Текст книги "День совершенства"
Автор книги: Айра Левин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
2 Часть
ВОЗВРАТ К ЖИЗНИ
Глава 1
Между июлем 153 и марксом 162 годов у Чипа было четыре назначения: два в исследовательских лабораториях в США, потом совсем недолго он прослужил в Институте генной инженерии в Инде, где прослушал курс лекций о последних достижениях в области индуктивной мутации, и, наконец, пять лет он проработал на заводе гемосинтетики в Чи. Ему дважды повышали класс, и к 162 году он стал генетиком-таксономистом второго класса.
За эти годы он вел себя, как обычный, всем довольный член Братства. Он был исполнителен, дома занимался физкультурой, участвовал в рекреационных программах, проявлял еженедельную секс-активность, ежемесячно звонил домой и раз в два года навещал родителей, не пропускал ТВ-сеансов и лечебных процедур, аккуратно посещал своего наставника. Он не испытывал ни физического, ни душевного дискомфорта, о котором следовало бы сообщить наставнику.
А вот состояние его духа было далеко от нормального. Чувство вины, с которым он покинул Академию, заставляло его быть скрытным со своим следующим наставником, он держал в себе то чувство. Оно, хотя и было неприятным, тем не менее оставалось самым сильным из когда-либо пережитых им и странным образом расширяло его ощущение бытия; а его молчание – он сообщал наставнику лишь, что чувствует себя хорошо, и изображал из себя расслабленного, удовлетворенного жизнью номера – с годами привело к тому, что он и с остальными был необщителен, относясь ко всем настороженно. Все, что ни возьми: унипеки, балахоны, стандартные и однообразные жилища, одинаковые мысли, а в особенности работа, которую он исполнял, в конце концов подтверждало универсальную стандартность всего сущего – все теперь вызывало в нем сомнение. Не было никакой, хотя бы самой призрачной, альтернативы чему бы то ни было, поэтому он продолжал терзаться сомнениями и – молчать. Лишь первые несколько дней после очередной процедуры он был по-настоящему таким номером, какого изображал из себя.
Единственная в мире вещь не подлежала сомнению – сделанный Карлом рисунок лошади. Он вставил его в раму – не из снабцентра, а собственноручно смастеренную из деревянных реечек, отодранных от задней стенки ящика стола и гладко оскобленных – и повесил у себя в комнате в США, потом в Инде, потом в Чи. На него было гораздо приятней глядеть, чем на Вэня, выступающего перед врачами, или на выступающего перед врачами «Пишущего Маркса», или на Христа, изгоняющего менял из храма.
В Чи он надумал было жениться, но ему было сказано, что он не предназначен для воспроизводства номеров, и потому в браке не виделось большого смысла.
В середине маркса 162 года, незадолго до его двадцать седьмого дня рождения, Чипа вновь перевели в Институт генной инженерии в ИНД 26110 и определили во вновь образованный Центр генной субклассификации. Новейшие микроскопы обнаружили различия в генах, ранее казавшихся идентичными, и он был одним из сорока специалистов 663В и 663С, решавших проблемы определения субклассификации. Его комната находилась в четвертом по счету здании от Центра, что позволяло ему дважды в день совершать небольшую пешую прогулку. Вскоре он и девушку себе нашел, которая жила этажом ниже. Нового наставника звали Боб РО, и он был на год моложе Чипа. Жизнь здесь, судя по всему, предстояла такая же, как прежде.
Но однажды апрельским вечером, когда он собирался перед сном почистить зубы, он обнаружил что-то белое в футляре своей зубной щетки. Весьма озадаченный этим фактом, он извлек предмет из футляра. Это был плотно сложенный втрое листок бумаги. Он положил футляр, расправил бумажный квадратик, покрытый машинописным текстом:
«Вы производите впечатление весьма необычного номера. Например, вы задумывались о классификации, которую хотели бы избрать для себя. Не хотите ли познакомиться с другими необычными номерами? Подумайте об этом. Вы живой лишь отчасти. Мы можем вам помочь больше, чем вы полагаете».
