Текст книги "День совершенства"
Автор книги: Айра Левин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Чип глядел на него и трепетал.
– Все в порядке, – бросил Папа Ян. Затем мягко, ласково, взяв в обе руки голову Чипа, сказал: – Все в порядке, Чип. Ничего с тобой не случится. Я делал так множество раз.
– Мы же не спросились, – сказал Чип, все еще дрожа.
– Все в порядке, – сказал Папа Ян. – Ну посуди: кому принадлежит Уни-Комп?
– Кому?
– Чей он? Чей он компьютер?
– Он… он всего Братства.
– А ты член Братства? Как по-твоему?
– Да.
– Стало быть, отчасти это и твой компьютер, не так ли? Он принадлежит тебе – и никак иначе; ты ему – не принадлежишь.
– Нет, мы должны обо всем у него спрашиваться! – сказал Чип.
– Чип, доверься мне, – сказал Папа Ян. – Мы тут ничего не возьмем, ни к чему даже не притронемся. Мы только посмотрим. Я за тем и приехал сюда – показать тебе истинный Уни-Комп. Ты же хочешь его увидеть, верно?
– Да, – чуточку поразмыслив, ответил Чип.
– В таком случае, не волнуйся; все в полном порядке. – Папа Ян ободряюще посмотрел в глаза Чипу, а затем выпустил из ладоней его голову и взял за руку.
Они стояли на площадке лестницы, ведущей вниз. Спустились на четыре или пять маршей – в прохладу, – и Папа Ян остановился и остановил Чипа.
– Стой на этом месте, – сказал он. – Я вернусь через пару секунд. Не двигайся.
Чип испуганно наблюдал, как Папа Ян стал подниматься по лестнице обратно на площадку, открыл дверь, заглянул в нее и быстро вошел. Дверь начала закрываться.
Чипа опять кинуло в дрожь. Он прошел мимо сканера, не отметясь прикосновением браслета! И теперь он стоял один на холодной безлюдной лестнице, и Уни не знал, где он, Чип, находится!
Дверь снова раскрылась, и Папа Ян воротился с синими одеялами на руке.
– Здесь довольно холодно, – объяснил он.
Они шли рядом, завернувшись в одеяла, по узенькому проходу между двумя стальными стенками, не доходящими полметра до ослепительно белого потолка, и сходившимися в далекой перспективе в противоположном конце прохода. Фактически, это были не стены, а исполинские стальные блоки, установленные друг против друга и дышавшие холодом, пронумерованные на высоте глаз трафаретными обозначениями: Н46, Н48 по одну сторону прохода и Н49, Н51– по другую. Этот проход был одним из двух десятков, если не больше, ему подобных; узкие параллельные расселины между рядами стальных блоков, рассеченных на одинаковые кварталы четырьмя поперечными проходами, которые были чуть пошире того, по которому шагали Чип и Папа Ян.
Они дошли до конца прохода. В стылом воздухе изо рта и из носа у них вырывались облачка пара, под ногами переползали серые короткие тени. Единственным, обрамленным слабым эхом звуком был легкий сухой шорох их балахонов и шлепанье их сандалий.
– Ну как? – спросил Папа Ян, глянув на Чипа.
Чип плотней закутался в одеяло.
– Здесь не так красиво, как наверху, – ответил он.
– Н-да, – протянул Папа Ян. – Здесь внизу нету нарядных молодых номеров с блокнотиками. Нет уютного освещения и дружелюбно-розовых агрегатов. Идет год за годом, а здесь – пустота. Пустота, холод, никакого намека на жизнь. Мерзко.
Они стояли на пересечении двух проходов; стальные ущелья тянулись в четырех направлениях. Папа Ян угрюмо покачал головой и нахмурился.
– Неправильно это, – сказал он. – Я не знаю, как и что именно, но это неправильно. Мертвые замыслы мертвых номеров. Мертвые мысли, мертвые решения.
– Отчего так холодно? – спросил Чип, глядя на облачко пара у его рта.
– Оттого, что все мертво, – сказал Папа Ян, потом помотал головой. – Не знаю, – добавил он. – Они не работают, если их не заморозить. Не знаю, мне надлежало только устанавливать детали, не повредив их, на предназначенные им места. Вот все, что я знал.
