Текст книги "Дорога к тебе"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
– Потому что мы зашли в тупик, но это касалось только вашей матери и меня, и больше никого. Никаких третьих сторон там не было. Мы не выбирали между одной группой и другой.
– А выбирали между одним стилем жизни и другим, – уточнила Саманта.
– Ладно, пусть так. Но как можно сегодня быть с Лидией лучшими друзьями, а завтра решить, что она тебе не подходит? Допустим, она чересчур неискушенная. Что это означает? Что она не красит ресницы? Что она не носит маек в обтяжку? В прошлые выходные ты как будто была ею вполне довольна. Ты что, притворялась?
– Нет! – воскликнула Саманта. – Ты просто не понимаешь.
– Я пытаюсь понять. Но мне это кажется неправильным.
– Это же школьный бал! – подчеркивая каждое слово, сказала она. – Всего одна ночь.
– А мне кажется, что дело заключается в чем-то большем. По-моему, это касается стиля жизни. – Джек использовал ее термин. – Ты выбираешь друзей. Это может иметь долговременные последствия. Значит, Лидия кажется неискушенной по сравнению с… как бишь ее зовут?
– Пэм. И не только Лидия, но и другие ребята, которые не такие классные.
– Но они ведь хорошие ребята. Из хороших семей. Что-то я не видел, чтобы Пэм навещала в больнице твою мать. Не видел я там и Тига, и вообще кого-нибудь из тех, кого ты перечислила.
– Это потому, что они мои новые друзья и еще не знают маму. И потом – почему ты решил, что они плохие?
То, что они другие, еще не значит, что они не такие же хорошие или даже лучше. – В голосе Саманты слышалась мольба, – Ты не понимаешь. Я так рада, что иду на бал с этими ребятами! Это будет так замечательно! – с чувством сказала она, а поскольку Джеку хотелось видеть ее довольной, он промолчал и сосредоточился на дороге.
Но от этого разговора у него остался нехороший осадок. После встречи с матерью Лидии он все больше беспокоился насчет этого бала. Что он знает о Пэм или же о Тиге Раньоне? Черт побери, ему не нравится даже имя этого парня! К тому же он отец Саманты. И мужчина. Он знает, что могут сделать мужчины – тем более молодые мужчины. В семнадцать лет они совсем без тормозов.
Они уже проехали почти половину дороги, когда Джек сказал:
– Я все же беспокоюсь. Родители Джейка будут присутствовать на этой вечеринке?
– Насколько я знаю, да. – Саманта коротко вздохнула. – Не смей им звонить – ты меня этим унизишь.
Положим, Джек и не собирался этого делать. Ему хотелось бы относиться к Саманте как к взрослой девушке.
– Тем не менее, – заметил Джек, поскольку история с Лидией была ему неприятна, – вопрос о верности все же остается.
– Да ну? – сказала Саманта. – Может, поэтому ты спешишь сегодня в город на ленч с Джилл? Маме ведь ты дал отставку из-за того, что она была чересчур неискушенной.
– Я тебя не понимаю!
Но Саманта уже закусила удила, явно увлеченная этой новой для нее мыслью.
– Мама не хотела все время ходить на вечеринки, и ты дал ей отставку ради Джилл. Разве это чем-то отличается от того, что делаю я?
– Полностью отличается. Прежде всего, я не давал отставку твоей матери. Если уж на то пошло, это она дала мне отставку. Во-вторых, я начал встречаться с Джилл только через несколько лет после того, как мы разошлись с твоей матерью.
– Ты встречаешься с ней уже два года. Это серьезно? Ты подарил ей кольцо или что-нибудь в этом роде?
– Нет. Мы только друзья.
– А тебе не кажется, что она тоже размышляет о верности?
– Саманта, – со вздохом сказал Джек, – это не твое дело.
– А вот и мое! Я хочу знать, почему верность имеет значение для меня, а для тебя нет.
– Верность имеет для меня значение. Как ты думаешь, почему я здесь? Почему я провел полторы недели у постели твоей матери?
– И правда – почему? – переспросила Саманта. – Тебе не приходило в голову, что она может не хотеть, чтобы ты был здесь?
