355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Барбара Такман » Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама » Текст книги (страница 27)
Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 23:22

Текст книги "Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама"


Автор книги: Барбара Такман


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

Гэлбрейт советовал противиться любому давлению, нацеленному на развертывание американских войск, потому что «наши солдаты не должны иметь дело с губительной слабостью вьетнамского руководства». В тот период у него еще не было решения относительно того, как выбраться из той «ловушки, в которой мы оказались», если не считать его несогласия с тем, что альтернативы Дьему не существует. Он считал необходимым сменить руководство и начать все сначала. И хотя никто не мог обещать, что такой переход будет безопасным, но «в нынешней ситуации мы просто обречены на неудачу».

В марте 1962 года Гэлбрейт снова заявил, что Соединенным Штатам следует приветствовать любое политическое урегулирование с Ханоем и «не упустить шанс», если таковой выпадет. Он считал, что помощь в этом должен оказать Джавахарлал Неру и что Гарриман мог бы обратиться к русским, чтобы выяснить, отзовет ли Ханой отряды Вьетконга в обмен на уход американцев и согласие на проведение переговоров об окончательном объединении страны. Вернувшись домой в апреле, он предложил Кеннеди урегулировать проблему, проведя переговоры на международном уровне, с целью превратить Вьетнам в неприсоединившееся государство по образцу Лаоса. Гэлбрейт предупреждал, что, продолжая поддерживать неэффективное правительство, «мы станем такими же колонизаторами, как французы, и подобно им истечем кровью». Между тем, следует противиться всем шагам, направленным на привлечение американских солдат к участию в боевых операциях, и было бы правильно отказаться от таких непопулярных акций как применение дефолиантов и строительство «стратегических деревень».

Представленное в письменной форме, предложение Гэлбрайта было полностью отвергнуто Объединенным комитетом начальников штабов, который увидел в нем попытку отказаться от «того, что теперь всем известно как наше обязательство дать решительный отпор коммунизму в Юго-Восточной Азии». Они прямо цитировали обещание сохранить независимость Вьетнамской республики, которое президент неосмотрительно дал Дьему. Генералы были за то, чтобы не вносить никаких изменений в американскую политику и чтобы она при этом была «полностью направлена на достижение успешного результата». Тогда это мнение разделяли многие. Кеннеди его не оспаривал. Таким образом, предложение Гэлбрайта похоронили.

Успешный результат становился недостижимым. Словно туман над болотом, над Дьемом сгущались тучи. В его окружении росло число недовольных. Призывом на постоянную военную службу, заменившим привычные шестимесячные сборы, проводившиеся ежегодно и позволявшие человеку вернуться домой, чтобы поработать на огороде, Сайгон еще больше отчуждал от себя крестьян. В феврале 1962 года два инакомыслящих офицера ВВС сбросили бомбы на президентский дворец и обстреляли его с бреющего полета в тщетной попытке уничтожить Дьема. Американские репортеры пытались докопаться до правды, но на исполненных показного оптимизма официальных брифингах сталкивались лишь с замалчиванием фактов и фальшивыми утверждениями. Испытывая все большее разочарование, они писали статьи, в которых отзывались о местной власти с нескрываемым презрением. Как через много лет сказал один из них, «многое из того, что газетчики теперь считали ложью, прежде было именно тем, во что первоначально верили, и о чем сообщалось в Вашингтон». При этом в основе всех новостей и репортажей лежали слова командиров армии Дьема. Тот факт, что шнырявшие по всей стране агенты американских разведслужб принимали на веру слова командиров Дьема, едва ли могло служить оправданием, зато отражало американскую политику в отношении Дьема, как когда-то политику в отношении Чан Кайши. Официальные лица испытывали схожее нежелание признать несоответствие Дьема требованиям времени.

Все это привело к «войне» журналистов: чем злее становились корреспонденты, тем более «нежелательные» истории они излагали. Правительство направило в Сайгон помощника госсекретаря по связям с общественностью Роберта Маннинга, поручив ему на месте оценить ситуацию. В непредвзятой служебной записке, составленной по возвращении, Маннинг сообщил, что одной из причин «войны» журналистов стала государственная политика, направленная на то, чтобы «рассматривать американское присутствие во Вьетнаме как минимальное и даже представленное как нечто меньшее, чем оно является в реальности». Он советовал отказаться от такой политики. Хотя общество обращало на Вьетнам мало внимания, незначительная его часть все же стала понимать, что это заморское «мероприятие» осуществляется как-то не так. То там, то здесь появлялись первые ростки несогласия. Впрочем, их было немного и потому на них почти не обращали внимания. Существенная часть общества хотя и смутно, но представляла, что где-то в Азии идет война с коммунизмом, и в целом поддерживала предпринимаемые усилия. Вьетнам был таким же далеким и невообразимым, как какой-нибудь незнакомый человек, имя которого вдруг напечатали в газетах.

