Текст книги "Дорога к тебе"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
– Она сегодня ничего не ела. Совсем ничего.
Джек не знал, как ее утешить. Вместо того чтобы произносить какие-то пустые, ничего не значащие слова, он придвинулся поближе к дочери. Хоуп ласкала кошку, своей маленькой рукой гладя ее по голове от носа к ушам, по шее и спине – до самого хвоста. Девочка повторяла это движение снова и снова, и вскоре Джек услышал, как кошка замурлыкала.
– Ей это нравится, – прошептал он.
Хоуп кивнула, продолжая гладить свою любимицу. Мурлыканье не прекращалось.
Немного помедлив, Джек тоже провел рукой по спине кошки. Ее шерсть оказалась на удивление теплой и мягкой. Джек попробовал еще раз, в глубине души ожидая, что кошка поднимет голову и выразит ему свое недовольство. Но Джиневра этого не сделала. Напротив – продолжая всем телом прижиматься к Хоуп, она посмотрела на него с полным доверием.
И этим его совершенно покорила.
Глава 8
В пятницу утром, убедившись, что в состоянии Рэйчел не произошло никаких изменений, Джек запросил консультацию невролога из Сан-Франциско, Вильяма Брина. Джек был абсолютно уверен, что это лучший из специалистов. Его имя назвала не только Тина, но то же самое по факсу сообщила Джеку и Виктория Китс.
Консилиум проходил в кабинете Стива Бауэра. Кроме самого Бауэра, там присутствовали Кара Бейтс, Синди Уинстон и Джек. Связь с Брином осуществлялась по телефону.
На компьютер Брина были отправлены последние данные о состоянии Рэйчел. Бауэр устно прокомментировал их. Кара дала свою интерпретацию, основанную на наблюдении за пациентом. Синди сообщила об отсутствии реакции больной во время мытья, переворачивания и физических упражнений.
Джек до последнего момента надеялся, что миллионы долларов, ежегодно затрачиваемые на научные исследования, все-таки уже принесли какие-то результаты, которые можно использовать, чтобы помочь Рэйчел, но Брин, подводя итог, сказал:
– Я хотел бы посоветовать что-либо еще, но думаю, что в Сан-Франциско сделали бы все то же самое. Случай типичный. Больная обходится без аппаратуры жизнеобеспечения, сейчас только четвертый день, и состояние ее не ухудшается.
– И не ухудшится? – спросил Джек. – Существует ли вероятность того, что положение внезапно изменится? – У Джека по-прежнему всякий раз сжималось сердце, когда он снова приезжал в больницу или когда просто звонил телефон.
– Существует, – ответил врач. – Но если это случится, ваша команда немедленно об этом узнает и сможет соответственно отреагировать. С комой всегда так – нужно ждать и ждать. Мне очень жаль, мистер Макгилл. Я знаю, что вы хотели бы услышать совсем другое, но, видите ли, это все равно что разряжать бомбу. Если чересчур поспешишь, она может взорваться.
Выйдя в коридор, Джек позвонил Виктории. Она настаивала на консультации с экспертом, и Джек хотел, чтобы она узнала, что это сделано. Он также хотел поблагодарить ее за цветы и сообщить новости о состоянии Рэйчел, хотя и не слишком обнадеживающие.
Ему пришлось оставить ей сообщение – Виктория все еще была за границей.
* * *
Когда приехал Бен Вулф, Джек сидел возле Рэйчел в состоянии, близком к отчаянию. Ненадолго задержав взгляд на ее прекрасно уложенных волосах, немного уменьшившейся опухоли и бирюзовой ночной рубашке, Джек встал.
– Поговорите пока с Рэйчел, – сказал он, обращаясь к Вулфу. – Я скоро вернусь. – Бен угрозы для него не представляет, а ему надо кое-что сделать.
Подойдя к телефонам, находящимся в коридоре, Джек позвонил Джилл. Услышав ее голос, он вновь почувствовал себя виноватым.
– Привет!
– Привет! – обрадовалась она. – Я уже гадала, когда же ты обо мне вспомнишь.
Охватившее его чувство вины усилилось.
– Это были тяжелые дни. Девочки очень расстроены. Я все еще сижу в больнице. Рэйчел по-прежнему без сознания.
