355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Айзек Азимов » Новые Миры Айзека Азимова. Том 6 » Текст книги (страница 20)
Новые Миры Айзека Азимова. Том 6
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 04:50

Текст книги "Новые Миры Айзека Азимова. Том 6"


Автор книги: Айзек Азимов


Соавторы: Роберт Сильверберг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

Мисс Феллоуз снова поймала себя на том, что невольно восхищается спокойной уверенностью Хоскинса. В нем чувствовалась сила.

– И как глубоко вы намерены копнуть сегодня?

– На сорок тысяч лет.

У мисс Феллоуз захватило дыхание.

На сорок тысяч лет?!

8

До сих пор она не задумывалась над этим. Ее слишком заботило другое – расставание с больницей и устройство здесь. Сейчас она вдруг обнаружила, что так и не дала себе труда как следует поразмыслить об эксперименте.

Нет, она, конечно, знала, что «Стасис» собирается взять из прошлого ребенка и доставить сюда, и знала – хотя и не помнила, откуда почерпнула эту информацию, – что ребенок будет взят из доисторической эры.

Но «доисторическая эра» – понятие растяжимое. Основная часть Европы могла бы считаться «доисторической» еще три тысячи лет назад. На земном шаре сохранились места, где люди до сих пор ведут доисторический образ жизни. Мисс Феллоуз предполагала, когда ей вообще случалось думать об этом, что ребенка возьмут из какого-нибудь кочевого, доземледельческого общества, существовавшего тысяч пять, ну пусть десять, лет назад.

Но сорок тысяч?

К этому она не подготовилась. Да будет ли ее подопечный вообще похож на человека? Существовало ли такое явление, как гомо сапиенс, сорок тысяч лет назад?

Мисс Феллоуз хотелось бы вспомнить хоть что-нибудь из курса антропологии, который она когда-то слушала в колледже, но вспоминались, как нарочно, лишь какие-то обрывки, притом, как опасалась она, в безнадежно искаженном виде.

Перед появлением истинного человека существовали неандертальцы – так, кажется? Примитивные существа, полуживотные. А до них Землю населяли еще более примитивные питекантропы вместе с другими, которые назывались не менее сложно. Были и еще какие-то разновидности полулюдей или недолюдей – жалкие голые полуобезьяны, с натяжкой могущие считаться нашими далекими предками. Но в какое время жили все эти древние люди? Двадцать тысяч лет назад? Или пятьдесят? Или сто?

Мисс Феллоуз решительно не могла заключить их в какие – то хронологические рамки.

Боже праведный, неужели мне предстоит ухаживать за маленькой обезьянкой?

Ее пробрала дрожь. Хороша же она будет со своими инкубаторами и стерильными камерами, если ей на руки свалится что-то вроде шимпанзе. А что, разве нет? Злобный, волосатый звереныш с когтями и клыками, которому место скорее в зоопарке, чем под опекой квалифицированной…

Впрочем, кто знает – может, неандертальцы, питекантропы и прочие ранние формы человечества жили больше миллиона лет назад, и ей достанется всего лишь маленький дикарь. Ей и раньше приходилось иметь дело с маленькими дикарями.

Но это такая необъятная бездна времени – сорок тысяч лет. Ее огромность ошеломляла.

Сорок тысяч лет?

Сорок тысяч?

9

Напряжение нарастало. Хаотический балет внизу прекратился, и техники у пульта почти перестали шевелиться, общаясь друг с другом посредством едва заметных знаков: дернут бровью или постучат пальцем по запястью.

Кто-то тихо и монотонно произносил в микрофон короткие фразы, в которых мисс Феллоуз не видела смысла – в основном цифры, перемежаемые какими-то шифрованными, непонятными словами.

Девени сел на стул рядом с ней, Хоскинс сидел по другую сторону. Облокотившись о перила и внимательно следя за тем, что происходит, репортер спросил:

– А мы что-нибудь увидим, доктор Хоскинс? Я хочу сказать – видовые эффекты будут?