Одним из самых компетентных и высокопоставленных критиков был сенатор Майк Мэнсфилд, который теперь стал лидером сенатского большинства и испытывал глубокую обеспокоенность положением дел в Азии. Он чувствовал, что Соединенные Штаты, следуя старой миссионерской традиции, испытывают навязчивое стремление улучшить положение дел в Азии и снова воодушевлены идеей крестового похода против коммунизма и что эти усилия окажутся губительными как для Америки, так и для Азии. Вернувшись в декабре 1962 года из своей первой после 1955 года инспекторской поездки, совершенной по просьбе президента, он доложил Сенату, что «после семи лет оказания помощи, которая обошлась Соединенным Штатам в 2 миллиарда долларов… Южный Вьетнам кажется менее устойчивым, чем он был вначале». Доклад Мэнсфилда нанес сильный удар по тем, кто испытывал оптимизм, а также по программе строительства «стратегических деревень», в отношении которой «практические действия центрального правительства пока не обнадеживают».

В личных беседах с Кеннеди Мэнсфилд оказался более откровенным, высказав мнение, что ввод американских войск будет означать гражданскую войну, которая «не является нашим делом». Взятие на себя подобной ответственности «подорвет престиж Америки в Азии и не поможет южновьетнамцам устоять». По мере того как Мэнсфилд излагал свое мнение, Кеннеди проявлял все большее волнение, а его лицо все больше наливалось кровью. В конце концов он воскликнул: «Вы что же, ожидаете, что я приму все это за чистую монету?» Как и все правители, он хотел получить подтверждение правильности своей политики и разозлился на Мэнсфилда (в чем позднее признался одному из своих помощников) за то, что тот был полностью с этой политикой не согласен, «и злился на себя, потому что обнаружил, что сам с ним соглашаюсь».

Никаких перемен не последовало. Президент направил других наблюдателей, главу разведки Госдепартамента Роджера Хилсмэна и Майкла Форрестола из группы Банди, которые скорее разделяли точку зрения Мэнсфилда, чем взгляды Тейлора – Ростоу. Они доложили, что война продлится дольше и будет стоить больших денег и жизней, чем это ожидалось, и что «издержки приводят в ужас». Однако, являясь должностными лицами и не обладая той независимостью, которой обладал Мэнсфилд, они не стали оспаривать господствующую точку зрения.

В чрезвычайно подробном докладе Хилсмэна был дан отрицательный ответ на множество вполне конкретных вопросов, но никаких шагов к тому, чтобы действовать в соответствии с информацией, полученной наблюдателями, сделано не было. Коррекция – болезненный процесс. Правителю проще не выходить за рамки уже выбранного политического курса. Что касается чиновника более низкого ранга, то для сохранения собственного поста ему лучше не нарушать спокойствия и не навязывать начальнику те свидетельства, которые тому будет трудно признать. Психологи называют стремление не замечать нежелательную информацию «когнитивным диссонансом», что является научным выражением простой мысли: «Не сбивайте меня с толку этими фактами». Когнитивный диссонанс есть тенденция «замалчивать, сглаживать остроту, умалять важность или откладывать в долгий ящик» решение вопросов, которые создают конфликт или приводят к «психологическим расстройствам» внутри какой-либо организации. Это ведет к тому, что от альтернативных решений «отказываются, поскольку считают, что именно они влекут за собой конфликты». Что касается субординации внутри правительства, то в этом отношении задача состоит в том, чтобы выработать такой политический курс, который устроил бы вышестоящее руководство. Это помогает правителю принимать желаемое за действительное и определяется как «неосознанное изменение оценки вероятностей».

