Текст книги "Дорога к тебе"

Автор книги: Барбара Делински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Глава 13

«Окраска и стрижка» обычно открывалась в девять, но Кэтрин, уверенная в том, что лояльность клиента завоевывается, только когда ты стараешься идти ему навстречу, обычно приходила на работу гораздо раньше. Сегодня утром, в среду, к ней в половине восьмого должна была прийти молодая женщина, которая работала консьержкой в местном пансионате. Даже если бы Кэтрин плохо к ней относилась – а это было не так, – она все равно постаралась бы сделать все наилучшим образом, понимая, что Трейси Ламар является ходячей рекламой ее заведения. Ну а с Трейси было просто приятно работать. Она разрешала Кэтрин пробовать на ней любые новшества, а так как у нее были густые каштановые волосы и приятные черты лица, ей шла любая прическа.

Сегодня они договорились сделать Трейси мелирование. Пока Кэтрин с помощью фольги тщательно распределяла ее волосы, прокрашивая пряди в три различных цвета – от светло-коричневого до пепельно-серого, – обе в основном молчали. Ранние клиенты вообще не относятся к числу слишком разговорчивых, а Трейси тем более не нуждалась в терапии, вполне довольная своим мужем (она как раз недавно вышла замуж) и своей работой. Так что в парикмахерской царила тишина, нарушаемая лишь чуть слышной музыкой. И вдруг Трейси – как и Кэтрин, большая любительница чая, – смакуя душистый травяной чай, мечтательно произнесла:

– Вы только посмотрите! Какой красавец!

Кэтрин проследила за ее взглядом. Парикмахерская находилась примерно в квартале от главной улицы Кармела. Несмотря на ранний час, мимо проходило и проезжало довольно много народа, так что, очевидно, Трейси заметила нечто действительно выдающееся. Это был мужчина, бегун, который, однако, промелькнул перед глазами так быстро, что Кэтрин успела восхититься только его трусами и размеренными движениями.

– Вы когда-нибудь бегали? – вновь приступая к работе, спросила она. Просунув конец расчески, она ловко подхватила выбившиеся пряди. Кэтрин знала, что Трейси занимается аэробикой – они часто сравнивали группы и инструкторов, но бег – это уже нечто совсем другое.

– Это не для меня, – сказала Трейси. – Я довольствуюсь теми упражнениями, что уже делаю. Бег для меня настоящая пытка.

Кэтрин принялась прокрашивать кисточкой завернутую в фольгу прядь.

– Вот он снова, – сообщила Трейси.

Кэтрин сначала подумала, что это не может быть тот же самый мужчина, однако техника бега была точно такой же, да и трусы явно были те же самые – синие, нормальной длины. Кэтрин всегда обращала внимание на подобные вещи. Ей не нравились спортивные трусы, которые обнажают пах, и в то же время она не любила длинные и чересчур свободные, в которые можно спрятать хоть памперсы.

– Энергичный парень, – сказала она.

– Он смотрит сюда.

Кэтрин тоже это заметила, теперь обратив внимание на его волосы. Каштановые, с проседью, мокрые от пота и торчащие во все стороны. Она уже видела их раньше.

Кэтрин вновь занялась своей работой – отделить прядь волос, взять фольгу, покрасить прядь, завернуть фольгу; снова отделить прядь, взять фольгу, покрасить прядь, завернуть фольгу. Ей давно хотелось сделать что-нибудь подобное с волосами Рэйчел – добавить им цветовой гаммы. Рэйчел уже почти согласилась, когда случилась эта авария.

Кэтрин сильно тосковала по Рэйчел. Она просто не знала, что будет делать, если Рэйчел не очнется.

Закончив с фольгой и краской, Кэтрин для ускорения процесса включила ультрафиолетовую лампу и снова выглянула в окно.

– Он уже в третий раз появляется, – заметила Трейси. – Вы его знаете?

– Знаю, – вздохнула Кэтрин. – Вам осталось еще минут пятнадцать, – наклонившись к клиентке, сказала она. – Может, принести вам что-нибудь – еще чаю, пирожные?

– Да нет, не надо. – Трейси раскрыла последний номер «Вог». – Идите.