– Что? Нет. Ничего такого, пока дело не будет сделано. Мы ведем поиск приблизительно по принципу радара, только вместо радиоволн у нас мезоны. Мезонное сканирование, с настройкой и перенастройкой, идет уже несколько недель. Мезоны при условии верной направленности достигают нужной эпохи. Некоторые сигналы возвращаются обратно, их приходится анализировать и вновь направлять в прошлое, используя для повышения точности следующей попытки – и так до тех пор, пока не приблизимся к желаемому уровню точности.

– Работа, как видно, не из легких. А как вы определяете, что достигли нужного уровня?

Хоскинс улыбнулся своей быстрой и холодной, как фотовспышка, улыбкой.

– Мы этим занимаемся уже пятнадцать лет, а то и двадцать пять, если учесть работу в нашей прежней компании, где мы разработали многие основные принципы, но не сумели достичь надежности на практике. Да, это тяжелая работа, Девени. Тяжелая и рискованная.

Человек у микрофона поднял руку.

– Рискованная? – переспросил Девени.

– Мы не любим неудач. Лично я, во всяком случае, не люблю. А неудача подстерегает нас на каждом шагу. Ведь мы работаем в вероятностной сфере. Количественные эффекты и все такое. Лучшее, на что мы можем надеяться, – это подобие искомого результата. Этого недостаточно, но это лучшее, на что мы можем надеяться.

– Однако сейчас вы как будто уверены в успехе.

– Да. Мы уже много недель сосредоточены на этом моменте прошлого – проверяем, перепроверяем с поправкой на наши временные сдвиги, вычисляем параллаксы, выискиваем все мыслимые релятивистские искажения, добиваемся уверенности в том, что можем управлять потоком времени с достаточной точностью. И думаем, что у нас получится. Сказал бы даже – знаем.

Но лоб его блестел от испарины.

В помещении повисла жуткая тишина, нарушаемая только взволнованным дыханием. Мисс Феллоуз непроизвольно привстала и ухватилась за перила балкона.

Но смотреть было не на что.

– Внимание, – спокойно сказал человек у микрофона.

Тишина достигла наивысшей точки. Это была полнейшая, небывалая тишина – мисс Феллоуз и представить себе не могла бы, что такое возможно в помещении, где полно народу. Но длилось это не дольше мгновения.

Потом из кукольного домика раздался вопль перепуганного ребенка – жуткий, пронзительный вопль, от которого хочется заткнуть руками уши.

В нем звучал ужас – полнейший ужас.

Крик потрясения и отчаяния, невероятно сильный и громкий, выражал такой неприкрытый ужас, что брала оторопь.

Голова мисс Феллоуз сама повернулась в ту сторону, откуда доносился крик.

Хоскинс стукнул кулаком по перилам и сдавленно, с дрожащим в голосе торжеством, сказал:

– Есть!

10

Они бросились по короткой винтовой лесенке вниз, в машинный зал – Хоскинс впереди, Девени следом, а мисс Феллоуз, непрошеная, за репортером. Пускай это вопиющее нарушение правил – но она слышала, как он кричит, этот ребенок.

У меня есть такое же право находиться там, как и у Кандида Девени, сказала она себе.

Хоскинс, спустившись с лестницы, оглянулся и как будто немного удивился тому, что мисс Феллоуз последовала за ним, – но не слишком. И ничего ей не сказал.

В машинном зале парило теперь совсем другое настроение. Техники, только что погрузившие свой ковш в прошлое и извлекшие оттуда то, что хотели, совершенно обессилели и тихо стояли, почти не в себе, рядом со своими приборами. Хоскинс не обращал на них никакого внимания, точно они были винтиками отработавшего свое механизма.

Со стороны кукольного домика звучал тихий зуммер.

– Идемте туда, – сказал Хоскинс.

– В стасисное поле? – замялся Девени.

– Это совершенно безопасно – я проделывал это тысячу раз. Когда пересекаете границу поля, возникает несколько странное ощущение, но оно тут же проходит и не оставляет следов. Положитесь на меня.

