Текст книги "Сборник.Том 3"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 57 страниц)
КРИЗИС
Дэниел и Жискар с присущей механическим людям вежливостью проводили Мандамуса и его роботов за пределы поместья, а заодно обошли территорию, дабы убедиться, что рабочие роботы на своих местах, и обратили внимание на погоду – было облачно и немного холоднее, чем полагалось по сезону.
Дэниел сказал.
– Доктор Мандамус открыто признал, что Поселенческие миры теперь сильнее Внешних. Я не ожидал от него этого.
– Я тоже, – подхватил Жискар. – Я был уверен, что поселенцы стали сильнее, чем космониты, потому что Элайдж Бейли много лет назад предсказал это, но я не мог сказать, когда это станет ясно аврорианскому Совету. Мне казалось, что социальная инерция будет держать Совет в полной уверенности относительно превосходства космонитов ещё долго после того, как это превосходство исчезнет. Я только не мог рассчитать, как долго продлится их заблуждение.
– Я поражен, что партнер Элайдж предсказал это так давно.
– Люди способны мыслить так, как мы не умеем.
Будь Жискар человеком, в его словах слышались бы сожаление или зависть, но, поскольку Жискар был роботом, он просто констатировал факт.
– Читая историю людей, я пытался получить если не способ мышления, то знания. Наверняка где-то в длинных описаниях событий должны быть скрыты Законы Человечества, эквивалентные Трем Законам Роботехники.
– Мадам Глэдия сказала мне, что эта надежда несбыточна, – произнес Дэниел.
– Вполне возможно, друг Дэниел. Хоть мне и кажется, что Законы Человечества должны существовать, я не могу найти их. Каждое обобщение, которое я пытался сделать, имело множество исключений. Но если такие Законы существуют и я их найду, я лучше пойму человека и буду уверен, что повинуюсь Трем Законам наилучшим образом.
– Поскольку партнер Элайдж понимал человека, у него, наверное, было какое-то знание Законов Человечества.
– Возможно. Но он знал их, как люди говорят, интуитивно. Я не понимаю этого слова, оно означает неизвестную мне концепцию. Возможно, это лежит за пределами разума, а в моём распоряжении только разум.
Разум и память!
Память, которая работает, конечно, не по образцу человеческой. В ней нет несовершенства воспроизведения событий, суетливости, пробелов и того, когда желаемое принимают за действительное или руководствуются эгоизмом.
Память робота отмечает события так, как они произошли, только в ускоренном темпе. Секунды складываются в наносекунды, и дни событий могут ожить за время малой заминки в беседе.
Жискар оживил в памяти тот визит на Землю, как делал много раз, чтобы понять способность Бейли предсказывать будущее, но так и не понял.
Земля!
Фастольф отправился на Землю на аврорианском военном корабле с полным комплектом товарищей-пассажиров, как людей, так и роботов. Однако, когда они оказались на орбите, только Фастольф взял модуль для высадки. Инъекции стимулировали его иммунный механизм; надев перчатки, комбинезон, контактные линзы и носовые фильтры, он чувствовал себя в полной безопасности, но другие аврориане не пожелали войти в состав делегации. Фастольф только пожал плечами: ему казалось, как он позже объяснил Жискару, что его примут лучше, если он будет один. Делегация могла напомнить Земле о старых временах Космотауна, когда космониты имели постоянную базу на Земле и непосредственно влияли на жизнь планеты.
Но Фастольф взял с собой Жискара.
Приехать без робота было немыслимо даже для Фастольфа. Однако появление нескольких роботов могло бы насторожить землян, которые и так ненавидели космонитов, а Фастольф надеялся увидеться и провести переговоры с землянами.
Первым делом он, разумеется, встретится с Бейли, который должен был олицетворять его связь с Землей и её народом. Фастольф очень хотел увидеться с Бейли, поскольку был ему многим обязан.
Вообще-то Бейли хотел видеть Жискар. Он слегка укрепил эмоции и импульс в мозгу Фастольфа, чтобы привести своё желание в исполнение, но Фастольф об этом не знал и даже не подозревал.
Бейли ждал его на посадочной полосе, с ним была небольшая группа официальных лиц с Земли. Началась трудная процедура встречи с вежливыми фразами и официальным протоколом. Прошло несколько часов, прежде чем Бейли и Фастольфу удалось поговорить, да и то потому лишь, что вмешался Жискар и коснулся мозга самого главного чиновника, выглядевшего явно усталым. Лучше ограничиться усилением уже существующей эмоции, это почти никогда не приносит вреда.
