Текст книги "Долго и счастливо (ЛП)"
Автор книги: Айя Линг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Глава 27
Кэт
Меня сажают в тюрьму в сопровождении богатого полицейского, который насмехался надо мной на вокзале. Элли отправляется за помощью к Эдварду. Если у Бьянки есть сила и влияние, чтобы полиция отправила меня в тюрьму, тогда Эдвард, конечно, может меня вытащить. Я могу быть наказана за кражу личности Катрионы, но, по крайней мере, мне не придется быть запертой. И, зная Ателию, уверена, что их условия в тюрьмах будут ужасными.
Я связана в чем-то, вроде кареты с лошадью. Как только меня бросают в карету, я лежу, чтобы не видеть людей на улицах. Тележка грязная с пометом животных и вонью от потных тел. Мои руки связаны за спиной, волосы распущены и спутаны. Если кто-то узнает меня, не смогу вынести унижение.
Закрывая глаза, молюсь, чтобы Эдвард прибыл как можно скорее.
Когда тележка останавливается, открываю глаза. На улице шумно, и мне интересно, не доманстрация ли это или митинг. Может быть, Лиам объединил Союз в знак протеста.
Но потом задняя части кареты открывается, и я поднимаю голову.
– Выбирайся, девка, – рычит полицейский. – Если мне потребуется вытащить тебя, это будет некрасиво.
Я пытаюсь выбраться с максимально большим достоинством, с каким только могу. Шум вокруг меня растет громче, и это заставляет меня задаться вопросом, почему так шумно возле тюрьмы.
Я смотрю вверх и получаю неприятный шок.
Между зданиями из желтого кирпича установлена подвесная петля, и под эшафотом собралось множество людей, как будто они ждут театрального представления.
– Это… – я глотаю, – публичная казнь?
– Что, никогда раньше не видела?
Избегаю этой картины, подавляя позывы рвоты. В то время как знаю вещь, что В ателии есть болезненное увлечение – видеть, как человека вешают, это все еще меня раздражает. Там даже высокая подставка с хорошо одетыми людьми, сидящими на ней, и одна из женщин обмахивает себя веером. Как будто она здесь, чтобы присутствовать на опере, а не на казни.
– Хочешь посмотреть на повешение? – полицейский говорит, усмехаясь. – Это будет жестоко.
Женщина в лохмотьях со связанными запястьями, шатаясь, идет на эшафот. Толпа ревет. Я снова глотаю.
– Нет.
Полицейский хрюкает, но дергает цепочку, прикрепленную к моим наручникам, приводя меня к зданию из желтого кирпича. Из-за толпы мы должны пройти длинный путь. Кажется, что это еще хуже, потому что люди кричат «Убейте ее!» «Убейте ее!» «Заставьте ее платить!» В голову приходит дикая мысль: что, если Эдвард не придет вовремя, а Бьянка каким-то образом убедит суд (при условии, что я получу судебное разбирательство), что мое преступление достаточно серьезное, чтобы меня повесили? Я читала ателийские газеты. Знаю, что наказание за преступление намного жестче. Поскольку уровень преступности в столице вырос вместе с ростом населения, большинство ателийцев одобряют более строгое применение закона. Невозможно или нереально ожидать смертного приговора.
Закрываю глаза и обхватываю себя руками. Смешно. Элли найдет Эдварда, и он меня спасет, это точно. Я не вернулась в Ателию, только чтобы быть приговоренной к смерти, прежде чем смогу воссоединиться с Эдвардом.
Не знаю, сколько времени проходит с тех пор, как мы входим в тюрьму, и я оказываюсь перед большой женщиной, которая выше, чем полицейский. На ее лице появляется хмурый взгляд, и когда она подходит к нам, слышится звон ключей из ее кармана.
– Что это? – она морщит лоб. – Почему ты привез сюда леди?
– Она не леди, Джемма, – говорит полицейский. – Она пыталась выдать себя за принцессу Катриону. Слышал, что она хотела захапать дом на Лонгборн-стрит у принцессы.
Она присвистывает.
– Ты шутишь! Как они узнали, что она не настоящая? Как по мне – выглядит как настоящая леди.
