Текст книги "Долго и счастливо (ЛП)"

Автор книги: Айя Линг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Глава 43

Кэт

Заголовки каждый день ухудшаются. Есть много статей, написанных о возмутительной реакции лордов на налоговый бюджет. Они жалуются, что они будут погружены в нищету, если будут облагаться налогом. Союз должен злорадствовать – эти лорды показали, что они поистине ленивая, невежественная раса, которая ничего не знает о реальной жизни.

– Лорд Вестен сказал: «Если этот законопроект будет принят, потеря тысячи фунтов не оставит мне иного выбора, кроме как освободить слуг в моем поместье», – читала я вслух. – Подумайте об этом: тысячи людей будут вынуждены не работать. Ужасающие последствия действительно.

– Дурак, – бормочет Эдвард. – Эта статья разоблачила его как несчастного работодателя, который не может заплатить более одного фунта за слугу.

Буханка хлеба стоит фунт. Меньшее, что может получить семья – это две буханки в день. Честно говоря, даже если бы лорд Вестин не подал жалобу, я бы сказала, что многие из его слуг добровольно покинули бы его работу.

– Граф Гластонбери говорит: «Мне придется закрыть свои теннисные корты».

– Я слышал, что у него есть несколько, – Эдвард потирает рукой лоб. – Это позволило бы ему играть в любое время дня без яркого солнечного света.

– Боже мой! – я могу представить, что Лиам читает эти бумаги людям. Затем я замечаю еще одну цитату мужа Лилли, маркиза Сандерленда. – «Мне придется продавать своих лошадей, а вместо этого ослы потащат мою коляску. Представьте себе, как это было бы смешно».

Несмотря на ребячество его жалобы, я должна подавить улыбку. Коляски Сандерленда – великолепные транспортные средства из золота и слоновой кости, и блестящие экстерьеры – Ателийский эквивалент Lexus или Porsche. Определенно было бы весело, если бы у него были ослы, тянущие карету, если они вообще смогут передвинуть коляску. Я откладываю газету и вздыхаю. Неудивительно, что Эдвард был так обеспокоен, когда налоговый законопроект был отклонен. Он ожидал, что аристократы сделают такие нелепые жалобы и еще больше антагонистируют людей.

Эдвард собирает газеты.

– Я должен идти в парламент. Покажу им эти статьи и попытаюсь опротестовать этих депутатов. Да, не удивляйся, Кэт… половина из них не утруждает себя чтением газет, если это не касается спекуляций на годовых скачках.

Он нежно целует меня и уходит. Амелия приносит мне чай и печенье, но я не могу есть. Меня беспокоит то, что может сделать Союз. Честно говоря, я бы не возражала, если они отменили пэров. Или даже монархию. Хотя Эдвард заверил меня, что есть трудолюбивые пэры, но люди будут видеть только тех, кто сделал смешные жалобы. Мое беспокойство в том, что прольется кровь, как в восстании в Морине. Разве нет мирного пути решения этой проблемы?

Я встаю и шагаю по комнате, ломая голову над решением. И потом меня осеняет идея.

Спускаюсь по лестнице и зову Бертрама.

– Седлай лошадей, – говорю я. – Мне нужно пойти во дворец.

Коляска грохочет на улице, и я обнимаю себя двумя руками. Будет ли моя идея успешной? Примет ли меня король? А как насчет дворян, когда они услышат об этом? Примут ли они мои идеи? Не важно. Я никогда не узнаю, пока не попытаюсь.

Мои руки сжимаются вокруг сиденья. Хорошо, Кэт. Один шаг за раз. Во-первых, увидеть короля, а потом беспокоиться об остальном.

Через некоторое время карета замедляется. Вытягиваю занавески и смотрю на улицу.

Сотни – нет, тысячи людей идут по улицам, неся знамена и флаги, скандируя лозунги вроде «Долой лордов!» «Справедливость народу!»

Человек, которого я признаю членом Союза, держит пылающий факел. Что он собирается делать?

– Значит, вам нужно продать своих лошадей, ваша светлость? – кричит он. – Мы облегчим вам решение!

Он поджигает красивую карету из белого золота перед особняком. Через несколько секунд карету поглощают красные и оранжевые языки пламени. Столпы дыма поднимаются в воздух, когда толпа ревет в знак одобрения.

