Текст книги "Новые Миры Айзека Азимова. Том 6"

Автор книги: Айзек Азимов

Соавторы: Роберт Сильверберг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

– Нет. Не шутка.

– Не шутка?

– Отнюдь. Уверяю вас, я абсолютно серьезен. Почему бы вам не прокрутить дискету, доктор Магдеску?

– Действительно. Почему бы мне не прокрутить ее? – Он коснулся кнопки в стене, и откуда-то появился столик со сканирующим аппаратом на нем. Магдеску поспешно вставил диск в щель аппарата, тут же зажегся экран. Появилось в ярко-красном цвете имя Эндрю с длинным списком его патентов. Магдеску кивнул и приказал сканнеру продолжать. Целая серия сложных диаграмм замелькала на экране.

Магдеску стоял неподвижно, со все растущим напряжением, сосредоточенно наблюдая за развертывающимися перед ним картинами. То и дело он что-то бормотал себе под нос, теребя свою бородку. Через некоторое время он взглянул на Эндрю со странным блеском в глазах и сказал:

– Это гениально просто. Гениально! Признайтесь, неужели вы сами все это сделали?

– Да.

– Трудно в это поверить!

– Правда? Пожалуйста, постарайтесь.

Магдеску бросил на Эндрю острый, недоверчивый взгляд, тот в ответ посмотрел на него спокойно и уверенно. Директор пожал плечами и приказал сканнеру продолжать. Диаграммы следовали одна за другой. На экране был показан полный цикл обмена веществ. Временами Магдеску возвращал просмотренные кадры, чтобы получше разобраться в них. Наконец он остановил сканнер и сказал:

– В ваших диаграммах не совершенствование вас, а нечто гораздо большее. Это в корне меняет всю вашу биологическую программу.

– Да, я знаю.

– Вот это эксперимент! Уникально. Неслыханно. Ничего подобного никогда не делалось и даже не предлагалось. Но зачем это вам?

– У меня есть на то причины, – сказал Эндрю.

– Но достаточно ли серьезно вы обдумали эти причины, как бы важны они ни были? Мне кажется, нет.

Эндрю, как обычно, крепко держал себя в руках.

– Напротив, – сказал он. – То, что вы увидели, доктор Магдеску, это плод моего многолетнего труда.

– Полагаю, это так. С точки зрения технологии это производит огромное впечатление. Это потрясающий проект, и другого слова, кроме как «блестящий», я для него не найду. Но при всем том я могу назвать вам миллион причин, почему вам не следует подвергать себя этим изменениям, и не сыщу ни одной в их пользу. Рискованное это дело. Поверьте: то, что вы предлагаете проделать над собой, далеко выходит за рамки возможного. Последуйте моему совету – оставайтесь таким, какой вы есть.

Примерно этого ожидал от Магдеску и боялся Эндрю. Но не для того он явился сюда, чтобы отказаться от своих намерений.

– Доктор Магдеску, я верю, что вы желаете мне добра. Во всяком случае, я на это надеюсь. И тем не менее настаиваю, чтобы работа была выполнена.

–  Настаиваете, Эндрю? – спросил Магдеску.

Он выглядел удивленным, будто только теперь до него дошло, что тот, с кем он вел беседу, был роботом, хотя уже в начале разговора он назвал его «изделием, похожим на живое».

– Да, настаиваю. – Эндрю не знал, отражается ли на его лице то нетерпение, которое он сейчас испытывал, но был уверен, что Магдеску разгадал это по его голосу. – Доктор Магдеску, вы упустили из виду один очень важный пункт. У вас нет выбора, вы должны дать согласие на мое требование.

– Ого?!

