Текст книги "Новые Миры Айзека Азимова. Том 6"
Автор книги: Айзек Азимов
Соавторы: Роберт Сильверберг
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)
– Ну, как там дела? – спросил Хоскинс.
– Начало положено. Только начало, но ведь с чего-то надо начинать.
– Не дрались больше?
– Нет. – Она рассказала ему про кубики, умолчав об архитектурном превосходстве Джерри. – Они терпели друг друга – иначе при всем желании не скажешь. Тимми держался на своей территории, а Джерри на своей. Нужно время, чтобы они почувствовали друг к другу симпатию.
– Да, я уверен, – безразлично произнес Хоскинс, которому явно не терпелось, чтобы она ушла. Он даже сыну не сказал ни слова, когда тот вошел. На столе у него громоздились распечатки, видеоленты, магнитные диски.
– Новый эксперимент? – отважилась спросить мисс Феллоуз.
– В общем, да. Скорее усовершенствование старого. Собираемся проникнуть в более близкое прошлое. Вот-вот должны начать интертемпоральный поиск на ближней дистанции.
– Интер… темпоральный?
– Расширяем свои границы. Сейчас мы оперируем в пределах десяти тысяч лет, а следующий шаг, похоже, значительно улучшит наши показатели.
Мисс Феллоуз слушала его рассеянно – сейчас ее мысли были заняты только Тимми и Джерри.
– Другими словами, – весело продолжал Хоскинс, – мы ожидаем, что нам удастся проникнуть в прошлое на тысячу лет – а то и ближе, мисс Феллоуз! Больше того – предельная масса груза тоже увеличится. Прежние сорок килограммов становятся достоянием истории. Теперь мы, возможно, сумеем взять восемьдесят, а то и все сто килограммов.
– Очень рада за вас, доктор Хоскинс, – ответила мисс Феллоуз без особого пыла, но Хоскинс не обратил внимания на ее тон.
– Да-да. Спасибо, мисс Феллоуз. – Физик посмотрел на сына, точно впервые заметил его, и небрежно притянул к себе. – Через пару дней мы опять приведем Джерри и посмотрим, не пойдут ли у них дела получше – да, мисс Феллоуз?
– Да, конечно. – Она помедлила.
– Что-нибудь еще?
Да, было кое-что. Ей хотелось сказать, как она благодарна ему за то, что он позволил Джерри приходить к Тимми – пусть даже первый визит не совсем удался. Она знала, что первая настороженность пройдет, страх и неуверенность исчезнут и мальчики постепенно подружатся. Согласие Тимми, хотя и неохотное, поделиться кубиками сказало ей об этом. А друг Тимми нужнее всего. Присутствие Джерри со временем сотворит с Тимми чудеса: он раскроется, научится общаться со сверстниками, станет тем, кем должен стать. Да. Наконец-то Тимми сможет стать Тимми. Это не удалось бы ему, живи он в одиночестве – при всей любви и заботе мисс Феллоуз. И она искренне, почти до слез, была благодарна Хоскинсу за то, что он привел к Тимми Джерри.
Но она не могла заставить себя это высказать. Не могла подыскать слов. Официальный тон Хоскинса, его отстраненность, его поглощенность распечатками и дискетами нового эксперимента воздвигли между ними барьер. Возможно, Хоскинс до сих пор помнит, как они однажды завтракали вместе и как она сказала, что он для Тимми все равно что отец – в любом смысле, кроме биологического, – что жестоко лишать Тимми общества и он просто обязан дать мальчику друга. Вот он и привел своего настоящего сына. Может быть, Хоскинс этим пытался доказать, что он одновременно и хороший отец Тимми, и вовсе ему не отец. И то, и другое. И за его поступком кроется тайная обида. Поэтому мисс Феллоуз сказала только:
– Я так рада, что вы позволили своему мальчику прийти сюда. Спасибо вам. Большое спасибо, доктор Хоскинс.
А он сказал только:
– Ничего, ничего. Не стоит, мисс Феллоуз.
43
Посещения Джерри стали входить в привычку. Через три дня он пришел к ним во второй раз, еще через четыре – в третий. Второй визит продолжался столько же, сколько и первый, третий растянулся до двух часов – и все последующие стали длиться столько же.
