Текст книги "Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама"

Автор книги: Барбара Такман

 
Дщерь громовержца, Обида, которая всех ослепляет,
Страшная; нежны стопы у нее: не касается ими
Праха земного; она по главам человеческим ходит,
Смертных язвя; а иного и в сети легко уловляет.
 

От себя добавим, что она уловила и многих других. Обида появляется в воспаленном воображении Брута, когда он смотрит на труп подле своих ног: «Дух Цезаря подымется на мщенье / И голосом державным прокричит: / „Всем смерть!“ – собак войны с цепи спуская…». [6]6
  У. Шекспир. «Юлий Цезарь». Пер. И. Б. Мандельштама.


[Закрыть]

Антропологи классифицировали мифы и создали на этой базе теорию. Мифы являются продуктом психики, они отражают потаенные страхи и желания человека, противоречия и проблемы, социальные и личные, с которыми люди сталкиваются в жизни. Есть мифы, связанные с ритуалами (инициации, рождения, брака, смерти и прочим). Все они или часть их могут или не могут быть достоверны. Уверены мы лишь в том, что мифы – прототипы человеческого поведения. Есть миф, согласно которому в пустыню отправляли козла с привязанным к его рогам куском красной шерсти – животное должно было унести с собой все ошибки и грехи человечества.

Есть легенды, в которых прослеживается связь с событиями истории, пусть слабая и отдаленная, но незабытая. Деревянный конь – не миф, если сравнивать его с мифом о Кроне, проглотившем своих детей, или с мифом о Зевсе, с целью прелюбодеяния превращавшегося в лебедя или в золотой дождь. В легенде о Трое нет сверхъестественных элементов, за исключением помощи Афины и появления змей, которых добавили в сказание, чтобы дать троянцам причину отвергнуть совет Лаокоона (и сделано это весьма убедительно, ибо троянцы вынуждены сделать выбор, приведший их к гибели).

И все же у троянцев имелась альтернатива – уничтожение коня. Один троянец, Капис Старший, еще до Лаокоона и Кассандры советовал не пускать коня в Трою. Несмотря на то что в эпических произведениях часто повторяют, что падение Трои предрешено, судьба все же предоставляла троянцам свободу выбора. «Судьба» в легенде означает исполнение того, чего человек ожидает от себя сам.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПАПЫ ЭПОХИ РЕНЕССАНСА САМИ ПОРОДИЛИ ПРОТЕСТАНТСТВО: 1470–1530 гг.

Примерно в то самое время, когда Колумб открыл Америку, Ренессанс – то есть период, когда одни мировые ценности сменили другие, – достиг в Италии своего расцвета. Человек обнаружил, что своей судьбой управляет он сам, а не Бог. Оказалось, что потребности человека, его амбиции, желания, удовольствия, разум, творчество, сила и слава зависят от него самого. Жизнь его тем не менее не стала длиннее, с точки зрения средневековых представлений она была лишь утомительной остановкой на пути к вечности.

За шестьдесят лет, примерно с 1470 по 1530 год, сменилось шесть пап – пятеро итальянцев и один испанец. [7]7
  Не считая того, кто правил 26 дней, и иностранца, занимавшего Святейший престол менее двух лет.


[Закрыть]При этих понтификах воцарились продажность, аморальность, алчность и пагубная политика силы. Правление пап вызывало у верующих смятение, Святейший престол уже не пользовался уважением, на призывы к реформам никто не откликался, игнорировались все протесты, предупреждения и мятежи. Кончилось тем, что христианский мир утратил единство, а папство потеряло половину своих приверженцев, перешедших к протестантам. Безумие несговорчивости, возможно, привело к самым значительным последствиям в западной истории, если измерить его результат в столетиях непрекращающейся вражды и братоубийственных войн.

