Текст книги "Дорога к тебе"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
Машина Рэйчел лежала внизу, среди скал, ее крыша и крылья были сильно помяты и поцарапаны. Всего в нескольких футах от машины плескались волны, однако сама она казалась совершенно сухой.
– Вы бы ехали себе, сэр. Когда останавливается один, сразу начинают останавливаться и другие. Не успеешь оглянуться, как образуется пробка.
Джек засунул в карманы трясущиеся руки.
– В этой машине была моя жена. Это чудо, что она осталась жива.
– Значит, она в порядке? – уже более мягким тоном сказал полицейский. – Мы-то ведь не знаем, их сразу увозят.
– Она жива.
– Наверное, потому, что ехала без превышения скорости.
Джек оглянулся на дорогу, по которой только что проехал. Обсаженная таинственно темнеющими в тумане кипарисами, она круто поднималась со стороны бухты.
– И очень жаль. Если бы она двигалась быстрее, то в момент столкновения была бы уже там. Тогда бы она упала на более ровную поверхность.
– Она могла бы врезаться в деревья или в движущийся транспорт. В то время на юг ехало много машин. Радуйтесь, что ей так повезло.
Джек попробовал обрадоваться, но у него ничего не получилось.
Рабочие пытались завести под машину тросы, чтобы поднять ее наверх.
– Когда эти ребята закончат? – спросил Джек у полицейского. – Я скоро повезу здесь своих дочерей, и было бы лучше, если бы они этого не увидели.
– Думаю, через пару часов. Можете столько подождать?
Столько Джек не планировал, но ничего не поделаешь – ждать все равно придется. Хорошо, если девочки спят. Можно будет использовать это время для того, чтобы придумать, как сообщить им новости.
Глава 3
Остаток пути Джек почти ничего не видел. Туман расстилался над дорогой, то опускаясь, то вновь поднимаясь, и тогда можно было видеть серые океанские волны справа или поросшие кустарником скалы слева. У Джека было тяжело на душе, к тому же он не спал уже ровно сутки. Жизнь превратилась в кошмар. А теперь еще его ожидала встреча с девочками.
В глубине души Джек все еще считал дочерей теми обожающими его маленькими обезьянками, какими девочки были до того, как все рухнуло. Разумом он понимал, что это не так, но все-таки каждый раз, мысленно произнося их имена, Джек ощущал, что в груди у него что-то ныло.
Нет, они уже не такие крохи, и одними объятиями тут не обойдешься. Объятий вообще, возможно, не будет – теперь они ему во многом чужие.
Джек вдруг остро ощутил, какая сложная задача перед ним стоит. Одно дело – свозить девочек в кино или на завтрак в мексиканский ресторан, и совсем другое – пытаться заменить Рэйчел, преодолевая бесчисленные трудности, которые даже предвидеть нельзя.
Через тридцать минут прямо из моря вырос каньон, где жила Рэйчел. У поворота, в дубовой рощице, стояло девять почтовых ящиков. Только один из них – четвертый слева – был ярко раскрашен. В этом году он был ярко-красным – по выбору Хоуп. В прошлом году светло-желтый цвет выбирала Рэйчел, Саманта в позапрошлом – пурпурный.
Свернув с шоссе, Джек начал долгий подъем. Дорога была немощеная, узкая и очень крутая. Обвивая холм, она постепенно карабкалась вверх, причем с высотой туман становился все гуще. Время от времени от основной дороги ответвлялись еще более узкие подъездные дорожки, ведущие к частным домам. Заросли дуба уступили место сикоморам и земляничному дереву, еще выше смешивающимся с кедром. К тому моменту, когда машина подъехала к жилищу Рэйчел, все эти растения, в свою очередь, вытеснило калифорнийское мамонтовое дерево.