Кеннеди не был глупцом; он знал о существовании отрицательных факторов, и те его беспокоили, но он не внес никаких изменений в свою политику, и ни один из его главных советников не предложил ему этого. Никто из представителей исполнительной власти не выступил в поддержку ухода США из Вьетнама. Это объяснялось опасением сыграть на руку коммунистам и подорвать престиж Америки, а еще опасением того, что чиновники подвергнутся нападкам в самой Америке. Другой причиной самого долговременного в истории проявления недальновидности являлась личная выгода, в данном случае перспектива второго срока президентства. Кеннеди был достаточно умен, чтобы распознать признаки грядущей неудачи, чтобы воспринимать Вьетнам как постоянный источник бедствий. Его приводило в ярость то, что он угодил в эту ловушку. Кеннеди тревожился, как бы Вьетнам не поставил под угрозу второй срок его президентства. Он любил одерживать победы или хотя бы достоверное подобие победы, прежде чем бросить невыгодное дело и выйти из игры.

Ход его мыслей приоткрылся в марте 1963 года, во время завтрака с конгрессменами в Белом доме, когда Мэнсфилд снова стал приводить свои аргументы. Отведя его в сторону, президент, вероятно понимая, что от него хочет услышать этот влиятельный сенатор, сказал, что уже начинает соглашаться с идеей полного вывода американских военных из Вьетнама. «Но я не могу это сделать до 1965 года, до того как меня переизберут». Поступить правильно до перевыборов означало навлечь на себя «шумные протесты консерваторов». Своему советнику Кеннету О’Донеллу Кеннеди неоднократно говорил: «Если я попытаюсь немедленно начать полный вывод войск, мы получим еще одну вспышку маккартизма». Все только после перевыборов; а потом он резко добавил: «Поэтому нам лучше как следует позаботиться о том, чтобы меня переизбрали». Другим друзьям он, хотя и неявно, высказывал свои сомнения и в то же время утверждал, что не может сдать Вьетнам коммунистам и просить американских избирателей переизбрать его на второй срок.

Его позиция не отличалась мужеством, но была реалистичной. До перевыборов оставалось более полутора лет. Было принято решение – оставшееся до перевыборов время продолжить отдавать американские ресурсы и даже человеческие жизни делу, в которое президент уже не слишком верил, чтобы не уменьшить шансы переизбраться на второй срок. – Это решение отвечало его собственным интересам, а не интересам страны. Найдется совсем немного правителей, которые смогли нарушить эту закономерность.

В этот период был мастерски разрешен кубинский ракетный кризис, ставший наивысшей точкой противостояния, а неудачный для Хрущева и успешный для Соединенных Штатов исход вселил в администрацию президента уверенность и поднял ее престиж. Одна из причин того, почему Советы отступили, аналогична той, что объясняет их поведение во время Берлинского кризиса: для СССР размещение ракет на Кубе было просто рискованной игрой и не входило в сферу жизненно важных интересов, тогда как для США задача предотвратить размещение стартовых площадок для ракет вблизи от своих берегов, несомненно, входила в сферу жизненно важных интересов. Исходя из закона о жизненно важных интересах, было вполне предсказуемо, что, в конечном счете, Соединенные Штаты отступят во Вьетнаме и победу там одержит Север.

После того как был нанесен удар по коммунизму на Кубе и тем самым повышен престиж Америки, настал момент, когда у США появились все шансы уйти из Вьетнама, не принимая во внимание шумные протесты консерваторов. Но в этот период в официальных кругах царил оптимизм, а потому и речи не могло быть об уходе. Однако приблизительно в это же время Кеннеди все-таки дал указание Майклу Форрестолу подумать о подготовке плана по выводу войск после перевыборов, заметив, что потребуется около года на то, чтобы получить одобрение Конгресса и союзников в Азии и Европе. Из этого ничего не получилось, но когда в частной беседе президента спросили, как можно уйти, не нанеся ущерб престижу Америки, он ответил следующим образом: «Легко. Поставить правительство, которое попросит нас уйти». Публично он заявлял о том, что уход Соединенных Штатов «стал бы катастрофой не только для Южного Вьетнама, но и для Юго-Восточной Азии. Поэтому мы собираемся остаться». Он мыслил в обоих направлениях, но так и не сумел разрешить эту дилемму.

