Текст книги "Новые Миры Айзека Азимова. Том 6"

Автор книги: Айзек Азимов

Соавторы: Роберт Сильверберг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

Сейчас Тимми пышет здоровьем. Он набрал несколько фунтов, расчесы зажили, а коллекция царапин давно исчезла. Волосы и ногти аккуратно подстрижены. Пусть-ка Брюс Маннхейм попробует к чему-нибудь придраться. Пусть только попробует!

Обычно после ванны она надевала на Тимми пижамку, но сегодня у них гость – не простой гость. Здесь нужен вечерний туалет – вроде бордового комбинезона с красными пуговицами.

Тимми заулыбался, увидев свой любимый наряд.

– Надо, пожалуй, закусить до гостей. Что скажешь, Тимми?

Ее все еще трясло от гнева.

Брюс Маннхейм, свирепо думала она. Этот бездельник. Этот беспокойный тип. Называет себя детским адвокатом! А кто его просил кого-то защищать? Профессиональный агитатор, вот он кто. Смутьян!

– Мисс Феллоуз, – снова сказал Хоскинс по селектору.

– Что, доктор? Ведь мистер Маннхейм должен прийти только через полчаса?

– Он приехал раньше. Боюсь, что это в его стиле. – В голосе Хоскинса звучала какая-то странная робость. – И боюсь, что он приехал не один, хотя об этом ничего не было сказано.

– Двое посетителей – это слишком, – непреклонно отрезала мисс Феллоуз.

– Знаю. Знаю. Ну пожалуйста, мисс Феллоуз. Я понятия не имел, что он привезет еще кого-то. Но Маннхейм настаивает, чтобы его спутница пошла с ним. И раз уж мы так далеко зашли, то стоит ли обижать его – понимаете?

Ну вот, снова просьбы и мольбы. Этот Маннхейм на него просто ужас нагоняет. Куда девался тот сильный, непреклонный доктор Хоскинс, которого она знает?

– А кто это с ним? Что за нежданная гостья?

– Его сотрудница, консультант его организации. Может быть, вы ее даже знаете – наверняка знаете. Она специалист по детям-инвалидам, во всех правительственных комиссиях участвует, во всех учреждениях заседает – высокого полета птица. Знаете, она даже претендовала на ваше место, но мы сочли – я счел, – что в ней маловато тепла и доброты для такой работы. Зовут ее Мериэнн Левиен. По-моему, довольно опасная особа. Ее ни в коем случае нельзя прогонять с порога, раз уж она здесь.

Мисс Феллоуз в ужасе зажала рот рукой.

Мериэнн Левиен! Господи, помоги мне. Помоги нам всем.

35

Овальная дверь кукольного домика открылась, и вошел Хоскинс, а за ним еще двое. Хоскинс выглядел ужасно. Его полные щеки как будто опали, все лицо стало свинцово-серым – он сразу постарел на десять лет. В глазах стояло какое-то покорное, почти затравленное выражение, поразившее и испугавшее мисс Феллоуз.

Она с трудом узнала Хоскинса. Что с ним такое?

– Это Эдит Феллоуз, няня Тимми, – пробормотал он. – Брюс Маннхейм, мисс Феллоуз. Мериэнн Левиен.

– А это Тимми? – спросил Маннхейм.

– Да, – бодро воскликнула мисс Феллоуз, стараясь прикрыть внезапную растерянность Хоскинса. – Это Тимми!

Мальчик был в задней комнате, служившей ему спальней и детской, но, когда услышал, что пришли гости, выглянул и направился к ним уверенной, развалистой, небрежной походочкой, вызвавшей молчаливый восторг мисс Феллоуз.

Ну-ка, покажи им, Тимми! Здесь плохо с тобой обращаются, да? Ты прячешься под кроватью, дрожа от страха и горя?

Мальчик, очень представительный в своем лучшем комбинезоне, подошел к незнакомцам и воззрился на них, не скрывая любопытства.