Жилище представляло собой стоявшую на вершине холма деревянную хижину, крытую почерневшей от времени кедровой дранкой. Остановив машину, Джек вышел из нее и с минуту стоял, не в силах сдвинуться с места. «Наверное, все дело в свежем воздухе», – с усилием вернувшись к реальности, решил Джек и, потянувшись, провел рукой по лицу. Сейчас не помешало бы побриться, принять душ и хоть немного поспать. Но вот когда это можно будет сделать, зависит от того, что он встретит в доме.
Побелевшие от действия стихий широкие деревянные плашки вели к входной двери. В утренней тишине шаги Джека звучали особенно гулко. Стучать в дверь, однако, не пришлось – она раскрылась сама прямо перед его носом. Появившийся в дверном проеме мужчина был гораздо старше, чем ожидал Джек, – лет шестидесяти пяти, судя по совершенно седым волосам и бороде, – что, впрочем, нисколько не принижало его образа. Высокого роста, гораздо выше Джека. Что-то в его взгляде не позволило Джеку подать ему руку.
– Девочки уснули, – сказал Дункан Блай тем же резким тоном, каким разговаривал по телефону. То, что голос его звучал тихо, нисколько его не смягчало. – Как она?
– В коме, – так же тихо ответил Джек. Он не хотел, чтобы девочки проснулись и услышали, что он говорит. – Состояние не критическое. Организм работает нормально. Проблема только с ушибом головы.
– И какой прогноз?
Пожав плечами, Джек кивнул в сторону хижины:
– Значит, они все-таки успокоились?
– Нет. – Дункан засунул мощные руки в карманы фланелевой куртки. – Просто вымотались. – И он двинулся мимо Джека по дорожке, пробормотав: – Меня ждет работа.
Джек поднял руку, чтобы попрощаться, но Дункан уже завернул за угол и поднимался вверх по заросшему лесом склону.
– Мне было приятно познакомиться с тобой, приятель, – пробормотал Джек.
Войдя в дом, он аккуратно прикрыл за собой дверь, но дальше не пошел, привалившись к косяку, чтобы собраться с мыслями.
Здесь он был впервые. Чаще всего они встречались с девочками в «Макдоналдсе» к северу от Сан-Хосе. Если он все же доезжал до каньона, то они обычно ждали его втроем возле почтовых ящиков. Можно было пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда он оказывался возле хижины, да и то лишь снаружи.
Стараясь ступать бесшумно, Джек сделал несколько шагов по коридору и заглянул в первую комнату. В ней царил беспорядок. Между плакатами с изображениями каких-то парней во всю стену красовалась надпись «Саманта». Смятая постель была, однако, пуста.
Соседняя дверь оказалась приоткрытой. Разрисованная акварелью комната производила более приятное впечатление. Обе девочки спали на двуспальной кровати Хоуп, на подушках виднелись две светлые головки, такие же растрепанные, как и у их матери. Хоуп свернулась калачиком, Саманта лежала, широко раскинув руки и ноги. В промежутке между ними пристроилось нечто рыжее – очевидно, кошка.
При появлении Джека никто из троих даже не пошевелился. Пройдя в гостиную, он рухнул на софу и привалился головой к спинке. Глаза Джека закрывались, отчаянно хотелось спать, но голова продолжала упорно работать. Через несколько минут он вновь вскочил на ноги и направился в кухню, к телефону.
Первым делом Джек позвонил в больницу и, поговорив с сестрой палаты интенсивной терапии, узнал, что состояние Рэйчел не изменилось.
Затем он позвонил домой своему партнеру.
– Ну что, тренируешься? – спросил Джек, услышав задыхающийся голос Дэвида Сунга.
– Выжимаю штангу, – с усилием ответил тот, и Джек представил себе столовую, сплошь уставленную спортивными тренажерами. Дэвид затащил их туда, когда ушла из дома его последняя жена – вместе с антикварной мебелью восемнадцатого века.
– Прости, что помешал, – сказал Джек, – но у меня возникли проблемы. Ночью Рэйчел попала в аварию, так что я здесь с девочками.
– Здесь – это где? В Большом Суре? – Лязг железа наконец смолк. – Только не Большой Сур! У нас через два часа важная встреча. А что за авария?