Записка удивила Чипа тем, что есть кто-то, кто знает о его прошлом, он был встревожен, что она была передана ему тайно, обескуражен он был и фразой: «Вы живой лишь отчасти». Чьей-то осведомленностью о его прошлом, способом доставки и фразой «Вы ведь живой лишь отчасти». Что означало это непонятное утверждение и вообще все это странное послание? И кто всем другим местам для записки предпочел зубную щетку? Но ведь и в самом деле лучше места было не придумать, сообразил он; так записка наверняка могла попасть только в его руки. Так кто же столь расчетливо положил ее сюда? Раньше вечером или на протяжении дня в комнату мог войти кто угодно. По меньшей мере два других номера заходили к нему: на его информдоске были две записки – от его подружки, Пиис СК, и от секретаря домового клуба фотолюбителей.
Он почистил зубы, лег в постель и перечитал записку. Ее автор или один из тех «необычных номеров» должен был иметь доступ к ячейкам памяти Уни-Компа, относящихся к отрочеству Чипа, когда он предавался размышлениям насчет самостоятельного выбора профессии, и одно это могло заставить группу подумать, что он мог им сочувствовать. А сочувствовал ли он им? Они не были нормальными, это несомненно. А он сам? Нормален ли был он сам? «Мы можем помочь вам больше, чем вы полагаете». Что могло означать это? Какая такая помощь? В чем? И если бы он решил, что хочет с ними познакомиться, что ему надлежало в этом случае сделать? Скорей всего, ждать следующей записки, какого-то иного контакта.
«Подумайте об этом», – говорилось в записке.
Прозвучал удар гонга ко сну, Чип скатал записку и сунул ее за корешок книги «Житейская мудрость Вэня», лежавшей у него на ночном столике. Он выключил электричество, лег и стал размышлять. Это волновало, но как-то по-другому, и к тому же было интересно. «Не хотите ли познакомиться с другими необычными номерами?»
Бобу РО он об этом не сказал ни слова. Всякий раз, приходя к себе в комнату, он надеялся обнаружить в зубной щетке еще записку, но не находил. По дороге на работу и домой, садясь в гостиной перед экраном ТВ, стоя в очереди в столовую или в снабцентре, он изучал глаза окружавших его номеров, был начеку, готовый перехватить несущую в себе намек фразу или хотя бы взгляд, движение головы, приглашающее его последовать. Никого и ничего.
Прошло четыре дня, и он уже начал думать, что записка была не более чем плоской шуткой приболевшего номера или – хуже того – замаскированным тестом. Может быть, сам Боб РО написал это, чтобы проверить, доложит ли ему Чип о записке? Нет, это было бы смехотворно, он действительно заболевал.
Он был заинтригован, даже взволнован и полон надежд – сам не зная на что, – но теперь, по прошествии многих дней, в течение которых не было ни записки, ни контакта, он сделался раздражительным и испытывал разочарование.
И вот спустя неделю пришла еще одна записка: такой же втрое сложенный листок в футляре зубной щетки. Он извлек его, возбуждение и надежда охватили его с прежней силой. Развернув бумажку, он прочел:
«Если вы хотите с нами познакомиться и узнать, какой может быть наша помощь, будьте между зданиями Д16 и Д18 на Нижней Площади Христа завтра вечером в 11.15. По пути не отмечайтесь на сканерах. Если сканер находится в поле зрения номеров, измените маршрут. Я буду ждать до 11.30».
Внизу была напечатана подпись Снежинка.
Тротуары были почти безлюдны, а те немногие номеры, что попадались по пути, спешили к своим койкам и сосредоточенно глядели только вперед. Лишь однажды ему пришлось изменить маршрут, потом он прибавил шагу и достиг Нижней Площади Христа точно в 11.15. Чип пересек освещенное луной белое пространство с неработающим фонтаном, в котором отражалась луна, и нашел дом Д16 и темневший проход, отделявший это здание от Д18.
На первый взгляд здесь никого не было, но вскоре, на расстоянии нескольких метров, он заметил в тени белый балахон, отмеченный знаком, напоминавшим медцентровский красный крест. Он ступил в сумрак и приблизился к номеру, безмолвно стоявшему у стены Д16.
– Снежинка? – спросил он.