– Кажется, пришла настоящая принцесса, когда она почти закончила. Она могла бы с этим справиться. Я видел принцессу Катриону и не смог их отличить. Они похожи как горошек в стручке.
Матрона Джемма выглядит заинтригованной и даже слегка впечатленной.
– Так что же она получила – депортация или повешение? Лучше бы не долгосрочное тюремное заключение. Мы получили многих, это место скоро переполнится.
– У нее еще нет приговора, – полицейский вытаскивает бумагу и передает ее Джемме. – Подождать до суда.
– Я гарантирую, что судья не даст ей легко отделаться, – фыркает Джемма. – Ты знаешь женщину, которая была повешена прямо сейчас? Она была служанкой, которая получала подписи для своего работодателя. Он слился, возложив на нее вину.
Я шумно выдыхаю в недоверии. Острые уши Джеммы не пропускают этого.
– Если бы я не знала, что ты пыталась украсть у принцессы, я бы приняла тебя за невиновную. Такие вещи случаются каждый день – вы можете уйти с чем угодно, пока можете заплатить за это.
Полицейский, кажется, что-то припоминает, когда она произносит последнее предложение. Он делает странный жест руками, какой-то секретный код между ними, и она кивает.
– Давайте сначала отведем девушку в ее камеру, – Джемма вытаскивает из кармана большую кучу ключей, смотрит на них с прищуренными глазами, выбирая. – Приведи ее.
Меня привели в крошечную комнату без окон. По дороге прохожу мимо несчастного зрелища – женщины всех возрастов сжимаются за решеткой, большинство из них с угрюмым видом и пустым выражением лица. У некоторых из них даже есть дети.
– Никто не мог позволить себе позаботиться о них, поэтому они должны были привезти маленьких детей, – говорит Джемма, когда я останавливаюсь перед женщиной-заключенной, кормящей ребенка на руках, а еще двое лежат у ее ног. – Двигайся, у нас нет всего дня.
Какой бы ужас я не испытала, считаю, что стоило прийти сюда. Эдвард заботится о своих людях, вряд ли он не пытался посетить тюрьму. И даже если бы он это сделал, Джемма не позволила бы ему увидеть реальные вещи. Он важный человек. Если он сообщит об ужасе тюрьмы, она может потерять работу.
Также замечаю, что большинство женщин-заключенных носят бесформенные серые одежды из какого-то грубого материала. Они заставят меня снять дорогое платье Элли (возможно, ее самое любимое)? Еще одна дрожь пробегает по моему позвоночнику.
Затем мне на спину ложиться рука, и я спотыкаюсь, попадая в темную комнату. Здесь пахнет запахом, который предпочту не определять, пол усеян крысиным пометом – я никогда не видела крысиного помета, но догадалась об этом при виде исчезающего хвоста грызуна, который сбежал, когда мы вошли.
– Комната оформлена по вашему вкусу, ваше высочество? – Джемма делает насмешливый поклон, и я отворачиваюсь. – Вам повезло, что Вам досталась одиночная камера. Если бы не щедрость леди Элли, я бы бросила тебя с другими. У нас нет места для всех.
Я знаю, что должна быть благодарна. Кошмарная камера делает коттедж Мэри похожим на пятизвездочный отель. Отсутствие окон объясняет ужасный запах. Кровать выглядит ужасающе, одеяла имеют дыры, а матрас грязный. Пустое ведро, столь же грязное. Я сжимаюсь, а спина упираюсь в холодный твердый камень.
Джемма игнорирует меня; она, вероятно, привыкла к заключенным, которые были в ужасе от своей участи. Схватив мою цепь с силой, которая могла бы соперничать с мужчиной, она соединяет конец с железным кольцом, выступающим из кровати.
– Что Вы делаете?
– Убеждаюсь, что ты не убежишь, – она защелкивает цепи на месте, зловещим звуком. – Леди Элли заплатила за апгрейд, но леди Пемброк также попросила дополнительного наблюдения. Я не рискую своей шеей над заключенными.
Это напомнило мой побег из комнаты Жерома. Если бы Жером приковал меня к кровати, я бы не сбежала. Не смогла встретить Эдварда в маске, и вернулся в Ателию.