– Серьезная авария. – Понизив голос, Джек посмотрел в сторону гостиной, опасаясь появления кого-нибудь из девочек. – Она в коме.
– Господи Иисусе!
– Я заезжал в больницу, а теперь придется побыть здесь с девочками. Так что встречу надо отменить.
– В коме, – все еще задыхающимся голосом повторил Дэвид. – Тяжелая кома?
– Любая кома тяжелая.
– Ты понимаешь, что я имею в виду. Рэйчел подключена к аппаратам жизнеобеспечения?
– Нет. Но я все равно не могу попасть на эту встречу.
– Но мы же не можем ее отложить! – после долгой паузы с отчаянием сказал Дэвид. – Мы и так ее дважды переносили. – Еще одна пауза. – Ты что, не готов к презентации?
– Да нет, готов, – вздохнул Джек, и все, что мучило его до того, как позвонила Кэтрин, вдруг снова ожило, – но то, что я могу показать сейчас, вряд ли понравится им больше, чем то, что показывал в прошлый раз.
Ему поручили спроектировать роскошный курорт в Монтане. Клиент желал получить сооружение с зеркальными поверхностями, которое на фоне неба становилось бы совершенно невидимым. К несчастью, Джек бывал в Монтане и был твердо уверен, что стекло и сталь здесь не подойдут. Даже камень тут не годится – нужно дерево, и только дерево.
Когда его первый проект был отвергнут, он добавил гранит. Когда это тоже отвергли, он попробовал известняк – плохо, попробовал стекло – плохо, попробовал сталь – тоже плохо. Тогда он вернулся к дереву и сделал проект более эффектным, но даже он сам был все же от него не в восторге. Самый первый проект оказался и самым лучшим.
Сейчас, правда, это не имело значения.
– Послушай, – сказал он Дэвиду. – Нужно, чтобы ты меня заменил. Для чего же иначе нужны партнеры? Я не могу приехать – из-за семейной трагедии.
– Тут есть одна неувязка. Ты ведь разведен.
– Но не со своими детьми.
– Ладно. Я понимаю. Я-то понимаю, Джек, но эти ребята долго ждали, и ставка составляет несколько миллионов. Если я скажу им, что ты не можешь приехать, так как должен быть с детьми, они не поймут.
– Жизнь моей жены висит на волоске, а они не поймут? Тогда пошли их знаешь куда!
– Если я это сделаю, то они обратятся к кому-то другому.
Джек провел рукой по шее – мышцы были по-прежнему сильно напряжены.
– Ну и черт с ними.
– Знаешь, приятель, совсем недавно я бы сказал то же самое, но сейчас меня серьезно беспокоит состояние дел фирмы «Сунг и Макгилл». Это очень важный проект. Два других вели наши партнеры, которые месяц назад от нас отделились.
– У нас все равно больше заказов, чем мы можем выполнить.
– Но это очень хороший заказ! – настаивал Дэвид. – Мы годами занимались одними образовательными учреждениями, курорты для нас новое и прибыльное дело. Мы выходим на новый уровень. Мы не можем упустить такой проект, просто отказавшись от него.
– Тогда ты за него возьмись.
– Черт возьми, я же предлагал это месяц назад, но им нужен только ты. Им нужен ты, но доверие к тебе упало.
Джек внезапно почувствовал себя смертельно уставшим.
– Я сейчас не могу этим заниматься. Скажи им… ну что угодно, но только я не могу быть на этой встрече. Я потом тебе позвоню. – Он повесил трубку, зная, что его партнер сейчас будет ругаться, и не желая этого слышать. Заниматься Рэйчел, заниматься детьми и стараться не думать о будущем – вот все, на что он способен.
Однако и Рэйчел, и девочки сейчас спали. Вытянувшись на софе, Джек одной рукой прикрыл глаза, другую положил на живот и последовал их примеру.
Хоуп просыпалась, как всегда, медленно. Лежа с закрытыми глазами, она проверяла свои ощущения, прежде чем начать шевелиться. Вот она почувствовала теплое прикосновение солнечных лучей, услышала тихое дыхание Джиневры. Вот она стала вспоминать о том, что происходит, – и сразу открыла глаза.