Бертрам открывает дверь.

– Вам лучше выйти, принцесса Кэт, – говорит он с беспокойством в его глазах. – Похоже на безумие, и нет ничего, что они не могли бы сделать, если увидят нашу карету. Постараюсь, чтобы вы были в безопасности.

Я спрыгиваю, проклиная, когда мои пятки ударяются о землю. Чтобы спросить аудиенцию у короля, я попросила Амелия одеть меня как дворянку. Мое платье – темно-зеленое, отделанное золотым кружевом, и мои волосы в изумрудно-зеленых ленточках. На моем горле покоится золотая подвеска с грифом. Все мое одеяние кричит о богатстве.

Бертрам направляет меня в паб в узкой аллее, вдали от главной улицы. Он сует меня внутрь, перекидывается несколькими словами с хозяином и ведет к столу в дальнем углу.

– Пригнитесь ненадолго, принцесса. Мы подождем, пока протесты утихнут, и я отведу Вас домой.

Знаю, что самый безопасный вариант – делать то, что он говорит. Сначала успокаиваюсь с кружкой горячего молока, которое приносит мне владелец паба. Но когда оглушительный рев толпы продолжается и продолжается, знаю, что не могу вернуться. Мне нужно выйти из здания, потому что у меня миссия, а я не сдаюсь, пока не услышу ответ.

– Бертрам, – я встаю. – Мне нужно попасть во дворец.

Он выглядит потрясенным.

– Но снаружи слишком опасно! Его высочество никогда не простит меня, если…

– Я не беру экипаж, – говорю я, вытягивая ленточки из моих волос. – Ты слышал, как люди кричали снаружи. Мне нужно увидеть короля, потому что я пытаюсь остановить это. Если ты мне не поможешь, это нормально, потому что я все равно иду.

Зову владельца паба и снимаю кулон с моей шеи.

– Как вы можете оценить этот кулон?

Он выглядит испуганным, но отвечает.

– … около пятидесяти фунтов, миледи.

– Хорошо, – я достаточно ходила за покупками в Ателии и знаю, чего стоят пятьдесят фунтов. – Мне нужен грубый грязный плащ, который может скрыть мое платье. Мне также понадобится транспорт, который сможет доставить меня во дворец. Если вы можете получить их для меня, этот кулон принадлежит вам.

Бертрам выглядит потрясенным, что я прошу о таком, что стоит ниже пятидесяти фунтов. Но я слишком беспокоюсь о текущей ситуации, чтобы беспокоиться о расходах. На самом деле, благодарна, что я в состоянии не беспокоиться о деньгах.

Владелец паба быстро достает то, о чем прошу. Хватаю плащ и застегиваю застежку, позволяя ему полностью покрыть меня, игнорируя вонь пива и то, что пропитываюсь им. Не хочу, чтобы кто-то признавал, что я часть привилегированных. Тележка не так удобна, как карета, так как нет никаких подушек, чтобы сгладить ухабы на дороге, и понимаю, что мой зад будет в синяках, но это лучше, чем идти пешком.

Когда мы добираемся до дворца, снимаю плащ, показывая дорогое платье, которое надела, и иду к часовым, охраняющим тяжелые двери.

– Меня зовут Кэтрин Уилсон, – говорю я, высоко подняв голову. – Я здесь, чтобы попросить поговорить с королем.

Бертрам делает некоторые неразборчивые жесты руками, и вскоре я оказываюсь во дворе. Несмотря на неотложную ситуацию, в которой мы сейчас находимся, не могу не чувствовать ностальгию, когда смотрю на великолепный дворец, где жила. Два года назад, когда впервые увидела дворец, моя единственная мысль заключалась в том, что я хочу, чтобы это сохранилось в моей памяти, когда вернусь домой. Сегодня дворец стал моим домом.

Не теряю времени, чтобы добраться до приемной палаты короля. У меня нет проблем, чтобы найти путь – я жила здесь целый год. Слугт, стоявшие вне комнаты, сказали мне, что король в настоящее время находится на важной встрече со своими министрами.

– Все в порядке, – говорю я. На самом деле я ожидала, что сразу не смогу его увидеть. – Просто подожду здесь, пока он не закончит.