– Теперь хорошо, – Джемма осматривает замок на двери, а затем пристально смотрит на меня. – Не пытайся сделать ничего забавного, или же я могу устроить тебе взбучку. Слышала?
Я киваю. Что еще могу сделать?
– Спокойной ночи, ваше высочество, – она хихикает (и звучит это довольно тревожно), и дверь закрывается, а затем зловещий звук ключа, вращающегося в замке, запечатывающего мою гибель. Я погружаюсь во тьму, за исключением света, пробивающегося сквозь щель под дверью.
Поскольку комната ужасно маленькая, мои ноги ударяются о кровать. Внезапно мое мужество угасает. Как ребенок, которого наказывают, сворачиваюсь на кровати и плачу. Я была тупицей, навещая сэра Лэнгли. Но я не могла стоять и ничего не делать, когда Катриона Брэдшоу собиралась передать «Принцесс-колледж» своей матери. Мне просто ужасно не повезло, что Бьянка и Катриона пришли, когда я была в «Элитной Недвижимости Спенсера».
И теперь, Бьянка, должно быть, разорвала договор собственности. Катриона все еще находится на троне. Я ничего не добилась, и оказалась в худшем положении – в тюрьме.
Даже когда думала, что жизнь не может быть хуже, например, когда узнала, что не могу выжить в Ателии, у меня был Эдвард рядом со мной. Но теперь я совершенно одна, беспомощна и заперта.
Когда он собирается меня вытащить?
Я жду. И жду. Пока мои слезы не высыхают, и чувствую себя сумасшедшей в этой без оконной комнате, окруженной темнотой. Наконец раздается звук. Поднимаюсь, цепь звенит на полу, но никто не открывает дверь. Просто рука подталкивает поднос в комнату.
– Подожди! – я плачу. – Который сейчас час? Уже вечер?
Человек, который принес лоток для еды, не отвечает. Затем…
– Четверть восьмого. Оставь лоток снаружи, когда закончишь.
Черт. Уже так поздно? Было гораздо раньше, когда мы с Элли посетили «Элитную Недвижимость Спенсера». Когда она оставила меня и пошла искать Эдварда, еще не было вечера. Почему Эдвард не приходит? Разве он не знает, что я в тюрьме? Может – я даже не хочу думать о такой возможности – но может Катриона или Бьянка удержали Элли от Эдварда?
Я обречена.
Проходит два дня с тех пор, как меня посадили в тюрьму, и как я ни стараюсь убедить себя, что мне лучше, чем другим заключенным, трудно оставаться в здравом уме, когда вы весь день закрыты в темной комнате без окон. Утром я выхожу на прогулку на один час во двор, но мне не разрешают разговаривать с другими заключенными. Я привлекаю внимание из-за моего платья, но слышу, как кто-то говорит «Чудачка», и это, похоже, удовлетворяет того, кто задается вопросом, почему заключенная в причудливом платье. Хотя к настоящему времени платье грязное и рваное по краям. Мои волосы жирные и грязные, мое тело воняет.
Пытаюсь заставить себя перестать находиться в страданиях. Пока не покину эту тюрьму, не могу позволить себе поддаться безумию или болезни – ну, насколько позволяет моя воля. Я вернулась сюда ради Эдварда. Мысль о моем муже дает мне стимул выжить. Если Эдвард увидит, что я упала духом или даже потеряет меня, это будет похоже на то, чтобы приговорить его к умственной смерти. Помню его недоверие, а затем радостное выражение в его глазах, когда он узнал, что я вернулась к нему. Не могу позволить себе потерять сердце. Я должна выбраться отсюда живой.
В замке раздается шум. Ключ поворачивается! Эдвард пришел ко мне!
Вскакиваю с кровати, мое сердце парит. Все, что угодно, лишь уйти от этого ужасного места.
– Пятнадцать минут, леди, – раздался грубый голос Джеммы.
Леди? Похоже, я ударилась головой. Тем не менее, посетитель лучше, чем ничего. С тех пор, как заперта, ни с кем не разговариваю, не спрашиваю времени. После третьей попытки человек, который доставляет мою пищу, перестал отвечать, возможно, устал от моих вопросов.