– Я знаю.
– А, так ты звонила в мою контору?
– Нет. – Она вздохнула. – Я не хотела, чтобы Тина знала, что ты мне не звонишь, поэтому позвонила в больницу.
Джеку стало еще хуже.
– Прости меня, Джилл. У меня было слишком много забот.
– И все-таки ты мог бы позвонить, – не согласилась она. – Ты даже не подумал, что мне тоже хотелось бы знать, как дела у Рэйчел.
Да, она права. И он даже не может толком объяснить, почему не звонил.
Но Джилл ждала ответа.
– Я пытался управиться со всем одновременно – с работой, с девочками, с Рэйчел. Это настоящий кошмар.
– Всего один звонок, Джек! Это отняло бы десять секунд.
Да, десять секунд. Но, черт побери, она же не так измотана, как он!
– Ты и сама могла мне позвонить в Большой Сур, – возразил он. – Телефон Рэйчел есть в справочнике.
– Я решила, что ты обо мне забыл, – после паузы печально сказала Джилл.
Джек провел рукой по волосам.
– Я не забыл.
– Я думала, разговор со мной для тебя ничего не значит.
– Нет, – вздохнул он, – просто нечего было сказать. Не так давно я присутствовал на консилиуме, и здешним медицинским светилам тоже, оказывается, нечего сказать. Так вот обстоят дела, Джилл. Остается только сидеть и ждать.
– Ты не понял меня. Если бы я что-то для тебя значила, тебе бы просто хотелось услышать мой голос. Уже это было бы для тебя утешением.
Как ее голос может служить ему утешением, если он напоминает о десятках дел, которые он бросил в городе на произвол судьбы?
– Сейчас неподходящее время, Джилл. Совсем неподходящее, – сжимая корпус телефонного аппарата, сказал он.
– Это и есть твой ответ?
Джек вздохнул:
– Нет. Просто я пытаюсь справиться с очень большими трудностями, и мне нужно хоть немного времени.
– Тебе всегда нужно время.
– Ты знала об этом, когда мы еще только встретились. Ты знала, что у меня много обязанностей.
– Я не думала, что ты чем-то будешь обязан бывшей жене, – сказала она и тут же спохватилась: – Боже, прости меня, Джек! Это эгоистично с моей стороны. Она ведь в коме и может умереть.
– Она не умирает. Я все еще надеюсь, что она придет в сознание где-нибудь в начале недели.
– И до этих пор мы не увидимся? – осторожно спросила Джилл. – Даже в субботу вечером?
В последние месяцы Джек, если не встречался с девочками или не был в отъезде, проводил все субботние вечера с Джилл – и с нетерпением ждал этих встреч. В обществе Джилл он отдыхал от всех забот. Она стимулировала его физически и интеллектуально. Он любил ее – по крайней мере до тех пор, пока она не пыталась заглядывать в будущее. Тогда Джек чувствовал себя загнанным в угол – вот как сейчас.
– Я не могу в эту субботу, – раздраженно сказал он. Что будет с девочками, если он в субботу уедет, причем надо учесть, что до Сан-Франциско три часа езды? Ну, допустим, Саманте уже пятнадцать лет и у нее могут быть свои планы, но она слишком мала, чтобы водить машину, живут они бог знает где, а их мать в критическом состоянии. – Я должен быть с девочками. У них целый список того, что мне необходимо сделать для них в эти выходные, а кроме того, мне надо свозить их к матери. Врачи хотят, чтобы они с ней разговаривали. Они считают, что девочки могут помочь ей сосредоточиться и вернуться к реальной жизни. В эти выходные со временем у меня будет очень напряженно.
– Понятно, – сказала Джилл.
Ничего ей не понятно, судя по тому, с какой печалью она это произнесла.
– Может быть, в понедельник, когда девочки будут в школе, – сказал Джек. Он собирался снова заехать в контору, независимо от того, очнется Рэйчел или нет. – Может, вместе пообедаем?
Как легко, оказывается, ее обрадовать!
– Я не против. – Голос Джилл явно повеселел.
– Скажем, в час в «Звездах».
– Нет, не в «Звездах». Дома. Я сама приготовлю.