Они шагали бок о бок по другому проходу: Р20, Р22, Р24.
– Сколько их тут? – спросил Чип.
– Тысяча двести сорок на этом уровне, тысяча двести сорок на том, что ниже. И это только на данный момент. В подземелье за той восточной стеной подготовлено вдвое больше места – оно ожидает, когда Братство увеличится. Дополнительные шахты, вентиляционные системы уже построены.
Они спустились на уровень ниже. Здесь все было точно таким же, если не считать, что на двух пересечениях стояли стальные колонны и маркировочные цифры на банках данных были красные, а не черные: Ж65, Ж63, Ж61.
– Здесь были проделаны самые гигантские земляные работы, – сказал Папа Ян. – Самым грандиозным, когда-либо совершенным делом было создание единого компьютера взамен пяти устаревших. Сообщения об этом передавались ежевечерне; это было, когда я находился в твоем возрасте. Когда мне стукнуло двадцать, я решил, что еще не будет поздно помочь, если получу соответствующую профессию и назначение сюда. И я сделал запрос.
– Ты сам запросил?
– Я же тебе сказал, – ответил Папа Ян, улыбаясь и утвердительно кивая. – В то время это было в порядке вещей. Я сказал моей наставнице спросить об Уни – впрочем, тогда это был не Уни, а Евро-Комп. Так или иначе, я уговорил ее обратиться с такой просьбой, и она это сделала и, слава Христу, Марксу, Вуду и Вэню, я получил просимую профессию – 042С: строительный рабочий третьего класса. Первое назначение было сюда. – Он огляделся по сторонам, продолжая улыбаться, глаза у него горели. – Они собирались спускать в шахты блоки по одному, – сказал он и расхохотался. – Я просидел целую ночь и рассчитал, что эту работу можно проделать на восемь месяцев быстрее, если мы проложим туннель с другого склона горы Маунт-Лав, – он хлопнул Чипа по плечу, – и закатим эти громадины на колесах. Евро-Комп не додумался до этой простой идеи. А может, не так это было и важно, чтобы загружать такими задачами его память. – И он опять захохотал.
Папа Ян отсмеялся, и Чип, глядя на него, впервые заметил, что он совсем седой. Рыжеватые пряди, украшавшие его шевелюру еще несколько лет назад, окончательно исчезли.
– И вот они здесь, – снова заговорил Папа Ян. – Все на своих местах, прикаченные сюда по моему туннелю и работающие на восемь месяцев дольше, чем могли бы при другом варианте. – Он хмуро взглянул на банки данных, мимо которых проходил.
Чип сказал:
– А тебе что, Уни-Комп не нравится?
Папа Ян помолчал прежде чем ответить.
– Да, не нравится, – сказал он и откашлялся. – Ты не можешь с ним ни поспорить, ни объяснить чего-либо.
– Но он знает все, – сказал Чип. – Что еще можно ему объяснить или о чем поспорить?
Они разошлись, чтобы миновать прямоугольную стальную колонну посреди прохода, и опять пошли рядом.
– Не знаю, – сказал Папа Ян. – Я не знаю. – Лоб его был нахмурен, голова опущена. – Вот скажи, – заговорил он, – существует ли профессия, которую ты хотел бы получить больше любой Другой? Есть ли назначение, на которое ты возлагаешь наибольшие свои надежды?
Чип неуверенно посмотрел на Папу Яна и пожал плечами.
– Нет, – сказал он. – Я хочу ту профессию, которой меня научат, ту, для которой больше всего подхожу. И хочу получить те назначения, где Братству я нужней всего. Есть только одно назначение – то, которое способствует распространению…
– …способствует распространению Братства во Вселенной, – договорил за него Папа Ян. – Мне это известно. Через унифицированный Уни-Комп даешь Вселенную! Ну-ка, – сказал он, – пошли обратно наверх. Я больше не могу выносить эту убийственную стужу.
Смущенный Чип спросил:
– А еще один уровень? Ты тогда сказал…
– Туда нам нельзя, – сказал Папа Ян. – Там сканеры и номеры – они заметят, что мы к ним не прикоснулись, и поспешат к нам на «помощь». Да, в общем, там и смотреть-то особенно не на что: приемо-передающая аппаратура и холодильное оборудование. Целый завод для производства холода.