– Да. – Голос принадлежал женщине. – Сканеров не касались?
– Нет.
– Необычное ощущение, правда? – Она была в тонкой светлой маске, плотно прилегавшей к лицу.
– Я уже поступал так, – ответил он.
– Молодец.
– Только однажды – и меня на это толкнули.
Она показалась ему старше его, но не понять было на сколько.
– Теперь мы пойдем в одно место, оно в пяти минутах ходьбы отсюда, – сказала она. – Мы там регулярно собираемся. Нас шестеро – четыре женщины и два мужчины. Соотношение ужасное, и я рассчитываю его улучшить с вашей помощью. Мы намерены предложить вам кое-что; если вы решите, что вам это подходит, то впоследствии вы могли бы стать одним из наших. А если нет – то и суда нет, и сегодняшняя встреча будет нашей первой и последней. В таком случае – вы должны нас понять – мы не можем допустить, чтобы вы видели наши лица и место, где происходят наши встречи. – Она вынула руку из кармана, в ней было что-то белое. – Я вынуждена завязать вам глаза, – сказала она. – Поэтому и мне приходится прятать свое лицо под этой медицинской маской, чтобы, когда поведу вас, все выглядело естественно.
– В такой поздний час?
– Так мы поступали и раньше, и все сходило благополучно, – сказала она. – Вы не возражаете?
Он пожал плечами и сказал:
– Да нет.
– Приложите это к своим глазам. – Женщина дала ему два комка ваты. Он зажмурился и приложил их к глазам, придерживая пальцами, а она стала накладывать ему на голову повязку; он убрал пальцы и наклонил голову, чтобы помочь ей. Она все наворачивала и наворачивала бинт на лоб, на глаза, на щеки.
– А может, вы на самом деле из медцентра? – пошутил он.
– Разумеется, – ответила она с легкой усмешкой и, натянув конец бинта, засунула его под повязку, потом взяла Чипа за руку, повернула в сторону площади, и – он понял – они двинулись.
– Не забудьте про свою маску, – сказал он.
Она резко остановилась.
– Спасибо за напоминание, – сказала она. Выпустила его руку из своей, затем чуть погодя взяла опять. Так они продолжали путь.
Звук их шагов стал тише, не отражался уже от окружавших домов, ветерок слегка холодил ему лицо ниже повязки – они шли через площадь. Рука Снежинки тянула его влево, в направлении, противоположном Институту.
– Когда мы придем, – сказала она, – я залеплю наши браслеты пластырем. Мы даже друг от друга скрываем наши имяномы. Я ваш знаю, потому что это я вас засекла, а другие не знают; им известно только, что я привожу перспективного номера. Впоследствии один или двое из них, возможно, вынуждены будут поинтересоваться вашими данными.
– Вы проверяете сведения о прошлом каждого, кого приглашаете к себе?
– Нет. А зачем?
– А разве вы не так «засекли» меня, разузнав, что я когда-то размышлял по поводу самоклассификации?
– Сейчас будут три ступеньки вниз, – предупредила она. – Нет, это было лишь подтверждением. Еще две и еще три. Собственно, я засекла вас благодаря вашему виду, по которому не скажешь, что вы на все сто процентов в лоне Братства. Вы тоже научитесь отличать таких, если присоединитесь к нам. Я узнала, кто вы такой, и потом зашла в вашу комнату и увидала на стене картину.
– Лошади?
– Нет, картину «Пишущий Маркс», – пошутила она. – Ну, разумеется, рисунок лошади. Вы рисуете так, как не придет в голову рисовать ни одному обычному номеру. А уж потом я изучила ваши данные.
Они миновали площадь и пошли на запад. Чип не мог понять – то ли вдоль блока «К», то ли «Л».
– Ошибочка у вас вышла, – сказал он. – Рисовал картину другой.
– Рисовали ее вы, – сказала она, – вы запрашивали уголь и альбомы.
– Но не для себя – для номера, который это нарисовал. Мой друг по Академии.
– Что ж, это интересно, – сказала она. – Жульничество на заявках еще более обнадеживает меня. Так или иначе, рисунок вам нравится, раз вы решили вставить его в рамку и сохранить. Или рамку тоже сделал ваш друг?