Тогда это затянется. Тут уж будет невозможно наскоро поесть и убежать, так что неизвестно, сколько времени это все займет. Но ради Джилл можно пойти на такую жертву. Она заслужила большее, чем несколько дней молчания.
– Что ж, звучит неплохо, – согласился Джек. – Буду ждать с нетерпением. Спасибо за то, что ты меня понимаешь, Джилл. Это для меня сейчас самое главное.
И он повесил трубку, чувствуя себя отъявленным негодяем.
Это чувство не оставляло его до самой палаты Рэйчел.
Говоривший ей что-то Бен, увидев Джека, покраснел и замолчал.
– Мы говорили о выставке.
– И что же она сказала? – не удержался Джек.
– Не… довольно много. Я сообщил ей, что вы просмотрели ее работы. Так что вы думаете? Сможем мы что-то организовать?
Джек не видел ее работ. В студию он заходил только для того, чтобы проверить факс, после чего сразу же уходил, не глядя по сторонам. Он знал, что это не случайно, но не мог понять причины – так же, как не мог понять, почему так долго не звонил Джилл.
Поэтому он лишь констатировал очевидное.
– Мы можем что-либо организовать лишь в том случае, если она придет в сознание. Если же не придет… – Он неопределенно махнул рукой.
– Сколько картин она закончила?
– Не могу точно сказать. Я не считал.
– Наверное, мне все-таки стоит на них взглянуть.
– Ну, вам нет никакой необходимости так далеко ехать. – В нем снова заговорил собственник. Пусть этот человек и не опасен, но Джеку не хотелось бы видеть его в доме Рэйчел. – Я все посчитаю завтра, когда не нужно будет везти детей в школу. Вы будете в галерее в эти выходные?
– В воскресенье, с двенадцати до пяти.
– Я заеду. – Он протянул руку. – Спасибо, что заглянули. Мы это очень ценим.
Бен пожал протянутую руку, оглянулся на Рэйчел, словно хотел что-то сказать, но передумал, и тихо удалился.
Сидя в кресле возле постели Рэйчел, Джек незаметно для себя задремал. Проснулся он внезапно, словно от толчка.
– Прошу прощения. Я не хотела вас будить.
Мутными после сна глазами Джек посмотрел на вошедшую в палату женщину. Ее трудно было назвать красавицей. Слишком длинный нос, чересчур узкое лицо, жидкие седые волосы. Тем не менее она была неплохо сложена, одета в шелковую блузку и изящные брюки, да и вообще выглядела довольно элегантно. К тому же от нее приятно пахло. Впрочем, возможно, этот запах исходил от большой сумки на молнии, которую она с собой принесла.
Лицо женщины показалось Джеку знакомым.
Он встал:
– Кажется, мы уже встречались?
Она улыбнулась:
– Меня зовут Фэй Либерман. Я здесь уже была. Мы с Рэйчел состоим в клубе книголюбов.
– А! – сказал Джек. – Это вы принесли красивые синие цветы. Еще вы играете в гольф.
Она покраснела:
– Ну, я играю не особенно хорошо, но мой муж собирается выйти на пенсию и целиком отдаться этой игре, так что, боюсь, если я не научусь, то буду ужасно скучать. – Она поставила сумку на столик. – Это обед. Нужно же чем-то порадовать себя в выходные. Я подумала, что вам сейчас почти не удается поесть чего-нибудь домашнего. Насчет того, как это разогреть, внутри есть инструкция.
– Боже мой! – вырвалось у Джека. Им действительно почти не удавалось поесть ничего домашнего. Он был тронут. – Это очень любезно с вашей стороны.
– Не стоит благодарности. Как Рэйчел?
– Лежит здесь и слушает наши разговоры, но сама ничего не говорит.
Подойдя к кровати, Фэй взяла Рэйчел за руку:
– Это я, Рэйчел. Я принесла твоей семье поесть. Но не куриный суп. Джеку нужно что-нибудь посолиднее. Так по крайней мере всегда говорит мой Билл. Куриный суп – это для детей и инвалидов. Нас не проведешь, правда? – Она взглянула на Джека: – Как там девочки?
Девочки! Джек бросил взгляд на часы.