Бейли и Фастольф сидели в маленькой столовой, которой обычно пользовались только высшие правительственные чины.
Еду здесь можно было заказать, набрав на компьютерном меню комбинацию знаков; подавали компьютерные разносчики.
Фастольф улыбнулся:
– Очень передовой метод. Но эти разносчики – те же специализированные роботы. Я удивлён, что на Земле пользуются ими. Они явно не космонитского происхождения.
– Да, – согласился Бейли, – они, так сказать, доморощенные. Предназначены только для верхушки, и мне впервые приходится пользоваться ими. Второго случая, конечно, не представится.
– Вас могут назначить на высокий пост, и тогда вы станете пользоваться такими вещами.
– Никогда этого не будет, – сказал Бейли.
Перед собеседниками были поставлены блюда: разносчик оказался достаточно искушенным, чтобы проигнорировать Жискара, который стоял за спиной Фастольфа.
Некоторое время Бейли ел молча, потом нерешительно сказал:
– Я очень рад снова видеть вас, доктор Фастольф.
– Я тоже. Я не забыл, как два года назад вы сумели отвести от меня подозрение в уничтожении робота Джандера и всё ловко повернули против моего самоуверенного оппонента доктора Амадейро.
– Я до сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю об этом, – сказал Бейли. – И вас, Жискар, я тоже рад видеть. Надеюсь, что вы не забыли меня.
– Это совершенно невозможно, сэр, – ответил Жискар.
– Вот и хорошо. Ну, доктор, похоже, что политическая ситуация на Авроре продолжает оставаться благоприятной. Так говорят наши источники информации. Правда, я не очень им доверяю.
– В данный момент можете верить. Моя партия жёстко контролирует деятельность Совета. Амадейро упорно держится в оппозиции, но я подозреваю, что пройдёт немало лет, прежде чем его приверженцы оправятся от нанесенного вами удара. А как дела у вас и у Земли?
– Неплохо. Скажите, доктор, вы привезли с собой Дэниела?
Лицо доктора слегка дёрнулось в замешательстве.
– Простите, Бейли, – медленно сказал Фастольф. – Я его привез, но оставил на корабле. Мне показалось невежливым являться в сопровождении робота, столь похожего на человека. Поскольку Земля по-прежнему настроена против роботов, появление человекоподобной машины могло, по моему мнению, показаться им намеренным вызовом.
– Я понимаю. – Бейли вздохнул.
– Правда ли, что ваше правительство намерено запретить использование роботов в городах?
– Я подозреваю, что к этому очень скоро придут, дабы сократить финансовые потери. Все роботы будут переведены в сельскую местность, где будут использоваться в сельском хозяйстве и на рудниках. Так они постепенно будут исчезать, и на новых планетах их не будет совсем.
– Кстати, о новых планетах: ваш сын уже оставил Землю?
– Да, несколько месяцев назад. Он сообщил нам, что благополучно прибыл с несколькими сотнями поселенцев, как они себя называют, на новую планету. Там есть какая-то местная растительность, но в атмосфере мало кислорода. Со временем эта планета станет подобием Земли. А пока там поставлены купола. Поселенцы объявили всем и каждому, что необходимо срочно заняться землеустройством. Письма Бентли и редкие гиперволновые переговоры обнадеживают, но всё равно его матери чертовски недостаёт сына.
– А вы поедете туда, Бейли?
– Я не уверен, что жизнь на чужой планете под куполами – то, о чём я мечтал, доктор Фастольф. У меня нет молодости и энтузиазма Бена, но, думаю, года через два-три я поеду. Во всяком случае, я уже подал в департамент заявление о своем намерении эмигрировать.
– На Земле, наверное, очень огорчены?
– Ничуть. Они, конечно, выражают сожаление, но рады избавиться от меня. У меня здесь чересчур дурная слава.
– А как земное правительство реагирует на стремление расселиться по всей Галактике?
– Нервно. Не запрещает, но и не поощряет. Оно по-прежнему подозревает, что космониты противятся этому и хотят каким-то нехорошим образом воспрепятствовать такой практике.
– Социальная инерция, – сказал Фастольф. – Они судят о нас по нашему поведению в прошлом. А сейчас мы ясно дали понять, что поощряем земную колонизацию новых планет И даже намерены колонизировать новые планеты для себя.