Чип улыбнулся.
– Нет, – сказал он, – тут вы не промахнулись.
– Теперь поворачиваем направо.
– Вы наставник?
– Я?! Гнусь какая! Нет, конечно.
– Но у вас есть возможность добывать данные прошлых обследований?
– Иногда.
– Вы из Института?
– Не задавайте столько вопросов, – сказала она. – Подумайте лучше, как вы хотите, чтобы мы вас называли вместо Ли РМ.
– Чипом, – сказал он.
– Чип? Ну уж нет, – сказала она, – не говорите первое, что вам пришло на ум. Вам подошло бы нечто вроде Пирата или Тигра. У нас есть Король и Маттиола, Леопард и Тишь и еще Пташка.
– Чипом меня прозвали, когда я был мальчиком, – сказал он. – Мне это привычно.
– Прекрасно, – сказала она, – но это не то, что выбрала бы я. Вы знаете, где мы находимся?
– Нет.
– Отлично. Сейчас налево.
Они вошли в дверь, поднялись вверх по лестнице, прошли еще через одну дверь и попали куда-то в гулкий зал, по которому они долго шли, поворачивая в разные стороны, словно бы лавировали среди беспорядочно наставленных предметов. Они шли по неработающему эскалатору, затем по коридору, поворачивающему направо.
Она остановила его и попросила браслет. Он протянул руку, и его браслет был плотно прижат и чем-то обернут. Он прикоснулся к тому месту, где был его имяном, и ощутил гладкую поверхность. Это ощущение и его незрячесть вызвали у него вдруг чувство какой-то бестелесности или невесомости, будто ему предстояло проплыть сквозь дверь, наружные стены вверх, в небо, в космос и там обратиться в ничто.
Она опять взяла его руку в свою. Они прошли еще немного и остановились. Он услышал, как она условным знаком постучала в дверь – один стук и два повторных. Дверь отворилась, голоса внутри притихли.
– Здравствуйте, – приветствовала она своих, ведя его перед собой. – Это Чип. Он на этой кличке настаивает.
Задвигались по полу стулья, раздались приветственные возгласы. Чья-то рука пожала его руку.
– Я – Король, – представился мужчина. – Я рад, что вы решили прийти.
– Спасибо, – сказал Чип.
Он ощутил еще чье-то рукопожатие. Оно было крепче.
– Снежинка говорила, вы настоящий художник. Меня зовут Леопард, – представился после короткой паузы мужчина постарше Короля, судя по его голосу.
Одно за другим последовали рукопожатия женщин и представления:
– Привет, Чип! Меня зовут Маттиола.
– А меня Пташка Надеюсь, вы станете постоянным гостем.
– А я Тишь, жена Леопарда. Хэлло!
Это была пожилая женщина, первые же две – молодые.
Чипа подвели к стулу и усадили. Руки нащупали слегка закругленный край стола; по-видимому, стол был большим – овальным или круглым. Все сели. Снежинка – справа от него, разговаривала; кто-то сидел слева. Чип уловил запах дыма и потянул носом, пытаясь определить, что горит. Похоже, кроме него, никто не замечал запаха.
– Что-то горит, – сказал он.
– Табак, – ответил ему немолодой женский голос. Это сказала Тишь, сидевшая слева.
– Табак? – переспросил он.
– Мы его курим, – пояснила Снежинка. – Не хотите попробовать?
– Нет, – отказался он.
Послышались смешки.
– Это не смертельно, – сказал Король, он сидел тоже слева, но подальше. – И, полагаю, более того – не бесполезно.
– Это так приятно, – сказала одна из молодых женщин, сидевшая напротив.
– Благодарю, не надо, – отказался Чип.
Опять раздался смех, они немного поговорили между собой, потом замолчали. На его правой руке, покоившейся на столе, лежала рука Снежинки, ему хотелось ее высвободить, но он удержался. Глупо было приходить сюда. Чего ради сидел он тут с завязанными глазами среди этих больных номеров, взявших себе псевдонимы? Его ненормальность не шла ни в какое сравнение с их состоянием. Табак! Это вещество было выведено из употребления сто лет назад. Откуда, черт возьми, они его откопали?
