Текст книги "День совершенства"
Автор книги: Айра Левин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
Они дошли до конца коридора и остановились у двери с табличкой «6000А» и надписью «Заведующий отделением химиотерапии». Они вошли в приемную, где за столиком сидела девушка, Доктор сказала ей, что они хотели бы проконсультироваться у Езуса ХЛ по вопросу диагноза. Девушка встала и вошла в другую дверь.
– Пустая трата времени, – сказал мужчина.
Женщина сказала:
– Поверьте, мне самой хотелось бы, чтобы было так.
В приемной стояли два стула, низкий пустой стол и картина «Вэнь выступает перед химиотерапевтами». Чип решил, что, если его заставят говорить, он попытается не упоминать светлую кожу Снежинки и нестандартные глаза Маттиолы, которые были больше нормы, и разрез их тоже отличался от нормального.
Дежурная вернулась и оставила дверь открытой.
Они вошли в просторный кабинет. Худой седовласый номер лет пятидесяти с лишним – Езус ХЛ – сидел за большим, заваленным бумагами письменным столом. Когда врачи приблизились, он приветствовал их кивком и без интереса взглянул на Чипа. Жестом пригласил всех сесть.
Женщина-врач вручила Езусу ХЛ бланк с результатами обследований.
– Мне кажется, тут не все благополучно, – сказала она. – Боюсь, это симуляция.
– Вопреки энзимологическим данным, – заметил ее коллега.
Езус ХЛ наклонился над столом и стал внимательно изучать заключение. Врачи стояли около стола, наблюдая за ним. Чип пытался изобразить слабо выраженное любопытство. Он поглядел немного на Езуса ХЛ, потом перевел взгляд на стол. На нем в беспорядке лежали разные документы и бумаги, и его взгляд двигался далее, оставив без внимания старомодный телекомп в поцарапанном футляре. Стакан, набитый карандашами и линейками, стоял по соседству с фото Езуса ХЛ в рамке. На снимке он был молод и улыбался на фоне храма Уни. Были здесь два сувенирных пресс-папье – квадратное из ЧИ61332 и круглое из АРГ20400, оба лежали сами по себе, не на бумагах.
Езус ХЛ перевернул стандартный бланк и стал изучать оборотную сторону.
– Я хотела бы, Езус, – сказала врач, – подержать его ночь здесь и повторить некоторые тесты завтра с утра.
– Пустая трата времени, – начал было врач-мужчина.
– Или еще лучше, – перебила его женщина, – задать вопросы под ТП.
– Трата времени и средств, – сказал мужчина.
– Мы кто – врачи или анализаторы эффективности? – резко спросила женщина.
Езус ХЛ отложил бумагу и посмотрел на Чипа. Встал из-за стола, обошел его, врачи проворно отступили, давая ему пройти. Он подошел и встал как раз напротив Чипа, высокий и худой, в балахоне с красным крестом, заляпанном желтыми пятнами.
Он взял руки Чипа, лежавшие на подлокотниках, повернул их и посмотрел на его блестевшие от пота ладони.
Одну руку выпустил, другую держал за запястье, щупая пульс. Чип заставил себя безразлично поднять взгляд. Езус пристально посмотрел на Чипа, и заподозрил – нет, он точно все знал, – и презрительно усмехнулся, что так легко разгадал симулянта. У Чипа все внутри оборвалось.
Езус взял Чипа за подбородок, запрокинул ему голову и внимательно посмотрел в глаза.
– Раскройте глаза, насколько сможете широко, – сказал он. Это был голос… Короля! Чип уставился на врача.
– Вот-вот, – сказал он. – Смотрите на меня так, как будто я сказал нечто ошеломляющее. – Ошибки быть не могло – это был голос Короля! Чип разинул рот от неожиданности. – Извольте помолчать. Слов от вас не требуется, – сказал Король, он же Езус ХЛ, больно сдавив Чипу челюсть. Он сверлил Чипа взглядом, поворачивал его голову то в одну, то в другую сторону, затем выпустил ее из рук и отступил назад. Обошел вокруг стола и снова сел на свое место. Взял заключение, взглянул в него и вернул, улыбаясь, женщине. – Ты ошиблась, Анна, – сказал он. – Можешь успокоиться. Я много перевидал симулянтов – этот не из их числа. Впрочем, предоставляю решать вам. – И, обращаясь теперь к мужчине, он сказал: – Она, знаете ли, в чем-то права – мы не должны быть анализаторами эффективности. Братство может себе позволить слегка потратиться там, где речь идет о здоровье номера. Что такое, в конечном счете, Братство, как не сумма его номеров?