И он молча переступил через порог открытой двери. Девени, напряженно улыбаясь и явно затаив дыхание, последовал за ним.

– Вы тоже, мисс Феллоуз. Прошу! – Хоскинс нетерпеливо поманил ее пальцем.

Она кивнула и вошла. Чувство перехода ни с чем нельзя было сравнить – как будто сквозь нее прошла волна, пощекотав ее внутри.

Но за порогом никаких необычных ощущений не последовало, Все было нормально. Мисс Феллоуз уловила чистый свежий запах свежеоструганных стен, а еще пахло землей и как будто лесом.

Панические вопли уже прекратились. В стасисном поле стояла тишина. Потом мисс Феллоуз услышала шлепанье ног, царапанье по дереву – и какой-то тихий стон.

– Где ребенок? – с беспокойством спросила она.

Хоскинс проверял какие-то диски и шкалы у самого входа.

Девени пялился на него, как идиот. Ни один из них как будто не торопился взглянуть на ребенка – на ребенка, которого вся эта сложная и запутанная аппаратура только что выдернула из немыслимо древней эры.

Им что, нет до него дела, этим дуракам?

Мисс Феллоуз, никого не спрашивая, прошла за поворот коридора в комнату с кроваткой.

Ребенок был там. Мальчик. Очень маленький, очень грязный, очень тощенький, очень странный с виду.

Ему было года три – если больше, то ненамного. Он был голенький. Покрытая грязью грудка вздымалась и опадала. По полу широким полукругом была рассыпана груда земли, перемешанной с камушками и пучками сухой травы, точно в комнату вывалили целый бушель сора. От груды шел густой земляной дух с примесью какого-то зловония. Мисс Феллоуз заметила, что у загорелых босых ног мальчика ползают большие темные муравьи и пара мохнатых паучков.

Хоскинс проследил за ее исполненным ужаса взглядом и сказал с внезапным раздражением:

– Нельзя извлечь мальчика из времени чистеньким, мисс Феллоуз. Для страховки приходится прихватить и некоторую прослойку. Или вы предпочли бы, чтобы он прибыл сюда без одной ноги, а то и с половиной головы?

– Прошу вас! – возмущенно вскричала мисс Феллоуз. – Мы что, так и будем здесь стоять? Бедный ребенок напуган. И весь перепачкался.

Это было очень мягко сказано. Никогда ей не приходилось видеть такого запущенного ребенка. Его не мыли уже добрых несколько недель – а может, и никогда не мыли. От него скверно пахло. Все тело покрывала толстая корка сала и грязи, а на бедре виднелась глубокая свежая царапина, вполне способная воспалиться.

– Ну-ка, дай на тебя посмотреть, – пробормотал Хоскинс, осторожно шагнув вперед.

Мальчик скорчился, прижал локти к бокам, втянул голову в плечи, приняв бессознательную защитную позу, и быстро попятился назад. В глазах у него был страх и вызов. Наткнувшись на стенку и поняв, что дальше хода нет, он приподнял верхнюю губу и зашипел, словно кот. Звук был жуткий – какой-то дикий, звериный.

Мисс Феллоуз ощутила холодную волну шока. И это – ее питомец? Вот этот звереныш?

Все ее страхи оправдывались.

И дело еще хуже, чем она думала. В нем нет почти ничего человеческого. Какое-то мерзкое маленькое чудовище.

Хоскинс быстро подошел, схватил мальчика за руки, скрестив их у него на животе, и тут же поднял его в воздух – лягающегося, вырывающегося и вопящего.

Ребенок выл, как бес – крик вырывался из него с поразительной силой. Мисс Феллоуз обнаружила, что вся дрожит, и заставила себя успокоиться. Что за ужасный, раздирающий уши крик. Просто нечеловеческий. Не верилось, что такой маленький мальчик может издавать такие мощные звуки.

Хоскинс, держа его на вытянутых руках, в полной растерянности смотрел на мисс Феллоуз.

