355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Айрис Мердок » Зеленый рыцарь » Текст книги (страница 24)
Зеленый рыцарь
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 18:00

Текст книги "Зеленый рыцарь"


Автор книги: Айрис Мердок



сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 39 страниц)

Не обращая внимания на слова Лукаса, Клемент продолжил:

– Теперь я напомню вам о другой цели нашей встречи. Доктор Мир, как мы знаем, страдает от значительной потери памяти. Он полагает, что воспроизведение той злосчастной сцены поможет усилить его мыслительный процесс и сорвать черную завесу с желанных воспоминаний. Я считаю, мы должны полностью сосредоточиться на тех тайных понятиях или вещах, которые Питеру хочется восстановить, всем нам надо искренне попытаться помочь ему, также храня молчание, наполненное напряженной сконцентрированностью.

Последовала очередная пауза. Молчание затягивалось.

Беллами начал молиться. Эта молитва, казалось, погрузила его в какое-то оцепенелое, сонное состояние. Он ощутил, как его рот приоткрылся, руки бессильно повисли, тело расслабилось, а потяжелевшие веки накрыли глаза.

«Здесь нет Бога, – думал Беллами, – но в моих чувствах Бог есть. Я должен сосредоточиться, нельзя просто стоять и ждать, что обнаружится нечто очень могущественное, волшебное и сокровенное. Я должен полностью приобщиться к мучениям Питера, проникнуться его желаниями и увидеть то, что он желает увидеть. Пусть же снизойдет на меня такое прозрение, пусть обретет он все желаемые и любимые воспоминания, пусть они вернутся к нему и останутся с ним навеки. Пусть только наполняющая меня сейчас сила сольется с его желаниями, пусть все мои мысли сольются с его надеждами, да снизойдет на меня прозрение, и увидят мои глаза то, что Питер утратил и должен найти, ибо потерянное стало совсем близко, оно почти рядом. Да, да, я все увижу, только над ним чернота, я вижу черную завесу, о, пусть же она разойдется, пусть обнаружится то, что скрыто за ней, пусть озарится все внутренним светом».

Беллами чувствовал, как начали подниматься его руки, невесомые, словно мощные крылья, отрывающие его от земли. Задыхаясь, он глотнул воздух, испытывая обморочное головокружение, потом широко раскрыл глаза и взглянул на зияющее между ветвями деревьев небо. Мысли проносились в его голове:

«Горит ли еще яркая звезда? Да, она по-прежнему горит, ее свет усилился, стал ослепительно ярким. Звезда приближается, она падает… Да, бывает, что звезды падают с неба. Мы видим их падение… Но сияние этой звезды становится все ближе и ослепительнее… Возможно, это метеорит… Он упадет на нас… О господи! Нет, на нас падает горящий самолет!» Крик замер в горле Беллами. Внезапно рядом с ним что-то полыхнуло. Он увидел, что огненная вспышка исходит от Питера Мира, только огонь не пожирает его. Мир сам буквально наполнился странным сиянием, словно вырос, втянутый в столб ослепительного огненного света. Мгновение спустя раздался ужасный грохот, оглушительный звук жуткой, сокрушительной силы. В отчаянии Беллами открыл рот, пытаясь перекрыть его своим криком. Тут он увидел, что оцепеневший и вытянувший по швам руки Питер, по-прежнему наполненный сиянием, начал падать и грохнулся бы лицом в землю, если бы Беллами мгновенно не подставил свои руки и не рухнул бы на спину вместе с ним.

– Тебе больно?

– Нет.

– А с ним что?

– Не знаю. Ох, Клемент… какое потрясающее…

– Должно быть, он просто упал в обморок. Не мог бы ты вылезти из-под него? Давай, постарайся слегка приподнять его, а я попытаюсь повернуть его на бок. Черт, где же фонарь? Я где-то уронил фонарь, вот черт!

Они возились в кромешной темноте. Беллами тщетно пытался напрячь свои придавленные конечности, потом подложил руку под голову Питера, чтобы та не упала на землю. Склонившийся Клемент старался перевернуть Мира.

– Выбирайся же из-под него скорее, надо ему помочь. Ты, что, хочешь, чтобы он задохнулся? Где же этот чертов фонарь?