Молодец, подумала мисс Феллоуз. Работаешь в нашу пользу.

– Так, значит, ты Тимми.

– Тимми, – сказал Тимми, хотя одна только мисс Феллоуз поняла, что он сказал.

Мальчик потянулся к Маннхейму. Тот, наверное, подумал, что Тимми хочет поздороваться, и протянул ему руку, но Тимми не знал, что такое рукопожатие. Он не взял руки Маннхейма и нетерпеливо замахал своей, стараясь до чего-то дотянуться. Адвокат недоумевал.

– Ваши волосы, – сказала мисс Феллоуз. – Подозреваю, что он раньше не видел рыжеволосых. Должно быть, в неандертальские времена их не было, и сюда такие люди тоже не приходили. Светлые волосы производят на него прямо-таки чарующее впечатление.

– Ага, вот в чем дело.

Маннхейм усмехнулся, опустился на колени, и Тимми немедленно запустил пальцы в густую, пружинистую копну его волос. Мальчику были в новинку не только рыжие, но и курчавые волосы, и он внимательно исследовал это явление, и Маннхейм терпел это вполне добродушно. Вообще он оказался совсем не таким, как воображала мисс Феллоуз. Она представляла себе радикала с огнем в глазах и пеной у рта, который тут же начнет изрыгать обличения, лозунги и бескомпромиссные требования реформ. А увидела перед собой весьма приятного, вдумчивого и серьезного человека, моложе, чем она думала, – и он мигом подружился с Тимми.

Однако Мериэнн Левиен была особой совершенно другого плана. Даже Тимми, устав заниматься волосами Маннхейма и обратив внимание на гостью, явно пришел в недоумение.

Мисс Феллоуз невзлюбила Левиен с первого взгляда. Она подозревала, что именно неожиданное появление этой дамы так выбило Хоскинса из колеи, а не Брюс Маннхейм.

Что она, собственно, здесь делает? И как собирается нам навредить?

Левиен была широко известна среди сотрудников детских учреждений как амбициозная, агрессивная, неуступчивая женщина, притом искусная карьеристка, хорошо умеющая себя подать. Мисс Феллоуз никогда с ней раньше не сталкивалась, но грозный, непреклонный вид Левиен полностью подтверждал ее репутацию.

Она больше походила на актрису или на деловую женщину – или на актрису, играющую роль деловой женщины, – чем на специалиста по детским вопросам. На ней было облегающее блестящее платье из плотной металлической ткани, на груди сиял огромный золотой диск в форме солнца, широкий лоб украшала повязка, сплетенная из золотых нитей. Темные блестящие волосы, гладко зачесанные назад, придавали ей еще более эффектный вид. Губы ярко-красные, глаза густо подведены, а вокруг – незримое облако духов.

Мисс Феллоуз неприязненно смотрела на нее. Непонятно, как это доктор Хоскинс мог хотя бы на мгновение увидеть в этой женщине будущую няню Тимми. Она решительно во всем отличалась от мисс Феллоуз. А зачем, интересно, Мериэнн Левиен понадобилось это место? Работа, которая требует уединения и полной самоотдачи? Ведь Левиен, как известно, всегда в движении, постоянно носится по свету, посещая научные сборища, где высказывает мнения, которые знающие люди считают спорными и внушающими тревогу. У нее полно ошеломляющих идей насчет того, как использовать современную технику для реабилитации детей-инвалидов – она уверена, что эта футуристическая чудо-машинерия призвана заменить прозаическую любовь и преданность, которой до сих пор как-то обходилось человечество.

Левиен еще и ловкий политик – умеет затесаться в нужную комиссию, консультирует влиятельные объединения, суется всюду, где можно выделиться. Очень заметная личность – идет в своей карьере вверх, как ракета. Если она претендовала на место, которое в конечном счете заняла мисс Феллоуз, – значит, рассматривала его как трамплин к новым высотам.

«А я, наверное, очень старомодна, – подумала мисс Феллоуз. – Я хотела всего лишь помочь ребенку, который больше всех остальных нуждается в любви и ласке».