Стянув резиновые перчатки – по иронии судьбы, хирургические, – Кэтрин отодвинула в сторону тележку с красками и принялась проверять свои записи, давая Стиву Бауэру возможность уйти. Но он по-прежнему стоял на другой стороне улицы – уперев руки в бедра, в пропотевшей рубашке, тоже темно-синей. Кэтрин пришлось признаться самой себе, что он выглядит просто великолепно.

Она вышла на улицу.

– Я так и думал, что это вы, – все еще учащенно дыша, сказал Бауэр.

Кэтрин слишком часто работала по утрам, чтобы не знать, что обычно он не бегает по этой улице.

– Вы что… решили сегодня опробовать новый маршрут? – с нескрываемым цинизмом спросила она.

Надо отдать ему должное – он даже не покраснел, напротив, улыбнулся.

– По правде говоря, в Интернете я нашел два номера телефона, рабочий и домашний. Я позвонил на работу, узнал название заведения и решил пробежать мимо, чтобы на него взглянуть. Я не ожидал, что вы будете здесь так рано.

– А я не ожидала, что вы будете здесь так поздно. Разве вам не нужно делать обход или еще что-нибудь в этом роде?

Глаза Бауэра сверкнули. При дневном свете они оказались ослепительно голубыми.

– Вчера у меня был очень долгий день, – сказал он, – рано утром обход, днем занятия в городе, частные пациенты между операциями. – По его щеке побежала капелька пота. – Вчера вечером я до девяти пробыл в операционной. Сегодня думал отоспаться. – Он плечом вытер пот со щеки. – Значит, это и есть ваша парикмахерская?

– Угу.

– Выглядит шикарно.

– В таком городе иначе нельзя, а то сразу вылетишь в трубу.

– И сколько она у вас?

– Пять лет.

– А, значит, есть постоянная клиентура?

– Да, среди местных. Появляются и туристы.

– А откуда туристы о вас узнают? Вы что, даете рекламу?

– Я даю гостиницам скидку за то, что они направляют их сюда.

– Разумно, – улыбнулся Бауэр и жестом показал на соседний итальянский ресторан. – Вы когда-нибудь там были?

Кэтрин нравилось, что он выглядел вот так – как голубоглазый юнец.

– Да, была. Прекрасный ресторан.

Он снова поймал ее взгляд.

– А я никогда не был. Может, сходим вместе?

– Мне кажется, не стоит.

– Есть какая-нибудь веская причина? Муж, жених, вторая половина?

Кэтрин могла бы солгать, но это было не в ее стиле.

– Нет. Просто… просто мне не хочется.

Его глаза потемнели.

– Значит, дело во мне?

Конечно, в нем. Ей нравилось, как он выглядит, нравилось, как одевается, нравилось, как бегает. Нравилось, что он не уклоняется от неприятных вопросов. Тем не менее тут было что-то еще, и Кэтрин не понимала, что именно. Ну почему женщина вдруг западает на какого-то определенного мужчину? Что это – химия вместо логики?

Да, именно он ей и нужен. Но Кэтрин еще не готова снова испытывать судьбу. Пока не готова. Тем более что она только-только начала приходить в себя.

Это заняло долгое время – об этом ее тоже не предупреждали. В свои сорок два года она наконец поверила, что умрет не завтра и не через месяц. Ей здорово помогла парикмахерская, заставлявшая строить планы на будущее, помогло и то, как смотрели на нее люди. Они видели в ней не только здоровую женщину, которой она действительно стала, но и привлекательную женщину, которой она хотела стать.

И все-таки она еще не была готова снять блузку перед кем бы то ни было, тем более перед мужчиной – хотя тут она, конечно, опережает события. Стив Бауэр пригласил ее на ужин, а не в постель.

Впрочем, обязательно дойдет и до этого. Она видела это по его глазам. Более того, она вновь почувствовала сейчас то ноющее ощущение в животе, которого не испытывала с момента операции. С этим человеком она готова лечь в постель. Беда только в том, не пойдет ли все прахом, если у него возникнут проблемы с ее грудью.

Но в любом случае Кэтрин не хотела причинять ему боль.

– Нет, – сказала она. – Дело не в вас, а во мне.

– А почему?

– Остались кое-какие неприятные воспоминания. – В ее улыбке чувствовалось сожаление. – Возможно, когда-нибудь мы и поужинаем вместе. Но не сейчас.