– Благодарим тебя, Езус, – сказала с улыбкой женщина. – Я рада, что ошиблась.
– Введите эти данные в Уни, – сказал Король, поворачиваясь к Чипу, – с тем, чтобы наш брат впредь мог получать меньшую дозу.
– Да, да, сейчас же иду. – Женщина подала знак Чипу. Он встал.
Они вышли из кабинета. В дверях Чип обернулся.
– Спасибо, – сказал он.
Король посмотрел из-за своего захламленного письменного стола – только посмотрел, без тени улыбки, без дружеского огонька в глазах.
– Благодарите Уни! – сказал он.
Не прошло и минуты, как Чип возвратился в свою комнату, когда позвонил Боб.
– Я только что получил справку из Главного Медцентра, – сказал он. – Состав инфузии у тебя был немного сбит по параметрам, но теперь все откорректировано.
– Хорошо, – сказал Чип.
– Твоя апатия и усталость постепенно пройдут в течение следующей недели, и к тебе вернется прежнее самочувствие.
– Я надеюсь.
– Так и будет. Послушай-ка, ты хочешь, чтобы я занялся тобой без очереди завтра, или, может, давай отложим до следующего вторника?
– Хорошо, до следующего вторника.
– Отлично, – сказал Боб и ухмыльнулся. – А знаешь что? – сказал он. – Ты уже выглядишь лучше.
– Я и чувствую себя лучше, – ответил Чип.
Глава 3
Каждый день его самочувствие немного улучшалось, он чувствовал себя все более бодрым и живым, более уверенным в том, что болезнью было его прежнее состояние, а здоровьем – то, что в нем постепенно крепло теперь. К пятнице – через три дня после обследования – он чувствовал себя так, как раньше бывало в день перед процедурой. Но последний раз ему вводили лекарство всего неделю назад; впереди еще целых три недели – необъятные и неисследованные – до очередной лечебной процедуры. Имитация реактивности сработала; Боб был одурачен, и дозу уменьшили. А следующая, по данным обследования, будет еще сильнее уменьшена. Какие чудеса ему суждено познать в области чувств через пять, через шесть недель?
В тот вечер, в пятницу, за пять минут до отбоя, Снежинка вошла к нему в комнату.
– Не гони меня, – сказала она, снимая балахон. – Я только положу записку в футляр твоей зубной щетки.
Она легла к нему в постель и помогла снять пижаму. Ее тело было гладким, отзывчивым и возбуждало сильней, чем тело Пиис СК или чье-либо еще; да и его собственное тело, когда она гладила, целовала и облизывала его, сильнее отзывалось на ласки, чем с другими раньше. Более сильным и неуемным было желание. Не в силах сдерживать себя, он вошел в нее – глубоко, страстно, – чуть было сразу не кончил, но она умерила его пыл, остановила, заставив его на мгновение остановиться и снова войти, приняв странную, но эффективную позу, через некоторое время поменяв ее. Двадцать минут, если не больше, они сообща трудились и неистовствовали, стараясь не производить шума, дабы не смутить соседей за стенкой и под ними.
Когда же все было кончено и они легли рядом, она спросила:
– Ну, как?
– Бесподобно! – сказал он. – Но если честно, то по тому, что ты говорила, я ожидал еще большего.
– Терпение, брат, – сказала она. – Ты еще не до конца здоров. Придет время, и тебе сегодняшнее покажется не более чем пожатием рук.
Он рассмеялся.
– Тсс.
Он обнял и поцеловал ее.
– Про что там, в записке? – спросил он. – Той, что в зубной щетке.
– В воскресенье в одиннадцать вечера, на том же месте, где в прошлый раз.
– Но без повязки!
– Без повязки, – сказала она.
Он увидит их всех, Маттиолу и других.
– Я ждал и думал о следующей встрече, – сказал он.
– Говорят, ты вторую ступень пролетел, как ракета.