Тимми потянулся к блестящему металлом платью гостьи. Глаза его сияли от восторга.

– Красиво, – сказал он.

Левиен поспешно отступила назад.

– Что он сказал?

– Восхищается вашим платьем, – ответила мисс Феллоуз. – Он просто хотел его потрогать.

– Нет, лучше не надо. Его легко испортить.

– Тогда будьте начеку. Он очень проворный.

– Красиво, – сказал Тимми. – Хочу!

– Нет, Тимми. Нет. Нельзя трогать.

– Хочу!

– Извини, но нельзя. Не-льзя.

Тимми с грустью посмотрел на свою няню, но оставил свои попытки потрогать платье.

– Так он вас понимает? – спросил Маннхейм.

– Как видите, платья он не трогает, – улыбнулась мисс Феллоуз.

– И вы его тоже понимаете?

– Да, зачастую. Почти всегда.

– Вот сейчас он что-то проворчал, – сказала Левиен. – Как по-вашему, что это могло значить?

– Он сказал «красиво» – про ваше платье. Потом сказал «хочу» – хочу потрогать.

– Так он говорил по-английски? – удивился Маннхейм. – Никогда бы не догадался.

– У него не слишком хорошее произношение – здесь, возможно, какая-то физиологическая причина. Но я его понимаю. В его словаре что-то около сотни английских слов, а то и побольше. Он каждый день усваивает что-то новое – теперь уже самостоятельно. Ему, как видите, почти четыре года. И хотя он поздно начал обучаться, его лингвистические способности соответствуют возрасту, и учится он быстро.

– Вы считаете, что у ребенка-неандертальца лингвистические способности такие же, как у человека? – спросила Левиен.

– Но он человек.

– Да, конечно, – но все же другого подвида, не так ли? И резонно предположить, что в умственном отношении он так же отличается от нас, как и в физическом. Чрезвычайно примитивное строение его лица…

– Не такое уж оно примитивное, мисс Левиен, – резко ответила мисс Феллоуз. – Посмотрите на шимпанзе и увидите, что такое настоящее человекообразное. У Тимми присутствуют некоторые анатомические различия, но…

– Это вы сказали «человекообразное», а не я, – заметила Левиен.

– Но вы подумали.

– Мисс Феллоуз! Доктор Левиен! Прошу вас, не увлекайтесь!

ДокторЛевиен? Мисс Феллоуз быстро взглянула на Хоскинса. Ну что ж, все может быть.

– Вот эти комнаты, – посмотрел вокруг Маннхейм, – и представляют собой всю среду обитания мальчика?

– Да, это так, – ответила мисс Феллоуз. – Там его спальня и комната для игр, здесь он ест, вот тут его ванная. Здесь помещаюсь я, а дальше кладовые.

– И он никогда не выходит из этого замкнутого пространства?

– Нет. Это стасисный пузырь. Он не может из него выйти.

– Похоже на тюремное заключение, вы не находите?

– Заключение продиктовано абсолютной необходимостью, – с излишней поспешностью вмешался Хоскинс. – Оно обусловлено техническими причинами, связано с темпоральным потенциалом, создавшимся при доставке мальчика из прошлого. Могу объяснить подробнее, если вам нужна полная картина. Но если быть кратким, то стоимость энергии, которую израсходовал бы мальчик, выходя из зоны стасиса, была бы непомерно высока.

– И вы, чтобы сэкономить немного денег, намерены вечно держать ребенка в этих комнатушках? – спросила Левиен.

– Вы ошибаетесь, говоря «немного денег», доктор Левиен, – еще больше засуетился Хоскинс. – Я сказал, что цена была бы непомерно высока, а следовало бы сказать, что такому количеству энергии вообще нет цены. Городскому энергетическому запасу был бы нанесен такой ущерб, что у местного коммунального хозяйства возникли бы непреодолимые проблемы. Вы, я, мисс Феллоуз свободно пересекаем границу стасиса, но для Тимми это просто невозможно. Просто невозможно.