Мальчики больше не таращились друг на дружку, как в первый раз, и никто никого не толкал. Встретились они довольно неприветливо, когда Джерри – уже без родителей – снова перенесли через порог стасиса, но мисс Феллоуз быстро сказала: «А вот и твой новый друг Джерри», – и Тимми кивнул, признав Джерри без всяких признаков вражды. Джерри становился для него таким же фактом жизни в пузыре, как визиты антропологов или осмотры доктора Джекобса.
– Поздоровайся, Тимми.
– Здравствуй.
– Джерри?
– Здравствуй, Тимми.
– Ты тоже, Тимми, скажи: «Здравствуй, Джерри».
– Здравствуй, Джерри, – помолчав, сказал тот.
– Здравствуй, Тимми.
– Здравствуй, Джерри.
– Здравствуй, Тимми.
– Здравствуй, Джерри.
Так они и продолжали, превратив это в игру. Обоим было смешно. Мисс Феллоуз переполнило чувство облегчения. Раз мальчишки вместе дурачатся, они не станут тыкать друг друга кулаками, как только она отвернется. Раз они вместе смеются, между ними не будет ненависти.
– Здравствуй, Тимми.
– Здравствуй, Джерри.
И еще: Джерри, кажется, без труда понимает Тимми. Конечно, «здравствуй, Джерри» не Бог весть какая сложная фраза, но многие взрослые посетители вообще ни звука не могли понять из того, что говорил Тимми. А у Джерри нет взрослых предрассудков относительно произношения, и косноязычная речь Тимми не представляет для него тайны.
– Хотите снова поиграть с кубиками? – спросила мисс Феллоуз.
Энергичные кивки. Она вынесла кубики из детской и высыпала на пол.
Мальчики быстро поделили их на две почти равные кучки и проворно принялись за работу. На этот раз они не стали расходиться по разным углам, а строили бок о бок, молча, не обращая особого внимания на то, что делает другой, но и не стесняясь своим соседством.
Очень хорошо.
Не очень хорошо было то, что кубики они поделили не так ровно, как показалось мисс Феллоуз на первый взгляд. Джерри присвоил себе гораздо больше половины – почти что две трети, и снова быстро возводил пирамиду – теперь дело у него шло легче, поскольку строительного материала было больше.
Тимми же складывал что-то вроде буквы X, но ему не хватало кубиков, чтобы завершить свой проект. Мисс Феллоуз заметила задумчивый взгляд, который он бросил на кучу кубиков Джерри, и приготовилась вмешаться в случае стычки. Но Тимми и не пытался забрать у Джерри кубики – просто смотрел на них.
Похвальная сдержанность? Вежливость хорошо воспитанного мальчика по отношению к гостю?
Или в нежелании Тимми взять у Джерри кубики есть нечто более тревожное? Начать с того, что Тимми отнюдь нельзя назвать воспитанным мальчиком – мисс Феллоуз не питала иллюзий на этот счет. Она приложила все свое умение и усердие, чтобы воспитать его вежливым и уступчивым, но было бы безумием считать Тимми образцом хороших манер. Тимми – дитя первобытного общества, где манеры в современном понимании скорее всего были неизвестны. А потом его перенесли из родного племени в изоляцию стасисного пузыря, где он не имел возможности приобрести те социальные навыки, которые обычно приобретают уже дети его возраста. Кстати, его современные сверстники вежливостью тоже не отличаются.
Если Тимми не забирает у Джерри нужные ему кубики – свои же кубики, в конце концов, – то скорее всего не потому, что он такой хороший, а потому, что просто побаивается Джерри. Боится взять у него кубики, как сделал бы любой мальчишка на его месте.
Неужто Тимми так напугал тот толчок при первой встрече? Или есть другая причина – более глубокая, более темная, истоки которой кроются в забытой истории первых дней человечества?
44
Однажды вечером, когда Тимми уже отправился спать, зазвонил телефон и телефонистка компании сказала:
– Мисс Феллоуз, с вами хочет говорить Брюс Маннхейм.
С ней? – вскинула брови мисс Феллоуз. Ей сюда еще никто не звонил извне. Она по собственной воле отрезала себя от внешнего мира – иначе ей покою бы не было от журналистов, от любопытных, от ненормальных и фанатиков – и от таких, как Брюс Маннхейм. Однако вот он у телефона. Как он только ухитрился пробиться к ней за спиной у Хоскинса? Нет, он, должно быть, звонит с ведома и согласия директора.