Беллами, с помощью вцепившегося в его рукав Клемента, с огромным трудом удалось вылезти из-под безжизненного тела Питера.

– О боже, только бы он не умер!

– Заткнись, Беллами! Лучше помоги мне. Давай попытаемся приподнять его немного, ты поддерживай ему голову, нам надо перевернуть его на спину, вот так, так будет лучше.

Луч фонаря пробежался по испачканной в грязи одежде, потом остановился на лице Питера. Оно действительно выглядело ужасно, побелело, как слоновая кость. Мир лежал с открытым ртом, глаза его были распахнуты, в них не было ни малейшего признака жизни.

– В него шарахнула молния, – сказал Клемент.

– Я видел только падающую звезду… или какой-то самолет… Да, горящий самолет, потом раздался грохот… ох, Клемент, разве ты не видел, что с ним происходило, как он выглядел?

С трудом поднявшись на ноги, Беллами начал стонать и рыдать. Он нашарил на земле свои очки.

– Да замолчи ты, успокойся! Ты же не хочешь, чтобы сюда набежала любопытная толпа!

Клемент опустился на колени. Он заметил стоящего рядом с ним Лукаса и подумал, что весь тот кошмар повторился.

Слегка повернув голову Питера, он подсунул руку ему под шею, потряс его за плечи, пытаясь другой рукой ослабить ворот рубашки.

– Беллами, – произнес Клемент, – развяжи ему галстук. Да снимай же ты галстук поживей!

Беллами, опустившись на колени с другой стороны, снял с Питера галстук и расстегнул воротник. Волосы и лицо Питера совсем промокли. Открытые безжизненные глаза внушали ужас. Прямо в них падали капли дождя.

Внезапно веки Питера дрогнули, он закрыл глаза и рот, лицо его ожило. Питер поморщился и слегка склонил голову набок, отворачиваясь от прямого луча фонарика.

– Слава богу! – воскликнул Клемент, – Похоже, он дышит нормально.

Он вновь обхватил Питера за плечи, стараясь с помощью Беллами слегка приподнять его с земли.

Мир издал еле слышный стон. Его глаза вновь открылись, потом прищурились. Клемент прикрыл рукой фонарный луч. Все еще лежа на земле, Питер пошевелил конечностями, видимо пытаясь подняться, потом спросил громким шепотом:

– Что случилось?

– Вы потеряли сознание, – пояснил Клемент, – Очевидно, не выдержали нахлынувших чувств.

– Не торопи события, – вставил Беллами.

Стоявший за их спинами Лукас сказал:

– Ладно, я собираюсь поймать такси. Доброй ночи.

Он растворился в темноте.

После неудачной попытки подняться самостоятельно, Питер все-таки смог сесть с помощью Беллами. Он часто и глубоко дышал.

– Помогите мне… – простонал он, – еще немного… Я сомневаюсь, что смогу сам встать.

– Ну вот, вы уже пришли в себя! – подбодрил его Клемент. – Мы поможем вам добраться домой, – Он повернулся к Беллами: – Нам надо увести его отсюда!

Клементу вдруг подумалось, что может произойти, если кто-то найдет их здесь. Что будет, если сюда заявится полиция!

– Мне кажется, я смогу… подняться на колени, если сумею… если сумею перевернуться… тогда, возможно, вы вдвоем… поможете мне встать… к сожалению, я почти не чувствую ног… они какие-то ватные. Но подождите, прошу вас… мне надо слегка прийти в себя.

Спустя минуту или около того Питер оперся на колени и, поддерживаемый двумя помощниками, сделал несколько попыток подняться. Но он был слишком тяжел.

– Наверное, нам придется позвать кого-нибудь на подмогу, – прошептал Беллами Клементу.

– Нет, – буркнул тот в ответ. Наконец им удалось поставить Питера на ноги.

– Поддерживай его под руку.

– А где дорога, в какую сторону нам идти?

– Мы должны найти тропу. Ну как, Питер, вы сможете идти? Постарайтесь хоть немного помочь нам, ладно?

– А где мой зонт?