Кажется, проходит вечность, пока дверь не открывается. Мой желудок рычит через час или около того, но я игнорирую его. В голове репетирую то, что я должна сказать королю. Когда собрание заканчивается, министры выходят из комнаты, большинство из них выглядят усталыми и расстроенными. Некоторые из них замечают меня и хмурятся, несколько кивают мне вежливо, но никто не говорит со мной.

Слуга выходит из комнаты.

– Король готов принять Вас.

Вздыхаю с облегчением. Приглаживаю волосы и расправляю складки на моей юбке, затем вхожу внутрь.

Король сидит на своем огромном золотом троне посреди комнаты. Его глаза закрыты, лицо усталое. Я коротко думаю, что это будет будущее Эдварда, когда он поднимает голову.

– Это ты.

– Ваше Величество, – я глубоко приседаю.

Он машет мне на стул.

– Я ожидал, что в следующий раз, когда мы встретимся, я буду рад приветствовать вас в качестве невестки, – он стучит пальцами по ручке своего кресла. – Какое заклинание вы наслали на моего сына? Когда он был ребенком, он редко просил что-нибудь, но, когда дело доходит до вас, он превращается в самого упрямого мула.

Помню, как профессор Бартлетт рассказывал мне, как король Леон приехал, чтобы выбрать свою невесту.

– Разве другие не задавали вам такой же вопрос, когда выбрали Изольду в качестве вашей королевы?

Он поднимает бровь.

– Полагаю, Эдвард сказал тебе. Однако, Изольда, по крайней мере, была дочерью дворянина.

– Почему дворяне должны быть связаными с другими дворянами? – я возражаю. – Посмотрите, что происходит на улицах, ваше величество. Люди в ярости из-за исключительных привилегий, предоставляемых меньшинству, которые ничего не сделали, чтобы заслужить эти привилегии, кроме как родиться в правильной семье.

Его брови поднимаются еще выше.

– У меня многолетний опыт быть царем народа. Не читайте мне лекции, как управлять страной, мисс Уилсон.

– Простите, я не собиралась критиковать вас, – я глубоко вздыхаю. – Вы когда-то говорили мне, что общественный имидж имеет значение больше всего. Сегодня образ пэра находится в клочьях. Завтра это может быть королевская семья.

Рассказываю ему о сжигании кареты, и он стучит кулаком по столу.

– Если бы у них были причины жаловаться, они могли бы искать законные средства для выражения своего недовольства. Я не потерплю насилия и не поощряю мятежные настроения.

– Они знают, что нет необходимости спрашивать вас, – говорю я низким голосом. – Вы можете быть королем, но ваша сила ограничена. У вас даже нет силы принудить лордов платить налоги, – он смотрит в недоумении, поэтому я быстро продолжаю – Как это дбывает. Слишком много власти легко приводит к коррупции. Как и в случае с дедушкой Эдварда.

У него в глазах вспыхивает искра.

– Я полагаю, вы не просили о встрече, чтобы просто сообщить мне о сжигании кареты. Какова ваша цель, Кэтрин Уилсон?

– У меня есть идея, которая могла бы разрешить это столкновение между классами. Я знаю, что вы можете не согласиться со мной, но, пожалуйста, выслушайте меня.

– Говорите.

Складываю руки и прижимаю их к себе, боясь отказа.

– Пусть люди голосуют.

– Голосуют? Они будут голосовать за что?

– За представителя в парламенте. Люди не нуждаются в богатом, привилегированном коллеге, чтобы представлять их в парламенте. Они злятся, потому что депутаты отклонили налоговый законопроект, когда многие голодают. Они злятся, что так мало населения контролирует большую часть земли. Пусть народ избирает членов парламента. Должен быть представитель из каждого региона. Таким образом, кандидат действительно будет тем, кто представляет интересы народа.

Стало так тихо, что я слышу, как бабочка взмахивает крыльями – если в комнате есть бабочка. Решаю молчать; пусть идея погрузится.

– Знаете ли вы, сколько геральдией было предоставлено ателианским дворянам в нашей истории?

– Хм… – я напрягаю мозг, уверена, что узнала об этом, может быть, когда была в теле Катрионы Брэдшоу, или когда Эдвард давал мне уроки принцессы во время моего периода потери памяти. – Сотня? Две сотни?