Злоупотребления шести пап породило не Высокое Возрождение. Они проявились в предыдущие 150 лет, а начало этим злоупотреблениям положила авиньонская ссылка пап. Попытка возвращения папства в Рим привела в 1378 году католичество к Великому расколу, или Великой схизме, и теперь у христиан было два папы – один в Риме, а другой – в Авиньоне. У каждого святейшего отца на протяжении полувека появлялись преемники, объявлявшие себя истинными папами. Каждая страна или королевство, объявлявшие себя приверженцами того или другого папы, руководствовалась политическими интересами, так что Святейший престол стал крайне политизированным. Зависимость от светских правителей была фатальным наследием схизмы, потому что соперничавшие друг с другом папы считали своим долгом удерживать власть с помощью разного рода сделок, уступок и союзов с королями и принцами. Поскольку и доходы оказались разделены, раскол заставил папство добиваться не только политической выгоды, но и стремиться к получению доходов, что и стало его главной заботой. С этого времени торговля как духовным, так и материальным с согласия церкви – от отпущения грехов и спасения души до продажи аббатств и епархий – перешла на постоянную коммерческую основу, соблазнительную тем, что она могла дать, но губительную для религии.

Под влиянием гуманистических идей Ренессанса в тридцатые годы XV века папы, после того как в 1430-х годах Святейший престол вновь окончательно утвердился в Риме, немедля переняли моральные ценности и разбойные замашки правителей итальянских городов-государств. Из-за отсутствия единства и ограниченности территории богатые, элегантные, беспринципные и враждебно настроенные друг к другу правители-итальянцы в немалой степени являлись причиной разлада. Охочие до роскоши алчные папы мало чем от них отличались, а может, из-за своего высокого статуса были и гораздо их хуже. Каждый из упомянутой шестерки – в нее входили Борджиа и два Медичи – словно собаки, взявшие след, старались приумножить семейное состояние, которого хватило бы и потомкам. В этой гонке каждый с головой погружался в политику, что означало бесконечные комбинации, интриги и маневры без какой-либо основополагающей идеи, без какого-либо постоянства: все зависело от соотношения сил на данный момент. Поскольку политический баланс был неустойчив и чаши весов все время колебались из-за измен и предательств, то для этих маневров требовалось без конца прибегать к подкупам, сделкам и заговорам – вместо ясной цели и продуманного плана.

Доминирующим политическим фактором этого периода были неоднократные вторжения в Италию, предпринимавшиеся в союзе с тем или иным итальянским городом тремя государствами – Францией, Испанией и Габсбургской империей. Эти страны соперничали друг с другом за обладание если не всем полуостровом, то хотя бы его частью. Папы активно включились в эту борьбу, однако для того, чтобы взять на себя решающую роль, они не обладали военными ресурсами. Чем большее участие принимали папы в мирских конфликтах, тем бессильнее они казались монархам – и действительно становились слабее. При этом папская власть, как от огня, бежала от насущной реформы церкви, поскольку боялась утратить авторитет и возможность извлекать собственную выгоду. Будучи итальянцами, папы Ренессанса собственную страну приносили в жертву войне и иностранному влиянию, содействуя потере ею независимости. Викарии Христа превратили Святейший престол в объект насмешек и колыбель Лютера.

Существовала ли реальная альтернатива? Согласиться с религиозной альтернативой – дав ответ на постоянный призыв к реформе – было трудно из-за заинтересованности церковной иерархии в коррупции, тем не менее выбор можно было сделать. Раздавались громкие предупреждающие голоса, слышались постоянные жалобы на злоупотребления пап. Неспособные и коррупционные режимы, такие как империя Романовых или правительство гоминьдана, не могли быть реформированы без переворота или роспуска. В случае с папством времен Ренессанса реформа, инициированная сверху главой церкви, проведенная совместно с соратниками решительно и с твердостью, могла бы очистить церковь от злоупотреблений, сделать ее достойным институтом и предотвратить развал.