– Слушаю, мистер Маннхейм. Как поживаете?
– Прекрасно, мисс Феллоуз, прекрасно. Доктор Хоскинс говорит, что Тимми обрел наконец друга?
– Да, мистер Маннхейм. И это сын доктора Хоскинса.
– Да, я знаю. Мы все считаем, что доктор Хоскинс поступил просто превосходно. И как же там у вас дела?
– В общем, хорошо, – чуть поколебавшись, сказала мисс Феллоуз.
– Ребята поладили?
– Да, конечно. Поначалу не обошлось без трений, как это часто бывает – и надо сказать, что виноват был не столько Тимми, сколько Джерри; Тимми принял Джерри очень радушно, хотя никогда раньше не видел своих современных сверстников.
– А Джерри, выходит, увидев неандертальца, повел себя не столь хорошо?
– Не знаю, значило ли тут что-нибудь то, что Тимми неандерталец, мистер Маннхейм. Мальчик просто нервничал. Я бы назвала это нормальной реакцией одного ребенка на другого, без всякого антропологического оттенка. Джерри мог бы так же толкнуть любого другого мальчишку. Но теперь ничего такого не бывает. Между ними полное согласие.
– Рад слышать. Тимми, должно быть, цветет?
– Да, он прекрасно себя чувствует.
Наступила пауза. Мисс Феллоуз надеялась, что адвокат не собирается сказать, будто снова добился допуска в кукольный домик с целью проверить, как Тимми общается с другом. Тимми ни к чему лишние посетители, и совсем не нужно, чтобы посторонний присутствовал, при встречах Тимми и Джерри. Их отношения пока складывались мирно, как она и сказала Маннхейму, но были потенциально неустойчивы, и присутствие незнакомца могло бы их испортить.
Но Маннхейм, кажется, не собирался приходить – он сказал:
– Я просто хотел сказать вам, мисс Феллоуз, как довольны мы тем, что у Тимми такая умелая воспитательница.
– Вы очень любезны.
– Мальчик испытал опасное потрясение и все же прекрасно адаптируется – до сих пор. Честь за это следует воздать в основном вам.
(Почему он сказал «до сих пор»?)
– Мы предпочли бы, конечно, чтобы Тимми остался жить естественной жизнью среди своего народа, – продолжал Маннхейм. – Но раз уж получилось по-иному, отрадно сознавать, что ухаживать за ним доверили такой преданной, ответственной женщине, как вы, и что вы окружили мальчика своей заботой с самого его прибытия в нашу эру. Вы сотворили чудо – иначе не скажешь.
– Вы очень любезны, что так говорите, – снова, уже смущенно, сказала мисс Феллоуз. Она никогда не гналась за похвалами, а Маннхейм на них уж чересчур щедр.
– Доктор Левиен думает так же, как я.
– Да? Приятно слышать, – холодно сказала мисс Феллоуз.
– Мне хотелось бы оставить вам свой номер телефона.
(Зачем?)
– Я всегда могу связаться с вами через доктора Хоскинса, – заметила она.
– Конечно. Но может случиться и так, что вы захотите связаться со мной без посредников.
(Почему? Почему? Что он хочет сказать?)
– Что ж, возможно…
– Я чувствую, что мы с вами – естественные союзники в этом деле, мисс Феллоуз. Нас искренне заботит прежде всего одно: благополучие Тимми. Какими бы ни были наши взгляды на воспитание детей, на политику и на все остальное, нам обоим глубоко небезразличен Тимми. Так вот, если вам нужно будет поговорить со мной о Тимми, если в «Стасис текнолоджиз» произойдут какие-то неблагоприятные для него перемены…
(Ага. Хочешь, чтобы я на тебя шпионила?)
– Я уверена, что все будет по-прежнему благополучно, мистер Маннхейм.
– Конечно, конечно. Но все же…
И Маннхейм все-таки дал ей свой телефон, а она его записала, сама не зная зачем.
Так, на всякий случай.
На случай чего?
45
– Джерри придет сегодня, мисс Феллоуз? – спросил Тимми.