Они направились к лестнице. Чип шел как в воду опущенный. Было ясно, что он чем-то разочаровал Папу Яна, но гораздо хуже было то, что Папа Ян желал спорить с Уни, он не дотрагивался до сканеров и употреблял плохие слова, а значит, был больной.
– Ты должен сказать своему наставнику, – сказал он Папе Яну, когда они стали подниматься наверх, – про то, что хочешь спорить с Уни.
– Я не хочу спорить с Уни, – сказал Папа Ян. – Я только хочу иметь возможность с ним поспорить, если мне этого захочется.
Этого Чип не мог взять в толк при всем желании.
– Все-таки тебе надо поговорить с ним, – сказал он. – Возможно, тебе назначат дополнительное лечение.
– Возможно, я так и поступлю, – сказал Папа Ян и, подумав, добавил: – Ладно, поговорю.
– Уни знает все обо всем, – сказал Чип.
Они поднялись на второй пролет лестницы, остановились на площадке у зала дисплеев и свернули свои одеяла. Папа Ян управился со своим скорее и ждал Чипа.
– Вот, – сказал Чип, прижимал к груди синий сверток.
– А тебе известно, почему я прозвал тебя Чипом?
– Нет, – сказал Чип.
– Существует старинная поговорка: «Черепок от старого горшка». Это означает, что ребенок похож на своих родителей и прародителей, а черепок – сокращенно «чип».
– Да-а?
– Я не хочу сказать, что ты был копией своего отца или имел большое сходство со мной, – сказал Папа Ян. – Я только имел в виду, что ты походил на моего деда. Из-за твоего глаза. У него тоже один глаз был зеленый.
Чип переминался с ноги на ногу, ему хотелось, чтобы Папа Ян закончил этот разговор, чтобы они могли выйти отсюда туда, где им было положено быть.
– Я знаю, что тебе все это не по душе, – сказал Папа Ян, – но тут стыдиться нечего. Не так уж страшно иметь хотя бы маленькое отличие от других. Ты не можешь себе даже представить, как раньше номеры сильно отличались друг от друга. Твой прапрадедушка был очень храбрый и способный человек. Его звали Ханно Рыбек – имена и номеры были тогда раздельными вещами, – и он был космонавтом, который помогал создавать первую колонию на Марсе. Так что не стесняйся своего зеленого глаза, который тебе достался от него. Теперь воюют с генами – прости за грубое слово «воюют», – но, может, у тебя прозевали несколько штук; может быть, тебе достался не только зеленый глаз, но еще и от храбрости и способностей моего деда перепало кое-что. – Он начал было отворять дверь, но снова оглянулся на Чипа. – Постарайся чего-нибудь захотеть, Чип, – сказал он. – Попытайся за день или за два до твоей очередной процедуры «лечения». В это время бывает легче всего захотеть чего-нибудь, чем-нибудь обеспокоиться.
Когда они вышли из лифта в самый верхний вестибюль, их там ждали отец с матерью и Пиис.
– Где вы были? – спросил отец, а Пиис, держа в руке миниатюрный оранжевый банк данных (игрушечный), сказала:
– Мы вас так давно ждем!
– Мы смотрели на Уни, – сказал Папа Ян.
Отец Чипа удивился:
– Все это время?
– Совершенно верно.
– Вам бы следовало уступить место и другим номерам.
– Это тебе следовало, Майк, – сказал Папа Ян, улыбаясь. – Уни через радиозатычку в моем ухе сказал: «Ян, старый дружище, я рад тебя видеть! Ты со своим внуком можешь оставаться и смотреть, покуда не надоест».
Отец Чипа отвернулся. Без улыбки.
Они пошли в буфет и попросили унипеков и уникоки. Все, кроме Папы Яна – он не был голоден. Потом вместе с едой отправились на территорию для пикников позади здания. Папа Ян показал Чипу на гору Маунт-Лав и рассказал ему еще о прокладке туннеля. Отец Чипа был весьма удивлен – неужели требовалось рыть туннель ради доставки тридцати шести не слишком крупных банков данных? Папа Ян сказал ему, что на нижнем уровне банков больше, но не сказал сколько и умолчал об их размерах и о том, как там холодно и безжизненно. Чип тоже не проболтался. У него возникло странное ощущение, оттого что он и Папа Ян что-то знают, но молчат об этом. Это делало их обоих несколько отличными от остальных, но вместе с тем схожими друг с другом хотя бы в малой степени.
