Текст книги "Чужая игра для Сиротки (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Глава шестьдесят вторая

Герцог

Призраки всегда появляются вместе с холодом.

Я понимаю, что что-то влечет их, когда из-под двери моей комнаты, в которой я безуспешно пытаюсь составить какую-то относительно логическую цепочку заговора с участием мелкой заразы, проникает сперва молочно-белый туман, а потом пол стремительно покрывается инеем.

Проклиная всех и вся, несусь к двери.

Если какая-то безголовая дура из тех, которым хватило ума остаться, вместо того, чтобы сбежать по крылышко родителей, решила погулять ночью вопреки запрету, мне придется ее спасти. Одной смерти на этом Отборе и так достаточно, чтобы в Хроники его внесли как самый жестокий и кровавый.

Главное потом не убить безмозглую любительницу бродить по ночам.

И шепнуть Эвину на ухо, от кого нужно избавиться в первую очередь.

Артания и так достаточно страдает от войн и постоянных попыток разорвать ее изнутри, бестолковую королеву жители нашего государства просто не заслужили.

Призраки не сразу чувствуют мое присутствие.

Я для них слишком «не вкусная» цель, потому что в какой-то мере моя кровь ни жива, ни мертва, хоть сам я выгляжу как пышущий здоровьем молодой мужчина. И чувствую себя так же, особенно в те проклятые ночи, когда мелкая герцогиня является в образе целомудренной монашенки. Чтоб ее Хаос взял!

Но моим демонам нужна хоть какая-то свобода, чтобы кровь не закипела в жилах от плохо сдерживаемого гнева и раздражения.

Эту небольшую «разрядку» я принимаю с радостью, чувствуя, как приятный невидимый огонь струится по телу и наполняет меня первозданным разрушением. Темные долговязые тени при виде меня начинают шарахаться в стороны, но я разрушаю их, словно песочных человечков – без труда, без усилий, с наслаждением.

Я сильно истощал за это время.

По хорошей драке, по теплу человеческой жизни, которая наполняет меня, словно живая вода, по Хаосу, с которым теперь неразрывно связан.

Я наслаждаюсь даже этими жалкими крохами с поистине недостойными противниками.

Но ровно до тех пор, пока не замечаю сжавшуюся на полу тонкую фигурку с мертвецки бледным лицом.

За клочьями рванья, которое оставляю вместо призраков, герцогиня Лу’На выглядит слишком беспомощной.

Абсолютно беспомощной.

Ее зеленые глаза наполнены ужасом, но она все еще держится, хоть даже не представляю, что за ересь в его голове заставляет думать, будто хоть одна из этих тварей ей по зубам. Никакие таланты плести филигранные заговоры не помогут защититься от злобы и голода мертвых душ.

Я останавливаюсь.

Может... самое время, наконец, подвести между нами окончательный расчет?

Черная алчная тень нависает над Матильдой и чернильные бесплотные капли стекают на ее тонкие воробьиные плечи, почему-то торчащие из платья. Девчонка дрожит, но не кричит. Она как будто еще сражается, но лишь духом, чтобы принять смерть достойно.

По-королевски?

Меня пронзает болезненное, не к месту пришедшее воспоминание о той, другой.

Почему-то я уже почти не могу вспомнить детали ее лица, но за миг до того, как Л’лалиэль превратилась в горсть пепла, у королевы Артании и Принцессы Хаоса был точно такой же взгляд.

Побежденной, но не проигравшей.

– Рэйвен… – Тихий голос герцогини выводит меня из ступора.

Я смахиваю призрака одним взмахом руки – тень скукоживается, очень по-человечески хватается за лицо и рассеивается, опадая на Матильду вуалью старого праха.

Она могла умереть – вот тут, у моих ног.

Эта мысль что-то сильно сдавливает у меня в груди.

То, о чем я и думать забыл.

То, что лишь изредка напоминало о себе ровными ритмичными ударами сквозь сон.

