звука.

Дэвид остановился в нескольких шагах перед строем неулыбающихся мужчин. Он держал на налитых свинцом руках Бхаджат.

– Она больна, – сказал он. – Ей нужен врач.

Они не ответили. Это были мужчины коренастые, широкоплечие и бочкогрудные. С такими же широкоскулыми лицами и сильно изогнутыми носами, как у древних инков.

– Она больна, – повторил Дэвид, жалея, что он не говорит по-испански. – У вас есть врач? Лекарства?

Мужчина в середине шеренги произнес что-то на непонятном Дэвиду гортанном глухом языке.

Он в отчаянии спросил:

– Абла эспаньол?

Они остались столь же неподвижны, как окружавшие их горы. Подул холодный ветер, и Дэвид увидел, что солнце очень скоро исчезнет.

Он поднял Бхаджат одной рукой, высвободив правую руку, и коснулся ладонью своего лба, а затем ее. Мужчины озадаченно переглянулись. Дэвид повторил свой жест; а затем показал на них.

– Коснитесь ее лба, – подозвал он заговорившего. – Увидите, какая она горячая.

Мужчина медленно, колеблясь, вышел вперед. После еще несколько демонстраций Дэвида, он очень осторожно коснулся лба Бхаджат кончиками пальцев, а затем быстро отдернул руку.

– Нет, – покачал головой Дэвид. – Вот так. – Он положил ей на лоб ладонь правой руки. Его левая рука стонала под ее тяжестью.

Мужчина мрачно поглядел на Дэвида, затем снова протянул руку вперед. И положил ее на лоб Бхаджат. Глаза его расширились. Обернувшись он позвал кого-то из толпы. Через строй мужчин проталкивалась толстая старуха, лопотавшая на том же резком языке. Она остро посмотрела на Бхаджат, а затем коснулась ее лба.

– А! – воскликнула она, а затем что-то сказала тому мужчине. И без малейших признаков страха подняла руку и коснулась щеки Дэвида. Для этого ей пришлось встать на цыпочки. А потом сжала запястья Бхаджат.

Она щупает ее пульс!

Старуха настойчиво обратилась к мужчине, который был, похоже, деревенским вождем. К обсуждению присоединились и другие мужчины, в то время как женщины и дети с любопытством посматривали на Дэвида.

Дэвид не понимал их слов, но интонация казалась ясной. Большинство мужчин явно высказывалось против допуска чужаков в деревню. Женщина показала на Бхаджат и сказала что-то язвительное. Дэвид увидел что она практически беззубая. Вождь казавшийся самым старшим из присутствующих мужчин – в его густых волосах проглядывали пряди седины – говорил очень мало.

Но когда он заговорил остальные смолкли. Затем он повернулся к Дэвиду и, сделав ему знак, провел в деревню. Остальные расступились, а затем опять сомкнулись и пошли следом за Дэвидом, старухой и вождем.

Хижины были тесными, прокопченными и воняли человеческим потом. Полы – из гладкой утрамбованной земли, стены – из неотесанного камня. Если сидеть достаточно близко к жалкому маленькому очагу в центре хижины, то можно согреть лицо и руки, пока мерзнет спина. Еда состояла из перченой овощной похлебки без всякого мяса.

Употребляемые ими столовые принадлежности, горшки для варки и резные украшения из дерева, камня или глины ничем не отличались от виденных Дэвидом в научных трудах об инках.

Это горцы, понял он. Они вели такой образ жизни тысячи лет, пока там инки строили свою империю, пока испанцы завоевывали их, пока создавалась перуанская нация и сбрасывала испанское господство, пока возникало Всемирное Правительство… это люди вели тот же самый образ жизни, не затронутые ничем произошедшим в течении сотен поколений.

У них практически ничего не было, но они поделились всем, что у них было, с Дэвидом и Бхаджат. Старуха явно была деревенской целительницей. Она вместе с парой других беззубых старух забрала Бхаджат в свою лачугу и принялась кормить ее горячим отваром из сушеных трав, развешанных на вделанных в стены колышках. Два дня Бхаджат не открывала глаз, и Дэвид крутился возле хижины, где ее держали.