– О черт. Вот он, я принес его. Пошли. Беллами, возьми фонарь, посвети нам, да направь же ты луч вниз, на землю, идиот, прикрой свет рукой.

Они выбрались на дорогу и, с трудом протащившись по ней несколько ярдов, остановились перевести дух.

– Я не смогу вести машину, – произнес Питер.

– Конечно не сможете. Я доставлю вас домой на вашей же машине.

– Сомневаюсь, что я вспомню… где оставил ее.

– Она стоит прямо за машиной Клемента, – напомнил Беллами.

– А здесь, где деревья, поверните направо… теперь на подъездную дорогу и налево.

Чувствуя себя значительно лучше, Питер сидел в «роллсе» на пассажирском месте. Он давал Клементу быстрые и точные Указания. Их поездка не заняла много времени. Беллами, сидевший сзади, поначалу пытался понять, куда они едут, но вскоре запутался.

Медленно проехав по подъездной аллее, машина остановилась перед большим, погруженным во тьму особняком. Беллами поспешил помочь Питеру выйти, и они вместе поднялись на крыльцо, где Мир, с трудом найдя ключи, принялся открывать дверь. Этот процесс слегка затянулся, поскольку дверь, как оказалось, имела несколько разных замков. Наконец она распахнулась, и троица вступила в темноту. Беллами продолжал поддерживать Питера, который, нашарив на стене выключатель, зажег свет, бросил зонт на пол и опустился в ближайшее кресло.

– Надо сходить закрыть «ролле», – сказал Клемент.

– Нет-нет, вы с Беллами поедете на нем домой. Нет необходимости закрывать его, я не задержу вас надолго. Мне надо лишь спокойно посидеть пару минут.

– Вы один живете в этом доме? – поинтересовался Беллами.

– Один, – ответил Питер.

– Простите. Я подумал, что в нем несколько квартир.

– Помочь вам подняться наверх? – предложил Клемент. – Вы не думаете, что стоит вызвать врача? Мы могли бы позвонить.

– Никаких врачей, благодарю вас.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Беллами, – Понимаете, вы пережили ужасное потрясение.

– Я чувствую себя прекрасно.

– Вам нельзя сегодня оставаться одному, – заявил Беллами, – Если хотите, я могу остаться у вас на ночь.

– Нет. Я уже… в полном порядке.

Клемент стрельнул взглядом в Беллами и произнес:

– Спасибо, что предложили воспользоваться вашей машиной, но мы сможем поймать такси.

– Нет-нет, время позднее, вряд ли вы что-то поймаете, мне хотелось бы, чтобы вы поехали на моей.

Беллами подумал:

«Неужели он предлагает автомобиль Клементу в качестве подарка?»

– Что ж, тогда спасибо вам большое. Завтра я верну ее вам, – сказал Клемент.

– Отлично… завтра… так завтра.

– Я поставлю ее около дома и брошу ключи в почтовый ящик.

Питер сидел в большом изогнутом кресле красного дерева возле хорошо отполированного столика из ореха. Над столом висела несомненно современная и дорогая на вид картина в сине-зеленых тонах. Беллами так и не смог сообразить, что на ней изображено. Она обладала странной изменчивостью: внезапно стушевывались зеленые краски, а синие проступали во всей яркости, а через мгновение все было наоборот. Начавшееся головокружение принесло Беллами ощущение сильнейшей усталости. Просторный, залитый ярким светом холл стал походить на огромный фантастический мыльный пузырь, на наклонном полу которого Беллами с трудом удавалось сохранять равновесие. Взмывала ввысь величественная широкая лестница, завершавшаяся после поворота галереей второго этажа. Для устойчивости ему пришлось расставить ноги шире. Войдя в дом, Беллами машинально расстегнул пальто и вдруг заметил, что оно перепачкано грязью. У Питера испачкались не только рубашка, полы пиджака и брюки, но и туфли. Его волнистые волосы потемнели от влаги, глаза почернели, большие, красивые, темно-серые глаза, которые еще недавно заполнялись не слезами, а дождинками. Во время их бестолкового, вялого разговора Беллами с тревогой смотрел на Питера, размышляя, не безумен ли он. И именно тогда Беллами с изумлением подумал, что, пока они вели Питера к машине, а потом ехали к его дому, он начисто забыл о том небесном явлении. Теперь же Беллами все вспомнил. Исходившее от Питера сияние. Горящий самолет. Падающая звезда или, возможно, молния. Падение Питера. Стараясь сосредоточиться, он пристально взглянул в лицо Питера.