– Ты хочешь сказать – проковылял. Я бы вообще не проскочил, если бы не… – Знала ли она, кем был на самом деле Король? Нужно ли говорить ей?
– Если бы?..
– Если бы не Король с Маттиолой, – сказал он. – Они приходили сюда накануне ночью и подбодрили меня.
– Ну да, конечно, – сказала она. – Никто из нас не прошел бы через это, если бы не капсулы и все прочее.
– Интересно, откуда они их взяли?
– Думаю, один из них работает в медцентре.
– Да, пожалуй, это так, – сказал он. Снежинка была не в курсе.
Или знала, но не знала, что известно ему. Чипу мысль о необходимости быть осторожным с ней была неприятна.
Она села.
– Послушай, – сказала она, – как мне ни больно говорить это, но ты уж продолжай со своей девочкой как обычно. Завтра вечером – я имею в виду.
– Она себе нашла кого-то еще, – сказал он. – Теперь ты – моя девочка.
– Нет, – сказала она. – Во всяком случае, не по субботним вечерам. Наставники будут удивлены, что мы спим с кем-то не из своего дома. У меня есть симпатичный нормальный парень Боб, напротив через коридор от меня, и ты подыщи себе симпатичненькую нормальную Айин или Мэри. Но если ты посмеешь дать ей больше, чем разок на скорую руку, я тебе шею намылю.
– Завтра вечером я буду неспособен даже на это.
– Так должно быть, – сказала она, – ты еще в стадии выздоровления. – Она строго взглянула на него. – Нет, верно, – сказала она, – ты должен не забывать, что нельзя проявлять с ней страстность. Только со мной. И сохраняй на лице довольную улыбку от первого гонга до последнего. И добросовестно выполняй свое задание на работе, но не слишком старательно. Это очень тонкое и хитрое дело – продолжать игру. Отнюдь не проще, чем начать ее. – Она опять легла рядом и обняла его рукой. – Гадство! – сказала она. – Все бы сейчас отдала, чтобы покурить.
– Неужели это такое большое удовольствие?
– Мммм! Особенно в такие моменты, как сейчас.
– Надо будет и мне попробовать.
Некоторое время они лежали, болтая и ласкаясь, а потом Снежинка попыталась еще раз возбудить его.
– Не попробуешь – не получишь, – объяснила она, но, увы, ее усилия оказались тщетными.
Около двенадцати она собралась уходить и уже у двери напомнила:
– В воскресенье в одиннадцать вечера. Поздравляю тебя!
Вечером в субботу Чип познакомился в гостиной с номером по имени Мэри КК, чей партнер был переведен в Кану в начале этой недели. Часть ее имянома, указывающая на год рождения, была 38, то есть ей было двадцать четыре года.
Они пошли на концерт, посвященный Рождеству Марксову, в Парк Равенства, Пока они сидели и ждали, покуда амфитеатр заполнится публикой, Чип внимательно рассматривал Мэри. У нее был острый подбородок, а в остальном она была нормальная: смуглая кожа, слегка раскосые карие глаза, подстриженные черные волосы, желтый балахон на стройном худощавом теле. Один ноготь на ноге, скрытый наполовину перемычкой сандалии, был синевато-вишневый. Она сидела с улыбкой на лице, глядя на противоположную сторону амфитеатра.
– Ты откуда? – спросил он у Мэри КК.
– Из Руса, – ответила она.
– Какая классификация?
– 140Б.
– Это что такое?
– Техник-офтальмолог.
– И что ты делаешь?
Она повернулась к нему.
– Я подгоняю линзы, – сказала она, – В детском отделении.
– Тебе нравится?
– Конечно, – она посмотрела на него с удивлением. – Почему ты задаешь мне столько вопросов? – спросила она. – И почему ты так меня рассматриваешь, будто впервые видишь номера?
– Я впервые вижу тебя, – сказал он. – И я хочу узнать тебя.
– Я такая же, как все остальные, – сказала она. – Во мне нет ничего необычного.
– У тебя острый подбородок.
Она отодвинулась, и было видно, что она смущена и даже оскорблена.
– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он. – Просто хотел заметить, что в тебе есть что-то необычное, даже если это не существенно.
Она пристально посмотрела на него, затем отвела взгляд и покачала головой.
– Не понимаю тебя, – сказала она.