– Он придёт завтра.
Мальчик был явно разочарован. Круглая мордашка сморщилась, нависший лобик нахмурился.
– А почему не сегодня?
– Сегодня не его день, Тимми. Джерри сегодня идет в другое место.
– Куда?
– Так, в одно место. – Как объяснить Тимми, что такое детский сад? Что подумает Тимми, когда узнает, что другие дети, много детей, играют вместе в разные игры, со смехом гоняются друг за другом по школьному двору и малюют на бумаге восхитительно липкими красками?
– Джерри придет завтра.
– Я хотел бы, чтобы он приходил каждый день.
– Я тоже. – (Но так ли это? Правду ли она сказала?)
46
Она страдала не оттого, что у Тимми появился друг, а оттого, что этот друг становился слишком самоуверенным, слишком агрессивным. Джерри уже совершенно избавился от своей первоначальной робости и стал заметно доминировать.
Немаловажно было то, что он выше Тимми, а теперь он как будто стал расти еще быстрей – разница в росте составляла уже около полутора дюймов, да и весил Джерри больше. Он был проворнее, сильнее, и – как ни огорчительно для мисс Феллоуз – возможно, и умнее Тимми. Он куда быстрее разбирался в новых игрушках и сразу придумывал, как интереснее их использовать. Когда мисс Феллоуз давала им карандаши, краски или пластилин, Джерри рисовал осмысленные картинки или лепил фигурки, у Тимми же получалось нечто бесформенное. У Тимми явно отсутствовали художественные наклонности – он не умел даже того, чего следовало бы ожидать от нормально развитого ребенка его возраста.
Джерри каждый день ходит в детский сад возражала себе мисс Феллоуз. Там он и научился пользоваться карандашами, красками и пластилином.
Но у Тимми тоже было все это задолго до появления Джерри. Он ничего не сумел освоить, однако тогда это не беспокоило мисс Феллоуз – она еще не сравнивала Тимми с другими детьми и делала скидку на то, что первые годы его жизни были сплошным пробелом.
Теперь же ей вспомнилось то, о чем говорилось в книгах доктора Макинтайра. Что не обнаружено никаких следов неандертальского искусства. Ни наскальной живописи, ни статуэток, ни резьбы на камне.
А вдруг они действительно были низшим подвидом? Оттого они и вымерли, когда появились мы.
Мисс Феллоуз не хотелось об этом думать.
А Джерри два раза в неделю распоряжался у них, словно у себя дома. «Давай складывать кубики», – говорил он Тимми, или «давай рисовать», или «давай смотреть диафильмы». И Тимми подчинялся, никогда не предлагая взамен ничего своего, делая все, как Джерри скажет. Джерри окончательно обрек Тимми на вторую роль. Мисс Феллоуз мирилась с этим только потому, что Тимми ждал очередного прихода своего друга со все более пылким восторгом.
Джерри – это все, что у него есть, печально признавала она.
Однажды, наблюдая за ними, она подумала вдруг: оба они дети Хоскинса – один от жены, другой от стасиса. В то время как я..
Боже, пристыженно ахнула она, прижимая кулаки к вискам, да я ревную!
Глава 10Постижение
47
– Мисс Феллоуз, – спросил Тимми, – а когда я пойду в школу?
Вопрос обрушился на нее, как гром с ясного неба.
Она взглянула в вопрошающие карие глаза и провела рукой по густой шапке жестких волос, машинально разглаживая торчащие вихры. Тимми вечно ходил растрепанный. Мисс Феллоуз стригла его сама, и он беспокойно ерзал под ножницами. Приглашать к Тимми парикмахера ей не хотелось; и какой бы неумелой ни была ее стрижка, она все-таки маскировала покатый лоб и выпирающий затылок.
– Где ты слышал про школу, Тимми? – осторожно спросила мисс Феллоуз.
– Джерри ходит в школу.
Ну конечно. От кого он мог это слышать, как не от Джерри?
– Джерри ходит в детский сад, – необычайно четко выговорил Тимми. – И не только туда. Он ходит с мамой в магазин. Ходит в кино. В зоопарк. Везде ходит там, снаружи. А я когда выйду наружу, мисс Феллоуз?
У нее закололо сердце.