– Если наука могла взять ребенка из прошлого за сорок тысяч лет до нас, – изрекла Левиен, – наука могла бы также изобрести, как этому ребенку выйти и побегать в холле, когда захочется.

– Хотел бы я, чтобы это было так, доктор Левиен, – сказал Хоскинс.

– Значит, ребенок обречен оставаться в этих комнатах, – заключил Маннхейм, – и, если я правильно понял, над решением этой проблемы никто не работает?

– Вы поняли правильно. Я попытался объяснить вам, что в условиях реального мира, диктующего нам свои законы, эту проблему решить невозможно. Мы хотим, чтобы мальчику было хорошо, но просто не можем тратить силы на заведомо неразрешимые задачи. Повторяю, что позднее могу дать вам полный научный анализ, если вы желаете это проверить.

Маннхейм кивнул, как будто вычеркнув строку из списка, который держал в голове.

– Какую диету получает мальчик? – спросила Левиен.

– Хотите осмотреть кладовую? – не слишком радушно предложила мисс Феллоуз.

– Да, собственно… мне бы хотелось.

Мисс Феллоуз широким жестом пригласила ее к холодильникам.

Смотри, смотри, подумала она. Полагаю, это доставит тебе удовольствие.

Левиен и в самом деле, кажется, была довольна, обнаружив целый набор бутылочек, ампул, капельниц и мензурок для смешивания – всю эту кухню синтетической диеты, которую мисс Феллоуз отказывалась считать здоровой пищей, а доктор Джекобс и его помощники упорно внедряли, несмотря на ее энергичные протесты. Левиен обследовала запасы съедобных химикалий с заметным одобрением. Этакое суперфутуристическое питание как раз по ней, сердито подумала мисс Феллоуз. Если она вообще что-нибудь ест.

– Здесь у меня никаких замечаний нет, – сказала Левиен через некоторое время. – Ваши диетологи, кажется, знают, что делают.

– Да, мальчик выглядит здоровым, – согласился Маннхейм. – но меня беспокоит его вынужденное одиночество.

– Вот-вот, – прощебетала Левиен. – Меня оно тоже крайне беспокоит.

– Достаточно плохо уже и то, что Тимми лишен родных для него внутриплеменных отношений – но то, что он лишен вообще всякого общества, внушает мне сильнейшую тревогу.

– А мое общество разве не в счет, мистер Маннхейм? – несколько резко осведомилась мисс Феллоуз. – Я, как вам известно, почти все время нахожусь при нем.

– Я имел в виду общество сверстников, с которыми он мог бы играть. Ведь этот эксперимент рассчитан на длительное время, доктор Хоскинс?

– Мы надеемся узнать от Тимми массу вещей о той эпохе, из которой он прибыл. И когда он станет лучше говорить по-английски – мисс Феллоуз уверяет, что он говорит уже довольно бегло, хотя и не все могут его понять..

– Другими словами, вы собираетесь продержать его здесь несколько лет, доктор Хоскинс? – уточнила Левиен.

– Да, возможно.

– И он так и будет прикован к этим комнатушкам? – подхватил Маннхейм – И лишен общества ровесников? Разве это жизнь для такого здорового, растущего мальчика, доктор Хоскинс?

Хоскинс переводил взгляд с одного на другую, затравленный и сбитый с толку.

– Мисс Феллоуз уже предлагала подыскать Тимми приятеля. Уверяю вас, мы совсем не намерены калечить Тимми ни эмоционально, ни еще как-нибудь.

Мисс Феллоуз удивленно посмотрела на Хоскинса. Да, она это предлагала, но тем дело и кончилось. Со времен их неоконченного разговора в столовой Хоскинс ни одним намеком не ответил на ее просьбу подыскать Тимми товарища. Он отмел эту идею как неосуществимую и вообще казался таким ошарашенным ею, что мисс Феллоуз опасалась заговорить об этом повторно. Да и Тимми пока что вполне обходился без компании. Однако его няня, заглядывая вперед, понимала, что Тимми быстро привыкает к современной жизни и скоро придется вновь поднять этот вопрос.