В политической сфере альтернатива тоже была необходима. Если бы папы обратили внимание на эту область и в поисках личной выгоды не растрачивали бы свои усилия ради мелочных целей, то погасили бы взаимную вражду светских правителей и направили их энергию на интересы Папской области. Они могли это сделать. Трое из шести пап – Сикст IV, Александр VI и Юлий II – были людьми способными, наделенными сильной волей. Однако никто из них, за исключением Юлия II, не проявил искусства в управлении государством и не поднял престиж трона святого Петра нив моральном отношении, ни в области политической ответственности.

Мораль того времени сделала вышеупомянутую альтернативу психологически невозможной. В этом смысле, любая альтернатива была недоступна всем шести папам. То, что пап Ренессанса сформировало современное им общество, сомнений не вызывает, однако властные полномочия и большая ответственность часто требуют поступать наперекор сложившимся условиям. Папы же, как мы увидим, впитали в себя все общественные пороки и, не желая прислушиваться к социальным вызовам, проявили тупое упрямство.

В то время все размышляли о реформе, и это отразилось в литературе, проповедях, памфлетах, песнях и политических собраниях. Требование реформ и стремление более чистого служения Богу широко распространилось, начиная с XII века. Тогда это было откровение, явленное святому Франциску в церкви Сан-Дамиано: святой услышал голос, говоривший ему: «Франциск, разве ты не видишь, что обитель моя разрушается, – иди и восстанови ее». Народ был недоволен священниками, стремящимися к обретению материальных благ, людей возмущали моральное разложение и стяжательство на всех уровнях, начиная с папской курии и заканчивая деревенским приходом, отсюда и призыв к реформе «сверху и донизу». Подделывались разрешения, позволявшие поступаться церковными законами; курия присваивала пожертвования на крестовые походы; индульгенция превратились в заурядный товар, так что люди, как жаловался в 1450 году канцлер Оксфорда, уже не задумывались о том зле, которое творили, поскольку теперь они могли либо купить прощение за грехи, заплатив шесть пенсов, либо выиграть его, «словно ставку при игре в теннис».

Недовольство вызывали абсентеизм и большое количество бенефиций, получаемых одним человеком, безразличие иерархов и все большее отдаление их от простых священников. Людей возмущали подбитые мехом облачения прелатов и их приближенных, их недовольство вызывали грубые и невежественные деревенские священники. Священнослужители позволяли себе держать любовниц и предаваться пьянству. Все это было источником негодования, потому что обычный человек считал, что священники должны быть чисты перед людьми и перед Богом. Где же простому человеку искать прощения и надеяться на спасение, если посредники сами погрязли в грехе? Люди чувствовали себя преданными: между ними и «представителями Бога» разверзлась пропасть. По словам помощника настоятеля монастыря Дарема, люди «изголодались по слову Божьему» и не могут получить от недостойных священников «истинную веру и моральные наставления, чтобы душа их обрела спасение». Многие священники «никогда не читали Старый Завет и Псалтырь», многие всходили на кафедру пьяными. Прелаты редко посещали мелкие приходы, не обучали деревенских священников, так что те не знали своих обязанностей, не ведали, как следует проводить ритуалы, и даже не знали, как причащать прихожан. Хотя критика в адрес клириков со стороны мирян и была запрещена, обличительные речи прихожане встречали восторженно. «Если проповедник произнесет хоть слово против священников или прелатов, спящие мгновенно просыпаются, скучающие веселеют, забывают и о голоде, и о жажде, а самые грешные в сравнении со священниками видят себя праведниками или святыми».

К XIV веку протест обрел форму и голос в диссидентских движениях лоллардов, гуситов, а также и в светских образованиях, таких, как «Братья общинной жизни». В отличие от официальной церкви, люди встречали здесь искреннее сочувствие. Впервые прозвучали несогласные речи, позднее протестанты громко заявили о разногласиях по многим вопросам: они отрицали пресуществление, отказывались от исповеди, критиковали продажу индульгенций, паломничество и преклонение перед святыми и реликвиями. Отделение от Рима не считали чем-то немыслимым. В XIV веке знаменитый доктор теологии Уильям Оккам уже представлял себе церковь без папы, а в 1453 году римлянин Стефано Поркаро возглавил заговор с целью свергнуть власть папы (впрочем, это был скорее политический, а не религиозный акт).

