Текст книги "Зеленый рыцарь"

Автор книги: Айрис Мердок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 39 страниц)

Клемент припарковался и, поднявшись на крыльцо, нажал кнопку звонка. Дверь открыла Сефтон. Увидев его, она отвернулась и крикнула явно разочарованным тоном:

– Нет, это Клемент.

Луиза сбежала по лестнице.

– Заходи, заходи. У нас тут творятся ужасные дела… Анакс сбежал, а вслед за ним сбежала Мой.

Войдя в прихожую, Клемент попытался разобраться в ситуации, которую, перебивая друг друга, описывали Луиза и девочки. Разумеется, они уже обошли все соседние улицы и позвонили, разумеется, миссис Дрейк и всем знакомым и подумали, разумеется, о том, что Анакс отправился искать старую квартиру Беллами в Камден-тауне, и Мой могла отправиться туда же. Более того, в данный момент они как раз изучают разложенную на кухонном столе карту, пытаясь понять, как быстрее всего туда добраться. Девочки уже решили, что поедут на велосипедах, а Луиза на всякий случай останется дома, и было бы отлично, если бы Клемент помог им.

Конечно, Клемент готов был помочь. Решили, что на данный момент нет смысла тратить время и заезжать к Беллами, которого к тому же может не оказаться дома. Девочкам имеет смысл отправляться сразу по трем наиболее очевидным маршрутам от Хаммерсмита до Камден-тауна. Клемент припомнил, что любивший пешие прогулки Беллами раньше обычно шел с Анаксом от своей квартиры до Клифтона через Риджентс-парк, Гайд-парк и Кенсингтон-гарденз. Но трудно сказать, каким путем он добирался от Риджентс-парка до Гайд-парка, а потом от Кенсингтон-гарденз до Брук-Грин. Не существовало определенного маршрута, к тому же, как они общими усилиями вспомнили, Беллами любил ходить окольными путями, заодно изучая разные места. Иногда он прогуливался по каналу Маленькой Венеции или посещал музей Виктории и Альберта, а совсем недавно, когда Анакс еще жил с ним, Беллами заходил в Бромптонскую молельню [49]49
  Бромптонская молельня – римско-католическая церковь Лондона, построенная в 1884 году в итальянском стиле; часть украшающих ее статуй апостолов перенесена из Сиенского собора.


[Закрыть]. В общем, вариантов было множество, но им пришлось быстро выбрать три наиболее вероятных маршрута. Какой дорогой скорее всего могла отправиться Мой, представляя путь Анакса? Все с готовностью согласились, что Клемент поедет на машине по Кенсинггон-Хай-стрит, осмотрит берега Серпентина, проедет по Бейсуотер-роуд, мимо Марбл-Арч, по Бейкер-стрит и по Албани-стрит, заглянет в Риджентс-парк. Алеф на велосипеде проедет по Кромвель-роуд, пройдет по Гайд-парку, потом по Глостер-плейс и Марилебон-роуд и заглянет в Риджентс-парк. Тем временем Сефтон на велосипеде должна прокатиться по Хаммерсмит-роуд, Кенсингтон-Черч-стрит, Пембридж-Виллас, Уэстборн-Грув и Бишопс-Бридж-роуд, потом пересечь канал, проехать на Бломфилд-роуд, Сент-Джонз-Вуд-роуд и направиться навстречу Алеф по Принц-Альберт-роуд и через Риджентс-парк.

Пока девочки в садовом сарае проверяли шины и фары, Клемент и Луиза ненадолго остались одни. Клементу, забывшему на краткий миг о своих ужасных проблемах, сразу захотелось сказать ей нечто важное, возможно, покаяться во всех грехах и получить полнейшее прощение. Чувствуя эти желания, он также подумал о том, какой же он трус и лжец и как безвозвратно погряз в этой отвратительной истории. Клемент также ужасно проголодался, и ему захотелось попросить Луизу дать ему что-нибудь перекусить.

– Прости меня за то, что я такой лжец и дурак, в общем, совершенно никудышный и презренный слабак, – наконец сказал он.

– Я люблю тебя, – ответила Луиза.

Он обнял ее, и они постояли немного, закрыв глаза и прижавшись друг к другу.