– Ждут, что я заберу их из школы, как мы договорились. – Он пожал Фэй руку и выразительно посмотрел на сумку. – Они будут в восторге. Мы всю неделю питались черт знает чем. Большое спасибо, что вспомнили о нас.
– Да что вы! – отмахнулась она. – Это у нас в генах – у еврейских матерей. Не стесняйтесь – кушайте.
Они так и поступили – все пятеро. Оказывается, Саманта пригласила Лидию и Шелли в гости с ночевкой. Джек не подозревал об этом до того самого момента, когда две лишние девочки втиснулись в «БМВ» и выгнать их оттуда было уже как-то неудобно.
Может, Кэтрин и права – нужна машина побольше. Впрочем, пока об этом все равно некогда думать.
В сумке-термосе находился цыпленок в винно-томатном соусе, с картошкой и морковью. Все ели с большим аппетитом. Саманта с подругами непрерывно болтали обо всем, что приходило на ум. Хоуп, с Джиневрой на коленях, слушала их раскрыв рот – впрочем, как и Джек. Совсем как современные литераторы с их «потоком сознания», Саманта и компания свободно перескакивали с темы на тему и имели собственное мнение практически обо всем. С таким словоизвержением Джек давно не сталкивался.
Только на следующее утро он понял, к чему все это затевалось.
– Они поедут со мной за покупками! – категорически заявила Саманта, когда Джек опрометчиво предложил по дороге завезти девочек домой. – В этом же вся суть! Я не могу сама выбрать себе платье, а ты не женщина. Раз мамы здесь нет, мне нужны подруги.
Джеку хотелось сказать: «Ни в коем случае! У меня полно забот с собственными детьми, и мне не нужны еще двое. Кроме того, я не могу привести всю эту ораву в отделение реанимации – не говоря уже о том, что они едва умещаются в моей машине!»
Еще ему хотелось спросить: «А что это у тебя с глазами? С каких это пор ты подводишь ресницы? Твоя мама об этом знает?»
Но Джек не хотел раздражать Саманту, тем более тогда, когда они только-только начали налаживать отношения, поэтому он оставил эти мысли при себе.
Они побывали в «Саксе». Они побывали в «Бенеттоне». К тому времени, когда они посетили еще три специализированных магазина, Джек уже жалел о своем решении. Если бы они были вдвоем с Самантой, она бы что-нибудь присмотрела еще в первом магазине и они уже давно были бы свободны. Хоуп стала какой-то дерганой, да он и сам разнервничался.
– Все, заканчиваем, – объявил Джек, когда компания остановилась на углу, решая, куда идти. – Еще один магазин, и все, так что подумайте как следует. В «Саксе» было очень хорошее платье.
Девочки долго совещались, а когда они наконец согласились вернуться, Джек и Хоуп обменялись довольными улыбками. Улыбки на их лицах, однако, исчезли, когда Саманта понесла к кассе совсем не то голубое платье, которое имел в виду Джек. Это платье было коротким, узким и черным.
– Послушай, Сэм, тебе не кажется, что оно немного… чересчур?
– Что значит чересчур?
– Ну, взрослое.
– Мне уже пятнадцать.
– В этом платье ты выглядишь на все двадцать два.
– В том-то и дело! – довольно улыбнулась она.
Эта улыбка привела Джека в смятение. Он впервые понял, что его старшая дочь быстро превращается в красивую молодую женщину. Но чувство радости и гордости, которое он испытал, быстро сменилось беспокойством. До совершеннолетия ей осталось совсем немного. Готов ли он к этому? Нет. Может ли он это предотвратить? Нет.
– Думаешь, твоей матери понравится это платье? – с сомнением спросил он, подозревая, что Рэйчел с ее любовью к яркой и просторной одежде будет недовольна выбором дочери.
– Она будет в восторге, – сказала Сэм и, вновь улыбнувшись своей неотразимой улыбкой, протянула руку за кредитной карточкой.