Дверь открывается, позволяя Элли войти. Я могла бы обнять ее, если бы не была в таком ужасном состоянии.
– Кэт! – тон ее голоса говорит все. Элли смотрит на меня так, как будто ее сердце разбивается. – О, Кэт, мне очень жаль! – она поворачивается к Джемме и смотрит на матрону. – Я думала, что сказала тебе хорошо относиться к ней.
Джемма пожимает плечами.
– У нее частная камера, и ее кормят три раза в день. Простите, леди, но тюрьма была построена, чтобы удерживать людей, а не улучшать их жизнь.
– Элли, – быстро говорю я. – Ты рассказывала Эдварду обо мне?
Она смотрит на меня, и ее выражение лица разбивает мое сердце.
– Я пробовала, Кэт. Я пошла прямо во дворец после того, как тебя схватили, но он еще не вернулся.
Может ли мне невезти еще больше? С каких это пор Эдвард уезжает в такую долгую поездку?
– А как насчет его родителей? Ты разговаривала с королем и королевой?
– Король был в парламенте, а королева посещала друга в пригороде. Однако Амелия обещала сообщить мне как можно скорее, когда вернется Эдвард. Она хотела, чтобы я принесла тебе еду, – Элли вручает мне корзину. С крышки поднимается пряный аромат. – Она знает, что тебе нравится пряная еда, поэтому приготовила это.
Слезы колят мне глаза. Приятно, что Амелияя помнит, что я люблю пряные блюда.
– А это от меня, – говорит Элли, открывая большую сумку, которую она принесла. Едва заметила это, когда она приехала. Я была так разочарована, что Эдвард не пришел за мной. Там был комплект одежды из толстого, качественного материала, зубная щетка и даже шерстяное одеяло.
– Спасибо, – шепчу я, мое сердце согревается. Тюремная кровать настолько холодная, что это чудо, у меня не развилась лихорадка.
– Время вышло, – говорит Джэмма. – Вам следует уйти, леди Элли.
– Я скоро вернусь, – Элли крепко сжимает мою руку. – Я обещаю, что каждый день буду посещать дворец, пока его высочество не вернется.
После того, как Элли уходит, я на мгновение сижу на твердой деревянной кровати, задаваясь вопросом, когда в следующий раз увижу Элли или Эдварда. Удар отчаяния убивает меня – не только потому, что я еще не могу выбраться, но и как Эдвард будет себя чувствовать, когда узнает, что я в тюрьме.
Внезапное движение привлекает мое внимание; Джемма хватает сумку, которую Элли принесла и берет корзину с чашками, которые Амелия упаковала.
– Эй! – я хватаюсь за предметы, но железные манжеты на моих запястий мешают мне добраться до нее. – Это мое!
– Больше нет, – Джемма проверяет содержимое сумочки. – Х-м-м-м. Здесь очень приличный материал. Он принесет копейку.
– Леди Элли будет в ярости, когда узнает об этом! – я изо всех сил стараюсь казаться пугающей, но Джемма выпускает смешок
– Она не узнает, твой судебный процесс запланирован завтра. Не удивлюсь, если судьи приговорят тебя к петле.
Она хлопает дверью камеры, оставляя меня в темноте. У меня нет утешения, кроме запаха курицы, жаренной в специях.
Вижу кошмары той ночью.
Одета в роскошное бирюзовое платье, мои волосы скручены и заплетены желтыми ленточками, а бриллиантовый кулон лежит в ямочке между ключицами. Амелия надушила мою шею и плечи новым ароматом, который пахнет розами и лавандой. Все внимание обращено на меня, и в бальном зале слышен шепот, когда я устремляюсь к центру танцпола.
Вытягиваю шею и ищу Эдварда. Мы должны станцевать этот танец вместе. В частном саду мы практиковали сложную хореографию.
Но как бы я ни искала мужа, я не могу его найти.
– Убей ее! – крик прорывается сквозь толпу. Шепот и журчание превращаются в оглушительные песнопения, и аудитория, которая казалась аристократией, на самом деле является большой группой простолюдинов, их выражения лиц кровожадны.