Несогласие подпитывали книгопечатание и распространение грамотности, особенно после знакомства с Библией на родном языке. За первые шестьдесят лет из-под печатного пресса вышло четыреста таких книг, и любой, кто умел читать, находил в Евангелии то, чего не слышал от епископов.

Сама церковь постоянно говорила о реформе. На вселенских соборах в Констанце и Базеле в первой половине XV столетия знаменитые проповедники каждое воскресенье рассуждали о развращенности и падении нравов, в частности, о симонии, о неспособности найти путь к христианскому возрождению, о крестовом походе против турок, обо всех грехах, разрушающих жизнь христианина. Они призывали к действию и принятию действенных мер. На соборах проходили бесконечные дискуссии, обсуждались бесчисленные предложения и издавались указы, имевшие отношение, главным образом, к диспутам между церковными иерархами и папством о распределении доходов и бенефиций. Они не снисходили до тех насущных вопросов, которые на самом деле срочно требовалось разрешить, от посещения епископами епархий до образования простых священников и реорганизации монашеских орденов.

Высокопоставленные священники не были столь уж индифферентны; среди выступавших за реформы были аббаты, епископы, даже кардиналы. Папы иногда тоже откликались. По приказам пап Николая V и Пия II в 1440-х и 1460-х годах были разработаны программы реформ. Убежденный реформатор и проповедник, германский кардинал и легат Николай Кузанский представил свой план Пию II. Николай Кузанский говорил, что реформы необходимы для обращения всех верующих, начиная с папы, в подобие Христа. Его коллега-реформатор, епископ Доменико де Доменичи, автор трактата о реформе, написанного им для того же папы, настроен был столь же решительно. Бесполезно, писал он, говорить бесчестным принцам о святости папства, потому что порочная жизнь прелатов и курии вызывает возмущение мирян и они называют церковь «Вавилоном, матерью прелюбодейства и гнусности на земле».

На конклаве, собравшемся в 1464 году для избрания преемника Пия II, Доменичи заявил, что на эту проблему следует обратить внимание Сикста и его преемников: «Достоинство церкви, как и ее авторитет, должны быть восстановлены, необходимо поднять мораль, добиться торжества справедливости, восстановить веру», вернуть папские земли и «поднять верующих на священную войну».

Шесть ренессансных пап относились к этому перечню с прохладцей. Реформе мешало отсутствие поддержки, церковная иерархия и папы испытывали к ней неприязнь, а объяснялось это тем, что в существующую систему были встроены возможности для их личного обогащения. Они считали, что реформа лишает папство независимости. Революционное движение набирало силу на протяжении столетия, со времен гуситского восстания, но церковные сановники этого не замечали. Они рассматривали протестное выступление не более, как бунт, который надо подавить, и полагали, что оно вряд ли им чем-то серьезно угрожает.

Тем временем новая вера, национализм и вызов со стороны поднявшихся национальных церквей подтачивали владычество Рима. Из-за политического нажима и договоренностей, ставших необходимостью во времена схизмы, право назначать священников в епархии, которое было важнейшим источником власти и доходов папства – и которое Святейший престол узурпировал у местного духовенства, обладавшего им изначально, – постепенно либо переходило к местным сюзеренам, либо назначения осуществлялись по их указке или в их интересах. Под давлением обстоятельств и в результате политических торгов Рим во многом утратил свое влияние на Францию, Англию, а потом и на империю Габсбургов, на Испанию и другие государства.