– Меня серьезно тревожит ваше состояние, – произнес Беллами. – Вы пережили шок.

Глядя сквозь золотистую пелену, Беллами заметил другое кресло. С трудом передвигая ноги, он прошел к нему по паркетному полу, а потом по бесценному восточному ковру.

– Шок… возможно… но не стоит тревожиться. Мне уже гораздо лучше, я спокойно усну.

Беллами сел в кресло. Он рассеянно подумал, что они все тут заляпали грязью. До него донесся голос Клемента:

– Вставай, Беллами, нам пора по домам.

Потом прозвучал голос Питера:

– Благодарю вас обоих за огромную помощь. Вот если бы еще Беллами помог мне взойти по лестнице…

Беллами поднялся с восхитительно удобного кресла. Питер также встал на ноги.

– Я подожду здесь, в холле, – сказал Клемент.

У подножия лестницы Беллами остановился.

– Мне ужасно неудобно, у меня такие грязные ботинки. По-моему, я уже наследил на вашем потрясающем ковре. Оставлю-ка я ботинки здесь, если вы не возражаете.

Нагнувшись, он умудрился развязать шнурки и сбросить ботинки. Питер ухватился за перила, Беллами взял его под руку с другой стороны. Они начали медленно подниматься по ступеням.

Беллами, не имевший раньше возможности узнать, где Питер живет, конечно, не раз задумывался об этом. Почему Мир так оберегает тайну своего жилья? Он его стыдится? Возможно, оно тесное и убогое? Питер вовсе не так богат, как заявляет? Или, может быть, тут замешана какая-то женщина? Питер говорил, что он одинок, но не наивно ли верить ему? Однако когда они ехали в машине по городу, в голове Беллами кружились совсем иные мысли, он молился: о, пусть Питер выживет, пусть поправится, пусть все будет хорошо. И сокрушался: о, зачем мы подвергли его такой опасности?

Сейчас, сидя в большой спальне Питера в кресле возле широкой кровати, Беллами вдруг успокоился. Подъем по лестнице неожиданно взбодрил его. У подножия Беллами чувствовал себя слабым и истощенным, даже боялся, что придется позвать Клемента, чтобы поддержать их обоих. Но на верхней площадке он вдруг ощутил прилив новых сил. Питер уже выглядел более сильным и, возможно, передал ему часть своей силы. Теперь Беллами спокойно сидел, глядя, как Питер включает свет, задергивает шторы на окнах и снимает с кровати украшенное вышивкой стеганое покрывало. Он порадовался, что снял внизу ботинки.

– Вы не могли бы остаться со мной еще ненадолго? – тихо пройдя по комнате, попросил Питер, уже тоже снявший уличные туфли.

– Я могу остаться у вас на всю ночь.

– Не стоит, просто подождите еще немного. Вот тут у меня ванная комната, не хотите ли заглянуть туда?

– Нет, спасибо.

– А я зайду ненадолго, просто хочу слегка привести себя в порядок.

Питер удалился в смежную со спальней ванную комнату, оттуда донеслись звуки льющейся воды. Потом он позвал Беллами.

– Тут нечем вытереться, будьте добры, принесите мне какое-нибудь полотенце. Они лежат в шкафу у окна.

Беллами вытащил из уютной интимности платяного шкафа большое полотенце и вложил его в руку Питера, высунувшуюся из-за двери ванной.

– Спасибо. Я уже почти закончил.

Вернувшись к кровати, Беллами почтительно приподнял одеяло и аккуратно откинул его край, приоткрыв соблазнительное ложе. Потом, поддавшись непреодолимому желанию, прилег на кровать и задремал.

Очнулся Беллами с мыслью о том, сколько же он проспал. Ему подумалось, что долгое ожидание уже, наверное, разозлило Клемента. Потом он увидел стоящего рядом Питера. Его волнистые волосы вновь приобрели блестящий каштановый оттенок, глаза сияли, лицо лучилось улыбкой. Его длинное, черно-белое кимоно походило на жреческую мантию. Он выглядел как царь или бог.