– Да, приходило. Но это ничего не меняет. Я уверен, что, сидя возле твоей матери, поступаю правильно. Вот я и спрашиваю тебя, что ты считаешь правильным – пойти на бал с друзьями, которых ты знаешь и которым доверяешь, или ради какой-то другой группы послать их к черту?
– Это безнадежно! – фыркнула она и уже, кажется, в третий раз сказала: – Ты не понимаешь. – И отвернулась.
– Да, – признавая свое поражение, вздохнул Джек. – Не понимаю.
Джилл обитала в скромном домике на северо-западе Сан-Франциско, в районе под названием Сиклифф, расположенном на самом берегу океана. Когда Джек ровно в час дня появился на пороге, он был потрясен. Джилл выглядела просто безупречно. Светлые волосы красиво уложены, легкий, почти незаметный макияж, какие-то необыкновенные юбка с блузкой, кружащий голову пикантный аромат – впрочем, так вполне могло пахнуть и из кухни. Вместо ризотто, которое она собиралась приготовить в понедельник, Джилл остановила свой выбор на горячем восточном салате с тунцом, тонком, как спагетти, картофеле фри, приправе из трав, о которых Джек никогда не слышал, и горячем, домашней выпечки, оливковом хлебе.
Кухня была украшена свежими цветами и пальмовыми циновками; на столе лежали льняные салфетки. По всему было видно, что Джилл приложила немалые усилия, чтобы сделать все как-то по-особому. В поцелуе, которым она одарила Джека при встрече, чувствовалась благодарность, и от этого ему стало еще хуже.
Они сидели бок о бок на высоких табуретах, руки и ноги их то и дело соприкасались. Джилл сразу же спросила про Рэйчел и с сочувствием выслушала его слова о том, какой удар он по-прежнему испытывает каждое утро, когда приезжает в больницу и застает ее в неподвижности. Джек рассказал ей и о том, как разговаривает с Рэйчел о девочках и о прошлом в надежде вызвать какую-то реакцию.
Потом Джилл спросила его о работе. Приехав к ней прямо из конторы, где он провел примерно два часа, Джек кратко рассказал и об этом. Дэвид расстроился из-за Боке, но это удалось как-то урегулировать. Гораздо больше Джека беспокоило прохладное отношение его партнера к последнему монтанскому проекту. Он рассказал также о том, что отправил Бринну в Буффало, и о том, что недавно узнал о новом проекте, который может оказаться любопытным.
Поинтересовавшись у Джилл, сколько удалось в конечном итоге выручить на прошлой неделе, Джек выслушал ее планы на будущий год, после чего спросил, как ей дается теннис и как поживает ее больная диабетом мать.
Когда они закончили разговор, Джилл обняла его за талию и положила голову на плечо. Они поцеловались. Джилл отодвинула в сторону табурет, подошла вплотную к нему и обняла руками за шею, прижавшись к Джеку грудью. Поцеловав его снова, она вся затрепетала.
Джек, однако, ничего не почувствовал. Он говорил себе, что Джилл бесподобная женщина, что было бы глупостью ее упускать, но это ничего не меняло. Он попытался фантазировать, но видел перед собой только лицо Рэйчел, и его тело никак не хотело переключиться. Он знал, какая разница существует между этими женщинами. За последние дни, ложась в кровать Рэйчел, он не один час провел в болезненном возбуждении. Сейчас он тоже испытывал боль, но уже из-за того, что не сможет ничего сделать и тем самым обидит Джилл.
Она страстно целовала его в шею, когда Джек взял ее за руки и мягко отстранился.
– Ничего не получается, – прижавшись к ней лбом, тихо сказал он. – Я… я не могу.
Она испуганно отпрянула, пристально вглядываясь в его лицо.
– Из-за Рэйчел?
– Из-за всего.
– Но все-таки дело в ней?
Джек не был в этом уверен. Недавно Кэтрин спрашивала его, почему он все еще сидит возле постели Рэйчел. Сегодня утром Саманта спросила его о том же.
– Ты ее любишь? – спросила Джилл.
– Я не знаю. Не знаю. Просто мне кажется, что жизнь пошла вверх дном.
– Тебе нужно время? Хорошо, я подожду. Я никуда не спешу.
Джек почувствовал досаду и не сразу понял, что досадует не на нее, Джилл, а из-за нее. Она слишком хорошая. Он не может воспользоваться ее предложением.