Так она и знала, что Джерри будет говорить с Тимми о внешнем мире. Ведь эти двое общались свободно и понимали друг друга без труда. Естественно, что Джерри, посланец таинственного запретного мира за пределами стасиса, хотел рассказать о нем Тимми. Это было неизбежно.
Но Тимми в тот мир путь закрыт.
Мисс Феллоуз заговорила с деланной веселостью, стараясь развеять грусть, которую, должно быть, чувствовал Тимми:
– Да зачем же тебе выходить туда, Тимми? Что тебе там делать? Знаешь, как там холодно бывает зимой?
– Холодно? – Он не понял – не знал этого слова. И ему ли бояться холода – мальчику, который учился ходить на заснеженных равнинах ледниковой Европы?
– Как в холодильнике. Выйдешь – и сразу нос начинает болеть, и уши тоже. Но это зимой. А летом снаружи очень жарко. Как в печке. Все потеют и жалуются на жару. А еще бывает дождь. С неба на тебя льется вода, одежда промокает, и делается очень противно.
Мисс Феллоуз сознавала весь цинизм своих слов и сама ему ужасалась. Говорить мальчику, который никогда не выйдет из своего заточения, о мелких несовершенствах внешнего мира – все равно что уверять слепого ребенка, будто форма и цвет окружающих его вещей только утомляют и раздражают глаз и вообще смотреть особенно не на что.
Но Тимми пропустил мимо ушей все ее жалкие ухищрения.
– Джерри говорит, они в школе играют в такие игры, которых у меня нет. У них есть диафильмы и музыка. Он говорит, что в детском саду много детей. Он говорит… – Тимми запнулся, потом с торжеством растопырил пальцы на обеих руках. – Он говорит, вот сколько.
– У тебя тоже есть диафильмы.
– У меня мало. Джерри говорит, он за один день смотрит больше диафильмов, чем я за все время.
– Мы тебе достанем еще диафильмы – очень хорошие. И пленки с музыкой.
– Правда?
– Сегодня же достану.
– И про сорок разбойников тоже?
– Джерри слышал эту сказку в детском саду, да?
– Там разбойники в пещере и такие кувшины… большие. А кто такие разбойники?
– Ну, это такие люди, которые отнимают все у других людей.
– А-а.
– Я принесу тебе диафильм про сорок разбойников. Это очень известная сказка. А есть еще и другие. «Синдбад-мореход», например, который объехал весь мир и все повидал. – Тут мисс Феллоуз прикусила язык, но Тимми не уловил в ее словах ничего огорчительного. – А еще я принесу тебе «Путешествия Гулливера». Он попал в страну крошечных человечков, а потом в страну великанов… – Она снова осеклась. Одни только путешественники, жадно поглощающие впечатления от невиданных стран. Впрочем, может быть, это и хорошо – скрасить Тимми его заточение рассказами о дальних странствиях. Он не первый затворник, который будет упиваться такими историями. – Есть еще рассказ об Одиссее, который сражался на войне, а потом десять лет добирался домой, к своей семье. – И ее сердце снова сжалось. И Гулливер, и Синдбад, и Одиссей, и Тимми – все они странники в чужих мирах, и она не может не сознавать этого. Неужели все великие повести человечества говорят только о странниках, заброшенных на чужбину и стремящихся вернуться домой?
А у Тимми глаза так и загорелись.
– И вы можете достать эти фильмы прямо сейчас? Правда?
На время он утешился.
48
Мисс Феллоуз заказала все мифологические и сказочные диафильмы, которые только были в каталоге. Получилась целая гора – выше Тимми. В дни, когда Джерри не приходил, Тимми смотрел их часами.
Трудно сказать, что он понимал в них. В лентах было множество понятий, образов и мест, о которых Тимми почти не имел представления. Но много ли понимает в тех же историях любой ребенок пяти-шести лет? Взрослому не дано проникнуть в детский разум, чтобы судить об этом с уверенностью. Мисс Феллоуз сама любила в детстве эти истории, хотя не слишком вникала в их смысл, как и другие дети за сотни, а то и тысячи лет до нее. То, что дети не совсем понимают, они восполняют своим воображением. Мисс Феллоуз надеялась, что это относится и к Тимми.