– Мы вам приносим свои извинения, Чип, за эту повязку, – сказал Король. – Я полагаю, Снежинка вам объяснила, чем вызвана такая необходимость.
– Да, объяснила, – сказал Чип.
Снежинка тоже сказала:
– Да, объяснила.
Она освободила ладонь Чипа, и он сцепил обе руки на коленях.
– Мы аномальны – это очевидно, – сказал Король. – Мы делаем массу вещей, которые всеми трактуются как свидетельства заболевания. Мы же полагаем, что это не совсем так. Мы знаем, что это не так. – Голос у него был громкий, низкий и авторитетный. Чипу он представлялся крупным, могучим мужчиной лет сорока. – Я не намерен вдаваться в детали, – сказал Король, – потому что в вашем теперешнем состоянии они вас огорчат и шокируют, как шокировало и огорчило вас то, что мы курим табак. Вы сами все узнаете со временем, в будущем, если оно будет у нас с вами.
– Что вы хотите сказать, – поинтересовался Чип, – говоря о моем «теперешнем состоянии»?
Какое-то время все молчали. Женщина кашлянула.
– Сейчас вы «нормализованы» – одурманены недавней лечебной корректировкой, – сказал Король.
Чип сидел тихо, повернув голову на голос Короля, ошарашенный показавшимся ему глупым высказыванием. Вникнув в смысл слов, он сказал:
– Я не нормализован и не одурманен.
– Но это действительно так, – возразил ему Король.
– Все Братство в таком состоянии, – сказала Снежинка, а за ней, дальше за столом, послышался пожилой мужской голос, принадлежавший Леопарду:
– Каждый, не вы один.
– Что представляет собой, по-вашему, лечебная процедура? – задал вопрос Король.
– Ну, вводят вакцины, энзимы, контрацептивы, иногда транквилизатор, – ответил Чип.
– Транквилизатор – всегда, – сказал Король. – А еще ЛПК, который снижает до минимума агрессивность, но при этом притупляет чувство радости, затормаживает восприятие, уничтожает все сколько-нибудь энергичные импульсы, вырабатываемые вашим мозгом.
– Кроме того, еще секс-депрессант, – сказала Снежинка.
– Да, и это тоже, – сказал Король. – Десять минут еженедельного механического секса – лишь малая толика того, что вы могли бы иметь.
– Я вам не верю, – сказал Чип. – Ни единому вашему слову.
Все, как один, стали убеждать его, что услышанное им – чистая правда.
– Вы занимаетесь генетикой, – сказал наконец Король. – Разве генная инженерия не этим занимается? Снятием агрессивности, контролем полового влечения, внедрением в сознание чувства долга, полезности, послушания и благодарности? Сейчас пока для этого служат «процедуры», а обеспечив всех одинаковым цветом кожи, ростом и весом, генетика займется тем, что сделает у всех и мысли одинаковыми.
– Процедуры нам помогают, – сказал Чип.
– Они помогают Уни, – сказала женщина с противоположной стороны стола.
– И поклонникам Вэня, запрограммировавшим Уни, – сказал Король. – Но не нам, во всяком случае они не столько нам помогают, сколько нас калечат. Они превращают нас в механизмы.
Чип отрицательно покачал головой, потом еще раз.
– Снежинка говорила нам, – это был спокойный и суховатый голос Тиши, который так соответствовал ее прозвищу, – что у вас аномальные склонности. Вы не замечали, что сильней всего они дают о себе знать перед очередной процедурой, а после нее сразу ослабевают?
Снежинка сказала:
– Я готова поспорить, что вы изготовили ту рамку перед процедурой, за день или за два, а ни днем или двумя позже.
Он на минуту задумался.
– Не помню, – сказал он, – но когда я был мальчиком и думал о выборе профессии, после процедуры мне это казалось глупостью и архаизмом, а накануне процедуры волновало.
– Вот об этом и речь, – сказал Король.
– Да, но это было нездоровое волнение!
– Оно было здоровое, – сказал Король, а с другой стороны стола раздался женский голос:
– Вы были живым, вы что-то чувствовали. Любое чувство здоровее, чем полное бесчувствие.