– Двести шестьдесят один. Каждый пэр, от герцога, маркиза, графа, виконта, барона, а также всех членов дворянства от баронета до рыцаря несут геральдику или аналогичные знаки отличия, которые были переданы им много лет назад. Отменить титулы не так просто, Кэтрин. Вы просите меня свергнуть традицию, которая существует с тех пор, как наши предки основали эту страну.

– Я не прошу вас уничтожать титулы, – говорю отчаянно. – Прошу вас дать людям власть и право принимать свои собственные решения.

– А что, если я соглашусь? Не будет ли это послание людям, что пока они протестуют, они получат то, что хотят? Что, если люди выйдут на улицу и потребуют моей головы?

– Вы верите, что у людей есть свободное время, чтобы собираться и протестовать, когда они хотят? Это должно быть то, что они больше не могут терпеть, что их вынуждают выходить на улицы. Они могут быть арестованы и наказаны. Если они протестуют, это должно быть чем-то таким несправедливым, что они больше не могли молчать об этом, – слезы струятся по моим щекам. Я не хочу, чтобы какая-то сторона пострадала. – Ваше величество, я призываю вас рассмотреть мое предложение. В противном случае этот кризис может стать хуже.

Повисает долгая пауза. Слуга появляется и сообщает королю, что герцог Филипп прибыл из Нортпорта и хочет поговорить с ним. Снаружи начинаются сумерки. Мне нужно вернуться, если не хочу ходить по улицам в темноте.

– Я поговорю с министрами об этой… идее о голосовании, – говорит король. – Сегодня вы можете остаться во дворце. Уже поздно, и, поскольку люди сжигают кареты на улицах, сомневаюсь, что теперь вам безопасно уйти. Генри вернулся, и вам с Эдвардом нужно вернуться во дворец.

У меня появляется надежда. Это приглашение означает, что он принял меня независимо от моего статуса. Небольшой шаг в мою пользу мог означать больший шаг для людей в будущем.

Я снова поднимаюсь и делаю реверанс.

– Спасибо, Ваше Величество.

Глава 44

Кэт

Просыпаюсь, и на мгновение мне интересно, сон ли это. Я в своей спальне – в той комнате, которую делила с Эдвардом во дворце. На моем комоде стоят розы в большой фарфоровой вазе, а на окне еще больше роз, расположенных в замысловатых резных коробках. Узнаю розы из сада Эдварда. Когда вхожу в кабинет, есть место для сидения, мои книги аккуратно сложены на столе. Все выглядит так, будто я никуда не уходила.

– Принцесса! – Мейбл стоит в дверном проеме с большой корзиной для белья на руках. – Вы вернулись!

Подбегаю к ней и обнимаю.

– Я скучала по тебе.

– Когда Амелия ушла, я подсчитывала дни, когда вы сможете вернуться, – фыркает она. – Вы не представляете, как я рада, что вы, наконец, вернулись. Без вас все не то.

Хотела бы еще поговорить с ней, но сейчас не время для непринужденной беседы. Вчерашнее сожжение карет все еще свежо в моей памяти.

– У тебя есть сегодняшняя газета?

Мэйбл приносит три копии из гостиной.

– Я знала, что вы захотите прочитать их, принцесса. Позвоните мне, если что-нибудь понадобится!

Улыбаюсь и благодарю ее, чувствуя себя как в старые времена. Я скучаю по своей жизни во дворце. А потом, когда читаю заголовки, мое сердце стонет.

«Общенациональное возмущение: арестованы протестующие против несправедливой дискриминации».

О нет. Когда читаю статьи, вникаю в суть. После того, как люди сожгли несколько карет, Столичная полиция прибыла и подавила демонстрацию. В статье есть список имен – лидеров движения. Нахожу имя Лиама среди тех, кто заключен в тюрьму. Черт.

Отбрасываю бумаги в сторону и вызываю Мэйбл.

– Ты видела принца? Ты знаешь, где он?

– Его высочество? Он видится с королем каждый день. Вы хотите, чтобы я принесла сообщение и дала ему знать, что вы здесь?

– Нет, не беспокойся. Я сама туда пойду.

Мейбл выглядит удивленной.

– Но у них совещание! Вы не подождете, пока все закончится?

– Я предпочла бы подождать.