Теперь его поднял Маннхейм, за что мисс Феллоуз была ему безмерно благодарна. Детский адвокат абсолютно прав. Нельзя держать Тимми здесь в одиночку, словно обезьяну в клетке. Тимми не обезьяна. И даже горилла или шимпанзе не выдержит долго без общества себе подобных.

– Ну что ж, – сказал Маннхейм, – если вы уже задумывались над этим, хотелось бы знать, что предпринято вами в этом направлении. – Его тон стал чуть менее дружелюбным, чем раньше.

– Что касается доставки сюда второго неандертальца, – заволновался Хоскинс, – как предложила поначалу мисс Феллоуз, то должен вам сказать, что мы просто не намерены…

– Второй неандерталец? Нет-нет, доктор Хоскинс. Мы этого вовсе не желаем.

– Достаточно и того, что один уже сидит у вас здесь, – сказала Левиен. – Второй пленник только усугубит проблему.

Хоскинс бросил на нее злобный взгляд. По лицу у него струился пот.

– Я же сказал, что мы не намерены доставлять сюда второго неандертальца, – процедил он сквозь зубы. – Мы никогда даже не обсуждали этот вопрос. Ни разу! На то есть целая дюжина разных причин. Когда мисс Феллоуз впервые заговорила об этом, я сказал ей…

Маннхейм и Левиен переглянулись, обеспокоенные внезапной вспышкой Хоскинса. Даже Тимми немного заволновался и покрепче прижался к мисс Феллоуз в поисках защиты.

– Мы все согласны, доктор Хоскинс, – спокойно сказал Маннхейм, – что второй неандерталец – идея неудачная, и никто на этом не настаивает. Мы просто хотели выяснить, нельзя ли подобрать Тимми в друзья… как бы это сказать? Не «человеческое дитя», ведь Тимми тоже человек. Современного ребенка. Нашего маленького современника.

– Ребенка, который мог бы посещать Тимми регулярно, – добавила Левиен, – и стимулировать его дальнейшую социокультурную ассимиляцию, которую мы все признаем необходимой.

– Минутку, – рявкнул Хоскинс. – Какую такую ассимиляцию? По-вашему, Тимми в будущем поселится в уютном пригороде? Получит американское гражданство? Начнет ходить в церковь, обретет положение в обществе, женится? Позвольте вам напомнить, что это дитя столь отдаленной эпохи, которую даже варварской нельзя назвать, – дитя каменного века, член общества, которое вы сами, доктор Левиен, довольно точно определили как чуждое нам. И вы полагаете, что он станет…

– Дело не в гипотетическом будущем гражданстве Тимми, – невозмутимо прервала Левиен, – и не в том, будет ли он посещать церковь. Не нужно прибегать к reductio ad absurdum [4]4
  Доведение до абсурда (лат.), как прием в споре


[Закрыть], доктор Хоскинс. Тимми еще ребенок, и нас с мистером Маннхеймом волнует, каким будет его детство. Условия, в которых он содержится теперь, неприемлемы. Я уверена, что они считались бы неприемлемыми и в том обществе, откуда происходит Тимми, каким бы чуждым в других отношениях оно нам ни было. Любое известное нам человеческое общество, как бы ни отличались его парадигмы и параметры от наших, обеспечивало своим детям оптимальное вхождение в свою социальную матрицу. Мы не можем считать, что жизнь, которую сейчас ведет Тимми, обеспечивает ему вхождение в социальную матрицу.

– В переводе на язык, понятный простому физику, – раздраженно сказал Хоскинс, – это, очевидно, означает, доктор Левиен, что Тимми, по вашему мнению, нужен товарищ.

– Не «по моему мнению». Просто нужен.

