Текст книги "Чужая игра для Сиротки (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Глава тридцатая

– Я всем довольна, герцог, – отвечаю, стараясь выдержать ровный тон. Нельзя показывать слабость и тем более нельзя показывать недовольство. Дочери предателя королевской милостью сохранили жизнь – это самое важное. – У меня есть крыша над головой, есть деньги, чтобы жить и еда, чтобы не умереть с голоду. Многие люди Артании не владеют и малой частью этого.

Вот так, кажется, в самый раз.

Герцог прищуривается и его темные глаза изучают меня так пристально, что хочется плотнее закутаться в занавеску.

– И вам не смущает, что корона отхватила самый лакомый кусок пирога с вашего стола?

О чем он говорит?

Те земли, о которых шептались кандидатки – он был таким важным?

– Я рада, что король решил воспользоваться им с большей пользой, чем мой покойный отец, – говорю почти наобум, тыкая иголкой в стог сена.

Плачущий, пусть он скажет хоть что-то, даст хоть какую-то подсказу, пока я не наговорила на смертный приговор.

– Король всегда отличался мудростью, – многозначительно отвечает герцог. – А еще милосердием и терпимостью.

Почему мы вдруг заговорили о короле?

– Просто чтобы вы понимали, юная леди. – Герцог так резко меняет положение, что я даже не понимаю, почему вдруг его лицо – над моим, и почему тень от его мощной рослой фигуры закрыла тусклый мельтешащий свет где-то за его спиной. – Никто и никогда не забудет «заслуги» вашего отца. И то, что вы оказались в числе претенденток, никак не отменяет того факта, что кости вашего отца гниют в неизвестной могиле и никогда не будут возвращены в родовой склеп.

Я просто теряю способность мыслить, когда он так близко.

Та странная горечь в крови, которая подталкивала бежать от него куда глаза глядят, становится такой сильной, что я с огромным трудом проталкиваю в горло вязкий липкий ком паники.

– Милорд, вы…

Хочу сказать «слишком близко», но он наклоняется еще ниже и на этот раз огонь освещает его лицо, бросая острые резкие тени на смуглую кожу, впалые щеки и губы, сжатые в тонкую линию презрительной усмешки.

Мои глаза округляются, когда он сбрасывает на пол мундир, заводит за спину руки и грубо, так что ткань трещит по швам, стаскивает рубашку.

Что он собирается делать, боги меня сохрани?!

И только через минуту, когда мой взгляд непроизвольно спускается ниже его шеи, я начинаю понимать, что герцог пытается мне сказать.

Вернее, показать.

Боги, это просто… ужасно.

Человек правда может выжить после… этого?!

Его грудь, плечи, руки и даже живот покрыты рваными ожогами и шрамами. Их столько, что кажется, будто все это – просто искусно сшитый костюм, подогнанный к телу один к одному, стежок к стежку. Шрамы старые – это хорошо видно по их плотности, толщине и цвету, который теперь едва ли сильно темнее самой кожи. Той ее небольшой части, которая видна за всем этим ужасом.

Герцог грубо хватает меня за запястье, тянет вверх, заставляя встать на ноги.

Поворачивает спиной к огню, и я, чтобы не закричать, залепляю рот сразу двумя ладонями.

Спина вся исполосована. Его не то, что хлестали плетью.

Его словно пытались лишить кожи, так плотно и мастерски лежат шрамы – вдоль и поперек, до самой поясницы и ниже, убегая за пояс штанов.

«Плачущий, спаси его душу…» – мысленно шепчу слова прощения, но герцог снова поворачивается ко мне, и на этот раз грубо хватает меня за лицо, сжимая щеки пальцами, будто вознамерился раздавить мой череп.

– Что, юная леди, вам не по душе такое не приятное для ваших благородных глазок зрелище? – зло шипит сквозь зубы, наклоняясь к моему лицу слишком близко.

Дышит прямо мне на губы.

Я пытаюсь освободиться, потому что кровь буквально загорается под кожей.

Мне очень страшно.

Очень-очень страшно.

Ужас сковывает волю, не дает трезво мыслить, контролировать себя.

Что, если случится одна из тех «странностей», и я случайно разобью стену или, еще лучше, подожгу герцогу руки? Он точно не станет молчать и с радостью передаст меня в руки Инквизиции.

Плачущий, помоги…

– Вы делаете мне больно, герцог, – пытаюсь сказать хоть что-то, но в ответ он склоняется еще ближе, и я теперь между нашими губами расстояния меньше, чем между моими ладонями во время молитвы!