– Ты прости, – сказал он. – До прошлого вторника я был болен. Но мой наставник водил меня в Главный Медцентр, и там меня подналадили. Сейчас дело пошло на поправку. Ты не волнуйся.
– Вот это хорошо, – сказала она.
Через минуту повернулась к нему и радостно заулыбалась.
– Прощаю тебя, – сказала она.
– Спасибо, – сказал он, и ему вдруг стало грустно за нее.
Она опять посмотрела в сторону.
– Надеюсь, мы споем «Освобождение масс», – предположила она.
– Споем, споем, – заверил он девушку.
– Я люблю эту песню, – сказала она и, улыбаясь, стала мурлыкать мотивчик.
Он продолжал на нее искоса поглядывать, стараясь это делать незаметно, чтобы со стороны выглядело нормально. Мэри КК сказала правду: она ничем не отличалась от любого другого номера, если не считать такой мелочи, как острый подбородок и неправильного цвета ноготь на пальце ноги. Она была в точности такая же, как любая Мэри, или Анна, или Пиис, или Айни, которые были его подружками: покорная и добрая, услужливая и трудолюбивая. И все-таки ему было за нее грустно. Почему? А интересно, вызвали ли бы у него это чувство все другие девушки, если бы он их так же внимательно, рассмотрел и выслушал, как он смотрит на Мэри КК и слушает ее?
Он поглядел на номеров, сидящих от него по другую сторону, рядом с ним, ниже его и выше его. Все они были, как Мэри КК, все улыбались и готовы были петь свои любимые рождественские песни. И все они одинаково нагоняли тоску, вызывали в нем грусть – любой и каждый в амфитеатре, сотни, тысячи, десятки тысяч. Скопища их лиц напоминали смуглые бусины, нанизанные на рядами уложенные струны.
Прожектора вырвали из темноты золотой крест и красный серп в центре чаши. Грянули четыре знакомые фанфарные ноты, и каждый запел:
Братство могучее, единая Семья,
Сплоченные и дружные, без всяких лишних «Я».
Братству нерушимому мы жизни отдаем,
И Братство дарит жизни нам, которыми живем.
Нет, не были они могучим Братством, подумалось ему. А были они убогой общиной, тоскливой и достойной жалости, одурманенные медикаментами и обезличенные браслетами. Это Уни был могуч.
Братство могучее, славное племя,
Мы побеждаем пространство и время.
Он машинально подпевал, думая, что права была Маттиола: ослабленная доза влекла за собой новое для него ощущение несчастливости.
В одиннадцать часов вечера в воскресенье он встретился со Снежинкой в проходе между двумя зданиями на Нижней Площади Христа. Он обнимал и целовал ее с благодарностью, за ее сексуальность и юмор, бледную кожу и горький привкус табака – за все, что было ею и более никем.
– Слава Христу и Вэню, я рад тебя видеть, – сказал он.
Она сильно прижала его к себе и счастливо улыбнулась.
– Не сладко все время быть среди «нормальных»?
– Еще как! – сказал он. – Сегодня утром мне хотелось пробить не по мячу, а по команде моих футболистов.
Она рассмеялась.
Он испытывал депрессию после того вечера и концерта; теперь же он почувствовал себя свободным и счастливым и даже ростом выше.
– Я-таки нашел себе девушку, – сказал он, – и – ты не поверишь – у меня не было с ней никаких проблем.
– Гнусь!
– Конечно, не так долго и не так здорово, как было с тобой, но ведь не прошло и суток!
– Я могу обойтись и без подробностей.
Он усмехнулся, крепко обнял ее ниже пояса.
– Мне кажется, я способен проделать это и сегодня, – сказал он, поглаживая ее большими пальцами.
– Твое «Я» растет прямо на глазах.
– Все во мне растет!
– Пойдем, братец, – сказала она, убирая его руки и складывая ладонями вместе. – Будет лучше отвести тебя в помещение, пока ты не запел.
Они вышли на площадь и стали пересекать ее по диагонали. Безжизненно свисали флаги и украшения, развешанные на Рождество Марксово и смутно маячившие в отсветах дальних фонарей в проулках.
– Но куда же мы идем? – спросил он, полный счастья. – Где та тайная явка, где встречается хворое отребье молодого здорового поколения?