Беллами моментально скатился с кровати и начал поправлять простыни и одеяла.

– Наверное, мне пора идти, – смущенно пробормотал он и быстро добавил: – Я не должен уходить, мне лучше остаться с вами…

– Я прекрасно себя чувствую. Пожалуйста, не волнуйтесь и спокойно возвращайтесь домой. Прощайте и спасибо вам за все.

– Мы еще увидимся, – сказал Беллами.

Внезапно его охватил ужас. Что же произошло? Неужели Питер по какой-то причине простился с ним навсегда? Неужели он больше ему не нужен, неужели это означает, что Питер уйдет из его жизни?

– Не беспокойтесь обо мне. Я спокойно усну.

Беллами проследовал за Питером к выходу, тщетно пытаясь придумать какие-то заключительные слова.

Питер распахнул дверь. С высоты своего роста он одарил Беллами взглядом сияющих глаз.

– Моя память восстановилась, – тихо произнес он.

Беллами вышел из спальни, и дверь за ним закрылась.

Клемент не рассердился на Беллами. Он даже любезно показал ему обнаруженную внизу туалетную комнату. Беллами обулся. Они спешно покинули дом, нечаянно громко хлопнув входной дверью. Клемент вел машину в задумчивом молчании. Беллами то и дело поглядывал на него. Ему многим хотелось поделиться с Клементом, но он слишком устал и не мог толком решить, с чего лучше начать разговор. Когда он уже собрался заговорить, тишину нарушил сам Клемент.

– Ты не заметил ничего странного в этом особняке?

– Нет. Он выглядит довольно шикарно, правда? Извини, я заставил тебя ждать. Питер…

– Да брось ты, все в порядке. Я даже не почувствовал, как пролетело время, пока прохаживался по дому. Есть в нем нечто необычное, нечто очень подозрительное.

– Да что такое, о чем ты говоришь? Я не заметил ничего особенного.

– А я заметил сразу, как только вошел. Нежилой воздух.

– Не знаю, я особо не принюхивался. Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– В этом доме уже давно никто не жил.

– Неужели ты полагаешь, что Питер попросту вломился в…

– Не знаю, что и думать. У меня лишь возникло ощущение… заброшенности. Мне безумно захотелось что-нибудь съесть, кстати, по-прежнему хочется. Буфет на кухне оказался абсолютно пустым, так же как и холодильник. Я не нашел даже корки хлеба. На кухне царил идеальный порядок, такая чистота, что, кажется, там никогда не готовили…

– Ну, может, просто все подъели.

– И то же самое во всех других комнатах. Везде идеальный порядок, никаких следов обычного человеческого пребывания. Ни оставленной случайно книги, ни брошенной шляпы, ни перчаток, ни пылинки на полу, ни писчей бумаги, ни ручек, ни одного полотенца на кухне…

– Ни одного полотенца… – машинально повторил Беллами.

Он вспомнил просьбу Питера о полотенце, которая в тот момент вовсе не показалась ему странной. И действительно, что тут, в общем-то, странного?

– Просто слуги… У него же должны быть слуги, излишне усердные, тщательно убирают все вещи и…

– И также тщательно убирают всю еду? Там нет вообще никаких съестных припасов, нигде ни крошки. А еще более веским доказательством…

– Что ж, даже не знаю, вероятно, у него несколько домов, такое вполне возможно, и вообще, это уже его дело. Может быть, он забыл, где находится этот его дом…

– Беллами, давай ты сегодня переночуешь у меня. Давай не отказывайся… Нам о многом надо поговорить… Не стоит тебе возвращаться в свою ужасную нору…

– Прости, Клемент, я поеду домой. Мне необходимо успокоиться, побыть в одиночестве. Спасибо тебе, и, пожалуйста, не отвози меня туда, я доберусь на метро, поезда еще должны ходить…

– Уж если тебе так хочется, я сам отвезу тебя! Проклятье, мы поехали не в ту сторону!