– Я? Вам? – Он как будто наслаждается моей беспомощностью, смакует ее. – Герцогиня Лу’На, помните тот день, когда я стал таким «жгучим красавцем»? Помните, что вы тогда делали?

Я сглатываю.

Интуиция подсказывает, что на этот вопрос лучше не отвечать.

Что сейчас вообще лучше просто молчать и делать вид, будто я не хочу отвечать на его вопросы из упрямства и гордости.

– Хорошо, я не гордый – могу и напомнить.

Хватка на моих щеках внезапно слабеет.

Но герцог не убирает руку, а опускает пальцы ниже, к подбородку. Поглаживает его подушечкой большого пальцы, поднимает выше, очерчивая линию нижней губы.

И еще выше, чтобы закрыть пальцем мой распахнутый в немом возмущении рот.

– Вы стояли рядом с вашим любимым отцом, юная леди. Такая маленькая, такая… еще почти ребенок. Стояли и улыбались, – он уводит палец в уголок моего рта, чуть с нажимом приподнимая его вверх, как будто хочет сам «сделать» ту же улыбку. – Улыбались, когда Хлестатели, по приказу вашего отца, сдирали с меня кожу шипастыми плетками.

По моему телу проходит дрожь.

Этого не может быть.

Никто в здравом уме и вере в богов не сделает с человеком… подобное.

– Вы улыбались, когда меня растянули на кресте и палачи вашего отца прижигали меня всякой дрянью. – Герцог почти-что рядом с моим ртом, его губы так близко, что я не понимаю – целует он меня или только собирается? – Каждый раз, когда я терял сознание от боли, надеясь, что сдохну и мучения прекратятся, но меня снова и снова окатывали водой, знаете, что я видел? Смеющееся лицо вашего отца и улыбку его милой дочурки.

Если бы герцогиня сказала мне об этом, я бы никогда не стала ею даже на мгновение.

Может быть… мне нужно признаться?

– Потому, леди Лу’На, – герцог улыбается одними губами, и тени от огня в камине делают эту улыбку нечеловеческой, зловещей, – я никогда не смогу забыть того, что сделало ваше сраное семейство. Даже если бы хотел – а я, поверьте, хотел бы – все равно не смогу. И никогда не прощу ни вас, ни людей, которые были настолько глупы и беспечны, что протянули вам руку помощи.

Мысль о признании мгновенно умирает под каменным молотом этого обещания.

Я, простая послушница, тоже помогла герцогине и стала добровольной соучастницей чудовищного обмана.

И я даже не смогу сказать ни слова в свою защиту, потому что тогда мне прямая дорога в лапы инквизиторов, которые вряд ли будут гуманнее и человечнее, чем этот истерзанный мужчина.

И все же, он не отстраняется, хоть ненависти и презрения в его голосе столько, что ими запросто можно наполнить самый бездонный колодец Артании. Его пальцы так нежно поглаживают мою щеку, что я перестаю понимать происходящее.

Он хочет меня убить или… поцеловать?

Резкое и как будто удивленное покашливание за нашими спинами заставляет нас обоих отпрянуть друг от друга.

Меня – с ужасом.

Герцога – с облегчением.

– Надеюсь, – маркиза вплывает в комнату, словно важная ладья, – не помешала никакому важному разговору?

Эта неприличная многозначительность в ее голосе заставляет меня покраснеть от негодования. И бессилия, потому что, если посмотреть на все это со стороны, то в комнате наедине была молодая девушка в растерзанном платье и мужчина, раздеты до пояса. И они стояли так близко, что все это выглядело почти как… поцелуй.

Тыльной стороной ладони смазано провожу по губам.

Герцог, замечая это, щурится.

Хватает мундир, надевает его на голое тело, потому что сорочка остается валяться на полу белоснежной шапкой дорогого шелка.

– Леди Виннистэр, какого Хаоса вы вторгаетесь в мою комнату без стука? – он продолжает испепелять меня взглядом, даже не трудясь повернуть голову в сторону гостьи.

Его вопрос застает ее в трех шагах от порога.

Маркиза расстается с сальной ухмылкой и замирает на месте. Осторожно говорит, что дверь была не заперта.

– Однако это не дает вам права входить, – злится герцог.

– Я лишь пришла сказать, что отдала все необходимые распоряжения, – смиренно склоняясь в реверансе, говорит маркиза.

Герцог косит взгляд в ее сторону.