Он посмотрел на ее губы, и на долю секунды Кэтрин показалось, что она ощутила его ласку.

– Я бы согласился и на ленч, – с обезоруживающей прямотой заявил Стив.

– Я вам вот что скажу. Выведите мою подругу из комы, и тогда я, возможно, соглашусь.

– Я же не Бог.

Кэтрин пожала плечами и, повернувшись, подчеркнуто медленно направилась к своей парикмахерской.

* * *

Джек приехал в больницу, когда еще не было девяти. Синди как раз обтирала Рэйчел. Единственное, что изменилось в палате, – появилась новая, еще более роскошная корзина цветов, которую прислала Виктория.

– Привет, Рэйчел! – сказал он, но было незаметно, чтобы Рэйчел его услышала. – Больше никаких движений? – спросил он Синди.

Та молча покачала головой.

Достав из кейса несколько компакт-дисков, которые девочки отобрали из обширной коллекции Рэйчел, Джек стал перечислять:

– Здесь есть еще один Гарт, есть Клинт Блэк, есть Колин Рай, Шания Твейн и Винонна. Ну что, пойдет? – Не дождавшись ответа, он добавил: – Хоуп сказала, что мне понравится Колин, так что давай его поставим. – И он включил проигрыватель.

Пока Синди заканчивала обтирать Рэйчел, Джек просмотрел букеты, выбросил увядшие цветы и отправился в цветочный магазин за свежими, благо магазин располагался здесь же, на первом этаже. Джек решил купить розы и тюльпаны. Розы были желтыми, тюльпаны – розовыми. Они простоят неделю, не больше. Джек хотел, чтобы к этому времени Рэйчел вернулась домой.

Синди уже надела на Рэйчел ярко-розовую, с оранжевыми и голубыми пятнами, ночную рубашку – присланную хозяйкой магазина по продаже художественных изделий вместе с открыткой, которую поместили на доску объявлений рядом с рисунком Хоуп и другими открытками, – и теперь пыталась завязать ее волосы в затейливый пучок, который создала Саманта днем раньше.

– Да бросьте вы это, – сказал Джек сестре. – И так красиво.

Через несколько секунд, оставшись вдвоем с Рэйчел, он потрогал ее волосы. Они были мягкими и шелковистыми, в них все еще чувствовалась жизнь.

Взяв в руку розу, он поднес ее к носу Рэйчел.

– Ярко-желтая, – сказал он и придвинулся поближе, чтобы получше рассмотреть цветок. – Как солнечный свет. – Он вдохнул ее аромат. – И благоухает. Пахнет тоже солнечным светом. Напоминает мне розы, что росли на пляже в Нантакете. Помнишь? Это был хороший отпуск. – Он заменил розу на тюльпан. – А этот нежно-розовый. Высокий и грациозный, как танцор. Элегантный весенний танцор.

Пощекотав се нос тюльпаном, Джек рассказал Рэйчел, как сегодня утром, направляясь к машине, встретил в лесу оленей – самку и двух детенышей. А потом он рассказал ей о Боке.

– Видишь ли, дело не только в деньгах, – сказал он. Наклонившись поближе, словно его кто-нибудь мог здесь подслушивать, Джек признался: – Ну, может, и в деньгах. Но это не какой-то сознательный материализм, скорее, жажда успеха. Ты ведь знаешь, что для меня успех всегда значил больше, чем для тебя. Наверное, я так ни черта и не повзрослел. Это как раз ты всегда добивалась успеха. В конце концов, девять месяцев носить ребенка и потом благополучно родить – разве это не успех?

Похоже на то, словно ты куда-то едешь и при этом все увеличиваешь скорость; ты можешь забыть, куда ты направляешься и зачем, но сила инерции все равно тебя туда несет. Только когда ты туда приехал, выясняется, что ты оказался совсем не там, куда стремился. – Джек сам точно не знал, говорит ли он о работе или о разводе, но так как развод был уже в прошлом, он сосредоточился на работе.

Он рассказал Рэйчел о проекте, потом, достав из кейса, прошелся по рабочим чертежам, хотя и сомневался в том, что она в состоянии его понять. Правда, раньше, когда он работал с подобными чертежами, она иногда заглядывала ему через плечо, и он давал ей нужные пояснения.