– Да-да, держите его. Не отпускайте. Смотрите, чтобы он не задел вас ногтями, когда брыкается. Несите его в ванную и давайте помоем его. Первое, что ему нужно, – это хорошая теплая ванна.

Хоскинс кивнул. Как ни мал был мальчик, держать его таким образом было трудновато. Казалось бы, что взрослый мужчина легко может сладить с малым ребенком, но в этом ребенке жила могучая дикая сила. И он, без сомнения, полагал, что борется за свою жизнь.

– Наполняйте ванну, мисс Феллоуз! – возопил Хоскинс. – Поскорей!

В стасисной зоне теперь стало людно. Мисс Феллоуз узнала в толпе трех своих ассистентов и распорядилась:

– Эллиот – пустите воду. Мортенсон, мне нужны антибиотики, чтобы обработать эту рану на ноге. Несите-ка в ванную всю антисептическую аптечку. Стретфорд, найдите уборщиков и уберите отсюда весь этот мусор!

Все занялись делом. Теперь, когда мисс Феллоуз начала распоряжаться, первоначальные шок и ужас отпустили ее и к ней вернулась некоторая профессиональная уверенность. Да, ее ждут трудности. Но она ведь специалистка по трудным случаям и справлялась не с одним за годы своей службы.

Явились рабочие с контейнерами и начали собирать в них землю, унося их потом куда-то в заднюю комнату. Хоскинс крикнул им:

– Помните – чтобы ни соринки не выносилось из пузыря!

Мисс Феллоуз прошла вслед за Хоскинсом и знаком велела ему опустить ребенка в ванну, которую Эллиот поспешно наполнял теплой водой. Уже не растерянная зрительница, а умелая и опытная медсестра сосредоточилась и окинула ребенка холодным взглядом медика, точно увидев его впервые.

Увиденное напугало ее с новой силой. Какой-то миг она с трудом владела собой, раздираемая неуправляемыми эмоциями. За грязью, брыканием и криками она разглядела самого мальчика.

Первое впечатление того суматошного момента было правильным. Это был самый безобразный мальчик, которого ей приходилось видеть. Он был ужасный урод – от бесформенной головы до кривых ног.

У него было необычайно мощное тело, очень выпуклая грудь и широкие плечи. Ну, пусть – это еще не так бросалось в глаза. Но этот длинный здоровенный череп! Нависший покатый лоб! Большая картофелина вместо носа, с темными зияющими ноздрями, настолько же глядящими наружу, насколько и вниз! Глазищи в толстенных костяных глазницах! Срезанный подбородок, короткая шея, карликовые ручки и ножки!

Сорок тысяч лет, напомнила себе мисс Феллоуз.

Он не человек. Не настоящий человек.

Он животное. Самые худшие ее опасения осуществились. Маленькая обезьяна, вот кто он такой. Что-то вроде шимпанзе. Вот за кем ей придется ухаживать, вот за что ей платят такие деньги! Но разве она справится? Что она понимает в уходе за детенышами диких доисторических обезьян?

И все-таки…

Возможно, она ошибается. Она от всей души надеялась на это. В сверкающих злых глазищах мальчика определенно виднелся проблеск человеческого разума. Светло-коричневую, почти медного цвета кожу покрывал только легкий золотистый пушок, а не жесткая густая шерстка, как у детеныша обезьяны. И лицо, хоть и безобразное, безусловно не было обезьяньим. Преодолев впечатление от его внешности, можно было разглядеть, что он всего лишь маленький мальчик.

Мальчик. Да, безобразный, да, странненький, маленький, грязный, перепуганный человечек с кривыми ножками, неправильной головой, с каким-то недоразумением вместо подбородка, с загрязненным порезом на ноге и с красным родимым пятном на щеке – точь-в-точь зигзаг молнии.

Да, он не похож ни на кого из виденных ею детей, но она все же попробует считать его человеком – бедного, напуганного малютку, украденного из прошлого. Может быть, у нее и получится – может быть.