Он спал в хижине вождя, на тюфяке из соломы и шкур, вместе с женой и одним ребенком вождя – девочкой, высунувшейся меж отцовских ног, когда Дэвид впервые дотащился до их деревни.

На рассвете третьего дня вождь разбудил Дэвида, осторожно потряся его за плечо, и объяснил с помощью жестов, что хочет, чтобы Дэвид отправился вместе и ним и еще двумя мужчинами. Они вышли из деревни, неся каждый по три-четыре длинных тонких деревянных копья каждый, и с заткнутыми за пояс стальными ножами. Охотничья партия? – гадал Дэвид. Или оружие предназначено для меня?

У него все еще оставался пистолет с пятью патронами. Индейцы не проявляли к нему ни малейшего интереса.

Они спустились по склону до границы лесов, где подпирали макушками туманное небо огромные хвойные деревья, больше любых виденных Дэвидом на «Острове». В лесу было темно, холодно, мрачно и таинственно. Но мужчины точно знали, что делали, когда расставляли простые силки из бечевок и палок.

Закончив утреннюю работу, вождь немного посовещался со своими соплеменниками, а потом повел Дэвида еще глубже в лес. Испытывая беспокойство, от того что вождь шагал впереди него, а сзади двое с копьями, Дэвид плелся по темной безмолвной тропе, бессознательно касаясь каждые несколько шагов рукоятки пистолета.

Лес поредел и Дэвид увидел, что они приближаются к краю оврага. Далеко внизу журчал и плескал бежавший вниз ручей, а рядом с ним шла мощеная дорога.

Вождь показал на нее, а потом опять на Дэвида. А затем что-то сказал и сделал широкое размашистое движение рукой.

Дэвид кивнул.

– Ты говоришь, что это путь к цивилизации. Именно этим путем нам следует пойти, когда мы покинем вашу деревню.

Дэвид показал в том же направлении, что и вождь. Обветренное лицо вождя расколола широкая улыбка.

Но вместо того, чтобы отправиться обратно в деревню, он повел Дэвида вдоль оврага, дальше в том направлении, куда шла дорога.

После почти получасовой ходьбы Дэвид увидел ее – огромную вырубку в лесу далеко под ними. Бульдозеры и экскаваторы валили деревья, сдирали слой почвы, прорубая в местности открытую рану. Ручей дальше тек грязный и загаженный.

Они находились настолько выше строителей, что гигантские грузовики и тракторы казались игрушечными. Дэвид даже шума двигателей не слышал из-за дувшего среди вершин свежего ветерка.

– Дорога приносит с собой цивилизацию, – подтвердил Дэвид, – и она идет в вашу сторону.

Судя по мрачному покачиванию головами и тому как трое индейцев смотрели, стиснув челюсти, на громадное строительство, приближение цивилизации им явно не нравилось.

– Я ничего не могу поделать, – ответил им Дэвид. – Это не я. Я в этом не виноват. Я не могу их остановить.

Они не поняли его слов, но кажется догадались, что означал его тон. Беспомощность. Они все были беспомощными.

Они медленно пошли обратно тем же путем, вернулись в лес и нашли силки. В них попалось с полдюжины мохнатых зверьков. Они быстро и чисто забили дичь ножами – всю, кроме одного белоснежного кролика, которого они по какой-то причине отпустили на волю.

К тому времени когда они вернулись в деревню, уже стемнело. Женщины и дети высыпали из хижин приветствовать могучих охотников. Дэвид отправился прямиком к хижине старой знахарки, где лежала Бхаджат.

Старуха разрешила ему войти, и Дэвид увидел, что Бхаджат сидит на тюфяке, с незатуманенным взором, и лихорадка явно оборвалась и ушла.