По дороге из Кармела в Монтерей Джек начал всерьез подумывать о том, что действительно надо купить новую машину. Лидия и Шелли все же настояли на визите к Рэйчел, так что они вновь набились в «БМВ». С платьем возникла серьезная проблема. Саманта сначала хотела его повесить, потом, когда это оказалось невозможным, решила положить на сиденье, но места для этого не было совсем. Джек, который немного разбирался в тканях, сказал, что такое платье можно даже скомкать, и оно потом восстановит свою форму, особенно после того, как Саманта его наденет – такое оно тесное. Это ее разозлило. В конце концов Саманта согласилась положить платье на сиденье, но осталась недовольна Джеком, а это означало, что все его попытки ей угодить пропали впустую. Сейчас, казалось ему, он отдал бы за «Чероки» свою правую руку.
Однако покупка машины – все-таки чересчур серьезное дело. Прежде всего это большой расход. Далее – хотя Рэйчел и нужна новая машина, но даже если бы она и была в сознании, то все равно не смогла бы какое-то время водить, и, наконец, она наверняка захотела бы купить машину сама. Однажды он сделал это за нее, и больше такой ошибки не повторит.
Они были женаты семь лет. Ее красный «фольксваген», который существовал еще до их свадьбы, неоднократно умирал и возрождался. Он все еще пыхтел, но отчаянно нуждался в новом радиаторе. Желая сделать ей сюрприз, Джек однажды утром под тем предлогом, что нужно сделать ремонт, отогнал машину на свалку и вернулся домой на «вольво». Рэйчел стало плохо с сердцем. Это был один из их первых разговоров на повышенных тонах – или один из последних? Джек не мог вспомнить. Ругаться вообще было не в их стиле. И Рэйчел вскоре успокоилась. Она вообще не из тех, кто машет кулаками после драки. Да и что тут изменишь? «Фольксвагена» больше нет, вместо него появился «вольво».
Он не вспоминал об этом инциденте многие годы, считая, что Рэйчел тогда пошла на принцип из феминистского стремления самой принимать решения. В то время его звезда быстро поднималась вверх по небосклону, тогда как звезда Рэйчел по-прежнему оставалась у самого горизонта – она занималась воспитанием детей. Так что у Рэйчел были основания чувствовать себя обойденной.
Правда, она никогда не говорила, что хочет решать сама. Она говорила, что хочет, чтобы они принимали решения вместе, как и должно быть в нормальной семье. Неужели он этого не хочет?
Да нет, он хотел, и ей следовало бы об этом знать. Однако вскоре она стала сама принимать решения, с ним не советуясь и объясняя это тем, что его, дескать, не было в городе. Как подозревал Джек, она действовала по принципу «око за око», причем во все большем масштабе.
Но все это не имело никакого отношения к настоящему. Он спрашивал ее насчет новой машины. Раз она не ответила, решение за ним. А он пока не собирается спешить с покупкой.
Лучше подождать.
На этот раз Джек засиделся у Рэйчел. Он разминал ее пальцы, сжимал и разжимал кулаки, расчесывал волосы, вглядывался в лицо.
Девочки уже хорошо знали дорогу в кафетерий, чтобы принести сначала прохладительные напитки, потом ленч, а еще через некоторое время – замороженный йогурт. Приехала мать Лидии и забрала Лидию и Шелли. Пришли и ушли на удивление покладистая сегодня Кэтрин, Чарли с розовой лентой в волосах, Джен с нелепым маникюром, бесцветные Нелли и Том.
Когда они приходили, Джек старался отступить на второй план. Он не знал этих людей, они были частью той жизни, которую Рэйчел устроила себе без него. О, они были очень доброжелательны! Они представлялись и говорили хорошие слова о девочках. Но все чувствовали себя неловко. Он был плохим парнем в обществе хороших парней.
Тем не менее он их всех пересидел. Он помог дежурной сиделке помыть Рэйчел и сделать упражнения для конечностей. Когда ее губы пересохли, он принес с сестринского поста вазелин. Когда ее голова сползла с подушки, он переложил Рэйчел повыше.
– Когда мы поедем, папа? – в который раз спрашивала Хоуп. Ее кошка была у Дункана, и она хотела ее забрать.
Джек это понимал и тем не менее тянул с отъездом. Он твердил себе, что дежурный персонал не знает Рэйчел, поэтому он должен помочь медикам, но дело было не только в этом. Здесь он чувствовал себя лучше, спокойнее – никакого звона в ушах. Здесь не надо было принимать решений, все, что требовалось от Джека, – это находиться возле Рэйчел, разговаривать с ней и по мере сил помогать. Такая вот восхитительная простота.