Повернув голову и прижавшись щекой к кошачьему боку, Хоуп увидела спящую рядом сестру, и тут на нее сразу навалились воспоминания о прошедшей ночи. Саманта не спала с ней вместе уже много лет, считая это ниже своего достоинства, так что никогда не пришла бы сюда, если бы не была так напугана.
Подняв голову, Джиневра стала ласкаться.
Пытаясь обрести мужество, Хоуп с минуту гладила кошку, затем осторожно села и, взяв на руки Джиневру, молча поднялась и пошла к двери. Остановившись на полпути, она вернулась, надела свои ковбойские башмаки и на цыпочках вышла из комнаты.
Увидев в гостиной отца, девочка сразу почувствовала облегчение. Она очень хотела, чтобы он оказался здесь. Саманта говорила, что он не приедет, – ведь он, дескать, не приезжал раньше, хотя был им так нужен, а теперь слишком занят на работе. Но Хоуп чувствовала, что папа приедет. Она и раньше иногда чувствовала некоторые вещи, причем не обязательно для этого нужно было чего-то хотеть. Еще до того, как Кэтрин стала разыскивать Рэйчел, Хоуп ощутила какое-то беспокойство – сразу, как только мама уехала. Тогда она подумала, что это связано с Джиневрой. Ветеринар предупредил, что конец скоро наступит, и Хоуп была к этому готова. Она сама настояла, чтобы Джиневра умерла дома, при ней, но хотела, чтобы мама была здесь, когда это случится.
И только когда Саманта сказала в трубку «Привет, Кэтрин», Хоуп связала это странное чувство с мамой, и ей показалось, что весь ее мир перевернулся. То же самое было, когда они уехали в Большой Сур без папы – все зыбко, неустойчиво, словно стоишь на одной ноге.
Опустившись на ковер неподалеку от отца, Хоуп скрестила ноги и положила к себе на колени Джиневру. Кошка взглянула на нее и тихо замурлыкала. Девочка подумала, что рядом с ней кошка испытывает такое же облегчение, что и сама Хоуп рядом со своим отцом.
Правда, выглядел он не очень здорово. Волосы в беспорядке, на подбородке щетина. Тени под глазами говорили о том, что папа мало спал, и это сразу заставило Хоуп разволноваться.
Тем не менее сейчас он все-таки спал, и это был хороший признак. Если бы мама умерла, он бы сразу их разбудил – но ведь не разбудил? Если бы она умерла, он бы и приехал раньше – но ведь не приехал?
Однако Хоуп не имела представления, сколько он уже здесь пробыл. Она честно старалась не засыпать, пытаясь занять себя тем, чем занимала себя ее мать, когда была расстроена или чувствовала себя одинокой, то есть работой. Но из этого ничего не вышло – домашнюю работу она уже проверила, наверное, с десяток раз, а книга, которую девочка пыталась читать, нисколько не занимала ее мыслей. В итоге она все-таки заснула.
Хоуп всячески гнала от себя мысль, что мама могла умереть, пока она спала. Если такое действительно случилось, она до конца жизни себе этого не простит.
Она все еще не могла решить, будить ли папу, когда его тело вдруг напряглось и он, вздрогнув, проснулся. Взглянув в потолок, он сразу сел и стал усиленно тереть глаза руками. Джек, наверное, успел бы втереть их себе в затылок, но тут он заметил Хоуп.
– Ты должна была меня разбудить, – неуверенно сказал он.
– Я подумала, что если ты смог уснуть, то с мамой все в порядке, – сказала девочка, задержав дыхание и со страхом наблюдая за его реакцией.
– С ней все в порядке, – подтвердил Джек. – Ее нужно еще как следует подлечить, но вообще с ней все в порядке.
– Ты с ней говорил?
– Нет. Она спит. Но, я думаю, она знала, что я там.
– Она не умерла?
– Нет, не умерла.