Анакс хотел убежать с того самого ужасного мгновения, когда понял, что Беллами приходил в Клифтон не для того, чтобы забрать его домой. Он не скулил, не царапал дверь и вообще не делал никаких глупостей, которые могли бы выдать его намерения. Пес вел себя спокойно и крайне настороженно. Он любил и понимал Мой, но порой невольно смотрел на нее укоризненно, чувствуя, что она тоже понимает его. Значительно меньше Анаксу нравилась Луиза и еще меньше – Сефтон и Алеф. Все эти люди были чужими, в их доме еще витал кошачий запах Тибеллины, различаемый только одним Анаксом. Горюя о прошлом, пес терпеливо выжидал, понимая, что его добрые захватчики заботятся о том, чтобы он не потерялся и не стал бездомной собакой. Иногда он притворялся, что счастлив, а иногда действительно бывал счастлив, когда на краткий миг забывал о своем большом горе. Он вовсе не размышлял о том, почему лишился любимого хозяина, того, кому беззаветно отдал свою жизнь. Он просто чувствовал, что никто другой не сможет заменить его. Он не верил, что хозяин отказался от него или счел его недостойным, не мог даже представить этого. Не представлял Анакс и того, что его хозяин мог умереть, поскольку не сознавал пока, что такое смерть. Он страдал лишь от мучительной и противоестественной разлуки с любимым хозяином и от крайне губительной несправедливости мира, допустившего их расставание. Конечно, он ждал, потом надеялся, потом верил в возвращение хозяина. И лишь недавно понял, что возвращения не будет и что именно ему, Анаксу, надо отыскать своего господина, который, вероятно, попал в беду или тоже в плен и ждет его где-то в безутешном горе. Не сомневался Анакс и в торжестве подлинной силы животного магнетизма, способной в нужное время указать ему путь к хозяину. Миг свободы, безусловно, настанет. Этот миг воспринимался Анаксом как почти мгновенное воссоединение. Если ему только удастся убежать, то он найдет любимого хозяина, и тогда все будет прекрасно, тогда заполнится ужасная пустота, порожденная его отсутствием. Очень туманно пес представлял, как будет действовать, оказавшись на воле. Он просто знал, что, освободившись, сразу получит нужные указания.

Момент наступил совершенно неожиданно, подобно вспышке молнии, сразу расколовшей до боли печальную и знакомую обстановку. С него сняли ошейник, его завтрак сильно задержали, но потом все-таки приготовили, и он тихо лежал на кухне, положив голову на лапы. А вскоре вдруг начался какой-то переполох, раздался плач, появилась Мой, вся мокрая и грязная, и обитатели дома тоже начали возбужденно кричать. Анакс огорчился и хотел залаять. И вот тогда-то он увидел, что все сгрудились возле лестницы, а входная дверь осталась распахнутой. Сомнения длились какое-то мгновение, лишь секунду некое малодушие удерживало пса на месте. Но решимость быстро вернулась, он сбежал по ступеням крыльца, повернул направо и скрылся в лабиринте улочек.

Анакс бежал так быстро, что прохожие оборачивались на него и вновь оборачивались в другую сторону, ожидая увидеть там какого-то ужасного преследователя, побудившего пса мчаться с такой сумасшедшей скоростью. Едва оказавшись на улице, Анакс понял, что отлично знает нужную дорогу, его вело чутье. Он был уверен, что обретет эти знания в нужный момент. Следуя не слишком хорошо знакомым, но определенно уже не раз проходимым путем, Анакс миновал несколько улочек, обогнул сзади «Олимпию» [50]50
  «Олимпия» – большой выставочный зал в западной части Лондона, где проводятся разные ежегодные выставки, Лондонская международная книжная ярмарка; построен в 1866 г.


[Закрыть] и, пробежав по Хаммерсмит-роуд, попал на Кенсингтон-Хай-стрит, где начинался более знакомый ему район. Здесь он резко снизил скорость, отчасти из-за усталости, отчасти из-за густого леса людских ног. Сообразительность подсказала ему свернуть на тихую улицу, шедшую параллельно Хай-стрит, и он вприпрыжку побежал дальше. Вскоре, дождавшись зеленого глазка светофора, Анакс пересек Кенсингтон-Черч-стрит.