Джек едва успел сложить чертежи и убрать их на место, когда в палате появился Бен Вулф с букетом желтых роз. Увидев цветы, которые купил Джек, он неожиданно любезно сказал:

– Великие умы мыслят одинаково. – И поставил свой букет на ночной столик. – Сегодня мой день рождения. Мы собирались его отпраздновать.

– С днем рождения, – сказал Джек, но уходить, как в прошлый раз, не стал. Оставшись там, где стоял, он слушал, как Бен неловко пытается разговаривать с Рэйчел. Судя по всему, он очень порядочный, внимательный и предупредительный человек. Джеку вдруг страшно захотелось познакомить его с Джилл.

Когда Бен завел разговор о выставке, Джек заявил, что сам вставит в рамы картины Рэйчел. В конце концов, все необходимые материалы лежат у Рэйчел дома, а ему уже приходилось обрамлять картины. Но когда Бен ушел, мысли Джека занимало отнюдь не это – он думал о том, как будет их дописывать. Надеясь, что Рэйчел вот-вот придет в сознание, он все тянул и тянул с решением, но теперь до открытия выставки оставалось всего десять дней, и откладывать больше было нельзя. Тем не менее Джек совсем не представлял себе, что скажет теперешняя Рэйчел, когда узнает, что он вмешался в ее работу. Саманта считает, что она будет возмущена. Надо посоветоваться с Кэтрин.

Кэтрин совершенно точно сможет ему что-то посоветовать. Да, но ведь он сказал ей, чтобы она отвязалась или что-то в этом роде.

Надо будет извиниться. Обязательно извиниться. Теперь Джеку хотелось бы и ее считать своим другом. Да, он так и сделает.

К сожалению, Кэтрин приехала не одна – с ней были Джен и Дина. В своем нарядном красном костюме Дина выглядела, как всегда, преуспевающей; Джен, с ее мускулистыми лодыжками, высохшей на солнце кожей и ярко накрашенными ногтями, – чрезвычайно деловитой. У самой Кэтрин сегодня ногти были темно-вишневого цвета.

С озабоченным видом подойдя к постели, они по очереди преувеличенно бодрыми голосами поговорили с Рэйчел. При этом одна держала ее за руку, вторая расчесывала ей волосы, третья расспрашивала Джека, что говорят врачи.

Надеясь узнать от них побольше о Рэйчел, Джек завел разговор об их клубе книголюбов. И его тут же перестали замечать, хотя он никуда не уходил. Близкие подруги предались воспоминаниям.

– Почему я вступила в клуб? – переспросила Дина в ответ на вопрос Джека, тут же забыв о его существовании. – Потому что я люблю читать. И всегда любила.

– Среди нас ты оказалась самой страстной читательницей, – сказала Кэтрин. – Мы редко выбирали книгу такого автора, произведений которого ты бы не читала.

– А мне было так страшно! – призналась Джен. – Я чувствовала себя полной идиоткой, так как до этого только загоняла шары и меняла пеленки. Я чуть не отказалась от участия в той первой встрече, а перед ней три раза переодевалась.

– Не может быть!

– Точно. Но мне надо было поговорить о той книге. Помнишь ее?

– «Любимая»?

– Я была уверена, что не поняла ее и наполовину.

– Запоминающаяся книга.

– Сильная.

– Страшная. – Это снова заговорила Джен. – Но не такая страшная, как «Пятый ребенок».

– Это была твоя книга исповеди, – кивнув, сказала Кэтрин. – А помните, что это было у Рэйчел?

– «Лунный тигр».

– «Женщина на краю времени».

Но Кэтрин только покачала головой.

– «Уйти от благодетеля».

– О Господи! – засмеялась Джен. – Это о ректоре колледжа, который в один прекрасный день просто исчез. Я и забыла о ней.

– Какая была замечательная дискуссия!

Кэтрин кивнула:

– Мы тогда спрашивали друг друга, куда бы мы отправились, если бы покинули свою обычную жизнь и исчезли так же, как он. Помните, что сказала Рэйчел? – Голос Кэтрин стал мягче, лиричнее. – Она описала маленький городок в Мэне – горстка домов, стоящих на берегу озера. Там громадные сосновые леса, грунтовые дороги, ведущие к скрывающимся в чаще хижинам, и небо – такое чистое, что можно увидеть полярное сияние. Она сказала, что хотела бы жить в такой хижине и знать всех жителей в городке. Она считала, что такая простая жизнь больше всего ей подходит.