– Если изобретенные мною устройства можно будет ввести в мое тело, их можно будет использовать и для тела человека. Тенденция к пролонгированию жизни человека путем протезирования уже существует: искусственно созданные сердца, легкие, почки, заменители печени – великое множество заменителей различных органов используются людьми вот уже два или три столетия. Но далеко не все эти устройства достаточно хороши. Некоторые из них оказались вообще непригодными, а другие нуждаются в значительном усовершенствовании. Это и является моей основной задачей – добиться совершенства протезов. Я говорю о границе между органикой и неорганикой, о соединении, которое обеспечит совместимость искусственных органов с органической материей. Это совершенно новый подход. Ни один из существующих протезов не идет ни в какое сравнение с теми, которые разработал и продолжаю разрабатывать я.

– Довольно дерзкое заявление, – сказал Магдеску.

– Возможно. Но достаточно обнадеживающее, как вы сами могли убедиться, посмотрев мой проект. А доказательством тому может послужить мое намерение предложить себя в качестве первого подопытного в операции по перестройке механизма обмена веществ, несмотря на весь предполагаемый вами риск.

– Все это доказывает только вашу безрассудную храбрость. А вследствие этого можно утверждать, что у вас не все в порядке с параметрами Третьего Закона.

Эндрю продолжал соблюдать спокойствие.

– Вы вправе так смотреть на вещи. Но вас вводит в заблуждение моя внешность. Параметры Третьего Закона у меня в полном порядке, и, если бы в моем требовании корректировки моего устройства скрывался малейший намек на самоубийство, можете быть уверены, я не только не захотел бы, я был бы просто не способен просить вас выполнить ее. Нет, доктор Магдеску, моя метаболическая камера будет работать. Если вы не сделаете ее и не поместите в мое тело, ее сделают где-нибудь еще.

– Где-нибудь еще? Но кто же, кроме нас, может переделать робота? Наша корпорация контролирует полностью всю технологическую информацию, касающуюся производства роботов!

– Не полностью, – возразил Эндрю. – Неужели вы думаете, я спроектировал это устройство, не имея полного представления о том, как работают мои внутренние органы?

Магдеску был ошеломлен.

– Вы хотите сказать, что готовы создать конкурентную компанию роботехников, если мы откажемся выполнить ваше требование?

– Ни в коем случае. Одной вполне достаточно. Но если вы меня к этому принудите, доктор Магдеску, я организую компанию по производству протезов, таких, как мой преобразователь. И она будет работать не на рынок андроидов, доктор Магдеску, так как на этом рынке есть лишь один экземпляр, а на рынок человеческий. И тогда, мне кажется, «Ю. С. Роботс энд Мекэникл Мен» пожалеет, что не согласилась сотрудничать со мной, когда я просил об этом.

Наступило продолжительное молчание. Затем глухим голосом Магдеску произнес:

– Пожалуй, я наконец понял, чего вы добиваетесь.

– Надеюсь. Буду предельно точен, – сказал Эндрю. – Дело в том, что все патенты на это устройство и на целую серию других, которые можно создать на основе этого, главного, я контролирую. Я имею юридическую поддержку фирмы «Файнголд энд Чарни», и так будет продолжаться и дальше. И ни с какими трудностями я не столкнусь при вступлении в собственный бизнес, связанный с серийным производством различных протезов, что в конечном итоге принесет человечеству многие из тех преимуществ, которыми пользуются роботы: возможность продлить жизнь, проводить небольшой ремонт тела человека, без всяких нежелательных последствий. Что, по-вашему, будет с «Ю. С. Роботс» в таком случае?

Магдеску кивнул с мрачным видом.

А Эндрю продолжал:

– Во всяком случае, если вы изготовите то устройство, которое я только что вам показал, и введете его в мой организм и согласитесь и в будущем снабжать меня подобными усовершенствованными протезами по моему требованию, которые я еще, возможно, изобрету, я готов на соглашение по лицензированию вашей компании. Но как говорится – услуга за услугу: мне нужны ваши знания по технологии производства роботов-андроидов, хотя, уверен, я и сам мог бы разработать необходимую технологию, если бы вы вынудили меня сделать это, а вам нужны мои разработки. В соглашении, которое я собираюсь предложить вам, «Юнайтед Стейтс Роботс энд Мекэникл Мен» получит право пользоваться всеми моими патентами, которые не только контролируют новую технологию производства человекоподобных роботов, но и полное протезирование людей… Но, естественно, лицензии вы не получите до тех пор, пока успешно не проведете операцию на мне и пока время не покажет, что успех абсолютно несомненен.