– В Пред-У, – сказала она.
– В музее?
– В нем самом. Ты сможешь придумать лучшее место для группы морочащих Уни аномалов? Ведь мы с тобой именно к ним и принадлежим. Полегче, – сказала она, придерживая его за руку, – не маршируй так энергично.
На площадь из проулка, куда они направлялись, вышел номер. Он нес то ли чемоданчик, то ли телекомп в футляре.
Чип умерил шаг и шел нормально рядом со Снежинкой. Номер – он нес телекомп, – поравнявшись с ними, улыбнулся и кивнул. Они улыбнулись и кивнули в ответ.
Чип со Снежинкой спустились по ступенькам, и площадь осталась позади.
– А кроме того, – продолжала прерванный разговор Снежинка, – там от восьми и до восьми пусто, и там бесконечное множество курительных трубок и забавных одежд, и потрясающих кроватей.
– Вы берете эти вещи?
– Мы не трогаем кроватей, – сказала она. – Но время от времени ими пользуемся. Торжественное собрание в конференц-зале было лишь в твою честь.
– Что еще вы делаете?
– Ну, сидим в кружке и понемножку жалуемся на жизнь. Этим по большей части занимаются Маттиола и Леопард. С меня хватает курения и секса. Король иногда забавно пародирует некоторые ТВ-передачи – подожди, еще увидишь, как ты теперь сможешь хохотать.
– Кроватями вы пользуетесь на групповой основе?
– Только попарно, дорогой. Мы не настолько Пред-У.
– А с кем ты ими пользовалась?
– С Пташкой, разумеется. Нужда – мать изобретательности. Бедняжка, мне теперь так ее жалко.
– Еще бы!
– Да, жалко! Ах, впрочем, там в экспонатах девятнадцатого века есть искусственный пенис. Она не пропадет.
– Король говорит, хорошо бы найти для нее мужчину.
– Хорошо бы. Ситуация стала бы гораздо лучше, будь у нас четыре пары.
– Вот и Король говорит то же самое.
Когда они проходили по первому этажу музея, освещая себе путь карманным фонариком, который был у Снежинки, в населенных странными фигурами потемках вспыхнул луч другого фонаря и раздался голос почти рядом:
– Эй, кто тут? – Они остановились. – Простите, – сказал голос. – Это я, Леопард.
Снежинка направила луч на автомашину двадцатого века, и фонарик в ней погас. Они подошли к сверкающему металлическому экипажу. Сидевший за рулем Леопард оказался старым круглолицым номером. На нем была шляпа с оранжевым пером. На носу и на щеках темнели коричневые пятнышки. Он положил на край окна машины свою руку с такими же пятнышками и сказал:
– Поздравляю, Чип! Рад, что вы выдержали.
– Далеко ли собрался ехать? – спросила Снежинка.
– Уже сгонял. В Япу и обратно. «Вольво» сейчас без горючего. Да и мокрый весь насквозь, сами понимаете.
Они улыбнулись друг другу.
– Фантастика, вы не находите? – сказал он, поворачивая руль и орудуя рычагом, торчащим под рулевым колесом. – Водитель от старта и до остановки полностью управлял машиной, используя для этого обе руки и ноги.
– Должно быть, головоломное занятие, – сказал Чип.
– Не говоря об его опасности, – добавила Снежинка.
– Зато очень забавно, – сказал Леопард. – Это настоящее приключение – выбирать, куда ехать, соображать, по какой дороге добраться до цели, соотносить свои маневры с маневрами других машин.
– Ошибиться при маневре – и погибнуть, – сказала Снежинка.
– Не думаю, чтобы это случалось так часто, как нам говорили, – сказал Леопард. – Если бы было так, они делали бы детали машин гораздо толще.
На это Чип возразил:
– Но это сделало бы их намного тяжелей, и они ездили бы еще медленней.
– А где Тишь? – спросила Снежинка.
– Наверху с Пташкой, – сказал Леопард.
Он открыл дверцу машины и, выходя из нее с фонариком в руке, сказал:
– Они расставляют все по местам. Натащили в комнату всякой ерунды. – Он подкрутил стекло вверх до половины и захлопнул дверцу. Его балахон был перепоясан широким коричневым ремнем, украшенным заклепками.
