Текст книги "Ты мой закат, ты мой рассвет (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Глава шестьдесят первая: Йен
Много раз в жизни работа и книги спасали меня от реальности.
Когда все вокруг плохо и летит к черту – работай.
Если не помогает – работай больше, хреново стараешься.
Если стараешься лучше, но в голове все равно кавардак – паши, пока не свалишься с ног.
Я всегда спасалась этим нехитрым лайфхаком, и даже если он работал не на все сто процентов, то это в любом случае было эффективнее, чем накручивать себя до состояния рваной пружины.
Поэтому я выжимаю максимум от поездки.
Впрягаюсь везде и, что для меня редкость, соглашаюсь провести время с коллегами по перу: после окончания обязательной программы, около девяти вечера, собираемся в наш маленький кружок, скидываемся кто чем и идем в ресторан. После почти года абсолютного воздержания от крепких напитков бокал сладкого вина превращает мои мысли в кисель.
Я почти готова обо всем забыть.
Мало ли, что за глупости нес обиженный сразу двумя женщинами мужчина? Мне, счастливой замужней женщине, просто нужно стряхнуть с себя это и забыть, как страшный сон. И ни в коем случае не принимать участия во внутренних разбирательствах чужой семьи.
Но когда около двенадцати выхожу из ресторана, чтобы заблокировать номер Вадика и поставить жирную точку, вместо этого набираю Антона.
Еще час назад он написал, что покормил Асю и собирается читать им с котом
сказку.
И даже прислал фото, которое я показала всем, кажется, даже официанту.
«Я просто спрошу мужа, что у него с Викой и почему он не сказал, что виделся с ней», – даю себе обещание и даже скрещиваю пальцы в кармане пальто.
Муж не отвечает.
Замотался с Асей и, наверное, уснул. Я волнуюсь, но душу всебе позывы обрывать телефон.
Он справится с дочерью не хуже меня. Он уе это делал, когда я пару раз выключалась так, что переставала реагировать на окружающий мир.
Сплю я плохо. Точнее, почти не сплю.
Скорее, пытаюсь найти на кровати то место, где меня не будут мучить плохие мысли и головная боль, которая начинается гораздо раньше утра.
Завтракаю на автомате.
Выпиваю кофе.
Отбываю оставшуюся часть программы форума и еду в аэропорт.
Часа перелета хватает, чтобы найти единственный, как мне кажется, правильный выход из ситуации.
Сразу после приземления набираю номер Вики и почему-то даже не удивляюсь, когда она отвечает мгновенно, словно весь этот год, за который мы не обмолвились и словом, только то и делала, что сидела «у окошка» и ждала моего звонка.
«Или она просто знала, что ты позвонишь», – не дает расслабиться внутренний голос.
– Привет, – говорит с очень наигранной улыбкой в голосе. – Такая... приятная неожиданность. Всегда рада поговорить с человеком, который разрушил мою жизнь.
– Взаимно, – отвечаю я, прыгая в первое же свободное такси. – Нужно поговорить, Вика. Не по телефону.
– О чем нам разговаривать? – продолжает лить мед она.
– Ты знаешь, о чем. – Как внутренний протест; пока я не озвучиваю какие-то вещи
– они как будто и не существуют за пределами моей больной фантазии. Точнее, больной фантазии Вадика, которой он отравил мою счастливую спокойную и прозрачную жизнь. – Я в такси. Скажи, где тебе удобнее – я приеду.
Шорох на заднем фоне я принимаю за пожимание плечами.
– В «Доме книги», – предлагает она.
Опускаю рот в воротник пальто, чтобы замаскировать выдох. С Антоном они виделись там же.
Называю адрес водителю, а в трубку говорю, что буду там примерно через час.
Когда приезжаю, Вика уже там – за тем же столом, что и на фото, и как будто с тем же выражением лица. Хотя, нет. Тогда она выглядела немного растерянной, а сейчас сидит с видом королевы, которая пришла побить соперницу голыми руками и подтвердить свое право на корону.
Сажусь напротив.