Постоянным фактором процесса принятия политических решений были опасения по поводу того, что в том или ином случае может предпринять Китай. К тому времени китайско-советский раскол сделался уже очевидным, и если в период разрядки казалось, что русская угроза снижается, то китайцы, отношения с которыми были разорваны, производили зловещее впечатление. Еще были свежи воспоминания о Корейской войне. Агрессивное поведение китайцев во время двух кризисов в Тайваньском проливе, аннексия Тибета и пограничная война с Индией – все создавало впечатление, что Китай является непременным источником неприятностей. Когда во время одного телевизионного интервью Кеннеди спросили, есть ли у него основания сомневаться в достоверности теории домино, он ответил: «Нет, я верю в нее, я верю… Китай принимает настолько угрожающие размеры, зловеще нависая над своими границами, что если Южный Вьетнам падет, это не только улучшит условия для нанесения партизанского удара по Малайзии, но и создаст впечатление, что будущее Юго-Восточной Азии связано с Китаем и коммунистами».

На самом деле, если бы американцы сумели понять, насколько для них полезно признать националистический Северный Вьетнам (независимо от того, коммунистический он или нет), эта всегда стремившаяся к независимости и всегда настроенная против китайцев страна стала бы намного более серьезным препятствием для вызывавшей опасения китайской экспансии, чем разделенное, воюющее государство, которое постоянно давало поводы для вмешательства из-за рубежа. Увы, этого не случилось. Так или иначе, Китай в то время отчаянно пытался выбраться из той экономической ямы, в которой он оказался благодаря политике «Большого скачка», и находился не в том состоянии, чтобы отважиться на авантюру за рубежом. «Знай своего врага», – вот важнейшее правило взаимоотношений любых соперников, но именно американцам, когда они имеют дело с красной угрозой, свойственно разрывать дипотношения и вести дела, пребывая в полном неведении.

Военное руководство, выполняя приказ Макнамары, отданный во время пребывания министра в Гонолулу, было занято составлением всеобъемлющего плана, в основе которого лежало бесчисленное множество служебных записок и месяцы бумажной работы. И все делалось ради достижения не слишком впечатляющей цели: вывода к концу 1963 года одной (!) тысячи американских военнослужащих, а также наращивания численности и увеличения финансирования южновьетнамской армии до того момента, когда уровень ее подготовки и численность личного состава позволят переложить на нее ведение войны. Пока Командование по оказанию военной помощи Вьетнаму, Командование вооруженными силами в зоне Тихого океана и министерство обороны барахтались в потоке цифр, аббревиатур, входящей и исходящей документации, ситуация в Южном Вьетнаме ухудшалась и переросла в кризис, который закончился падением и гибелью Дьема, – а моральная ответственность за это была позднее возложена на Соединенные Штаты.

Дьем, права которого на власть никогда полностью не признавались многочисленными общественными течениями, религиозными конфессиями и классами, в конечном счете лишился их в результате вспыхнувшего летом 1963 года мятежа буддистов. Долгое негодование, вызванное привилегированным положением католиков, которое бытовало при французах и осталось без изменений при Дьеме, послужило причиной выступлений буддистов, получивших поддержку местного населения. В мае, когда Сайгон запретил торжества по случаю дня рождения Будды, начались протесты, и правительственные войска, открыв огонь, убили нескольких демонстрантов. Возобновившиеся демонстрации и введение военного положения получили печальную известность благодаря акту самосожжения, предпринятому буддистским монахом, который поджег себя на одной из оживленных площадей Сайгона. Протестное движение ширилось, вбирая в себя всех противников режима – противников католиков, недовольных развитием страны по западному образцу, инакомыслящих представителей среднего класса и бедноты. Усилились репрессии и жестокости, за которыми, как было известно, стоял брат Дьема, Нго. Кульминацией этих действий стали полицейский налет на главный буддийский храм и арест сотен монахов. В знак протеста в отставку ушли министр иностранных дел и посол в Соединенных Штатах. Правительство Дьема затрещало по швам.

Американская разведка, которая, похоже, не придавала значения настроениям широких масс, не смогла предсказать этот мятеж. За две недели до восстания госсекретарь Раск, обманутый оптимистическими заявлениями представителей Командования по оказанию военной помощи Вьетнаму, заявил о «поступательном движении» Южного Вьетнама «в направлении создания конституционной системы, опирающейся на народное согласие», и о свидетельствах подъема морального духа, указывающих на то, что этот народ уже «на пути к успеху».