– А Король с Маттиолой? – спросила Снежинка.
– Где-то здесь.
Чип подумал; «Используют музейную кровать», – когда они шли втроем по залам.
Чип много размышлял о Короле и Маттиоле с того раза, как встретил Короля в медцентре и увидел, как он был стар – пятьдесят два или пятьдесят три, если не больше. Он раздумывал о разнице в возрасте между ними. Самое малое – тридцать лет. Он думал о том, как Король предложил ему держаться подальше от Маттиолы, и о ее больших слабее-чем-принято раскошенных глазах и о ее руках, маленьких и теплых, лежавших у Чипа на коленях, когда она сидела перед ним на корточках, уговаривая его принять новую, настоящую жизнь.
Они поднялись по неподвижно эскалатору и пошли по второму этажу музея. Два лучика от фонарей Леопарда и Снежинки танцевали по ружьям и мечам, по колбам ламп на проводах, по окровавленным боксерам, по королям и королевам в усыпанных драгоценными камнями и отороченных мехами одеждах, и по трем нищим калекам-оборванцам, выставляющим напоказ свои уродства и протягивающим руки для подаяния. Перегородка позади нищих была отодвинута, открывая узкий коридор, куда падал свет из открытой двери в левой стене. Слышался ровный негромкий женский голос. Леопард двинулся вперед и вошел в дверь, а Снежинка остановилась и оторвала кусок пластыря из пакета первой медицинской помощи.
– Здесь Снежинка с Чипом, – объявил, входя, Леопард.
Чип заклеил пластырем имяном на браслете.
Они тоже прошли к двери и попали в прокуренную комнату, где на старинных стульях сидели рядом две женщины – пожилая и молодая; в руках у них были ножи, которыми они крошили на столе коричневые листья. Это были Тишь и Пташка. Они поздоровались с Чипом за руку и поздравили его. У Тиши лицо было улыбчивое, покрытое сеточкой морщин; Пташка была явно смущена, рука у нее была горячая и влажная. Леопард стоял рядом с Тишью и раскуривал нагревательной спиралькой изогнутую черную трубку и пыхал дымом по бокам чубука.
Комната, довольно большая, была музейным запасником, дальняя часть ее была до потолка забита множеством Пред-У-реликвий совсем древних и не очень. Тут были разные механизмы, предметы мебели, картины, узлы с одеждой, оружие и инструменты с деревянными ручками, статуя «ангела» – номера с крыльями, с полдюжины открытых и закрытых коробок, маркированных ИНД 26110 с желтыми квадратными ярлыками по бокам. Оглядываясь по сторонам, Чип сказал:
– Тут всякой всячины хватит еще на целый музей.
– И ведь все настоящее! – сказал Леопард. – Многие вещи в экспозиции, вы это знаете?
– Нет, я этого не знал.
В передней части помещения стояли разнообразные скамьи и стулья. К стенам были прислонены картины, стояли коробки с разной антикварной мелочью и стопки старинных растрепанных книг. Внимание Чипа привлекла картина с изображением огромного камня. Он отодвинул стул, мешавший рассмотреть холст. Камень размером с целую гору парил над землей в синем небе, он был тщательно выписан и будоражил чувства.
– Какая странная картина, – сказал он.
– Таких странных здесь очень много, – бросил Леопард.
– На тех, что с Христом, – сказала Тишь, – он изображен со светлым кругом над головой, и вообще он мало похож на человека.
– Я их видел, – сказал Чип, глядя на каменюгу, – но нигде не видел ничего подобного этому. Потрясающе! Реальное и нереальное одновременно.
– Ты не сможешь взять картину себе, – сказала Снежинка. – Мы не смеем ничего брать такого, чего потом могут не досчитаться!
– Все равно нет места, куда я мог бы ее повесить.
– А как вам нравится быть недолеченным? – поинтересовалась Пташка.
Чип обернулся. Пташка глядела в сторону, в руках у нее была связка листьев и нож. Обе женщины продолжали сноровисто нарезать из листьев тонкую лапшу. Снежинка сидела с трубкой во рту; Леопард разжигал ее, уткнув нагреватель в головку.
– Это замечательно, – сказал Чип. – Чем дальше, тем чудесней. Я бесконечно благодарен вам всем.