Девчонка почти ничего не весит, когда подхватываю ее на руки. Она словно пух, который стремительно холодеет – я чувствую это даже через слои разделяющей нас одежды. Ее губы бледнеют, от лица отливает румянец жизни. На плече, в том месте, где оно переходит в шею, темный след – как будто под кожей гниет какое-то семя, распространяя вокруг себя порченую паутину отравы.

– Рэйвен… – продолжает шептать Матильда, и ее глаза за закрытыми веками перекатываются туда-сюда, как будто она видит страшный сон.

– Здесь, – отвечаю я, пытаясь шагать максимально быстро.

Перепрыгиваю через пару ступеней, вниз, в лекарскую комнату.

Я желал ей смерти все эти годы, а теперь боюсь, что из-за моего даже секундного промедления, она умрет.

Я пинком вышибаю дверь с петель.

В темной комнате пусто и холодно, как в могиле, но Матильда в моих руках еще холоднее, и меня начинает потряхивать озноб.

Кладу ее на кушетку, срываю с петель какой-то то ли гобелен, то ли полог, накидываю на нее и энергично растираю плечи.

Она мотает головой, на лбу выступает испарина, как будто под кожей девчонки настоящий пожар.

– Кто-нибудь! – ору не своим голосом. – Сюда! Медик! Лекарь!

Эхо возни в ответ на мой крик слишком медленное.

Я похлопываю девчонку по щекам, пытаюсь привести в чувство.

– Открой глаза, – шиплю сквозь намертво стиснутые зубы. – Не смей умирать, слышишь?!

Мои ладони обхватывают ее лицо, сжимают узкие скулы.

Хаос подери, она такая хрупкая, такая беспомощная, что, кажется, одного неосторожного движения достаточно, чтобы один за другим хрустнули все шейные позвонки.

Она стремительно раскаляется в моих руках.

Только что была холоднее могильного камня, а теперь буквально обжигает ладони.

Что-то подсвечивает ее кожу изнутри.

Тонкие нитки огня очерчивают вены и сосуды.

Ее тело прошибает острый спазм, она выгибается дугой – и снова опадает на кушетку, но успевает схватить меня за запястье.

Снова жжет, снова вижу, как под ее пальцами моя кожа краснеет как от ожога.

Но на этот раз что-то привлекает мое внимание.

Что-то, что просвечивает даже сквозь плотную ткань платья.

Я с трудом выдергиваю руку, разрываю рукав чуть не до самой подмышки.

И столбенею.

Этого… не может быть.

На белой коже ярко-оранжевые витки печати Хаоса выглядят совершенно неестественными, а острые темные грани обсидиановых костей и шипов – особенно зловещими.

Я моргаю, готовый скорее уж поверить в собственное внезапное безумие, чем в том, что мелкая герцогиня может быть… как-то связана с… ними.

Торопливые шаркающие шаги заставляют меня стремительно набросить ткань обратно на руку девчонки, и прикрыть ее гобеленом. Растрепанная лекарка с парой помощниц быстро оттесняют меня в сторону.

– На нее напали призраки, – все еще сквозь зубы, поясняю я. – Там… на плече…

– Вижу, – охает старшая. – Что за напасть!

Она что-то тараторит двум сонным девчонкам. Те бросаются врассыпную: одна наполняет чан водой, другая заводит механизм подогрева. Старшая гремит склянками, что-то сыплет в плошки, смешивает в бутылках.

А Матильда снова лежит на скамье почти как покойница. О том, что она все еще жива, я догадываюсь лишь по изредка едва-едва вздымающейся груди.

Когда девчонки становятся по обе стороны кушетки и за руки приподнимают ее, чтобы лекарка расшнуровала платье, я напрягаюсь, чтобы не раскидать их в стороны.

Они не должны видеть.

Потому что… могут поползти слухи.

Но, когда тонкая рука беспомощно вываливается из разорванного рукава, ее кожа безупречно девственно чиста.

Как будто Печать Хаоса на ней мне лишь привиделась.

Но я привык доверять своим глазам, и слишком хорошо знаю все уловки Бездны, чтобы списать все на взбрыкнувшее воображение.

Я знаю, что я видел, и знаю, что это было так же реально, как и сердитый взгляд прогоняющей меня за дверь лекарки.

Проклятье!