– Надеюсь, вы объясните это нашему правительству. Ещё один маленький вопрос, доктор Фастольф: как там… – Бейли замялся.
– Глэдия? – спросил Фастольф, скрывая улыбку. – Вы забыли её имя?
– Нет. Я просто не решался…
– С ней всё в порядке. Живёт хорошо. Она просила напомнить вам о ней, но, думаю, в этом нет необходимости: вы и так её помните.
– Надеюсь, её солярианское происхождение не используется против неё?
– Нет, так же как и её роль в падении Амадейро. Скорее наоборот. Я позабочусь о ней, будьте уверены. Однако я не могу вам позволить полностью отойти от дел. Значит, бюрократический аппарат продолжает препятствовать эмиграции? Будет ли процесс продолжаться, несмотря на такое сопротивление?
– Возможно, – сказал Бейли, – но не наверняка. Сильная оппозиция в основном среди народа. Им трудно вырваться из громадных подземных городов, из своего дома.
– Из своего лона.
– Да, если хотите. Отправиться на новые планеты, десятки лет вести примитивную жизнь очень трудно. Когда я думаю об этом, особенно в бессонные ночи, то решаю, что не поеду. Так случалось сотни раз, но по утрам я отменял своё решение. А уж если так тревожусь я, можно сказать, зачинщик всего этого дела, то кто же поедет спокойно и с радостью? Без правительственного одобрения, без, так сказать, его напутственного пинка под зад населению весь проект может провалиться.
Фастольф кивнул:
– Я попытаюсь убедить ваше правительство. А если мне не удастся?
– Если вам не удастся, – тихо сказал Бейли, – и проект провалится, останется только один выход: Галактику должны заселить космониты. Дело должно быть сделано.
– И вы согласны смотреть, как космониты заселяют Галактику, тогда как ваш народ остаётся на единственной планете?
– Совершенно не согласен, но это всё-таки лучше, чем ничего. Много столетий назад земляне полетели к звёздам, основали несколько поселений, которые теперь называются Внешними мирами. И эти немногие первопроходцы освоили другие миры. Но потребуется много времени, чтобы космониты или земляне заселили и обжили новый мир. И это должно продолжаться.
– Согласен. Но почему вы так ратуете за экспансию, Бейли?
– Я чувствую, что иначе человечество не продвинется вперёд. Дело не в географическом распространении, а в стимуляции других видов экспансии. Если на другие планеты не претендуют иные разумные существа, если распространение пойдёт в пустом пространстве, так почему бы не расселиться? В таких условиях противиться освоению новых пространств – значит упрочить распад.
– Значит, вы тоже видите альтернативу? Экспансия – продвижение вперёд, а отсутствие её – упадок?
– Да, я верю в это. Но если Земля откажется от экспансии, то её должны предпринять космониты. Человечество, будь то земляне или космониты, должно распространяться. Я хотел бы увидеть, как эту задачу выполняют земляне, но уж лучше экспансия космонитов, чем вообще никакой. Либо те, либо другие.
– А если одни станут расселяться, а другие – нет?
– Тогда распространившееся общество окажется сильнее, а оставшиеся ослабеют.
– Вы уверены?
– Мне кажется, это неизбежно.
Фастольф кивнул:
– Вполне согласен, вот поэтому я пытаюсь подвигнуть на это и землян и космонитов. Это третья возможность и, думаю, лучшая.
В памяти пролетали последующие дни: огромные толпы народа, беспрерывно двигавшиеся по экспресс-путям, бесконечные совещания с многочисленными чиновниками, мозги в толпе.
Главное – мозги в толпе, мозги в такой плотной толпе, что Жискар не мог выделить индивидуумов. Мозги перемешивались и сливались в громадную пульсирующую серую массу, где время от времени можно было заметить искры подозрительности и неприязни, возникавшие всякий раз, когда кто-то из этого множества смотрел на Жискара.
Однако как-то раз Фастольф оказался на конференции с небольшим количеством участников. И Жискару удалось иметь дело с индивидуальным мозгом, что было важно.
Их пребывание на Земле близилось к концу, когда Жискару наконец удалось остаться наедине с Бейли. Минимально воздействовав на несколько мозгов, он добился своего – объявили перерыв.
– Не думайте, что я игнорировал вас, Жискар, – виновато сказал Бейли. – Просто у меня не было случая побыть с вами. Я не такая уж большая шишка и не могу распоряжаться своим временем.