– Ты уверен?
Джек как будто хотел что-то сказать, но замялся, и сердце Хоуп замерло. Но, собрав все свои силы, она решила не отводить взгляда. Ей уже тринадцать. Если мама умерла, она должна это знать. Она выдержит.
На лице Джека на миг появилось странное выражение, и Хоуп поняла, что сейчас все решится. Голос Джека изменился, стал бодрее.
– Нет, Хоуп, она не умерла. Я никогда не стал бы тебя в этом обманывать. Поняла?
Кивнув, она почувствовала, что снова может дышать.
– Когда мы поедем?
– Немного позже. – Джек посмотрел на кошку. – Значит, это и есть то самое существо, которое однажды появилось в дверях все искусанное?
Хоуп пальцем показала на кошачье ухо:
– Укусы заросли.
– Ее зовут Гвендолин?
– Джиневра. Ты что-нибудь узнал о той аварии, в которую попала мама? Сэм сказала: невозможно себе представить, что кто-то мог остаться в живых, упав с этой скалы.
– Твоя мама не просто упала со скалы, ее оттуда столкнули. При этом она осталась в живых, так что Сэм ошибается.
– Ее нога в гипсе?
– Угу.
– Она срастется?
– Конечно. Сломанные ноги всегда срастаются.
Хоуп не любила ему возражать, но тут она считала себя более компетентной:
– Не всегда. Или может срастись неправильно. Для мамы это будет ужасно. Как ей тогда быть с горами?
Горы означали для Рэйчел очень многое. Она любила бродить по ним с Хоуп и Самантой. У Хоуп было одно любимое место, у Саманты – другое, а вот у Рэйчел – у Рэйчел таких мест был не один десяток. Вроде эвкалиптовой рощи. Рэйчел говорила, что если кто-то чувствует себя плохо, его можно исцелить запахом эвкалиптов. Сколько часов Хоуп провела с мамой в этой роще, вдыхая запах эвкалиптов, слушая отдаленное блеяние овец Дункана и думая о тех, кто нуждается в исцелении! Хоуп обычно думала о Джиневре. И о Джеке. Может быть, и Рэйчел тоже думала о нем.
– С ногой у твоей мамы все будет нормально, – обнадежил ее Джек. – Уж поверь мне.
Хоуп хотела бы ему поверить, но не могла. Последние восемь лет он неизменно пропускал ее день рождения, тогда как развелись они с мамой лишь шесть лет назад. В первые два года он обещал быть с ней, но оба раза как-то получалось, что он был в отъезде. Правда, потом он звонил, извинялся и поздравлял, но это уже не имело значения. Главное, что он не держал свое слово.
Саманта говорит, что здания заботят его больше, чем дети. Саманта говорит, что мама в десять раз надежнее отца.
Только вот ее здесь нет.
– Так говорит врач, – настаивал Джек. – Ее нога срастется нормально.
Наклонив голову, Хоуп погладила Джиневру по голове и начала повторять про себя слова любимой мантры, когда за дверью раздался голос Саманты.
– Когда ты приехал? – спросила она Джека.
Он поднял голову, и на какой-то миг – от усталости и расстройства – ему показалось, что он видит перед собой Рэйчел. Отчасти из-за волос – они были такими же светлыми и волнистыми, как у Рэйчел, когда они впервые встретились. А может быть – из-за фигуры, заметно округлившейся даже за те шесть недель, что они не виделись. У Саманты был вполне уверенный вид, только голос выдавал ее – в нем слышалась та же боль, что звучала в голосе Рэйчел в тот последний вечер, когда они были вместе. И Джек внезапно словно вновь очутился в их тогдашней спальне – он рылся в шкафу, выбирая галстук, а Рэйчел стояла у дверей.