Глава шестьдесят третья

Сиротка

Я прихожу в себя в своей комнате.

На прикроватной тумбе стоит поднос со склянками, перевязочные бинты и плошки с мазями, а я почему-то почти не чувствую левую руку.

Это становится почти привычкой – грохаться в обморок, а потом оказываться в кровати, как будто у меня завелась личная добрая волшебница, которая просто так вытаскивает из каждой передряги.

Дверь в комнату открывается, в проеме появляется голова Примэль.

Она, по обыкновению, без эксцентричной шляпы. Вместо этого ее русые волосы густо накручены на, кажется, сотню шелковых ленточек, а вместо платья – домашняя богатая накидка поверх пеньюара.

Убедившись, что кроме меня в комнате никого нет, Примэль просачивается внутрь, закрывает дверь и быстро плюхается на кровать, из-за чего матрас пружинит и трясет меня, как несчастную муху в паутине.

Рука у меня все-таки на месте, раз я чувствую эту ужасную боль!

– Прости, прости, прости! – охает Примэль, и откуда-то из складок накидки достает уже знакомую мне коробочку с леденцами. Я снова отказываюсь и она, пожав плечами, закидывает в рот сразу парочку. – Гвардейцы за твоей дверью – такие душки. Я должна им по улыбке!

Ты стала местной легендой!

– Да? – Ворочаюсь, чтобы поудобнее устроиться на подушках.

– Та, что выжила после встречи с призраками! – У Примэль восторженно горят глаза, и она с восторгом стучит пятками по бокам кровати. – Это почти так же невероятно, как и… Даже не знаю что!

Воспоминания о призраках будят во мне целый поток воспоминаний, от которых становится дурно до тошноты.

Там был кто-то.

Это не я героически от них отбилась, хотя одного каким-то образом, кажется, заставила сбежать. Или он сгорел?

Воспоминания путанные, как клубок из нескольких нитей.

– Меня спас Рэй… – Делаю вид, что поперхнулась и кашляю в кулак. – Меня спас Куратор. Я не при чем. Они бы убили меня, если бы не герцог Нокс.

Примэль сначала вытаращивает глаза, а потом, еще раз опасливо посматривая по сторонам, шепотом говорит:

– Держись от него подальше. Кажется, ему очень не по душе, что ты обходишь нашу Фаворитку.

Как будто в замке есть хотя бы одна живая душа, которой это нравится.

Разве что моя, но насчет ее «живости» я бы поспорила.

– Ну и где оно? – Примэль снова звонко хохочет, разглядывая комнату.

– Ты о чем?

– О платье, конечно же! – Она вскакивает и, воображая себя перед важной персоной, делает безупречный реверанс. – Ваше Величество, я готова подарить вам свой первый танец! Ах, вы желаете второй?! Тогда вот вам мои рука и сердце, и уверения, что я готова танцевать с вами всю жизнь!

Она так мастерски дурачится, что я смеюсь даже несмотря на то, что каждый вздох отдается колкой болью.

А когда Примэль повторяет вопрос, кое-как пожимаю плечами.

– У меня нет платья.

– Как это?

Вздыхаю, прикидывая, стоит ли рассказывать Примэль обо всех моих злоключениях.

Герцогиня предупреждала, чтобы я никому не доверяла.

Да и здесь, кажется, слишком много явных и неявных желающих устроить мне либо «красивый» вылет, либо – некрасивую смерть.

– Так получилось, – говорю уклончиво. – В конце концов, все же и так знают, с кем будет танцевать Его Величество.

Примэль с сожалением вздыхает, хоть в нашу последнюю встречу она была уверена, что именно мне король окажет честь и подарит первый танец. Если я выгляжу хоть бы на четверть так же скверно, как себя чувствую, то немудрено, обо что разбился весь оптимизм Примэль.

– Это все очень несправедливо. – Примэль выглядит искренне огорченной. – Ты была бы лучшей королевой, как бы там ни было!

Хочу сказать, что проигранная битва – не значит, проигранная война, но вовремя прикусываю язык.

Никому нельзя доверять.

