Текст книги "Дорога к тебе"

Автор книги: Барбара Делински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 18

– Что значит «блуждающий тромб»? – спросила Саманта.

Они уже сидели в машине и спешно мчались в Монтерей. Лицо Саманты было бледным, даже зеленоватым. Джек подозревал, что дело тут не только в тревоге за состояние Рэйчел, но и в скверном самочувствии после вчерашнего. Перед отъездом он дал ей таблетку аспирина, но она по-прежнему не отрывала головы от сиденья.

Хоуп в своих счастливых башмаках, нагнувшись вперед между сиденьями, ждала ответа.

Джек постарался доступно пересказать им то, что ему сообщила Кара.

– В редких случаях сломанная кость – а у мамы сломана нога – порождает тромб, такой сгусток, который попадает в кровь и движется по венам. Иногда он застревает в голове или в сердце, иногда в легких. У мамы он застрял именно в легких.

– А как они это узнали?

– Сделали сканирование.

– А почему они поняли, что что-то не так?

– Мониторы, к которым она подключена, показали, что в крови понизился уровень кислорода. Проблема была обнаружена сразу, как только появилась.

Джек сразу же выяснил это. Если бы случилась задержка из-за того, что ее перевели из реанимации в обычную палату, он устроил бы скандал.

– Но в чем же она состоит, эта проблема? – настаивала Саманта. – Мама может умереть от этого?

«Типун тебе на язык». Гм, слова из прошлого, и, в сущности, несправедливые, так как Саманта спрашивает лишь о том, о чем Хоуп наверняка думает. Не отвечать – значит напугать их еще больше.

– Может, Сэм, – сказал он, – но не умрет, потому что сейчас с ней Бауэр и Бейтс. А проблема заключается в том, что тромб может задержать ток крови. В случае с вашей матерью это особенно неприятно. Ее мозг выздоравливает, ему нужно как можно больше кислорода, а так как кровь переносит кислород, ее ток ослаблять нельзя.

Существовала также и проблема с пневмонией. Если разовьется легочная инфекция, это вполне может ее убить. Но пока Джек решил о ней не упоминать.

– Значит, ей будут делать операцию, чтобы его удалить?

По словам Кары, операция сейчас сопряжена с большим риском.

– Его пытаются ликвидировать с помощью какой-то штуки, которая называется «убийцей тромбов». Она должна его разрушить.

– Немедленно?

Он спросил у Кары то же самое и с тем же чувством тревоги.

– Они надеются, что да.

– А если не получится?

– Не надо выискивать неприятности, Сэм.

– Но…

– Сэм! – Он взял ее за руку. – Нет смысла думать о худшем. Я знаю не намного больше тебя, но ведь нам должно когда-нибудь повезти, правда? – Когда она не ответила, он слегка встряхнул ее руку: – Правда?

– Да, – прошептала она и закрыла глаза.

До конца пути Джек так и держал ее за руку. Это его успокаивало – так же, как и щека Хоуп, прижавшаяся к его плечу.

Кара забыла сказать Джеку о трех небольших деталях.

Во-первых, Рэйчел вернули в реанимацию. Они обнаружили это, когда явились в ее палату, увидели, что она пуста, и в панике бросились назад по коридору.

Во-вторых, губы Рэйчел и кожа вокруг рта посинели, и это уже само по себе пугало, не говоря даже о третьем обстоятельстве: Рэйчел тяжело и хрипло дышала.

– Это происходит из-за того, – пояснила Кара Джеку и девочкам, с ужасом смотревшим на Рэйчел, – что в легких образовался затор и кровь не может участвовать в вентиляции. Кровь, которая несет кислород, не может попасть в легкие на смену крови, насыщенной двуокисью углерода. Тяжелое дыхание, которое вы слышите, означает, что Рэйчел пытается получить больше кислорода. Все выглядит гораздо страшнее, чем есть на самом деле.

Это мало успокаивало. Джеку казалось, что Рэйчел находится на грани смерти.

– А когда начнет действовать ваше средство?

– Мы надеемся, что результаты появятся через несколько часов.

Первый час тянулся долго-долго, но вот наконец он подошел к концу. Рэйчел по-прежнему тяжело дышала.