– Ты выздоровела! – обрадовался Дэвид. – Как ты себя чувствуешь?

– Ослабевшей… но лучше, чем раньше.

Беззубая знахарка дернула Дэвида за рубашку и ткнула пальцем, показывая на дверь и явно давая понять, что он должен выйти.

– Но я же только хочу минутку поговорить с ней, – возразил Дэвид.

Это не помогло. Старая карга затопала на него и вытолкала в дверь. Бхаджат улыбнулась и пожала плечами, а затем подняла стоящую рядом с тюфяком парящую чашу и принялась понемногу пить из нее.

– Завтра увидимся, неохотно пообещал из-за дверей Дэвид через седую голову знахарки.

– Завтра, – ответила, усмехаясь ему Бхаджат.

Дэвид покинул хижину. Внутри него волновалась никогда не ведомая ему раньше смесь эмоций. Он чувствовал головокружение. Это от высоты и целого дня ходьбы, сказал он себе. Но вскоре понял, что тут нечто большее. Бхаджат вскоре встанет на ноги. Индейцы показали ему дорогу обратно к цивилизации. Он испытывал огромную благодарность и облегчение, чувствовал себя счастливее, чем когда-либо раньше. Но все же было тут и еще нечто, что-то, бурлившее в нем и не поддающееся определению.

Оно преследовало его весь ужин, состоявший из толстых кусков мяса и печеной картошки. Попробовав мясо, Дэвид улыбнулся про себя: крольчатина, один из главных предметов торговли «Острова номер 1». Но вместо того чтобы отправиться на свой тюфяк, как только от костра в очаге остались лишь одни угли, он вышел из хижины послушать вздохи ночных ветров гор.

Ночь стояла ясная, холодная. Дэвид прошел через спящую деревню, кутаясь в одолженное колючее шерстяное одеяло. Он разглядывал звезды, пытаясь разобраться, почему он так себя чувствовал, что такое с ним происходит. Высоко над ним безмятежно плыл в небесах немигающий маяк «Острова номер 1».

Постепенно, пока звезды скользили по чаше ночи, Дэвид начал понимать какие именно он испытывал чувства. Он в долгу перед этими людьми за жизнь Бхаджат и за свою. Они могли бы отказать ему, дать ему от ворот поворот. Он умер бы в этих горах раньше, чем смог бы отыскать помощь. А Бхаджат умерла бы еще раньше, чем он.

Что я могу сделать для них в уплату этого долга? – спросил себя Дэвид, глядя на звезду образ «Острова номер 1». И пожалел на миг, что не может поговорить об этом с доктором Коббом; тот бы догадался, что сделать.

Нет, сказал он себе. Я должен разобраться с этой задачей сам. Никакие компьютеры мне помочь не смогут. Только сам.

Он провел ночь, размышляя над этим, ходя по неширокому периметру вокруг деревни. Дважды он замечал выходившего посмотреть на него вождя, ни разу не покинувшего при этом порога хижины, ни разу не прервавшего его хождений и размышлений, пока Дэвид вновь и вновь обходил кругом деревню.

Они имели все, что им надо, все, чего им хотелось. Они жили в мире и гармонии с этой суровой средой. Но скоро все это будет стерто с лица земли, вырублено из гор экскаваторами наступающей цивилизации. Новый городок для расселения множащихся миллиардов в городах и на фермах. Аэропорт, промышленный комплекс. Что бы там ни строили, в нескольких километрах ниже по дороге, через несколько лет построят и другой, поближе, наверно, прямо здесь.

Дэвид ничего не мог поделать, чтобы помешать этому. Но может быть… Он опять посмотрел на небо. Оно серело – приближался рассвет. «Остров номер 1» закатился за неровный, как зубья пилы, горизонт.

Прежде, чем покинуть деревню, понял Дэвид, он должен что-то дать им, что-то свое – что-то способное послужить символом, клятвой, показать его благодарность и оставить им обещание. Но что? Ему было нечего дать, у него была только одежда; сапоги да пистолет. Все это ему понадобится, когда он вернется в мир городов, мятежей и насилия. И жители деревни не проявляли никакого интереса ко всем этим предметам.