Как это произошло? Поднимаю голову и вижу петлю, нависшую над моей головой. Я должна убежать, но потом обнаруживаю, что мои руки связаны, мои ноги привязаны к тяжелой скале. Цепь звенит, когда я борюсь.
– Ведьма! – шипит Бьянка, ее длинный палец указывает на меня обвинительно. – Ты выдала себя за сестру и подделала ее подпись! За это чудовищное преступление ты будешь приговорена к смертной казни!
– Ты заслужила это, – холодный, жесткий тон, принадлежащий Катрионе Брэдшоу. Она смотрит на меня с местью в ее глазах. – Ты украла мое имя, послала меня в Морин, и заставила страдать. Справедливо, что я имею право на то, что у тебя есть. Я никогда не разведусь с принцем.
– Нет, – мое горло сухое и колючее, мой голос потрескивает. – Ни за что. Эдвард нуждается во мне. Я должна вернуться к нему.
Появляется Элли, ее выражение лица печально, с сожалением.
– Прости, Кэт, но Его Высочества нет. Мы не знаем, куда он пошел.
– Пора идти, – кто-то толкает мою спину. Джемма?
Спотыкаюсь, и мой взгляд находит петлю, качающуюся выше меня. Они меня повесят. Моя жизнь вот-вот закончится. Эдвард больше не увидит меня.
– НЕТ! – кричу я. – Я принцесса! Эдвард женился на мне! Позвольте мне вернуться к нему!
Я просыпаюсь, мои зубы стучат, грудь вздымается. Кашляю, и на мгновение задаюсь вопросом, вернулись ли мои старые симптомы. Нет, скорее, холодный мороз.
Затем шум прерывает мое головокружение.
– Поднимай свою ленивую задницу с кровати сейчас. Сегодня у тебя судебное разбирательство.
Глава 28
Кэт
Воспоминания о том насыщенном событиями дне, когда Бьянка обвинила меня в краже личных данных, приходят мне в голову, и я подавляю содрогание. Не хочу возвращаться в суд. На этот раз будет еще хуже.
– Мне нужен адвокат, – говорю я, кусая нижнюю губу. Вряд ли судьи дадут мне справедливый суд, когда я перестала быть принцессой. И если честно, я виновата. Но, возможно, мистер Давенпорт может хотя бы уменьшить мой окончательный вердикт. Я не хочу быть следующей, кого толкнут в петлю.
Джемма фыркает.
– Не будь смешной. Я не трачу свое время, а ты не хочешь опоздать на свой суд.
Болит живот. Даже не хочу думать, как приготовлена тюремная пища. Или, может быть, моя иммунная система ослабла после всех этих дней в камере. Как бы то ни было, должна оставаться стойкой. Я бы предпочла пойти на суд, чем вернуться в эту сырую, жалкую комнату с клаустрофобией.
– Я лично знаю адвоката, – говорю я снова. – Пожалуйста. Леди Элли компенсирует вам любые расходы.
Джемма закатывает глаза.
– Я не буду тратить свое время, – повторяет она. Затем дает мне жесткий толчок направлении двери, где ждет офицер в синей форме. – Убирайся.
Джемма соврала, что я могу опоздать на мое судебное разбирательство. Была большая разница между сегодняшним судом и тем, когда я была принцессой. Общий суд меньше, и на поднятой площадке сидят лишь несколько судей. Клерк, отвечающий за процедуру, читает имена и вызывает свидетелей, а иногда оказывает юридическую помощь из толстой книги на своем столе. Тут тоже есть люди, но только нескольких десятков, в отличие от изобилующей толпы, когда я была в Верховном суде. Похоже, что мой процесс не опубликован, или должно быть больше людей. Возможно, Бьянка или Катриона хотели, чтобы мое дело держалось как можно более в тайне, поэтому Эдвард, или король и королева, не узнают об этом. Просматриваю аудиторию в поисках Элли, но ее тоже нет. Я совершенно одна.
«Будь сильной, Кэт. Приложи все усилия, чтобы оправдать себя. Ты должна оставаться сильной ради Эдварда».
Жду еще три судебных процесса до того, как назовут мое имя. Когда меня ведут через судебный зал, чувствую, что кто-то смотрит на меня, и поворачиваюсь.