Магдеску с грустью произнес:

– Вы продумали все, не так ли?

– Надеюсь.

– Мне не верится, что вы – робот. Вы же дьявольски агрессивны!

– Неужели, доктор Магдеску?

– Требования, условия, угрозы создать конкурирующую фирму… Бог мой, да неужто запреты Первого Закона не действуют на вас?

Эндрю улыбнулся так широко, как только мог.

– Конечно, действуют, – ответил он. – Но в данном случае я не чувствую никаких запретов Первого Закона. Первый Закон запрещает мне причинять вред человеку, и, уверяю вас, я так же не способен на это, как не способны вы прямо здесь, на моих глазах, отнять свою левую ногу и тут же приставить ее на место. Но почему в нашем споре вдруг возник Первый Закон? Вы – человек, а я – робот, все так, и я вдруг выдвигаю перед вами ряд жестких условий, которые, как я понимаю, вы интерпретируете как требования и угрозы. Мне же они представляются в совершенно ином свете. Я считаю, что я ничем не угрожаю компании, в которой вы служите. Как раз наоборот – я предлагаю ей величайший шанс из всех, какие у нее были в течение многих лет. Что вы на это скажете, доктор Магдеску?

Магдеску облизал губы, дернул себя за бородку, нервно поправил перевязь на своей голой груди.

– Что ж, – сказал он, – вы должны понимать, мистер Мартин, что принимать такие решения не в моей власти. Совет директоров займется вашим предложением, а не простой служащий, вроде меня. На это потребуется время.

– Сколько времени?

– Затрудняюсь ответить. Все, что вы мне сегодня сказали, я передам им, и они рассмотрят вопрос на одном из своих ежемесячных собраний. Потом, полагаю, они создадут рабочий комитет и т. д. Сколько-то времени на все это понадобится.

– Я готов ждать в разумных пределах, – сказал Эндрю. – Но только в разумных пределах, и судить об этом буду я. Вам следовало бы сказать им об этом.

Он поблагодарил Магдеску за беседу и заявил, что готов вернуться на взлетно-посадочную площадку. А в душе с удовлетворением отметил, что сам Пол не сделал бы все это лучше, чем это удалось ему.

Глава 17

Должно быть, Магдеску очень доходчиво рассказал о предложениях Эндрю Совету директоров, и они осознали неотложность дела. Действительно, через некоторое время – вполне в разумных пределах – Эндрю был поставлен в известность, что корпорация хочет сотрудничать с ним. «ЮСРММ» берется сделать метаболическую камеру и поместить ее в андроидное тело Эндрю за свой счет; и она готова начать переговоры о соглашении по лицензированию как производства, так и распространения всех видов протезов – органов человеческого тела, разработкой которых будет заниматься Эндрю.

Под наблюдением Эндрю на заводе в Северной Калифорнии была сконструирована модель преобразователя обмена веществ и испытана сначала на обычном роботе, затем на вновь созданных андроидных телах, не оснащенных позитронным мозгом и имевших внешние системы жизнеобеспечения.

Результаты произвели сильное впечатление буквально на всех. Эндрю объявил, что он наконец готов к операции по внедрению в его тело нового органа.

– Вы абсолютно уверены в этом? – спросил его Магдеску.

Энергичный директор Центра был явно озабочен. Магдеску и Эндрю, работая над проектом, странным образом подружились, причем довольно основательно, за что Эндрю испытывал чувство благодарности, особенно сейчас, когда не осталось никого из семейства Чарни. После смерти Пола Чарни Эндрю понял, что он нуждается в чем-то вроде чувства привязанности к людям. Он осознал, что не может оставаться в полном одиночестве, что одному ему плохо, хотя не знал, почему именно. Мозг робота был устроен таким образом, что он не нуждался ни в каком общении. И Эндрю часто думал, что он во многом больше человек, чем робот, но при этом прекрасно понимал, что существует в условиях странной неопределенности – не человек, не машина, смесь того и другого.