Он видел ее воочию – с всклокоченными светлыми волосами и округлыми формами. Рэйчел только что пришла из их общей студии, находившейся на верхнем этаже построенного в средиземноморском стиле розового дома в Марине, на ней были обтягивающие джинсы и одна из его рубашек. Когда-то белая, эта рубашка теперь была испещрена пятнами краски самых разных цветов, среди которых, однако, преобладал зеленовато-голубой, в который Рэйчел перекрасила спальню несколько месяцев назад. На ее побледневшем лице было написано разочарование, заставившее Джека немедленно занять оборону.
– Я думала, ты не поедешь.
– Я тоже так думал, но пришлось изменить планы. – Джек пододвинул к себе стойку с галстуками, пытаясь отобрать такие, которые подошли бы к костюмам, которые он уже уложил.
– Мы пробыли вместе так недолго. Я надеялась, что ты хоть ненадолго задержишься.
Он не обернулся, не желая видеть, как она бледна.
– Я тоже.
– Неужели ты не мог просто… просто… отказаться?
– Это невозможно, – ответил Джек чуть резче, чем было нужно, но ее слова звучали так рассудительно, он чувствовал себя таким виноватым, к тому же он устал – такая уж выдалась неделя. – Меня наняли, чтобы я спроектировал зал для собраний. Вчерне проект готов, но это самая несложная часть работы. Гораздо труднее облечь его в плоть и привязать к местности, а для этого я должен как следует почувствовать этот город. – Вытащив подходящий галстук, он с умоляющим видом повернулся к Рэйчел. – Сравни со своей собственной работой. Ты делаешь предварительные эскизы – как и любой художник. Но потом тебе надо решать, как быть с густотой цвета, средним планом и так далее, а это невозможно сделать, пока не поработаешь в поле. Ну и у меня получается то же самое.
Она не повысила голоса, но и не отступила.
– Я ограничиваю свои поездки одной неделей дважды в год, потому что у меня здесь есть определенные обязанности. Ты же уезжаешь два раза в месяц, даже три раза, если поедешь завтра в Провиденс.
– Это моя работа, Рэйчел!
– Такого не должно быть. – Она была готова заплакать.
– Должно, если я хочу преуспеть.
Рэйчел сложила руки на груди – Джек помнил это, помнил то чувство раздражения, которое его охватило, потому что таким образом она от него словно отгораживалась, – и, едва повысив голос, из-за чего ее слова звучали еще убедительнее, сказала:
– Из-за этого я чувствую себя одинокой.
– У тебя есть девочки. Есть подруги – на тот случай, если ты не хочешь работать. При желании ты можешь каждый вечер куда-то пойти.
– А у меня нет такого желания. И никогда не было – ни когда мы познакомились, ни теперь. Я терпеть не могу наряжаться, терпеть не могу пустых разговоров и вовсе не желаю, надев шпильки, поглощать черную икру.
– Даже ради благой цели? – В окрестностях Марины благотворительные обеды были неотъемлемой частью светской жизни, особенно для таких, как Джек. Ему нужно быть на виду – это хорошо для бизнеса.
– Я не могу здесь работать, – печально вздохнула Рэйчел.
Зная, что живопись для нее все, Джек стал еще более раздраженным.
– У каждого художника бывают периоды застоя.
– Тут дело серьезнее. – Эти сложенные на груди руки, казалось, прочно отгораживали ее от Джека. – У меня иссякло воображение, я умерла как художник. Здесь я не вижу цвета. Я не чувствую предметов так, как обычно. Мне ясно, в чем проблема. Искусство отражает жизнь, а я здесь несчастлива. Я не удовлетворена жизнью, я не чувствую ее полноты. Мы с тобой существуем отдельно друг от друга.
– Тогда предлагаю тебе ездить вместе со мной. – Джек попытался переложить ответственность на нее.
– Мы это уже проходили.
– Правильно. Ты не можешь оставить девочек. Правда, ради своей работы ты их оставляешь, а вот ради моей не можешь. И кем же я должен себя при этом чувствовать? Пятым колесом в телеге!
– Джек, они же маленькие.
– Им уже девять лет и семь. Они вполне могут прожить без тебя пару дней.