– Кстати, – Примэль опять шепчет, – говорят, на балу ожидают появления особенной гостьи – графини Ивлин Рошбур!

Еще бы я знала, о чем таком особенном мне должно говорить это совершенно незнакомое имя.

– Она – представитель дипломатической миссии на Летающих островах.

– Эээээ, – тяну я.

Артания уже много лет находится в плохо замаскированном конфликте со Свободными народами, и люди, которые всеми силами стерегут этот хрупкий мир, несомненно, заслуживают огромного уважения. Но причем тут бал Королевского отбора?

– Говорят, – Примэль почти что шепчет мне на ухо, – наш злой герцог Нокс официально с ней обручен.

Рэйвен… обручен?

У него есть невеста?

Плачущий, меня сейчас стошнит.

– Тебе плохо? – В голосе Примэль звучит беспокойство. – Ты как-то внезапно побледнела. Или это… ну… из-за приезда этой дамочки?

Мне хочется держать лицо, но для этого, кажется, уже слишком поздно.

Я уже позволила чувствам взять над собой верх.

Непростительная глупость!

И меня не оправдывает даже то, что я позволила несвободному мужчине прикасаться к себе… самым разным образом. И – Плачущий, прости! – даже несколько раз допускала мысли о том, чтобы… позволить герцогу Ноксу себя поцеловать.

– У меня немного болит голова и плечо, – пытаюсь спрятаться за банальной отговоркой. – Мне до приезда этой… как ее там… графини, нет никакого дела.

Хочется добавить, что вообще впервые о ней слышу, но, скорее всего, настоящая герцогиня в курсе, кто эта женщина, раз она является важным связующим звеном между Артанией и Летающими островами. Крупным вельможам положено быть в курсе таких вещей.

– Говорят, у них была очень романтичная история знакомства! – никак не уймётся Примэль, а я даже не могу встать из постели, чтобы избавить себя от необходимости все это слушать. – Она тайно перебиралась через линию фронта с маленьким караваном, на который напали варвары. Герцог с отрядом оказались рядом и отбили леди Рашбур и пару ее гувернанток. Герцог прикрыл графиню от пули собственной грудью, и едва не лишился жизни!

Примэль изображает смертельную рану и падает на кровать, притворяясь мертвой.

Потом, выждав мгновение, хитро приоткрывает один глаз и смеется, запихивая в рот следующий леденец.

Если бы не гадкий осадок от внезапно вскрывшейся правды, я бы с радостью посмеялась над сценкой, тем более, что разыграна она мастерски.

Но на этот раз я еле выдавливаю улыбку и снова притворяюсь смертельно уставшей.

– Прости-прости, – моя внезапная подруга деликатно пятится спиной к двери. – Я обязательно приду к тебе после бала и расскажу все-все-все! Поверь, после этого ты будешь думать, что сама там была!

– Спасибо, Примэль, – сдержано улыбаюсь в ответ.

Только когда дверь за ней закрывается, и я слышу затихающие вдали шаги, позволяю себе выразить чувства – со всей силы вбиваю кулак здоровой руки в покрывало, подушки и все, до чего могу дотянуться.

Невеста!

Говорить другой женщине «Я собираюсь вас поцеловать», будучи при этом глубоко обрученным мужчиной – это верх цинизма и подлости!

Моя злость так велика, что, если бы я знала о существовании «чудесно спасенной графини Рашбур» до того, как герцог отбил меня у призраков, я бы лучше позволила им высосать из меня душу, чем теперь быть обязанной ему жизнью.

Глава шестьдесят четвертая: Герцог

– Рэйвен, отрада души моей, ты меня порой несказанно радуешь своими, как бы это получше выразиться… – Химер прикладывает к губам когтистый палец, изображая глубокую озабоченность поиском подходящего слова. – Вот – иногда, вот как сейчас, ты поразительно человечен.

– Бывает, – отвечаю своим этим односложным «понимай, как знаешь».

– Платье? Ты серьезно? Да еще и для кого!

На это я просто удобнее разваливаюсь в кресле и протягиваю ноги поближе к камину.

Ситуация на самом деле нелепая, если не сказать – идиотская.