А в это время Клемент Граффе, пребывая в крайне удрученном настроении, приступил к поискам, которые считал почти безнадежными. Он поехал по Хаммерсмит-роуд на восток, в сторону парков. Страхи и несчастья, воображаемые клифтонскими дамами, подействовали на него настолько подавляюще, что он не мог получить никакого удовлетворения от своих попыток помочь им. Сумеречный туман сгущался, машины включили фары. В его мыслях крутились образы раздавленного Анакса и изнасилованной Мой. Медленно проезжая по улицам, Клемент разглядывал идущих слева по тротуару людей и собак. Поначалу он ехал так медленно, что привлек внимание бдительного полицейского, после чего слегка прибавил газу. Иногда одна неприятность вытесняла другую, но это ужасное несчастье, казалось, только усилило его горестное смущение, вызванное поведением Лукаса и страхами перед теми шагами, которые может предпринять Питер Мир. Клементу отчаянно хотелось найти Лукаса и признаться ему во всех тех стародавних и уже слившихся воедино чувствах, которые он с детства испытывал к брату. К страху и любви примешивалась… вовсе не ненависть – Клемент почему-то четко понимал, что никогда не сможет возненавидеть Лукаса, – примешивалось чувство вины… в его сознании почему-то отложилось глубинное и извечное чувство вины, вызванной тем, что он стал любимчиком матери и что он вообще появился на свет. А сейчас, вместо того чтобы дожидаться Лукаса у дверей родного дома, он глупо тратит время на поиски девочки и собаки и, хотя эти два негодника, возможно, уже вернулись в Клифтон, все продолжает методично выполнять бессмысленное задание, вполне гармонирующее с изматывающим душу адом, в который с недавнего времени превратилась его жизнь. Откуда же свалились на него все эти несчастья? А начались они с идиотского падения Харви. Он мог бы остановить парня. Так почему же не остановил, словно специально нарываясь на неприятности? Луиза обняла его из жалости, она пожалела его, когда он трогательно признался, каким стал ничтожным и изворотливым путаником. Она приготовила ему несколько сэндвичей с сыром, и он съел один, а остальные в спешке забыл на кухне. У Клемента мелькнула мысль о том, что друзья вовсе не думают о реальности рассказанной Миром истории, а воспринимают ее как таинственную игру воображения. Это было лучшее, на что он мог надеяться. Что думает об этом Алеф? Она тоже пожалела его? Внимание Клемента ослабло, взгляд, направленный на прохожих, стал тусклым и рассеянным. Он уже не видел ничего, кроме посверкивающих радостным интересом ясных глаз Алеф и того доброго взгляда, с которым она назвала Питера Мира «полнейшим баловнем судьбы».

Анакс, полностью доверяя встроенному в его организм путеводителю, достиг первой большой цели – Кенсингтон-гарденз, где остановился возле Круглого пруда, чтобы попить мутной воды, холодящей горло и лапы. Ему (тоже) не удалось позавтракать, и чувство голода вовсю давало о себе знать. Отсутствие на нем ошейника почему-то также волновало и тревожило его. Он чувствовал себя раздетым и беззащитным. Стайки водоплавающих птиц – уток, лебедей, диких гусей, даже шотландских куропаток – теснились на мелководье, сражаясь за кусочки хлеба, которые бросали в пруд ребятишки. Голуби и воробьи с надеждой искали на берегу случайные крошки. Небрежно брошенная корка шлепнулась возле Анакса, и он проглотил ее, на мгновение опередив голубя. Когда он попытался схватить второй кусок хлеба, к нему с угрожающим видом двинулся гусь, и Анакс предпочел отступить. Дети рассмеялись над ним. Он глянул на них мрачными синими глазами, и детский смех оборвался. Один из мальчишек даже прикрикнул на него. Пес развернулся и с деловитым видом побежал дальше. Вскоре он заметил резвящихся собак и остановился около них, притворившись заинтересованным, хотя его совершенно не привлекала эта весьма грубая компания. Анакс вообще не любил других собак, он считал их всех без исключения представителями низшей породы. Чуть дальше несколько ребят играли в футбол с черным Лабрадором, который ловко гонял мяч носом. Прохожие с улыбками наблюдали за умным животным. Но Анакс отнесся к нему с презрением, он считал такое поведение недостойным. Поблизости работники парка сжигали кучу опавшей листвы, и едкий дым смешивался с влажным запахом туманного воздуха. Анакс чихнул. Он остановился и замер в высокой траве. То внутреннее чутье, что неуклонно вело его к некой цели, казалось, вдруг ослабело. К нему подошла какая-то женщина, ласково произнесла что-то и погладила его, и он с отсутствующим видом повилял хвостом. Продолжив путь, он начал старательно принюхиваться, медленно поворачивая в разные стороны длинную серую морду.

Клемент к тому времени уже свернул с Хай-стрит на улицу, ведущую к мосту, что соединяет берега Серпентина. Сосредоточившись и попытавшись представить, как, вероятнее всего, поступила бы Мой, он решил, что если она добралась до парков, то наверняка задержалась в них. В этом случае девочка должна подумать, что если Анакс забрел так далеко, то точно заглянул в парк пообщаться с другими собаками. (Ни Клемент, ни Мой не учли презрения Анакса к этим животным.) Припарковав машину неподалеку от моста, Клемент пошел по извилистому берегу этого длинного пруда, время от времени призывая поочередно Мой и Анакса. Дойдя до начала Серпентина, он прекратил призывы, звучавшие уже как-то странно и неестественно, развернулся и пошел обратно окольным путем по газонам. В это время он фактически находился совсем близко от Анакса, который, вновь учуяв магнетическое излучение, бежал наискосок в направлении Мальборо-гейт. Проходя мимо обелиска Спика [51]51
  Джон Хеннинг Спик (1827–1864), – английский исследователь Африки. Памятник ему установлен в Кенсигтон-гарденз.


[Закрыть] – Анакс с западной, а Клемент с восточной стороны, – они находились всего лишь в двухстах ярдах друг от друга. Если бы в этот момент Клементу удалось увидеть и поймать беглеца, то судьбы многих людей этой истории могли бы сложиться совершенно по-другому. Как велика игра случая в человеческой жизни! Однако, поскольку этого не случилось, Анакс скрылся из виду в избранном им направлении, а Клемент решил вернуться к машине. Спокойно посидев немного за рулем в теплом «фиате», он вдруг живо представил себе длинноногую Алеф на велосипеде, и на краткий миг ему пригрезилось, что именно Алеф он так долго и упорно стремился найти, что они могли бы встретиться в гуще транспортного потока возле Марбл-Арч. На самом же деле в данный момент Алеф, Руководствуясь, как и Клемент, интуицией, решила, что сестра и Анакс должны быть где-то в парке, поэтому слезла с велосипеда на стоянке рядом с «Уголком ораторов», тщательно, хотя и ненадежно, привязала его цепью и, оправдывая длину своих красивых ног, спешно направилась к парковому озеру. Сефтон в этот момент, ошибочно свернув налево с Бломфидц-роуд, заблудилась и уже не сумела найти обратный путь к нужному каналу. Когда Клемент вновь медленно поехал в направлении Виктория-гейт, Анакс уже добежал до Суссекс-гарденз.

Оказавшись на Марилебон-роуд, Анакс уверенно пересек улицу возле светофоров на перекрестке с Лиссон-гроув. Он не побежал дальше по Лиссон-гроув (очередное судьбоносное решение), но тоже предпочел двигаться окольными путями, обойдя Марилебонский вокзал и Дорсет-сквер и углубившись в район запутанных улочек. Выход к Риджентс-парку стал настоящим подарком для его мужественного настроя. Но когда он уже считал, что практически добрался до знакомого домашнего района, его вдохновенное чутье действительно начало ослабевать. Возможно, потерю уверенности вызвала простая усталость, ведь пес пробежал без посторонней помощи очень длинный путь, его лапы болели, да и поисковый пыл заметно поубавился. Уже несколько раз он нерешительно медлил на поворотах и даже возвращался на недавно пройденные улицы. Не останавливаясь, он продолжал путь, но, возможно, в ошибочном направлении. Все чаще пес замедлял шаги и оглядывался по сторонам. Задрав лапу возле какого-то мусорного мешка, он заметил мышь. Мышь выглядела бесстрашной. Она во все глаза разглядывала Анакса. Он испытал невольную жалость к этой мышке или нечто более похожее на симпатию и уважение. Он никогда беспричинно не убивал живых тварей, как поступают кошки и как приучают поступать некоторых собак. У Анакса возникло такое странное чувство, будто он, потеряв свою самобытность, стал частью какого-то огромного мирового бытия. Он быстро побежал дальше, потом снизил скорость, еще надеясь на восстановление того магнетического сигнала, и побрел по улице, которая не навевала никаких воспоминаний, мимо изгородей, закрывавших садики перед большими домами. Проходя мимо одной изгороди, Анакс получил безошибочное сообщение в виде запаха пищи. Железная калитка была открыта. Он вошел. Добрался до источника запаха. Возле боковой двери дома стояла миска, полная кусочков мяса и печенья, причем поставили ее совсем недавно (поскольку еда еще не остыла). Мясо выглядело крайне аппетитно. Анакс сел перед миской и слегка подвинул ее носом. После пары кусков и глотков этой восхитительной пищи его трапезу прервали пронзительный вопль и сильно нелюбимый им запах. Он поднял голову и увидел в двух шагах от себя большого черно-белого кота, очевидно, законного собственника этой миски со всем ее содержимым. К кошкам Анакс относился весьма сдержанно. Хозяин приучил его не гонять их. (А вот за белками ему разрешалось гоняться, но, конечно, не хватать их.) Однако к благоприобретенной сдержанности примешивались инстинктивная вражда, неприязнь, презрение, а также и страх. Этот кот относился к представителям чуждой, враждебной, достойной сожаления и опасной породы. Изданный котом звук не имел ничего общего ни с шипением, ни с мяуканьем, это был истошный вопль чистой ненависти. Глянув на кота, Анакс попятился и зарычал, но тихо, не со свирепой угрозой, а скорее со строгим предостережением. Кот последовал за ним. Его большие светящиеся зеленые глаза, прорезанные ужасными черными зрачками, гипнотически уставились на Анакса, кот величественно выступал вперед на своих больших белых лапах с явно агрессивными намерениями. Анакс не спешил разворачиваться, почувствовав готовность противника к прыжку и представив, как кот опускается на его спину. Он продолжал пятиться, рыча и следя за блестящими зелеными глазами. И тут кот прыгнул. Видя, как все четыре лапы животного отделились от земли и оно, взлетев, казалось, на мгновение зависло в воздухе, Анакс застыл на мгновение, бросив взгляд в открытую пасть с белыми зубами и красным языком, и с омерзением почувствовал его зловонное дыхание. Но уже в следующий момент Анакс отпрыгнул в сторону и метнулся к открытой калитке. Кошачьи когти задели длинную шерсть его хвоста. Вылетев на улицу, пес понесся изо всех сил по тротуару. Его никто не преследовал, лишь откуда-то сверху доносились отдаленные и насмешливые крики птиц.

Тем временем Клемент миновал Марбл-Арч, постоял в уличной пробке на Оксфорд-стрит и свернул на Глостер-плейс. Он уже изрядно устал от этого бессмысленного и скучного задания, хотя продолжал рассеянно поглядывать по сторонам, следуя по порученному ему «маршруту поисков». Мысли его постоянно крутились вокруг его нового ужасного положения, наделанных ошибок и совершенных грехов. Когда Лукас сунул ему ту биту, велев уходить и хранить молчание, Клемент просто подчинился старшему брату. Тогда его не смутило ни то, что он мог стать очень ценным свидетелем, ни то, что его молчание могло дискредитировать невинного человека. Когда жертва «умерла», Клемент испытал смутную жалость и значительное облегчение. Все они держались в стороне от процесса Лукаса, никому не хотелось смущать его, играя роль любопытных зрителей, и они предпочли ни о чем не думать, надеясь, что после окончания разбирательства Лукас прояснит им все сомнительные моменты сей деликатной истории. На период исчезновения Лукаса Клемент будто бы забыл о том ужасном происшествии. Его вполне устроило молчаливое понимание друзей, и все его тревоги в основном связывались с местонахождением Лукаса, его благополучием и даже с его возможным самоубийством. Клемент скучал по Лукасу, нуждался в нем, продолжая считать его неизменно добрым старшим братом, заменившим младшему заботливого отца.

«Неужели я рехнулся, – размышлял Клемент, – неужели не сознавал, что он хотел убить меня? Я думал о чем угодно, отметая этот ужасный факт, избегая его понимания, превращая его в иллюзию, в ничтожный пустяк. Так или иначе, но он не убил меня, и если бы бедный Питер Мир не бросился спасать меня, то, возможно, Лукас мог бы передумать в последний момент. Вполне вероятно, что он не ударил бы меня, вдруг почувствовав невозможность такого поступка. А теперь ситуация еще больше запуталась, Мир получил дополнительный повод для ненависти к Лукасу, очередной повод требовать сурового возмездия. Лукас не только нанес увечье Миру, разрушив, как Мир заявил, его жизнь, но и попытался совершить убийство, что доказывает его злонамеренность и сводит на нет оправдывающие ложные показания о несчастном случае. Положение Лукаса туманно, зловеще и запятнано кровью, он предстает как злодей и преступник. Что ж, он действительно имел преступные намерения, вероятно, его следовало бы наказать! Но какова же моя роль во всей этой истории и что будет, если Мир теперь расскажет обо всем полиции и прессе и они начнут задавать мне вопросы? Я буду фигурировать как соучастник своего собственного убийства! Или, скорее… соучастник убийства Лукаса. Если Мир разоблачит Лукаса, то меня тоже ждет обвинение, мне придется давать показания, Лукаса посадят в тюрьму и, возможно, меня тоже. Если же Мир решит разобраться с ним неофициально с помощью наемных убийц, то я могу оказаться виновным в смерти Лукаса, если никому не скажу об угрожающей ему опасности».

Эти мучительные мысли терзали душу Клемента подобно острым стрелам, пока в медленном потоке вечерних машин он пересекал Глостер-плейс. Попытавшись сосредоточиться на порученном ему Луизой поиске Мой и Анакса, он сказал себе, что, вероятно, сейчас оба они благополучно вернулись домой. Клемент уже планировал позвонить в Клифтон из ближайшей телефонной будки… как вдруг, резко дав по тормозам, свернул в сторону и въехал передними колесами на тротуар. Он Увидел Мой. Или ему привиделось? Возможно, Мой промелькнула лишь в его воображении? Клемент выскочил из машины и начал метаться по улице, наталкиваясь на прохожих. Неужели он действительно видел маленькую Мой в свитере и брюках? Неужели это она медленно брела по тротуару? Да, точно, это Мой, она заметила его, она бежит к нему. И вот уже он нагнулся и, раскинув руки, обнял и прижал к себе влетевшую в его объятия девочку.

– Ох, Мой, слава богу!

– Ты нашел Анакса?

– Нет, но Сефтон и Алеф тоже ищут его. Какое чудо, что я заметил тебя, какая радость! Я искал тебя, чтобы отвезти домой. Мы все чертовски беспокоились. Анакс, вероятно, уже вернулся к вам домой, он не мог далеко убежать. Поехали скорей. Почему ты без куртки? Давай поедем домой.

– Нет-нет, я должна идти, я прогуляюсь, а ты поезжай на машине. Он должен был вернуться к тому дому, где раньше жил Беллами… А ты поезжай дальше, пожалуйста, поезжай на машине.

– Ну уж нет, после нашей чудесной встречи одну я тебя никуда не отпущу! Не спорь со мной, будь послушной девочкой. Хорошо, если ты хочешь, мы съездим к дому Беллами. О боги, такая холодина, а у тебя нет даже куртки!

С протестующим ворчанием Мой забралась в машину, и Клемент поехал дальше в медленной процессии вечернего транспорта. Мой сидела рядом с ним, стуча зубами от холода. Коснувшись ее пальцев своей теплой рукой, он накрыл ладонью руку Мой. Она была холодной.

– Ты же замерзла, как ледышка! Ничего, скоро отогреешься, сейчас я включу отопление. Бедняжка Мой, мне уже рассказали, как ты подралась с лебедем, а теперь еще новые неприятности!

– Это я виновата, мне следовало закрыть дверь, мы никогда теперь не найдем Анакса. Он убежал. Возможно, он уже мертв. Ох, ну почему же я…

– Не переживай, с ним все будет в порядке, мы найдем его, он вернется…

Мой крепко ухватилась за руку Клемента, подняла ее и прижала к своей холодной щеке. Похоже, она поцеловала ее.

– Ох, Клемент… – сказала она, едва не плача.

– Ну, ну, Мой, успокойся, – Он мягко высвободил руку и погладил девочку по плечу, – Не жди от меня слишком многого. Ты знаешь, я очень люблю тебя. Но мы явно не пара, ты так юна, а я уже на пороге старости! Не трать на меня понапрасну свою любовь. Это же иллюзия, понимаешь, своеобразная детская мечта! Ты найдешь настоящую любовь позже, когда подрастешь, я уверен, ты встретишь много достойных молодых людей…

Произнеся этот глупый и бестактный монолог, Клемент тут же горько пожалел о сказанном. И зачем только Луиза надоумила его прочесть девушке такое дурацкое нравоучение, ведь в подростковом преклонении перед героями нет никакого вреда! Он услышал, как Мой затаила дыхание, она отстранилась от него и привалилась плечом к дверце машины. На мгновение Клемент представил, как она распахивает дверцу и выпрыгивает. Он подыскивал какие-то мягкие утешительные слова. Луиза попросила его попытаться охладить детскую страсть, и вот он опять все испортил и наверняка причинил боль, ведь даже если Мой кажется, что она любит его, то он должен быть только признателен! Услышав тихий всхлип, Клемент понял, что она плачет.

Анакс уже окончательно заблудился. Раньше он резво бежал вперед, потом брел наугад, пытаясь узнать какие-то памятные места или найти нужные направления, но сейчас все надежды рассеялись, он потерял ориентацию. Притягательное излучение погасло, иссякла и целенаправленная уверенность, придавшая ему сил и позволившая быстро пробежать такой Длинный путь. К большой усталости и голоду прибавился еще и страх. Близился вечер, уже зажглись уличные фонари. Анакс больше ничего не чувствовал, не представлял, откуда он пришел, и не понимал, зачем продолжает путь, но не мог, да и не хотел останавливаться. Если он неуверенно медлил на перекрестках, люди начинали присматриваться к нему. Он должен делать вид, что знает, куда идет. Пес почувствовал страдание оттого, что его могут счесть бродячей собакой. Зарядил мелкий дождь. Скоро совсем стемнеет, в это время он уже мог бы нежиться в теплой корзине… но наступающая ночь застанет его заблудившимся и попросту бродячим бездомным псом. Что же ему делать? Идти вперед, пока он не свалится от изнеможения? Все пугало Анакса, каждый человек стал его врагом. Даже воспоминания о его хозяине, дарившие ему неизменную уверенность в себе, освещавшие его жизнь и доставлявшие радость, стали сбивчивыми и туманными, они скрылись за плотной черной завесой, словно само прежнее счастье лишь привиделось ему. Пес растерялся настолько, что уже не ощущал сам себя. В черном, как кошмарный сон, ужасе ему вспомнились события давней сиротской жизни, которую он вел до прихода хозяина.

Страх побудил Анакса перейти на бег. Он опять стал бездомной собакой, безымянной собакой. Значит, его поймают и заберут обратно в то ужасное место, к тем несчастным жалким собакам, от которых исходят запахи болезней и смертельной обреченности. В отчаянии пес пробежал по улицам с ярко освещенными магазинами, с опаской поглядывая на прохожих, натыкаясь на их ноги и тихо поскуливая. Вскоре он свернул на более темную и пустынную улочку, где высились большие дома и темнели кроны деревьев. Его сердце бешено колотилось. Наконец Анакс остановился, отдышался и втянул в себя густой туманный воздух. Его влажная шерсть покрылась капельками дождя. Мокрые тротуары холодили уставшие лапы. Опустив голову, он медленно побрел дальше, его пушистый хвост вяло опустился к земле.

К нему направился мужчина, державший над головой темный купол зонта. Анакс поднял голову и задрал повыше морду. Он вздохнул. Произошло нечто очень странное. Этот человек подошел совсем близко к нему. Анакс обнюхал его брюки. Мужчина остановился. От него исходил слабый ободряющий запах, возможно, даже запах самого Анакса. Пес задрал морду и взглянул на возвышавшегося над ним человека. Мужчина наклонился и погладил его. Анакс вильнул хвостом.

Мужчина сказал сам себе:

– Погоди-ка. – Потом он обратился к Анаксу: – Разве я не видел тебя раньше? Конечно, я видел тебя возле их дома с твоим бывшим хозяином. По-моему, тебя зовут Анакс… Да-да, ты узнаешь свое имя. Но что же ты делаешь здесь в полном одиночестве? Ты ведь здесь один? Похоже на то, должно быть, ты потерялся… Ну-ну, успокойся, бедолага, я позабочусь о тебе. Я отвезу тебя обратно в тот дом, где живут эти дамы. Ты ведь не хочешь убежать? Пойдем со мной, моя машина совсем рядом.

Дрожа от облегчения, Анакс пошел рядом с мужчиной, вдыхая магически живительный, напоминающий о доме запах. Когда они дошли до черного «роллса», пес запрыгнул в открытую Питером Миром дверцу и устроился на пассажирском сиденье. Ведя машину, Питер продолжил разговор с нежданным попутчиком:

– Анакс, я готов держать пари, что они волнуются из-за того, что ты так далеко удрал. Ты знаешь, сколько миль до Клифтона? Зачем же ты проделал весь этот путь? Может, ты бежал туда, где жил раньше? Да, должно быть, так и есть. В любом случае, они сами расскажут мне… если впустят в дом. Ладно, они, конечно, очень обрадуются, увидев тебя… Возможно, малыш, тебя послал мне какой-то бог.

Низкий, мелодичный голос Мира продолжал журчать, убаюкивая пса чужеземной мягкой интонацией. Машина медленно продвигалась по центру вечернего Лондона, и Анакс вскоре погрузился в сон.

Между тем Клемент и Мой уже успели вернуться в Клифтон. Они съездили на старую квартиру Беллами, позвонили в дверь, не дождались ответа, обошли ближайшие улицы и в итоге попросили благожелательных соседей позвонить, если те обнаружат Анакса. Мой хотела остаться и просидеть под дверью всю ночь, но Клементу удалось уговорить ее поехать домой. Возвращение Мой встретили радостными криками. Потом начали высказываться разнообразные предположения о том, как и почему с Анаксом «все будет в порядке», как он вскоре вернется и поскребется у двери. Ведь он, конечно, достаточно умен и найдет теплое местечко, чтобы провести ночь. Совершенно невозможно, чтобы кто-то причинил ему вред, и так далее. Пока Клемент и девочки ездили по Лондону, Луиза позвонила в полицию (почему они раньше не подумали об этом?) и дала им описание Анакса, причем полицейские проявили большое понимание и сочувствие. Теперь патрульные всего Лондона будут искать Анакса, а поскольку он такая замечательная и красивая собака, то они обязательно найдут его. Клемент склонялся к менее оптимистичным прогнозам, ему казалось, что замечательная красота Анакса более вероятно приведет к тому, что его похитят, но он не стал высказывать своих опасений. Его глубоко огорчил собственный разговор с Мой. Зачем только он послушался Луизу? И почему вообще он считал себя обязанным произнести то глупое и обидное нравоучение? Возможно, Мой никогда не простит его, наверняка не простит, он нанес глубокую рану взаимоотношениям, на редкость прекрасным отношениям с этими девочками. Расскажет ли Мой сестрам о его бестактности?

«Наверное, нет, – подумал Клемент, – Скорее она будет размышлять об этом в одиночестве. Но мы уже никогда вновь не станем добрыми друзьями. О господи!»

Все они собрались на кухне, но кухонную дверь не закрыли и входную дверь тоже оставили приоткрытой. В дом просачивался холодный сырой воздух. Дождь прекратился. Луиза вяло предложила что-нибудь перекусить или выпить, но ее предложение не встретило одобрения. Клемент изрядно проголодался, но также не мог без отвращения думать о еде. Луиза выглядела очень усталой, и тревожное, опечаленное выражение то и дело невольно появлялось на ее лице. Клемент не мог понять, хочет ли она, чтобы он ушел, или нет. Алеф и Сефтон, еще в велосипедных костюмах, также выглядели удрученными, хотя внесли свою скромную лепту в хор фальшивых надежд. Где-то возле канала Сефтон умудрилась свалиться с велосипеда и испачкать брюки. Клемент продолжал мысленно сочинять прощальную речь, которая могла бы позволить ему достойно покинуть этот дом. В то же время ему хотелось поговорить с Мой, привлечь как-то ее внимание и, найдя добрые сердечные слова, извиниться за свое поведение, но она упорно не смотрела в его сторону. Мой сидела у стола, закутавшись в большой шерстяной кардиган Луизы. Ее длинные, потускневшие волосы безжизненно свисали мокрыми прядями, а губы шевелились и подрагивали, словно она шептала что-что, глядя в пол и тихо постукивая костяшками пальцев по кухонному столу.