Спешу в приемную, мое сердце колотится. Что они решат о вчерашней демонстрации? Король примет мою идею о демократии? Не знаю, предлагаю ли я правильные вещи, но это лучший вариант, который могу придумать. Даже если они никогда не слышали о демократии раньше.

Слуга снаружи с настороженностью приветствует меня.

– Доброе утро.

– Эдвард внутри? – спрашиваю я сразу.

Слуга кивает. Прежде чем успеваю попросить его принести мне стул, чтобы я могла подождать, раздается сердитый голос.

– Их нужно наказать! – говорит лорд Сандерленд. – Они уничтожили мой любимый экипаж! Мы должны вынести правильный приговор! Эти люди должны знать свое место.

– Вы не думаете, что суровое наказание вызовет только обратную реакцию? – голос Эдварда, спокойный и собранный. – Вы даже не хотите обсуждать, почему люди подожгли вашу карету?

– Это все Ваша вина, это вы повлияли на них. Вы сказали в суде, что мы ленивы и эгоистичны. И люди этому поверили.

– Не я тот, кто сделал идиотские замечания в газете. Если бы вы могли открыть глаза и понять, как вы смешно звучали, поймете, почему люди восстают.

– Тогда что мы можем сделать? – спрашивает король. – Они не могут быть освобождены. Независимо от причины пожара, они совершили уголовное преступление.

– Повесить их, – злобный, угрюмый тон. – Нельзя быть мягкими с этими паразитами.

– Подумай, лорд Вестин, – говорит Генри. – Я только что вернулся из Морин, и это было некрасивое зрелище. Император приказал, чтобы полиция захватила людей, но случилось наоборот. Полиция отказалась подчиниться, и последствия восстания состоят в том, что императора бросили в тюрьму.

– Катриона… Я имею в виду, Кэтрин, пришла вчера, – говорит король. Я встаю прямо при упоминании моего имени. От Эдварда нет реакции. Думаю, король вчера отправил сообщение, дав ему понять, что я не вернусь к Генри. – У нее было самое интересное предложение.

– Это отвратительно… – говорит лорд Сандерленд, затем умолкает. Я предполагаю, что Эдвард заткнул его испепеляющим взглядом.

– Что она сказала?

Король излагает мое предложение о демократии. От лорда Сандерленда слышен возмущенный шум, другой лорд бормочет «Превосходно!» Но на моей стороне есть еще один голос, и это не Эдвард.

– Это очень оригинально, – говорит лорд Эшфорд. – Это означает, что у каждого будет равная возможность.

– Не у всех! – возражает лорд. – Вы не можете позволить голосовать, например, ребенку или женщине.

Я ощетиниваюсь, когда он ставит женщину на тот же уровень, что и младенца, но оставлю гендерное равенство на другой день. Это уже и так радикальный шаг, вводящий демократию в Ателию, когда они никогда не слышали об этом раньше.

Они продолжают обсуждать эту идею некоторое время. Не вижу всех, но, кажется, что мнение разделилось. Я сжимаю зубы. Надеюсь, что Союз больше не планирует разрушений.

Дверь открывается. Первым выходит лорд Сандерленд, он выглядит удивленным, а затем смотрит на меня так, как будто это я сожгла его экипаж. Лорд Эшфорд кланяется мне и улыбается, сказав, что моя идея позволить людям голосовать блестящая (с некоторыми правилами, конечно). Генри спрашивает вернусь ли я к нему домой.

– Она останется здесь, – Эдвард берет меня за руку, крепко сжимает. – С тех пор, как Кэт приехала, она может остаться. Дворец, в конце концов, ее дом.

Я краснею.

– Я отправлю Амелии сообщение.

– Я должен пойти в парламент, – говорит Эдвард, похоже, неохотно уходя. – Они, возможно, не готовы принять идею вашего мира о том, чтобы позволить простолюдинам голосовать, но, возможно, они будут более поддающимися принятию налогового законопроекта.

У меня есть сомнения, но все, что могу сделать, это пожелать ему всего наилучшего и надеяться, что все будет хорошо.

– Береги себя, дорогая. Я должен вскоре вернуться, – он целует меня в щеку, а затем уходит.