Бьянка и Катриона прибыли. Обе они выглядят смехотворно неуместными в этом небольшом зале суда. Бьянка, в частности, похожа на королевскую особу. Ее темно-синее платье не блестящее, но говорит о высоком качестве. Бриллианты блестят на ее шее и в волосах. В уголке ее губ холодная, жестокая ухмылка, как будто она получает радость от того, что видит мое жалкое состояние. Я не вижу своего отражения, но должна испугаться. Судьи будут менее склонны быть милосердными, когда я выгляжу как преступница.
Катриона Брэдшоу, с другой стороны, кажется довольно испуганной, и когда она встречается со мной вглядом, то опускает взгляд и складывает руки на коленях. Бьянка что-то шепчет ей, как будто она говорит Катрионе не беспокоиться.
– Кэтрин Уилсон, – клерк читает мое обвинительное заключение. Сказав, что обвиняемая пыталась завладеть имуществом другого путем подлога.
Шатаюсь в пространстве перед судьями. У меня болит голова, и я дрожу, но должна выстоять. Судья в середине смотрит на меня сквозь гигантские очки. Тот, что справа, смотрит на меня и Катриону, затем шепчет судье слева. Все они мужчины, носят белые парики и черные мантии, и ни один из них не выглядит симпатичным.
– Ваше имя – Кэтрин Уилсон? – спрашивает судья посередине.
Киваю. Нет смысла пытаться сказать, что я Катриона Брэдшоу. И есть определенное облегчение, что я могу использовать свое имя.
Судья спрашивает меня о моей семье и о том, где выросла. Благодаря идее Эдварда, чтобы мистер Уэллсли удочерил меня, могу представить правдоподобную историю.
– Вы признаете, что подделали подпись принцессы и украли ее личность, когда отправились в «Элитную Недвижимость Спенсера» третьего июня?
Сэр Лэнгли также входит в число зрителей. У него нет мстительного выражения как на лице Бьянки, он просто смотрит на меня с подозрением и любопытством. Судья говорит:
– «Принцесы». Не Катрионы Брэдшоу.
Я расправляю плечи и выпрямляю спину.
– Нет.
Бьянка задыхается. Удивление отражается на лицах судьей. Возможно, они не думали, что я сразу признаюсь в преступлении, но и не ожидали, что я откажусь так решительно.
– Вы не признаете, что виновны в выдаче себя за принцессу? – говорит судья, вскидывая голову. – Вы хотите сказать, что в тот день вы не были в «Элитной Недвижимости Спенсера»?
– Нет, – я повышаю голос и посылаю Бьянке яростный взгляд. Моя ненависть к Бьянке наполняет меня силой, чтобы двигаться дальше. – Мне не нужно красть ее личность. Потому что Я и ЕСТЬ принцесса.
На этот раз даже аудитория реагирует изумлением и волнением. Бьянка на мгновение беспомощно смотрит на меня, а потом кричит:
– Обманщица! – Катриона смотрит на меня, прижав руку к груди.
– Она лишилась ума, – произносит кто-то.
– Принц сделал мне предложение на балу, – продолжаю я спокойно, как будто делаю прогноз погоды. – Он выбрал меня из сотен девушек. Мы поженились в соборе Сент-Джеймс и с тех пор я была принцессой, и будь я проклята, если скажу иначе. – Игнорируя протест Бьянки, я обращаюсь к сэру Лэнгли. – Я приехала в ваш офис год назад и попросила вас подписать договор на дом сто два на улице Лонгборн. Прежде это была начальная школа для мальчиков, и когда школу пришлось переместить из-за того, что она стала слишком мала для размещения слишком большого количества учеников, попросила вас вместо этого продать мне это место. Потому что леди Элли, дочь графа Брэдшоу и я хотели создать школу для девочек. Это верно?
– Обвиняемый не может задавать вопросы, если только свидетель не приведен к присяге, – говорит клерк.
– Тогда пусть сэр Лэнгли будет приведен вперед, – говорю я властным голосом. Я могу выглядеть ужасно, но знаю, как нужно отдавать приказы.