Затем его осенило. Дар, совершенно не имевший никакой настоящей ценности, но глубоко символичный. Когда взошло солнце и начало красить в розовое снежные пики, Дэвид знал, что он должен сделать.

Он проспал все утро, а потом пошел повидать Бхаджат.

Старая знахарка пустила его в хижину, но сидела в дверях, не спуская глаз с обоих.

Бхаджат похудела кости ее лица стали резче. Но глаза ее не туманились.

Он провел полдень вместе с ней. Старуха разрешила Бхаджат встать и погулять с Дэвидом по деревне. Четыре молодых девушки следовали за ними на почтительном расстоянии.

– Думаю, к завтрашнему дню я смогу отправиться в путь. Ноги мои, кажется, окрепли. Я чувствую только легкое головокружение.

– Это от высоты, – объяснил Дэвид. – Мы по меньшей мере в двух тысячах метрах над уровнем моря.

– А где мы? – спросила она. – Что произошло? Я помню грузовик, потом самолет…

Дэвид принялся рассказывать ей о том, как их перехватили перуанские истребители, и как пилот высадил их здесь, далеко в горах.

– Но индейцы хорошо позаботились о нас и показали мне дорогу, которая рано или поздно должна привести к городу. Пилот сказал, что мы примерно в пятидесяти километрах от Сьюдад-Нуэво и если твои друзья все еще там…

– Ты взял меня с собой? Когда мог предоставить забирать меня полиции, а сам уйти?

Удивленный Дэвид сказал:

– Да, полагаю, мог бы.

– Разве ты не понимаешь, что если я свяжусь с ПРОН, они будут считать тебя нашим пленником?

Он пожал плечами.

– Как-то никогда не думал об этом.

На следующее утро вождь вывел Дэвида из хижины, как только они прикончили всю кашу в глиняных чашах. Казалось вся деревня знала, что гости покидают их. Старая знахарка вывела из своей хижины Бхаджат, и когда двое гостей встретились на открытой центральной площадке деревни, вокруг них скопились все остальные жители.

Молча, торжественно, вождь подарил им по красно-голубому одеялу.

– Какие красивые, – восхитилась, принимая свое Бхаджат. – Где они их достали?

– Может быть они держат овец где-то выше в горах, – предположил Дэвид. – Или меняют их на шкуры.

Подошли другие и подарили им мешочки с зерном и небольшие украшенные чаши для еды.

– Нам на дорогу, – догадалась Бхаджат.

Дэвид кивнул, вспоминая тот дар, который он решил дать им. Он шагнул к вождю и показал на нож у него за поясом из бечевы.

Лицо вождя озадаченно нахмурилось, но он медленно вынул нож из кожаных ножен и вручил его Дэвиду. Вся деревня молча следила за ними.

Дэвид вернулся к подаренной ему кучке сокровищ и взял в левую руку маленькую чашу. Затем, ножом в правой руке, сделал быстрый надрез по мускулистой тыльной части выше запястья. Порезал он неглубоко, но рана заболела, и из нее быстро закапала кровь.

Жители деревни ахнули. У Бхаджат отвисла челюсть. Дэвид отдал нож вождю, а потом поставил под порез чашу. Несколько капель крови рассыпалось в ней. Он протянул чашу вождю.

– Это единственное, что я могу предложить, – сказал Дэвид, – сейчас.

Вождь был явно тронут. Он держал чашу в вытянутой руке, а окровавленный нож в другой. Он поднял их повыше и повернулся показать всей деревне. Поднялся одобрительный ропот.

– У тебя все еще течет кровь, – прошептала Бхаджат.

– Через минуту перестанет, – успокоил ее Дэвид. – У меня очень сильный фактор свертываемости.