Но до чего он безобразен, Господи! О Боже, Боже, Боже, разве мыслимо полюбить такое безобразное существо? Мисс Феллоуз очень сомневалась, что ей это удастся, несмотря на все, что она наговорила Хоскинсу. И эта мысль мучила ее.

Ванна наполнялась. Эллиот, сильный чернявый мужчина с огромными крепкими ручищами, забрал мальчика у Хоскинса и наполовину окунул его в воду, а тот отчаянно извивался. Мортенсон, второй санитар, вкатил аптечную тележку. Мисс Феллоуз выдавила в ванну полтюбика антисептического мыла, и вода покрылась желтой пузырящейся пеной. Пузыри на мгновение отвлекли ребенка, и он перестал выть и лягаться – но только на мгновение. Потом он, видимо, вспомнил, что с ним происходит нечто ужасное, и опять начал вырываться.

– Скользкий, паршивец, – засмеялся Эллиот. – Чуть я его не упустил.

– Смотрите, чтобы этого не случилось, – строго предупредила мисс Феллоуз. – О Господи, сколько грязи! Осторожно – держите, держите!

Мерзкое это было занятие. Даже с помощью двух мужчин мисс Феллоуз еле-еле удавалось справиться с ребенком. Он не переставал извиваться, дергаться, лягаться, царапаться и орать. Она не знала, что он так защищает – жизнь или просто достоинство, но ей редко попадался такой неуступчивый пациент. Он обливал их мыльной грязной водой, и Эллиот уже не смеялся: мальчишка вцепился ногтями ему в руку, и под черной курчавой порослью появилась широкая красная борозда. Мисс Феллоуз начинала подумывать, не дать ли ребенку успокоительного, чтобы довести дело до конца – она смотрела на это как на последнюю, крайнюю меру.

– Введите себе антибиотик, когда закончим, – сказала она Эллиоту, – Царапина скверная. Кто знает, какие доисторические микробы могут быть у него под ногтями.

Она совсем забыла свое прежнее требование, чтобы ребенка поместили в стерильную, лишенную бактерий среду. Мальчик был такой сильный, такой живой, такой злющий – а она-то воображала себе слабое, уязвимое существо.

Однако он тоже уязвим, сказала она себе, несмотря на то что так дерется. Надо будет тщательно понаблюдать за ним первые несколько дней, пока не выявится, не подхватил ли он какую-нибудь инфекцию, к которой у него нет врожденного иммунитета.

– Выньте его на минутку из ванны, Эллиот, – сказала она. – Мортенсон, давайте подольем чистой воды. О Господи, Господи, до чего же грязный ребенок!

Казалось, что этому мытью не будет конца. Мисс Феллоуз работала молча, постепенно распаляясь. Ее настроение изменилось, уступив место раздражению и даже гневу. Она не думала больше о том, как интересно будет справиться с трудной задачей. Теперь, подогреваемая бешеной защитой и криками мальчишки, промокшая до нитки, как и ее помощники, она утверждалась в мысли, что Хоскинс обманул ее, заставив взяться за работу, смысла которой она не понимала.

Да, он намекнул, что ребенок будет не из приятных. Но это не означало, что он будет отталкивающе безобразен и неукротим, словно зверь из джунглей. И от него несло вонью, которую вода и мыло смягчали лишь мало-помалу.

По мере продолжения битвы ее все больше одолевало желание швырнуть мальчишку – прямо как есть, мокрого и намыленного – доктору Хоскинсу, повернуться и уйти. Но мисс Феллоуз знала, что не сможет. В конце концов, это вопрос ее профессионального престижа. Как бы там ни было, она ведь согласилась на эту работу. Придется ее исполнять. Она призналась себе, что Хоскинс ни в чем ее не обманывал. Он сказал ей, что работа будет тяжелая. Сказал, что ребенок будет трудный, необычный, непослушный, а может быть, и противный. Так и сказал. И спросил – сумеет ли она полюбить ребенка, не рассуждая, несмотря ни на какой скошенный подбородок или нависший лоб. А она ответила – да, да, да, я на все готова. Что подумает доктор Хоскинс, если она сейчас уйдет? Он посмотрит на нее холодно и проницательно, будто говоря: «Значит, я был прав. Вы способны ухаживать только за милыми крошками, а, мисс Феллоуз?»