– Да, – ответил он Магдеску. – У меня нет никаких сомнений, что все пройдет хорошо, работа будет проделана мастерски.

– Я говорю не о нашей части работы, – возразил Магдеску, – а о вашей.

– Неужели вы сомневаетесь, что метаболическая камера будет работать?

– Испытания подтвердили ее работоспособность.

– Тогда в чем…

– Я с самого начала был против операции, Эндрю, вы знаете об этом. Но, боюсь, вы так до конца и не поняли почему.

– Да потому, что вы считаете, что перестройка «Ю. С. Роботс» в связи с переходом на производство моих протезов слишком дорого обойдется компании.

– Вот уж нет, ничего похожего! И близко не лежало! Я всей душой за эксперимент ради того, чтобы и дальше экспериментировать! Уж не думаете ли вы, что я против прогресса в этой нашей треклятой корпорации, где я пережил десятилетия глупейшего скрытого сползания в упрощенчество, вплоть до нынешних безмозглых роботов? Нет, Эндрю, я беспокоюсь о вас.

– Но если метаболическая камера…

– Да с ней все в порядке! Все в порядке! И никто в этом не сомневается. Но подумайте, Эндрю… мы вскрываем ваше тело и вынимаем атомные батарейки, на их место помещаем нечто кардинально отличное, новое устройство и начинаем подсоединять его к вашей позитронной системе. Что, если во время этой операции с вашим телом что-то случится? Такая возможность всегда существует – пусть крошечная, но она есть. Вы уже не тот позитронный мозг, который в свое время поместили в металлический корпус. Ваш мозг связан с вашим андроидным обиталищем гораздо более сложным образом. Я знаю, как они должны будут проводить операцию по пересадке: они должны соединить ваши позитронные связи с искусственными нейронами. А вдруг прямо на операционном столе ваше тело начнет плохо функционировать? Или вдруг вообще перестанет функционировать?

– Умрет, вы хотите сказать?

– Да, умрет, начнет умирать.

– Рядом на столе будет находиться запасное андроидное тело.

– А если мы не сумеем вовремя переключиться на него? Если вашему позитронному мозгу будет нанесен невосполнимый урон, пока мы будем освобождать его от миллиона соединений, введенных в него еще при Смайт-Робертсоне, и переносить его в запасное тело? Вы – это ваш позитронный мозг, Эндрю. Восстановить мозг – позитронный он или иной какой – нибудь – невозможно. Если в нем что-то повреждено, то это уже навсегда. Если повреждение превысит допустимую грань, вы будете мертвы.

– И вы колеблетесь насчет операции именно поэтому?

– Вы же единственный в своем роде, другого такого нет. И мне ненавистна сама мысль, что я могу потерять вас.

– Но и мне эта мысль ненавистна, Элвин. Но, надеюсь, ничего подобного не случится.

Магдеску побледнел:

– Значит, вы настаиваете на операции?

– Настаиваю. Я безгранично верю в мастерство сотрудников «Ю. С. Роботс».

На этом спор закончился. Магдеску не удалось отговорить его, и Эндрю снова отправился на Восток в Исследовательский центр «Ю. С. Роботс», где уже целое здание было приспособлено под операционную.

Как-то днем перед отъездом он совершил длинную прогулку вдоль побережья под крутыми высокими, массивными скалами, мимо многочисленных луж, образованных прибоем, в которых Маленькая Мисс и Мисс так любили играть в детстве, и долго стоял, уставившись неподвижным взглядом в бурное, темное море, в простор небосвода, в белые облачка, собравшиеся в темные тучи на западе.

Наступило время заката. Золотая дорожка пролегла по воде. Как это было прекрасно! Какое чудное место этот мир, подумал Эндрю. Море, небо, закат, глянцевые под сверкающими каплями росы листья – все было прекрасно. Все!