Подзываю официанта, заказываю чашку крепкого кофе. Давно такой не пила. Но сейчас будет в самый раз.
Вика совсем не изменилась. Разве что чуть-чуть располнела, но это видно только на щеках. Или мне просто хочется найти повод прицепиться к ее внешности? После рождения первого ребенка она тоже набрала пару килограмм и очень переживала по этому поводу, хоть хуже они ее не сделали.
И сейчас то же самое.
Выглядит здоровой и крепкой.
Улыбаться в ответ становится просто невыносимо, так что я оставляю попытки и, получив свою порцию жидкого кофеина, задаю вопрос, который нужно было задать уже давно:
– Что у тебя с моим мужем?
Может кто-то посчитал бы меня глупой: идти к человеку, который сделал все, чтобы испортить мне жизнь, задавать вопросы «в лоб» и надеяться на честный ответ? Очень наивно.
Но я знаю Вику.
Превращение из лучшей подруги в злопамятную дрянь не отменило того факта, что мы вместе выросли и я знаю ее как никто.
Если она соврет – я пойму.
Вика даже не пытается сделать вид, что вопрос ее удивил. Значит, не только я готовилась к разговору.
– Почему я должна отвечать? – Подпирает щеку кулаком. – Почему ты вообще решила, что можешь вот так позвонить, назначить встречу и задавать вопросы о вещах, которые тебя не касаются?
– Потому что ты снова влезаешь в мою жизнь. Но на этот раз я собираюсь поломать тебе ноги до того, как переступишь порог.
– Ой как страшно! – Вика прищелкивает языком, откидывается на спинку стула и говорит: – У тебя как всегда неправильная формулировка, Йен. И абсолютная слепота. И еще беспросветный наивняк. Думаешь, каждая женщина на свете спит и видит, как бы залезть в трусы к твоему ненаглядному? Правда так думаешь?
– Я ничего не думаю. – Делаю глоток кофе, уговаривая себе, что проигранная битва – еще не проигранная война. Вика всегда была острой на язык и у нее богатый опыт в отшивании толп поклонников. Что ей какая-то спокойная и незлобивая писательница? Перекусит и выплюнет. – Я хочу услышать ответ на вопрос.
– Ладно! – вдруг охотно соглашается она. – Вот тебе ответ, слепая дуреха: это не я лезу в твою жизнь. Это Антон лезет в мою. И, поверь, очень активно. Не только ногами.
Она вроде не сказала ничего такого.
Просто выплюнула мне в лицо, что мой муж каким-то образом мешает ей жить.
Это такая неприкрытая злость и негодование, что в этом вся Вика, такая, какой я знаю ее еще со школы. Она прекрасно манипулировала мужчинами, умела заставить их делать так, как ей нужно, прикрываясь образом капризной девочки. Но когда вдруг что-то шло не по плану, и «жертва» начинала сопротивляться – Вика впадала в бешенство.
И тогда она становилась открытой и читаемой, как книга.
Потом сама же признавала, что погорячилась, дала волю эмоциям, обещала впредь держать себя в руках, но так было ровно до следующего мужчины, который отказывался плясать под ее дудку. Или просто оставался равнодушен к ее женским чарам. Таких на моей памяти были единицы, но они были. И до самого последнего дня нашей с Викой дружбы, она помнила всех их по именам, злилась и плевала ядом, при случае злорадствуя, что видела «того козла с его страшилой».
Такую искреннюю злость, как сейчас, в ней вызывали только те мужчины, которые были ей не по зубам.
Даже странно, что я раньше не замечала такие очевидные вещи. Теперь можно выдохнуть.
Сесть удобнее и не бояться, что десятком слов Вика, наконец, доломает то, что не сломала год назад.
– Что? – не понимает причину моей улыбки Вика. Я молчу.
Даю ей время включить зажигание.
Нет сил играть в маскарад и делать вид, что я пришла сожрать все то, что она собирается мне скормить под видом правды. Остается надеяться, что в голове моей бывшей лучшей подруги все-таки осталась пара извилин, которые работают без перебоев. И по крайней мере сейчас, когда я всем видом даю понять, что не поверю ни единому ее слову кроме правды, Вике остается только одно – рассказать ее.
– И куда делась перепуганная дуреха? – пытается загнать меня в угол Вика. Пожимаю плечами.
Отвечать на эти слабые попытки ужалить меня беззубым ртом – себя не уважать.
– Вика, я просто хочу, чтобы вы с Вадиком оставили нас с Антоном в покое. – Я говорю это без злости и угроз, потому что говорю искренне. Только за этим и пришла, а не чтобы выводить мужа на чистую воду. – Если у вас какой-то глупый детсадовский план испортить нам жизнь, то мне очень грустно, что двум взрослым людям больше нечем заняться, кроме как плести бестолковые заговоры.
Вика громко фыркает.
Когда-то эти звуки вызывали во мне что-то вроде трепета: в такие моменты бывшая подруга выглядела крутой, независимой и бесстрашной. И мне хотелось быть похожей на нее. Чтобы перестать шарахаться каждой тени и больше не бояться увидеть в толпе лицо со шрамом.
А сейчас вижу, что она просто испуганная капризная девочка. Куда более испуганная, чем когда-то я.
– Вы с мужем друг друга стоите, – наклоняясь ко мне, с шипением, но все-таки уже без превосходства говорит Вика.
– Не представляешь, как я рада, что ты это заметила.
Она снова фыркает, но сама же себе не верит._
И, наконец, прекращает ломать комедию: садится ровно, как пару минут назад сидела я, готовясь к неприятному разговору. Заодно понимая, что сейчас мы в последний раз говорим друг с другом вот так – через стол, как в старые добрые времена.
Только уже как чужие люди.
Глава шестьдесят вторая: Йен
– Твой... муж, – Вика морщится как от болезненной оскомины. – Просто скотина.
Даже не удивляюсь, что ее «исповедь» начинается таким предисловием.
У Вики всегда были виноваты все вокруг кроме нее. Все были мудаками, скотами, идиотами и предателями, а она – ангелом.
Боже, неужели я правда раньше искренне восхищалась этим человеком? Если бы не обстановка – от всей души настучала бы себе по лбу.
– Я пыталась... встретиться с тобой. Хотела... поговорить.
– Чтобы извиниться? – иронизирую я.
Бывшая подруга стреляет в меня отравленным взглядом и продолжает:
– Хотела посмотреть тебе в глаза и увидеть, что ты, наконец, тоже страдаешь так же, как и я. Но я не знала, где ты. Поэтому позвонила Наташке и сказала, как есть, что хочу испортить тебе жизнь, что ты увела моего мужа и что, если она хочет как-то поучаствовать в том, чтобы поставить тебя на место – может мне помочь.
– Меня на место?
– Ей не понравилось, как ты с ней разговаривала. – Вика неопределенно пожимает плечами, видимо не очень представляя, о каких разговорах идет речь.
Видимо тех, когда я выставила их с Сашей за порог дома моей бабушки.
Даже странно, что взрослая женщина и мать почти первоклассника может быть так зациклена на заслуженной оплеухе.
– В общем, я поехала к твоему следаку. Но тебя там не было. А был только он.
Вика внимательно изучает мою реакцию. Становится мрачной, когда понимает, что не будет ни вспышек гнева, ни приступов ревности.
– Он не пустил меня в дом, – продолжает нехотя. – Хотя я очень старалась туда попасть. Сказал, если не оставлю тебя в покое – устроит мне неприятности. Я наговорила ему гадостей. И ушла. А через неделю он сам мне позвонил и назначил встречу.
В длинной паузе после этого признания легко читается ее сожаление, что не послушалась.
Странно. Ведь за все это время Вика ни разу не появилась в моей жизни. Вообще никак. Ни единым словом или даже буквой.
– В этом же кафе? – подсказываю я.
– Да. – Сначала Вика подозрительно щурится, а потом что-то шипит сквозь зубы. -Вадик?
– Ага, – беззлобно улыбаюсь я.
Даже не хочется тратить на них эмоции.
Они оба уже просто пешки моей жизни, которые я вот-вот смахну с доски. И забуду это «счастливое семейство» как страшный сон.
– Ну и о чем была встреча? – тороплю ее. Я устала, я хочу домой, к мужу и дочери. И в моей сумке подарки для обоих. А Антону целых два, за его мужество и первый самостоятельный «выход в свет отцовства».
– Я изменила Вадику. – Вика так злится, что желваки натягиваются на ее скулах, словно у брутального мужика. – До того, как случилась вся эта история. Твой ублюдочный муж как-то это разнюхал. Сказал, если я от тебя не отстану, он сделает так, что об этом узнает Вадик. «Устрою из этой правды спам-новости, которые будут висеть на каждой странице браузера», – кривляется, явно цитируя Антона. – А мы с Вадиком... Пытались снова быть вместе. И я очень боялась, что если он узнает, то я уже никогда не смогу его вернуть.
– И ты решила привязать его еще одним ребенком. Чужим. Господи, думала, так бывает только в анекдотах.
– Он бы никогда не узнал! – вдруг переходит на ор Вика. Вскакивает, чуть не опрокидывая стол. – Если бы не твой муж – он бы никогда ничего не узнал! Я люблю Вадика! Ты понятия не имеешь, каково это – любить мужчину и видеть, как он пускает слюни на другую бабу, страшную и тупую, в упор не замечая ту, которая... ради него!..
Вика хватает сумку.
Ее трясет так сильно, что даже странно, почему в новостях до сих пор не передают сейсмическую активность в центре Петербурга.
– Спасибо, что вы оба разрушили мою жизнь, – со злостью бросает мне в лицо. -Даже если ты ничего не знала... Твой муж сделал это из мести.
Я охотно киваю.
– Мы с ним одна сатана, Вик.
Она несется к двери, а я достаю телефон и набираю мужа, чтобы в этот раз услышать его немного уставший, но счастливый голос.
– Уже еду домой, муж. – Допиваю кофе, застегиваю пальто. – Как вы там?
– Мы тут соскучились и от тоски решили запечь тебе форель на гриле. Зае... Гммм... – Антон спотыкается об ругательство, с которыми в последнее время старается бороться, а потом хохочет, вызывая во мне желание прямо сейчас стащить с него всю одежду и не выбираться из постели до самого утра. -Замучился я с этой рыбиной, Очкарик, но она огромная и реально классно выглядит!
– Расскажешь про Вику? – невпопад говорю в трубку, чувствуя, как собственное горячее дыхание отражается от экрана мне в лицо.
– Она тебя снова обидела? – мгновенно становится в стойку мой злой Антон
– Нет. но очень жаловалась на то, что ее обидел ты. Антон издает свое коронное «Пфффффф!»
– Мы с Асей и Глистом тебя ждем. Сначала обнимашки, потом форель, потом минет любимому мужу, а потом разговоры.
– А где в этом списке место для куни любимой жене? – подхватываю его игривое настроение.
– Перед обнимашками, – урчит он.
Глава шестьдесят третья: Антон
О том, что история с подружкой Очкарика всплывет, я догадывался.
Надеялся, конечно, что пронесет, потому что достаточно припугнул эту «красавицу» и по своей воле она бы точно больше не рискнула полезть к моей жене, но в уме держал главную аксиому жизни – дерьмо случается. Как правило очень неожиданно. Идешь по чистой дороге и бац – наступаешь в него от всей души.
Так что, когда Йени звонит и просит рассказать о подружке, я морально готов и даже не дергаюсь. Жаль, что вся эта история до сих пор не канула в лету, потому что времени прошло прилично, пора бы начать гнить трупу прошлого, а он вполне себе ничего, даже шевелится.
– Мама уже едет домой, – говорю Асе, которую, как и Очкарик, ношу на себе в этой странной штуке через плечо.
Быть папой-кенгуру, оказывается, прикольно.
Особенно когда наша мелкая торопыжка уже не так много спит и начинает пристально разглядывать все, что попадает в ее поле зрения. Уставится – и смотрит. Долго, с проблесками нехилого интеллекта в глазах, как у мыши.
Об этом никто не узнает, но у меня в телефоне уже охренеть сколько ее фото и видео.
Хочу, чтобы эти дни остались со мной навсегда.
Ну и мужикам обязательно покажу, какими забавными бывают мелкие дети.
Ася смотрит на меня с интересом, как будто правда понимает, что Очкарик уже где-то на полпути, а потом, поворочавшись, сладко зевает и пускает слюни.
– Ты не ребенок, Ась, ты какая-то улитка – оставляешь за собой слизь.
Она снова как будто понимает и даже кривит рот.
Я уверен, что это улыбка, хоть вроде как ей еще рано для таких эмоций. Но наша мелкота – не просто так, а Воскресенская-Сталь. И пофигу, что так о своем ребенке думает каждый родитель.
Пока ждем Йени, успеваю накормить кота, проверить форель, которую, чтобы не остыла, завернул в фольгу и присыпал теплыми углями: уже не сгорит, но пару часов сохранит тепло.
А когда слышу, как к дому подъезжает машина, вдруг остро ощущаю радость.
Без Очкарика, даже с котом и Асей, в доме как-то не так. Совсем. Тихо и как будто без души.
Она несется на крыльцо со всех ног, чуть не падает, путаясь в полах пальто и спотыкаясь на высоких каблуках. Хочется попросить ее замереть, посмотреть еще раз, потому что за последнее время я привык видеть Очкарика домашней и милой, в своих смешных комбинезонах и круглых очках. А в пальто, джинсах и узком свитере, на высоких каблуках и с ярким пятно помады на губах она выглядит... такой...
– Что? – перепугано спрашивает Йени, становясь рядом, бросая сумку под ноги и заглядывая к Асе, которая, конечно же, заснула ровно пять минут назад. – Я выгляжу как Баба Яга, я знаю. Не выспалась. Ты не отвечал, я... немного беспокоилась.
На самом деле она беспокоилась «не немного».
Я слишком хорошо знаю свою жену, чтобы вдруг забыть, как она любит трястись надо всем по любому поводу.
И то, что она не устроила истерику, не подняла на ноги весь Петербург и наших родителей, не налетела на меня с порога, словно я какой-то мудак, не способный справиться с собственным ребенком.
– Мы заигрались, заработались, замотались и уснули после теплой ванны, -говорю шепотом, наклоняясь к Очкарику, чтобы зарыться носом ей в волосы. -Спасибо за доверие, женщина.
Это не только о ребенке и моих первых выходных с ней. Это обо всем.
Почему-то раньше особо не придавал значения таким вещам. Подумаешь, что тут такого? Если кому-то не нравится, что я не отчитываюсь за каждый шаг и не даю держать себя на строгаче – это его проблемы. Взрослый самостоятельный мужик, который сам себя сделал практически с нуля, не должен ни перед кем отчитываться.
А потом вдруг вспомнил рассказы своих приятелей, и как они топили за то, что с ребенком ни в коем случае нельзя оставаться один на один, потому что жена взорвет мозг постоянными звонками, истериками, и в итоге, если ребенок, не дай бог, чихнет, кашлянет или у него выскочит пятно на носу – все, лучше собирать манатки и бежать до Канадской границы.
Очкарик тянется ко мне, по привычке пытается встать на носочки, но чуть не падает, так что приходится схватить ее за затылок, как неваляшку.
Она смеется. Сияет счастьем, которое греет мою довольную рожу, словно солнышко, хоть на улице дождь.
– Я знала, что ты будешь отличным папочкой, – говорит, довольно морща нос.
– Да-да-да, верю, об этом что ли в гороскопе написали? – поддергиваю ее.
– Нет, все гораздо проще. – Йени все-таки тянется ко мне, чтобы поцеловать, и от ощущения ее дыхания и желания на моих губах становится просто охуенно хорошо.
– Просто ты уже потренировался с одним ребенком и у тебя все получилось прекрасно.
А когда я не сразу соображаю, о чем речь, игриво прикусывает меня за уголок рта.
– Я про себя, мужчина.
– Ааааа, – тяну я. включая игривого Антошку. – На твоем фоне наша мелкота вообще ангел.
Глава шестьдесят четвертая: Антон
– У меня зависимость от твоего запаха. – довольно урчит у меня под подмышкой Очкарик, когда мы, наевшись, выкупав и уложив Асю спать, валяемся на полу перед камином. – Если буду куда-то ездить, напомни мне, чтобы брала твою футболку. Иначе просто не смогу спать.
– Вот еще, – фыркаю, пробегая пальцем по ее ребрам, чтобы выудить тихий игривый смех. – Сиди на мне, женщина, и никаких тревел-версий.
Она приподнимается на локтях, потом переворачивается на живот и тянется за чашкой капучино с зефирками. В этом вся она – надо, чтобы было уютно и хорошо. Не важно, что для нас двоих. А еще лучше, если только для нас двоих. И вот это – а не стирка, глажка и готовка – самое главное. Тот уют, о котором я всегда мечтал. Та непонятная хрень, которую может создать только правильная женщина, которая, может, и без царя в голове, но зато она на своем месте.
Рядом со мной.
В нашем доме.
– Я понял-понял, – отвечаю на немой вопрос в зеленых глаза. – Подруженька твоя драгоценная, чтоб ее. Кстати, Очкарик, а где сцена ревности?
– Выпилили ее в финальной части сценария как ту, которая разрушает образ героини и выбивается из ее нового характера.
– А у нас новый характер? – Делаю вид, что очень удивлен.
– Да. У тебя теперь сильная и уверенная в себе женщина, майор, и она никому не позволит лезть в ее семью и отношения.
– Хммм... – Провожу рукой по ее бедру, которое торчит из-под задранной до самой талии футболки. – А куда делась мелкая перепуганная плакса?
– Она тоже где-то здесь. – понижая голос до шепота, «признается» жена.
– Красота, всю жизнь мечтал о гареме!
– Антон!
Глазом моргнуть не успеваю, а Очкарик уже опрокидывает меня на спину, усаживается сверху и невесомо барабанит по груди маленькими кулаками.
– Тебе сил-то хватит, султан? Выразительно поднимаю бровь.
– Ладно, поняла, больше не буду засыпать первой, – пасует жена. И снова возвращает разговор к той само теме. – Расскажи все, хорошо? Я хочу закрыть прошлое.
Я беру паузу, чтобы вспомнить, как же все это завертелось.
Само собой, еще на свадьбе, когда истеричка Вика облила мою малышку вином и в итоге случилось то, что случилось, я дал себе обещание не оставить это просто так. Не помню точно, в какой момент созрела мысль устроить ей «веселье» в ответ, но, когда сидел в больнице под кабинетом и ждал вердикт врача, уже знал – на тормозах эту историю я точно не спущу.
Потом мы с Очкариком сделали паузу, я был на хрен больной, как после чумы, и все вопросы отошли на задний план. Кроме одного – что теперь будет с моей жизнью и с нами.
Но примерно через месяц Вика сама заявилась ко мне.
Почти как когда-то Наташка, почти с тем же «эффектом внезапности»: тупо разоралась за забором в дикий мороз и в распахнутой куртке, требовала, чтобы «сучка» вышла к ней на разговор или она сама подстережет ее и «сделает настоящей красоткой».
Вот тогда я понял, что эту тему нужно закрывать: быстро и жестко. А еще лучше, если грязно и без купюр, чтобы «подружка» поняла, что здесь нет «правильного мужика», который будет играть с ней по женским правилам и делать скидку на то, что некоторым бабам не дано думать головой, поэтому они думают тем, что у них между ног.
По своей работе мне не приходилось сталкиваться с истеричными женщинами и всякими бытовыми разборками, но пара коллег из соответствующих отделов рассказывали рабочие байки. Некоторые из них даже у меня, прожженного циничного мужика, вызывали шевеление волос на жопе. И в каждой из таких страшилок обязательно фигурировала сдуревшая от ревности баба.
На следующий день я связался с нудными ребятами, слил им все данные, которые у меня были, и начал думать запасной вариант на случай, если эта красавица нигде не замазалась.
Атак не бывает.
На моей памяти еще не попадался человек, чье имя так или иначе не фигурировало бы в каком-то деле. Даже если это неоплаченный штраф за превышение скорости.
Идеально чистых и прозрачных нет, хотя есть те, кого запачкало брызгами чужих разбирательств.
Честно говоря, ни на что интересное даже не надеялся.
Так что через пару дней, когда мужики позвонили мне, чтобы стребовать обещанный коньяк, я понял, что что-то выгорело.
В тонкой папке, которую мне принесли в обмен на «Хеннесси», которые мы тут же втроем и распилили, и правда была пара штрафов за превышение скорости и парковку в неразрешенном месте. Но меня заинтересовала другая бумажка.
Свидетельские показания гражданки Виктории Батьковны.
Предыстория у всего это была проста как мир: пенсионерка позвонила в полицию и сообщила о грабеже денег и драгоценностей. На дело выехала пара ребят. Пенсионерка показала, что к ней в дом заявились молодой мужчина и молодая девушка, отвлекли ее и украли дорогой семейный гарнитур из кольца и колье, и «гробовые». Ребята, как положено, пошли по квартирам опрашивать кто и что видел.
И оказалось, что в соседней квартире, которую хозяева время от времени сдавали посуточно, как раз вчера вечером «поселились» молодой мужик и девушка. Их, конечно, опросили.
Взяли данные «на всякий случай».
Вот так «подружка» Очкарика засветилась в протоколе и свидетельских показаниях.
В бумажке, которую молодой следак написал вдумчиво и явно «в охоту», значилось, что гражданин «Мельник ОТ.» – ее «знакомый».
С которым она, по ее же показаниям, провела всю ночь и весь день.
История с воровством закончилась, как это часто бывает, сливом: на следующий день в полицию позвонила дочь пенсионерки, сказала, что ее мама не дружит с головой, что у нее есть все справки и выписки врачей, и что это не первый раз, когда ее маме чудятся бандиты и ворюги. Просто сейчас пенсионерка пошла дальше и решила «заявить».
Дело ушло в архив.
Но фамилия Виктории все равно осталась. Я посмотрел на дату.
Подсчитал в уме, сопоставил примерные сроки.
И получилось, что пока «подружка» проводила ночь со «знакомым», Пьеро сидел дома с трехмесячным сыном.
Мужикам я выставил еще одну бутылку коньяка, пожал руки и тут же позвонил Виктории (ее номер телефона значился в протоколе), сказав, что либо она со мной встретится, либо я подниму один интересный протокол, где она фигурирует в качестве свидетеля.
Она сразу согласилась, даже не напиздела на меня, какое я говно.
Я понятия не имел, что у них с Пьеро и идет ли дело к разводу или перемирию, так что просто блефовал и отчасти опирался на свой аналитический ум и интуицию. Когда баба даже спустя месяц не может успокоиться и угрожает «сопернице» чуть ли не физической расправой, с большой долей вероятности, эта баба до сих пор кипятком ссыт от своего мужика.
И хочет его вернуть.
Так что, когда «подружка» прискакала на встречу злая и с языком через плечо, стало предельно ясно – я прижал ее к ногтю.
Я не стал юлить и сразу выложил карты на стол.
Расписал во всех красках, как она, любящая жена и приличная мать, бросила сынишку на сопливого Пьеро, чтобы потрахаться с гражданином «Мельником ОТ.». И что, если она еще хотя бы подумает в сторону моей жены, все это узнает Пьеро.
Когда подружка, вместо того, чтобы молча слинять и забыть обо мне и Очкарике на всю оставшуюся жизнь, начала рассказывать мне, как тяжело любить мужчину, который не дает ей всего, что она хочет, я понял, что пора тушить свет.
Выслушивать страдания как-то вообще не хотелось.
На всякий случай напомнил, что я мудак и, если даже мне просто покажется, что она снова лезет к Йени, предупреждений больше не будет.
И свалил.
Больше мы с ней не виделись.
Никогда.