Перекусив, они направились в автопорт и встали в очередь, заказать машину. Папа Ян оставался с ними, покуда они не приблизились к сканерам. Потом он ушел, сказав, что домой отправится попозже с двумя друзьями из Ривербенда, которые собирались в этот же день посетить Уни, но позднее, («Ривербендом» он называл 55131, место, где он жил).
На очередной встрече с Бобом Чип рассказал своему воспитателю о Папе Яне, о том, что тот недолюбливает Уни и хотел бы с ним поспорить и что-то ему растолковать.
Боб улыбнулся и сказал:
– Это иногда случается с номерами в возрасте твоего деда, Ли. Волноваться не из-за чего.
– А ты не можешь сообщить Уни? – спросил Чип. – Может, Папе Яну нужно дополнительное, более сильное, лечение?
– Ли, – сказал Боб, подавшись вперед за своим столом, – различные химические вещества, которые мы получаем при лечебной процедуре, чрезвычайно дороги и трудны в изготовлении. Если пожилые номеры получат столько, сколько им иной раз требуется, то может не хватить для молодых номеров, которые, несомненно, гораздо важнее для Братства. А если производить эти вещества в количествах, потребных для удовлетворения каждого, то мы не доработаем в других областях. Уни знает, что должно быть сделано, сколько всего иметь в наличии и в каком количестве нуждается каждый. Твой дед ничуть не страдает, заверяю тебя. Просто к старости он становится малость въедливым. Мы тоже станем такими, когда доживем до шестого десятка.
– Он употребляет то нехорошее слово, – сказал Чип, – с буквы «Д».
– Старые номеры так иногда поступают, – сказал Боб. – Они при этом не имеют в виду ничего плохого. Слова сами по себе не бывают «грязными»; оскорбительными могут быть лишь действия, обозначаемые этими словами. Номеры, подобные твоему деду, употребляют слова, но не совершают действий. Это тоже не больно-то красиво, но и не говорит о серьезном недуге. А как с тобой? Нет ли каких затруднений? Давай пока предоставим твоего деда его наставнику.
– Нет, у меня затруднений нету, – сказал Чип, размышляя о том, что он прошел мимо сканера, не прикоснувшись к нему, и побывал там, где Уни не сказал, что ему можно побывать, и вот сейчас он вдруг не обнаружил охоты рассказать об этом Бобу. – Никаких затруднений, – повторил он. – Все – высший класс!
– Хорошо, – сказал Боб. – Тронь браслетом. Увидимся в пятницу, да?
Через неделю или чуть позже Папу Яна перевели в США60607.
Чип с родителями и Пиис ездили в аэропорт в ЕВР55130 провожать деда.
В зале ожидания, покуда родители и Пиис наблюдали через стекло, как пассажиры входят в самолет, Папа Ян отвел Чипа в сторону и стоял, глядя на него и добродушно улыбаясь.
– Чип-Зеленый-Глаз, – сказал он, и Чип расстроился, но постарался не показывать виду. – Это ты позаботился о том, чтобы мне вкатили дополнительную порцию здоровья, верно?
– Да, – сказал Чип. – А как ты об этом узнал?
– О, я просто догадался, только и всего, – сказал Папа Ян. – Береги свое здоровье, Чип. Помни, от кого ты происходишь, Чип-черепок, и не забывай, что я тебе сказал насчет попытки чего-нибудь пожелать.
– Хорошо, – сказал Чип, – не забуду.
– Посадка уже заканчивается, – напомнил отец Чипа.
Папа Ян расцеловал всех на прощанье и присоединился к выходящим из зала пассажирам. Чип подошел к окну во всю стену и стал наблюдать. Он увидел, как в густеющих сумерках шел к самолету Папа Ян, ненормально рослый номер; небольшой саквояж раскачивался в такт движениям его длинной узловатой руки. Около эскалатора он обернулся и приветственно помахал рукой – Чип помахал в ответ в надежде, что дед заметит его. Затем Папа Ян отвернулся и приставил к сканеру запястье руки с саквояжем. Даже на большом расстоянии было видно, как мигнул в ответ зеленый огонек, и Папа Ян ступил на эскалатор, который плавно понес его вверх.