Возможно, подумал Эндрю, он единственный робот, способный откликнуться на красоту окружающего мира. Роботы в целом скучный трудолюбивый народ. Они делают свое дело, и все. Такими уж они созданы. Этого от них хотят.

« Вы же единственный в своем роде, другого такого нет», – сказал Магдеску. И был, пожалуй, прав. Такого эстетического восприятия, как у него, не было ни у одного другого робота. Красота трогала его. Он наслаждался ею. Он сам ее создавал.

И не увидеть больше всего этого – как было бы жаль!

Но Эндрю тут же посмеялся над своей глупостью. Жаль? Кого? Если операция пройдет неудачно, он никогда об этом и не узнает. Этот мир и его красота будут потеряны для него, но кому до этого дело? Он прекратит свое существование, станет ни к чему не пригодным. Он будет мертв, а после этого что ему до того, что он не будет ощущать всех прелестей этого мира? Это и означало смерть: прекращение всякой деятельности, всех процессов в организме.

Риск, конечно, был. Но он должен был пойти на риск, потому что иначе…

Иначе…

Какое там иначе! Он просто был обязан пойти на это. Он больше не мог оставаться таким: внешне более или менее человеком, а функций человека – дыхания, приема пищи, обмена веществ, экскреции – лишенным.

Через час Эндрю был уже в пути. Элвин Магдеску, собственной персоной, встречал его на посадочной площадке «Ю. С. Роботс».

– Вы готовы? – спросил он Эндрю.

– Вполне.

– Тогда ладно, тогда и я готов.

Фирма явно не рассчитывала на авось. Они соорудили чудесный операционный театр, оснащенный куда лучше, чем то помещение, в котором производили пересадку его мозга из металлического корпуса в андроидное тело.

Великолепное помещение в форме тетраэдра освещалось сверху крестовидным пучком хромовых светильников сильным, но неярким сиянием. Из одной стены выступала платформа как раз посредине между полом и потолком, делившая зал почти пополам, а на ней размещалась блестящая прозрачная стерильная сфера, предназначенная для операции. Под платформой с расположенной на ней операционной находились приборы, обеспечивавшие постоянство температуры, влажности, стерильности в операционной: огромный темно-зеленый куб содержал в себе различные насосы, трубы подогрева, резервуары со стерилизаторами, увлажнители и другие аппараты. На другой стороне зала целую стену занимало огромное множество приборов, микрофон, камера и соединенные с ней экраны для трансляции происходящего, чтобы хирурги-консультанты, находящиеся вне операционной, могли контролировать операцию.

– Как вам нравится? – с гордостью спросил Магдеску.

– Производит глубокое впечатление. Очень обнадеживает. И льстит самолюбию.

– Вы же знаете, Эндрю, мы не хотим потерять вас. Вы очень важный… индивидуум.

Эндрю не мог не заметить сомнений в голосе Магдеску перед тем, как он произнес последнее слово. Казалось, Магдеску уже готов был произнести слово « человек», но вовремя поправился. Эндрю слегка улыбнулся, но не произнес ни слова.

Операцию провели на следующее утро, успех был безоговорочный. Не потребовалось ничего из реанимационной аппаратуры, установленной работниками «Ю. С. Роботс». Команда хирургов, строго следуя изобретенным самим Эндрю процедурам, очень быстро справилась с задачей отторжения атомных элементов, установила на их место метаболическую камеру, подключила новые нервные связи и проделала всю эту тщательно отрепетированную работу без сучка без задоринки.

Через полчаса после операции Эндрю уже сидел, исследуя свои позитронные параметры, анализируя захлестнувший его мозг поток данных о его новой системе обмена веществ.

Магдеску стоял у окна и смотрел на него.

– Как вы себя чувствуете?

– Прекрасно. Я же говорил, что все обойдется.

– Да, да.