Он вспомнил ощущение своей вины, которое охватило его после случая с Карлом и которое он утаивал от наставников. Он кивнул.
– Да, – сказал он, – так могло быть. – Он поворачивал голову к Королю, к женщине, к Леопарду и Снежинке, жалея, что глаза его завязаны и он не может взглянуть на них. – Но я не понимаю, – сказал он, – вы-то получаете процедуры или нет? Тогда вы…
– Мы получаем редуцированные дозы, – сказала Снежинка.
– Да, мы получаем лечебные процедуры, – сказал Король, – но мы научились нейтрализовывать некоторые компоненты инъекций, потому мы не совсем механизмы, которыми нас считает Уни.
– Это как раз то, что мы и вам предлагаем, – сказала Снежинка. – Так можно больше видеть и больше чувствовать, больше делать и доводить дело до конца.
– Но и бывать несчастливым; скажи ему и об этом. – Голос был новый, мягкий, но отчетливый, голос другой молодой женщины. Она сидела с противоположной стороны стола, левее, ближе к Королю.
– Это не совсем так, – сказала Снежинка.
– Нет, так, – возразил тот же четкий, почти девичий голос. «Ей не более двадцати», – подумалось Чипу. – Настанет день, когда вы возненавидите Христа, Маркса, Вуда и Вэня, – сказала она. – Настанет день, когда вы захотите поджечь Уни. Настанет день, когда вам захочется сорвать с руки браслет и сбежать в горы к неизлечимым. Только для того, чтобы делать то, что вам хочется, иметь возможность выбора и жить своей собственной жизнью.
– Маттиола! – попыталась остановить ее Снежинка.
– Настанет день, когда вы возненавидите нас, – продолжала Маттиола, – за ваше пробуждение, за то, что мы помешали делать из вас механизм. Вселенная – дом для машин, а люди в ней – пришельцы.
– Маттиола, – вновь сказала Снежинка, – мы же хотим, чтобы Чип присоединился к нам. Зачем сразу его отпугивать? – Чипу же она сказала: – Маттиола по-настоящему аномальна.
– В словах Маттиолы есть много правды, – сказал Король. – Я полагаю, у каждого из нас бывают моменты, когда мы жалеем, что нет места, куда можно было бы уйти, поселения или колонии, где мы могли бы быть себе хозяевами.
– Только не я, – сказала Снежинка.
– И поскольку такого места нет, – продолжал Король, – мы иной раз чувствуем себя несчастными. Не ты, Снежинка, я знаю; ты – редкое исключение. Но обычно способность чувствовать счастье означает также и способность быть несчастным. Но, как сказала Пташка, любое чувство лучше и здоровей, чем полное его отсутствие; и моменты, когда чувствуешь себя несчастным, в самом деле не столь уж часты.
– Нет, часты, – сказала Маттиола.
– О, гнусь! – воскликнула Снежинка. – Давайте прекратим этот разговор о несчастье.
– Не волнуйся, Снежинка, – сказала Пташка с той стороны стола, – если Чип вскочит и побежит, вы успеете подставить ему подножку.
– Ха-ха-ха, гнусь, гнусь, гнусь, – сказала Снежинка.
– Снежинка, Пташка! – мягко урезонил их Король. – Ладно, Чип, каков же ваш ответ? Вы хотите получать сниженную дозировку во время процедур? Это делается постепенно. Первая ступень легкая; и если вам не понравится ваше самочувствие, спустя, скажем, месяц с этого момента вы сможете пойти к своему наставнику и сказать, что вас инфицировала группа очень нездоровых номеров, которых вы, к несчастью, не можете идентифицировать.
После паузы Чип произнес:
– Хорошо. Что я должен делать?
Снежинка сжала его руку.
– Хорошо, – шепнула Тишь.
– Минуточку, сейчас раскурю свою трубку, – сказал Король.
– Вы все курите? – спросил Чип. Запах горелого усилился, и в носу у него свербило и щипало.
– Сейчас нет, – сказала Тишь. – Сейчас только Король, Маттиола и Леопард.
– В общем-то, мы все курим, – сказала Снежинка. – Но это же не все время. Покурил – перестал, потом снова покурил.