Джек не знал, что делать. Его пугали и те хрипящие звуки, которые издавала Рэйчел, и цвет ее кожи. Некоторое время он просто стоял, обняв обеих девочек, но в конце концов все они устали и сели на кровать – девочки с одной стороны, Джек с другой. Джек подумал было о том, что надо бы поговорить с Рэйчел, но он столь напряженно прислушивался к этим хрипящим звукам, что никакие слова не приходили в голову.

– Как ужасно она дышит! – прошептала Саманта.

Джек согласно кивнул. Поддерживая голову Рэйчел, он периодически касался то ее лица, то шеи и думал о том, что по иронии судьбы она посинела как раз тогда, когда царапины на щеке почти зажили. В его желудке стоял привычный ком. Из далекого детства на ум приходили слова молитвы, в свое время насильно вколоченные туда отцом. Память мало что сохранила, тем не менее Джек мысленно твердил: «Добрый Боже, помоги ей… придай ей силы… исцели ее…»

Пошел второй час, а хрипы не уменьшались.

– Держись! – пробормотал Джек. – Ты с этим справишься, Рэйчел. Дыши глубже, не спеши. – Он сухо рассмеялся.

– Что такое? – спросила Саманта.

– Когда-то мы уже проделывали это с твоей мамой, во время первых родов. Я тогда ее наставлял: «Держись, Рэйчел! Ты это сможешь. Дыши глубже, не спеши». А потом на свет появилась ты.

– И сразу начала орать?

– Нет. – Помолчав, он улыбнулся. – Вообще-то да. Ты с самого рождения была очень шумной. Очень. Это нормально – ты ведь просто давала нам знать, что чего-то хочешь.

– А я? – спросила Хоуп.

– Ты была потише. – Его улыбка теперь предназначалась Рэйчел. – В некотором смысле это было даже хуже. Ты не все нам говорила, так что приходилось догадываться. Вы даже тогда были разными. Ваша мама считала, что вы были разными еще тогда, когда она вас носила.

– Откуда она могла это знать? – спросила Хоуп.

– А вы двигались по-разному. Сэм еще тогда была более активной.

– Но я легче вышла.

– Со вторыми родами всегда так. Вот с Сэм ей пришлось как следует поработать. – Он вновь прислушался – все то же тяжелое дыхание. Улыбка Джека поблекла. – Дыши глубже, не спеши. Держись, ангел! Ты все делаешь правильно – так, как надо.

Кэтрин приехала бледная и расстроенная. Сегодня она выглядела совсем иначе – не так, как в предыдущие дни. На лице никакой косметики, разноцветные локоны собраны в пучок. Только ногти покрыты лаком, но и они стали гораздо светлее – бледно-розового цвета.

Ее присутствие успокаивало Джека. Даже бледная и расстроенная, Кэтрин излучала уверенность. Она знает, что сказать, что спросить. Если для Рэйчел можно сделать что-нибудь такое, о чем он даже не догадывается, она ему обязательно, об этом скажет. Теперь она тоже его друг. В этой войне они союзники.

– Спасибо, что позвонили, – сказала она, когда Джек отослал девочек в кафетерий за чаем для Кэтрин. – Я работала на выезде и получила ваше сообщение сразу, как только приехала. – Она жестом указала на свое лицо – видимо, извиняясь за свой вид: – Только приняла душ.

– Вы прекрасно выглядите, – сказал он и, встретив ее скептический взгляд, добавил: – Нет, я серьезно. Все естественно. Спасибо, что пришли. – Он коснулся губ Рэйчел. Они были раскрыты, воздух с шумом втягивался и выходил наружу. – Этого я не ожидал. Девочки просто потрясены. Я и сам потрясен.

– Примененное средство должно подействовать! – твердо сказала Кэтрин.

– Я молился об этом – впервые за много лет. Я не могу потерять ее, Кэтрин. Как вы думаете, она хочет это слышать?

– Вы не так уж плохо выглядите, – смерив его взглядом, со вздохом сказала Кэтрин. – Только нужно постричься. И побриться. А так ничего. Так что, думаю, Рэйчел хотела бы это услышать. А какая женщина не хотела бы?

Кэтрин с благодарностью взяла чай, принесенный вернувшимися девочками, и предложила Джеку пойти с дочерьми позавтракать. Джек понял, что Кэтрин хотела бы остаться наедине с Рэйчел, и не стал с ней спорить.