И тут он сообразил, что собирался сделать вождь. Седовласый муж, выглядевший таким же величественным и сильным, как сами горы, поднес чашу к губам и выпил кровь Дэвида.

– Иншалла! – тихо ахнула Бхаджат.

Затем вождь умело надрезал собственную руку и дал крови капнуть в чашу. И отдал ее обратно Дэвиду.

– Не собираешься же ты… – голос Бхаджат осекся, когда Дэвид выпил кровь вождя.

Жители деревни дружно закричали. Вождь поднял руку и твердо возложил ее на плечо Дэвида. Он не сказал ни слова, да их и не требовалось. Они простояли так долгий миг, пока вся деревня смотрела на них, а горные ветры вздыхали и стонали над ними.

Наконец вождь шагнул назад. Дэвид поднял продукты и одеяло, и они с Бхаджат отправились в путь. Вождь послал двух мужчин проводить их через лес до дороги. Сам он вернулся в хижину, слишком тронутый произошедшим, чтобы самому проделать это короткое путешествие.

К тому времени, когда солнце стояло высоко в небе, Дэвид с Бхаджат шагали по мощеному шоссе снова вдвоем. Они обошли строительство стороной, предпочтя вместо этого найти городок, где у них будет возможность связаться с местной группой ПРОН.

– Но что означала вся эта церемония? – спрашивала Бхаджат.

– Я хотел дать им что-то, показывающее, как мы благодарны за их доброту. – Рука Дэвида чуть побаливала, но кровь давно засохла. – В конце концов, они спасли нам жизнь.

– Да, но… кровь?

– Это все, что у меня есть. И для них она имеет глубокое значение. Думаю, мы были официально приняты в члены их племени.

– Ты принят, – уточнила она. – На меня они – ноль внимания.

– Мы могли бы вернуться, – усмехнулся он ей, – и повторить церемонию для тебя. Уверен, они будут очень рады…

– Неважно!

Они некоторое время шли по пустому шоссе, под теплеющими лучами полуденного солнца. Затем Бхаджат спросила:

– Как же ты доставил меня в деревню, если я была без сознания, когда там приземлился самолет?

– Я отнес тебя, – рассеянно ответил Дэвид. Он все еще думал о жителях деревни и о том, чем он сможет им помочь.

– Отнес меня? До самой деревни?

– Это было недалеко.

– А потом ты остался там, пока я болела, еще двое суток?

Дэвид кивнул.

– Почему ты остался со мной?

– Ты была больна. Я не мог тебя бросить.

Она остановилась и схватила его за руку.

– Но разве ты не понимаешь, что мы враги? Я угнала твой космический челнок. Ты хочешь отправиться в Мессину; это последнее место в мире, где хотелось бы оказаться мне. Когда мы доберемся до города, я свяжусь со своими друзьями, и ты станешь нашим пленником, нашим заложником.

Дэвид похлопал по пистолету у себя за поясом.

– А может быть, это ты станешь моей пленницей.

Бхаджат покачала головой.

– Без моей помощи, тебе очень далеко не уйти.

– А без моей помощи ты была бы в полицейском госпитале Аргентины, – ответил контрударом он.

– И поэтому ты ожидал от меня благодарности.

– Я ожидаю от тебя… – Дэвид остановился, глубоко вздохнул, а затем снова начал идти. – Слушай, – предложил он, – разве мы не можем просто быть друзьями и оставить в стороне политику?

– Это невозможно, – твердо ответила Бхаджат.

– Ну, невозможно или нет, нам лучше попробовать. Как мне кажется, нам предстоит еще долго идти вместе по этой дороге. А если твои друзья в Сьюдад-Нуэво ничуть не лучше тех, с кем мы пока связывались, то мы можем пробыть на этой дороге и того больше.

Бхаджат ничего не сказала. Дэвид продолжал идти. Через некоторое время он начал напевать песню, которую она раньше никогда не слышала. Она пыталась хмуриться, глядя на него, но обнаружила, что вместо этого улыбается.