– Я больше так не могу, Джилл, – сжав ее руки в своих, сказал он. – Это несправедливо по отношению к тебе.
– А разве я жалуюсь?
– Нет. В том-то и дело. Ты не жалуешься, не просишь, не ставишь мне никаких условий.
– Этого и не требуется. Ты знаешь, чего я хочу.
– Знаю, и ты терпеливо ждала, надеясь, что это случится, но этого не произойдет.
– Откуда ты знаешь? Ты же сам говоришь, что твоя жизнь пошла вверх дном. Так почему бы и не подождать? Может, все еще и получится.
– Нет, – уверенно сказал он, – не получится. Этого не будет, Джилл.
– Но…
– Ш-ш! – Он прижал палец к ее губам, погладил светлые волосы – очень похожие на волосы Рэйчел, но все же другие. – Выслушай меня. Пожалуйста, – тихо, но настойчиво попросил Джек. – Я люблю тебя, Джилл, но только как друга. Свадьбы, которой ты ждешь, не будет.
– Но почему? – В глазах ее стояли слезы. – Чего… не хватает?
– Дело не в тебе. Дело во мне. Просто я… Просто я…
– Все еще любишь Рэйчел?
Он тяжело вздохнул:
– Может быть. Честно говоря, я и сам не знаю. Но сейчас я не чувствую себя свободным. Мой брак еще продолжается. Дело не доделано до конца.
– Рэйчел положила ему конец. Она бросила тебя – ты всегда мне это говорил.
– Это помогало мне поддерживать свой гнев, но, как оказалось, для ее ухода были причины, о которых я до недавнего времени ничего не знал. Я должен поговорить с ней, Джилл. До тех пор я ничего не могу решить.
– Неужели она настолько хороша? – с недоумением спросила Джилл.
«Даже еще лучше», – хотел бы сказать Джек, но он и без того достаточно расстроил Джилл.
– Тут все по-другому. У нас с Рэйчел своя история, Джилл. Мы возвращаемся в прошлое.
– А если она не очнется?
– Тогда у меня останутся девочки. И чувство горечи. – Вздохнув, Джек провел рукой по ее щеке. – Не надо усиливать это чувство, Джилл. Я просто пытаюсь сделать все правильно. Помоги мне, а? Ну пожалуйста!
– Дело сделано, – через два часа говорил он Рэйчел. Джилл под конец заплакала. Полный разрыв – правда, они договорились время от времени созваниваться. Джек чувствовал в себе ноющую пустоту, но был уверен, что поступил правильно. – Она замечательная женщина, но ты на меня сильно влияешь. И всегда влияла. Помнишь, я ведь с кем-то встречался тогда, когда мы познакомились. И я с ней порвал.
Только тогда Джек был безумно влюблен в Рэйчел, а теперь они уже даже не женаты. Но он прекрасно помнил то ощущение, которое испытывал, когда она говорила с ним, дотрагивалась до него, даже когда смотрела на него. Он помнил, как нетерпеливо ждал встреч с ней и как радовался, когда наконец ее видел. Это продолжалось вплоть до рождения детей. Но даже и потом бывали минуты, когда мимолетное слово, взгляд или прикосновение вновь пробуждали это чувство.
– Неужели потом все было так плохо? – вглядываясь в лицо Рэйчел, спросил Джек. Пожалуй, изменения к лучшему все-таки есть. Она уже не такая бледная.
Согнув и разогнув пальцы на ее правой руке, Джек взялся за левую.
– Возможно, мы тогда чересчур поторопились. Слишком быстро сдались, без всякой борьбы. Ведь было же и хорошее. – Он сосредоточился на безымянном пальце, таком тонком и беззащитном. – Ведь было? – Он с надеждой посмотрел на Рэйчел – может, она хотя бы мигнет.
– Я все думаю насчет того ребенка, переживаю эту потерю. Возможно, заставив нас страдать, она в то же время сплотила бы нас. Шесть лет! Сколько за эти шесть лет мы могли бы сделать! – Он почувствовал, как его одолевает усталость. – Поговори же со мной! – горестно прошептал он. – Скажи мне что-нибудь!
В этот момент в палату вошла Кэтрин. Устало вздохнув, Джек выпрямился.