– Мы сделали только то, что нам велено делать, – сказал Леопард, улыбаясь. – Помогли брату.
– Помогать предписывается не совсем так, – сыронизировал Чип.
Снежинка предложила ему свою трубку.
– Ты достаточно созрел, чтобы разок затянуться?
Он подошел к ней и взял трубку. Головка была теплой, табак подернулся серым пеплом и дымил. Чип поколебался, улыбнулся всем наблюдавшим за ним и поднес чубук ко рту. Коротко затянулся и выпустил дым. Вкус был острый, но приятный, что немало его удивило.
– Недурно, – сказал он. Повторил затяжку более уверенно. Часть дыма попала ему в горло, и он закашлялся.
Леопард, направлявшийся к двери, улыбнулся и сказал:
– Я добуду трубку и для тебя, – и вышел из кладовой.
Чип отдал трубку Снежинке и, прокашлявшись, сел на потертую скамейку из темного дерева. Стал смотреть, как Тишь с Пташкой нарезают табак. Тишь улыбалась.
Он спросил:
– А где вы достаете семена?
– С наших же плантаций, – сказала она.
– А где достали, с которых начали?
– У Короля было.
– Что у меня было? – спросил, входя, Король – высокий, тощий и ясноглазый, с золотым медальоном на цепочке поверх балахона. Позади него стояла Маттиола, и он держал ее за руку. Чип встал. Она посмотрела на него, необычная, темная, красивая, юная.
– Семена табака, – пояснила Тишь.
Король, тепло улыбаясь Чипу, протянул ему руку.
– Рад вас здесь видеть, – сказал он.
Чип пожал руку; их рукопожатие было крепким и сердечным.
– В самом деле приятно увидеть в группе новое лицо, – сказал Король. – В особенности мужчину. Хоть будет у меня помощник, чтобы держать в рамках приличия этих Пред-У-женщин!
– Ха! – насмешливо воскликнула Снежинка.
– Мне здесь хорошо с вами, – сказал Чип, польщенный дружелюбием Короля. Его холодность, проявленная в кабинете, безусловно, была показной и была вызвана присутствием врачей-надзирателей. – Благодарю вас, – сказал Чип. – За все. Вас обоих.
Маттиола сказала:
– Я страшно рада, Чип.
Ее рука по-прежнему покоилась в руке Короля. Ее кожа была темней нормальной – нежно-коричневая, тронутая румянцем. Глаза были крупные с почти строго горизонтальным разрезом, губы розовые и на вид мягкие. Она отвернулась и сказала:
– Привет, Снежинка!
Она высвободила свою руку из руки Короля, подошла к Снежинке и поцеловала ее в щеку.
Ей было около двадцати, может быть, двадцать один, не больше В верхних карманах ее балахона что-то лежало и делало ее похожей на высокогрудых женщин с рисунков Карла. Из-за этого она выглядела как-то странно и таинственно-маняще.
– Начинаете чувствовать себя по-новому, Чип? – спросил Король.
Он стоял около стола и набивал трубку табаком.
– Да, и еще как! – сказал Чип. – Как вы говорили, все так и происходит.
Подошел Леопард и сказал:
– Вот, Чип, берите, – и дал ему трубку с толстой желтой головкой и янтарным мундштуком.
Чип поблагодарил и стал примеряться к трубке – ее было удобно держать в руке и мундштук был по губам. Он подошел к столу, и Король стал учить его, как набивать головку табаком.
Леопард повел его в другие запасники музея, в конференц-зал, показал различные административные кабинеты и мастерские.
– В таких обходах есть разумное зерно, – сказал он. – Надо знать, кто где уединяется во время наших вечеринок, а потом пройти проверить – все ли оставлено в должном порядке. Наши девицы могли бы быть поаккуратней. Обычно эту миссию беру на себя я, а когда меня не станет, по-видимому, придется этим делом заниматься вам. Нормальные номеры достаточно наблюдательны, и это не доставляет нам особой радости.
– Вас что – переводят? – спросил Чип.
– О нет, – сказал Леопард, – приходит пора умирать. Мне уже пошел шестьдесят третий. Почти три месяца назад. То же самое и у Тиши.
– Как жаль, – сказал Чип.