Преодолев свои сомнения по поводу Гулливера, Синдбада и Одиссея, она больше не пыталась исключить из растущей фильмотеки Тимми то, что могло напомнить мальчику о его собственной судьбе. Дети, как ей было известно, гораздо менее подвержены тревожным мыслям, чем это кажется взрослым. Если мальчику порой и приснится страшный сон, большого вреда от этого не будет. Ни один ребенок еще не умер от страха, слушая сказку о трех медведях, хотя это самая настоящая история ужасов. Кровожадные волки, чудища и жуткие тролли детских сказок не оставляют в душе глубоких отметин, и все дети любят слушать про них.
Может быть, сказочный бука – угрюмый, лохматый, со злыми глазами – отложился в родовой памяти человечества с тех времен, когда в Европе обитали неандертальцы? Такая теория существовала – о ней упоминалось в одной из книг доктора Макинтайра. Огорчился бы Тимми, если бы узнал, что принадлежит к племени, которое оставило в народных сказках образ чего-то страшного и отвратительного? Да нет, ему бы это просто не пришло в голову. Только чересчур образованные взрослые могут додуматься до такого. Тимми бука заворожит так же, как и всех ребят, и мальчик будет в сладостном ужасе забиваться под одеяло, видя в темноте его очертания. Не существует и одного шанса на миллиард, что он извлечет из страшных сказок какие-то истины о собственном происхождении.
И диафильмы продолжали поступать, а Тимми продолжал их смотреть один за другим без перерыва – точно прорвалась некая плотина и вся полноводная река людского воображения хлынула в душу мальчика. Тезей и Минотавр, Персей и Горгона, царь Мидас, все превращающий в золото, Крысолов из Гамельна, подвиги Геракла, Беллерофонт и Химера, Алиса в Зазеркалье, Джек и бобовый стебель, Алладин и волшебная лампа, рыбак и джинн, Гулливер в Лилипутии и у Гуингмов, история Одина и Тора, битва между Озирисом и Сетом, странствия Одиссея, путешествия капитана Немо – историям не было конца, и Тимми жадно поглощал их. Должно быть, в голове у него настоящая путаница. Отличает ли он одну историю от другой, может ли вспомнить час спустя, о чем в ней говорилось? Мисс Феллоуз этого не знала и не пыталась выяснить. Пока что она просто позволила Тимми окунуться в этот бурный поток, напитать им свой ум, проникнуть в волшебный мир сказки – ведь в реальный мир, где есть дома, самолеты, скоростные шоссе и люди, ему никогда не попасть.
Когда Тимми уставал смотреть диафильмы, она ему читала. Сказки были те же самые, но теперь Тимми создавал в уме собственные картинки.
Все это не могло не повлиять на мальчика. Мисс Феллоуз не раз слышала, как он пересказывает свои диафильмы Джерри – Синдбад у него путешествовал на подводной лодке, а Геракла связывали лилипуты. А Джерри внимательно слушал – ему это нравилось не меньше, чем Тимми рассказывать.
Мисс Феллоуз позаботилась о том, чтобы все рассказы Тимми записывались на пленку. Эти записи – самое красноречивое свидетельство его умственного развития. Пусть-ка те, кто считает неандертальцев косматыми полулюдьми, послушают, как Тимми рассказывает о приключениях Тезея в лабиринте – даже если главным героем он считает Минотавра.
49
Но были еще сны. Теперь, когда мир за пределами стасиса становился для Тимми реальным, они стали сниться ему чаще.
Сон, насколько могла судить мисс Феллоуз, был всегда один и тот же – сон о внешнем мире. Тимми не хватало слов, чтобы рассказать его. Во сне он неизменно оказывался снаружи, в том большом пустом пространстве, о котором так часто говорил няне. Только теперь пространство перестало быть пустым. Его населяли дети и разные смутные беспорядочные образы – и то, что переваривал мозг Тимми из полупонятного чтения, и позабытые неандертальские картины.
Но дети во сне избегали его, а предметы ускользали, когда Тимми хотел взять их в руки. Он был в том мире, но не принадлежал ему. Он бродил в пустоте своего сна такой же абсолютно одинокий, каким просыпался у себя в комнате – почти всегда с плачем.