– Как идут дела?
– Неплохо. А здесь?
Джек пожал плечами.
– Много сделали? – безо всякой иронии спросила ока, поглядев на заваленный бумагами столик.
– Нет. Я тут все разложил и делаю вид, что работаю, но никак не могу сосредоточиться. То, над чем я работаю, кажется неинтересным. Утром, когда я был в конторе, мне позвонили насчет нового проекта. Если бы я там не оказался, то вообще бы о нем не узнал. Мой партнер сказал бы «Спасибо, не надо!».
– Почему?
– Нужно построить частный дом. Хотя там четыре акра земли и клиент хочет получить скорее поместье, чем дом, проект не такой объемный, как большинство предыдущих. Дэвид считает, что для нас это шаг назад, а мне кажется, это будет интересная работа.
Кэтрин кивнула в знак одобрения. Джеку хотелось бы думать, что и Рэйчел тоже с ним согласна.
– Ну, как там добрый доктор? – улыбнулся он.
На секунду Джек увидел прежнюю ощетинившуюся Кэтрин, но тут она заметила его улыбку и смягчилась.
– Прислал мне вчера цветы, – сообщила она.
– Это впечатляет.
Она пожала плечами:
– Байрон тоже посылал мне цветы. Добрый доктор находится в таком же неведении относительно сами-знаете-чего, как в свое время и Байрон.
– А вы не думаете, что Бауэр привык к медицинским казусам?
– Казусам? Это забавно. Наверняка привык. Но тут есть одна проблема. Если он весь день имеет дело с этими… казусами, то захочет ли он столкнуться с ними еще и ночью?
– А может, он настолько к ним привык, что ничего и не заметит?
– Заметит.
– Неужели они так ужасно выглядят? – с искренним любопытством спросил Джек. Со стороны все было нормально. Абсолютно нормально.
– Ну, не так чтобы очень, – согласилась Кэтрин. – У них просто… немного потрепанный вид. Там есть шрамы.
– В сорок лет мало кто не имеет шрамов.
– В этом все и дело.
– Может, вы придаете этому слишком большое значение?
– Может быть. – Она немного помолчала. – Почему вы так настойчивы?
– В каком смысле?
– Ну, в отношении меня и доброго доктора. Зачем мне мужчина?
Джек откинулся на спинку стула.
– Это интересный вопрос. Насколько я могу понять, вы с Рэйчел ведь очень похожи, так? Сильные, независимые женщины?
– Пожалуй, так, – согласилась Кэтрин.
– Отлично. Как-то я заметил, что Рэйчел во мне не нуждалась, а вы сказали, что я не прав. Если вы считаете, что она нуждается во мне, это может быть намеком и для вас. – Когда она не сразу ответила, он добавил: – Я думаю, вы об этом говорили с Рэйчел.
– Ну, не в этих выражениях. Такие сильные, независимые женщины, как мы, не употребляют слово «нуждаться». Мы используем слово «хотеть», словно у нас есть возможность выбирать. – Кэтрин задумчиво посмотрела на Рэйчел. – Она говорила мне о том, чего ей недостает.
– Например?
– Например, помощи в воспитании детей. Поднимать детей трудно. Чем старше они становятся, тем больше забот. Рэйчел иногда хотелось обсудить с вами некоторые вещи.
– У нее всегда на все были готовые ответы.
– Это когда девочки были маленькими. Жизнь заставляла. Вас не было рядом, а маленькие дети требуют немедленной реакции. Большие дети и большие проблемы требуют раздумий. Вот такого обсуждения ей и недоставало.
«Вас не было рядом». Ну, положим, он был, хотя и не всегда. И упустил некоторые важные вещи в отношении девочек. А в отношении Рэйчел? Ладно. Он должен был больше времени проводить с семьей. Вне всякого сомнения, он должен был узнать насчет того ребенка. Нужно было прервать поездку и вернуться домой. Если даже сейчас он не может забыть об этой потере, можно себе представить, что чувствовала тогда Рэйчел.
Она должна была ему об этом сказать. Он должен был быть с ней.
Но даже если его там не было, она все равно могла бы ему об этом сказать.
Мысленно согласившись, что его доля вины все-таки есть, он вздохнул.
– Чего еще ей недостает?