В армии у Дьема тоже были враги. Назревал государственный переворот, который готовили генералы. Пока правительство боролось с заговорщиками, активность военных действий уменьшалась. Нго и зловещая мадам Нго стали фигурировать в отчетах разведки как «лица, вступившие в связь с врагом»; заподозрили, что их целью является достижение урегулирования на основе «нейтралитета» через французских посредников ради приумножения собственных состояний. Все американские вложения оказались под угрозой. И это тот протеже, которому отдали предпочтение как надежной кандидатуре, способной укрепить государство и преградить путь исполненному безжалостной целеустремленности Северу?

В Вашингтоне шли горячие дискуссии о том, что же делать, поскольку правительство фактически не знало, какой политический курс выбрать. Есть ли альтернатива Дьему? Если он останется у власти, возможно ли когда-нибудь одержать победу над повстанцами? В центре дискуссии были доводы за и против Дьема и проблема, как избавиться от четы Нго, но никак не рассмотрение вопроса, что же общего у Америки с этой группировкой высокопоставленных лиц. Нго требовалось каким-то образом отстранить от власти, и не столько по причине того, что они стояли за притеснениями буддистов, сколько из-за их попыток вступить в переговоры об урегулировании на основе нейтралитета. Была надежда заставить Дьема это сделать, сократив в разумных пределах американскую помощь, но на Дьема, уверенного в стремлении американцев бороться с коммунизмом, угрозы не подействовали. Эти угрозы представляли собой довольно нервозную реакцию Госдепартамента, обеспокоенного тем, что Дьем мог увидеть в них признак неотвратимости репрессий лично против него и против четы Нго и что он способен «пойти на совершенно немыслимые действия, такие как, например, обращение к Северному Вьетнаму за помощью, с целью вытеснения американцев». Этот интересный взгляд говорит о наличии определенных колебаний в оценке Вашингтоном своей роли во Вьетнаме.

Постепенно политики пришли к заключению, что намерение сделать Южный Вьетнам преградой на пути коммунизма является верным, но оно невыполнимо при Дьеме, который при содействии Соединенных Штатов должен уйти. Короче говоря, Вашингтону следовало оказать поддержку военным, которые планировали переворот. Такой была точка зрения правых. Но в этом заключалась и практическая целесообразность: защита вложений в зависимую компанию, руководство которой не справляется со своими обязанностями.

Самый настоящий тайный агент ЦРУ, полковник Лу Конейн, вступил в посреднические переговоры с готовившими переворот генералами, а новый посол Генри Кэбот Лодж с энтузиазмом взял на себя ответственность за их проведение, поскольку был абсолютно убежден в необходимости положить конец сотрудничеству Америки с «этим репрессивным режимом, который держится только на штыках». В ответ на его запросы Вашингтон дал указание, что если Дьем не избавится от Нго, «мы готовы признать очевидные последствия, которые состоят в том, что мы больше не можем поддерживать Дьема»; также послу дали полномочия обещать «соответствующим военачальникам, что мы окажем им непосредственную поддержку в переходный период распада центральной государственной власти». В лаконичном стиле правительственных инструкций Белый дом сообщил Лоджу, что ему не следует предпринимать «никаких инициатив», направленных на «активную тайную поддержку переворота», но, с другой стороны, следовало «тайно предпринять срочные попытки наладить контакты с возможным альтернативным руководством». Эти контакты, разумеется, должны быть «абсолютно надежными, а их наличие следует полностью отрицать».

Недавний кандидат республиканцев на пост вице-президента, Лодж был назначен послом не только потому, что он был способным политиком, владеющим французским языком. Он должен был стать инструментом вовлечения его партии во вьетнамскую неразбериху. Немаловажно и то, что он постарался сделать намерения правительства Кеннеди открытыми для печати, чтобы впоследствии его не могли снять с занимаемой должности. «Нам пришлось выбрать такой курс, – телеграфировал он, – с которого уже невозможно свернуть, курс на свержение правительства Дьема». Лодж проинформировал Госдепартамент, что полковник Конейн вступил в желаемый контакт с лидером заговорщиков, генералом «Большим» Минем, который изложил в общих чертах три возможных плана действий: первый предусматривал «физическое устранение» четы Нгу при сохранении Дьема в должности. «Это самый простой для выполнения план», – сообщал Лодж.