Мисс Феллоуз не всегда теперь была рядом с Тимми, когда он плакал по ночам. Три-четыре раза в неделю она стала ночевать в своей служебной квартире, которую давно уже предлагал ей Хоскинс. Ей казалось, что пора уже отучать Тимми от привычки к ее постоянному присутствию. В первые ночи вина за то, что она бросила Тимми, почти не давала ей спать, но мальчик ничего не говорил ей поутру по поводу ее отсутствия. Может быть, он ожидал, что его рано или поздно оставят одного. И мисс Феллоуз со временем позволила себе успокоиться, когда ночевала не в кукольном домике. Оказывается, не только Тимми следовало отучать от старых привычек.
Каждое утро она подробно записывала его сны, стараясь смотреть на них лишь как на ценный материал для психологических исследований, как на один из самых весомых вкладов в итоги эксперимента. Но бывали ночи, когда и она плакала, одна у себя в комнате.
50
Однажды, когда мисс Феллоуз читала Тимми «Тысячу и одну ночь», самые любимые его сказки, мальчик тихонько взял ее за подбородок и поднял ее голову от книги.
– Вы всегда мне читаете эту сказку одинаково. А откуда вы знаете, какие слова надо говорить, мисс Феллоуз?
– Я просто читаю то, что здесь написано.
– Я знаю. А как это – читать?
– Ну-у… – Вопрос был такой капитальный, что мисс Феллоуз не сразу нашлась с ответом. Обычно дети, начинающие учиться читать, уже догадываются интуитивно, в чем суть этого процесса, и легко переходят к следующему шагу – к расшифровке печатных символов. Но незнание Тимми имело более глубокие корни, чем незнание обычного ребенка четырех-пяти лет, который вдруг обнаруживает, что есть такая вещь, как чтение, и что он тоже когда-нибудь научится читать. Тимми было чуждо само понятие чтения.
– Ты видел, что в твоих книжках – не в фильмах, а в книжках – внизу под картинками есть такие знаки?
– Да, – сказал Тимми. – Слова.
– А в книге, которую читаю я, одни только слова, без картинок. Вот эти знаки – слова. Я смотрю на знаки и слышу у себя в голове слова. Вот это и значит читать – когда превращаешь знаки на странице в слова.
– Можно посмотреть?
Она дала Тимми книгу. Он повернул ее сначала боком, потом вверх ногами. Мисс Феллоуз засмеялась и вернула книгу в правильное положение.
– Знаки имеют смысл только тогда, когда ты смотришь на них вот так.
Тимми кивнул, уткнулся в книгу носом – едва ли он мог так хоть что-нибудь разобрать – и долго, с любопытством смотрел в нее. Потом немного отодвинулся и ради эксперимента снова повернул книгу боком. Мисс Феллоуз не стала вмешиваться, и Тимми вскоре исправил дело.
– Некоторые знаки одинаковые, – сказал он спустя долгое время.
– Да-да, – засмеялась мисс Феллоуз, довольная его сообразительностью. – Верно, Тимми!
– А откуда вы знаете, какие знаки какое слово означают?
– Этому нужно учиться.
– Ведь слов так много! Как можно выучить столько знаков?
– Маленькие знаки складываются в большие. Большие знаки – это слова, маленькие называются «буквы». И этих маленьких знаков не так уж много – всего двадцать шесть. – Она пять раз показала ему пальцы одной руки, и потом еще один палец. – Все слова складываются из этих немногих знаков – букв, которые только переставляются по-разному.
– Покажите как!
– Вот, смотри. – Она нашла на странице слово «Синдбад». – Вот эти семь маленьких значков между пробелами означают «Синдбад». Это звук «с», это «и», это «н». – Она произносила звуки, а не названия букв. – Читаешь их один за другим и складываешь вместе – С-и-н-д-б-а-д.
Неужели мальчик понимает?
– Синдбад – тихонько повторил Тимми, показав слово пальцем на странице.
– А это слово «сад». Видишь, оно начинается с того же знака, что и «Синдбад». Ссс. Буква «эс». А это «а» и «д», тоже из Синдбада, только теперь они стоят в слове «сад».
Тимми растерянно уставился в книгу.
– Могу показать тебе все знаки, – предложила мисс Феллоуз. – Хочешь?
– Да, это хорошая игра.
– Тогда дай мне листок бумаги и карандаш. И себе карандаш возьми.