– Не знаю, – с некоторым смущением сказала Кэтрин. Она покачала головой. – Я знаю, чего мне недостает. Мне хотелось бы, чтобы после работы дома меня кто-то ждал. Чтобы было с кем вместе выпить вина. Чтобы было с кем вместе помолчать. Вместе. Наверное, суть дела в этом. Рискну предположить, что Рэйчел именно этого недостает.
– Мне кажется, кое-что она черпает из общения с Верой Блай. С ней она может вместе помолчать за чашкой кофе.
– Это не совсем то же. Я, скорее, говорю о ночах, когда, проснувшись рано-рано утром, лежишь в постели и разговариваешь или молчишь – что угодно, только бы близкий тебе человек был рядом.
Джек вспомнил, как они вот так лежали вместе с Рэйчел. Правда, со временем эти незабываемые минуты стали повторяться все реже и реже, а затем и вовсе сошли на нет.
«Если очень хочешь, время можно найти», – сказала как-то Рэйчел. И ведь она-то как раз пыталась это сделать…
– Мне недостает отпусков, которые мы проводили с Рэйчел, – признался он и был вознагражден ответными словами Кэтрин:
– Ей иногда хочется, чтобы ее немного баловали.
– Разве сильных, независимых женщин нужно баловать?
– Мы же тоже люди.
– Для этого подойдет любой мужчина.
Она покачала головой:
– Не любой. Тут должно быть… что-то неуловимое. Мужчина может находиться в одной комнате сразу с пятьюдесятью женщинами, а влюбиться только в одну. Женщина может находиться сразу с пятьюдесятью мужчинами, а влюбиться только в одного. Почему? Я не знаю ответа. А вы?
Джек тоже не знал. Но в Джилл он так и не влюбился, хотя по логике вещей должен был бы влюбиться.
– А у Рэйчел было… что-нибудь такое… по отношению к Бену?
Кэтрин засмеялась:
– Не совсем.
– Серьезно? – обрадовался Джек.
– А вы как думаете?
– Ну, этот парень меня лично не возбуждает, – со смехом сказал он и осторожно спросил: – А к кому-нибудь еще?
Кэтрин медленно покачала головой и мягко сказала:
– Это очень редкое явление. Оно или есть, или его нет. Вот с вами у нее оно было. И она все еще думает об этом. Много думает.
Думал и Джек, который обратил внимание на то, что Кэтрин использовала настоящее время. Если бы так выразился кто-то другой, это могло бы ничего не значить, но Кэтрин знала, что говорила.
Он мог бы расспросить ее о деталях, но вдруг она скажет, что Рэйчел просто пытается понять прошлое, а сейчас ничего подобного не чувствует?
Нет, не стоит рисковать.
Дело в том, что сам-то он теперь все это чувствовал. Чувствовал, когда прикасался к ней, втирая крем или разрабатывая конечности. Чувствовал, когда смотрел на ее губы или эти веснушки. Чувствовал, когда шел по больничному коридору и заходил в ее палату.
Можно, конечно, считать, что он находится здесь из-за чувства вины, или из-за девочек, или ради старых воспоминаний, но правда заключается в том, что он и сейчас ощущает свою неразрывную связь с Рэйчел. «Дело не доделано до конца», – сказал он Джилл. Возможно, тут есть и еще кое-что. Когда они впервые встретились, ему больше всего понравилось в Рэйчел то, что она сумела пробудить в нем все самое лучшее. Может быть, она до сих пор сохранила в себе эту способность?
Вот так Джек и сидел, мысленно продолжая свой разговор с Кэтрин, и хотя он специально не думал о работе, голова усиленно работала в этом направлении. Глядя на Рэйчел, держа се за руку, он начал говорить о монтанском проекте и вдруг увидел возможное решение. Оно отличалось и от того, которое он предлагал первоначально, и от всех предложенных поправок, но вполне могло подойти.
Побоявшись, что сейчас все забудет, он оставил Рэйчел, вытащил блокнот и начал поспешно переносить на бумагу свои замыслы, потом загрузил компьютер и внес их туда. Сохранив то, что пришло ему в голову, он принялся со всех сторон критически изучать свой эскиз, но в глубине души уже понимал, что нашел наконец правильное решение.