На продолжавшихся в Вашингтоне совещаниях время от времени вставала проблема более важная, чем судьбы Дьема и четы Нго. Это случалось, когда Роберт Кеннеди заявлял: важнейший вопрос состоит в том, «сможет ли хоть какое-нибудь правительство оказать успешное сопротивление попыткам коммунистов взять страну под контроль. Если нет, то теперь самое время не ждать, а окончательно уходить из Вьетнама». Если этим попыткам можно оказать сопротивление при каком-то другом правительстве, тогда следует продолжить выполнение планов, направленных на изменение ситуации. Но он чувствовал, что на этот вопрос ответа не будет.

Впрочем, кое-кто пытался дать ответ. Офицеры, находившиеся в зоне конфликта и сопровождавшие подразделения южновьетнамской армии во время боевых действий, с горечью отмечали, что американская подготовка и вооружение не могут заменить волю к борьбе. Они делали все, чтобы обойти запрет генерала Харкинса на негативные оценки в отчетах, и в подробных докладах в Пентагоне сообщали о достойной сожаления неэффективности боевых действий. Одним из убедительных примеров стало сражение при Апбаке, состоявшееся в январе 1963 года. Со стороны южновьетнамской армии в нем принял участие батальон в составе 2000 человек, оснащенный артиллерией и бронетранспортерами. Ожидалось, что он будет действовать инициативно и наглядно продемонстрирует огневую мощь недавно приобретенной боевой техники. Неожиданно для себя оказавшись под обстрелом 200 вьетконговских партизан, южновьетнамские солдаты залегли за приземлившимися вертолетами и отказались вставать и стрелять. Они также отказывались выполнить приказ контратаковать противника. Руководитель провинции, который командовал подразделением Гражданской гвардии, не разрешил своим войскам вступать в бой. В ходе этой стычки были убиты три американских офицера-советника. Апбак стал наглядным свидетельством неудач южновьетнамской армии, бесполезности американской программы подготовки личного состава и лживости штабных оптимистов. Впрочем, никому не позволялось говорить об этом вслух. Полковник Джон Ванн, старший из американских офицеров, находившихся тогда на поле боя, вернувшись в Пентагон летом 1963 года, пытался сообщить обо всем генеральному штабу. Поскольку генерал Харкинс пользовался особым покровительством Максвелла Тейлора, защищавшего его точку зрения, послание Ванна так и не дошло до адресата. Представитель министерства обороны объявил, что «теперь дело определенно идет к победе» и что Командование вооруженными силами в зоне Тихого океана предвидит «неизбежное» поражение Вьетконга.

Чиновники, занимавшиеся оказанием помощи, также высказывали свое разочарование. Руфус Филипс, руководивший выполнением сельскохозяйственных программ, сообщал, что программа «стратегических деревень» «едва волочит ноги», и указывал, что данная война – это не столько военная, сколько политическая борьба за лояльность народа и режим Дьема ее проигрывает. Директор Информационной службы США Джон Маклин, который в 1962 году взял отпуск, чтобы в качестве корреспондента «Тайм» попробовать помочь повернуть вьетнамский народ против Вьетконга; через 21 месяц отказался от этой затеи и в конце своей творческой командировки находился «в отчаянии». На очередном совещании начальник Межведомственной рабочей группы по Вьетнаму Пол Каттенберг из Госдепартамента поразил Раска, Макнамару, Тейлора, Банди, вице-президента Джонсона и прочих участников, заявив, что если Дьем не откажется от поддержки своего брата, а сам будет получать все меньше и меньшей доверия народа, «продолжая скатываться по наклонной плоскости», тогда лучшим решением для Соединенных Штатов будет немедленно уйти из Вьетнама. Никто из присутствующих с ним не согласился, и высказанное предложение было решительно отклонено Раском, заявившим, что политика должна строиться на той посылке, что «мы не уйдем, пока война не будет выиграна». Впоследствии Каттенберга убрали из рабочей группы и перевели на другой пост. Уходя, он предупредил, что война может унести жизни 500 тысяч американцев и растянуться на период от пяти до десяти лет.

В этот момент высказался еще один дельфийский оракул: Шарль де Голль предложил решение, связанное с переходом к нейтралитету. В одном из своих завуалированных высказываний на заседании французского кабинета министров (как ни странно, эти слова получили разрешение на публикацию в стенографическом виде, поскольку явно предназначалось для заокеанских слушателей), де Голль выразил надежду, что вьетнамский народ предпримет «общенациональные усилия», направленные на достижение единства и «независимости от внешних влияний». В обтекаемых фразах относительно заботы Франции о Вьетнаме он рассуждал: делается все возможное для того, чтобы Франция была готова к сотрудничеству. Его демарш был услышан дипломатами, тщательно изучавшими язык высказываний де Голля и пытавшимися понять, в чем состоит его «нейтральное» решение, на модели Лаоса, независимого и от коммунистического Китая, и от Соединенных Штатов. «Авторитетные источники» указывали, что северовьетнамцы восприняли эту инициативу и что французские официальные лица продолжают нащупывать почву не только в Ханое, но и в других столицах.