– Как я уже говорил, моя вера в мастерство работников Центра непоколебима. И теперь, когда все позади, я имею возможность есть.

– Конечно. Во всяком случае, можете глотнуть оливкового масла.

– Вот так еда! Мне говорили, что оливковое масло имеет замечательный вкус.

– Пейте его, сколько хотите. Конечно, периодически будет нужно делать очищение метаболической камеры, как вам известно. Досадная необходимость, я бы сказал, но неизбежная.

– Досадная необходимость, но только в настоящее время, – сказал Эндрю, – можно ведь сделать метаболическую камеру самоочищающейся. У меня уже есть некоторые идеи на этот счет. И еще кое о чем.

– Еще кое о чем? – воскликнул Магдеску. – О чем же?

– О модификации для питания твердой пищей.

– Но в твердой пище есть элементы, не поддающиеся расщеплению, Эндрю, неудобоваримые ингредиенты, их надо выбрасывать из организма.

– Мне это известно.

– Тогда вам придется обзавестись анусом.

– Его эквивалентом.

– Эквивалентом, конечно… Что еще собираетесь вы проделать с собой, Эндрю?

– Все.

–  Все?

– Все, Элвин.

Элвин подергал себя за бородку и приподнял одну бровь:

– И половые органы тоже?

– А почему бы нет, Элвин, а?

– Но не собираетесь же вы каким-то образом приспособить себя к самовоспроизводству. Это просто невозможно, Эндрю.

Эндрю чуть заметно улыбнулся:

– Насколько мне известно, люди пользуются половыми органами не только для того, чтобы воспроизводить свой род, порой они ни в малейшей степени не заинтересованы в этом. А для самовоспроизводства они практически используют их один раз или два за всю свою жизнь в лучшем случае, а остальное время…

– Да, – сказал Магдеску, – знаю.

– Поймите меня правильно, – продолжал Эндрю, – я не собираюсь вступать в половые сношения с кем-либо. Сомневаюсь, чтобы я захотел этого. Но у меня должны быть все анатомические признаки человека. Я рассматриваю свое тело как канву, по которой я намерен вышивать…

Он не закончил фразу.

Магдеску смотрел на него в ожидании следующего слова. Поняв, что продолжения не последует, он сам закончил его мысль, и на этот раз он произнес то слово, которое за день до операции не мог выдавить из себя.

– Человека, Эндрю?

– Да, человека. Может быть.

Магдеску сказал:

– Вы разочаровываете меня. Это такая жалкая цель. Вы сами, Эндрю, лучше любого человека. Вы совершеннее во всех отношениях. Ваше тело, такое, как оно есть, не подвержено заболеваниям, само поддерживает в себе жизнь, само восстанавливается, оно почти неуязвимо, это сказочный образец биологической инженерии. Ни в каких улучшениях оно не нуждается. Но нет, вам почему-то хочется принимать совершенно бесполезную пищу и затем найти способ испражняться, вам зачем-то понадобились половые органы, хотя вы не способны к продолжению рода и вас не интересует секс. А потом вы пожелаете, чтобы ваше тело пахло, чтобы зубы портились… – Он горестно покачал головой. – Не знаю, Эндрю. Мне кажется, вы стали многое терять с тех пор, как погнались за органической жизнью.

– Мой мозг от этого ничуть не пострадал.

– Да, с ним ничего не случилось. Тут я согласен с вами. Но где гарантия, что новые корректировки не повлекут за собой ужасных последствий, как только мы начнем активное вмешательство? Зачем дразнить судьбу? Слишком велика будет плата за ваши совсем незначительные победы.

– Элвин, вы просто не способны взглянуть на это моими глазами.