– Ну, это не по мне! – фыркнула Дина. – Помните, что я тогда сказала? Что я бы отправилась куда-нибудь в Зазеркалье.

Дальше Джек уже не слушал. Подойдя к окну, он невидящим взглядом смотрел на монтерейские кипарисы, вдруг сообразив, что птицы, которых он видел на одном из полотен Рэйчел, – это полярные гагары. Он не сразу их узнал потому, что все время думал не о восточном, а о западном побережье. Упоминание о полярном сиянии изменило ход его мыслей, потому что Джек видел его, видел это небо. Гагары были из Мэна. Они плавали по гладкой, как стекло, поверхности озера все семь вечеров, которые они с Рэйчел провели в маленькой хижине во время своего медового месяца.

Рисовать он начал в восемь и работал до трех часов ночи, нанося на полотно озеро с небольшим островом посередине, окружающие его деревья и вечернее небо, чуть-чуть тронутое зеленым и розовым. Там, где зеркальная гладь озера отражала окружающий пейзаж, Джек рисовал его светлее, чем это было в реальной жизни, и такой подход себя оправдал. Отложив наконец палитру и кисти, разогнув затекшие ноги, он немного отошел от мольберта и вновь стал пристально разглядывать гагар, нарисованных Рэйчел.

Прошел еще час, прежде чем он закрыл тюбики с краской, и еще полчаса, прежде чем лег в постель. Проснувшись после трехчасового сна, Джек открыл окно и полной грудью вдохнул лесной воздух. Он устал, но это была приятная усталость. Он много и хорошо поработал. Он уже давно не чувствовал себя таким удовлетворенным.

Приняв душ, побрившись и одевшись, он направился в кухню. Саманта стояла возле стойки и пила кофе. Выглядела она как на картинке из модного журнала: обтягивающая блузка и джинсы, длинные шелковистые волосы, подведенные синим глаза.

– Ты выглядишь такой взрослой, что это меня пугает, – многозначительно сказал Джек. Он хотел еще добавить, что ей надо перестать красить ресницы, но во взгляде Саманты Джек прочел такой вызов, что не решился обострять отношения и вместо этого спросил: – Это весь твой завтрак?

– Я не люблю завтракать.

– С каких это пор?

В глазах Саманты на миг вспыхнуло раздражение, но тут же погасло. Даже ее непокорность куда-то исчезла.

– Папа, можно с тобой поговорить насчет бала?

– Твоя сестра встала?

– Встала и ушла.

– Куда ушла? – с испугом спросил он.

Саманта успела только взглянуть в направлении жилища Дункана, как Джек уже решительно направился к двери. Он знал, что, когда нужно будет уезжать, Хоуп появится, но в последнее время она что-то слишком зачастила к Дункану, и Джеку хотелось бы узнать, что она там делает.

Он уже потерял одного ребенка – возможно, из-за собственной инертности – и не хотел, чтобы это повторилось. Если он сейчас не пойдет за Хоуп, а с ней что-нибудь случится, Рэйчел никогда ему этого не простит. Больше того – он сам себе этого не простит.

Глава 14

Быстро поднимаясь по дороге, ведущей к хижине Дункана, Джек ничего вокруг не замечал – ни утреннего холодка, ни восходящего солнца, озаряющего на востоке вершины холмов, ни ароматного лесного воздуха, который разве что помогал ему окончательно не удариться в панику. В те считанные минуты, пока Джек добирался до жилища Дункана Блая, его воображение работало с удвоенной энергией, рисуя отвратительные картины самых гнусных извращений. Ускорив шаг, Джек выругал себя за то, что не вмешался раньше.

Дом Дункана представлял собой бревенчатую хижину, к которой примыкал небольшой загон для скота. Располагавшийся за ним сарай был больше по размерам и выглядел поновее. При появлении Джека теснившиеся в загоне овцы повернули головы в его сторону.