– Я так и понял, сэр, но сейчас мы можем побыть вместе некоторое время.
– Да. Доктор Фастольф сказал мне, что Глэдия живёт хорошо. Но он мог сказать так по доброте душевной, зная, что я хочу услышать. Вам я приказываю говорить правду. У Глэдии всё в порядке?
– Доктор Фастольф сказал вам правду, сэр.
– Надеюсь, вы помните, что, когда мы в последний раз виделись на Авроре, я просил вас охранять и защищать Глэдию?
– Друг Дэниел и я, сэр, помним вашу просьбу. Я устроил так, что, когда доктора Фастольфа не станет, мы с другом Дэниелом перейдём в собственность мадам Глэдии. Тогда у нас будет ещё больше возможностей оберегать её.
– Это будет уже после меня, – печально сказал Бейли.
– Я понимаю, сэр, мне очень жаль.
– Ничего не поделаешь, но кризис наступит – должен наступить – раньше смерти доктора Фастольфа. Но всё равно после моей.
– Что вы имеете в виду, сэр? Какой кризис?
– Жискар, кризис может наступить, доктор Фастольф говорит на редкость убедительно. Есть и другие факторы, действующие вместе с ним, и это обеспечивает выполнение задачи.
– И что же, сэр?
– Все чиновники, с которыми виделся и говорил доктор Фастольф, теперь с энтузиазмом поддерживают эмиграцию. Раньше они не одобряли её или, во всяком случае, относились к ней сдержанно, а теперь, коль скоро власти предержащие отнеслись к проекту благосклонно, другие последуют за ними. Это будет похоже на эпидемию.
– Но ведь вы этого хотели, сэр?
– Да, но такого я, пожалуй, не ожидал. Мы начнем распространяться в Галактике, а что, если космониты не последуют нашему примеру?
– А зачем им отказываться?
– Не знаю. Я высказываю предположение. Что, если они этого не сделают?
– Тогда Земля и планеты, которые заселит её род, станут сильнее, как вы сами говорили.
– А космониты ослабеют. Но какое-то время они будут сильнее, чем Земля и Поселенческие миры, хотя разница будет резко сокращаться. Космониты неизбежно станут рассматривать землян как растущую опасность и наверняка решат, что Землю и поселенцев надо остановить, пока не поздно, и принять для этого крутые меры. Это и будет период кризиса, который определит всю будущность человечества.
– Я понимаю вашу точку зрения, сэр.
Бейли задумался, а потом спросил шёпотом, словно боялся, что его подслушивают:
– Кто знает о ваших способностях?
– Из людей только вы, но вы не можете сказать об этом другим.
– Знаю, что не могу. Дело в том, что не Фастольф, а вы осуществили поворот на сто восемьдесят градусов и сделали всех чиновников, с которыми вошли в контакт, ярыми сторонниками эмиграции. И вы сделали так, что Фастольф взял сюда вас, а не Дэниела. В вас всё дело, а Дэниел мог бы только отвлекать внимание.
– Я чувствовал необходимость свести персонал к минимуму, чтобы избежать трудностей со стиранием обидчивости людей. Мне очень жаль, сэр, что вы не встретились с Дэниелом. Я вполне сознаю ваше разочарование.
– Ладно. Я понимаю и прошу вас передать Дэниелу, что я чертовски соскучился по нему. В любом случае я остаюсь при своей точке зрения: если Земля вступит в большую политику заселения планет, а космониты отстанут, ответственность за это и, следовательно, за кризис, ляжет на вас. Вы должны чувствовать эту ответственность и в дальнейшем, когда кризис наступит, и использовать свои способности для защиты Земли.
– Я сделаю всё, что смогу, сэр.
– Если вам это удастся, Амадейро или его коллеги могут наброситься на Глэдию. Не забудьте, вы должны защищать её.
– Ни Дэниел, ни я не забудем.
– Спасибо, Жискар.
Они расстались. А вскоре после этого гости улетели домой.
Поднимаясь вслед за Фастольфом в модуль, Жискар ещё раз увидел Бейли, но на этот раз у них не было возможности поговорить. Бейли помахал рукой и беззвучно, одними губами, выговорил: «Помните».
Жискар понял, что он сказал и что чувствовал. Больше Жискар никогда не видел Бейли.
Когда Жискар думал о своем единственном посещении Земли, в памяти его сразу всплывали подробности последовавшего за этим визита к Амадейро в Институт роботехники.
