Текст книги "Сердце Сумерек (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
Соавторы: Аврора Максимова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)
глава 30
Я все еще не могла в это поверить.
Вот он стоит передо мной: человек, которого я всегда знала только, как своего оцта. Хотя, конечно, мой отец никогда не был таким мускулистым, хотя его физической форме завидовали все. Это понимала даже я. А еще он ни капли не изменился за столько лет. Вот ни капельки, как будто время не имело над ним власти. Я бы даже сказала, что вокруг глаз исчезли морщинки, а лицо приобрело острые черты.
– Она никуда не пойдет с тобой, – спокойно за меня ответил Тан.
– Я не спрашивал тебя, крэсс, – отмахнулся от его слов отец. – Ты вообще жив только потому, что лично к тебе у меня никакой неприязни. Но если и дальше будешь открывать рот без разрешения – отрежу тебе язык.
От этой небрежной угрозы у меня мурашки по коже побежали.
И я вспомнила. Отчетливо вспомнила, что именно так он обычно и разговаривал с кем-то по телефону. Те звонки были редкими, но отец всегда закрывал дверь, когда видел, что я или мать можем услышать. Я не разбирала слов, но интонация отложилась в памяти – и вот всплыла спустя столько лет. Как, прости господи, утопленник – там, где меньше всего ожидаешь.
– Маша, ты же понимаешь, что тебе не место среди них, – глядя на меня через плечо Тана, сказал отец. – Ты уже чувствовала аркану, так ведь? И знаешь, что не можешь ее контролировать. Что бы тебе ни говорили эти бестолочи – самой тебе не справиться.
– Я… не знаю тебя, совсем, – справившись с первым шоком, ответила я. И даже рискнула выйти из-за защиты Тана. Почему-то было противно за свою слабость, за то, что он может пострадать по моей вине. – Ты просто призрак прошлого.
– Я твой отец, Маша, пусть тебе и тяжело сейчас в это поверить. У нас не так много времени, чтобы тратить его на бессмысленные препирательства. Все, что тебе сейчас нужно сделать – прости пойти со мной. И все будут живы.
– Мы это уже слышали, – раздался за его спиной голос Хадалиса.
Я перевела дыхание. Вот так, теперь нас трое. И даже несмотря на то, что этот перевес ничуть не сгладил устрашающего вида моего внезапно воскресшего – или, по-видимому, никогда не умиравшего – отца, оптимизма во мне прибавилось.
– Вам все равно не справиться со мной, – с некоторым пренебрежением сказал отец, даже не потрудившись повернуть голову в сторону Хадалиса. – Вы это знаете, но зачем-то лезете под ноги. Маша, хоть ты-то должна быть благоразумной.
Мне до ужаса сильно хотелось сказать что-то эдакое, чтобы он понял: я уже не та маленькая девочка, которую можно было провести вокруг пальца. И я точно в состоянии самостоятельно принимать решения, чью сторону и баррикаду занять. Но… я промолчала. Потому что все происходящее по-прежнему с трудом укладывалось у меня в голове. Наивно хотелось верить, что у этой ситуации еще может быть развязка, где мне не придется выбирать вообще.
– Она отмечена – и вы это знаете, – сказал отец. Небрежность, с которой он ковырял кончиком меча песок, заставила мои нервы растянуться до пределов возможного. – Ну же, Маша, покажи им свои руки. Цветок почти распустился, ведь так? Я прав?
– Зачем ты превратил их в камень? – спросил Тан, напрочь игнорируя нить странного диалога.
– Сомневаюсь, крэсс, что твой скудный умишко в состоянии понять столь тонкий план. Скажем так – я просто воспользовался тем, что само плыло в руки. Одна женщина, одна горячая ревность и неразделенная любовь… – Он сделал пространный жест, но я ясно увидела тонкую невидимую нить, которая потянулась за его пальцами. Прямо из воздуха! Как будто он мог прикасаться к самой ткани этого мира. – В конце концов, какое это имеет значение? Все складывается как нельзя лучше и для меня, и для вас. Никому здесь не нужна кхистанджутская жрица, ведь так? Никто не справится с ней, кроме меня. А кроме нее никто не справится с дариканцем.
Жрица? Что еще за фокусы?
Я хотела спросить так много, но в этот момент нервы Хадалиса не выдержали. Я увидела прыжок, в котором Крылатка налетел на моего отца, увидела ярость в его голубом взгляде – и ничего. Хадалис просто налетел на какую-то невидимую преграду. Меч звонко ударился о пустоту.
– Ну вот, что я и говорил. – Отец поморщился и повел рукой.
Ударная волна пнула Хадалиса в грудь. Я видела, что даже за долю секунды он пытался сконцентрироваться и удержаться на ногах, но толчок был слишком сильным. Крылатку просто смело: он отлетел на несколько метров и глухо ударился о стену.
Тан, воспользовавшись тем, что мой отец отвел от него взгляд, попытался атаковать – и тоже не смог ничего противопоставить невидимому щиту. Череда ударов кинжалами посыпалась на преграду с такой быстротой, что я просто не успевала следить. Отец же просто сделал шаг вперед, легко, словно меч был бутафорской игрушкой, рубанул Тана.
Я вскрикнула, с трудом подавила желание закрыть глаза.
И перевела дыхание, когда Тан легко, грациозно, словно акробат, ушел от удара. На миг у меня даже мелькнула мысль присоединиться к ним с Хадалисом, но я не настолько сошла с ума, чтобы не осознавать своей беспомощности. Только под ногами буду путаться.
И почему эта проклятая аркана не «включается» по моему желанию?
Так, нужно срочно разозлиться. Я смогу. Я должна защищать тех, кто мне дорог, тех, кого люблю. Тем более что это чудовище – мой отец и все происходящее напрямую связано со мной. Пусть я пока и не понимаю, каким именно образом. Одно знаю точно – никогда не прощу себе, если с кем-то из них что-то случится.
– Это все бессмысленно, – сказал мой отец, когда Тан отступил, собирая силы для нового броска. Хадалис стоял сзади и тяжело дышал, но приноравливался к удару, держа меч двумя руками. – Ну правда, все здесь знают, что никому не под силу со мной справиться, но зачем-то продолжают валять дурака. Я всего-то хочу, чтобы Маша пошла за мной. И исполнила свое предназначение.
– Свиршев огрызок тебе, а не Маа’шалин, – зло сплюнув алый сгусток, прорычал Хадалис.
Отец и ухом не повел, только протянул ко мне руку.
– Ты же не хочешь этого, правда, Маша? – спроси он зловеще. – Не хочешь, чтобы я превратил их в пепел. Или в камень. Или сперва в камень, а потом в пепел. Моя драгоценная доченька никогда не была бессердечной. И сейчас не пойдет против своей природы.
– Не слушай его, – предупредил Тан, – он просто морочит тебе голову.
Мне очень хотелось верить, что в самом деле морочит. Но внутреннее чутье подсказывало: нет, не морочит. И я никогда не прощу себе, если по моей вине пострадают другие.
Я даже почти сделала шаг вперед, но Тан грубо одернул меня.
– Нет, Маа’шалин, – сказал в ответ на мое безмолвное негодование. – Речь идет не только о тебе. Если ты в самом деле так нужна ему со всеми своими «странностями», то наверняка для того же, для чего всем кхистанджутам требовалась безграничная власть.
– Боги, какой ты скучный и занудный. А я еще думал, что в кои-то веки нашел умного крэсса.
На этот раз я даже не успела понять, что произошло. Помню только, что вот мы с Таном стоит плечом к плечу – а в следующую секунду я уже барахтаюсь в воздухе, отчаянно пытаясь не упасть прямо в «гостеприимные» объятия моего отца. И тщетно: меня утянуло под надежную защиту его невидимого купола. Я брыкалась, кричала, пыталась даже укусить его, но добилась лишь крепкой оплеухи, от которой потемнело в глазах.
– Прости, мое сокровище, – сказал он с сожалением настоящего садиста, которого вынудили пускать в ход свои излюбленные пытки. – Будет лучше, если ты перестанешь сопротивляться, и мы тихо-мирно, не поднимая лишнего шума, уйдем.
– Только если переступить через меня, – услышала я знакомый голос.
Нет, боже, только не Граз’зт!
Я открыла глаза, надеясь, что это были всего лишь мои слуховые галлюцинации. Увы, он в самом деле стоял там: расслабленный, со знакомым оскалом разозленного хищника, и со своим вездесущим топором.
– Пожалуйста, не нужно… – взмолилась я едва слышным шепотом.
– Я не отдам тебя ему, веснушка, – пожал плечами Рогалик. – Это не обсуждается.
– А я не собираюсь обсуждать свою дочь с кем-либо, – тем же вальяжным тоном сказал отец. – И раз уж нам никак не найти общего языка, то незачем и стараться.
Я пыталась схватить его за руку, но он приколотил меня взглядом к земле. Почти буквально: невидимые толстые штыри словно прошили мое тело, вросли в землю, словно стальная лоза. И не пошевелиться, и даже рта не раскрыть.
А потом время потекло так медленно, что воздух стыл у меня на глазах, превращаясь в невидимое желе, в котором фигуры тех, кого я люблю, двигались слишком медленно против одного единственного противника. Он словно повелевал временем, замедлял и ускорял его по собственному желанию.
Отцу, очевидно, надоело прятаться в своем коконе, потому что, когда Граз’зт размахнулся для удара, его топор не встретил преграды. Правда, и голову отца не раскроил. Просто рассек воздух в том месте, где тот только что стоял.
Это безумие какое-то. Голова отказывалась воспринимать реальность, в которой мой отец и мой дорогой мужчина пытались убить друг друга, а я желала смерти одному из них. Такое в страшном сне не приснится. Такое даже представлять больно.
Тан и Хадалис зажали отца с двух сторон, Граз’зт напирал спереди, и все же этот кхистанджут не выглядел хоть сколько-нибудь обеспокоенным. Напротив, он словно развлекался происходящим, как здоровенный пес, которого, наконец, спустили с привязи и наградили парочкой игрушек. И пока эти «игрушки» пытались вышибить из него дух, он вальяжно отмахивался от них, всем видом давая понять, что пока не пустил в ход и малой толики своей силы.
– Давай же, ну! – Я отчаянно сжимала и разжимала кулаки, надеясь, что чудо все-таки случится. Видит бог, я была чертовски злой. Прямо-таки бешеной!
Но… ничего не получалось. И гаденький внутренний голос подсказывал, что дело вовсе не в злости, а в том, что ей прямо противоположно. В моем нежелании причинить боль человеку, с чьим лицом были связаны самые приятные воспоминания моего детства. Он сделал для меня так много! Он, в конце концов, превратил меня в того человека, каким я стала: в сильную девчонку, которая в одиночку воевала с социальными службами, похотливым преподом в институте, давала сдачи обидчикам.
Возможно, все это тоже было частью пестования моего особенного статуса? Чтобы я могла носить в себе дариканскую дрянь? Но, боже, как он мог просчитать все до таких мелочей?!
– Хватит! – Отец махнул рукой – и Тан с Хадалисом разлетелись в стороны, беспомощные, словно сухие листья на сквозняке. Устоял только Граз’зт, но и он тяжело дышал, скалясь во весь клыкастый рот. – Полагаю, на сегодня прекратим демонстрацию того, что я в состоянии стереть вас в порошок даже на вашей территории и играя по вашим правилам.
– Слишком много слов для человека, который мнит себя непобедимым, – огрызнулся Рогалик. – Балабол ты – ничего больше.
«Нет, пожалуйста, Рогалик, не подтрунивай его!»
Невидимые путы, удерживающие меня все это время, распались. То ли отец отвлекся и забыл про меня, то ли на неожиданное освобождение были иные причины, но размышлять и анализировать я не стала. Вскочила на ноги, подхватила оброненные кинжалы.
Я шагнула вперед, занесла оба кинжала, с трудом понимая, куда именно хочу попасть. Просто больше не могла оставаться в стороне, пока жизням других грозила опасность. Когда их могли убить только лишь за желание спасти меня любой ценой.
Отец лишь чуть склонил голову – и его взгляд стал странно колючим, глаза потемнели, наполнились зловещим туманом. Мои движения замедлились. Время снова замерзло, и мы вчетвером барахтались в нем словно мухи в меду. Не было ни единой возможности сопротивляться этому человеку.
И все же… что-то было не так.
Я поняла это по жгучей боли в груди, которая постепенно прожгла меня насквозь, пробираясь до самой спины, концентрируясь между лопатками.
– Прекрати это, Маша, – предупредил отец. И – впервые! – в его голосе появились нотки паники, хоть он очень пытался их скрыть. – Ты все равно слишком слаба, чтобы контролировать его. Десятеро, ты даже не представляешь, с чем имеешь дело!
Я и правда не представляла, поэтому полностью доверилась инстинктам. А что еще оставалось?
– Ты сам сказал, что я особенная и у меня предназначение, – прошипела я с неожиданной для себя злостью. Если бы слова могли убивать, то это была бы самая сильная отрава, какая только существует в каждом из миров.
Я хотела сделать ему больно. Или не я?
– Маа’шалин, не нужно! – прочла я по губам Граз’зта за миг до того, как отец схватил его за руку и с силой рванул на себя.
– Нет! – закричала я, пытаясь вмешаться.
Выставила ладонь и с ужасом увидела, что она окутана в черный туман. Он повторял мои контуры, словно футуристическая перчатка.
Шестипалая перчатка.
– Думаешь, справишься с ним? – криво ухмыльнулся отец.
Когда приступ паники прошел, его лицо снова превратилось в непроницаемую маску. Что он думает? Что чувствует? Я бы жизнь отдала, чтобы забраться в его голову и увидеть хотя бы на пару шагов вперед. Потому что больше всего на свете меня пугало не то, что он сделает со мной, и уж точно не то, для чего я ему нужна. Меня до боли в сердце пугала его рука на руке Граз’зта. И лицо моего Рогалика в этот момент: окаменевшее, застывшее, словно он тонул – и даже не пытался сопротивляться.
– Думаю, мы надаем тебе под зад, – каким-то чужим голосом пригрозила я. Жалость, которая плескалась во мне пару минут назад, растворилась без следа, уступив место обжигающей злости и желанию разрушать все, что встанет у меня на пути. Желанию стереть в порошок любую преграду между мной и этим мерзким человеком.
– Ты никогда не сможешь сама контролировать его, – пожал плечами отец, – но, знаешь, пожалуй, есть какая-то извращенная логика в том, что ты пытаешься. И я даже позволю тебе… попробовать.
Что?
Я почти физически ощущала, как руки дариканца тянутся к нему, пытаются схватить часть силы, которая прячется в оболочке живого тела.
– Давай договоримся вот как, – продолжал рассуждать вслух отец. – Я позволю тебе пощупать это приятное чувство бесконтрольной власти, чтобы ты поняла, с чем имеешь дело. Помнишь, тебе всегда нужно было сперва набить шишки самостоятельно.
Я сжала зубы. Помню, папочка, еще как помню.
– Так вот…
Закончить он не успел, потому что Граз’зту удалось вырваться из его невидимой хватки. Я видела, что Рогалику больно, чувствовала, что мышцы скованной руки натянуты до предела, слышала, как трещит кость. Хотелось зажать уши, сделать вид, что все это – лишь еще один ночной кошмар.
Но все происходило на самом деле.
Граз’зт успел ловко развернуться, совершить какой-то совершенно невероятный пирует – и его топор со свистом обрушился на моего отца. Тот даже глаза выкатил от неожиданности и успел уйти с линии удара за секунду до того, как лезвие вспороло пустоту. Но все же Граз’зт достал его, пусть удар и получился недостаточно сильным. В плотном потоке замедленного времени капельки крови из вспоротой щеки отца превратились в застывшие в полете алые бусины.
А потом время рвануло вперед с утроенной скоростью, словно спущенная с цепи гончая.
Эти двое сцепились в поединке. Лязг оружия, хрипы, выкрики. И где-то на заднем фоне, у меня в затылке – натужный гул голоса, требующего подчиниться ему.
Черта с два!
Я попыталась помочь Рогалику, потому что Тан и Хадалис так и остались лежать в разных концах двора, застывшие в неестественных позах, в паре секунд до падения. Не знаю, что за магией владеет мой отец, но он успевал видеть и контролировать все, каждый шаг и каждое мгновение. Или, быть может, он их создавал?
Дариканец не слушался. Хуже того: я чувствовала, что еще немного – и эта тварь вырвется на свободу. Неужели отец прав и мне ни за что не справиться самой?
– Мне правда жаль, что так все вышло, – без тени сожаления сказал отец.
Еще один невидимый знак в воздухе – и Граз’зта подняло над землей. Он выгнулся дугой, сцепил зубы, сдерживая крик боли. Оружие не выпустил и все еще пытался сопротивляться.
– Попробуй сама, Маша, а когда сможешь – приходи и забери душу этого мальчишки.
Прежде, чем я успела даже задуматься над смыслом его слов, он сунул руку в грудь Рогалика. Без труда, как будто Граз’зт был всего лишь призраком и его тело не имело физической оболочки. А когда отец вынул руку обратно, то показал мне сжатый кулак, в котором пульсировал яркий оранжевый, совсем как глаза моего Граз’зт, свет.
– Встретимся дома, сокровище мое. Посмотрим, насколько далеко ты сможешь зайти.
Кажется, я кричала как никогда громко. Пыталась прорваться сквозь замедленный поток времени, но все, что смогла – увидеть, как отец вспарывает реальность и уходит в нее, будто та была всего лишь дверью.
Мир схлопнулся и мощной ударной волной меня отбросило куда-то назад.
глава 31
Я пришла в себя от того, что кто-то тряс меня за плечо. Грубо и нетерпеливо, судя по тому, что пальцы впились в кожу так сильно, будто хотели затолкать материал одежды прямо внутрь меня.
– Маа’шалин, открывай глаза, – прогрохотал прямо в мое несчастное болезненное сознание голос Хадалиса.
Я поморщилась, попыталась открыть глаза, но взвыла от полоснувшего по глазам солнечного света. Ну и боль! Как будто меня окунули в расплавленный синец и теперь каждая мышца в моем теле медленно застывает, теряет подвижность.
– У нее голова разбита, ты что ли не видишь? – вторгся голос Тана. – Помоги ей сесть.
– Что с ним?
– А что с ним может быть без души? – зло процедил сквозь зубы Тан.
Хадалис помог мне сесть, правда, все попытки шевелиться рождали в моем теле новые волны боли. Я молча терпела, лишь продолжала морщиться, когда в голову вонзались обжигающие вспышки. Кое-как все-таки открыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слезы. Голова действительно болела. Я потянулась было к затылку, но Хадалис перехватил мою руку.
– Посиди спокойной, хорошо?
Его лицо было странно размытым, если бы не длинные волосы и характерный низкий голос, я бы, пожалуй, решила, что передо мной еще один клон. Или после ухода отца этого больше не повториться?
– Что с Граз’зтом? – спросила я первым делом, как только ко мне вернулась способность более-менее шевелить языком. И все равно слова вышли комканными. Пришлось взять себя в руки и повторить. – Он в порядке?
– Посиди так, хорошо? – ушел от ответа Хадалис.
– Просто ответь, – потребовала я. В воздухе, словно зловещее предзнаменование летала фраза Тана: «А что с ним может быть без души?»
Это же невозможно, да? Не бывает так, чтобы тело существовало отдельно от своей сущности. А то, что я видела – это просто обман зрения, навеянная отцом галлюцинация, чтобы вывести меня из равновесия, заставить сомневаться в собственном решении.
– Теперь он вряд ли вспомнит кого-то из нас, – вместо Крылатки ответил Тан. – И вряд ли способен чувствовать.
Что?!
Я так резко потянулась встать, что снова едва не приложилась головой о стену. Пришлось шипеть и требовать, чтобы эти двое помогли мне подняться, раз уж сама я вряд ли подвижнее сонной черепахи. Это какое-то недоразумение. Тан преувеличивает. Или просто нашел повод отодвинуть брата с пути, с легкой руки окрестив его бездушной болванкой.
– Позову лекаря, – буркнул Хадалис, когда стало понятно, что и одного Тана вполне достаточно, чтобы держать меня вертикально.
Граз’зт стоял чуть в стороне, почему-то разглядывая свои руки с видом человека, который вообще впервые видит себя со стороны.
– Маа’шалин, не стоит… – попытался задержать меня Тан, но я упрямо тянулась прочь от него. – Тебе не нужно… не сейчас…
– Тогда убирайся! – прикрикнула я.
Паника растекалась в груди ледяной бурей. Как будто кто-то впрыснул мне в вены азот, и теперь все во мне застывало не только снаружи, но и внутри. Шаг за шагом, шатаясь на негнущихся ногах, я подошла к Рогалику: он стоял спиной и не мог меня видеть, но отреагировал на шаги резким поворотом. Рука молниеносно схватила мое запястье, обвились, словно стальной браслет. Я невольно вскрикнула, попыталась было возмутиться – и наткнулась на его взгляд.
Совершенно серый пустой взгляд. Без тени каких-либо чувств, без привычных искорок веселья или злых молний, без всех тех сотен эмоций, в которых я добровольно тонула, пусть и боялась себе в этом признаться.
– Рогалик? – потихоньку позвала я. Попыталась высвободить руку, но он сжал еще сильнее. До боли, до моих слез.
– Маа’шалин, это не он! – Тан втиснулся между нами, попытался оттолкнуть от меня брата, но лишь напоролся на крепкую оплеуху.
Граз’зт отпустил меня – и они с Таном сцепились, словно дикие собаки. Я мотала головой, пыталась вразумить хотя бы кого-то, но они вряд ли слышали меня: просто с остервенением лупили друг друга, то оказываясь сверху, то подмятыми под соперником. В конце концов их разнял Хадалис. Пока семенившая за ним лекарка, причитая и поминая всех местных богов, пыталась сделать вид, что моя разбитая голова занимает ее больше, чем колотящие друг друга наследники престола, Крылатка оттащил в сторону Тана, и встал между близнецами, словно буфер. Я поблагодарила его взглядом.
– Это больше не Граз’зт, – подтирая хлещущую из носа кровь, бросил Тан.
– Это очень даже я, – огрызнулся Рогалик.
Боже, ну наконец-то! Я едва не грохнулась в новый обморок от облегчения. Но, как оказалось, моя радость была слишком преждевременной.
– Просто мыслю, как никогда трезво и ясно, – прибавил он. Почему изо рта моего родного белобрысого задиры раздается этот мертвый холодный голос? Неестественный и совершенно чужой. – И я очень в ладу со своей головой, братец, если вдруг ты решил, что теперь у тебя нет конкурента.
– Ты неадекватен, – бросил Тан. – Иначе никогда бы не сделал ей больно.
– Кому «ей»? – Взгляд Граз’зта придирчиво скользнул по заднему двору, остановился на мне, и я впервые увидела то, чего не видела в нем никогда прежде – неподдельную брезгливость. Как будто он смотрел на какое-то склизкое насекомое, достойное участи стать мокрым местом под его тяжелым ботинком. – Уродливой девчонки? Кто она? Откуда взялась?
Я сглотнула и неуклюже завалилась на бок. Наверное, так бы и упала, но лекарка, прищелкивая языком, подставила мне плечо. Сейчас мне было все равно, что она видит мое истинное обличие, что перчатки на моих руках почему-то истлели и больше ничего не скрывает мои кхистанджутские орнаменты.
Меня словно сожгли изнутри. Молниеносно – так, что я и понять не успела, почему мир стремительно пожирает серость.
– Граз’зт, это же я… – Зачем я это говорю? Зачем плачу? Зачем вообще сопротивляюсь, если собственными глазами видела, как отец вынул из него ту золотую искру? Почему, даже зная, что это конец, продолжаю барахтаться? – Ты же не можешь… совсем забыть?
– Что у нее на руках? – Он в два шага оказался рядом, задрал мою руку.
– Не прикасайся к ней или я тебя отпинаю, наследная ты задница, – предупредил Хадалис.
– Откуда в моем доме человек с порчей и этот убийца-селунэ? – Говоря это, Граз’зт смотрел почему-то только на меня.
Я сглотнула, упрямо дернулась, почти не надеясь на свободу, но на этот раз он не стал меня держать.
– Тан? – нетерпеливо повторил Граз’зт.
– Этот вопрос не имеет смысла, – махнул на брата Тан. – Но, если тебе станет легче: их пригласил ты. И вот она, – его палец ткнул в мою сторону, – была для тебя не пустым звуком.
Казалось, лицо Граз’зта превратилось в одно сплошное разочарование. Меня же от полной потери чувства реальности спасала одна единственная мысль: это не мой Рогалик, это просто бесчувственная оболочка, которая, по какой-то пока непонятной мне причине, еще и не помнит… многого.
– Понятия не имею, что тут твориться, – прошившись пятерней по волосам, зло бросил Граз’зт. От того, каким знакомым был этот жест, меня словно полоснули ножом по сердцу. – Но меня наизнанку выворачивает от необходимости дышать с вами одним воздухом.
Я молча проглотила и эти обидные слова. И даже улыбнулась, пусть и сквозь слезы. Это не мой Рогалик. Но в моих силах вернуть его прежнего. Даже если ради этого придется обойти сто тысяч миров. Даже если ради этого придется сразиться с противником, во сто крат сильнее каждого из нас.
– Мы уедем завтра, – предвидя следующую реплику брата, сказал Тан. – Чтобы не мешать тебе дышать.
Я видела, что он хоть и понимает, что перед нами совершенно другой Граз’зт, мучается точно так же, как и я.
– Буду очень тебе признателен, если ты перетерпишь одну ночь и не станешь устраивать нам показательную казнь.
Тан подошел ко мне, вопросительно уставился на лекарку, мол, и тебе объяснить, что лучше держать язык за зубами? Та энергично замотала головой, сбивчиво пробормотала, что займется мной, и чтобы он не изволил волноваться.
– Хадалис, отведи Маа’шалин к себе, а я пока заберу книги из комнаты брата. В таком состоянии он, чего доброго, бросит их в камин.
– Говоришь так, будто тебе это не в новинку, – с подозрением подметил Крылатка.
– Скажем так, я уже видел нечто подобное, – нехотя, сквозь зубы, ответил тот. – Все, уходите, чем меньше он будет вас видеть – тем лучше. И имейте в виду, у вас не так много времени, чтобы откопать Ид’тара. Если, конечно, это все не одна большая подстава.
– Сомневаюсь, что кто-то стал бы просчитывать все до мелочей, чтобы ввести в заблуждение парочку любопытных дурачков, – высказался Хадалис.
– Ты говоришь это после того, что мы все видели? И слышали? – уточнил Тан – и Хадалису расхотелось ворчать.
Крылатка почти на руках отнес меня в свою комнату, лекарка шла следом. На всякий случай Тан еще раз «проинструктировал» ее о необходимости держать язык за зубами, но по тому, как он хмурился, я сделала вывод, что о присутствии в замке человека с порчей будут знать даже местные аналоги летучих мышей.
В полной тишине я озиралась по сторонам, пытаясь связать все, что случилось в тот короткий промежуток времени между вчерашним вечером и сегодняшним утром. Я потеряла все? Или у меня ничего и не было?
Лекарка даже попричитала, что у меня ненормальная заторможенность и что я не чувствую боли, и, возможно, это последствия порчи. Хадалис, впрочем, быстро выставил ее за двери, как только в ее услугах пропала необходимость.
– Тебе лучше? – спросил он, прислоняясь к противоположной стене, даже не пытаясь скрыть тот факт, что чем больше между нами дистанция – тем ему комфортнее.
Я сидела на кровати, вцепившись руками в край покрывала и продолжала мысленно анализировать случившееся.
– Просто не могу взять в толк, как так может быть, что я не знала, что мой отец – кхистанджут. И что я сама из… этих. В голове не укладывается.
– Если он в самом деле собирался сделать из себя сосуд для аватара божества, то вполне понятно, почему держал в неведении.
Я вопросительно, с выражением лица «А ну-ка разъясни, мистер умник», уставилась на него.
– Если бы ты была кхистанджуткой и знала о своей силе, разве не попыталась бы использовать ее единолично и с выгодной для себя? Никто бы не устоял перед искушением всевластья, Маа’шалин. Хочешь начистоту? Мне не нравится идея ехать за помощью к культистам, потому что я понятия не имею, во что они в итоге тебя превратят, и кем ты станешь: той же Маа’шалин, но с безграничной силой, или обезумевшей от вседозволенности кхистанджуткой.
Я пожала плечами. Что ему ответить, не зная элементарных вещей о себе самой? Может я сойду с ума или, того хуже, превращусь в бездушное подобие своего отца? Кто бы на моем месте бил себя в грудь и зарекался?
– Маа’шалин, пока не поздно… – Крылатка сглотнул, уставился куда-то в стену. – Мы можем просто убежать. Прямо сейчас. Никого из нас здесь ничего не держит, ни у одного нет обязательств.
– Говоришь так, будто не видел того, что случилось только что.
– Видел – поэтому и говорю.
– Тогда в твоих словах нет логики. Пока жив тот человек, которого мне не посчастливилось считать своим отцом – никто ни в одном из миров никогда не будет в безопасности. Ты и я – не исключение. И потом, – я протянула руки, криво усмехаясь над тем, что орнаменты стали почти черными и шипы среди крохотных листиков кололи кожу почти так же сильно, как и настоящие. – Что будет, когда порча окончательно меня переродит? Ты знаешь?
Он нехотя отрицательно качнул головой.
Я улыбнулась – и притихла, когда услышала шаги за дверью. Через минуту в комнату, пнув дверь ногой, протиснулся Тан. Стопки книг в его руках просто поражали. Хадалис помог ему и вскоре все это добро лежало на столе.
– Расскажи, что это такое, раз ты уже видел, – потребовала я, кое-как доковыляв до двери и загородив проход. Конечно, ему ничего не стоит меня подвинуть, но не станет же он этого делать, в самом деле. – Я хочу знать все… последствия.
– Не хочешь, Маа’шалин.
– Хочу! И хватит уже решать за меня. Как будто мне собственного отца мало.
Тан потеребил корешок толстого тома с витиеватой, но наполовину истертой надписью золотыми буквами.
– Наша мать… Она потеряла душу. И медленно сошла с ума. Кончилось тем, что она стала настоящим чудовищем и отцу пришлось… – Он сглотнул, мотнул головой.
До чего же больно на него смотреть! Смотреть – и видеть эту похожесть на моего Рогалика. И непохожесть одновременно. И видеть, что он живой, настоящий, с тем же горящим взглядом, а нее потухшей серой пустотой в глазницах.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы переварить приступ грусти и мысленно врезать себе под зад. Нет, Семенова, ты не сдашься, не сломаешься, не испугаешься и не сбежишь. Кто угодно, но не ты. В конце концов, отец испугался, когда мы с дариканцем, пусть и ненадолго, но действовали как одно целое. Если культисты научат меня контролировать силу, которая сидит во мне, то половина дела в кармане. Ради такого не страшно и голову в пасть льву сунуть.
И потом – Рогалик бы сделал то же самое ради меня. Ради любого из нас, даже Крылатке, хотя скорее откусил бы себе ухо, чем признался в подобной «слабости».
– Ее душу тоже украл мой отец? – не слишком удачно пошутила я.
– Нет, Маа’шалин, всего лишь один жрец из Мрачной песни, – тем же фальшиво-беззаботным голосом ответил он. – Видишь ли, это не так уж сложно, как может показаться… Ну, для человека умеющего.
– И сколько времени прошло от начала и до… ну, когда она… – Произнести это вслух я так и не смогла.
– Пара месяцев.
Я мысленно перевела дух.
За пару месяцев я им тут горы пущу по ветру! Главное не терять боевой настрой, но с этим у меня проблем нет. Злость иногда бывает очень даже конструктивной, особенно если ее контролировать и направлять в нужное русло.