Кажется, именно туда. где у нее то, что приличным женщинам следует показывать лишь законному супругу, но маркиза почему-то щеголяет в таком виде по замку.

Так, может, это мое здесь присутствие расстроило ее планы, а не она помешала нашим?

Герцог остывает так же мгновенно, как и зажегся.

Теперь он так же холоден, ироничен и самодоволен, как несколько минут назад.

Я стараюсь не думать о том, что причина этого умиротворения – декольте леди Виннистэр, на которое от слишком уж многозначительно пялится.

После того, как почти… поцеловал меня!

Глава тридцать первая

Я провожу ночь без сна, совсем ни на минуту не сомкнув глаз.

Ворочаюсь в этой огромной постели, как угорь на сковородке, снова и снова, и снова пытаясь вспомнить каждую деталь рассказа герцога.

Потом вспоминаю лицо герцогини Лу’На.

Снова исполосованной тело герцога.

Его обещание никогда не забыть и не простить.

По телу идет дрожь, стоит представить, что было бы, скажи я ему правду за мгновение до того, как он высказался. Меня, наверное, уже давно освежевали бы, и никто бы не знал, что случилось с сиротой без роду и племени.

Утром, с первыми лучами рассвета, в комнату приходит служанка.

Застает меня, завернутую в одеяло, немного нервно улыбается и быстро протягивает темно-синее платье простого кроя.

– Меня зовут Анна, – кланяется, и идет прямиком к кровати, – я буду вашей горничной, госпожа. Миледи Виннистэр велела позаботиться о вас и помочь вам приготовиться к завтраку.

Мысль о еде еще более неприятна, чем этот ее взгляд, которым она оценивает то меня, то примятые простыни.

Что это вообще может значить? О чем она…

Только когда горничная бросается приводить постель в порядок, я начинаю медленно понимать и эти взгляды, и «свинью», которую мне подложила Распорядительница.

Теперь все будут знать, что одна из претенденток провела ночь в спальне Куратора!

Я нервно сглатываю, лихорадочно соображая, можно ли что-то предпринять.

Как спасти свою репутацию от вот таких, как у горничной, взглядов. Делать вид, что ничего не произошло? Попытаться объяснить? А стала бы герцогиня расшаркиваться перед горничной?

Ответ настолько очевиден, что я молча жду, пока Анна наполнит ванну и выполнит все положенные обязанности: поможет мне выкупаться, одеться и уложит волосы.

– Всех леди просят спуститься вниз, – с поклоном, говорит горничная, прежде чем исчезнуть из комнаты, на прощанье не удержавшись от насмешливого взгляда.

Я что есть силы сжимаю кулаки и мысленно читаю молитвы о смирении.

Столько раз, сколько нужно, чтобы немного успокоить голову, взять себя в руки и спуститься вниз, в просторный залитый солнцем зал, где уже собрались остальные претендентки.

И все мои старания идут насмарку, потому что все эти лица слишком уж красноречивы.

Я с трудом дохожу до отдельно стоящей – как нарочно для меня – маленькой софы и присаживаюсь на ее край. Расправляю юбку с таким видом, будто складки на ней – единственная вещь в мире, способная вывести меня из себя.

Теперь все будут думать, что дочь предателя короны планирует не только влезть в постель короля, но и неплохо продвинулась в этом же деле с самым важным после Его Величества человеком на этом отборе – Куратором, и по совместительству – Палачом короля.

– Леди, доброе утро! – Маркиза вплывает в зал, словно свадебный кортеж: сегодня в белом, с перьями и блестками. И хоть на этот раз ее грудь прикрыта почти до самой шеи, вырез на спине «компенсирует» монашеский вид ее «фасада».

На мой взгляд, она выглядит вульгарно.

А если посмотреть на других девушек – они чуть не пищат от восторга. Массовое подлизывание? Вряд ли. Скорее всего, я просто ничего не понимаю в моде.

– Надеюсь, вы хорошо выспались в ваших комнатах? – Почему-то маркиза поворачивает голову в мою сторону. – Я получила от ваших горничных записки и могу уверить, что необходимые вещи вы получите через два-три дня. К сожалению, даже мои безграничные возможности имеют предел. Но постараюсь приложить максимум усилий: Его Величество желает, чтобы у лучших девушек Артании и принцесс, были идеальные условия для полноценного отдыха и крепкого здорового сна. И мне было бы очень печально узнать, , что некоторые из вас предпочитают тратить это драгоценное время на разного рода… странные вещи.