Взбежав на крыльцо, он громко постучал в дверь и нетерпеливо ждал ответа. Когда Дункан наконец открыл дверь, Джек со злостью сказал:

– Я не знаю, что, черт побери, здесь происходит, но мне нужна моя дочь, и сейчас же!

С невозмутимым видом – что разъярило Джека еще больше – Дункан предостерегающе поднял палец и посмотрел куда-то в глубь хижины. Джек, подозрения которого только усилились, отстранив его, бросился в дом. Но, пройдя всего несколько шагов, резко остановился.

Первое, что он увидел, был большой камин, излучающий благодатное тепло. Второе – светлая головка Хоуп, которая виднелась где-то совсем близко от пола и явно на что-то опиралась. Третий предмет он разглядел не сразу, и только через минуту понял, что это был кто-то сидящий в инвалидной коляске.

– Ну вот вы и познакомитесь с Верой, – пробормотал Дункан. Пройдя мимо Джека, он склонился над фигурой в инвалидной коляске и еле слышно что-то прошептал, потом нетерпеливым жестом подозвал незваного гостя. – Идите, поздоровайтесь с моей женой.

У сидевшей в инвалидной коляске женщины были седые волосы, лицо в морщинах, маленькие круглые очки. Ее улыбка казалась такой же теплой, как и огонь.

– Здравствуйте, – одними губами произнесла она. Ее рука лежала на голове Хоуп, покоившейся у нее на коленях, покрытых вязаным шерстяным платком. – Она спит, – прошептала женщина, но Джека уже не надо было успокаивать. Одного взгляда на старую женщину с ее доброй улыбкой оказалось достаточно, чтобы все его страхи развеялись. Дунканова вера. Он много-много раз слышал, как эти слова произносились тем же тоном, как произносят слова «мир» и «покой».

Джек глубоко вздохнул. Дунканова Вера. Он был прав, когда ругал себя за то, что не вмешался раньше. Каким же он был кретином!

– Джек Макгилл, – протянув руку, сказал наконец он. Ее рукопожатие было хотя и слабым, но исполненным собственного достоинства. – Рад с вами познакомиться.

Вера кивнула.

– Хоуп не сказала вам, куда идет?

– Нет. – Он взглянул на Дункана, который смотрел на свою жену с такой нежностью, что Джек смутился еще больше. Дунканова Вера. И как он раньше не догадался?

А не догадался он потому, что вел себя как последний тупица. Потому, что им двигала ревность, потому, что он делал чересчур поспешные выводы. А еще, возможно, потому, что девочки водили его за нос.

Дункан куда-то отошел, и Джек присел на корточки перед огнем – чтобы Вере не нужно было задирать голову.

– Для нее это тяжелое испытание, – сказала она таким мягким и тихим голосом, что было очевидно – такой звук не может разбудить Хоуп. – Вряд ли она хорошо спит по ночам. Как там Рэйчел?

В это утро Джек не стал звонить в больницу. Он знал, что если за ночь произойдут какие-нибудь изменения, то ему обязательно сообщат.

– Все то же самое. А знаете, я и не подозревал о вашем существовании. Девочки говорили о Вере так, будто речь идет о религии. Я очень сожалею, что раньше не пришел вас поблагодарить.

– За что поблагодарить?

Фразы складывались как бы сами собой. Вера Блай, казалось, излучала доброту, и Джек не боялся, что над его чувствами посмеются.

– За то, что вы были добры к девочкам. За то, что заботились о Джиневре. – Он засмеялся, удивляясь своей недогадливости. – А я никак не мог понять, почему кошке здесь будет лучше, если Дункан весь день находится в поле. – Сам хозяин фермы в это время мыл тарелки на кухне, примыкающей к дальней стене гостиной. – Теперь-то мне все понятно.

– Она через каждые два-три часа приходила меня проверять, – снова улыбнулась Вера. – Хотя я никуда не денусь.

– А вообще вы выходите из дома?

– Да. Я могу выехать в кресле на крыльцо. Оттуда открывается чудесный вид на долину. А вот для чего-то большего мне уже нужен Дункан.

Джек вдруг вспомнил, что сказала Хоуп на следующее утро после аварии. Он пытался убедить ее, что сломанные ноги всегда срастаются. Она же была уверена, что не всегда.