Устроить такую встречу оказалось делом нелёгким.
Амадейро, тяжело переживавший своё поражение, всячески уклонялся от визита к Фастольфу: он считал это унизительным.
– Ну что ж, – сказал тогда Фастольф Жискару. – Я могу позволить себе великодушие победителя и сам пойду к нему. В конце концов, должен же я с ним увидеться.
Фастольф стал членом Института роботехники после того, как благодаря Бейли Амадейро не удалось осуществить свои политические амбиции. Тогда Фастольф передал в Институт все сведения о создании и эксплуатации человекоподобных роботов. Сколько-то их было сделано, а затем проект приказал долго жить, и Фастольф занервничал.
Сначала Фастольф решил прибыть в Институт без сопровождения роботов. Явиться без охраны, можно сказать, голым, в самое сердце всё ещё сильного вражеского лагеря. Это был знак не только доверия и дружелюбия, но и полнейшей уверенности в себе, и Амадейро должен был понять это. Фастольф продемонстрировал бы, что убеждён – Амадейро и вся его команда не посмеют пальцем тронуть единственного врага, легкомысленно явившегося прямо в волчью пасть.
Но затем Фастольф, сам не зная почему, изменил решение и взял с собой Жискара.
Со времени последней встречи с Фастольфом Амадейро, похоже, немного похудел, но по-прежнему был высок и крепок.
Однако утратил свою самоуверенную улыбку. И когда при появлении Фастольфа он попытался изобразить её, она более напоминала звериный оскал; впечатление усиливал угрюмый взгляд.
– Ну, Калдин, – сказал Фастольф, – мы нечасто видимся, несмотря на то что уже четыре года коллеги.
– Бросьте ваше показное благодушие, Фастольф! – раздраженно рявкнул Амадейро. – И называйте меня Амадейро. Мы коллеги только по работе, и я не скрываю и никогда не скрывал уверенности в том, что ваша внешняя политика – самоубийство для нас.
За спиной Амадейро стояли три робота, огромные, блестящие. Подняв брови, Фастольф посмотрел на них.
– А вы неплохо защищены от мирного человека и его единственного робота.
– Вы прекрасно знаете, что они не нападут на вас. А почему вы пришли с Жискаром, а не с вашим шедевром Дэниелом?
– Дэниелу лучше держаться от вас подальше, Амадейро. Так безопаснее.
– Шутить изволите? Мне больше не нужен Дэниел. Мы делаем собственных человекоподобных роботов.
– На базе моих чертежей.
– Усовершенствованных.
– Однако вы их не используете. Вот поэтому я и пришёл к вам. Я знаю, что моё положение в Институте чисто номинально, что даже моё присутствие нежелательно, не говоря уже о моих суждениях и рекомендациях. Однако я как сотрудник Института протестую против вашего нежелания использовать человекоподобных роботов.
– А как, по-вашему, мы должны их использовать?
– Предполагалось, что человекоподобные роботы будут осваивать новые миры, куда впоследствии эмигрируют космониты, – не так ли?
– Но против этого вы и выступали, не так ли?
– Да, выступал. Я хотел, чтобы космониты сами обустраивали новые планеты. Этого, однако, не произошло и, как я теперь вижу, вряд ли произойдёт. Тогда давайте пошлем человекоподобных роботов. Это всё же лучше, чем ничего.
– Все ваши альтернативы ничего из себя не представляли, пока в Совете не возобладала ваша точка зрения. Космониты не поедут в необустроенную глушь, и им, похоже, не нравятся человекоподобные роботы.
– Так вы же не дали космонитам шанс полюбить их. Земляне уже начали заселять новые планеты, даже самые дикие, и делают это без помощи роботов.
– Вы прекрасно знаете разницу между землянами и нами. Их на Земле восемь миллиардов плюс множество поселенцев.
– Но и нас пять с половиной миллиардов.
– Это не единственное различие, – сердито сказал Амадейро. – Они плодятся, как насекомые.
– Нет. Численность земного населения стабильна вот уже несколько столетий.
– Но у них есть потенциальная возможность. Если они дружно бросятся в эмиграцию, то легко могут производить по сто шестьдесят миллионов особей каждый год, и по мере завоевания новых миров это число будет расти.
– Но и мы способны увеличить прирост населения до ста миллионов в год.
– Биологически – да, но не социологически. Мы живем долго и не хотим уходить так быстро.
– Мы можем послать большую часть новых людей на другие планеты.