– Нет-нет, прошу тебя, просто высади меня у ближайшей станции, я с легкостью смогу…

– Да не знаю я, где, черт возьми, эта самая станция, лучше уж отвезу тебя прямо домой.

– Нет-нет, это далеко, Клемент, пожалуйста… о, смотри-ка, вон и такси, давай, остановись там, и я пересяду в него, давай же, тормози, ну пожалуйста…

– Ладно, ладно. У тебя есть деньги?

– Да, наверное…

– Вот, держи на дорогу.

– Спасибо… Я верну…

Беллами вылез из машины. Махнув на прощанье рукой, он сел в такси.

Беллами жаль было обижать чувства Клемента, но ему отчаянно хотелось побыть в одиночестве, чтобы разобраться в ужасной какофонии собственных ощущений. Жуткая мысль мелькнула в его голове. Питер дважды повторил: «Я спокойно усну». Не означает ли это, что он решил предстоящей ночью упокоиться навсегда, совершить самоубийство? Его удивительные слова «моя память восстановилась» как раз могли стать серьезным мотивом для самоубийства. Может, попросить таксиста отвезти его назад? Но тут Беллами понял, что совершенно не представляет, где находится дом Питера.

Клемент быстро поехал на «роллсе» по опустевшим ночным улицам. Он чувствовал себя безмерно несчастным. Его очень расстроил отказ Беллами переночевать у него. Как раз сегодня Клемент нуждался в дружеском общении. Эту ночь, именно эту ночь Беллами мог бы провести с ним. Он боялся одиночества, боялся остаться наедине с собственными мыслями.

Итак, его мистерия, которую он уверенно собирался провести по собственному сценарию, обернулась каким-то кошмаром, новоявленным кошмаром, новой версией событий, выглядевшей как жуткое повторение того летнего вечера. Клемент не мог отделаться от мысли, что все это подстроил Лукас. Почему же он, Клемент, позволил себе стать пешкой в отвратительном соперничестве между этими двумя исполненными ненависти колдунами? Черт бы побрал их обоих! Почему он вообразил, что должен защищать Лукаса? Видимо, он свихнулся. Почему он простил Лукаса, простил его злодейские намерения? Словно зачарованный, он уже почти поверил в то, что Лукас вовсе не собирался его убивать. Почему он вечно волновался за Лукаса, стремился встретиться с ним после разлуки? Он вел себя точно так, как в детстве. Когда они были детьми, Лукас обходился с ним гнусно, щипал, избивал, всячески мучил и запугивал, бил его по ногам, заставляя играть в «Собачки», наговаривал на него разные гадости их матери, прекрасно зная, что Клемент никогда не станет обвинять его, никогда не станет жаловаться. Узнав об исчезновении Лукаса после того судебного процесса, Клемент страшно встревожился. Почему же он не обрадовался, подумав, к примеру: «Может быть, этот мерзавец покончил с собой, и я наконец освобожусь от него навсегда!» Но нет, разве мог он такое подумать! И теперь он так легкомысленно взялся за организацию «второго события». Если бы он не проявил заинтересованности, то Лукас и Питер могли бы просто забыть об этой затее. Хотя они оба вроде бы хотели осуществить ее, а Беллами вообще придавал ей особое значение. Разумеется, Беллами надеялся на чудо, ждал ангельского знамения или еще чего-то в таком духе! Клементу следовало быть простым зрителем. А он, как идиот, не смог устоять перед постановкой одноактной драмы, «вечернего спектакля». В его голове отложились слова Питера о некой «мистерии», но на самом деле он воспринимал все это как фарс. Он сочинил те смехотворные речи и даже произнес их в некотором роде с искренним чувством (бывает ли актер до конца искренним?), хотя понимал, что его могут просто поднять на смех. Естественно, Лукас отнесся к его словам иронически, даже, видимо, порадовался, в очередной раз уличив брата в склонности к тому, что сам называл «дурацким фарсом». Неужели Клемент воображал, будто его глупая постановка сможет исцелить всю их компанию? Спасение глупостью. Магический фокус Клемента Граффе. Театральное зрелище, безусловно, обладает определенной гипнотической силой. И Клемент наверняка интуитивно использовал такого рода силу, красноречиво и напыщенно пытаясь внушить Миру необходимость «усилить мыслительный процесс» и «сорвать черную завесу с желанных воспоминаний». Очевидно, Мир преуспел в усилении этого мыслительного процесса до такой степени, что лишился сознания. Первоначально Клементу показалось, что Питера поразила молния. Возможно, действительно поразила. Что бывает, когда в человека попадает молния? Разве в тот момент не было вспышки? Их ведь озарил какой-то ослепительный свет, а потом что-то громыхнуло. Питер рухнул до или после той вспышки? Беллами говорил, будто с неба что-то упало. Сама идея некой «реконструкции» оказалась безумной, она обернулась для всех жутким испытанием, от которого уж точно не могло быть никакой пользы, более того, его последствия могли нанести только еще больший вред. Клемент уже начал понимать, какой вред исходит из этого рокового порочного круга. Слишком живо он помнил сильную руку Мира, сжимавшую его горло. А возвращение Питера в этот странный необитаемый дом вообще воспринималось как дурной сон. Вдруг Клемент вспомнил, о чем не успел сказать, когда Беллами перебил его. В том идеальном порядке, лишенном каких бы то ни было признаков жизни, он обнаружил возле холодильника одно совершенно неуместное проявление беспорядка: там валялась какая-то вечерняя газета. Клемент поднял ее. Она была выпущена в начале июля.