На обратном пути в машине Чип сидел молча, думая о том, что будет скучать по Папе Яну и его визитам к ним по воскресеньям и на каникулах. Все это было странно, потому что он был такой непонятный и непохожий на других старый номер. Именно поэтому Чип и будет скучать по нему. Эта мысль внезапно пришла Чипу в голову – да, дед был непонятен и непохож ни на кого, и больше никто его не заменит.
– Что случилось, Чип? – спросила у него мать.
– Я буду скучать по Папе Яну, – сказал он.
– И я тоже, – сказала она, – но мы изредка будем с ним видеться по видеофону.
– Хорошо, что он улетает, – сказал отец Чипа.
– Я не хочу, чтобы он улетал, – сказал Чип. – Я хочу, чтобы его перевели обратно сюда.
– Это маловероятно, – сказал его отец, – и это хорошо. Он плохо на тебя влиял.
– Майк, – позвала мать Чипа.
– Теперь ты еще начнешь нести эту чепуху, – сказал отец Чипа. – Меня звать Езусом, а его – Ли.
– А меня звать Пиис, – сказала Пиис.
Глава 3
Чип запомнил, о чем ему говорил Папа Ян, и за недели и месяцы, минувшие с того дня, часто думал о том, как бы чего-нибудь такого захотеть; как бы захотеть что-нибудь этакое сделать, подобно Папе Яну, в свои десять лет захотевшему помогать строить Уни. Ночами он по целому часу лежал без сна и размышлял обо всех известных ему профессиях и назначениях – прораб на строительстве, как Папа Ян, лабораторный техник, как его отец, плазмофизик, как его мать, фотограф, как отец его товарища. Еще были врач, наставник, дантист, космонавт, актер, музыкант. Все они казались в значительной мере одинаковыми, но прежде, чем захотеть по-настоящему получить одну из этих профессий, он должен был какую-то выбрать. Чудно было даже думать об этом: выбирать, принимать решение. От этих мыслей он начинал казаться самому себе таким ничтожным, и в то же время он чувствовал себя взрослым – и то и другое одновременно.
В одну из ночей ему подумалось, что, наверное, интересно создавать проекты больших зданий, подобных тем маленьким, что он строил из набора «Конструктор», который был у него когда-то давно (именно тогда, когда Уни замигал красным запретительным сигналом «НЕТ», на время заставив Чипа отказаться от игрушки). Это было в ночь накануне лечебной процедуры. Папа Ян как раз об этом и говорил – это наилучшая пора для того, чтобы чего-нибудь захотеть. На следующую ночь проектировщик больших зданий не казался ему привлекательней любой другой профессии. Да и сама идея отдавать предпочтение одной конкретной профессии показалась в ту ночь глупой и допотопной, и он быстро заснул.
В ночь накануне очередной лечебной процедуры он опять размышлял о проектировании домов – зданий самых разнообразных очертаний, а не трех общепринятых типов, – и он подивился, отчего интерес к этой идее пропал месяц назад. Целью лечения было – предупреждать недуги и снимать стрессы, а также не давать женщинам рожать слишком много детей, а мужчинам – отпускать усы и бороды. Но зачем им было делать интересную мысль неинтересной? А именно это они ежемесячно и делали.
Он подозревал, что предаваться таким мыслям могло быть проявлением себялюбия; но если даже и так, то оно никому не мешало, разве что отрывало от сна час или два; никогда он не думал на такие темы на школьных уроках или ТВ-сеансах, потому он сам по этому поводу не волновался и не беспокоил своего наставника Боба НЕ, как не стал бы докладывать о минутном возбуждении или случайном сновидении. Каждую неделю, когда Боб спрашивал, все ли в порядке, Чип отвечал утвердительно. Он честно старался не предаваться «мыслям о желании» слишком часто или подолгу, с тем чтобы всегда высыпаться. По утрам, когда он умывался, он проверял перед зеркалом, нет ли в его внешности отклонений. Их не было, за исключением того, что один его глаз был не того цвета.