Я смотрю в пол, но всем телом чувствую, как девушки в унисон обращают взгляды в мою сторону.

– Вещи, которые не к лицу юной леди благородной крови, а скорее под стать женщине слабой морали. Но, – леди Виннистэр идеально разыгрывает печальный вздох, – благородная кровь и душевная чистота, увы, в наши смутные времена далеко не всегда идут рука об руку.

Приходится изо всех сил сжать зубы, чтобы не дать себе огрызнуться.

Герцогиня не дала бы втянуть себя в такую грязную игру.

А сделать вид, что я обижена – значить, дать понять, что я принимаю эти гадкие намеки на свой счет. Не будет никому в этой комнате такого подарка – видеть, как Матильда подберет юбки и сбежит.

Что-то во мне как будто оживает.

Яркое и колкое, как будто проглотила осколок упавшей звезды.

Но чем больше я думаю о том, что даже у сироты-монашки есть цена и она точно не меньше, чем у девушек, которые родились с золотой ложкой во рту, тем ярче становится это странное тепло в груди.

И когда я вдруг с ужасом понимаю, что перестаю его контролировать и… может случиться все, что угодно, меня, как ледяной водой, окатывает взглядом темных глаз.

Откуда-то сверху.

Герцога здесь нет, но я каким-то непостижимым для себя образом ощущаю его незримое присутствие. Там, на лестничном пролете, в тени, до которой еще не добрались солнечные лучи.

Он как будто наблюдает.

Он как будто наблюдает именно за мной.

Если бы не маркиза, которая становится как раз напротив меня, ничто, никакие голоса разума, не удержали бы меня от того, чтобы взлететь по лестнице и как следует врезать этому мерзавцу по его идеально выбритой… лицу.

– Герцогиня Лу’На, вы собираетесь отвечать на мой вопрос или ждете, что я исполню для вас наиглубочайший реверанс? – насмехается леди Виннистэр.

Герцог немного выступает из тени – замечаю его рослую фигуру, края пальцев, которыми напряженно держится за перилла, склоненную голову.

Откуда эта мысль в моей голове, что он как будто… ждет, что я дам отпор?

Настоящая герцогиня не стала бы молчать. По крайней мере сейчас. Слишком уж сильно маркиза выводит ее на ругань и склоки, слишком грубо провоцирует.

– Леди Виннистэр, – я мысленно уговариваю себя не испортить этот идеальный холодный и поучительный тон, – поправьте меня, если я вдруг ошибаюсь, но ваш титул по рождению стоит гораздо ниже герцогского. Поэтому, как мне кажется, раз вы удивили нас всех своими выдающимися хозяйственными талантами, самое время показать и уровень вашего воспитания, выказав герцогине все положенные почести.

После этих моих слов тишина повисает такая, какой не было и при появлении короля.

У меня нет иллюзий на счет маркизы. Она не того полета птица, чтобы начать отвешивать колоны девице, которую, кажется, решила втоптать в грязь максимально быстро и эффектно. А, может, у них с герцогом это было задумано?

Не поднимать голову, не смотреть вверх.

Только на маркизу.

Пришпилить ее взглядом к полу, как какое-то мерзкое насекомое. И пусть не думает, что ее «модный вид» действует абсолютно на всех.

– Герцогиня, – леди Виннистэр впервые, пусть и на мгновение, сбрасывает марку показной благости, глядя на меня с совершенным отвращением, – если вы полагаете, что мы с вами равны или, упаси Боги, вам хватает наглости считать себя выше, то вы еще глупее, чем ваш заслуженно казненный отец.

Это уже удар в самое больное место.

Кем бы ни были настоящая герцогиня, но об отце она всегда вспоминала с любовью и теплом. Мне, сироте, эти чувства были незнакомы, но то, что она искренне скорбела по этой утрате, можно не сомневаться.

– Маркиза, – отчего-то очень быстро вскипаю я, – вы не смеете пачкать своим черным ядом светлую память о моем отце!

Тишина сгущается до состояния толщи воды над головой, которая давит на макушку, на ушные перепонки, на веки. Однажды я едва не утонула в пруду, и то ощущение мне хорошо знакомо – когда мир вокруг вдруг становится убийственным, хоть едва ли меняется.

Так и эта тишина – она вот-вот меня прикончит, если не случится чудо и…

– Леди давно пора завтракать, – стальным, как лом приказом, вторгается в нашу потасовку герцог.

Когда успел спуститься? Его появление не заметила только я?

Когда девушки не двигаются с места, бормочет себе под нос грязные проклятия, а потом так звонко хлопает в ладоши, что разноцветная стая высокородных девиц, словно птицы, срывается с места, на короткое время образуя в дверном проеме настоящую давку.

В зале остаемся только мы втроем, и стоит мне сделать шаг к выходу, как герцог останавливает мое бегство коротким приказом:

– Вас, юная леди, я не отпускал.

Да что ж за напасть!

Глава тридцать вторая

Герцог

И вот из-за этой дрянной девчонки я полночи не спал, ворочался из стороны в сторону, как окорок на вертеле, пытаясь решить, чему удобнее лежать на треклятом диване – моему заду, моей спине или лучше все-таки вытянуть ноги с проклятущими коленями? А потом, когда, наконец, уснул, приснилось такое, что не приведи Хаос.

Так что можно смело сказать, что эту ночь я провел, как во времена бурной солдатской молодости, когда и окоп был вполне себе койкой, и шлюха – вполне себе красоткой.

Зато еле-еле нашел разумное логическое объяснение своему вчерашнему «акту невиданного милосердия». Герцогиня просто до язвенного зуда сильно похожа на ту сладкую малышку в скучной одежке послушницы, а после того, как я «вкусил» демонической крови, у меня появилась какая-то нездоровая тяга испохабить все чистое и невинное. В тех формах, о которым не следует знать милым, не вкусившим мужской поцелуй девицам, краснеющим от стыда до самых ушей от одних лишь намеков.

Бездна задери!

Я же спустился сюда, чтобы прекратить надвигающуюся грозу, а вместо этого размышляю о том, будет ли моя постель пахнуть ее девичьим ароматом.

Ну его к бесам! Нужно приказать горничной сменить каждую тряпку, чтобы от мерзавки не осталось и следа.

– Я… голодна, Ваша Светлость, – спокойно и даже почти смиренно говорит герцогиня.

Ну просто ангел во плоти.

Так и хочется разодрать на ней это скучное платье кладовой землеройки и поглядеть, не прячет ли девица Лу’На крылья.

А самое прискорбное, что я вынужден признать – вела она себя просто идеально.

Порода – она и в Артании, и в Барре и даже в Бездне – порода. И тут маркизе с ее титулом, приколоченным к не самому изысканному коктейлю ее родословной, противопоставить нечего.

Проклятье, я ведь любовался на эту перепалку.

И в глубине души надеялся, что девчонка не даст себя сломить и не станет молча вытирать очередной плевок.

Но сейчас, когда разум все же возобладал над чувствами, я вынужден устроить ей взбучку.

Потому что, какой бы милой и славной не казалась герцогиня, она – все равно та смеющая соплячка, которая хлопала в ладоши, когда палач брал из жаровни раскаленное до бела клеймо.

– Герцогиня Лу’На, полагаю, вам следует принести свои извинения маркизе.

Она поджимает губы, слегка отводить голову назад, словно получила оплеуху.

Но все-таки находит силы снова посмотреть в глаза Фредерике – открыто, без страха.

Порода, мать его!

– Леди Виннистэр, я сожалею, что своими словами могла нанести тяжелый удар вашим чувствам. Обещаю впредь быть разборчивей в словах.

Я чувствую приятный зуд где-то чуть ниже груди, в том месте, где у меня до сих пор иногда побаливает старый шрам от проклятого кинжала тех головорезов.

Так извиниться – это еще надо уметь.

Но маркиза, увы и ах, слишком… ограниченна, чтобы понять, что вместо извинений ей только что принесли обещание в следующий раз оскорблять изящнее, чтобы уж наверняка не докопался даже такой мозгоед, как я. Поэтому на лице Фредерики злорадство и триумф.

Самое время это исправить.

– Маркиза Виннистэр, – смотрю на нее, и испытываю извращенное удовольствие, предвкушая, что станет с этим лицом а ля «Императрицы» уже через миг, – ваша очередь.

– Что? – переспрашивает Фредерика. Как и предполагал – маска надменности и самодовольства сползает с ее лица быстрее, чем мгновенно. – Простите, герцог, но…

– Ваши извинения, маркиза, – повторяю тоном, не терпящим возражений. – Мы с герцогиней желаем их услышать прямо сейчас.

Маркиза поджимает губы.

Я уже однажды видел подобный взгляд – когда просил свою невесту освободить мой дом от ее присутствия. Она тогда тоже сначала не понимала, что с ее персоной могут обращаться таким образом, а потом, видимо, очень сожалела, что человека нельзя испепелить взглядом.

Так что, можно сказать, у меня выработался иммунитет, и все эти молчаливые «герцог, вы – дерьмо!» на меня уже не действуют.

Маркиза медленно, поджав губы и безуспешно пытаясь скрыть отвращение, исполняет реверанс.

– Прошу вас принять мои извинения, герцогиня Лу’На, – цедит сквозь зубы. Так жадно, словно боится дать лишнего.

Девчонка смотрит на нее с легким недоумением, потом переводит взгляд на меня, и я к своему огромному удивлению вижу в ее зеленых глазах немой вопрос – что делать дальше?

Она это серьезно?

А куда подевалась мелкая мегера?

Не собираясь облегчать ей задачу, отворачиваюсь, но ловлю каждый звук.

– Я принимаю ваши извинения, маркиза, – слегка растерянно и неуверенно, говорит она.

И это все?

Мысленно огорченно вздыхаю.

Нет, я никогда не был любителем женских склок, и как только весь этот маскарад закончится – обязательно припомню Эвину его эту «дружескую просьбу», но должен же я получить хоть какое-то удовольствие?

– Герцогиня, полагаю, вам пора, – отпускаю ее, не поворачивая головы.

Не хочу снова видеть ее невинные глаза и потом полдня убеждать себя, что эта и та – совершенно разные девушки, даже если до дьявола похожи.

Она как будто только того и ждет – мигом подбирает юбки и уносится прочь.

И только когда мы с маркизой остаемся одни, Фредерика, наконец, стаскивает это «лицо смиренной женщины», налетая на меня, словно ураган.

– Герцог, вы просто… просто…! – Ей не хватает запала подобрать нужное слово – боится перегнуть палку.

Вот и славно, что боится.

Я вопросительно медленно поднимаю бровь, и когда становится ясно, что узнать, что же я за нехороший человек в этот раз точно не суждено, закладываю руки за спину, напирая на маркизу с видом черного проклятия.

Она оторопело пятится.

– Леди Виннистэр, раз уж у нас случился незапланированный разговор по душам, то позвольте дать вам пару советов. Нисколько не сомневаюсь, что ваши «хозяева» тоже озвучили свои рекомендации, но вам придется проявить остроту ума и гибкость мысли, лавируя между молотом и наковальней.

Фредерика сглатывает, пару раз кивает с наиглупейшим выражением лица.

– Я понимаю ваше рвение устроить герцогине Лу’На… особенные условия пребывания здесь – назовем это так. Но, пытаясь ее скомпрометировать, вы выбрали крайне неподходящее время и компанию для слухов. Потому что, ставя под сомнение ее морали, вы, тем самым, ставите под сомнение и мое уважительное отношение к Его Величеству. И тот факт, что я, его верный слуга, могу позволить себе низость грязных поползновений в адрес одной из девушек, которая, возможно, станет его невестой, нашей будущей королевой и матерью наследника Артании. Вы всерьез полагаете, что я могу допустить подобные вещи?

Фредерика снова зачем-то кивает.

– Можно использовать язык, маркиза? – подначиваю я. – Ваши эти… бессловесные попытки не дают мне ни малейшего представления о том, что именно вы поняли и вынесли из моих слов.

Она прочищает горло кашлем.

– Я ни в коем случае не хотела, чтобы ваша репутация пострадала, герцог Нокс. Я лишь посчитала крайне сомнительным, что благовоспитанная юная леди пришла бы в личные покои мужчины, ночью, одета в крайней степени вульгарно, не имея в голове желания воспользоваться его слабостями.

– Какие конкретно мои слабости вы имеете ввиду?

– Конечно же, присущие всем мужчинам! – посмеивается она.

– Полагаете, я настолько бесхребетное существо, что не в состоянии держать под контролем свое мужское начало? – Добавляю своему голосу тихих ноток предостережения, давая понять, что даже мне – любителю поиграть с иронией – вся эта ситуация уже начинает надоедать. – Я верно вас понял?

– Я совсем не это…

– Вот и славно, что не это. Впредь, я надеюсь, вы не будете распыляться на вещи, недостойные женщины вашего положения, и с таким же рвением займетесь своими основными обязанностями – комфортом наших леди. Ступайте.

Фредерика растворяется, будто ее и не было.

А я снова даю себе обещание при случае вытребовать у Эвина парочку личных «наград» за моральное издевательство надо мной.