Однако Саманте надо было ехать к еще одной подруге на день рождения, а Хоуп, которая пыталась занять себя чтением, постоянно бросала на него умоляющие взгляды. В конце концов Джек сжалился над ними и увез из больницы.
Студия Рэйчел ждала его.
Подбросив Хоуп к Дункану, Джек заехал в местный магазин, где сделал необходимые покупки. Дома он поставил остатки курицы Фэй в духовку, загрузил в стиральную машину белье и уселся под деревьями, с наслаждением вдыхая здешний душистый воздух.
Вскоре к нему присоединилась Хоуп, и они довольно долго просидели вместе. Гладя теплую спину Джиневры и физически ощущая ее слабость, Джек молился, чтобы Хоуп оказалась права насчет того, что кошка не испытывает боли. В том, что сама Хоуп из-за нее страдает, Джек не сомневался.
Студия Рэйчел ждала его.
За ужином Джек расспрашивал Хоуп о школе, о ее подругах, о книге, которую она читает. Он сказал ей, что гордится тем, как она относится к Джиневре, а когда Хоуп расплакалась, Джек подошел к ней и обнял. От Хоуп все еще пахло маленькой девочкой. Джек знал, что скоро и она захочет носить короткие, облегающие черные платья, но пока это была сама невинность.
Он хотел сказать ей что-нибудь ободряющее насчет кошки, но не мог придумать ничего, что облегчило бы ее боль. Поэтому он просто обнимал ее, и это, кажется, было то, что нужно.
– Эй! – сказал Джек, когда дочка перестала плакать. – Ты не хочешь мне помочь?
– В ч-чем? – по-прежнему уткнувшись ему в плечо, спросила она.
– С мамиными картинами. Надо посмотреть, что там есть, а то я обещал этому прилизанному Бену поговорить о выставке. Я никак не могу заставить себя туда пойти.
– Почему?
– Не знаю. Может, потому, что я всегда любил ее работы.
– И поэтому не хочешь на них смотреть?
– Я хочу. – Джек понял, что это противоречит тому, что он сказал раньше. – Но ее работы всегда меня волнуют.
– Ты начинаешь грустить?
– Да нет, не грустить.
– Радоваться?
– Они заставляют меня… переживать.
Хоуп посмотрела на него все еще мокрыми глазами.
– В понедельник она рисовала морских выдр. Они такие классные! Они еще на мольберте. Хочешь на них посмотреть?
Какая же она прелесть, его младшая дочь! Милая, чуткая. Старшая сестра часто ее подавляет, но только не сегодня. Сегодня это все та же маленькая девочка, которая любила забираться к нему на колени, от чего Джек чувствовал себя на седьмом небе.
– Если ты возьмешь меня с собой, – улыбнулся он.
В студии они пробыли около часа. Потом Хоуп отправилась в свою комнату читать, а Джек разложил на кухонном столе бумаги, собираясь работать. Однако, едва взглянув на них, он вновь вернулся в студию.
Рэйчел максимально облегчила ему задачу. К столу был прикреплен список картин, которые она собиралась выставлять. Картины, над которыми она работала перед самой аварией, стояли неподалеку от мольберта, остальные – на стеллажах с соответствующими этикетками. Он просмотрел их все – с Хоуп в роли амортизатора. Она чувствовала его настроение и старалась рассказать о каждой картине. Джек ее не прерывал, довольный тем, что она отвлеклась от мыслей о кошке.
Сейчас он снова рассматривал картины, внимательно изучал каждую из них, периодически возвращаясь к уже просмотренным. Рэйчел рисовала природу. Кроме морских выдр, столь красочно изображенных, здесь были серые киты и белые цапли, перепелки и гагары, олени в снегу и олени в высокой траве, бабочки на лугу и гремучая змея, так хорошо замаскировавшаяся, что ее можно было заметить, только внимательно присмотревшись к картине. Был койот, взглянувший Джеку прямо в глаза с такой смешанной со страхом угрозой, что Джек едва не отшатнулся.