– Пара дней здесь, пара там – в сумме получится немало. И потом, может быть, дело во мне. Возможно, это я не могу без них жить. У матерей это бывает по-другому. Совсем по-другому.
Это они тоже проходили. Джек швырнул на кровать еще несколько галстуков.
Рэйчел опустила голову.
– Ну что еще? – спросил он.
Рэйчел подняла голову, но глаза ее были пустыми, голос безжизненным.
– Когда ты вернешься, нас здесь не будет.
– Ты говорила это же в прошлый раз.
– Теперь все будет по-настоящему.
Джек вздохнул:
– Не надо, Рэйчел. Попытайся меня понять.
– Это ты попытайся меня понять! – крикнула она. – Раз уж я осталась одна, – снова понизив голос, продолжала Рэйчел, – то здесь мне делать нечего. Я переезжаю в Большой Сур. Ты поедешь со мной? – тихо добавила она.
– Ты серьезно?
– Совершенно серьезно.
Джек был просто взбешен. Черт побери, она же прекрасно знает, что он не может переехать в Большой Сур! Это ведь в трех часах езды от Сан-Франциско.
– Ради тебя я жила здесь все эти годы, – так же тихо сказала она. – Теперь твоя очередь пожить ради меня где-нибудь в другом месте.
– Рэйчел! – Как она не понимает? – Но ведь здесь моя фирма!
– Ты и так все время разъезжаешь. Тебе и не надо сидеть там постоянно, ты можешь бывать в конторе наездами, из Большого Сура.
– Это совершенно нереально.
Рэйчел снова обхватила себя руками, словно испытывая боль.
– Я уезжаю. Мне нужно, чтобы ты поехал со мной.
Расстроенный тем, что она его не понимает, раздраженный тем, что она не собирается уступать, взбешенный тем, что все связанное с Рэйчел доставляет ему такую боль, Джек закричал:
– Как я могу это сделать, если сейчас еду в Провиденс?
– Папа! – Крик Саманты вернул его к действительности. – Что с ней?
Джек провел рукой по лицу и постарался успокоиться. Прогнав воспоминания, он рассказал Саманте о ноге, о ребрах и о руке Рэйчел. Затем погладил по волосам Хоуп, отчаянно желая смягчить удар, но не зная как.
– Дело в том, что голова у нее сильно ушиблена. Она все еще без сознания.
– Спит? – мгновенно спросила Хоуп.
– Вроде того. Только вот пока ее невозможно разбудить. Врачи называют это комой.
– Комой! – вскрикнула Саманта.
– Нет, – поспешил успокоить се Джек, – это не так страшно, как кажется. – Пересказав им упрощенную версию тех объяснений, что сам выслушал от доктора, он принялся бодро импровизировать: – Кома наступает тогда, когда организм стремится сконцентрировать всю свою энергию на выздоровлении. Как только человек выздоравливает, он приходит в сознание.
– Не всегда, – возразила Саманта. – Иногда люди годами находятся в коматозном состоянии. Это все равно что стать овощем.
– Только не в нашем случае! – не согласился Джек. – Твоя мать обязательно придет в сознание.
– Откуда ты знаешь?
Он этого не знал, но альтернатива была совершенно немыслима.
– Доктор считает, что для этого нет оснований. Послушай… – начал он и перевел взгляд на Хоуп, но та сгорбилась над своей кошкой, плечи девочки дрожали. Присев, Джек обнял ее и притянул к себе. – Нам нужно быть оптимистами. Это самое важное. Мы должны поехать туда и сказать твоей маме, что она поправится. Если мы скажем это убедительно, так и будет.
Джек услышал какой-то звук. Обернувшись, он увидел, что лицо Саманты залито слезами.
– У тебя есть предложение получше? – спросил он.
Она молча покачала головой.
– Ладно. Тогда вот что нам надо сделать. Надо позавтракать и ехать в Монтерей.
Хоуп что-то пробормотала, но Джек не понял что.
– Что?
– Наверное, я д-должна о-остаться здесь. – Она прижала к груди кошку.
– Разве ты не хочешь увидеть маму?