– Они не поедут. Мы дорожим нашими людьми, сильными, здоровыми, способными прожить почти четыре столетия. Земля же не ценит людей, которые живут меньше ста лет, страдают от болезней и выживают из ума даже за этот короткий промежуток времени. Для них не имеет значения, что они будут ежегодно обрекать миллионы на нищету и гибель. В сущности, даже сами жертвы не боятся нищеты и смерти, поскольку ничего другого на Земле не имеют. Эмигрирующие земляне улетают из своего зачумленного мира, хорошо зная, что хуже не будет. А мы, наоборот, ценим наши благоустроенные и уютные планеты, и нам нелегко покинуть их.
– Сколько раз я слышал эти аргументы! Между прочим, Амадейро, Аврора тоже когда-то была дикой планетой, а стала удобной и уютной, и так было с каждым Внешним миром.
– Мне тоже осточертели ваши аргументы, но я не устаю отвечать на них. Пусть Аврора была примитивной, но её заселили земляне, а другие Внешние миры заселялись если не землянами, то космонитами, которые ещё не забыли о своем земном происхождении. Но теперь не те времена. То, что сделали тогда, сегодня сделать нельзя. – Он хищно оскалился. – Нет, Фастольф, вся ваша политика направлена на то, чтобы сотворить Галактику, населённую одними землянами, в то время как космонитам должен прийти конец. Теперь вы видите, что так и происходит. Ваша знаменитая поездка на Землю два года назад стала поворотным пунктом. Вы предали собственный народ, подтолкнув этих полулюдей к экспансии. Всего за два года они заняли двадцать четыре планеты, и число это растёт.
– Не преувеличивайте. Ни один из Поселенческих миров ещё не готов к заселению и не будет готов ещё несколько десятилетий. И не все они окажутся подходящими, так что, когда ближайшие планеты будут заняты, шансы на дальнейшее заселение уменьшатся, и первоначальный поток спадет. Я одобрял их экспансию, потому что рассчитывал и на нашу. Мы ещё можем догнать их, если постараемся, и в здравом соревновании займем Галактику вместе.
– Нет, – сказал Амадейро. – То, что вы имеете в виду, – самая деструктивная политика из всех возможных. Дурацкий идеализм. Экспансия односторонняя и таковой останется, что бы мы ни делали. Земляне лезут безудержно, и их нужно остановить, пока они не стали слишком сильными.
– Как вы предлагаете это сделать? У нас с Землей подписан договор о дружбе, где особо оговорено, что мы не станем препятствовать их экспансии в космосе, а они не тронут ни одной планеты в радиусе двадцати световых лет от каждого Внешнего мира. И они строго соблюдают свои обязательства.
– О договоре всем известно. Всякий знает, что ни один договор не будет соблюдаться, если он начинает действовать против государственных интересов более могущественной из подписавших его сторон. Я не признаю ценности этого договора.
– А я признаю, и он будет соблюдаться.
Амадейро покачал головой:
– Трогательная вера. Как он будет соблюдаться после того, как вы отойдёте от власти?
– Я пока не намерен отходить.
– Как только Земля и её поселенцы станут сильнее, космониты испугаются, и вы долго у власти не удержитесь.
– А если вы разорвёте договор, уничтожив Поселенческие миры, и закроете ворота на Землю, станут ли космониты эмигрировать и заселять Галактику?
– Скорее всего нет. Но если мы решим, что нам этого не надо, что нам и здесь хорошо, так не всё ли равно?
– В таком случае Галактика не станет человеческой империей.
– Ну и что?
– Тогда космонитам придёт конец, даже если и Земля погибнет.
– Излюбленная трескучая фраза вашей партии, Фастольф. Нет никаких доказательств, что такое случится. Но, даже если это случится, это будет наш выбор. По крайней мере мы хоть не увидим, как маложивущие варвары захватывают Галактику.
– Вы всерьез намекаете, что хотели бы увидеть смерть космической цивилизации, лишь бы остановить Землю?
– Я надеюсь, что мы не погибнем, Фастольф, но, если случится худшее, тогда что ж, моя смерть не менее страшна, чем триумф этих недочеловеков, маложивущих, пораженных болезнями существ.
– От которых мы произошли.
– …и с которыми больше не имеем генетической общности. Разве мы черви, потому что миллиарды лет назад наши предки были червями?
Фастольф сжал губы и направился к выходу.
Торжествующий Амадейро не остановил его.