Джек пытался решить, стоит ли расспрашивать ее об этом, и если да, то как, когда Вера сказала:

– Из-за того, что я здесь живу, некоторые считают меня сумасшедшей, но я всегда любила эти холмы. Если уж ты прикован к одному месту, то пусть оно по крайней мере будет красивым. До аварии мы с Дунканом обычно проводили здесь отпуск.

– А когда это случилось?

– Авария? Двенадцать лет назад. Рухнул лыжный подъемник. Ноги у меня были сломаны сразу в нескольких местах, так что ходьба стала бы для меня настоящей пыткой, даже если бы позвоночник остался цел, а он поврежден.

– Мне очень жаль.

– Не стоит особенно жалеть. В тот день погибли три человека. Я могла бы оказаться среди них, и потом, я не представляю себе жизни без этих мест. – Ее глаза загорелись. – Мой Дункан раньше водил грузовик, и я его подолгу не видела, теперь же он всегда со мной.

Хоуп задвигалась, потерлась лицом о платок, повернулась к огню, затем медленно открыла глаза.

– Папа! – увидев Джека, выдохнула она и поспешно села.

– Я беспокоился, – мягко сказал он. В этом доме невозможно было говорить иначе.

– Мама всегда знает, что я здесь.

– Ну, – вставая, сказал Джек, – теперь и я тоже буду знать. – Он протянул ей руку. – Пора в школу. Саманта нас уже ждет.

– Хоуп с нами позавтракала, – сказала Вера, с нежностью глядя на нее.

– Извините нас, пожалуйста, за беспокойство. Мы вам, наверное, порядочно надоели.

– Надоели? Ну что вы! Хоуп не может нам надоесть. Она доставляет только удовольствие. После всего, что сделала Рэйчел, это самое меньшее, что я могу сделать. – Она погладила Хоуп по голове. – Поцелуй за меня маму, ладно?

– Ну хорошо, – сказал Джек девочкам, поспешно усаживая их в машину, – пошутили, и хватит. Теперь расскажите мне о вашей маме и Блаях.

– Они с ней друзья, – сказала Саманта. – Давай лучше поговорим о моем бале.

– Пока подожди! – отрезал Джек, который все еще чувствовал себя довольно глупо. – А как они стали друзьями? – спросил он, задним ходом выезжая на дорогу.

– Как только мы сюда переехали, мама пошла на разведку, – сказала Хоуп. – Когда она проходила мимо их домика, Вера сидела на крыльце.

– Так насчет моего бала…

– Пока подожди, – повторил Джек, начиная спускаться с холма. – Вы обе мои должницы. Никто не сказал мне, что Вера – это человек.

– Никто и не говорил, что это не так.

– Вы заставили меня поверить, что ваша мать встречается с Дунканом.

– Мы никогда этого не говорили.

– Дело в том, что насчет Веры и Дункана нечего и говорить, – сказала Хоуп. – Мама их выручает, помогает им вести торговлю и делать покупки. Она говорит, что Вера для нее как любимая тетя. Она часто пьет там кофе, они сидят и разговаривают. С Верой можно даже молчать, и все равно будешь чувствовать себя хорошо.

Одна только встреча – и Джек уже прекрасно понимал, что имеет в виду Хоуп. Вера излучала спокойствие, понимание, согласие.

– Папа, нам нужно поговорить насчет бала, – снова вмешалась Саманта. – Тут кое-что изменилось.

Джек хотел бы еще поговорить о Вере, поскольку одно упоминание о ней как-то успокаивало, но у Саманты были свои планы, а он уже понял, что разговаривать с ней лучше всего именно в машине. Конечно, отсюда никуда не скроешься, но, с другой стороны, и она не могла топнуть ногой и убежать, если ей не понравятся его слова.

– И что же изменилось? – свернув на шоссе номер один, спросил Джек.

– Прежде всего, я не иду с Бренданом. Я иду с Тигом.

Джек почувствовал, как что-то прижалось к его руке. Это Хоуп пододвинулась ближе к окну.

– С Тигом? – переспросил он.

– С Тигом Раньоном. Он отличный парень.

– А что произошло?

– Мы с Бренданом не сошлись характерами. Нет смысла цепляться друг за друга, если он хочет быть с Джен, а я с Тигом. Я хочу сказать, что у каждого все равно кто-то есть, поэтому никаких особых проблем тут не возникает, не считая прихода и ухода.