– А где вы берете табак?
– Сами выращиваем, – гордо сказал Леопард. – Тишь и я. В парковой зоне.
– В парковой зоне?
– Совершенно верно, – сказал Леопард.
– У нас два места, – сказала Тишь. – А в прошлое воскресенье мы подыскали третье.
– Чип, – сказал Король, и Чип повернулся к нему и стал слушать. – Первый шаг заключается в следующем: вам надо вести себя, как после передозировки. Снизить темп работы, стать медлительней в занятиях спортом – во всем; но снижать темп надо слегка, не резко, не привлекая к себе внимания. Попробуйте допустить мелкую ошибку в работе, через несколько дней еще одну. И в сексе не слишком проявляйте себя. Для этого накануне встречи с девушкой примените мастурбацию – таким способом вам не придется симулировать неудачу.
– Мастурбация?
– О, какой же ты наивный! – воскликнула Снежинка.
– Вызовите у себя оргазм с помощью руки, – пояснил Король. – А после не слишком переживайте, когда у вас не получится с девушкой. Пусть она сообщит своему наставнику; вы своему не говорите. Не обнаруживайте никакого волнения, не переживайте по поводу ошибок, опоздания на свидание, ну и всего такого. Пусть все это замечают и докладывают другие.
– Задремите на ТВ-сеансе, – посоветовала Пташка.
– До очередной процедуры у вас осталось десять дней, – сказал Король. – На вашей следующей еженедельной встрече с наставником, если вы будете себя до этого вести, как я сказал, ваш наставник станет выведывать у вас причину апатии. Но вы и тут не проявляйте беспокойства. Апатия, ну и ладно. Если вы все правильно проделаете, вам немного снизят дозу депрессанта; этого хватит, чтобы через месяц вы захотели узнать, как выйти на следующую ступень.
– Вроде бы не так уж и трудно, – сказал Чип.
– Да, конечно! – заметила Снежинка.
– У нас получилось – и у вас получится, – добавил Леопард.
– Однако есть опасность, – предупредил Король. – Несмотря на то что лекарственная доза будет слабей, чем обычно, ее эффект в первые несколько дней будет все еще сильным. Вы будете переживать от того, что вы наделали, вас будет подмывать признаться во всем наставнику и получить более сильную дозу, нежели обычно. И нельзя предсказать, достанет ли вам сил устоять перед этим позывом. Мы прошли через это, другим не удавалось. В минувшем году были двое – они прошли через снижение дозы, но потом не выдержали и через день или два после процедуры признались.
– А не вызовет ли подозрения у наставника моя апатия? – Он должен был слышать о тех, что хитрили раньше.
– Да, – сказал Король, – но существуют и признанные случаи снижения активности, когда потребность номера в депрессантах снижается. Так что, если вы будете действовать по нашим рекомендациям, вам снизят дозу. Лишь ваше желание признаться во лжи должно вызвать беспокойство.
– А вы, – заговорила Маттиола, – все время повторяйте про себя: это медикаменты заставляют меня думать, что я захворал и мне нужно обратиться за помощью, только они, введенные мне без моего согласия.
– Без моего согласия? – переспросил Чип.
– Да, – сказала она, – ваше тело принадлежит вам, но не Уни.
– Сдадитесь вы или устоите, – сказал Король, – зависит от того, насколько способен ваш рассудок сопротивляться химическому воздействию, и здесь, к сожалению, ваши возможности ограничены. Хотя, по тому, что мы знаем о вас, могу сказать, что вы имеете неплохие шансы.
Они дали ему еще кое-какие указания по части демонстрации апатии – забыть пару раз съесть завтрак, завалиться спать до того, как прозвучит гонг ко сну, после чего Король попросил Снежинку отвести Чипа обратно к месту их встречи.
– Я надеюсь, мы увидим вас здесь, Чип, – сказал он. – Уже без повязки.
– Я тоже надеюсь, – сказал Чип и встал, отодвигая свой стул.
– Счастливо, – сказали Тишь, Пташка и Леопард. Последним было пожелание Маттиолы:
– Удачи вам, Чип!
– Что будет, если я устою перед искушением признаться?
– Мы узнаем об этом, – сказал Король, – и один из нас вступит с вами в контакт дней через десять после очередной процедуры.
– Каким образом вы узнаете?
– Узнаем.
Снежинка взяла его за руку.
– Все в порядке, – сказал он всем на прощанье. – Благодарю вас. За все.
В ответ раздались вежливые фразы: «Не за что», «Приходите, ждем вас, Чип», «Рад быть вам полезен». Прозвучало это странновато, но потом, когда Снежинка выводила его из комнаты, он понял, в чем была странность – никто не сказал: «Благодари Уни».
Шли медленно, Снежинка держала его за руку не как медсестра, а как девушка, гуляющая со своим первым парнем.
– Не верится, – сказал он, – что ощущаемое и видимое мною не есть все, что доступно моим чувствам.
– Не все, – сказала она, – даже меньше половины. Вы убедитесь в этом сами.
– Надеюсь.
– Вот увидите. Я в этом уверена.
Он улыбнулся и сказал:
– А насчет тех двоих, что пробовали и не выдержали, вы были уверены?
– Нет, – сказала она. Потом: – В одном из них я была уверена, в другом – нет.
– В чем состоит вторая ступень? – спросил он.
– Сперва пройдите первую.
– А есть третья ступень?
– Нет. Их две, и если обе сработают, они дадут значительное снижение. Тогда вы по-настоящему станете живым. И если говорить о Ступенях в буквальном смысле слова, то сейчас нам предстоят три. Поднимаемся!
Они взошли на три ступеньки и двинулись дальше. Вот и снова площадь. Здесь царила тишина, даже ветерок и тот стих.
– Лучше всего эффект ослабленных накачек проявляется в сексе, – сказала Снежинка. – Половой акт проходит гораздо более энергично, и ощущения головокружительные. Кроме того, вы будете способны заниматься любовью почти каждую ночь.
– Невероятно!
– И, пожалуйста запомните, – сказала она, – ведь это я вас нашла. Если я поймаю вас на том, что вы хотя бы смотрите на Пташку я вас убью.
Чип вздрогнул и дал себе слово не делать глупостей.
– Извините меня, – сказала она. – Но я буду поступать агрессивно по отношению к вам. Макси-агрессивно!
– Все нормально, – сказал он. – Я не шокирован.
– Ну и хорошо.
– А как насчет Маттиолы? – поинтересовался он. – На нее можно смотреть?
– Сколько угодно! Она любит Короля.
– Вот как?!
– Да. Страстно! Как во времена Пред-У. Это Король создал группу. Сперва привел туда Маттиолу, потом Леопарда с Тишью, потом меня, Пташку.
Теперь их шаги звучали более гулко. Снежинка остановила Чипа.
– Мы пришли, – сказала она. Чип почувствовал на лице ее пальцы и наклонил голову. Она принялась разматывать бинт; щекам, освобожденным от повязки, стало прохладно. Она все разматывала, разматывала и, наконец, сняла вату с глаз. Он поморгал и широко раскрыл их.
Освещенная луной, она стояла совсем рядом и смотрела на него несколько вызывающе, тем временем сворачивая бинт. Скатав его, сунула в карман медцентровского балахона. Интересно, когда она ухитрилась снова надеть свою бледную маску? Но разглядев, он опешил от неожиданности: это было ее лицо! Она была светлокожая! Чип ни разу в жизни не видал таких светлокожих номеров, если не считать нескольких, кому было под шестьдесят. Она была почти белоснежная.
– Хорошо на мне сидит маска? – спросила она, заметив его изумление.
– Простите.
– Ничего, все в порядке, – сказала она и улыбнулась. – Все мы чуть сдвинуты в ту или другую сторону. Взять хотя бы ваш глаз.
Ей было лет тридцать пять. Черты лица заостренные, на вид интеллигентна, волосы недавно подстрижены.
– Простите, – сказал он еще раз.
– Я же сказала – все в порядке.
– Разве вам можно показывать себя мне?
– Я вот что вам скажу: если вы сломаетесь, я и пальцем не шевельну, чтобы спасти нашу компанию. Я даже буду рада, если нас тогда нормализуют.