– Всем привет!

Нагнувшись над кроватью, Кэтрин едва успела сказать Рэйчел, что все будет хорошо и надо держаться, как в палату вошел Стив Бауэр. Кэтрин знала, что он должен появиться, нутром это чувствовала. Отказавшись от косметики, она решила, что настало время продемонстрировать ему свою менее привлекательную сторону.

– Что здесь происходит? – выпрямившись, спросила она.

– Тромб. Ввели лекарство. Будем ждать.

Подойдя к кровати, он пристально посмотрел на Рэйчел, затем взглянул на монитор. Подрегулировав что-то на капельнице, Бауэр наклонился и сказал громким и властным голосом:

– Рэйчел! Я увеличил скорость истечения. Вы этого не почувствуете, но это должно помочь.

– Она что, уже должна отвечать? – почувствовав его беспокойство, спросила Кэтрин.

Он взглянул на настенные часы.

– Нет. Но будет получать больше лекарства.

– Как это влияет на кому? Сможет ее оттуда вытащить?

– Однозначно ответить нельзя. – Слегка улыбнувшись, он посмотрел на Кэтрин своими голубыми глазами. – Как вы себя чувствуете?

– Нервничаю.

– Я польщен.

– Я нервничаю из-за Рэйчел, – уточнила она, снова сосредоточив внимание на своей подруге. Сейчас было уже трудно принять ее за спящую – из-за шума, которым сопровождался каждый вздох.

– Завидую. Как давно вы с ней знакомы?

– Шесть лет. – Такой подруги, как Рэйчел, у нее никогда до этого не было. – Но мне кажется, что я знала ее всегда, настолько мы похожи.

– Сегодня вы похожи на нее больше обычного.

– Вы имеете в виду пепельно-бледную кожу? Синие губы?

– Я имею в виду естественность. Вы прекрасно выглядите.

Джек говорил то же самое, но из уст Стива это звучало совсем по-другому. Она сжала руку Рэйчел.

– Мы опять случайно встретились.

– Нет. Скажем, я начал забег на длинную дистанцию. – Прежде чем она успела обдумать его слова, он добавил: – Значит, вы с Рэйчел очень похожи. Скажите чем.

Для Кэтрин это было несложно.

– Она единственный ребенок – как и я. Она выросла в большом городе – как и я. Она его ненавидит – как и я.

– А почему?

– В случае с Рэйчел – ее заставляли приспосабливаться к тому образу жизни, который ей не нравился.

– А в вашем?

– Там я чувствовала себя очень одинокой. Мне нравится случайно встречать знакомых людей.

– Вроде Рика Мелтцера?

Риком звали анестезиолога, который тогда окликнул ее по имени. Кэтрин должна была знать, что Стив обратит на это внимание.

– Вроде Рика, – согласилась она, игнорируя тот факт, что это может только разжечь его любопытство. – А еще я люблю уединение. Полчаса езды на машине – и ты уже вдали от мирской суеты. Для Рэйчел это тоже очень важно. Она ведь художник. Так что тут мы тоже сходимся.

– Значит, это не просто… – Он пощелкал воображаемыми ножницами.

– Нет. Не просто. – Кэтрин перехватила его взгляд. – Это искусство красить волосы и придавать им форму. Даже в этом мы с Рэйчел схожи.

– Каким образом?

– Мы обе сторонницы реализма, пытаемся продемонстрировать все то лучшее, что предлагает нам природа. – Она снова посмотрела на Рэйчел. – Не думаю, чтобы ей понравились эти синие губы.

– Нам они тоже не нравятся, но они позволяют определить, что происходит внутри.

– А это не вредно – вот так дышать?

– Нет. Просто ей нужен воздух.

– Когда подействует лекарство?

– Трудно сказать. Нужно подождать еще часа два-три. Может быть, больше. – Бауэр дотронулся до плеча Рэйчел. – Я ведь видел ее работы – недавно заглянул в галерею Эммета.

Кэтрин удивилась. Она считала, что медицинская этика этого не допускает.

– А вы не боитесь эмоциональной привязанности к пациенту?

– Боюсь. Чем больше ты знаешь о пациенте, тем труднее тебе, если пациент умирает или когда приходится выбирать один из двух одинаково паршивых вариантов. Плюс состоит в том, что, когда пациент выздоравливает, это приносит большее удовлетворение. Вот почему я задаю вам эти вопросы.