– Да, скорее всего не способен. Я ведь человек из плоти и крови, и мне не дано восторгаться тем, что я потею, испражняюсь, страдаю от кожных заболеваний и от головных болей. У меня вот бородка, видите? Я ее ношу, потому что каждый Божий день на моем лице вырастают волосы – бесполезные, противные, безобразные волосы, какой-то пережиток человеческой эволюции, Бог знает из какой первобытной эпохи, и передо мной всегда стоит выбор: или с тоской каждый день освобождаться от них, отдавая дань общепринятым требованиям опрятности, или позволить им расти по крайней мере на некоторых частях своего лица, чтобы избавиться от обузы каждодневного бритья. Так что – вам этого не хватает? Волос на вашей физиономии? Щетины, да, Эндрю? Уж не намерены ли вы посвятить свою феноменальную изобретательность в области техники созданию собственной тени?

– Вы ничего не понимаете, – сказал Эндрю.

– Вы это твердите мне без конца. Однако я понимаю вот что: вы создадите патентованное производство различных протезов, что приведет к взрыву в технологии. Чрезвычайно возрастет продолжительность жизни, изменится и сама жизнь миллионов людей, которые в ином случае подверглись бы уродству, беспомощности старости. Я знаю, что вы и сейчас в деньгах не нуждаетесь, но как только ваши изделия попадут на рынок, вы станете сказочно богаты. Возможно, сами деньги не так прельщают вас, но вместе с ними придет слава, обилие наград, благодарность всего человечества. Завидное положение, Эндрю. Почему бы вам не остановиться на том, что вы уже имеете? Зачем так испытывать судьбу, рискуя потерять все? Откуда такая настойчивость в бесконечных играх с собственным телом?

Эндрю ничего не ответил. Но увещевания Магдеску не заставили его свернуть с избранного пути. Создав основные принципы протезирования, он мог изготовить множество новых приспособлений, которые могли заменить любой человеческий орган. И как и предсказывал Магдеску, на Эндрю буквально посыпались деньги, слава, почести.

Что же касается предупреждения Магдеску о риске, которому подвергает себя Эндрю, – оно не оправдалось. В последующие десятилетия Эндрю не раз подвергался различным операциям, но ни одна из них не нанесла ему никакого вреда, но его андроидное тело все больше приближалось по своим характеристикам к человеческим нормам.

Фирма «Файнголд энд Чарни» помогла ему провести переговоры и заключить соглашение по лицензированию, согласно которому «Ю. С. Роботс энд Мекэникл Мен» производила и продавала разработанные «Лабораториями Эндрю Мартина» патентованные протезы и выплачивала ему соответствующие гонорары. Патенты давали Эндрю исключительные права, в результате чего заключенный с корпорацией контракт был очень выгоден для него. Если раньше само существование Эндрю Мартина вызывало протест и раздражение у руководства «Ю. С. Роботс», теперь это было забыто или, по крайней мере, отложено в сторону. Волей-неволей им приходилось относиться к нему с уважением. Он и компания теперь были партнерами.

«Ю. С. Роботс» построила специальные комплексы для производства изобретенных Эндрю протезов, ее заводы располагались на нескольких континентах и на ближайших к Земле орбитах в космосе. Были приглашены эксперты по маркетингу, чтобы спланировать распространение новой продукции везде – и на Земле, и в космических поселениях. Хирурги – как люди, так и роботы – прошли специальные курсы при протезных заводах «Ю. С. Роботс», их учили там сложным операциям по имплантации протезов.

Спрос на продукцию Эндрю был колоссальный. С самого начала поток гонораров был очень велик, а через несколько лет буквально захлестнул его.

Эндрю теперь владел всем имением Мартинов-Чарни вместе с большей частью прилегающих к нему земель, – прекрасной территорией на холмах, откуда открывался вид на Тихий океан на восемь – десять километров вширь. Он жил в большом доме Сэра, но свой старенький коттедж содержал в порядке – дань сентиментальным воспоминаниям о первых днях независимой жизни в качестве свободного робота.

Чуть в стороне от поместья он построил солидные корпуса «Лабораторий Эндрю Мартина». У него возникали трения с местными властями по поводу строительства, потому что район рассматривался как жилой, а Эндрю замышлял свой исследовательский центр в размерах университетского городка. Возможно, играли свою роль и антироботовские настроения среди оппозиции.

