Текст книги "Сборник.Том 3"
Автор книги: Айзек Азимов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 57 страниц)
– Ого!
Василия вспыхнула:
– Я требую Жискара! Почему им владеет чужестранка?
– Только потому, что так завещал Фастольф. К тому же она гражданка Авроры.
– Кто это сказал? Для всех аврориан она солярианка.
Охваченный внезапным приступом ярости, Амадейро стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
– Василия, чего вы от меня хотите? Я не люблю солярианку, она мне очень неприятна, и, будь у меня возможность, я бы, – он быстро взглянул на роботов, – я бы вышвырнул её с планеты. Но я не могу оспаривать завещание. Даже если бы был законный путь к этому – а его нет, – я не счел бы разумным делать это. Фастольф умер…
– Именно поэтому Жискар должен быть моим.
Амадейро не обратил внимания на её слова.
– Коалиция, которой руководил Фастольф, распадается. В последние несколько десятилетий она держалась только благодаря его обаянию. Я хочу собрать остатки этой коалиции и присоединить к своим последователям. Таким образом я могу собрать группу, которая станет доминировать в Совете и контролировать следующие выборы.
– И сделает вас следующим Председателем?
– А почему бы и нет? Авроре хуже не будет, а мне это дало бы шанс изменить нашу никудышную политику, пока не поздно. Беда в том, что у меня нет популярности Фастольфа, нет его дара излучать святость, чтобы скрыть глупость. Следовательно, если я стану праздновать победу над умершим, это будет плохо выглядеть. Никто не должен говорить, что при жизни Фастольф пренебрегал мною, а когда он умер, я наплевал на его завещание. Я не желаю быть смешным. Вы поняли? Обойдётесь без Жискара!
Василия встала, выпрямилась и прищурилась.
– Посмотрим!
– Уже видим. Наш разговор окончен, и, если вы мечтали стать главой Института, я не потерплю никаких угроз. Так что, если вы намерены продолжать, советую вам одуматься.
– Я не угрожаю, – сказала Василия, всем своим видом свидетельствуя о том, что говорит неправду.
Она знаком приказала роботу следовать за собой и вышла.
Неожиданность, вернее, серия неожиданностей, началась через несколько месяцев, когда Мэлун Сисис пришёл в кабинет Амадейро на обычное утреннее совещание.
Амадейро всегда радовался приходу Сисиса. Этот самый Сисис был спокойным промежутком в курсе делового дня. Он был старым сотрудником Института и единственным, кто не имел амбиций и не ждал смерти или отставки Амадейро. Он был просто превосходным подчиненным. Он преданно служил патрону и пользовался доверием.
Поэтому Амадейро очень огорчился, когда примерно год назад заметил впалую грудь и неуверенную походку своего превосходного подчиненного, учуял некий запах тления. Неужели Сисис стареет? Ведь он всего на несколько десятков лет старше Амадейро.
Больше всего Амадейро поразила неприятная мысль, что с постепенной деградацией многих сторон жизни космонитов исчезают, похоже, и надежды. Он не раз собирался посмотреть статистические данные, но всё время забывал или подсознательно боялся сделать это.
Судя по всему, Сисис был взволнован: лицо раскраснелось (это ещё более подчеркивало седину в бронзовых волосах), его буквально распирало от изумления.
Амадейро даже не пришлось спрашивать, что случилось. Сисис сразу же выложил всё.
Когда он закончил, Амадейро ошеломленно спросил:
– Прекращены все радиопередачи?
– Все, шеф. Видимо, они умерли или уехали. Ни одна обитаемая планета не может не испускать хоть какого-то электромагнитного излучения при нашем уровне…
Амадейро жестом приказал ему замолчать. Василия говорила – не очень уверенно, правда, – что соляриане готовятся покинуть планету. Это было бессмысленное предположение. Все четыре загадки были в той или иной степени бессмысленными. Он тогда сказал, что подумает об этом, и, конечно, не подумал. Теперь, по-видимому, ясно, что он совершил ошибку.
Рассказ Василии выглядел абсурдным, таким же абсурдным это казалось и сейчас.
Амадейро задал тот же вопрос, что и тогда, хотя и не рассчитывал получить ответ. Да и откуда взяться ответу?
– Куда они могли деваться, Мэлун?
– Об этом не говорится ни слова, шеф.
– Ладно. А когда они ушли?