Как ни удивительно, но в эти годы зло шло рука об руку с добром: на времена политической и моральной деградации пришелся необычайный расцвет искусства. Открытие античной классики, которой было свойственно опираться на возможности человека, а не на призрачную Троицу, стало толчком к развитию гуманизма, особенно в Италии, где произошел возврат к античному национальному искусству. Внимание к земным ценностям означало отход от христианского идеала отречения и завещанного церковью полного подчинения слову Божьему. Итальянцы настолько влюбились в языческую античность, что стали испытывать меньшую приверженность христианству. Как писал Макиавелли в «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия», религия «почитает высшее благо в смирении, в самоуничижении и в презрении к делам человеческим; тогда как религия античная почитала высшее благо в величии духа, в силе тела и во всем том, что делает людей чрезвычайно сильными». [8]8
  Пер. Р. И. Хлодовского.


[Закрыть]

Гуманизм второй половины XV века, сменивший депрессию и уныние уходящего средневековья, сопровождала новая экономическая инициатива. Это явление объясняли по-разному: говорили об изобретении печатного станка, расширившего доступ к знаниям и идеям; о научных достижениях, содействовавших пониманию мира; о новых технологиях в прикладных науках и новых методах финансирования капиталистического производства. Благодаря новациям в мореплавании и кораблестроении развивалась торговля и расширялись горизонты. Монархии опирались на новую централизованную власть, вышедшую из угасавших средневековых коммун, а растущий национализм прошлого века задал ей импульс к развитию. Открытие Нового Света и кругосветные путешествия подарили людям беспредельные возможности. Кто знает, было ли это совпадением в загадочном течении времени, однако произошел поворот, и начался период, который историки окрестили «ранним Новым временем».

За эти шестьдесят лет Коперник разобрался в истинном отношении Земли к Солнцу, португальские суда привозили из Африки рабов, пряности, золотой песок, Кортес завоевал Мексику, Фуггеры в Германии инвестировали доходы от торговли шерстью в коммерцию – в банки и недвижимость и создали самую богатую торговую империю в Европе. Сын их основателя Якоб, по прозвищу Богач, выразил настроение времени в хвастливом заявлении, что он будет продолжать делать деньги, пока дышит. На его итальянского соперника, римлянина Агостино Киджи, трудилось 20 000 рабочих на предприятиях в Лионе, Лондоне, Антверпене, а также в Константинополе и Каире, и Киджи не смущало то, что он ведет дела с неверными: главное, чтобы бизнес этот приносил доход. Турки, взявшие в 1453 году Константинополь и продвинувшиеся на Балканы, внушали страх Европе, на них смотрели приблизительно так же, как на Советский Союз, однако как бы ни были велики тревоги христиан, они были слишком заняты конфликтом друг с другом, а потому и не объединялись против общего врага.

В Испании Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская объединили свои королевства и, уподобившись инквизиции, изгнали евреев. На «Поле золотой парчи» близ Кале состоялась встреча короля Франции Франциска I с Генрихом VIII; Альбрехт Дюрер с успехом творил в Германии, а Иероним Босх и Ханс Мемлинг – во Фландрии. Эразм был Вольтером своего времени, его привечали при королевских дворах и в столицах, отмечая скептический ум писателя. Сэр Томас Мор, ближе к исходу этих шестидесяти лет, опубликовал «Утопию», в то время как Макиавелли, человек противоположного склада, мрачно смотрел на человечество, подтверждением чему стал его труд «Государь». В Италии искусство и литературу почитали высшим достижением человека, и страна породила необычайные таланты – Леонардо, Микеланджело, Тициана и многих других, лишь немного уступавших названным мной гигантам. Литературу украсили работы Макиавелли, Франческо Гвиччардини стал автором великой «Истории Италии», необходимо также отметить комедии и сатиры Пьетро Аретино и восхитительную поэму Ариосто «Неистовый Роланд», посвященную противоборству христиан и мусульман, и не забыть бы еще и трактат Кастильоне «О придворном».