Его мучения закончились. Клиент будет доволен. Курортный комплекс будет построен именно по этому проекту. Дело сделано.
Окрыленный успехом, Джек снова всю ночь проработал в студии Рэйчел. Спать он лег лишь в четыре часа утра, но удовлетворение от проделанной работы того стоило. Он довольно легко встал, чтобы позавтракать с девочками и отвезти их к остановке школьного автобуса, позвонить в больницу и передать со своего ноутбука в контору найденное решение по проекту. Затем, проигнорировав электронное письмо от Дэвида, он снова лег в постель и проспал до десяти. Встав, он не спеша выпил чашку кофе и, выйдя из дому, отправился к поваленному дереву. Там он просидел с полчаса, лениво наблюдая за дикими индюшками – крупными коричневыми птицами, которых Джек никак не мог себе представить ощипанными и сваренными.
Бриться он не стал – Рэйчел не обращала внимания на щетину. По дороге, остановившись возле магазина, он купил дюжину двухлитровых бутылок с прохладительными напитками и, продолжая испытывать радость победы, завез их в школу перед самым началом пикника. После этого он отправился в Монтерей.
Он знал, что Рэйчел все еще лежит в коме. Чего он не знал – так это того, что к ней прибыли новые посетители.
Глава 15
Каждый раз, когда Джек видел Викторию Китс, он бывал просто потрясен. Раз от разу она выглядела все моложе и моложе, и это было бесспорным фактом, а не субъективным мнением желающего ей угодить бывшего зятя. Сейчас Джек не видел ее шесть лет, но эти шесть лет на ней нисколько не отразились. Глаза ярко блестели, кожа была совершенно гладкой – Джек решил, что она сделала третью подтяжку. Виктория не только обладала безупречным вкусом – а стало быть, всегда шикарно одевалась, – но и отказывалась признавать, что мода имеет какие-либо возрастные ограничения. Сейчас на ней были шикарное платье из набивного джерси коричневой, черной и бежевой расцветки, тонкие коричневые чулки и стильные коричневые туфли. Светлые волосы были собраны сзади в элегантный пучок, на гладком лице резко выделялись ярко накрашенные губы.
В общем, у Виктории Китс был чрезвычайно эффектный вид, особенно по сравнению с другой, простой и скромной женщиной, стоявшей в ногах Рэйчел.
– Мама! – сказал этой женщине Джек, и сердце его заныло – как всегда, когда он ее видел. – Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть!
– Конечно, не ожидал, – сказала Виктория Китс. – Ты ведь ей не сообщил об аварии, так как не хотел, чтобы она беспокоилась, но ведь Рэйчел, в конце концов, ее невестка и мать ее внучек. Юнис была так расстроена, когда я рассказала ей все, что настояла, чтобы мы здесь встретились.
Джек уже собирался спросить, каким образом его мать, редко выезжавшая за пределы Орегона, ухитрилась сама добраться до Монтерея, но Виктория не дала ему такой возможности.
– Ну, пожалуй, Рэйчел выглядит не так плохо, как я себе представляла. Конечно, у нее на лице эта отвратительная ссадина, но она как будто быстро заживает, а докторша сказала мне, что с ногой все будет нормально. Кажется, будто она спит! – Она похлопала Рэйчел по руке. – Ничего, спи, дорогая, сейчас тебе как раз это и нужно. Докторша заверила меня, что твое пробуждение – вопрос нескольких дней. А тогда тебе придется посмотреть на этого мужчину. – Она бросила на Джека сердитый взгляд, но, поскольку кожа, неоднократно подвергавшаяся подтяжке, не всегда могла правильно отражать движение мышц, лицо ее вместо гневного приняло удивленное выражение. – Ты выглядишь так, будто тебя кошки драли. Знаешь, мне сказали, что у комы могут быть психологические причины.
Джеку это тоже говорили. Все объективные показатели свидетельствовали, что Рэйчел быстро поправляется, а так как врачи не могли понять, почему она не приходит в сознание, то начинали предлагать какие-то другие объяснения. Сам Джек считал их весьма сомнительными.
– Наверное, она просто боится на тебя смотреть, – сказала Виктория. – Разве так должны одеваться преуспевающие архитекторы? Возможно, так принято на западном побережье, но в Нью-Йорке никто не стал бы разгуливать в таком виде. В Нью-Йорке архитекторы всегда нарядно одеты – как это и должно быть; там они разбираются в моде. Впрочем, в Нью-Йорке все соответствует более высоким стандартам. Когда ты в последний раз брился?