– Об этом тоже ни слова. Мы получили известие сегодня утром. Беда в том, что интенсивность излучения на Солярии и так была низка. Население очень разбросано, а роботы хорошо экранированы. Интенсивность там ниже, чем в других Внешних мирах, и на два порядка ниже, чем у нас.
– Значит, однажды кто-то обратил внимание, что малая интенсивность упала до нуля, но никто не заметил, когда это случилось. Кто обнаружил?
– Нексонианский корабль, шеф.
– Каким образом?
– Корабль вынужденно оказался на орбите Солярии – непредвиденный ремонт. По гиперволне он просил разрешения, но ответа не получил. Им ничего не оставалось, как остаться на орбите и делать ремонт. За это время их никто не побеспокоил. Наконец с помощью приборов они обнаружили, что не получали не только ответа, но и вообще никаких сигналов. Когда точно прекратилось излучение, они сказать не могут. Последняя запись сообщения с Солярии была сделана больше двух месяцев назад.
– А другие три её загадки? – пробормотал Амадейро.
– Простите, шеф?
– Ничего-ничего. – Амадейро нахмурился и погрузился в размышления.
Глава 13РОБОТ-ТЕЛЕПАТ
Мандамус ничего не знал о событиях на Солярии, когда через несколько месяцев вернулся из продолжительного третьего путешествия на Землю.
В первое путешествие, шесть лет назад, его послал Амадейро, с некоторыми затруднениями добившись его назначения на пост уполномоченного эмиссара Авроры. Нужно было договориться о некоторых мелочах, связанных с переходом торговыми кораблями границы космонитской территории.
Он с честью вытерпел церемониальные и бюрократические мероприятия и очень быстро понял, что свобода передвижения такого эмиссара, как он, весьма ограничена. Но все это не важно, потому что он узнал то, что хотел узнать.
Он вернулся с новостями.
– Я сомневаюсь, доктор Амадейро, что там возникнут какие-нибудь проблемы. Земное правительство не имеет никакой возможности контролировать въезд и выезд. Каждый год Землю посещают миллионы поселенцев с десятков планет, и каждый год эти миллионы гостей разъезжаются по домам. Похоже, каждый поселенец считает свою жизнь неполной, если периодически не дышит воздухом Земли и не бывает в её перенаселённых подземельях. Я думаю, это поиски корней. Они вроде и не замечают, что жизнь на Земле просто кошмарна.
– Я это знаю, Мандамус, – устало ответил Амадейро.
– Только умозрительно, сэр. Вы не можете по-настоящему понять, пока сами не увидите. Один раз побывав там, вы обнаружили бы, что ваше «знание» и реальность, как день и ночь. Поэтому никто не должен был хотеть вернуться…
– Ваши предки наверняка не хотели возвращаться, когда оставили планету.
– Наверное, – согласился Мандамус. – Но в те времена межзвёздный перелет был не таким лёгким, как сейчас. Он длился много месяцев, а прыжок был хитрой штукой. Теперь же время перелета – несколько дней, а прыжок – самое обычное дело. Если бы во времена наших предков вернуться на Землю было так же легко, как сейчас, я думаю, мы вряд ли отделились бы.
– Давайте без философии, Мандамус. Ближе к делу.
– Да, конечно. Кроме бесчисленных потоков поселенцев, которые шастают туда-сюда, каждый год миллионы землян эмигрируют в Поселенческие миры. Некоторые почти сразу же возвращаются, не сумев адаптироваться, другие привыкают, но очень часто приезжают в гости на Землю. Нет никакой возможности следить за этими приездами и отъездами, да Земля и не пытается. Такие попытки могут нарушить движение потока, а Земля прекрасно понимает, что каждый пассажир везёт монету. Туристский бизнес, если можно так выразиться, является самой прибыльной отраслью Земли.
– Я полагаю, вы хотите сказать, что мы без труда сможем внедрить на Землю гуманоидных роботов?
– Без всякого труда. Теперь, когда они правильно запрограммированы, мы можем послать на Землю несколько групп с фальшивыми документами. Мы ничего не можем сделать с их уважением к людям, но это не выдаст их: его примут за обычное уважение поселенцев к планете предков. Но боюсь, нам не удастся высадить их в космопорту какого-нибудь города. Обширные пространства между городами практически безлюдны, если не считать примитивных рабочих роботов, и приземлившийся там корабль не будет замечен или, во всяком случае, не привлечёт внимания.
– Я думаю, это слишком рискованно, – сказал Амадейро.