Как ни странно, расцвет культуры не отражал сравнимого с нею изменения в поведении человека, напротив, оно оставляло желать лучшего. Частично это объяснялось отсутствием в Италии центральной власти, монарха в стране не было. Страна делилась на пять главных регионов – Венецию, Милан, Флоренцию, Неаполь и Папскую область, плюс к этому мелкие города-государства, такие как Мантуя, Феррара и остальные, находившиеся в постоянном конфликте друг с другом. Поскольку правители получали власть в результате насилия, то для удержания своего владычества они ничем не брезговали. Похищения, отравления, предательство, убийство и даже братоубийство, заключение в тюрьму, пытки – все это пускалось в ход без малейших сожалений.

Чтобы понять пап, посмотрим на светских князей. После того как миланцы убили своего правителя Галеаццо Мария Сфорца в церкви за его притеснения и злодеяния, брат убитого, Лодовико иль Моро, бросил в тюрьму наследника и родного племянника и сам стал управлять Миланом. Флорентийская семья Пацци, противники Медичи Великолепного, не в силах сдерживать ненависть, решили расправиться с Лоренцо и его красивым братом Джулиано в соборе во время пасхальной мессы. Сигнал должен был подать кардинал во время принесения даров. Кинжалы нападающих сверкнули в самый торжественный момент службы. Джулиано был убит, а Лоренцо, защитив себя длинным кинжалом, укрылся в одной из ризниц, а затем отомстил – уничтожил Пацци и всех его сторонников. Чаще всего заговорщики планировали убивать свои жертвы в церквях: там их реже окружала вооруженная охрана.

Самыми неприятными были короли Арагона, правившие Неаполем. Король Ферранте (Фердинанд I), неразборчивый в средствах, свирепый, циничный и мстительный, вплоть до самой смерти в 1494 году прилагал все силы для уничтожения своих противников. Междоусобными войнами он причинил Италии больше вреда, нежели любой другой правитель. Его сын и преемник, Альфонсо II, жестокий распутник, в комментариях современника, французского историка Коммина, охарактеризован как «самый грубый, низкий и порочный человек». Подобно другим людям такого склада, он открыто выражал презрение к религии. Кондотьеры, на силу которых он опирался, разделяли его взгляды. Наемники, сражавшиеся ради денег, а не ради идеи, были «преисполнены презрения ко всему святому… и не гнушались предательством по отношению к людям… отлучение от церкви не страшило их ни в жизни, ни в смерти».

Обычаи правителей перенимали их подданные. Случай с врачом из госпиталя святого Иоанна Латеранского передан в лишенном эмоций рассказе из дневника папского церемониймейстера Иоганна Бурхарда: «Каждое утро он покидал госпиталь в короткой тунике и с арбалетом, расстреливал каждого встречного, а деньги забирал себе». Он действовал заодно с госпитальным духовником: тот называл ему пациентов, которые на исповеди признавались, что у них есть деньги. Врач давал этим пациентам «эффективное лекарство» и делился барышом с духовником. Бурхард добавляет, что впоследствии врача повесили вместе с семнадцатью прочими преступниками.

Дискреционная власть, побуждавшая к несдержанности и хронической подозрительности к соперникам, сформировали непредсказуемых деспотов, этим властителям была свойственна бессмысленная жестокость, причем у их приспешников эта черта отмечалась не реже. Пандольфо Петруччи, тиран Сиены в 1490-х годах, развлекался тем, что сбрасывал с высоты камни, ничуть не задумываясь о том, что они могут в кого-то угодить. Бальони из Перуджи и Малатеста из Римини оставили сведения о кровавых междоусобицах и братоубийствах. Другие, такие, как представители старинного аристократического семейства д’Эсте из Феррары или Монтефельтро из Урбино, чей двор прославил Кастильоне в своем трактате «Придворный», были людьми уважаемыми и даже любимыми народом. Рассказывают, что герцог Урбинский Федериго был единственным правителем, который ходил безоружным и без свиты, он даже осмеливался прогуливаться по парку. Печально, но в то же время типично, что герцогство Урбино стало объектом неприкрытой военной агрессии со стороны одного из шести пап – Льва X, который хотел захватить его для своего племянника.