Я должна что-то сделать. Думала, что мой брак с Эдвардом будет единственной проблемой, о которой мне придется беспокоиться, когда вернусь в Ателию, но этот конфликт между классами вышел из-под контроля. С Августином в тюрьме, а также с нашим внутренним конфликтом, интересно, как мы сможем это решить.

Решаю, что мне нужно поговорить с Лиамом. Хотя, возможно, я, последний человек, которого он хочет видеть. Не могу сказать ему, что присоединюсь к нему, но, с другой стороны, также не могу винить бунтующих людей. Видела, какие привилегии получает аристократия. Если бы лорд Фримонт был простолюдином, его бы не защищали. Он был бы осужден, подвергнут критике и приговорен к тюрьме из-за того, что он сделал с Нелл. Все еще думаю, что он должен быть наказан, но ради ребенка Нелл, к сожалению, должна отпустить его.

Сержант выглядит испуганным, когда прихожу в участок и говорю свое имя. Это тот же самый человек, который смотрел на меня с презрением, когда Бьянка обвинила меня. Он не знает, как действовать со мной, относиться ли ко мне как к простолюдинке или как принцессе. Ну, по крайней мере, меня больше не считают ведьмой.

– Вы… вы хотите поговорить с преступниками, леди? – его голос дрожит, и он не смеет смотреть мне в глаза.

– Да, я знакома с одним из них, – говорю я. – Я хотела бы поговорить с ним.

– Но вам не нужно опускаться до такого уровня…

– В этом нет унижения, – говорю я, мой голос острее, чем предполагаю. – Я гражданин, как и он. Так же, как и вы. И перестаньте смотреть на меня как на каннибала – я не буду сообщать о вас Эдварду или королю. Теперь, могу побеспокоить вас, чтобы вы провели меня в камеру?

Стражник, однако, настаивает на том, чтобы привести Лиама ко мне, так как они не хотят, чтобы я видела камеры. Как будто я раньше не была в тюрьме. Подозреваю, что они думают, что тюрьма слишком шокирует мои чувства, и они не хотят нести ответственность, если я упаду в обморок.

Жду, по крайней мере, четверть часа, пока не появляется Лиам. Удивительно, но он побрился и помыл лицо, запах мыла витает в воздухе. Скорее всего, они сказали ему привести себя в порядок из-за моей просьбы увидеться с ним. Тем не менее, из-за осунувшихся щек и грязных волос, я знаю, что с ним плохо обращаются в тюрьме. Когда он идет, раздается звон, на его запястьях красуется пара блестящих наручников.

В его глазах появляется любопытный блеск, когда он смотрит на меня. Прошу сержанта принести ему стул. Не чувствую себя комфортно, когда он возвышается надо мной

– Итак, – Лиам растягивает слова. – Пришла позлорадствовать? Или ты сочувствуешь мне, дорогая Кэт?

Сопротивляюсь желанию сказать ему, что я ему не «дорогая Кэт».

– Я хочу поговорить с тобой.

– О нашем маленьком проявлении недовольства на улицах? – уголки его рта ползут вверх. – Я вижу, куда это идет. Вы не безразличны к нашему делу, но вы скажете мне, что насилие – это неправильно, и мы должны искать законные средства для получения поддержки.

– Ты ошибаешься, – я не зря изучала литературу и историю в колледже. – Знаю, что профсоюз возмущен, поэтому вы читаете лекции и распространяете листовки все это время, но идиотские депутаты в парламенте не потрудились вас слушать. Так что, в крайнем случае, вы решили использовать насилие вместо этого, потому что горящие кареты выведут вас на первые полосы. Это заставит аристократов сесть и обратить внимание, – я прочищаю горло. – Я не против насилия, все зависит от того, как мы его используем. Например, если бы наши предки не восстали против колонизации Морин, мы все еще платили бы налоги Августину.

Лиам издает длинный вдох.

– Ты должна была присоединиться к нам, Кэт.

– Этого не произойдет. Что ты хочешь, Лиам?

– Все, что есть у Эдварда, и чего нет у меня, – тихо говорит он.

Черт. Мое первоначальное намерение состояло в том, чтобы спросить его, что он ожидает получить, сжигая экипажи, может возможность говорить в парламенте или с королем, но он понял это неправильно.

– Включая тебя.

Делаю глубокий вдох. На самом деле это не то, что я ожидала.

– Не будь смешным.