Вместо того, чтобы радоваться отсутствию мелкой герцогини на балу – ей там точно не место! – тащусь в салон к Сайферу и знатно трачусь на наряд и прочую женскую шелуху: туфельки, чулки, и целую гору чего-то еще, любовно упакованного в большие, средние и маленькие коробки из золоченого картона с шелковыми бантами.

– Эта девочка – часть какого-то твоего плана? – Химер бродит где-то позади меня – слышу, как гремит ящиками бесконечных шкафов у себя в кабинете, пока я грею ноги и наслаждаюсь возможность отдохнуть от бабской суеты, которой Черный сад пропитан чуть более, чем полностью. – Или ты нашел в ней что-то более интересное?

– Ты о чем? – прикрываю глаза в надежде хоть ненадолго вздремнуть.

– Ну… – Сайфер тянет эти две буквы, словно последнее слово перед повешеньем.

Я его слишком хорошо знаю, чтобы не придать значения даже такой детали.

– Что еще? – Видимо, выспаться мне не судьба.

Полночи я провел около двери лекарской – как побитый пес караулил, пока старая лекарка соизволит явится и сказать, что жизни Матильды больше ничего не угрожает.

Потом, злой на весь свет, битый час допрашивал гвардейцев, которые караулили ее комнату. В особенности того, с перевязанной рукой – Орви Маклина.

Пацан долго держался, но в конце концов пара крепких ругательств и мое коронное бешенство выбили из него дурь.

Так я узнал, что кто-то испортил всю одежду мелкой герцогини.

И что маркиза Виннистэр «забыла» отправить письмо в ее родовой замок, чтобы оттуда прислали подобающий королевскому балу наряд. И что именно по этой причине герцогиня, вопреки запрету, покинула комнату.

Маркизу я оставил «на сладкое».

Хотя для нее, надеюсь, будет «приятным сюрпризом» узнать, что на королевский бал она никак не попадет, потому что срочные и неотложные дела будут требовать ее личного присутствия на другом конце Артании.

– Может скажешь уже, что за намеки? – повторяю вопрос, наслаждаясь тишиной и покоем.

– Обязательно должен быть какой-то подтекст? – фыркает химер и вкладывает мне в ладонь тяжелый серебряный кубок.

Открываю один глаз, рассматривая филигранные фигуры по внешней части серебра чаши – шипы, рога, кости.

Проклятый Хаос, откуда он в мелкой дряни?

Я сломал себе всю голову, пытаясь найти хоть какое-то вразумительное объяснение тому, что видел, но тщетно. Мне оставалось либо признать, что я схожу с ума и вижу то, чего нет, или что мой великолепный ум не в силах одолеть эту загадку.

Своим глазам я доверяю, хотя предпочел бы потерять зрение, чем способность расковыривать истину, как бы глубоко она не была зарыта.

– Я знаю тебя… уже сколько? – Сайфер усаживается в соседнее кресло, мы, не глядя, чокаемся, и делаем по глотку.

Вино у него как всегда отменное – бодрит и разгоняет меланхолию. Главное, не забыть, с кем я пью, чтобы не проснуться утром в каком-нибудь борделе. Эвин не простит мне отсутствие на балу, а я не прощу себе, если не увижу мелкую заразу во всех тех шелках и лентах, за которые отвалил столько, сколько в жизни не тратил на себя самого.

Старею я что ли?

– Лет двадцать? – отвечаю наобум. Правда не помню, когда мы с этим рогатым познакомились.

– Восемнадцать, – поправляет химер. – Я помню, как умер Дарек.

Приоткрываю один глаз, разглядывая носки своих сапог.

Еще бы кто-то из нас забыл ту ночь.

Точно не я.

– Ты когда-нибудь думал, что ребенок Л’лалиэль однажды заявит права на престол?

– Ребенка нет, Сайфер, – чеканю каждое слово, и непредусмотрительно запиваю гадкое послевкусие прошлого парой жадных глотков.

Только что пил с удовольствием, а сейчас как будто мне успели подлить дешевую кислятину, которую разливают в ремесленных кварталах по медяку за бутыль.

– И, если тебе дороги твои драгоценные рога – ты больше не будешь произносить эту ересь вслух. А лучше даже не думай об этом, потому что Эвин рубил головы и за меньшее.

– Рэйвен, моя хмурая сладкая булочка, если бы мне была так уж дорога моя голова, я бы держался подальше от вашего с Эвином тандема, чтобы меня случайно не забрызгало кровью и грязью из-под вашей «суровой справедливости».

Если бы это сказал любой другой человек – я бы заставил его подавиться собственными словами, вместе с кулаком затолкав в глотку.

Но Сайферу можно многое.

В том числе и придумывать мне очередное идиотское прозвище.

– Кстати, – я не сопротивляюсь, когда химер подливает еще вина – напиваться так с улыбкой, а то я стал противным самому себе занудой, – я видел у тебя еще пару платьев. Таких, – показываю на неприлично глубокое декольте, – с пикантными фасонами.

Сайфер запрокидывает рогатую башку и громко смеется.

– Рэйв, мой сладкий пирожок, ты решил разориться на новы гардероб для самой богатой женщины страны? Я ничего не путаю?

– Пффффф, – фыркаю я. И тут же добавляю: – И еще то розовое обязательно.

У него такой волнующий разрез до бедра, что колени будут видны при каждом шаге.

Той девчонке с телеги оно бы очень пошло.

Глава шестьдесят пятая

Сиротка

– Что это? – я смотрю на вереницу одетых в пестрые шифоновые платья девушек, которые одна за другой заходят в мою комнату и складывают на пол коробки разных размеров, но перевязанные одинаковыми лентами.

Моя служанка как заведенная пожимает плечами.

Гвардейцы у двери молчат, как прибитые.

А гора коробок становится все больше с каждой минутой.

Проходит еще Плачущий знает сколько времени, прежде чем это шествие заканчивается, и к тому времени моя комната похожа на комнату богатенькой девицы, которая решила опустошить отцовский кошелек и скупила половину модных магазинов столицы.

После того случая с украшением, которое мне якобы прислал Эвин, притрагиваться хоть к чему-то я даже не рискую.

Так и торчу около двери, пытаясь понять, что бы это могло означать.

Маркизу замучила совесть, и она решила отправить письмо в замок, чтобы мне прислали наряд? А настоящая герцогиня почувствовалась и решила заодно обновить мой гардероб? Которого, кстати говоря, больше нет.

– Ну должно же у этого изобилия быть хоть какое-то объяснение, – размышляю себе под нос, но неожиданно получаю ответ, от которого меня с ног до головы сперва окатывает яростью, а потом – непониманием.

– Это мои глубочайшие извинения по поводу того, что как Куратор этого Королевского отбора я не был достаточно… внимателен к безопасности гардероба моих подопечных.

Проклятый герцог!

Только… что у него с языком?

Он как будто заплетается?

– Пошла вон, – слышу приказ моей служанке.

Но, как только она делает шаг в сторону двери, тут же ее останавливаю:

– Эсми, пожалуйста, останься. Правила Отбора таковы, что во избежание слухов и сплетен, я бы предпочла не находиться наедине с мужчиной.

– А я сказал – пошла вон, – как насмехается герцог.

– Эсми, ты – моя горничная, – упрямо стою на своем, – и я говорю тебе остаться.

На бедняжку жалко смотреть – паника и ужас пятнами лежат на ее лице, и я чувствую себя гадко от того, что являюсь этому причиной, пусть и косвенной. Не стал бы проклятый герцог заниматься самоуправством – не пришлось бы и мне вести себя как… хозяйка.

И, Плачущий, что у него с речью?

Мне не хватает сил – да, чего уж там, и смелости тоже – чтобы оглянуться на него и своими газами увидеть причину этой странной метаморфозы в голосе.

Но это и не нужно, потому что герцог обходит меня сзади и как ни в чем не бывало заваливается на кровать.

На бок, чтобы подпереть голову кулаком.

Челка немного непривычно свешивается вниз и я, кажется, впервые вижу его лицо полностью открытым, без резких теней, которые превращают его в дьявола во плоти.

Он… красивый.