– Мне кажется, тут у вас есть и другие, скрытые мотивы, – сказала Кэтрин, которая была в этом совершенно уверена. Чтобы узнать побольше о ней, он спрашивает ее о Рэйчел.

Взгляд Стива сказал ей, что она права.

– Любит ли она путешествовать?

Кэтрин вздохнула. Он неисправим. Хотя его настойчивость была ей даже приятна. Если он так ее добивается…

– Да. Но это связано с ее работой. Она бы ездила и просто ради удовольствия, но с деньгами у нее туго. Вы же знаете – ей приходится содержать троих.

– Знаю. А кино она любит?

– Хорошие картины – да. – Она подняла бровь. – Здесь поблизости нет ни одного кинотеатра, так что даже не предлагайте.

– И не собираюсь. Вы бы чувствовали себя виноватой, если бы пошли в кино, зная, что Рэйчел тут мучается, да и я не могу особенно удаляться от больницы. Но есть-то вы все равно должны. Так что я подумал насчет того, чтобы наскоро перекусить – например, копченой лососиной в «Пристани».

Кэтрин не смогла удержаться от улыбки.

– Вместе с туристами?

– Зато быстро и удобно. Я предлагаю вам следующее. В ближайшие несколько часов я буду приходить и уходить. Если к двум вы проголодаетесь, встречайте меня у входа, увидите там мою темно-зеленую машину.

Бауэр повернулся, чтобы проверить капельницу, снова взглянул на монитор, с надеждой посмотрел на Кэтрин и вышел из палаты.

Когда Джек вместе с девочками вернулся в палату, то с разочарованием обнаружил, что никаких изменений к лучшему нет. Цвет лица Рэйчел был все таким же ужасным, дыхание – таким же затрудненным.

– Здесь только что был Бауэр, – сказала Кэтрин. – Он как будто не очень встревожен.

Но зато Джека не оставляла тревога. Поцеловав ладонь Рэйчел, он прижался губами к шраму, который стал уже заметно тоньше. Но и рука тоже худела, и не только рука – Рэйчел угасала прямо на глазах. Ему вдруг пришло в голову, что это наказание за то, что он позволил Рэйчел уйти из своей жизни. Саманта была права – он не боролся.

Он был слишком горд и слишком поглощен делами. Он позволил молчанию победить.

– Черт побери! – пробормотал Джек, проклиная и это молчание, и те душераздирающие звуки, которые сейчас издавала Рэйчел.

Глаза его вдруг наполнились слезами. Он зажмурился и прижал руку Рэйчел к своему лицу.

– Эй, ребята! – сказала Кэтрин, обращаясь к Саманте и Хоуп. – Давайте немного прогуляемся. Вашим родителям надо побыть наедине.

Джек не стал оборачиваться, но знал, что они ушли. Между ним и Рэйчел сейчас вновь установилась та особая связь, когда весь остальной мир отходит куда-то на второй план. Это только воспоминание о том, что было раньше, или все-таки реальность? Трудно сказать. Но ощущение было сильным, то, что Рэйчел и сейчас окружала такая аура, 268 было, вероятно, хорошим признаком.

Вздохнув, Джек отпустил ее руку.

– Не знаю, слышишь ли ты меня, Рэйчел, но мне нужно кое-что тебе сказать. Нам нужно кое-что сказать друг другу. – Он провел большим пальцем по ее векам, ощущая гладкость кожи, которая оказалась на удивление теплой. – Я хочу поговорить с тобой о том, что случилось. Мы никогда этого не делали. Мы просто разошлись в стороны и дальше пошли разными дорогами. – Его преследовали воспоминания о том, как в тот вечер Рэйчел извлекала из пианино печальные ноты – тогда она предоставила ему последнюю возможность все исправить, а он ею не воспользовался. – Мы стали такими, какими были до нашей встречи, но это уже не мы – это ты и я. Вместе мы были чем-то другим, были лучше, чем по отдельности. Когда же мы все это утратили?

За всхлипами ему чудился ее голос, задумчивый и нежный – совсем как в лучшие времена, – но слов он не мог разобрать.