Судья, похоже, не доволен моими распоряжениями, но он просит Лэнгли стать свидетелем.
Лэнгли потеет, но подтверждает все, что я говорю. С удовлетворением наблюдаю, как Катриона путается в таких вопросах, как день рождения Эдварда, его любимые цветы и о его детстве. Судья не может подтвердить права ли я, но, по крайней мере, у меня есть факты с Лэнгли. И Катриона даже не знала, что я упала на задницу во время моего дебюта, и ничего о статьях, которые написала.
К этому времени аудитория вырастает настолько, что заполняет весь зал суда. Приглушенного шепота и подозрительных взглядов предостаточно. Я стою с высоко поднятой головой, мое выражение лица самодовольное. Я не могу струсить сейчас.
Бьянка выглядит так, как будто хочет выцарапать мне глаза. Катриона обнимает ее плечи, ее позвоночник согнут, на лице картина разочарования. Судьи, которые сначала казались скучающими и убежденными, что я виновна, кажутся обеспокоенными и настороженными.
И хотя мне удается прервать череду предыдущих заключение (в предыдущих трех обвинительных приговорах все были признаны виновными), доказательства против меня слишком веские.
– Кэтрин Уилсон, – говорит судья посредине. – Если вы, как говорите, настоящая принцесса, нужно выяснить несколько вопросов. Почему вы не использовали свое имя? Зачем использовать имя Катриона Брэдшоу?
Потому что, когда Эдвард ухаживал за мной, я вселилась в ее тело. Да правильно. Как будто могла сказать судье правду. Я могла бы быть сожжена на костре вместо того, чтобы быть повешенной.
– Потому что она мошенница! – говорит Бьянка, ее ноздри раздуваются. – Разве вы не видите сходства между ней и моей сестрой? Она думала, что не может выйти замуж за принца, будучи простой простолюдинкой, и притворилась моей сестрой!
– Э-э… леди Пембрук, – вмешивается клерк. – По правилам нельзя говорить, если судья не обратился к вам.
Бьянка окидывает его ледяным взглядом.
– Вы хотите стать свидетелем, леди Пемброк? – спрашивает судья.
Она смотрит на меня, но садится.
– Я сделаю это, если этого требует случай. Продолжайте допрос.
– Хорошо, мисс Уилсон? – судья строго смотрит на меня. – По закону принц не может жениться на простолюдинке, но вы показали себя имеющей корни простолюдинкой, а не аристократкой.
Я помню, как Эдвард говорил, что по законам Ателии, король не может жениться на простолюдине, если это не морганатический брак.
– Принц знал, что ты была простолюдинкой, когда женился на тебе?
Не могу втянуть Эдварда в это. Достаточно плохо, что меня преследуют, но хуже, если Эдвард возьмет на себя вину. Он достаточно пострадал.
Я качаю головой.
– Нет. Принц ничего не знал. Это… это была моя вина.
– Так вы признаете, что виновны в том, что выдали себя за Катриону Брэдшоу?
У меня пересыхает во рту. Тогда понимаю, что спорила о двух разных вещах. Могу убедить судей, что я – принцесса, но дело в принятии имени Катрионы Брэдшоу. Является ли Катриона принцессой или нет, я взяла на себя ее личность, несмотря на то что никогда не думала притворяться ей.
Облизываю губы, в горле сухо. Снова болит живот, на этот раз яростнее, и я сильнее прижала к нему руки.
– Мисс Уилсон? – голос судьи кажется далеким.
Мой разум чист, не могу придумать ничего, чтобы защитить себя, и я совершенно одинока в этом суде, с Бьянкой и Катрионой, решивших сделать меня осужденной за преступление.
И затем…
– Кэт.
Высокая фигура прорезает толпу, его лицо наполнено ужасом. Темные волнистые волосы, золотисто-карие глаза и лицо, идеальней, чем у любой скульптуры. Эдвард, мой сказочный муж, шагает через толпу, игнорируя вздох неожиданности вокруг него, игнорируя мольбы клерка о том, чтобы он остановился.
– Отпустить ее, – говорит он тоном настолько ледяным, что соперничает с Бьянкой. – Все обвинения в адрес этой женщины должны быть немедленно сняты.