Две группы человекоподобных роботов были посланы на Землю и смешались с жителями городов, но никак не могли найти способ выбраться в пустынные области между городами, чтобы общаться с Авророй по защищенному гиперлучу.
Мандамус всё хорошенько обдумал и после долгих колебаний сказал:
– Я снова поеду туда, сэр. Я не уверен, что они найдут правильное место.
– А вы сами-то знаете правильное место? – саркастически спросил Амадейро.
– Я тщательно копался в древней истории Земли, сэр, и знаю, что найду его.
– Я не думаю, что мне удастся убедить Совет послать вас на военном корабле.
– А я и не хотел этого. Это хуже, чем просто бесполезно. Мне нужно одноместное судно с достаточным запасом энергии, чтобы хватило на оба конца.
Вот так Мандамус нанес второй визит на Землю и высадился неподалеку от одного из малых городов. С облегчением и удовлетворением он обнаружил нескольких роботов в нужном месте и провёл некоторое время с ними, наблюдая за их работой, сделал несколько распоряжений и кое-что улучшил в их программе.
Затем под нелюбопытными взглядами нескольких примитивных роботов земного производства Мандамус пошёл к городу.
Это был рассчитанный риск, и Мандамус, отнюдь не герой, чувствовал неприятное сердцебиение. Но всё прошло хорошо.
Стражник у ворот был слегка удивлён, когда появился человек, по всем признакам проведший долгое время на открытом пространстве.
Мандамус предъявил документы поселенца, и стражник только пожал плечами. Поселенцы ничего не имели против открытого пространства, и даже предпринимали небольшие экскурсии на поверхность, в поля и леса, лежавшие вокруг города. Поэтому стражник бегло посмотрел на бумаги, а больше их никто не спрашивал.
Внеземной акцент Мандамуса – он старался, чтобы акцент как можно меньше походил на аврорианский, – принимался без обсуждения, и никому не приходило в голову, что Мандамус – космонит. Да и прийти не могло. Прошло уже двести лет с тех пор, как космониты имели на Земле постоянный аванпост. Официальных космонитских эмиссаров было мало, а в последнее время стало ещё меньше, и земляне из провинции, видимо, даже забыли о существовании космонитов.
Правда, Мандамус немного опасался, что тонкие прозрачные перчатки и носовые фильтры, которые он всё время носил, могут обратить на себя внимание, но этого не случилось. Никто не запрещал ему путешествовать из города в город. Он был человеком состоятельным, а деньги многое значили на Земле – как, впрочем, и во Внешних мирах.
Он начал привыкать к отсутствию за спиной робота, и когда встречал аврорианских гуманоидных роботов в том или ином городе, то объяснял им, что они не должны таскаться за ним по пятам.
Он выслушивал их рапорты, давал инструкции, если требовалось, и устраивал их отправку за пределы города. Наконец он вернулся на корабль и отбыл на Аврору.
Никто не обратил на него внимания, когда он появился, никто не заметил, как он исчез.
– Вообще-то, – задумчиво сказал он Амадейро, – земляне не такие уж и варвары.
– Вот как?
– На своей планете они ведут себя совершенно по-человечески. В их дружелюбии есть даже что-то привлекательное.
– Уж не жалеете ли вы о том, чем занимались там?
– Я скверно себя чувствовал, когда ходил среди них и думал, что они не знают о том, что случится. Не могу заставить себя радоваться тому, что делаю.
– Сможете, Мандамус. Подумайте о том, что, как только работа будет сделана, пост директора Института фактически станет вашим. Это должно вас согревать.
С тех пор Амадейро не спускал с Мандамуса глаз.
В третьем путешествии Мандамус почти совсем освоился и держался как настоящий землянин. Проект медленно сдвигался с мертвой точки.
Во время первых своих посещений он не испытывал проблем со здоровьем, но в третий раз, без сомнения, по излишней самоуверенности, он не уберегся, и настало время, когда его встревожило истечение из носа, сопровождаемое кашлем. В городской амбулатории ему вкатили инъекцию гамма-глобулина, отчего сразу полегчало. Но амбулатория произвела на Мандамуса более жуткое впечатление, чем сама болезнь: все там, похоже, болели чем-то заразным или были в контакте с больными.
Но вот он вернулся к привычному распорядку жизни на Авроре и был несказанно рад этому. Он слушал сообщение Амадейро о солярианском происшествии.
– Вы ничего не слышали об этом? – спросил Амадейро.
Мандамус покачал головой.