Тимми уселся рядом с ней. Мисс Феллоуз стала писать «а, б, в» и изобразила весь алфавит, выстроив его в две длинные колонки. Тимми, зажав карандаш в кулаке, тоже нарисовал заглавную «А» с длинными вихлястыми ногами, которая заняла всю страницу, не оставив места другим буквам.
– Смотри – это первый знак…
Мисс Феллоуз, к стыду своему, никогда даже не думала о том, что Тимми может сам научиться читать. Несмотря на свой жадный интерес к картинкам и диафильмам, мальчик впервые по-настоящему заинтересовался печатными знаками. Может быть, и это подсказал ему Джерри? Не забыть бы спросить Джерри, когда он придет, не начал ли он учиться читать. Но факт остается фактом – мисс Феллоуз a priori [5]5
a priori (лат.) – не пробуя.
[Закрыть]отказалась от мысли научить тому же Тимми.
Расовые предрассудки, и больше ничего. Даже прожив так долго рядом с Тимми, видя, как растет, развивается и расцветает его ум, она продолжала считать его кем-то не совсем равным человеку. Во всяком случае, кем-то слишком примитивным и отсталым, чтобы постичь такую трудную науку, как чтение.
Вот и теперь, показывая Тимми буквы на своем листке, произнося их и помогая мальчику вырисовывать их на свой лад, мисс Феллоуз не верила всерьез, что из этого выйдет какой-то толк.
Не верила до тех пор, пока Тимми не начал читать ей вслух.
Это произошло много недель спустя. Тимми сидел с книжкой у нее на коленях и смотрел картинки – как она полагала.
И вдруг он провел пальцем по строчке и с остановками, но уверенно произнес:
– Собака – погналась – за кошкой.
Мисс Феллоуз дремала и не обратила внимания на его слова.
– Что ты сказал, Тимми?
– Кошка – залезла – на дерево.
– Нет, ты что-то другое сказал.
– Ну да, раньше я сказал «Собака погналась за кошкой». Как тут написано.
– Что-о? – Дремоту мисс Феллоуз как рукой сняло, и она взглянула на страницу тонкой книжечки, которую смотрел мальчик.
Надпись под левой картинкой гласила: «Собака погналась за кошкой».
Надпись под правой – «Кошка залезла на дерево».
Тимми прочел эти надписи слово в слово. Он читает!
Изумленная мисс Феллоуз так резко вскочила на ноги, что ребенок покатился на пол. Он решил, видно, что это новая игра, и ухмыльнулся няне, но она тут же подняла его.
– И давно ты умеешь читать?
– Всегда умел, – пожал плечами Тимми.
– Нет, правда.
– Не знаю. Я смотрел на знаки и услышал слова, как вы говорили.
– Ну-ка, прочти мне вот это. – Мисс Феллоуз наугад взяла другую книжку из стопки и раскрыла ее посередине. Тимми уставился в нее, сосредоточенно хмурясь – от этого его надбровья выступили еще резче – провел языком по губам и медленно, запинаясь, выговорил:
– Тогда поезд завс… засв… завси…
– Поезд засвистел! – подхватила мисс Феллоуз. – Ты читаешь, Тимми! Ты в самом деле умеешь читать! – Вне себя от волнения, она подхватила мальчика на руки и стала танцевать с ним по комнате, а он изумленно таращил на нее глаза.
– Ты умеешь читать! Ты умеешь читать!
Мальчик-обезьяна, да? Пещерный ребенок? Низший подвид человечества? Кошка залезла на дерево. Поезд засвистел. Покажите-ка мне шимпанзе, который сможет это прочесть! Покажите-ка мне такую гориллу! Поезд засвистел. Ох, Тимми, Тимми!
– Мисс Феллоуз? – мальчика немножко пугало неистовство няни.
Она засмеялась и опустила его на пол.
Скорее, скорее поделиться своим открытием. Теперь от нее зависит, будет Тимми счастлив или нет. Диафильмы недолго будут развлекать его – скоро он их перерастет. Зато перед ним откроется все богатство книжного мира. Если Тимми не может выйти в мир из стасисного пузыря, то мир может прийти к Тимми – в книгах. Мальчик должен получить полноценное образование. Уж это-то они обязаны ему дать.