Но когда его прошение было поставлено на обсуждение, его адвокат просто сказал:

– Эндрю Мартин подарил миру протезы почек, сердца, легких, поджелудочной железы. Взамен он просит у вас права продолжать свои работы, оставаясь в своих владениях в мире и покое, поместье, где он живет и трудится вот уже больше ста лет. Кто сможет отказать в столь ничтожной просьбе, с которой к вам обращается величайший благодетель человечества?

После непродолжительных дебатов местные власти дали «добро», и среди темных кипарисов и сосен, там, где когда-то было имение Джералда Мартина, стали подниматься здания исследовательского центра «Лаборатории Эндрю Мартина».

Каждые год или два Эндрю возвращался в операционный зал «Ю. С. Роботс», чтобы внести очередные усовершенствования в свой организм. Некоторые из них были весьма незначительными: новые ногти, например, на ногах и на руках, практически неотличимые от человеческих. Но бывали изменения и позначительнее: новый орган зрения, синтетический по своей природе, тем не менее почти во всех деталях повторяющий глазное яблоко человека.

– Не кляните нас, если выйдете отсюда слепым навсегда, – мрачно предупреждал его Магдеску, когда Эндрю приехал для трансплантации глаз.

– Вы не все взвесили, друг мой, – возразил ему Эндрю. – Худшее, что может случиться со мной, – это необходимость вновь вернуться к фотооптическим камерам. Что бы там ни было, я не рискую потерять зрение.

– Ладно уж, – сказал Магдеску и пожал плечами.

И, естественно, Эндрю был прав. Никто уже больше не оставался навеки слепым. Но искусственные глаза могли быть разных типов: фотооптические камеры, которые составляли часть андроидного тела Эндрю, и новые, синтетические, созданные в «Лабораториях Эндрю Мартина». То, что в течение жизни целого поколения пожилые люди соглашались пользоваться фотооптическими камерами, не имело значения для Эндрю. Они выглядели неестественно, не по-человечески. Ему всегда хотелось иметь настоящие глаза, и теперь он их получил.

Со временем Магдеску перестал ему возражать. Он наконец понял, что Эндрю суждено всегда идти своим путем и нет никакого смысла вмешиваться в планы Эндрю по использованию им все новых протезов для самосовершенствования. Кроме того, Магдеску заметно постарел, и его запальчивость и рвение, так характерные для него в первое время его знакомства с Эндрю, постепенно угасали. И он сам перенес серьезные операции – ему заменили на протезы сначала почки, а потом печень. Скоро наступит пора уйти на пенсию. А потом, через десять – пятнадцать лет, он умрет, говорил себе Эндрю. Уйдет еще один друг, его унесет безжалостная река времени.

Но у самого Эндрю никаких признаков старения не появлялось. Его это даже тревожило какое-то время, и он обсуждал вопрос о том, чтобы с помощью косметики нанести морщинки на лицо – например «гусиные лапки» возле глаз и немного седины. Но, хорошенько подумав, решил, что это было бы просто глупым манерничанием. Совсем другое дело – регулярные изменения в его теле: они нужны были для того, чтобы освободиться от существенных черт робота и по возможности приблизить к человеческому свое физическое состояние. Он не отрицал, что это стало целью его существования, но какой смысл быть человеком в большей степени, чем сам человек. И он понял, что придавать внешние признаки старения его все более человеческому, но все еще андроидному нестареющему телу было бы занятием бессмысленным и глупым.

Не суетность стала причиной такого решения Эндрю – простая логика. Он хорошо знал, что люди делают все возможное, чтобы скрыть следы наступающей старости. Эндрю стало ясно, что смешно, обладая нестареющим телом андроида, намеренно изменить своей природе и придать телу возрастные признаки.

Так он и остался вечно молодым. И никогда не ослабевали его энергия, его силы – он постоянно заботился о поддержании своего тела в полном порядке. Но годы шли, годы летели. Приближалась сто пятидесятая годовщина его появления на свет.