– Нам самим жаль, – сказал Леопард. – Но ничего не поделаешь, никто не живет вечно. Табачный пепел штука коварная, – переменил он тему, – но с ним все осторожны. А насчет запаха вы не беспокойтесь: кондиционировать воздух начинают ровно в семь сорок, и все выветривается – однажды я остался до утра и убедился в этом. Снежинка у нас будет отвечать за выращивание табака Листья мы подсушиваем прямо здесь, на крышке бака с горячей водой, я вам покажу.
Когда они воротились в кладовую, Король со Снежинкой сидели верхом на скамье друг против друга и увлеченно играли в какую-то механическую настольную игру, лежавшую между ними. Тишь дремала в своем кресле, а Маттиола, примостившись возле вороха старинных вещиц, доставала из коробки по одной книжке, рассматривала их и складывала в кучу на полу. Пташка куда-то отлучилась.
– Это что такое? – спросил Леопард.
– Нашли новую игру, – сказала Снежинка, не поднимая головы.
Оба они, Снежинка и Король, держались обеими руками за рычажки, оттягивали и отпускали их, и тогда срабатывали педальки и били по шарику-мячу. При ударе педальки – некоторые были не в порядке – громко лязгали. Мячик замысловатым путем двигался по игровому полю и наконец застрял на стороне Короля.
– Пять! – воскликнула Снежинка торжествующе. – Вот так-то, братец!
Тишь приоткрыла глаза, взглянула на игравших и вновь закрыла их.
– Главное – не победа, а развлечение от игры, – сказал Король, разжигая трубку металлической зажигалкой.
– Чушь собачья! – возразила ему Снежинка. – Чип! Садись, ты – следующий.
– Нет, я лучше посмотрю, – сказал он с улыбкой.
Леопард тоже отклонил предложение сыграть, и Король со Снежинкой затеяли второй матч. В паузе, когда Король выиграл очко у Снежинки, Чип сказал:
– Разрешите взглянуть на зажигалку. – И Король дал ее Чипу. На боковой поверхности была нарисована птица в полете – утка, подумалось Чипу. Он видел зажигалки в музеях, но никогда ими не пользовался. Он открыл крышечку и крутанул пальцем зубчатое колесико. Со второй попытки фитиль загорелся. Он закрыл зажигалку, рассмотрел ее со всех сторон и во время паузы в игре вернул Королю.
Он еще немного понаблюдал за их состязанием и отошел. Подошел к коробу со старинными вещами и стал их рассматривать, незаметно оказавшись рядом с Маттиолой. Та взглянула на него и улыбнулась, откладывая книгу в одну из стопок рядом с нею.
– Я перебираю их в надежде найти хоть одну на нашем языке, – сказала она. – Но все они староязычные.
Чип тоже присел на корточки и взял только что отложенную его книжку. На корешке переплета была надпись мелкими буквами: «B<$Eroman a dotdot>dda ford»
– Хм-м, – промычал он, покачивая головой. Перелистал несколько старых, дотемна пожелтевших страниц. Фразы и слова были совершенно непонятны:
allvada 1<$Eroman о dotdot>gnerska, d<$Eroman о dotdot>k пег p<$Eroman a dot> briskorna. Над многими буквами стояли двойные точки и кружочки.
– Некоторые слова похожи на наши, так что их можно даже понять, – сказала она. – Но другие!.. Вот поглядите. – И она показала ему книгу, в которой все «N» были напечатаны наоборот: «И», а еще были квадратные буквы, но без донца: «П», причем вперемешку с обычными «Р» и «Е» и «О». – Что все это могло бы означать? – удивленно сказала она, кладя книгу на пол.
– Интересно найти такую, чтобы мы смогли прочесть, – сказал он, любуясь гладкостью ее смугло-румяной щеки.
– Да, хорошо бы, – согласилась она. – Но я думаю, все они прошли проверку прежде, чем попасть сюда, потому мы и не можем их читать.
– Думаете, их проверяли?
– Их должно было быть много на нашем языке, – сказала она, – иначе как бы он мог стать языком, если бы им широко не пользовались раньше?
– Да, конечно, – согласился он. – Вы правы.
– Но я все-таки надеюсь, – сказала она, – что где-то они допустили оплошность при проверке. – Она хмуро посмотрела на очередную книгу и положила ее на кучу.