– Ты первая женщина с головой на плечах, которую я встретил. Первая женщина, которая не раздражает, не глупа и заботится о вещах, которые имеют значение. Когда я читал твои статьи в газете, был удивлен, что леди может иметь такое понимание социальных проблем нашей страны. Знаешь, почему я подал заявление, чтобы стать учителем в школе для девочек?

Нет. Этого не может быть…

– Потому что знал, что ты главный покровитель школы. Если бы я был там учителем, смог бы встретиться с тобой. Ты веришь, что я был заинтересован в обучении маленьких девочек? Хотя вы были наивны и идеалистичны в своем сентиментальном социализме, особенно в вопросе образования девочек, вы упорно трудились, чтобы улучшить жизнь людей. Если бы только Эдвард не схватил тебя первым…

– Остановись, – поднимаю руку. Я больше не могу позволить ему говорить, он только напрасно тратит свое время со мной. – Я уже говорила вам, что, хотя вы можете найти меня привлекательной, я никогда не думала о вас как о чем-либо, кроме друга. Перестань хранить всякую надежду на то, что мы будем вместе. Я принадлежу Эдварду.

Он останавливает глаза на моем лице.

– Но вы еще не женаты. Еще есть время.

Боже, он, конечно, настойчив. Если бы он был Генри или другим хорошим парнем, я бы определенно была польщена, но сейчас не чувствую ничего, кроме досады.

– Слушай, ты едва знаешь меня, – я щелкаю, не утруждая себя раздражением. – Ты прочитал несколько статей, поговорил со мной несколько раз, а потом решил, что мы должны быть вместе? Прости, но мои чувства тоже важны. Я не обязана принимать тебя только потому, что ты хочешь меня. Эдвард уважает меня. Ты продолжаешь читать мне лекции о том, что я слишком идеалистична. Если бы ты был женщиной, кого бы ты выбрал?

– Возможно, я не вел себя как настоящий жених, но сомневаюсь, что Эдвард уважал твои пожелания, – у меня поднимаются брови, он пожимает плечами. – Он знал, что аристократы будут насмехаться над тобой, но он настаивал на том, чтобы ты вошла в его круг. Он не думал, что ты можешь быть в опасности. Посмотри, что Бьянка Брэдшоу пыталась с тобой сделать. Если бы ты не была принцессой или не собиралась быть принцессой, она бы не пыталась тебя убить.

Я взрываюсь.

– Думаешь, это все вина Эдварда, что Бьянка пыталась убить меня? Она хотела навредить мне, а не ему! Никогда больше не говори мне об этой теме, ты только зря тратишь свое время. Теперь, я хочу спросить тебя о твоих планах. Предположим, вы избавитесь от аристократов-аристократов. Что произойдет с парламентом? Собираетесь ли вы заменить депутатов и принять законы для народа?

Пауза.

– Лучше мы, чем кучка невежественных аристократов.

– А кому решать, кто может сидеть в парламенте? Куинну? Тебе? Что делать, если Вы не согласитесь с выбором депутатов? – я повышаю голос. – У вас даже нет плана на то, что произойдет после того, как вы уберете дворян. В Морине восстали и захватили императора, но посмотрите на нынешний хаос в этой стране. Вы хотите, чтобы Ателия пошла по тому же пути и погрузилась в гражданскую войну?

Он смотрит на меня, разинув рот.

– До этого дело не дойдет.

– Как вы можете быть настолько уверены, что не будет хаоса, когда у нас есть живой пример в Морине?

Он ерошит волосы.

– То есть вы говорите, что мы должны прекратить протестовать и позволить аристократам продолжать пользоваться своими привилегиями, как раньше?

– Вообще-то, у меня есть план, – я обхватываю себя руками. Излагаю свое представление о демократии, и он выглядит так, как будто я сумасшедшая

– Король никогда не согласится. И аристократы тоже.

– Эдвард ушел в парламент. Он попытается убедить их принять эту новую систему. Прошу Вас, если вы считаете, что моя идея разумна, скажите Союзу прекратить все, что они планируют, и давайте договоримся.

– Уже слишком поздно, – Лиам смотрит в землю.

Страх захватывает мой разум, я хватаю его за руку.

– Что вы имеете в виду? Скажи мне!

– Куинн планирует взорвать парламент. Сегодня.