– Хочу, н-но…
– Она боится, – с презрением сказала Саманта. – Положим, я тоже боюсь, Хоуп, но если мы будем сидеть дома, то так и не узнаем, жива ли она на самом деле.
– Она жива, – сказал Джек.
Хоуп подняла залитое слезами лицо:
– А если Джиневра умрет, пока меня здесь не будет?
– Не умрет. Ветеринар сказал, что время еще есть.
– Не много.
– Хоуп, она умрет не сегодня.
– Я что-то не понимаю, – сказал Джек, переводя взгляд с одной на другую.
– У Джиневры нашли опухоль, – объяснила Саманта. – Ветеринар предложил ее усыпить, но Хоуп не позволила.
Значит, кошка смертельно больна. «Какие еще неприятные вещи предстоит мне узнать?» – подумал Джек.
– Ей не больно, – проморгавшись, сказала Хоуп. – Если бы ей было больно, я бы позволила ее усыпить. Но я люблю Джиневру, и она это знает. Я хочу, чтобы она знала это как можно дольше. Что же здесь плохого?
– Ничего, – согласился Джек.
Саманта, однако, возразила.
– Все дело в приоритетах, – заявила она сестре. – Мама всегда о них говорит. Джиневра пока что не умирает. Если бы авария не случилась, ты бы все равно оставила ее дома и пошла в школу. Так что, если ты сейчас оставишь ее дома, она не узнает, пошла ли ты в школу или поехала к маме. А вот мама узнает! – Затем, повернувшись к отцу, она с отвращением сказала: – Надеюсь, перед тем как мы уедем, ты побреешься и приведешь себя в порядок, папа? Ты выглядишь ужасно.
– Большое тебе спасибо, – сказал Джек и, похлопав по плечу Хоуп, встал. После столь непродолжительного сна нужно было подкрепить свои силы чашкой кофе.
Это оказалось не так просто сделать. Джек успел обыскать весь холодильник, когда Саманта наконец сказала:
– Он в банке.
Джек поднял голову. Обе сестры стояли у кухонной двери – Саманта впереди, Хоуп чуть сзади, но так же внимательно за ним наблюдая.
– Рэйчел всегда хранила кофейные зерна в холодильнике, – стараясь говорить как можно увереннее, пояснил он.
– Больше не хранит, – негромко, но еще более уверенным тоном ответила Саманта – в точности как Рэйчел.
Решив не обращать внимания на ее тон, Джек закрыл дверцу холодильника. Ярко раскрашенные керамические банки в виде различных овощей стояли в ряд на полке. Открыв помидор, Джек обнаружил там сахар, открыл капусту и увидел макароны, открыл баклажан и нашел там какие-то непонятные кусочки.
– Это кошачья еда, – проинформировала его Хоуп. – Поищи в огурце.
– В огурце должны быть спагетти, – возразил Джек и, открыв толстый желтый перец, увидел в нем муку. Необследованным остался только огурец.
– Это непохоже на Рэйчел, – сказал он, чувствуя себя немного глупо, и стал чайной ложкой засыпать кофейные зерна в кофемолку. – Огурец предназначен для спагетти. Это же элементарно – у него форма такая.
– Мама говорит, что не всегда надо действовать по шаблону, – сказала Саманта. – Когда мы поедем?
– Как только я выпью кофе и приму душ.
– И сколько времени это займет?
Кухонные часы, также сделанные из керамики и выполненные в виде бородатого лица с усами-стрелками – несомненно, тоже плод творчества Рэйчел, – показывали семь сорок.
– Двадцать минут. – Джек с иронией посмотрел на Саманту. – Тебе это подойдет?
– Нечего иронизировать. Я только спросила. Нам тоже, знаешь ли, нужно принять душ и одеться, а если я не иду в школу, то кто-то должен сделать за меня записи и передать домашние задания, так что мне надо позвонить. – И она ушла, уводя за собой сестру.
Джеку тоже нужно было сделать несколько звонков, но это пока подождет. А вообще похоже, что день будет долгим.