– Боюсь, что мы твердо убеждены в том, что мальчику необходимо детское общество, – сказал Маннхейм – не столь воинственно, как Левиен.

– Твердо убеждены, – уныло повторил Хоскинс.

– Это лишь первый необходимейший шаг, – сказала Левиен. – Не думайте, будто мы намерены считать долгое заточение ребенка в нашей эре приемлемым или допустимым. Но в данный момент мы согласны отложить другие наши первостепенные требования и разрешить вам продолжать эксперимент – не так ли, мистер Маннхейм?

– Разрешить?! – вскричал Хоскинс.

– С условием, – безмятежно продолжала Левиен, – что Тимми предоставят возможность регулярного здорового контакта с детьми его возрастной группы.

Хоскинс посмотрел на мисс Феллоуз в поисках заступничества, но она ничем не могла ему помочь.

– Я вынуждена с этим согласиться, доктор Хоскинс, – сказала она, чувствуя себя предательницей. – Я и сама все время так думала, а теперь вопрос стоит особенно остро. Мальчик очень хорошо развивается, но вскоре жизнь в социальном вакууме начнет вредно сказываться на нем. И если нельзя ожидать поступления детей его собственного подвида…

«И ты, Брут!» – сказал ей взгляд Хоскинса.

Наступила минутная тишина. Тимми, которого все больше беспокоил шумный спор, еще теснее прижался к мисс Феллоуз.

– Таковы ваши условия, мистер Маннхейм? Доктор Левиен? – спросил наконец Хоскинс. – Товарищ для Тимми – или вы напустите на меня орды протестующих граждан?

– Мы вам не угрожаем, доктор Хоскинс. Но даже вашей мисс Феллоуз ясно, что наши рекомендации следует удовлетворить.

– Так-так. И вы думаете, что так просто будет найти людей, которые охотно отпустят своих малых детей играть с мальчиком-неандертальцем? После всех измышлений о диких, злобных и примитивных пещерных людях, которые сейчас в ходу?

– Ну, это не более трудно, чем доставить маленького неандертальца в двадцать первый век, – сказал Маннхейм. – Мне думается, даже намного легче.

– Могу себе представить, что скажет на это наш совет. Одна только страховка – если и найдется такой сумасшедший, что пустит своего ребенка в стасисный пузырь к Тимми…

– Тимми совсем не выглядит свирепым, – сказал Маннхейм. – На мой взгляд, он славный мальчик. Что скажете, мисс Феллоуз?

– Мисс Феллоуз уже дала понять, – с ехидной сладостью ввернула Левиен, – что Тимми следует считать полноценным человеком, который лишь несколько отличается от нас в физическом плане.

– И вы, конечно, с радостью отпустили бы своих детей поиграть с ним, – сказал Хоскинс. – Только вот детей у вас нет, правда, доктор Левиен? Ну конечно же. А у вас, Маннхейм? У вас мальчика для нас не найдется?

Уязвленный Маннхейм холодно произнес:

– При чем здесь это, доктор Хоскинс? Уверяю вас, если бы мне посчастливилось иметь детей, я не замедлил бы предложить свою помощь. Я понимаю, доктор, – вас возмущает вмешательство посторонних. Но вы, переместив Тимми в нашу эру, слишком много взяли на себя. Пришло время рассчитываться за свой поступок. Нельзя держать ребенка в одиночном заключении только лишь потому, что вы ведете с ним научный эксперимент. Нельзя, доктор Хоскинс.

Хоскинс закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.

– Ну хорошо. Довольно. Сдаюсь. Мы добудем Тимми товарища. Где бы то ни было и как бы то ни было. – В его глазах внезапно вспыхнула ярость. – У меня, не в пример вам всем, ребенок есть. И если понадобится, я приведу к Тимми его. Родного сына приведу, если надо. Довольно с вас такой гарантии? Тимми больше не будет одиноким и несчастным. Это вас устроит? Устроит? Теперь, когда мы это уладили, будут у вас еще какие-нибудь требования? Или нам можно спокойно продолжать работу?