В 146 году Чип и его семья, как и большинство номеров в их жилкомплексе, были переселены в АФР71680. Жилкомплекс, где их поселили, был новехоньким, с зелеными коврами в вестибюлях вместо серых, как в старом доме, у ТВ экраны были побольше, и мебель была с обивкой, но зато нерегулируемой.
Ко многому в '71680 пришлось привыкать. Климат здесь был более теплым, и балахоны полегче и посветлей; монорельс был старый и тихоходный, часто ломался; унипеки были упакованы в зеленоватую фольгу, солоноваты и не так вкусны.
У Чипа и его семьи был новый наставник – Мэри СЗ14Л8584. Она была на год старше матери Чипа, хотя выглядела на несколько лет моложе.
Как только Чип свыкся с бытом в '71680 (школа тут хотя бы не отличалась от прежней), он возобновил свою ночную забаву – «размышления о хотении». Теперь он понимал, что профессии сильно разнятся, и стал задумываться, какую же определит ему Уни, когда настанет час. Уни с его двумя этажами холодных стальных блоков, с его пустыми гулкими твердями. Хорошо бы Папа Ян сводил его на самый нижний этаж, где были номеры. Было бы приятней, если бы класс и профессию определял не только Уни, а и обслуживающий персонал. Если ему выберут профессию, которая ему не понравится и в этом будут принимать участие номеры, то, кто знает, может, им удастся объяснить…
Папа Ян звонил дважды в году; он заказывал разговор чаще, как он сам говорил, но ему предоставляли возможность звонить лишь два раза в год. Он постарел, улыбка была усталой. Сектор СШАб0607 реконструировался, и Папа Ян был начальником работ. Чип с удовольствием рассказал бы ему, что он пробовал чего-нибудь захотеть, но нельзя было, потому что перед экраном он стоял не один. Однажды, когда телеразговор был почти закончен, он сказал: «Я пробую», и Папа Ян улыбнулся своей былой улыбкой и сказал: «Молодчина!»
Когда разговор закончился, отец Чипа спросил:
– Что ты пробуешь?
– Ничего, – ответил Чип.
– Что-то у тебя было на уме, – сказал отец недоверчиво.
Чип пожал плечами.
Мэри СЗ тоже спросила об этом при встрече с Чипом.
– Что ты имел в виду, когда сказал деду «я пробую»? – спросила она.
– Ничего, – ответил Чип.
– Ли, – сказала Мэри и посмотрела с укоризной. – Ты сказал, что ты «пробовал». Пробовал что?
– Пробовал не скучать о нем, – сказал он. – Когда его перевели в США, я сказал ему, что буду скучать, а он сказал, чтобы я попробовал этого не делать, что все номеры одинаковы и что при первой возможности он будет звонить.
– Ах, так, – сказала Мэри и продолжала смотреть на Чипа, правда не столь уверенно. – А почему же ты этого раньше не говорил?
Чип и в этот раз лишь пожал плечами.
– Ну и ты скучаешь по нему?
– Так, чуть-чуть. Я пробую не скучать.
Пришел секс, и думать о нем было гораздо приятней, чем чего-то желать. Хотя его и учили, что оргазм в наивысшей степени приятное ощущение, однако он и в малейшей степени не мог представить это невыносимо острое восхитительное соединение всех ощущений, сопровождающее его экстаз и иссушающее до размягчения костей блаженное удовлетворение после него. И никто не мог этого заранее представить – ни один из его одноклассников; теперь они ни о чем другом и не говорили и с удовольствием посвятили бы этому все свое время. Чипу с трудом удавалось думать о математике, электронике и астрономии, а тем более о различиях в профессиях.
Но спустя несколько месяцев острота впечатлений немного притупилась, и для удовольствий было отведено соответствующее место на неделе – субботний вечер.
В один такой вечер четырнадцатилетний Чип катил на велосипеде в компании друзей и подружек к белому прекрасному пляжу в нескольких километрах севернее АФР71680. Там они купались – прыгали в волнах и брызгались в розовой от закатного солнца пене – и устроили костер, сидя вокруг него на одеялах и поедая свои унипеки и запивая кокой и соком из свежевскрытых хрустких кокосовых орехов. Из магнитофона звучала, не так чтобы очень хорошая, песенка. Потом огонь стал угасать, компания разбилась на пять парочек, каждая на своем одеяле.
Девушкой, с которой оказался Чип, была Анна ВФ, и после обоюдного оргазма – самого острого из пережитых Чипом до сих пор, или так ему только показалось – его переполнило чувство нежности к Анне ВФ и захотелось дать ей что-нибудь в благодарность за этот миг. Скажем, красивую раковину, которую Карл ГГ дал Айин АП, или песенку, которую Ли ОС тихонько мурлыкал девушке, рядом с которой лежал. У Чипа не было для Анны ничего – ни раковины, ни песенки; вообще ничего, кроме, быть может, его мыслей.
– Тебе не хотелось бы подумать о чем-нибудь интересном? – спросил он, лежа на спине рядом с Анной и обняв ее одной рукой.
– Хм, – промычала она и уютно прижалась к его боку. Ее голова покоилась у него на плече, ее рука – на его груди.
Он поцеловал ее в лоб.
– Подумай, какие существуют разные профессии, – начал он.
– М-м?
– И попробуй решить, которую бы ты выбрала, если бы тебе пришлось выбирать.
– Выбирать? – переспросила она.
– Да, да.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Выбрать. Иметь ее. Сделать своей профессией. Кем бы тебе хотелось быть больше всего? Доктором, инженером, наставником?..
Она подперла голову рукой и уставилась на него, сощурив карие глаза.
– Что ты хочешь этим сказать? – повторила она свой вопрос.
С легким вздохом он ответил:
– Нас должны скоро классифицировать, так?
– Так.
– Допустим, что нас не будут классифицировать. Допустим, нам самим придется определить себе профессию, класс.
– Глупости, – сказала она, проведя пальцем по его груди.
– Об этом думать интересно.
– Давай лучше еще займемся любовью, – предложила она.
– Погоди минутку, – сказал он. – Ты только подумай обо всех разнообразных профессиях. Представь, если бы мы могли сами по собственному…
– А я вовсе и не хочу, – сказала она, переставая рисовать пальцем. – Это глупо. И говорит о болезни. Нам определят нашу профессию; над этим нечего думать. Уни знает, на что мы…
– Да забодай ты Уни! Ты только вообрази на минуту, что мы живем в…
Анна выскользнула из его объятий и неподвижно лежала теперь, отвернувшись от него.
– Прости, мне очень жаль, – сказал он.
– Это мне жаль, – прервала она. – Жаль тебя. Ты болен.
– Нет, я здоров, – ответил Чип.
Она молчала.
Чип сел, в отчаянии глядя на ее неподвижную спину.
– У меня вырвалось нечаянно, – сказал он. – Прости, пожалуйста.
Она не ответила.
– Это всего лишь слова, Анна, – сказал он.
– Ты болен, – сказала она.
– О, гнусь! – воскликнул он.
– Ты понимаешь, Ли, что я имею в виду?
– Послушай, Анна, – сказал он. – Забудем об этом. Забудем весь разговор, ладно? Забудь, и все.
Он начал было ласкать ее между бедер, но она сомкнула их, преградив путь его руке.
– Ах, Анна, – сказал он. – Ну перестань же. Я ведь попросил прощения, верно? Перестань, давай еще разок займемся любовью.
Чуть погодя она расслабила ноги и позволила ему ласкать ее. Затем повернулась, села и уставилась на него.
– Ты не заболел, Ли?
– Да нет же, – произнес он, с усилием рассмеявшись. – Конечно же нет!
– Мне никто никогда ничего такого не говорил, – объяснила она. – «Самим определять свой класс, профессию»! Как бы могли мы это сделать? Откуда нам взять столько знаний?
– Это как раз то, о чем я иногда размышляю, – сказал Чип. – Не очень часто. Даже довольно редко.
– Это такая… такая необычная мысль, – сказала она. – Звучит так несовременно, прямо-таки до-У.
– Больше я не стану об этом думать, – заключил он и поднял правую руку. Браслет съехал по ней вниз, к локтю. – Любовь Братства! – произнес он формулу верноподданнического благочестия. – Ладно, давай ложись, и я тебе…
Она легла на одеяло, но вид у нее был встревоженный.
На следующее утро без пяти десять Мэри СЗ позвонила Чипу и попросила его зайти.
– Когда? – спросил он.
– Сейчас.
– Отлично, – ответил он. – Сейчас спущусь.