– Не оставляй меня в беде, Рэйчел Китс! – с внезапным ожесточением зашептал он. – Китс! Боже, как я это ненавижу! Ненавижу, несмотря на все уважение к пресловутым правам женщин. Ты должна быть Рэйчел Макгилл. – Он судорожно вздохнул и горячо продолжал: – У нас был чертовски хороший брак, Рэйчел, и я хочу его вернуть. Так что не умирай, очень тебя прошу!

Вглядываясь в ее лицо, Джек ждал хоть какой-нибудь реакции.

– Ты слышала, что я сказал? – почти прокричал он. – Я хочу его вернуть!

Рэйчел не двигалась, не моргала – только тяжело и хрипло дышала.

Сломленный неудачей, Джек придвинул кресло и устало опустился в него.

Глава 19

Через час он все еще сидел в том же самом кресле. Саманта, втиснувшись рядом, спала у него на плече. Свернувшись калачиком, Хоуп дремала в ногах у Рэйчел. Наступил и миновал полдень, а Рэйчел все была такой же синей и так же задыхалась.

Пошевелившись, Саманта сонно посмотрела на Джека, потом чуть осмысленнее – на Рэйчел.

– Лучше не стало? – спросила она.

– Пока нет. Как твоя голова?

– Нормально. – Она вновь уютно пристроилась у него на плече, и это свидетельствовало о том, как изменились их отношения. В тесноте, да не в обиде – сейчас Джек ни за что на свете не ушел бы с этого кресла.

– Я все думаю насчет Лидии, – тихо сказала Саманта. – Нужно рассказать ей о маме.

Джек без колебаний достал из кармана сотовый телефон, включил его и подал ей.

Она взяла его не сразу.

– А что, если она повесит трубку, как только услышит мой голос?

– Она не повесит. – Если повесит, Джек никогда ей этого не простит. Саманта движется в правильном направлении, и он не хочет, чтобы она снова сбилась с курса. – Она не из таких. Но пусть это будет тебе уроком.

Саманта долго вертела в руках телефон.

– Может, лучше подождать?

– Звони сейчас, Сэм. – Джек вспомнил о том, что он хотел бы сказать Рэйчел, что должен был бы сказать раньше и что может уже никогда-никогда не сказать. – Пусть это будет уроком для нас всех. Если считаешь что-то правильным, не упусти момента.

Саманте нужно было уединиться. Унижаться перед Лидией было и без того мучительно, а уж заниматься этим публично – и вовсе невыносимо. Поэтому она прошла в дальний конец коридора и забилась там в угол, но даже после этого все равно медлила. Если Лидия откажется говорить, то вообще непонятно, что делать. Однако состояние Рэйчел давало Саманте прекрасный повод для возобновления отношений. Во-первых, сам по себе тромб – это уже важная новость. А во-вторых, Лидия обожает Рэйчел. Да все друзья Саманты ее обожают. Они считают ее самой хорошей, самой интересной, самой веселой из всех мам.

Решившись, Саманта быстро набрала номер Лидии. Когда мать Лидии подняла трубку, у Саманты перехватило горло. В этот момент она что угодно отдала бы за то, чтобы услышать голос своей матери.

Она откашлялась.

– Здравствуйте, миссис Рассел. Лидия уже встала?

– Саманта! А мы вчера без тебя скучали. Я думала, что ты все-таки заедешь. Как, хорошо повеселилась?

Глаза Саманты наполнились слезами. Она хотела солгать, но для этого она слишком устала и слишком перенервничала.

– Нет. Это было… не то, что я думала. У вас еще кто-нибудь остался?

– Шелли только что уехала. Я думаю, Лидия в душе. Подожди, я сейчас проверю.

Отвернувшись к стене, Саманта с тревогой ждала.

– Да, она в душе, – чересчур бодро сказала миссис Рассел. – Что ей передать?

Никаких «Подожди, она сейчас выйдет» или «Она тебе сейчас же перезвонит» – как было бы еще двумя днями раньше.

– М-да, есть кое-что важное. Моей маме стало хуже.

На другом конце провода ахнули и с беспокойством произнесли «О Боже!» – чего Саманта никогда бы не услышала от Пэм, Хитер или Тига, а уж от их матерей тем более.

– Подожди, Саманта. – Теперь она уже была ее союзницей. – Сейчас я ее оттуда вытащу.

Саманта прижалась головой к стене. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем в трубке послышался голос Лидии. В нем тоже было беспокойство, но чувствовалось и некоторое отчуждение.

– Что случилось с твоей мамой?

Сделав вид, будто между ними ничего не произошло, Саманта рассказала ей про тромб.

– Она так ужасно дышит, – под конец пожаловалась она. – Знаешь, как страшно!

Помолчав, Лидия настороженно спросила:

– Ты хочешь, чтобы я приехала?

Унижаться Саманта не будет.

– Нет, если ты не хочешь.

– Я хочу, если ты хочешь, чтобы я приехала. Ты хочешь?

– Да.

– Ладно.

И Лидия повесила трубку прежде, чем она успела хоть что-нибудь сказать. Саманта хотела бы обрадоваться тому, что сорвалась с крючка. Но ведь крючок по-прежнему существовал, и это не было примирением. Кроме того, она все равно чувствовала себя униженной. Лидия отнюдь не показалась ей маленькой и глупой. Она взяла трубку, хотя имела полное право этого не делать. Правда, еще неизвестно, как она поведет себя при встрече, но, возможно, Джек прав. Похоже, это и вправду для нее урок.

Она вздрогнула, когда телефон внезапно зазвонил. Решив, что Лидия хочет еще что-то сказать, даже, может быть, немедленно помириться, Саманта нажала клавишу и уже собралась говорить, когда услышала резкий мужской голос:

– Ты вовремя включил этот чертов телефон, Джек. Я шлю тебе сообщения куда только можно, а ты даже не соизволишь мне перезвонить! В конце концов, мы же все-таки партнеры, дружище, и ты должен взять на себя часть ноши. Я знаю, что Рэйчел больна и у тебя много забот, но ведь и у меня тоже. Что с тобой происходит? Что, кризис среднего возраста? У меня складывается впечатление, что работа тебя больше не интересует. Ради Бога, скажи мне, что это лишь временно. – Он сделал паузу. – Джек!

– Это Саманта, – обретая дар речи, сказала девочка. – Если хотите поговорить с моим отцом, вам придется немного подождать. – Держа в руках телефон, она нарочито медленно пошла в палату.

Увидев, как она входит, Джек поразился ее хладнокровию, но тут Саманта подала ему телефон:

– Это Дэвид. Он… жутко взбешен.

Прикусив верхнюю губу, Джек секунду пристально смотрел на нее, затем взял телефон и вышел в коридор.

– Как настроение, Дэв?

– Было бы гораздо лучше, если бы я считал, что ты просто не получаешь моих сообщений. Почему ты не звонишь?

– У Рэйчел сейчас кризис в самом разгаре.

– Какой кризис?

– Она с трудом дышит. Ей не хватает кислорода.

– А где же эти чертовы доктора?

– Здесь. Они делают все, что могут. Приходится ждать – больше ничего не остается.

– О Господи! – Он шумно вздохнул. – И сколько же это займет времени, Джек? Когда ты снова вступишь на борт?

– Не знаю.

– Это плохо. Я пытаюсь вести дела, но ты нам нужен здесь, Джек.

– Я не могу пока приехать. Пока не могу.

– А когда сможешь?

– Я дам тебе знать, – пробурчал Джек и отключил телефон.

Саманта подняла вверх кулак, потянула его на себя и громко сказала «Йессс!». Джек улыбнулся. Единственный приятный момент среди всей этой кутерьмы.

Кэтрин сначала не собиралась идти в «Пристань» обедать. Ей казалось, что это нехорошо, когда Рэйчел так больна. Ей хотелось быть в больнице, чтобы поддерживать ее, помогать ей бороться.

В то же время и Джек со своими девочками неплохо с этим справлялся, а Кэтрин действительно очень хотелось есть – с утра у нее не было во рту ничего, кроме чая.

Правда, ее смущала собственная внешность. Ну, тренировочный костюм, допустим, сгодится, а как быть с прической? С кожей? Она с гордостью называла себя ходячей рекламой своей парикмахерской. А в таком виде много клиентов не завоюешь.

Хотя это ведь «Рыбацкая пристань», главная туристическая достопримечательность Монтерея, так что она мало чем будет отличаться от большинства посетителей. Клиентов она не приобретет, но и не потеряет. И потом, она действительно голодна. Пообещав вернуться через час с ленчем для Джека и девочек, Кэтрин нашла своей миссии достойное оправдание.

Поджидавший ее темно-зеленый автомобиль оказался старомодным джипом, который больше походил на консервную банку на колесах.

– Ого! – сказала она, пристегнув ремень и подумав о том, что не ошиблась, собрав волосы в пучок. – Очень похоже на машину.

– Благодарю, – усмехнулся Стив. Он переключил передачу, нажал на газ, и машина рванулась вперед. – Он восемьдесят шестого года выпуска. Я два года его искал. Вам известно что-нибудь о джипах?

– Нет. На факультете красоты этого не проходили.

– На медицинском тоже, – засмеялся он. – Джипы появились во время Второй мировой войны – точнее, в сорок первом году, – когда армии понадобились разведывательные машины, способные проехать где угодно. Специалисты говорят, что название «джип» произошло от аббревиатуры «джи-пи» – «автомобиль общего назначения». Первые гражданские джипы появились на дорогах в сорок шестом. Так что вот вам информация из рубрики «Пестрый мир».

Кэтрин вынуждена была согласиться, что машина действительно производит впечатление чего-то классического. Приборная доска у нее была металлической – темно-зеленой, под цвет корпуса – и с хромированными круговыми шкалами. Кэтрин заметила, что пару раз Стив любовно к ним прикасался.

Он вел машину не торопясь – очевидно, наслаждаясь свежим воздухом, таким приятным после стерильной атмосферы больницы.

Несмотря на обещание сделать все быстро, Стив припарковал машину довольно далеко от ресторана. Кэтрин не стала упрекать его за это, не стала и ускорять шаги, когда они пошли к «Пристани», решив, что может позволить себе немного расслабиться после двух недель непрерывных поездок с работы в больницу и обратно. Стив тоже это заслужил. Без больничного халата он выглядел довольно раскрепощенно – закатанная до локтей спортивная рубашка, старые джинсы, теннисные туфли. Кэтрин готова была поклясться, что он сейчас точно так же наслаждается жизнью, как и она.

Туристы ходили здесь толпами. Они присоединились было к одной такой группе, собравшейся вокруг маленькой обезьянки – животное набивало свои карманы монетами, которые совали ей дети, – но Кэтрин не смогла долго выдержать это зрелище.

– Мне всегда становится жаль бедное создание, – пробормотала она, отходя в сторону.

Двигаясь вдоль мола, они переходили от одного столика к другому. Если бы она была одна, Кэтрин просто выбрала бы себе любой из них, заказала еду, поела бы и ушла. Но прогулка со Стивом была приятной, а «Пристань» – не слишком длинной. Они как раз дошли до конца, когда поблизости освободилась скамейка. Оставив ее там, Стив через несколько минут вернулся с двумя чашками супа из моллюсков, сандвичами с жареной лососиной и ледяным чаем.

Кэтрин нравилось, что за ней ухаживают, – ведь большую часть своей сознательной жизни ей приходилось все делать самой. Она съела свою порцию без остатка – нисколько не смущаясь, поскольку Стив тоже съел все до последней крошки, причем с большим аппетитом. Освободив скамейку для следующей пары едоков, они немного постояли, глядя на резвящихся в воде дельфинов. Заметив группу байдарочников, Стив сказал, что занимается греблей на каноэ. Кэтрин призналась, что так и не научилась плавать. Он посочувствовал ей, объяснив, что она не понимает, чего лишилась. Она сказала, что верит ему на слово. Улыбнувшись друг другу, они закончили словесную перепалку и пошли обратно.

По дороге она купила для Макгиллов сандвичи и суп. Стив помог ей донести все это до машины.

Он тронулся с места не сразу. Откинувшись на сиденье, он повернулся к Кэтрин и сказал:

– Спасибо. Мне все это было очень нужно.

Она улыбнулась ему в ответ:

– И мне тоже. Благодарю вас.

Стив задумчиво посмотрел вперед, сквозь лобовое стекло, затем снова взглянул на Кэтрин:

– Ну что, это ведь не повредило, правда?

– Нет, доктор! – засмеялась она.

– Я серьезно. – Она видела, что это действительно так. Глаза его больше не смеялись, в них снова была тревога. – Конечно, нелегко изображать из себя туриста, когда люди, которых вы знаете, находятся в реанимации, но ведь это моя жизнь. Какая-то часть моего сознания рвется в больницу – посмотреть, как там Рэйчел, но если дать ей волю, я бы находился в больнице по двадцать часов в сутки. Вот вы говорили об эмоциональной привязанности – мне надо ее чем-то уравновесить. Посещением «Пристани». Греблей на каноэ. Работой в саду.

– В саду? О Господи! Да у меня руки не оттуда растут.

– Когда-то я тоже так о себе говорил. Любопытно, как все устроено в природе. Я стараюсь как могу, и хотя, возможно, удовлетворяю не все нужды растения, все-таки оно без меня и того не получит. – Держа ладони на руле, Стив пошевелил пальцами. – В медицине примерно то же самое. Возьмите Рэйчел. Тридцать лет назад без таких лекарств, которые есть сейчас, она бы уже умерла. Да, я пытаюсь ее разбудить. Я хочу, чтобы она очнулась сейчас же. Я делаю что могу. И пусть это не все, что ей нужно, но без этого было бы гораздо хуже.

Их взгляды встретились, с минуту они молча смотрели друг на друга.

– Я хороший парень, Кэтрин, – наконец тихо сказал он. – Вы можете мне доверять.

Она понимала, что говорит он не только о Рэйчел. Отведя взгляд, она принялась рассматривать примыкающее к автостоянке кирпичное здание.

– Десять лет назад я развелся, – сказал он, – и имею некоторый опыт отношений с женщинами.

Кэтрин закусила губу.

– Так что, если я действую быстрее, чем вам хочется, – продолжал он, – то только потому, что не вижу смысла тянуть, когда меня к кому-то по-настоящему влечет. Со мной это бывает не часто.

Она подперла рукой голову.

– Одно ваше слово, и я исчезну.

Она хотела произнести это слово, она хотела вообще хоть что-нибудь произнести, но в голову, как на грех, не приходило ровным счетом ничего.

– Или прогоните меня, – просто сказал он, – или поцелуйте.

– Это несправедливый выбор.

– Спросите у Рэйчел, что такое справедливость. Послушайте, я понимаю, что время для этого выбрано неудачно, но мне уже пятьдесят три. Я слишком стар, чтобы играть во всякие игры. Так вы хотите, чтобы я убрался?

Кэтрин уже думала об этом. В нем что-то было, ее тоже к нему влекло – и не только из-за голубых глаз и стройной фигуры.

– Нет.

– Тогда поцелуйте меня.

Она взглянула на него исподлобья:

– Зачем?

– Хочу проверить, как это подействует.

– Типично мужской подход.

– И вы, конечно, шокированы.

– Конечно.

На самом деле это было не так, потому что его просьба действительно давала возможность выбора. Если поцелуй оставит ее холодной, то о дальнейшем незачем и беспокоиться. Они будут просто друзьями – не больше.

– Ладно, – сказала она и посмотрела на часы. – Но не дольше минуты. Потом мы должны ехать. – Выпрямившись, она подставила ему губы, слегка пошевелила ими и снова отстранилась. – Я что, должна исполнять соло?

Улыбнувшись, он покачал головой, затем одной рукой осторожно коснулся ее волос, а другой провел от плеча к подбородку, так что Кэтрин испугалась, что его рука опустится ниже. Придержав руками ее лицо, он коснулся веками ее губ. Немного подождав, он поднял голову и замер. Его губы были в считанных дюймах от губ Кэтрин, но Стив вдруг отстранился, посмотрел вперед, откашлялся и включил зажигание.

Кэтрин недоуменно посмотрела на него:

– Что вы делаете?

– Минута кончилась.

Она и сама это знала, но внутри у нее все ныло. Пожалуй, насчет времени она могла бы проявить гибкость.

– Я думала, что вы не играете во всякие игры.

Поудобнее устроившись на сиденье, Стив выехал с автостоянки.

– Не играю. Но как видите, все получилось. Разве задача заключалась не в этом?

– Что получилось? – воскликнула она. – Вы что, так представляете себе поцелуй?

– Ну нет! – засмеялся он. – Но ведь сработало, а, Кэтрин? Не говорите, что вы ничего не почувствовали.