– Вчера утром.
– Твой отец брился каждый день, – напомнила ему Юнис.
– Пожалуй, ты не брился дольше, – оглядев его, решила Виктория, – но мы не собираемся тебя ругать. В конце концов, на тебя свалился большой груз. Рэйчел, мне сказали, что он здесь бывает каждый день. Одно это кое-что значит! Он живет с девочками в Большом Суре, и после всех криков о том, что он предпочитает большой город, надо признать, что, не считая щетины, он выглядит неплохо. Конечно, он бы мог надеть отглаженные брюки, а его джинсы видали лучшие дни, так же как и туфли. О! – Она приподняла руку Рэйчел. – Какие у тебя ногти! Кто-то сделал тебе прекрасный французский маникюр. Так ногти кажутся длиннее и более элегантными. Сколько лет я убеждала тебя отрастить ногти?
– Она ведь рисует, – напомнил Джек. Обойдя постель, он слегка коснулся плеча матери – по меркам их семьи, невиданное проявление чувств – и, заняв место напротив Виктории, взял Рэйчел за другую руку. – А длинные ногти только мешают.
– Не понимаю, как они могут мешать, – возразила Виктория, – особенно если она пользуется кисточкой. Конечно, такой маникюр требует чего-то более элегантного, чем фланель! – с презрением добавила она. – Тем более светло-зеленая. А где же белье, которое я прислала?
– В Большом Суре…
– Я посылала его сюда.
– Я знаю, но…
– Тьфу ты! Я ведь как-то читала, что шелк мешает работе электронных устройств вроде мониторов. – Она осторожно похлопала себя по гладкому лбу. – Я должна была об этом помнить! Я преспокойно могла бы прислать хлопок. Мы могли все купить в городе, – обратилась она к Юнис и вновь повернулась к Джеку. – Я арендовала машину в аэропорту, встретила Юнис на вокзале, и вот мы здесь, но я должна была догадаться сделать остановку. Честно говоря, я думала, у Рэйчел есть все, что нужно.
– У нее и в самом деле все есть.
– Ты знаешь, какие грубые здесь водители? Мне еще нигде так не сигналили! А грузовики? Они тут везде, и все такие громадные! Попробуй такой объехать на шоссе. Я хотела нанять и водителя, но передумала. Знаешь, – задумчиво произнесла она, глядя на Юнис, – нам обязательно надо сделать остановку в городе. Там в Хантингтоне есть один чудесный ресторан… хотя мы, возможно, одеты не так, как надо…
«Виктория-то одета так, как надо, – подумал Джек, – а вот Юнис, пожалуй, нет». На ней простая белая блузка, юбка до колен и поношенные полуботинки. Явно подстриженные дома седые волосы и морщинистое лицо красноречиво свидетельствовали о том, что Юнис уже за семьдесят. Сердце Джека болезненно сжалось. В Хантингтоне она будет выглядеть как осел на скачках.
– Должна сказать, Джек, я считала, что ты перевезешь Рэйчел в город. Мне не слишком понравилось, как со мной обошлись, когда я сюда звонила. Конечно, качество медицинского обслуживания определяется не только этим, однако понятие врачебного такта достаточно широкое и прямо зависит от руководства – по крайней мере так я говорю своей команде. Так что я ждала худшего, и тут вдруг знакомлюсь с Карой лично. Какая же она приятная молодая женщина! И какие у нее замечательные жемчужные серьги! Эта женщина знает, как себя подать. К слову сказать, я знаю ее родителей. Это боковая ветвь филадельфийских Бейтсов, у которых летний дом в Ньюпорте. Прекрасная семья!
– Родители Кары разве не моложе тебя? – спросил Джек.
– Джек! – одернула его Юнис, но Викторию слова Джека нисколько не смутили.