Вот почему он так долго не решался посмотреть работы Рэйчел. Они всегда оказывали на него очень сильное – если не сказать пугающее – впечатление. Использовала ли она масляные краски, акварель или пастель, ее картины были весьма реалистичны, весьма жизненны. Неудивительно, что ее популярность постоянно растет – в век, когда людей беспокоит состояние окружающей среды, Рэйчел сумела передать всю беззащитность живой природы.
И это сильнейшее впечатление Рэйчел создает одним лишь движением кисти! Джеку никогда не удалось бы сделать ничего подобного, он не смог бы ни увидеть этого, ни передать зрителям. Рэйчел гораздо талантливее его.
Как подозревал Джек, именно поэтому он и выбрал архитектуру. Да, конечно, до встречи с Рэйчел он уже занимался именно архитектурой, но им было так хорошо друг с другом, что он некоторое время всерьез обдумывал мысль о том, чтобы заняться живописью вместе с ней. Он не стал этого делать под тем предлогом, что кому-то из них нужно зарабатывать деньги. Но в глубине души Джек понимал, что его работы всегда будут уступать работам Рэйчел.
Джек снова просмотрел все работы. Одиннадцать картин были полностью готовы – их оставалось только вставить в рамы. Семь, в том числе выдры, были почти готовы, если не считать фона, который был прорисован лишь эскизно. С задней стороны каждого холста были прикреплены полевые наброски и фотографии.
Пожалуй, чтобы закончить эти семь картин, Рэйчел понадобилось бы недели полторы. А на то, чтобы вставить в рамы? Заготовки были сложены возле стены. Для своих картин Рэйчел выбрала широкие деревянные рамы, простые и естественные. Если поторопиться, обрамление можно выполнить за несколько дней.
В общем, две недели работы, при том, что до выставки как раз две недели. Если бы художница не лежала в коме – никаких проблем.
Он хотел сказать об этом Вулфу, когда заехал к нему в галерею воскресным утром, но прежде чем Джек успел открыть рот, Бен повел его в соседнюю комнату. Там в нише висели три картины в широких деревянных рамах. Светильники на потолке освещали каждое полотно так, чтобы оно выглядело наиболее привлекательно, – Бен знал свое дело.
– У нас их было четыре, – стал объяснять он, на своей территории чувствуя себя увереннее. – Одну из них на прошлой неделе продали, остальные продаже не подлежат. Рэйчел была категорически против, и я за это ее не виню. Если бы они были моими, я бы тоже их оставил. Вот эта – моя любимая. – Он жестом указал на одно из полотен, но Джек и так уже обратил на него внимание. Дилетант, возможно, и не заметил бы разницы между картинами, но Джек, во-первых, не был дилетантом, а во-вторых, он имел к этой работе непосредственное отношение.
Картину, которая так нравилась Бену и которую Рэйчел отказывалась продавать, они с Рэйчел писали вместе. На ней были изображены два маленьких рысенка, сидящих на поваленном дереве. Фоном служил окруженный деревьями луг. Эту сцену они подсмотрели, когда бродили по той самой Санта-Люсиас, которую теперь Рэйчел называла своим домом. Тогда она написала рысят, а Джек – задний план.
– И что вам в ней понравилось? – спросил Джек.
Ничего не подозревающий Бен не стал медлить с ответом:
– Задний план хотя и гармонирует со всем остальным, но все же чуть-чуть выделяется, и из-за этого рысята производят более сильное впечатление.
– Вы говорили об этом Рэйчел?
– Много раз.
– И что она отвечает?
– Только то, что это было написано много лет назад. Так что там с картинами? Сколько их вы нашли в ее студии?
«Одиннадцать», – подумал Джек, все еще глядя на картину, которую они с Рэйчел писали вместе. Она не сказала Бену о его участии. Может, это и нечестно, но весьма любопытно. Картина не продается? Это хорошо.
– Так можно все же попытаться провести выставку? – настойчиво спросил Бен.
– Я думаю… ну, пожалуй, я думаю, что да, – сказал Джек, потому что попытаться действительно стоило. Это как раз не вопрос. Вопрос в другом – как будет реагировать Рэйчел, если Джек вновь возьмется за кисть и станет ее соавтором.