Он припарковал «ролле» возле своего дома и поднялся на лифте на нужный этаж. Войдя в квартиру, он повсюду включил свет. Потом снял пальто и бросил его возле двери. В квартире было холодно, отопление опять не работало. Клемент вдруг с удивлением заметил на стене детский рисунок Мой, который долго висел у него в спальне, а недавно ему почему-то взбрело в голову перенести его в гостиную. На этом ярком карандашном рисунке была изображена детская головка с бледным круглым лицом и большими синими глазами, окруженная множеством цветов, по всей видимости лилий. Задний план с увенчанной белым шаром белой колонной, установленной на какой-то зеленой полоске, позволял предположить, что юная художница хотела изобразить плавающего в пруду ребенка.

«Да это же не колонна с шаром, – подумал Клемент, – а луна, отбрасывающая бледный свет на головку тонущего в пруду ребенка! Почему же я не понял этого раньше?»

Он поднял два лежавших на полу письма. Одно пришло от его агента, другое прислали из маленького театра, который вполне мог заинтересовать его. В обоих случаях ему предлагали позвонить по указанным телефонам. Клемент забросил письма в мусорную корзину и включил отопление. В глаза ему бросились грязные следы, оставленные им на казахском коврике. Вдруг в голове его вспыхнула тревожная мысль. Бейсбольная бита! Где же она сейчас? Клемент выскочил в прихожую и схватил брошенное на пол пальто. Встряхнув его, он обшарил карманы в поисках биты. Ее там не оказалось. Он бессмысленно и тупо обыскал всю квартиру. Когда же он в последний раз видел ее? Лукас спросил о ней, когда они сидели и ждали в машине. Клемент ответил, что она лежит у него во внутреннем кармане пальто. Он вспомнил, что поднял руку и коснулся ее. Что же случилось с ней потом? Клемент не вспоминал о ней до нынешнего момента. Должно быть, она выпала у него из кармана во время этого суматошного вечера и валяется где-то на той поляне, представляя собой безоговорочную и ужасную улику. Может, Лукас подобрал ее или даже незаметно вытащил из кармана Клемента? Сейчас ему припомнилось, что во время «первого события» Лукас вынул у него бумажник. А теперь… неужели Лукас в той темноте мог на самом деле снова ударить Питера? Клемент застонал и в ярости сжал кулаки. Не лучше ли ему прямо сейчас… не должен ли он прямо сейчас отправиться на поиски биты?

«Я смертельно устал, – подумал он, – уморить себя я всегда успею».

Клемент решил, что утро вечера мудренее. Утро… ох, как же страшило его завтрашнее утро! Проглотив пару таблеток снотворного, он улегся в кровать, но еще очень не скоро ужасные мысли позволили ему уснуть.