Она взглянула на него. Хоскинс стоял чуть поодаль, хладнокровно, почти с улыбкой, наблюдая за ними. Когда он встретился с ней глазами, улыбка стала еще заметнее, будто он читал ее мысли, видел, что она вся кипит и чувствует себя преданной – и веселился.

Вот возьму и уйду, подумала она в новом приступе ярости.

Но не теперь. А когда наведу здесь порядок. Уйти раньше было бы низко. Сначала немного цивилизую этого гадкого маленького дикаря, а там Хоскинс пусть ищет другую нянчиться с ним.

11

Битва у ванны увенчалась победой трех взрослых над малым напуганным ребенком. Во всяком случае, верхний слой грязи смыли, и кожа мальчика приобрела приемлемый розовый оттенок. Он перестал вопить от страха и только неуверенно хныкал.

Борьба утомила его. Он стал наблюдать за тем, что происходит вокруг, испуганно и подозрительно переводя глаза с одного лица на другое.

Он весь дрожал – не столько от страха, сколько от холода после купания, сообразила мисс Феллоуз. Несмотря на крепкое сложение, он был ужасно тощий – ни капли жира, а ручки и ножки как былинки. А смытая грязь, видимо, служила ему теплоизоляцией.

– Принесите-ка ему ночную рубашку! – приказала мисс Феллоуз.

Рубашку тут же принесли. Как видно, все было наготове, но делалось только по ее команде, будто Хоскинс намеренно устранился и предоставил действовать ей, чтобы ее испытать.

– Давайте я подержу его опять, мисс Феллоуз, – сказал силач Эллиот. – Вам самой не надеть.

– Вы правы. Спасибо, Эллиот.

Мальчик широко раскрыл глаза при виде рубашки, подозревая в ней новое орудие пытки. Но бой на этот раз был не столь долгим и ожесточенным, как в ванне. Эллиот ухватил малыша своими ручищами за тонкие ручки и вздернул их вверх, а мисс Феллоуз ловко натянула розовую фланелевую рубашонку на уродливую голову.

Мальчик издал тихий недоуменный звук и крепко стиснул рукой ворот рубашки, собрав покатый лобик в глубокие морщины.

Потом заворчал и с силой дернул рубашку, словно хотел сорвать ее с себя.

Мисс Феллоуз звонко шлепнула его по руке. Доктор Хоскинс позади удивленно вскрикнул, но она не обратила на него внимания.

Мальчик надулся, но не заплакал, а только уставился на мисс Феллоуз, как будто шлепок совсем не обидел его, а показался чем-то знакомым, чего и следовало ожидать. Глаза у него были больше, чем у всех знакомых ей детей, темные, блестящие и пугающие.

Он стал медленно водить своими широкими коротенькими пальцами по непривычной фланели, но рвать ее больше, не пытался.

Ну и что дальше? – в отчаянии подумала мисс Феллоуз.

Все застыли, будто в стоп-кадре, ожидая ее решения, – даже безобразный мальчуган.

В уме у нее разворачивался длинный перечень того, что следовало сделать – не обязательно в порядке первостепенной важности:

Обработать царапину, чтобы не воспалилась.

Подстричь ногти на руках и ногах.

Анализ крови. Состояние иммунной системы?

Вакцинация? Превентивный курс антибиотиков?

Подстричь волосы.

Анализ кала. Кишечные паразиты?

Осмотр полости рта.

Рентген грудной клетки. И общий костный рентген.

И еще с полдюжины пунктов разной степени важности. Но потом она сообразила, что сейчас нужнее всего – по крайней мере, малышу – и спросила:

– Есть тут еда? Молоко?

Было все. Мисс Стретфорд, ее третья помощница, привезла сверкающую столовую тележку. В холодильном отделении мисс Феллоуз нашла три кварты молока, нашла подогреватель и разные укрепляющие добавки – витамины, медно-кобальтово-железный сироп. С ними сейчас некогда возиться. В другом отделении имелся набор детского питания в самонагревающихся банках.

Но начинать следовало с молока, с простого молока. Что бы он ни ел там у себя – полусырое мясо, коренья, дикие ягоды, насекомых, – молоко наверняка входило в детскую диету. Мисс Феллоуз предполагала, что у дикарей принято кормить детей грудью как можно дольше.

Но чашки дикарям скорее всего неизвестны. Мисс Феллоуз налила немного молока в блюдечко и сунула на пару секунд в микроволновую печку, чтобы подогреть.

Все смотрели на нее – Хоскинс, Кандид Девени, трое помощников и те, кто сумел протолкаться в зону стасиса. Смотрел на нее и мальчик.

– Умница, – сказала она ему. – Молодец. – Потом осторожна взяла блюдечко, поднесла ко рту и сделала вид, что лакает молоко.

Мальчик следил за ней – но понял ли он?

– Пей, – сказала она. – Вот как надо. – И еще раз показала, будто лакает. Она чувствовала себя немного нелепо – ну и пусть. Она будет делать все, – что считает нужным. Надо же показать мальчику, как пить.

– Теперь ты.

Она поднесла ему блюдечко так, что мальчику оставалось только дотянуться до него ртом и лакать. Малыш сосредоточенно смотрел на блюдце без всяких признаков понимания.

– Пей, – сказала мисс Феллоуз, – пей. – И снова показала, как шевелить языком.

Ответа не было – он только смотрел. И его снова била дрожь, хотя в комнате было тепло и ночной рубашки вполне хватало.

Пора переходить к решительным мерам, подумала мисс Феллоуз.

Она поставила блюдце на пол, схватила мальчика за руку, обмакнула свои пальцы в молоко и помазала его по губам. Молоко потекло по скошенному подбородку.

Мальчик тоненько вскрикнул, как прежде не делал – можно было подумать, что он неприятно поражен. Потом облизнул мокрые губы. Распробовал. Снова высунул язык.

Что это – он улыбается?

Да. Во всяком случае, очень похоже на улыбку. Мисс Феллоуз отступила назад.

– Молоко. Это молоко. Попей еще.

Мальчик с опаской подошел к блюдечку. Наклонился, потом посмотрел вверх, оглянулся через плечо – не подстерегает ли там какой враг. Но сзади никого не было. Он присел – неловко, неуклюже, нагнул голову и начал лакать – сначала осторожно, потом с возрастающей жадностью. Он лакал как кошка. Он хлюпал. Он и не думал брать блюдечко в руки – лакал, скорчившись на полу, как зверек.

Мисс Феллоуз стало противно, хотя она сама же учила его лакать. Ей хотелось думать о нем, как о человеке, о человеческом детеныше, а он все время вел себя, как звереныш, и это было ей ненавистно. Просто ненавистно. Она знала, что это написано у нее на лице, но ничего не могла с собой поделать. Ну почему он такой? Пусть он родился в доисторическую эпоху – сорок тысяч лет назад! – но неужели только из-за этого он непременно должен походить на обезьяну? Ведь он человек? Да или нет? Что за ребенка ей подсунули?

– А няня знает, доктор Хоскинс? – спросил Кандид Девени, уловив, должно быть, выражение ее лица.

– Что я должна знать?

Девени замялся, но Хоскинс, снова со скрытым весельем, сказал:

– Не уверен. Почему бы вам самому ей не сказать?

– Что это за тайны? – спросила она. – Ну, говорите, если я должна что-то знать!

– Я просто хотел спросить, мисс, – известно ли вам, что вы первая цивилизованная женщина в истории, которой предстоит ухаживать за маленьким неандертальцем?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю