Текст книги "Ты мой закат, ты мой рассвет (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Глава сорок третья: Йен

Пока Антон за главного на кухне, я пробираюсь в ванну и, как и обещала, не запираю за собой дверь. На всякий случай, если вдруг мне станет плохо или Антону просто покажется, что я давно не откликаюсь.

Раздеваюсь, потихоньку захожу в душевую кабинку и наслаждаюсь покоем и тишиной под струйками комфортно теплой воды.

Все это, конечно же, есть и в моей палате в медицинском центре, но дома – это дома. Здесь даже гель для душа пахнет вкуснее. И полотенца мягче. И просто комфортнее, потому что даже стены согревают.

Привожу в порядок волосы, немного подсушиваю их феном, чтобы не висели сосульками и не добавляли моему трагическому виду еще больше слезливости. На этот раз не одеваю комбинезон. Вместо него сегодня шелковая пижама со свободными брюками низкой посадки и свободой кофтой-распашонкой. Светло-розовый цвет хоть немножко, но освежает лицо.

Почему же во всем мире нет хотя бы одного зеркала, в котором я бы выглядела хоть чуточку лучше, чем вот это безобразие?

В голове снова появляется образ девушки из клининговой компании.

Она моя ровесница, но не обезображенная тяжелым токсикозом. Вся такая бойкая, свежая, фигуристая и без синяков под глазами. И у нее совершенно точно нет никаких противопоказаний насчет занятий сексом.

Кроме одного, который никак не прописан в контракте – не разевать рот на чужого мужа.

Я потихоньку щипаю себя за щеки, чтобы вытащить наружу каплю румянца. Хоть плачь с досады.

Умом я все понимаю. Кто-то должен присматривать за домом и котом, пока я не могу этого делать. Антон поступает разумно и в первую очередь думая именно обо мне.

Я должна ему верить, и я очень стараюсь. Нет повода подозревать что-то неладное.

Кроме одного: я выгляжу как самая непривлекательная женщина в мире, и на моем фоне даже прыщавая девочка-подросток выглядит настоящей секс-бомбой.

Мне очень-очень страшно, что у нас впереди еще почти пять месяцев «целомудренного образа жизни», меня раздует, как натянутую на глобус жабу, начнут отекать руки и ноги. А все это время рядом будет молодая цветущая и на все способная... Марина.

Как бы только не превратиться в злобную ревнивую мегеру. Когда выхожу из ванной. Антон с кем-то говорит по телефону.

И даже не знаю, что меня настораживает в эту минуту, но вместо того, чтобы пойти к нему, зачем-то подкрадываюсь ближе к двери и замираю. Задерживаю дыхание, чтобы лучше слышать.

Никогда не подслушивала. Никогда не понимала женщин, которые проверяют телефон мужа, его карманы, читают его переписки, если находят открытой страницу в социальной сети. Разве стоит жить с человеком, которому не можешь доверять? И самое главное – что потом делать с правдой, которую получится узнать вот таким образом? Вывалить в лицо, заодно признаваясь в шпионаже? Еще не понятно, кто тогда хуже: изменщик или шпионка.

Но я слышу имя – Вика.

Может быть, это просто совпадение?

Сердце несколько раз громко ударяет в виски, поднимает со дна желудка неприятные режущие ощущения, которые в последние недели настолько ослабли, что я даже начала забывать, каково это – чувствовать приступы рвоты просто так, на пустом месте.

Это просто нервы.

А нервничать мне нельзя.

Я прикладываю ладони к животу, вспоминаю дыхательную практику, которой с нами регулярно занимается специалист в центре. Нас таких, которые получили ребенка-волшебство и теперь хотят во что бы то ни стало его сохранить – целых семь человек. Так что, можно сказать, я обрела сестер по духу.

Все хорошо, Фасолина. Мало ли Вик на свете? Не обязательно, что в девять часов вечера моему мужу звонит именно та, которая когда-то была моей лучшей подругой. И я не представляю, зачем бы Антону с ней разговаривать.

Разве что... у них есть причины встречаться?

– Не звони мне больше, поняла? – слышу грубый и жесткий голос моего мужа. Немного, но становится легче. С любовницами, наверное, так не разговаривают. Хотя, что я вообще об этом знаю?

Кроме того, что в последний раз секс у нас был... Так давно, что лучше не подсчитывать и не думать о последствиях.

– Это – твои проблемы, – еще жестче продолжает Антон. – Я к этому дерьму с твоим ребенком не имею никакого отношения!

Мои руки сами собой поднимаются вверх, ко рту.

Сколько пыталась изжить в себе эту привычку, и вот – провалила с треском.

Жаль, что это – не единственный повод для расстройства. Ребенок Вики? Господи, она ждет ребенка?! И почему звоните этой новостью Антону?

Судя по характерному шлепку, он в сердцах бросает телефон на стол. Слышу глубокий раздраженный вздох. Звук ритмично ударяющегося о доску ножа.

Я не хочу ничего знать.

Я должна верить мужу, иначе зачем тогда семья?

И, самое главное, я должна верить в себя.

Потому что вокруг него всегда будут молодые и не очень женщины, которые будут красивее, умнее, стройнее, обаятельнее и сексуальнее меня. С планеты земля не исчезнут все женщины только потому, что одна писательница с тяжелой беременностью стала похожа на затравленную мышь.

А Антон...

Он никогда не говорил, что любит меня, но я уже давно не жду этого признания в красивых словах.

Я вижу их в поступках.

И, в конце концов, что за жена я буду, если вместо благодарности за то, что муж избавил меня от домашних хлопот, устрою ему истерику по поводу слишком молодой домработницы?

Глава сорок четвертая: Йен

Антон даже перестает нарезать апельсин и откладывает нож в сторону, когда замечает меня в дверях.

А я перестаю думать обо всяких глупостях, потому что тоже таращу на него глаза.

В доме тепло – и мой любимый майор оделся в футболку и потертые домашние джинсы.

Я бы могла сказать ему, что в эту самую секунду только что заново, с новой и ненормальной силой, в него влюбилась но из полуоткрытых губ вырываются только забавные обрывки слов. Разобрать в этом винегрете «Ты – офигенный!» не смог бы даже человек, умеющий читать мысли.

– А куда ты дела все комбинезоны, царевна-лягушка? – Чуть-чуть щурится Антон, делая шаг в мою сторону, предусмотрительно пряча ладони в задние карманы джинсов.

– Отдыхают, – говорю почему-то шепотом, идя к нему навстречу. Тоже прячу руки за спину, и до боли сжимаю пальцы в замок.

Если дотронусь до этих рук с татуировками до самых ладоней – мне сорвет крышу.

И вот так, шаг за шагом, мы приближаемся друг к другу, идем почти как два танка -в показательную лобовую атаку. Только встречаемся в центре не с громким ударом и искрами, а потихоньку, оставляя друг между другом зазор размером с ребро ладони.

Иногда людям даже не нужно говорить, чтобы дать понять, что у них на уме.

А наши мысли настолько однозначны и синхронны, что их можно использовать в качестве слайдов для демонстрации желания. Вот оно: честное, открытое и абсолютно сумасшедшее.

– Я сдурею, Очкарик, – вымученно признается Антон.

– И я, – соглашаюсь с ним.

Поднимаю руки, тянусь к нему, обнимаю за шею и жмурюсь от удовольствия, проводя пальцами по короткому ежику волос на затылке.

Мне так сильно его не хватало все эти дни. что уже сейчас, зная, что завтра нам снова придется расстаться, я безумно по нему скучаю.

Жизнь не может быть такой жестокой с нами.

Мы просто хотим любить друг друга, наслаждаться друг другом и, когда придет срок, встретить рождение нашего ребенка. Разве это плохие желания?

Антон обнимает меня в ответ, опускает ладони на бедра, скребет по тонкому шелку.

– Сдурею без тебя, Очкарик, – уже едва слышно, губами в мой приоткрытый рот. Проводит большим пальцем по нижней губе, и когда обхватываю его и сосу, словно ненормальная, вздрагивает как от разряда тока. – Нам нельзя, малыш... Но я... Черт...

Пожалуйста, Боженька, не наказывай нас за то, что мы просто хотим жить. Мой майор берет меня под бедра, приподнимает, усаживает на кухонную тумбу. Доска с нарезанными кружочками апельсина валится на пол. Плевать. Мне хорошо.

Мне впервые за кучу времени просто хорошо, когда Антон осторожно, задерживая дыхание, разводит мне ноги и становится между ними.

– Все в порядке, малыш? – В голосе такое неприкрытое желание, что я тону в нем мгновенно и вся разу.

– Просто... – Выдыхаю, присасываюсь к его губам, словно пиявка. – Будь со мной. Хоть как-нибудь. Если... хочешь.

Он нервно прикусывает нижнюю губу и выразительно потирается об меня заменой выпуклостью в джинсах.

– Похоже, что не хочу?

Я осторожно, стараясь не делать резких движений, тянусь для более тесного контакта, обхватывая его пятками за бедра.

– Не разобрала с первого раза. – Медленно веду рукой вниз по его животу. Ниже и ниже, пока не накрываю ладонью вставший член. Царапаю поверх грубой ткани. И в груди приятно жжет от того, как остро Антон реагирует на мои касания.

Может быть, я не красивая, бледная и не сексуальная.

Но он – мой.

И прямо сейчас – весь в моих руках, такой открытый и откровенный, что одного этого достаточно, чтобы испытать удовольствие вместе с ним.

Удовольствие быть любимой несмотря ни на что.

– Очкарик, я не хочу... без тебя. – Антон вряд ли осознает, что сам толкается бедрами мне навстречу, постепенно наращивая темп.

– Замолчи, пожалуйста. Не мешай мне быть женщиной... хоть немножко.

Антон вдруг останавливается, берет мое лицо за подбородок и фиксирует так, чтобы мы смотрели друг на друга, глаза в глаза, даже боясь моргнуть. Снова толкается членом мне в ладонь.

Я выдыхаю с болезненным стоном.

Слишком хорошо помню, как чувствовать его в себе.

Как он вот так же входил в меня: сначала осторожно, а потом так, что скрипела и ныла даже новая кровать.

– Думаешь, я хоть на минуту забыл, что ты – женщина? – Антон злится, и когда от следующего толчка тумба подо мной дрожит, останавливается, чтобы перевести дыхание и успокоиться. – Хватит уже хуйню нести, малыш. Мне ты нужна. Никто больше.

– Правда? – Я обнимаю его второй рукой и снова притягиваю к себе, помогая пятками, насколько это возможно, чтобы не навредить и не напрягать мышцы.

Я даже в туалет нормально сходить не могу, не то, что заняться сексом с мужем. Но мне нужно хоть что-нибудь, чтобы почувствовать себя желанной.

– Правда, Очкарик. – Антон прижимается ко мне горячим лбом и снова сдерживается, боясь, как будто, что даже от этого я развалюсь на кусочки. – Кончай говорить глупости.

Его губы снова прямо около моих.

Дыхание надломленное, тяжелое, какое-то обреченное, когда пытается увеличить дистанцию между нами.

– Тогда и ты, – прикусываю его за край колючего подбородка, – прекращай говорить глупости. И тоже кончай.

Антон со стоном набрасывается на мои губы, раскрывает их, вылизывает языком изнутри.

Мы тянемся друг к другу: одновременно осторожно и дико.

Когда не можешь заняться нормальным сексом, остаются только крошки и тонна чувств, которые закипают в нас обоих, поднимаются и выплескиваются через этот поцелуй.

Я на удивление быстро справляюсь с молнией джинсов. Антон так же быстро немного опускает их вниз.

Запускаю ладонь ему в трусы.

Обхватываю горячий член пальцами.

Сжимаю. Потираю. Глажу.

Голова кружится от предвкушения, так быстро он каменеет от пары моих движений.

– Поможешь мне? – почти упрашиваю моего майора. – Правда все хорошо. Будь со мной... Хотя бы так. Пожалуйста.

Он неопределенно мотает головой, но, когда я еще сильнее сжимаю пальцы, все-таки подается бедрами навстречу.

Мы больше не целуемся – мы дышим друг в друга.

Дышим друг другом.

Я слышу натянутый стон, когда тяжелая головка медленно скользит в моей ладони. Выставляю большой палец, растираю тяжелые капли по ее поверхности. Антон вздрагивает, берет меня за бедро, как будто «приклеивая» к деревянной поверхности тумбы.

Наверное, я сошла с ума, но все мои эмоции высокочастотными разрядами концентрируются в голове, в той части, которая наверняка отвечает за удовольствие.

Когда пройдут эти тяжелее сложные месяцы, мы дорвемся друг до друга по-настоящему.

Устроим, как он и обещал, грязный секс на всю ночь. А пока...

Я чувствую, как Антон трахает мою ладонь так жестко и сильно, что у него сбивается дыхание – и губы, которые изредка касаются моих, горячие и сухие.

Быстрее и быстрее.

До дрожи в плече, в которое я, чтобы не завалиться на спину, из последних сил цепляюсь пальцами.

В тишине квартиры длинный стон моего мужчины заставляет мое тело отозваться приятной волной удовольствия, хоть, конечно, бОльшая его часть сосредоточена в моей голове.

Антон пытается заглушить стон, тянется к моим губам, но я нарочно отстраняюсь, прижимая его голову к своему уху. Продолжаю поглаживать его член, впитывая каждую новую судорогу.

– Знаешь, – он тихо посмеивается, – я тут подумал... сравнил... И в общем, твоя рука намного лучше моей собственной.

– Мои руки, муж, – улыбаюсь и не без удовольствия разглядываю свою мокрую ладонь, – всегда к твоим услугам. Обе.

Глава сорок пятая: Йен

В последних числах мая, когда даже я со своей худобой становлюсь похожей на колобок с ножками, большую часть времени в больнице делю поровну между написанием книги и чтением разной научно-популярной литературы о материнстве и детской психологии.

Изредка в больницу приезжает мать.

Она не говорит, что произошло, но, судя по ее старательному – почти яростному -избеганию разговоров об Антоне и моей семейной жизни в целом, был какой-то серьезный разговор, о сути которого я вряд ли когда-то узнаю. Один раз попыталась расспросить, но мама сначала сделала вид, что не услышала, а потом просто в лоб заявила, что не хочет касаться тем, которые никак не относятся к моему здоровью и самочувствию.

Мать Антона, которая пару раз навещала меня в клинике еще в самом начале, вовсе исчезла с горизонта.

Не знаю, радоваться мне этим двум факторам, или поругать себя за слишком длинный язык. Не нужно было рассказывать Антону о тех сплетнях и разговорах. Возможно, теперь у него какой-то разлад с родителями, а для семей с единственным ребенком это всегда очень болезненно.

Остается только надеяться, что со временем, когда наш малыш появится на свет, он станет тем маленький тюбиком клея, который соберет все кусочки нашей сложной семьи на свои места и превратит их во что-то каменно-крепкое, что нельзя уничтожить или разбить.

В эти выходные меня, наконец, спустя целый месяц заточения, отпускают домой с обязательным условием, что я вернусь в клинику завтра до шести вечера, буду соблюдать строгий режим, ходить только с сопровождающими и не делать ничего, что может вызвать преждевременные роды.

Мне ставят срок на конце июля, и осталось совсем немного, но чем ближе заветная дата, тем страшнее мне становится. Хоть сейчас к этому вроде как нет никаких поводов. Кроме самого главного – моя беременность все еще под угрозой. Зато всевозможные тесты и скрининги, которые делали мне и ребенку, показывают, что у него нет никаких патологий в развитии.

И самое главное.

УЗИ, которое мне делали пару дней назад, показало, что у нас будет девочка.

Мне и раньше говорили, что скорее всего будет именно девочка, но пока не было полной гарантии, я предпочитала не развивать тему.

И вот теперь абсолютно стопроцентно известно, что мы с моим майором ждем дочку.

Даже не знаю, как сказать об этом мужу, потому что он явно настроен на будущего товарища по всяким мальчишеским играм и любит поворчать, что ему достаточно одной сопливой девчонки, чтобы разводить мокроту.

Когда Антон заезжает за мной около двух часов дня, на улице как раз заканчивается дождь, и умытое после затяжной недели ливней небо такое сочно-голубое и яркое, что белоснежные пушистые облака на нем хочется зачерпывать ложкой, как воздушный десерт.

Я ненадолго останавливаюсь на крыльце, прижимая к груди свою толстую рабочую тетрадь, поднимаю голову и подставляю лицо солнцу. Хочется просто надышаться этими последними весенними днями, прежде чем наступит лето, на которое уже состряпали всяких грустных прогнозов: ливни, грозы, холод и слякоть. И, конечно, очередная комета, которая может уничтожить Землю, если столкнется со случайно космической пылинкой и изменит свою траекторию. В наше время без кометы или ожидания любого другого апокалипсиса уже нельзя.

– Между прочим, я тут тебя встречаю, а не где-то там, – слышу любимый голос и тут же расплываюсь в счастливой улыбке.

Даже ворчание уже стало каким-то родным, хоть последнее время я слышу его то по телефону, то по видеосвязи.

Антон встречает меня с огромным синим шаром, на котором нарисована забавная злая рожица с рожками. Видимо, его собственной рукой, потому что на костяшках мизинцев до сих пор остались следы черного маркера. Жаль, что я пропустила такое зрелище: собственными глазами увидеть, как мужчина, который ворчит на любое проявление романтики, возился с этим «произведением искусства» ради моей довольной улыбки.

– Это так мило, – нарочно преувеличенно фонтанирую ванилью и протягиваю руку к наполненному гелием шару.

Антон удивленно поднимает брови и отводит мою руку.

– Хватит наглеть, женщина. Кроме тебя мне еще есть кого встречать из этого сумасшедшего дома.

Мгновение просто пытаюсь понять, о чем он. Точнее – о ком. Муж ни капли не помогает, только злорадно ухмыляется.

Так, должна же быть какая-то подсказка. Причем, судя по его довольной физиономии, она прямо у меня под носом.

Шарик.

Обычный синий шарик. Господи, ну конечно.

И вот как ему теперь сказать, что он немного поторопился с цветом?

– Между прочим, это никакой не сумасшедший дом, – пытаюсь как-то увести тему.

– А по врачам-параноикам так сразу и не скажешь, – ворчит Антон и все-таки протягивает мне шарик. – Ладно, Очкарик, так и быть. Храни пока ты. Но имей ввиду, что потом передашь сыну.

– Не слишком ли много мужчин на меня одну? – пряча улыбку, интересуюсь я. Отдаю Антону тетрадь и пухлый джинсовый пенал со своими письменными принадлежностями, взамен прижимая к себе шарик. Нарочно немного прогибаюсь в спине. – Вот, как раз к родам стану такой же.

– Такой же? – переспрашивает Антон, и мне кажется, что панику в его голосе можно использовать как оружие массового поражения. – Очкарик, куда тебе? Я и так боюсь, что начнешь трещать по швам.

– Вот спасибо, – в шутку стучу его кулаком по плечу. – Теперь буду чувствовать себя большой неуклюжей жабой.

– Ну, я в детстве любил жаб.

– Господи, мужчина, даже не продолжай. Знать не хочу, как именно ты их любил.

– Мелкая извращенка, – скалится он, помогая мне сесть на заднее сиденье. Сидеть на переднем рядом с ним уже давно табу.

– Любитель лягушечек, – отвечаю я.

– Скажи спасибо, что тебя нельзя наказать, а то бы научил жену мужа любить и уважать. – Антон смотрит на меня в зеркало заднего вида, подмигивает и с видом искусителя предлагает: – Может, в секс-шоп заедем? Костюмчик пчелки очень подчеркнет... гммм... ну в общем, всю тебя.

Я очень ценю, что, несмотря ни на что, он продолжает окружать меня всем тем, чего мне так ужасно не хватало всю свою жизнь: заботой, вниманием и чувством принадлежности именно тому человеку, которому я и должна принадлежать.

– У меня есть другое предложение, – осторожно начинаю я, на всякий случай скрещивая пальцы сразу на обеих руках.

Надеюсь, он все поймет и согласится.

Глава сорок шестая: Антон

– Детский магазин? – Я на всякий случай переспрашиваю, чтобы понять, что не ослышался. – Ты собираешься вот в таком положении ходить по магазинам и покупать... приданое?

Иногда мне кажется, что я не до конца осознаю всю шизанутость насекомых в ее голове.

Очкарик виновато пожимает плечами и смотрит куда-то вниз. Сидела бы рядом... даже не знаю, чтобы с ней сделал, учитывая то, что с ней вообще ничего нельзя делать. Хоть, блин, не дыши. Но что-то бы точно устроил, чтобы перестала корчить из себя героиню.

– Антон, но ведь у меня может уже и не быть другого шанса, – как-то очень тихо и смиренно говорит Йени. – Когда еще я смогу сама решить, что будет у нашей девочки?

Девочки?

Бля, серьезно?! Дочка? У меня будет дочка?!

– Я понимаю, что это очень беспечно с моей стороны, – продолжает Очкарик, хоть слушать ее и пытаться переварить тот факт, что скоро появится еще одна любительница вить из меня веревки, довольно сложно. – Поверь, муж, я правда и честно-честно все понимаю. Но мне так хочется все сделать самой. Выбрать маленькие комбинезоны. Пинетки разных цветов. Кроватку. Коляску. Маленький термос для бутылочки в чехле с бабочками. Соски персикового цвета с милыми цветочками. Балдахин с вышивкой...

Я слышу, как у нее ломается голос.

Как будто все это – не рутина и банальщина, а дело всей жизни.

Но перебивать ее как-то даже язык не поворачивается.

– У меня ведь... скорее всего, больше не будет других детей. – Втягивает голову в плечи, как будто готовится выслушать внушение с пристрастием. – У нас. Так что, если ты все же захочешь мальчика в перспективе, это может стать большой проблемой.

Даже не знаю, как ей донести, что для меня и один ребенок – это уже неожиданность и подвиг и я пока сам не до конца понимаю, как его появление отразится на и так со всех сторон сложной жизни. Думать о втором не то что рано -просто смешно.

– Я знаю, что с этим, конечно же, с удовольствием справятся наши мамы, – она улыбается, пытаясь казаться сильной. – И что так было бы правильно. Бабушки всегда так ответственно ко всему подходят, ведь у них опыт и понимание. Но мне... Понимаешь, это очень важно для меня. Важнее только ты.

Я отмалчиваюсь.

Что ей сказать, когда вот-вот зальется слезами? Такими искренними, что я снова начну злиться от бессилия и понимания, что я, вроде как, сам в этом виноват.

– Пожалуйста, Антон. – Она шмыгает носом, хоть старается сделать это тихо, возится в кармане длинной кофты и достает аккуратно сложенный листок. – Я написала список всего, что нужно. Обещаю, это не будет бесцельным шатанием!

Вот что мне с ней делать, когда смотрит своими здоровенными влажными глазищами – и нижняя губа дрожит как у маленькой.

А еще интереснее, что мне делать потом, когда их будет, блин, целых две.

– Что у тебя там? – протягиваю руку и жду, пока очкарик осторожно вложит туда этот исписанный лист.

Сразу видно, она и правда готовилась: написала список магазинов, между ними -очередность, чтобы мы и правда не катались туда-сюда. В отдельной колонке -список того, что можно заказать в интернете. Какие-то обычные мелочи на каждый день. И самая большая колонка – основные покупки. Шапочки, комбинезоны, костюмы, предметы детской гигиены, комплекты постельного белья в кроватку, несколько одеял разного калибра.

В стороне – три пункта: коляска, кроватка и автокресло. Около последнего приписка: «Сейчас не актуально, можно купить в последнюю очередь».

Напротив каждой вещи в этих списках – цена, от и до.

– Кто-то прямо проделал целую работу, – озвучиваю вслух свои мысли, потому что и правда впечатлен. Видно, что она старалась предусмотреть все, а не придумала «покупки приданого» за пять минут до моего приезда.

– Я хотела не дать тебе шанса мне отказать, – уже немного расслабляясь, говорит Очкарик. – Пожалуйста, Антон. Мы справимся за пару часов. Я не развалюсь на кусочки за это время.

Когда-то давно, еще когда в моей жизни была Наташка, у меня случались посиделки с женатыми приятелями. Несмотря на то, что все они были из разных кругов и с разным достатком, их объединяли практически одинаковые проблемы: жены пилят, дома тухло, в постели скучно. Но когда я спрашивал, какого же тогда они держатся за все это, на меня смотрели как на идиота, который не понимает, почему дважды два – четыре.

Наверное, если бы все происходящее сейчас в моей жизни я пересказал кому-то из своих холостых приятелей, он бы тоже не понял, какого хрена я на это подписался. Тем более, что с самого начала собирался просто устроить свою жизнь с хорошей девушкой на условиях максимально выгодного для нас обоих комфорта.

Еще один урок на будущее: не загадывать наперед и не планировать удобную жизнь.

Скорее всего, хорошо будет не с тем человеком, который вкусно готовит и налаживает быт.

Хорошо будет вот так: когда ни тебе нормального секса, ни сексуальной развратной малышки под боком, а домом и бытом занимается вообще посторонний человек. То есть, если очень грубо и условно, с появлением жены моя жизнь не стала проще. Она в чем-то вообще не изменилась, а в чем-то стала даже сложнее.

Но меня совсем не тянет паковать чемоданы и сбегать от такого «счастья» на другой континент.

Я, можно сказать, абсолютно счастлив.

Потому что теперь у меня есть большая плакса, скоро будет мелкая плакса – как я вообще это переживу?! – и целый кот, который успел вымахать во вполне себе сытую белобрысую ласковую и общительную заразу.

– Хорошо, женщина, поехали за приданым для... дочки.

Она всегда так сияет от счастья, что так и хочется оглянуться – не слепим ли мы окружающих?

– Только сразу договариваемся, Очкарик. – Смотрю на нее строго, и на этот раз совершенно серьезно, без наигранности, потому что слова проклятого доктора то и дело звенят в голове: это нельзя, то нельзя, и так тоже ни в коем случае! – Если тебе хотя бы покажется, что где-то что-то болит – ты сразу говоришь мне и мы едем домой. Даже если придется бросить все покупки в шаге от кассы.

Она перестает улыбаться и кивает с самым серьезным видом.

– Обещаю, Антон.

– Надеюсь, не врешь.

– Я сказала, что больше не буду тебе врать. Я держу обещание. Надеюсь, держит.

Не знаю, что буду делать, если в моей жизни снова появится кто-то с очередной правдой о Йен, о которой мне «случайно забыли сказать».