Благодаря этому могли начаться попытки «ухватиться за любую возможность» урегулирования через переговоры, как когда-то советовал Гэлбрайт. Предложение де Голля могло стать выходом из затруднительного положения в том случае, если бы у Вашингтона хватило ума стремиться к тому, чтобы найти выход. Но, как сообщалось в прессе, американское правительство выражает свое «глубокое беспокойство», что было обычной реакцией на все амбициозные предложения де Голля. Однако в условиях политического распада и неадекватности военных усилий, отсутствия реального прогресса в Южном Вьетнаме и намеков Ханоя на готовность вступить в переговоры американское правительство могло бы воспользоваться благоприятной ситуацией (приближающийся крах режима Дьема и предполагаемое посредничество де Голля), чтобы заявить: оно сделало все, что могло, для Вьетнама, а остальное зависит от вьетнамского народа, который должен сам уладить свои разногласия. Раньше или позже все это закончилось бы переходом страны под контроль коммунистов. В условиях отсутствия реалистичных прогнозов на будущее и существовавшей в 1963 году уверенности в американской мощи такой исход был попросту неприемлемым.

Продолжали возникать проблемы, связанные с выбором курса на поддержку военного переворота. То, что это было нарушением базового принципа международных отношений, ничуть не беспокоило «реалистов» из окружения Кеннеди. Похоже, никто из них не считался с тем, что это превращает в абсурд неоднократно повторяемые американцами утверждения: дескать, вьетнамский конфликт – это «их» война. Таков был постоянный рефрен. Его повторял Даллес, об этом говорили Эйзенхауэр, Раск и Максвелл Тейлор, эту мысль высказывали все послы, и сам Кеннеди повторял эти слова множество раз: «В конечном счете, это их война. Именно им суждено ее выиграть или проиграть». Если это была «их» война, тогда это было «их» правительство и «их» политика. Исторический опыт свидетельствует, что ситуация, когда поборники демократии вступают в сговор с теми, кто замышляет государственный переворот, независимо от того, насколько убедительны мотивы, противоречит основным принципам государственного устройства Америки. Это был шаг в направлении недальновидных решений и последующих саморазоблачений.

Озабоченный тем, какую роль он должен сыграть в этом конфликте, уже ощущая смрад трясины, в которую его затягивало, Кеннеди направил в регион еще одну миссию по сбору фактов, то есть решил снова воспользоваться традиционным к этому времени средством замены реальной политики. Участниками скоротечной, но весьма насыщенной четырехдневной поездки стали специальный советник Максвелла Тейлора, генерал Виктор Крулак, теперь начальник генерального штаба и председатель Объединенного комитета начальников штабов, а также Джозеф Менденхолл из Госдепартамента, специалист по Вьетнаму с широким кругом знакомств среди граждан этой страны. Свои отчеты они представили в Белый дом по возвращении из командировки; один из них, на основании данных, представленных военными, был доброжелательным и оптимистичным, другой – язвительным и мрачным настолько, что президент буквально был вынужден спросить: «Вы что, ездили в разные страны?» Фактически сразу же во Вьетнам была направлена еще одна миссия, участниками которой стали фигуры самого высокого уровня: сам генерал Тейлор и министр обороны Макнамара, которым поручили выяснить, насколько сильное воздействие политический хаос оказывает на военные усилия южновьетнамской армии. Их отчет, датированный 2 октября, хотя и давал положительную оценку военным перспективам, был насыщен негативными оценками политического положения и опровергал ранее высказанные надежды. Все эти противоречия отошли на второй план после того, как Макнамара, с одобрения президента, сделал публичное заявление: 1000 человек можно вывести уже к концу года, а «основная часть стоящей перед Соединенными Штатами военной задачи может быть выполнена к концу 1965 года». Но полученные в ходе упомянутых миссий беспорядочные и противоречивые данные ни в коей мере не прояснили, какой политический курс следует выбрать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю