Текст книги "Дорога к тебе"

Автор книги: Барбара Делински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Тем не менее он не отступался, надеясь на какие-то изменения к лучшему и горько сожалея, когда этих изменений не происходило. Когда с ним ездила Рэйчел, подобные поездки он переносил легче. Ее присутствие напоминало ему о том, что существует и другая жизнь.

Голос Виктории прервал размышления Джека.

– Почему бы нам не перекусить, Юнис? Я в последний раз завтракала в Лос-Анджелесе, но это было бог знает когда.

– В Лос-Анджелесе? – удивился Джек.

– Да, я летела из Ниццы через Париж и Лондон. Поверишь ли – из Лондона быстрее всего можно было попасть в Лос-Анджелес; был еще вариант с Майами, но мне это совсем не подходит – я не говорю по-испански. Так что я переночевала в «Хилтоне» – в Беверли-Хиллз. Я всегда там останавливаюсь. Это, конечно, не «Пьер», но тоже ничего. Я спустилась на завтрак, и вдруг вижу – через два столика от меня сидит Пол. Ну разве он не очаровательный мужчина? И какой порядочный! Помню, он рассказывал, как его спросили, не изменяет ли он Джоанне. «Зачем же мне есть гамбургер, если меня дома ждет бифштекс», – ответил он. – Она прижала руку к груди. – Ну разве это не замечательно? Хотя мне сейчас и не нужен бифштекс, но нет ли тут поблизости приличного заведения, где мы с Юнис могли бы поесть – салат, пирог с начинкой или еще что-нибудь? Больничные кафетерии – это ужасно. В центре города, наверное, можно что-то найти.

Джек порекомендовал ей «приличное заведение», объяснил, как туда добраться, и Виктория с Юнис уехали. В палате воцарилась благословенная тишина.

Опершись локтями на ограждение, он стал всматриваться в лицо Рэйчел, надеясь получить то утешение, которое всегда получал от нее в прошлом, когда приходилось встречаться с родственниками. Викторию он еще мог вынести. Через какое-то время он ее просто не замечал. Ей даже отвечать не требовалось – Виктория никого не слышала, кроме самой себя.

С Юнис было сложнее – в конце концов, она его мать. В свое время она его купала, одевала, кормила. Джек еще помнил те драгоценные минуты, когда она ему улыбалась, обнимала его, хвалила. Он был единственным из детей, кто ушел из семьи и чего-то добился. Юнис никогда не интересовали детали его карьеры, да он с ней и не делился. Джек продолжал посылать ей деньги, которые она предпочитала не тратить. Единственное, чем она дала ему знать, что одобряет его женитьбу, – это то удовольствие, с которым она принимала участие в торжествах; его развод она осудила.

Глядя на Юнис, Джек часто думал, что хотел бы иметь другую мать, и хотя он все время ждал, что Бог поразит его на месте за такие мысли, они по-прежнему приходили ему в голову. Как было бы хорошо, если бы его любили, если бы он мог поделиться с матерью своими мыслями.

Рэйчел в каком-то смысле заменила ему мать. Может быть, он и влюбился в нее потому, что они оба были полной противоположностью своим родителям. По крайней мере он так всегда считал.

* * *

К счастью, Кэтрин приехала почти сразу после того, как Виктория и Юнис вернулись в больницу. Джек попросил ее побыть с Рэйчел, пока он съездит за девочками.

– Я не могу оставить ее с ними наедине, – прошептал он. – Дайте ей знать, что вы здесь. Нужно, чтобы с ней оставался хоть один нормальный человек.

Кэтрин, которая раньше уже встречалась с Викторией, с готовностью согласилась.

По дороге из больницы в школу Джек наслаждался тишиной. На обратном пути это уже было невозможно. Хоуп воодушевленно рассказывала о том, что прохладительные напитки пользовались на пикнике наибольшим успехом после шоколадных пирожных с арахисом, а Саманта – что она проскочила тест по биологии, получила хорошую оценку за доклад по английскому и прекрасно пообедала с Пэм и Хитер. В результате о приезде бабушек Джек сообщил им уже в больнице.

Девочки сразу притихли и смирно потопали за ним по коридору. Войдя в палату, они покорно подставили щеки для поцелуев, которые вышли несколько неловкими из-за того, что Виктория боялась за свою кожу, а Юнис всегда была скупа на ласку. Держась поближе к Джеку, девочки стойко выдержали бесконечную болтовню Виктории и оценивающие взгляды Юнис и были явно рады, когда обе бабушки с извинениями и почти символическими поцелуями удалились.

После этого визита Джек испытывал одновременно так много разнообразных чувств, что не мог в них сразу разобраться. Переводя взгляд с одной дочери на другую, он сказал:

– Знаете, ребята, я просто горжусь вами.

– Почему? – спросила Саманта.

– Потому что вы вели себя любезно и уважительно. С ними, конечно, нелегко, но они все же ваши бабушки.

– Надеюсь, что в возрасте Виктории я буду выглядеть так же, как она.

– Почему она так много говорит? – удивлялась Хоуп, приподнимая изголовье Рэйчел.

«Из-за излишней нервозности? – подумал Джек. – Эгоистичности? Властолюбия?»

– Просто у нее такой характер.

– Слава Богу, мама себя так не ведет, – сказала Саманта. – Я бы с ума сошла.

– Если бы мама была такой, – поправив подушку, сказала Хоуп, – я бы вообще молчала. Тут устанешь от одних попыток вставить слово.

– Твоя мама так и делала, – проговорил Джек, наблюдая за тем, как девочка достает что-то из кармана. – Когда я ее встретил, она была очень неразговорчивой. Что там у тебя?

– Арахис. – Она положила несколько орешков в руку Рэйчел и осторожно сомкнула ее пальцы. – На пикнике был целый мешок арахиса. Мама его любит.

– Всю кровать засыплешь мусором, – скривилась Саманта. – Но если мама молчала, так как ее мама болтала не останавливаясь, то ты, наверное, много разговаривал, ведь твоя мама такая молчаливая, – обернувшись к Джеку, предположила она.

– Нет, – подумав, ответил Джек. – В нашем доме никто много не говорил.

– Почему?

– Мои родители этого не любили. Они считали, что нам нечего сказать.

– Они вам это говорили?

– Прямо нет. Но суть дела от этого не менялась.

– Ну и ну! Удивительно, как это вы с мамой вообще разговаривали!

«И правда удивительно», – решил Джек. Возвращаясь вечером из больницы, он вспоминал о том, что почувствовал, когда встретил Рэйчел в прачечной-автомате почти восемнадцать лет назад. Тогда они рассказали друг другу то, чего никому больше не говорили, и это запомнилось навсегда. В последующие годы они постоянно делились друг с другом своими мыслями и чувствами, тревогами и сомнениями.

Но в какой-то момент они перестали разговаривать. Джек попытался вспомнить, когда же это произошло – несомненно, еще до инцидента с пианино, – но тут они подъехали к «Ривер инн», куда он вез девочек на ужин. Когда же они приехали домой, ему захотелось рисовать, и вскоре это занятие поглотило его целиком.

В эту ночь он работал над картиной, которая изображала целый выводок перепелок, сидевших на ветвях платана. Рэйчел очень точно изобразила их – самец с длинным плюмажем и голубовато-серыми перьями и миниатюрная самка. С помощью мастихина она сумела воссоздать текстуру их перьев. Даже не успев еще как следует рассмотреть фотографии, прикрепленные с обратной стороны холста, Джек уже понял, что фон должен быть более тусклым, чтобы одновременно и прятать, и выделять птиц. Джек никогда не бывал в Санта-Люсиас в такое холодное, дождливое время года и поэтому сначала засомневался, сможет ли сделать все правильно, но потом понял, что, нарисовав перепелок, Рэйчел уже выполнила основную работу. Его роль здесь была подобна той, какую играет в балете мужчина-танцовщик, подбрасывающий приму в воздух и поддерживающий ее при приземлении.

Несколько лет назад это бы ему не понравилось. Но ведь он уже сделал себе имя, пусть в другой области, так что поддержать таким вот образом Рэйчел теперь ему было только приятно.

Джек действовал с осторожностью, не спеша, но все равно работа спорилась. Боясь поцарапать холст, он пользовался исключительно кистями. Он смешивал и смешивал коричневую и серую краски до тех пор, пока не нашел тот нужный фон, который выгодно оттенял бы птиц.

К тому времени, когда все было готово, адреналин вовсю струился по его жилам. Несмотря на усталость, он чувствовал, что уснет не сразу.

В субботу утром Хоуп проснулась первой. Некоторое время она наблюдала за спящей сестрой, потом заглянула к спящему Джеку. Накинув поверх ночной рубашки шерстяной жакет и надев на ноги ботинки, она вышла из дома, нарвала на обочине дороги букет голубых люпинов и через лес побежала к могиле Джиневры. Поправив руками холмик, Хоуп бережно уложила на него цветы так, как, по ее мнению, понравилось бы Джиневре. Потом, присев на корточки, она обхватила руками колени и принялась медленно раскачиваться – вперед-назад, вперед-назад – до тех пор, пока раздражающие образы бабушек и Саманты окончательно не поблекли в ее памяти. Закрыв глаза, девочка сосредоточилась на образах Джека и Рэйчел, вспоминая, как спокойно она себя чувствовала, когда была маленькой.

Ей хотелось испытать это вновь.

Саманта собиралась, как обычно, поспать в субботу подольше, но, когда Хоуп вышла из ее комнаты, проснулась и не смогла больше заснуть. Ее раздирали противоречивые чувства. Самым сильным было то радостное волнение, которое она испытывала при мысли о бале, однако она также злилась на Джека за то, что он заставил ее ощущать свою вину по отношению к Лидии, и была просто вне себя от ярости из-за бабушек, которые взбесили ее своим бессмысленным визитом. А это, в свою очередь, заставляло ее еще больше беспокоиться за Рэйчел.

Ее Саманте очень не хватало. Хотя они часто расходились во мнениях, но по крайней мере Рэйчел ее любила. Саманта не была уверена, что Джек ее любит, но уж точно не сомневалась, что от бабушек любви ждать нечего. Оставалась только Кэтрин, но она не была членом их семьи.

Саманте хотелось бы, чтобы ей уже исполнился двадцать один год. Тогда бы она не беспокоилась насчет бала. Ей бы не надо было размышлять, надевать ли лифчик и трусики, стоит ли идти в туфлях на высоченных каблуках, которые одолжила ей Хитер. Если бы Саманте уже исполнился двадцать один год, ее бы не волновал прыщ на лбу. Или вопрос о том, что пить. Или что делать, когда Тиг ее поцелует.

Сейчас она посоветовалась бы с Рэйчел, что ей делать. Но Рэйчел здесь не было – только Джек, и это ужасно раздражало Саманту.

Сегодня Джек уехал довольно рано, взяв с собой одну лишь Хоуп. Саманта осталась дома, ссылаясь на то, что очень устала. По правде говоря, Джек чувствовал, что ему тоже хотелось бы остаться. Ему надо было бы отвлечься от поездок в Монтерей, от стерильных коридоров, вынужденного молчания, от монотонности визитов к безмолвной и неподвижной Рэйчел.

Но не навещать ее было бы еще хуже. Кроме того, сегодняшний визит будет кратким. Он обещал Саманте вернуться к двенадцати и привезти с собой провизию.

Заехав к Элизе выпить горячего кофе, они захватили немного и в больницу. Приготовив кофе в палате, Джек поднес чашку к самому носу Рэйчел в надежде, что она почувствует запах.

– Скажи ей о перепелках, – прошептала Хоуп.

Джек заколебался. До сих пор он не говорил Рэйчел, что дописывает ее картины. Хоуп нравилось то, что он делает, а Саманта отказывалась даже взглянуть. Если рассматривать его дочерей как две различные стороны Рэйчел – Хоуп как рассудочную, Саманту как эмоциональную, – то, как опасался Джек, Рэйчел может принять сторону Саманты.

Внезапно ему пришло в голову, что это даже хорошо. Если она находится в коме по психологическим причинам, то гнев может вызвать своеобразный шок, который выведет ее оттуда. Если она не хочет, чтобы он дописывал ее картины – или, скажем, не слишком хочет, – то она очнется и скажет ему об этом.

Поэтому Джек рассказал ей о гагарах, которых закончил в среду, оленях, которых закончил в четверг, и перепелках, завершенных в пятницу. Увлекшись, он стал говорить о красках, которые использовал, об эффектах, которые искал, и о том, какую радость и какое удовлетворение он при этом испытал. Все это время его лицо находилось совсем рядом с лицом Рэйчел, но никакого движения он не заметил.

Они уехали, когда в палате появилась Фэй, и снова сделали остановку у Элизы – на этот раз, чтобы захватить что-нибудь домой. Джек купил большой пакет сандвичей и уже собирался расплачиваться, когда вдруг ему пришла в голову одна мысль.

– Может, купим булочки с орехами для Дункана и Веры?

Удивленная улыбка Хоуп дала ему тот самый ответ, который и требовался. Булочек он купил целую дюжину.

Джек заглянул в студию Рэйчел, но на этот раз пробыл там недолго. С одной стороны, поступил еще один факс от Дэвида, вдогонку к недавней телефонограмме – на них он не собирался отвечать; с другой стороны, Джек не хотел оставлять девочек одних.

После ленча Саманта снова ушла в свою комнату, так что речь шла, собственно, только об одной Хоуп, которая пристроилась с книгой рядом с ним, на софе. Ее присутствие убаюкивало Джека. Откинув голову на спинку софы, он заснул, и проспал примерно час. Проснувшись, он потянулся и, чувствуя прилив энергии, решил пройтись.

– Саманта все еще у себя? – вставая, спросил он.

– Да.

– Разговаривает по телефону?

– Нет. Прихорашивается.

Это было сказано с таким сарказмом, что Джек решил упрекнуть младшую дочь:

– Ничего, скоро и ты будешь этим заниматься. Не хочешь пойти прогуляться?

Кивнув, она закрыла книжку.

– Сэм? Не хочешь пройтись с нами? – постучав в закрытую дверь Саманты, спросил Джек.

– Я только что помыла голову.

– Ну и что же? Пойдем с нами.

– Идите с Хоуп. Я останусь здесь.

Джек с минуту постоял у ее двери. Несмотря на то что иногда она действовала ему на нервы, он действительно хотел, чтобы она пошла с ними. После визита Виктории и Юнис ему казалось очень важным, чтобы они чаще бывали вместе, втроем. Ему нужна семья, черт побери! Ему нравится общаться со своими дочерьми. Они заполняют пустоту его детских воспоминаний, делают его жизнь более насыщенной, что ли.

Кроме того, сегодняшний бал был для Саманты своего рода поворотным пунктом, и Джек хотел как-то его отметить, хотя бы отчасти заменив собой Рэйчел.

– Так ты точно не идешь? – спросил он в последний раз.

– Абсолютно! – крикнула Саманта.

Боясь, что, настаивая, он сделает только хуже, Джек уступил.

Свои туристские ботинки он привез из города в среду. После развода Джек их ни разу не надевал, но сейчас ногам в них было удобно. Уложив в рюкзак воду и кое-какую еду, он закинул его на спину и вышел из дома, держа за руку Хоуп.

Она на время заменила свои счастливые башмаки на туристские ботинки, и, как оказалось, сделала совершенно правильно. Маршрут, по которому она повела Джека – между поваленными стволами деревьев, осинами и пихтами, – оказался довольно тяжелым. Временами приходилось карабкаться в гору, временами идти по более или менее ровной местности. Сквозь нависавшие над головой ветки иногда пробивались лучи солнца, но воздух оставался прохладным, особенно когда они приблизились к ручью. Джек чувствовал его приближение, слышал его нарастающий шум. Увидев поток воды, он решил, что это скорее не ручей, а водопад, каскадами спадающий по скалистым уступам.

Подойдя к потоку, оба молча опустились на колени и стали всматриваться в пенящуюся воду и вслушиваться в ее шум.

– В это время года он шумит сильнее всего, – сказала Хоуп, когда они встали. – Осенью остается лишь тоненькая струйка. – По грубо сколоченному деревянному мосту она провела Джека в благоухающую эвкалиптовую рощу, а затем вывела на открытый луг, где было гораздо теплее. – Видишь овец Дункана?

Под яркими лучами солнца овцы лениво щипали траву. Это была совершенно буколическая картина – темно-зеленые листья растущих в отдалении дубов, светло-зеленая весенняя трава, на которой ярко выделялись красные маки и желтые ирисы, наконец, овцы с их сероватой шерстью и карими глазами. Когда путешественники пересекали луг, животные не обратили на них никакого внимания.

Потом они прошли через дубовую рощу и земляничник по какой-то узкой тропе, которую Джек не смог даже разглядеть, но Хоуп уверенно вела его вперед. Когда дорога пошла вверх и деревья уступили место кустарнику, тропа наконец стала довольно заметной. Здесь было еще жарче. Сняв с себя свитер, Джек завязал его вокруг талии. Поднявшись еще немного выше, они оказались в окружении сосен, и тут за деревьями открылся такой бесконечный простор, что Джек ахнул от неожиданности.

– Правда, красиво? – с понимающей улыбкой спросила Хоуп.

– Еще бы!

Они оказались выше, чем ожидал Джек, и теперь смотрели на дно каньона поверх крон елей и сосен. Столь же живописными выглядели цепи горных хребтов; более отдаленные из них, располагавшиеся ближе к океану, терялись в туманной дымке.

Джек не раз возил своих дочерей в леса Муира, и эти леса тоже были красивы, но теперешнее зрелище с ними нечего было и сравнивать. Да, Рэйчел знает, что такое захватывающая дух красота.

По-турецки усевшись прямо на землю, они пили воду из бутылки и жевали бутерброды.

– Ты часто приходила сюда с мамой? – не отрывая взгляда от долины, спросил Джек.

– Угу. Нам обеим нравится это место. Смотришь – и кажется, будто весь мир движется у тебя перед глазами.

Джек посмотрел – мир действительно куда-то двигался. Возможно, это океан производил такой эффект. А впрочем, свою роль тут наверняка играли и заросшие соснами, кедрами и елями бесчисленные гранитные скалы, на многие мили протянувшиеся вдоль побережья.

Леса Муира не такие. Можно, конечно, закрыть глаза и что-то себе представлять, но это уже не то. Город там находится слишком близко. А здесь – здесь легче дышать, в любом смысле этого слова.

Джек собирался сказать об этом Хоуп, но, взглянув на нее, передумал. Нахмурившись, девочка пристально смотрела вдаль.

– Что случилось?

Бросив на него короткий взгляд, она снова принялась разглядывать горы. Прошло не меньше минуты, прежде чем Хоуп тихо спросила:

– Как ты думаешь, мама когда-нибудь еще придет сюда?

Джек почувствовал боль где-то внутри, но это не был тот привычный ком в желудке – скорее, это болело сердце.

– Хотел бы думать, что да.

– Но точно ты не знаешь.

– Точно никто не знает.

– А что, если она умрет?

– Она не собирается умирать.

– А вдруг она на многие годы останется в коме?

Десять дней назад он не стал бы даже рассматривать такую возможность. Да и пять дней назад он бы ее сразу отверг. Но теперь шла к концу вторая неделя пребывания Рэйчел в коматозном состоянии, врачи перевели ее из реанимации в обычную палату. Все почти пришло в норму, кроме мозга. Баллы по шкале Глазго, которыми оценивается ее состояние, нисколько не изменились.

На многие годы? Это были не просто слова. Но пока Джек не мог полностью оценить их значения.

Сделав глоток воды, Хоуп снова повернулась к нему:

– Папа!

– Да?

– Помнишь, как однажды ты говорил Сэм насчет верности?

– Угу.

– Мне жаль Лидию. Но я не могу ничего сказать Сэм.

– Почему?

– Потому что она моя сестра. Я должна быть ей так же предана, как и она Лидии. Значит, я должна поддерживать ее во всем, что она делает. Разве нет?

– Нет, если ты считаешь, что она поступает неправильно.

Хоуп выжидательно посмотрела на него:

– Я так считаю.

Джек не понимал, чего она хочет.

– Тогда, наверное, ты должна ей об этом сказать.

– Она меня убьет. Ты ведь собираешься вечером знакомиться с ее парнем, да?

– Собираюсь.

– А что, если он тебе не понравится? Ты скажешь ей, чтобы она с ним не ходила? – Голос Хоуп звучал очень настойчиво. – Ты заставишь ее остаться дома?

– И не ходить на бал? Не знаю, Хоуп. Наверное, это было бы уж слишком.

Ее глаза наполнились слезами.

– У меня какое-то нехорошее предчувствие – как перед смертью Джиневры.

– Ах ты, моя милая! – Джек убрал с ее потной щеки прядь светлых волос.

– А у тебя?

По правде говоря, он вообще не думал о парне, с которым собиралась встречаться Саманта, – в основном потому, что у него было полно других дел. Джек всячески защищал Лидию, но не мог же он заставить Саманту дружить с теми, с кем она не хотела дружить. Он это понимал. У него был собственный опыт – его родители говорили одно, а он делал совсем другое.

Да, Саманта его беспокоит. Да, у него масса нехороших ощущений, но это скорее тревога, чем предчувствие несчастья, причем волнуется он не только за Саманту, но и за Рэйчел, и за фирму «Сунг и Макгилл».

Он взял Хоуп за руку – маленькую, еще не вполне женскую.

– В определенный момент, – сказал он, размышляя вслух, – родителям нужно верить, что воспитание будет определять поведение их ребенка, когда папы и мамы нет рядом. Вы обе близки со своей матерью. Она хорошо вас воспитала, и мне хотелось бы думать, что Саманта знает, чего ждет от нее мать.

– Она знает, – пристально посмотрев на него, сказала Хоуп. – Но не обязательно так и поступит.

За несколько секунд до этого Джек подумал точно так же.

– Ты знаешь что-то такое, чего я не знаю?

– Нет, – быстро ответила Хоуп.

– Она что-то затевает?

– Не знаю, – пожала плечами девочка.

– Это правда?

Она энергично закивала.

Джек ей не поверил, но настаивать не стал. В конце концов, если он хочет узнать, что затевает Саманта, ему надо спросить об этом саму Саманту.