Джек решил уточнить эту деталь.

– Но уходите вы все-таки из дома Лидии?

– Нет. В этом-то и заключается второе изменение. Тиг заберет меня отсюда.

Хоуп чуть-чуть пошевелилась. Почувствовав ее движение, Джек подумал о том, что все-таки надо купить машину побольше, и вновь бросил взгляд на Саманту:

– А сколько лет этому Тигу?

– Семнадцать. Он хорошо водит, и у него есть грузовик. Такой, как бы это сказать, очень прочный.

Во времена его молодости никто из парней ни за что не повез бы свою девушку в грузовике, если бы у него был выбор. Значит, похоже, у этого Тига выбора нет. А может, просто обычаи изменились и грузовики теперь в моде. Слово «прочный» Джеку понравилось. Что ему не понравилось, так это слово «семнадцать». Семнадцать лет – опасный возраст.

– Значит, я с ним познакомлюсь, когда он приедет?

– Угу, – чересчур бодро ответила Саманта.

– Что еще?

– Еще?

– Ну, что еще изменилось? Вы поедете в лимузине от дома Лидии и обратно?

– Вечеринка будет у Джейка Драмбла.

– Никогда раньше о нем не слышал, – настороженно сказал Джек. Кэтрин предупреждала его, что все может быть не таким, каким кажется на первый взгляд. В случае с Хоуп выяснилось, что дело обстоит как раз лучше, чем казалось. А вот насчет Саманты его подозрения оправдывались. – Кто такой этот Джейк Драмбл, где он живет и что случилось с вечеринкой у Лидии?

– Боже мой, – закричала Саманта, – я так и знала, что от тебя одни неприятности! Ты самый… отвратительный тип из всех, кого я знаю!

– Я только спросил.

– Словно инквизитор! – возмущалась она. – Все это выеденного яйца не стоит. В том, что нужно знать тебе, изменилось лишь то, что Тиг заберет меня в субботу и привезет обратно в воскресенье.

– Ну, положим, значительную часть этого времени ты проводишь непонятно где. – Хоуп снова зашевелилась. Может, она подает ему сигнал? – Итак, вечеринка проходит у Джейка. И до и после?

– Думаю, да. Только вот не уверена насчет «после».

– Но к Лидии ты возвращаешься, чтобы переночевать.

– Нет! – Она внезапно заволновалась. – К Лидии я не собираюсь.

– Совсем?

– В том-то и дело. Видишь ли, это совсем другая группа. Лидия будет с Бренданом, Джен, Адамом и Шелли, а я – с Тигом, Пэм, Джейком и Хитер.

Теперь картина начала проясняться.

– Значит, вечеринка у Лидии все-таки состоится, только без тебя. Но она же твоя лучшая подруга?

– И что же?

Джек искоса посмотрел на нее:

– А то, что это неправильно.

Саманта обреченно вздохнула, сложила на груди руки и уставилась в ветровое стекло. «Ну и пусть молчит, – решил Джек. – Это даже хорошо, пока у меня голова занята другими вещами». Правда, к числу этих вещей относилось и беспокойство Кэтрин насчет девочек-подростков и выпускных балов, а также некое странное ощущение – как будто ему в бок тычут пальцем, когда Саманта не видит.

– Давай поговорим, Сэм! – с видимой беспечностью сказал он.

– И что же ты хочешь мне сказать? Лидия просто…

– Чересчур неискушенная?

– Да, неискушенная, и если я буду дружить с ней, то не смогу дружить с другими ребятами, более взрослыми.

– Потому что тем, другим, не понравится, если ты будешь дружить с Лидией?

– Не понравится.

Джек долго над этим размышлял. Хоуп больше не подавала ему знаков – это было уже ни к чему. Он и сам понял, что тут многое обстоит неправильно.

– А как насчет верности? – наконец спросил он. – Лидия шесть лет была твоей лучшей подругой. Нельзя же это вот так взять и в один день порвать.

– А как же твой брак с мамой? – обрезала Саманта.

Джек на секунду онемел, но тут же пришел в себя и твердо сказал:

– Там все было по-другому. Это заняло не один месяц и было очень болезненно. Мы оба не хотели разрыва.

– Тогда почему же это произошло?