Этот факт и сама мысль настигают меня настолько внезапно, что оторопело делаю шаг назад, завожу руку за спину и скрещиваю пальцы, чтобы отогнать злых духов. Не иначе тут парочка резвится, потому что с чего бы вдруг мне считать этого монстра – красавцем?

– Что вы себе позволяете, милорд Куратор? – спрашиваю ледяным тоном и краем глаза замечаю, как моя горничная прикладывает ладонь ко рту.

Еще бы, приличной девице и не снилось, чтобы мужчина вот так запросто вваливался в комнату целомудренной девицы.

– Я желаю убедиться, что Ваша Светлость осталась довольна моей более чем щедрой моральной компенсацией за ее заплаканные глаза, – немного растягивая слова, говорит герцог, и продолжает убийственно пялиться на мою служанку.

Бедняжка все же пятится к двери, и я мысленно сдаюсь.

Похоже, в замке нет ни единой живой души, не считая меня и короля, кто бы мог противиться его воле. Даже мне, чего уж кривить душой, это дается слишком тяжело. А будь я в своем обычном монашеском одеянии – точно бы не выдержала ни один его взгляд или хотя бы жест.

– Не закрывай дверь, Эсми, – прошу свою горничную, и та, кивнув и наспех кое-как выполнив реверанс, как сквозняк вылетает из комнаты.

Нокс довольно хмыкает.

– Вас, милорд Куратор, я так же попрошу убраться вон, – говорю я, желая себе терпения в этой нелегкой битве.

Никак не могу взять в толк, что с ним не так, куда подевался суровый Палач короля и кто этот… странный тип. Так что на всякий случай отхожу еще дальше, делая вид, что на самом деле просто хочу держаться на расстоянии от горы коробок.

– Матильда, я желаю лицезреть выражение вашего лица, когда вы увидите, что внутри, – продолжает упрямиться герцог.

– Считаю своим долгом напомнить, что не так давно я уже получила в подарок одну вещицу, и это чуть не стоило мне жизни. Кстати говоря, милорд Куратор, разве не вам поручено заниматься расследованием покушения на мою жизнь? Так-то вы им заняты, я погляжу.

– Ты – зануда.

«А ты – существо без стыда и совести!» – мысленно выкрикиваю ему в лицо, а на деле продолжаю гнуть свое:

– Герцог, если вы полагаете, что с тех пор я поглупела и без оглядки открою любую принесенную незнамо кем и незнамо откуда коробку, то, вероятно, поглупели вы.

– Незнамо? – переспрашивает он. – Какое… неожиданное слово в лексиконе герцогини.

Я едва не поджимаю губы с досады.

Плачущий, мне не следует забывать, кто я, тем более, когда рядом находится человек, читающий меня будто книгу.

– Такое же неожиданное, как и ваши таланты в разведении огня в камине, и врачевании, – продолжает он, лениво поднимаясь на ноги.

Я понимаю, что лучше просто отмалчиваться, чтобы у него не было искушения развивать эту опасную тему. Но, кажется, у герцога другие планы, потому что слишком выразительно следит за моей реакцией.

– Если я открою одну коробку, вы, наконец, уберетесь? – иду на вынужденный компромисс.

Он как будто что-то подсчитывает в уме, а потом, к моему огромному облегчению, кивает.

И даже с дружелюбной улыбкой.

– Хорошо, маленькая герцогиня, только я сам выберу коробку.

– Не сомневаюсь что именно ту, содержимое которой наверняка меня убьет.

– Мое восхищение вашей проницательностью поистине не знает границ, – плотоядно улыбается он, и берет одну из маленьких коробок, которые украшают вершину этой коробочной башни.

Таких тут много, они похожи друг на друга, как две капли воды и по крайней мере на первый взгляд не имеют никаких видимых отличий. Может, в ней и нет ничего опасного?

Остается только изо всех сил в это верить, и молча принять коробку из рук герцога, стараясь ни за что на свете не прикоснуться к его пальцам. Он замечает мою поспешную неловкость и довольно ухмыляется.

Что же в этой проклятой коробочке, прости меня, Плачущий?!