– Ничего, сэр. Земля на редкость провинциальна. Восемьсот городов с восемью миллиардами жителей, все интересы которых касаются только восьмисот городов с восемью миллиардами жителей. Можно подумать, что поселенцы существуют только для того, чтобы посещать Землю, а космонитов вовсе не существует. Последние известия в любом городе на девяносто процентов относятся к этому городу. Земля – очень замкнутый мир, как духовно, так и физически.
– Однако вы говорили, что они не варвары.
– Агорафобия – не обязательно варварство. По их словам, они цивилизованны.
– По их словам! Ну, ладно. Это неважно. Сейчас проблема – Солярия. Ни один из Внешних миров пальцем не пошевелит. Принцип невмешательства – наш главнейший. Считается, что внутренние проблемы Солярии – дело самой Солярии. Наш Председатель инертен, как и все остальные в Совете, несмотря на то что Фастольф умер и его параличные руки больше не давят на нас. А сам я ничего не могу сделать до тех пор, пока не стану Председателем.
– Как они могут считать проблемы Солярии внутренними, в которые нельзя вмешиваться, когда соляриане исчезли?
– Они не замечают этой глупости, а вы сразу ухватили суть? – ядовито сказал Амадейро. – Они говорят, что, пока нет твёрдой уверенности в исчезновении соляриан и на планете остаётся хоть кто-то из них, другие Внешние миры не могут явиться туда без приглашения.
– Но как же они объясняют отсутствие излучений?
– Они думают, что соляриане, может быть, ушли под землю или научились устранять утечку излучения. Говорят также, что никто не видел, как соляриане уходили и что им абсолютно некуда податься. Конечно, никто не следил, потому и не видели.
– Как они доказывают, что солярианам некуда уйти? Пустых планет много.
– Их аргумент состоит в том, что соляриане не могут жить без своей несметной толпы роботов, а взять их всех с собой они не смогут. Но если они всё же ушли, как вы полагаете, сколько рабов они прихватили?
– А каковы ваши аргументы?
– Их нет, сэр. Но, исчезли они или нет, ситуация тревожная, и просто невероятно, что никто не хочет разобраться. Я всех предупреждал, как мог настойчиво, что инерция и апатия не доведут нас до добра, что, как только Поселенческие миры узнают, что Солярия опустела – или, возможно, опустела, – они без колебаний бросятся расследовать, в чём дело. У этой шайки безумное любопытство. Я хотел бы, чтобы мы обладали хоть частью его. Не подумав дважды, они рискнут жизнью, если им светит какая-то выгода.
– И какая же выгода в данном случае, доктор Амадейро?
– Если соляриане ушли, то волей-неволей должны были оставить почти всех своих роботов. Они исключительно изобретательные роботехники, и поселенцы, при всей своей неприязни и ненависти к роботам, не раздумывая соберут их и продадут нам за хорошие деньги. Они уже объявили об этом. Два поселенческих корабля уже высадились на Солярии. Мы послали протест, но они, разумеется, не обратили на него внимания, а мы, ясное дело, ничего больше не сделали. Наоборот: некоторые. Внешние миры интересуются, какие роботы будут продаваться и почём.
– Наверное, так и должно быть, – спокойно сказал Мандамус.
– Мы ведем себя так, как о нас говорят пропагандисты поселенцев, – так и должно быть? Мы действуем так, словно и в самом деле деградируем и катимся к упадку.
– Зачем повторять их трепотню, сэр? Мы благополучны и цивилизованны, и пока ещё нам никто не грозит. Если это случится, мы будем драться и, будьте уверены, сотрем их в порошок. Технологически мы пока их опережаем.
– Но мы сами себе повредим, а это не очень приятно.
– Значит, мы не готовы к войне. Если Солярия опустела и поселенцы хотят ограбить её, возможно, нам не следует мешать им. В конце концов, я могу предсказать, что мы сделаем свой ход через несколько месяцев.
Амадейро посмотрел на Мандамуса с какой-то яростной жадностью:
– Месяцев?
– Я уверен в этом. Поэтому первое, что мы должны сделать, это избегать провокации. Мы погубим всё, если ввяжемся в конфликт без необходимости, и сами себе повредим, даже если победим, – а зачем нам это? Очень скоро мы добьемся полной победы – и не ввязываясь в конфликт, и без вреда для себя.
– Бедная Земля!
– Если вы сочувствуете им, – произнес Амадейро с наигранной лёгкостью, – то, возможно, ничего не станете с ними делать.
– Как раз наоборот, – холодно отозвался Мандамус. – Именно потому, что я твёрдо намерен что-то с ними сделать – и знаю, что это будет сделано, – я испытываю к ним сочувствие. А Председателем станете вы!
– А вы возглавите Институт.
– Скромный пост, если сравнивать с вашим.
– А после моей смерти? – едва не рявкнул Амадейро.
– Так далеко в будущее я не заглядываю.
– Я почти… – начал Амадейро, но его прервало гудение аппарата связи. Автоматически и даже не взглянув на аппарат, Амадейро поднес руку к выходной щели машины. Пробежав глазами выползший из аппарата листок бумаги, он медленно растянул губы в улыбке. – Те два корабля поселенцев, что сели на Солярии…
– Да, сэр? – нахмурился Мандамус.
– Уничтожены! Оба!
– Каким образом?
– Взрыв превратил их во вспышку радиации, легко детектируемую из космоса. Вы понимаете, что это значит? Получается, что соляриане всё-таки не покинули планету и самый слабый из наших миров способен легко справиться с кораблями поселенцев. Да, им здорово расквасили нос, и такой урок они долго не забудут. Возьмите, Мандамус, прочтите сами.
Мандамус отпихнул листок.
– Но это вовсе не значит, что соляриане всё ещё на планете. Вполне возможно, что они всего лишь нашпиговали её ловушками.
– Да какая разница? Что прямая атака, что ловушка – корабли-то уничтожены.
– На сей раз их застали врасплох. А что будет в следующий раз, когда они подготовятся? И что, если они воспримут это событие как преднамеренную атаку космонитов?
– Мы ответим, что соляриане только отражали преднамеренную атаку поселенцев.
– Но, сэр, неужели вы стремитесь к войне миров? Что, если поселенцы не станут утруждать себя болтовней, а сочтут уничтожение своих кораблей военным действием и тут же примут ответные меры?
– С какой стати?
– Потому что когда задевается их гордость, они становятся такими же безрассудными, как и мы. Даже в ещё большей степени, потому что опыт всевозможного насилия у них богаче.
– Они потерпят поражение.
– Вы сами признали, что, даже если их разобьют, они успеют причинить нам серьёзнейший ущерб.
– И как вы мне предлагаете поступить? Аврора те корабли не уничтожала.
– Уговорить Председателя сделать заявление, что Аврора не имеет к этому никакого отношения, ни один из Внешних миров тоже, и вся вина за произошедшее ложится исключительно на Солярию.
– И бросить Солярию? Это трусость!
– Доктор Амадейро, – возбужденно произнес Мандамус, – вам знакомо такое понятие, как стратегическое отступление? Убедим Внешние миры немного отступить, тем более что есть подходящий предлог. Ещё несколько месяцев – и наш план на Земле окончательно созреет. Да, отступить и умиротворить космонитов будет трудно, потому что они не знают, что вскоре произойдёт, – но мы-то знаем. Более того, мы с вами, зная то, что неизвестно другим, можем взглянуть на это событие как на дар тех, кого раньше называли богами. Пусть поселенцы возятся на Солярии, не подозревая, что на Земле готовится их уничтожение. Или вы предпочитаете, чтобы наши планы потерпели крах накануне окончательной победы?
Под пронзительным взглядом глубоко посаженных глаз собеседника Амадейро непроизвольно съежился.
Никогда ещё Амадейро не было так тяжело, как после уничтожения поселенческих кораблей. К счастью, Председателя удалось уговорить следовать политике «силовых уступок», как её назвал Амадейро. Это выражение понравилось Председателю, хотя и было оксюмороном. Кстати говоря, по части силовых уступок Председатель был докой.
Остальными членами Совета манипулировать оказалось труднее. Раздраженный Амадейро до изнеможения расписывал перед ними картины ужасов войны и распинался о необходимости выбора подходящего момента для удара, если войны избежать не удастся, упирая на то, что ошибиться ни в коем случае нельзя.
Он изобретал всё новые аргументы, поясняя, почему нужный момент ещё не настал, и использовал их в дискуссиях с лидерами других Внешних миров. Чтобы заставить их поддаться на уговоры, приходилось злоупотреблять традиционной гегемонией Авроры.
А когда со своим кораблем и своим требованием явился капитан Д. Ж. Бейли, Амадейро почувствовал, что у него больше нет сил. Всему есть предел.
– Это совершенно невозможно, – пожаловался Амадейро. – Неужели мы позволим ему совершить посадку на Авроре? Бородатому, в дурацкой одежде и с уму непостижимым акцентом! Неужели я вынужден буду просить у Совета разрешения выдать ему женщину-космонитку? В нашей истории ещё не бывало такого прецедента. Женщину-космонитку!
– Вы всегда называли эту женщину-космонитку солярианкой, – сухо заметил Мандамус.
– Она и есть солярианка – для нас. Но если дело касается поселенца, её следует считать космониткой. Если его корабль приземлится на Солярии – а он намерен отправиться именно туда, – его могут уничтожить, подобно другим кораблям, а вместе с ним и женщину. Тогда мои противники, и не без оснований, смогут обвинить меня в убийстве. Моя политическая карьера этого может и не перенести.
– Подумайте о том, – напомнил Мандамус, – что мы почти семь лет трудились, подготавливая окончательное уничтожение Земли, и до завершения этого проекта остались считаные месяцы. Так неужели нам стоит рисковать ввязаться в войну и одним ударом разрушить всё, когда мы так близки к окончательной победе?
Амадейро покачал головой:
– Ситуация такова, мой друг, что выбора у меня фактически нет. Совет не пойдёт за мной, если я попытаюсь уговорить их выдать женщину поселенцу. Подобное намерение будет использовано против меня. Мало того, что пострадает моя политическая карьера, – мы можем оказаться втянутыми в войну. Кроме того, для меня невыносима мысль о том, что женщина– космонитка может погибнуть, оказывая услугу поселенцу.
– Кое-кто может подумать, что вы неравнодушны к солярианке.
– Вы же знаете, что это не так. Я искренне желал бы, чтобы она умерла ещё двести лет назад, но не подобным образом и не на корабле поселенца… Но мне следует вспомнить, что она ваша прабабка в пятом поколении.
Мандамус нахмурился сильнее обычного.
– И что с того? Я самостоятельная личность, космонит и осознаю своё место в обществе. Разве я похож на поклоняющегося предкам члена некоего племенного конгломерата? – Мандамус на мгновение умолк, и на его худом лице отразилась глубокая сосредоточенность. – Доктор Амадейро, – попросил он, – не могли бы вы объяснить Совету, что мою дальнюю родственницу всё же следует отпустить, но не как заложницу, а исключительно потому, что её уникальные знания о Солярии, где она провела детство и юность, могут очень помочь в расследовании и что это расследование может оказаться полезным не только для поселенцев, но и для нас? Если, в конце концов, говорить откровенно, неужели нам не было бы полезно знать, что задумали эти жалкие соляриане? А женщина сможет рассказать нам обо всём – если уцелеет.
Амадейро оттянул кончиками пальцев нижнюю губу.
– Да, это может сработать, если женщина перейдёт на корабль добровольно, если ясно даст понять, что сознает важность задания и желает выполнить свой патриотический долг. Но заставить её отправиться на корабль силой просто немыслимо.
– В таком случае предположим, что я навещу свою родственницу и попытаюсь уговорить её добровольно перейти на борт корабля. Предположим также, что вы поговорите по гиперсвязи с капитаном-поселенцем и скажете ему, что он сможет сесть на Авроре и забрать женщину, если уговорит её отправиться с ним добровольно… или как минимум убедит её сказать, что она поступает так по собственной воле, как бы то ни обстояло в действительности.
– Полагаю, мы ничего не потеряем, если попытаемся это сделать, но сомневаюсь в успехе всей затеи.
И всё же, к удивлению Амадейро, она удалась, и вскоре он, не веря собственным ушам, выслушивал подробности, которые ему излагал Мандамус:
– Я завёл разговор о гуманоидных роботах. Совершенно очевидно, что она о них ничего не знает. Из этого я заключил, что и Фастольф ничего про них не знал. Эта деталь не давала мне покоя больше всего. Потом я перевёл разговор на своих предков таким образом, чтобы вынудить её заговорить о землянине Элайдже Бейли.
– И что? – резко спросил Амадейро.
– Ничего. Она лишь помнит такого, и всё. Поселенец, который её домогается, – потомок Бейли, и я подумал, что эта деталь может заставить её отнестись к предложению капитана более благосклонно.
Как бы то ни было, всё сложилось удачно, и несколько дней Амадейро не испытывал над собой того почти непрерывного давления, что изводило его с самого начала солярианского кризиса.
Но лишь несколько дней.