Несмотря на негодяев и скандалы, достоинство и сочувствие никуда не пропали. Нельзя мазать общество только черной краской. Многие люди эпохи Ренессанса, принадлежавшие к самым разным слоям общества, по-прежнему молились Богу, верили в святых, жаждали духовного возрождения и вели праведную жизнь. Истинная религия и высокая мораль продолжали существовать, поэтому людей возмущали падение нравов духовенства и, в особенности, порочность тех, кто занимал Святейший престол, потому-то они так хотели реформы. Если бы все итальянцы вели аморальный образ жизни подобно своим лидерам, то и протестов бы не было.

Шла долгая борьба за преодоление хаоса и смятения, порожденных Великой схизмой. Люди хотели восстановить единство церкви. Миряне и священники обратились за помощью к Вселенским церковным соборам, полагая, что те имеют власть над Святейшим престолом. Борьба шла всю первую половину XV века, общецерковные соборы управляли делами церкви, и, хотя соборы наконец остановились на едином понтифике, им так и не удалось убедить претендентов признать верховенство собора. Последующие папы крепко держались за свои прерогативы, заняли твердую позицию и, благодаря разобщенной оппозиции, сумели сохранить свою власть, хотя теперь она и не была абсолютной. Пий II, известный в миру как гуманист и романист Энеа Сильвио Пикколомини, на заре карьеры был адвокатом совета, но в 1460 году, став папой, он издал зловещую буллу «Exsecrabilis» («Достойный проклятия»), в которой угрожал отлучить от церкви всякого, кто посмеет апеллировать к собору. Преемники папы считали, что соборы почти так же опасны, как турки.

Воцарившись в Риме, папы сыграли свою роль в Ренессансе, они стремились превзойти светских правителей в покровительстве искусству, полагая, что картины, скульптуры, музыкальные произведения и книги станут гордостью папского двора и наилучшим образом подтвердят папскую щедрость. Если Леонардо да Винчи украшал двор Лодовико Сфорца в Милане, а поэт Торквато Тассо – двор д’Эсте в Ферраре, то другие художники и писатели нашли свое место в Риме, где папы щедро их вознаграждали. Каким бы неудачным ни было их правление, святейшие отцы подарили миру бессмертные творения: расписанный Микеланджело потолок в Сикстинской капелле, станцы Рафаэля в Ватикане, фрески работы Пинтуриккьо в библиотеке Сиенского собора, настенные фрески Сикстинской капеллы, расписанные Боттичелли, Гирландайо, Перуджино, Синьорелли. Папы восстановили и украсили Рим, который за время авиньонской ссылки опустел, одряхлел и стал крайне неухоженным. Папы открыли сокровища античного Рима, восстановили церкви, замостили улицы, собрали несравненную Ватиканскую библиотеку – это особенно послужило престижу пап, но, по иронии судьбы, запустило спусковой механизм протестантского возмущения. Папы начали перестраивать собор Святого Петра, пригласив для этого архитекторов Браманте и Микеланджело.

Папы верили, что зримые красоты сделают папство великим, прославят самих пап, а церковь упрочит свою власть. Первый папа времен Ренессанса, Николай V, в 1455 году упомянул об этом на смертном одре. Призывая кардиналов продолжить обновление Рима, он сказал: «Чтобы создать твердую уверенность, нужно иметь то, что бросается в глаза. Вера, основанная только на доктрине, будет слабой и подверженной сомнениям. Если авторитет Святейшего престола проявит себя в величественных зданиях, весь мир воспримет его с уважением. Благородные здания, в которых вкус и красота сочетаются с внушительными пропорциями, достойны престола Святого Петра». Да… Церковь прошла долгий путь от рыбака Петра.