– Не намного, – заверила она его. – Кара – самая младшая из четверых детей, так она мне сказала. Очень милая девочка. А где же твои? Я хотела бы увидеть своих внучек. Я не часто здесь бываю и не смогу надолго задержаться. Это очень обидно, тем более что моя дочь в коме, но в понедельник совет директоров проводит в Нью-Йорке ежеквартальное собрание, так что мне надо вылететь обратно уже завтра. Я знаю, ты говорил, Джек, чтобы я вообще не приезжала, но я решила, что должна приехать, хотя бы ненадолго. Так где же девочки?
– В школе, – ответил Джек. Когда говоришь односложно, меньше вероятность, что тебя прервут.
– А как они сюда добираются? Они ведь приезжают к матери, не так ли? Я думаю, для Рэйчел самое главное, что ее дочери здесь. Конечно, это они принесли сюда всю эту музыку. – Она поморщилась. – Какой ужас! Я ее выключила. Здесь нужно что-нибудь более подходящее.
– Подходящее?
– Если она слушает музыку, то пусть это будет что-нибудь стоящее. Рэйчел любила слушать симфонии. Ты знаешь, что она хотела стать пианисткой?
Пианисткой? Навряд ли. Это скорее Виктория хотела, чтобы Рэйчел стала пианисткой, а не сама Рэйчел. Виктория подарила им на свадьбу пианино, и его пришлось тащить из Тусона в Сан-Франциско, потому что «Стейнвей» обычно так просто не продают, особенно если это подарок родителей, – после развода, правда, Рэйчел его быстро продала. А до этого она самым непочтительным образом использовала пианино как полку для фотографий, вина и закуски; на круглом табурете всегда стояли горшки с растениями.
Пианисткой? Насколько мог вспомнить Джек, Рэйчел никогда не садилась за пианино, чтобы что-нибудь сыграть.
Впрочем, нет, однажды вечером она играла – перед самым разводом. Он тогда только что пришел домой с работы, а дел еще оставалось по горло. Девочки уже спали. Услышав доносящиеся из гостиной звуки музыки, Джек спустился туда и увидел Рэйчел за пианино. Горшки с цветами стояли на полу, табурет ненадолго вернул себе свою первоначальную функцию. Облокотившись левой рукой на пианино, Рэйчел правой наигрывала какую-то тихую, печальную мелодию – вероятно, что-то из Бетховена.
Прислонившись к дверям, Джек стоял и слушал, как она играет. Рэйчел долго не замечала его присутствия, а он смотрел и смотрел на нее, жалея о том, что ему не хватает ни времени, ни таланта, чтобы ее сейчас нарисовать. Заметив наконец его, она обрадовалась:
– Кончил работу?
– Нет. Я просто услышал, как ты играешь. Ты очень хорошо играешь.
– Я? Ну что ты! После трех лет мучительных занятий я так и не научилась координировать правую руку с левой, поэтому единственное, что могу, – это выжимать одной рукой отдельные ноты.
– Так странно тебя здесь видеть! Почему тебе вдруг захотелось играть?
Она задумчиво и печально посмотрела на клавиши.
– Не знаю. Мне просто не хочется больше ничего делать. Не могу найти себе занятия.
– Ну, занятие я бы тебе нашел, – похлопав по дверной ручке, сказал Джек. – Работы у меня сейчас хватает. – Он уже собрался уходить, но вдруг, вспомнив об одной важной встрече, намеченной на завтрашнее утро, остановился. – Костюм в полоску забрали из химчистки?
Вот тогда он ее окончательно оттолкнул. Джек понял это только сейчас. Он оттолкнул ее, переключившись на свои проблемы – точно так же, как это всегда делала ее мать.
«В тот момент я не придал никакого значения инциденту с пианино», – подумал Джек. Сколько же еще их было, подобных ситуаций? Он оттолкнул тогда Рэйчел тем, что не хотел замечать ее проблем, был слеп и эгоистичен – совсем как Виктория, которая даже здесь слушает только себя. А Юнис? Ее язвительная натура не изменилась. Сейчас она говорила не много, но все сказанное звучало крайне недоброжелательно. Джек не раз приезжал к ней на Рождество, но после одного-двух часов пребывания в одном доме с матерью, сестрой и братьями ему уже отчаянно хотелось поскорее уехать. Больше всего на свете они по-прежнему любили выискивать чьи-то недостатки, кого-то осуждать. Джек понимал, что этим они стараются скрыть неуверенность в собственных силах, но впечатление все равно оставалось тяжелым.