Мать недоумевала:
– С чего она вдруг захотела тебя видеть в воскресенье?
– Не знаю, – сказал Чип.
Однако он знал: Анна ВФ доложила своему наставнику.
Он ехал все вниз, вниз и вниз по эскалатору, гадая, что могла Анна рассказать и что теперь должен говорить он; и тут ему захотелось расплакаться и сказать Мэри, что он болен и эгоистичен и лжив. Номеры на встречных эскалаторах улыбались, были расслаблены и довольны в соответствии с веселой музыкой, льющейся из громкоговорителей; все, кроме него, не чувствовали за собой вины и были счастливы.
Кабинеты наставников были почему-то безлюдны. В нескольких кабинах наставники вели консультации, но большая часть пустовала; на столах порядок, стулья в чинном ожидании. В одной кабине номер в зеленом балахоне склонился над телефоном и ковырял в нем отверткой.
Мэри стояла на стуле, украшая рождественской лентой картину «Вэнь выступает перед химиотерапевтами». На столе лежал еще ворох украшений, а также мотки красной и зеленой ленты, раскрытый телекомп Мэри и ее фляжка с чаем.
– Ли? – спросила она, не поворачиваясь. – Быстро ты явился. Садись.
Чип сел. Зеленые строчки светились на экране телекомпа. Клавиша ответа была прижата сувенирным пресс-папье из РУС81655.
– Держись! – сказала Мэри ленте на раме картины и, не спуская с нее взгляда, спрыгнула со стула. Лента держалась.
Она повернула стул и улыбнулась, двигая его под себя. Поглядела на дисплей телекомпа, взяла фляжку с чаем и отпила из нее. Поставила фляжку на стол, посмотрела на Чипа и улыбнулась.
– Один номер считает, ты нуждаешься в помощи, – сказала она. – Это – Анна. Девочка, с которой ты вчера спал, – она взглянула на экран, – 'ВФ35Н643.
Чип кивнул.
– Я употребил дурное слово, – сказал он.
– Два слова, – сказала Мэри, – но дело не в этом. Во всяком случае, не только в этом. Гораздо важней кое-что другое – то, что ты наговорил насчет профессии, которую ты выбрал бы, не делай это за нас Уни-Комп.
Чип перевел взгляд с Мэри на мотки красной и зеленой рождественской ленты.
– И часто ты об этом размышляешь, Ли?
– Не так уж часто, – ответил Чип. – Иногда в свободное время или ночью; но не в школе и не на ТВ-сеансах.
– Это тоже считается, – не согласилась Мэри. – Ведь ночь предназначается для сна.
Чип поглядел на нее, но промолчал.
– Когда это случилось в первый раз? – спросила она.
– Не знаю, – сказал он, – несколько лет назад. В Евре.
– Твой дед? – спросила она.
Он кивнул.
Мэри посмотрела на дисплей и опять на Чипа, успокоено.
– А тебе никогда не приходило в голову, что эти «решения» и «выборы» всего лишь проявления эгоизма? Акты себялюбия?
– Да, наверно, – сказал Чип, глядя на письменный стол, водя пальцем по его краю.
– Ах, Ли! Скажи, для чего я здесь? Для чего нужны наставники? Помогать нам, не так ли?
Он утвердительно кивнул.
– Почему ты мне сам не рассказал? Или своему наставнику в Евре? Почему ты ждал и недосыпал и разволновал Анну?
Чип пожал плечами, глядя на свой палец, елозящий по поверхности стола, на темный ноготь.
– Это было интересное занятие, – сказал он.
– «Интересное занятие», – передразнила его Мэри. – Столь же интересно было бы поразмышлять о Пред-У-хаосе, который снова мог бы наступить, начни мы в действительности сами подбирать себе профессию. Ты об этом подумал?
– Нет, – сказал Чип.
– Так подумай. Представь, как сотни миллионов номеров стремятся стать актерами на телевидении и ни один не хочет пойти работать в крематорий.
Чип поднял глаза на свою наставницу.
– Я очень нездоров? – спросил он.
– Нет, – сказала Мэри, – но дело могло принять и плачевный оборот, если бы не помощь Анны. – Она сняла пресс-папье с клавиши «Ответ» на телекомпе, и зеленые значки исчезли с экрана.