Новый день начался. Рассчитывая провести всю ночь в размышлениях, Беллами заснул крепким и здоровым сном, как только его усталая голова коснулась подушки. Под окном поблескивал мокрый пол, а в комнате стояла такая холодина, что он навалил на кровать все имеющиеся в доме одеяла и одежду. Пробудившись и сбрасывая остатки сна, Беллами в первую очередь подумал о письме отца Дамьена. В частности, он вспомнил и мысленно повторил слова: «Ищи Господа в своей собственной душе». Казалось, он проснулся с этой фразой на устах. Продолжая лежать в кровати, Беллами пребывал в удивительной прострации. Все его существо вдруг исполнилось какой-то теплой магнетической силы, которая, собственно, и исходила от Бога, от совершенной Божественной любви. Тогда он подумал:

«Конечно же, Бог не живет в моей душе, а я живу в душе Бога, или, вернее, я приобщен к божественным истокам. Почему же я не мог понять этого раньше?»

Окончательно разбудили его уличные крики. Что-то ударило в его окно. Беллами приподнялся на кровати. Им тут же завладела одна мысль, начисто стершая воспоминания об отце Дамьене и Боге. Он осознал, что кто-то пытается пробиться к нему сквозь облачную завесу. Может быть, о нем вспомнил Магнус Блейк? И в этот момент в памяти Беллами всплыли события вчерашнего вечера. Он судорожно вздохнул, вскочил с кровати и быстро оделся. Надо немедленно ехать к Питеру. Почему он вообще покинул его? Он же мог с легкостью спрятаться где-нибудь в том доме. Почему же ему не пришла в голову такая простая мысль? Он мог оставаться там всю ночь и приглядывать за Питером, он мог спасти Питера от самоубийства. Он должен отправиться туда немедленно. Но тут Беллами вспомнил, что не имеет понятия, где именно Питер живет, он не заметил даже, в каком районе Лондона они находились. Возможно, ему больше не суждено найти Питера. Беллами решил, что имеет смысл зайти в «Замок», вероятно, адрес Мира известен его владельцу. Хотя, возможно, Питер попросил его никому ничего не говорить. Тогда Беллами подумал, что Клемент наверняка должен знать, он должен был все запомнить. А что, если он забыл? Беллами накинул пальто и, выбежав из дома, бросился к ближайшей телефонной будке. Телефон в ней, однако, испортили какие-то вандалы. Он побежал дальше, высматривая другой телефон. Наконец, найдя исправный аппарат, он набрал номер Клемента, но на его звонок никто не ответил. Продолжив свою утреннюю прогулку, Беллами высматривал по пути телефонные будки, возбужденно жестикулируя и разговаривая сам с собой.

Очнувшись от короткого, как ему, вероятно, справедливо показалось, сонного забытья, Клемент мгновенно осознал положение дел. Все события вчерашнего вечера, как говорится, скопом всплыли в его памяти. В его голове господствовало одно безумное убеждение, оно маячило в ней темным облаком, подобно черной завесе, которую ему удалось магическим образом скопировать (предположительно) с памяти Питера Мира. Убеждение Клемента заключалось в том, что именно Лукас умудрился как-то устроить все это дьявольское представление. Оно явно смахивало на поединок, и победа осталась за Лукасом. Больше всего Клемента тревожила пропавшая бейсбольная бита, и он уже мысленно видел Лукаса, поднимающего ее, чтобы окончательно прикончить противника. Но во всем этом виноват он, Клемент! Зачем он взял с собой это оружие, почему притащил его вчера на то злосчастное место? Потому что Лукас велел ему. Более того, почему он так глупо хранил эту роковую биту во время отсутствия Лукаса, а после возвращения притащил ее обратно, точно преданный хозяину пес? Почему он не уничтожил орудие или, учитывая, как трудно ликвидировать такую штуковину, не выбросил ее в Темзу? Нет, он раболепно положил ее на стол перед Лукасом. Потому что, в конце концов, она принадлежала Лукасу и напоминала об их детстве? Потому что являлась доказательством преступного намерения Лукаса? А может быть, потому, что этот магический предмет роковым образом связывал их долгие и странные отношения? Клемент глянул на часы. Они показывали половину восьмого.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю