Текст книги "День совершенства"
Автор книги: Айра Левин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
– Хорошо, – сказал Чип и обернулся к непрошенному попутчику. – Благополучия вам на весь день.
– И вам того же, – отозвался номер.
Они поднажали и укатили вперед.
– Молодчина! Выручила, – похвалил Чип Маттиолу. – Он уже собирался пуститься в расспросы, зачем нам столько вещей.
Маттиола промолчала.
В тот день они проехали восемьдесят километров и добрались до парковой зоны на северо-востоке от '12471, в одном дне пути от '082. Они нашли вполне подходящее убежище – треугольную расселину меж двух утесов, над которой нависали деревья. Чип нарезал ветвей и замаскировал ими вход.
– Больше не надо меня привязывать, – сказала Маттиола. – Я не убегу и не стану пытаться привлечь внимание посторонних. Пистолет тоже можешь спрятать в сумку.
– Ты захотела на Майорку?
– Конечно, – сказала она. – Еще как захотела! Это как раз то, о чем я всегда мечтала, когда была живою, конечно.
– Хорошо, – сказал он, убрал пистолет в сумку и в ту ночь не стал ее привязывать.
Подчеркнутое равнодушие здорово его разочаровало. Она могла бы проявить и больше энтузиазма. Да, и поблагодарить его не мешало бы – он ожидал этого от нее: благодарности, выражения любви. Он лежал, прислушиваясь к ее ровному медленному дыханию. Спала она или притворялась? Не собиралась ли она выкинуть очередной фокус? Он включил фонарик и осветил ее лицо. Глаза были закрыты, губы слегка раздвинуты, руки под одеялом сложены вместе, как будто все еще связаны.
Нынче только двенадцатое Маркса, думал он. Через недельку или две ее эмоции будут проявляться более явно. Он закрыл глаза.
Когда Чип проснулся, он увидел, что Маттиола собирает камушки и прутики.
– Доброе утро, – сказала она приветливо.
Они нашли поблизости ручеек и дерево с зелеными плодами, которое он определил как оливковое. Плоды были горьковатые, со странным привкусом. Они оба предпочли им унипеки.
Маттиола спросила его, как он умудрился избежать процедур. Он ей рассказал о листке и мокром камне, о придуманных им бандажиках, которые накладывал на руку. Это произвело на нее впечатление. Остроумно, признала она.
Как-то раз вечером они сходили в '12471 за унипеками и напитками, полотенцами, туалетной бумагой, балахонами, новыми сандалиями; заодно они смогли проштудировать этот район по географической карте в местном МДБ, насколько это было возможно при свете фонарика.
– Что мы будем делать, когда приедем в '082? – спросила она на следующее утро.
– Спрячемся где-нибудь на побережье, – ответил он, – и будем каждый вечер выслеживать торговцев.
– Думаешь, они туда приходят? – спросила она. – Ведь это рискованно.
– Конечно, – согласился он, – я полагаю, они занимаются этим вдали от города.
– Для них более естественно плавать в Евр. Как-никак ближе.
– Нам останется надежда на то, что в Афр они тоже заходят, – сказал он. – И я хочу кое-что добыть в городе, чтобы торговать, – какие-то вещи, которые имеют для них ценность. Надо будет все это обдумать.
– А сможем мы раздобыть лодку? – спросила она.
– Думаю, что нет. Там нет морских путей, поэтому, скорей всего, нет и катеров или моторных лодок. Конечно, в Садах Развлечений имеются весельные лодки, но я не представляю, чтобы мы могли пройти на веслах двести восемьдесят километров. Ты сможешь?
– Ничего невозможного в этом нет, – сказала она.
– Нет, – сказал он. – Это крайний вариант. Я все-таки рассчитываю на торговцев или, быть может, даже на какую-нибудь организованную операцию по вывозу эмигрантов. На Майорке должны быть средства обороны, потому что Уни про нее известно; он знает обо всех островах. Поэтому тамошние жители должны способствовать росту населения, притоку новых сил.
– Да, пожалуй, – сказала она.
Это опять была дождливая ночь, и они забились в угол расселины, укрывшись одним одеялом. Он целовал ее в шею, пытался раскрыть балахон, но она отодвигала его руки.
– Я понимаю, что это выглядит глупо, – сказала она, – но во мне все еще живет это «только-вечером-в-субботу». Давай потерпим до субботы?
– Но какой в этом смысл? – Чип не мог скрыть раздражение.
– Никакого, – согласилась она. – Но пожалуйста, давай потерпим.
Помолчав, он вынужден был смириться.
– Разумеется, если ты этого хочешь.
– Да, Чип, я так хочу.
Они читали, размышляли, чем лучше запастись в '082 для торговых целей. Он приводил в порядок велосипеды, она занималась гимнастикой дольше и целенаправленней, чем он.
Вечером в субботу он вернулся с ручья, и она встретила его – с наведенным на него пистолетом! Глаза ее сузились от ненависти.
– Он мне звонил, перед тем как сделать это, – сказала она.
– Ты что?
– Король! – кричала она. – Он мне звонил! Ты гнусный лгун! – Она нажала на спуск. Потом еще раз. Растерянно посмотрела на оружие, перевела взгляд на Чипа.
– Там нет генератора, – объяснил он.
Повертев в руках пистолет, она уставилась на Чипа, от гнева раздувая ноздри.
– Так что же ты, гадо-ладо?.. – закричала она, с размаху запустив в него пистолетом. Пистолет попал ему в грудь; от удара, неожиданно сильного, у него перехватило дыхание.
– Убежать с тобой?! – возмущенно воскликнула она. – Трахаться с тобой?! После того, как ты убил его? Да ты последний fou, ты, зеленоглазый cochon, chien, batard!
К нему наконец вернулось дыхание.
– Я его не убивал! – воскликнул он. – Король убил себя сам, Маттиолк! Во имя Христа и…
– Потому что ты ему лгал! Лгал про нас! Говорил ему, что мы с тобой спали.
– Это он так решил; я ему доказывал, что это неправда! Но он не верил!
– Ты признался, – продолжала упорствовать Маттиола. – Он говорил, что ему безразлично, что мы стоим друг друга, а потом он отрубился и…
– Маттиола, – сказал он, – клянусь любовью к Братству, я сказал ему, что это неправда!
– Тогда почему он убил себя?
– Потому что он знал!
– Потому что ты ему сказал! – Она отвернулась, схватила свой велосипед – багажник его был уже упакован – и стала пропихивать его через маскировочные ветки, набросанные перед их убежищем.
Он подбежал и схватил велосипед за седло.
– Ты останешься здесь! – твердо сказал он.
– Отпусти! – сказала она, обернувшись.
Чип схватил велосипед за середину рамы, вырвал из ее рук и отшвырнул в сторону. Потом схватил ее за руку. Она вырвалась, но он не выпускал ее руку.
– Он знал про острова! – сказал Чип. – Фолькленды! Он был вблизи одного из них, имел дело с торговцами с этих островов! От него я и узнал, что они приходят на побережье!
Она уставилась на него.
– О чем ты говоришь? – спросила Маттиола.
– Его место службы было недалеко от этих островов, – сказал он. – Фолькленды, это – где Apr. Он встречал номеров оттуда и имел с ними дела. Он нам не рассказывал, потому что знал, что мы захотим бежать туда, а он этого не хотел! Потому и решил покончить с собой! Он знал, я расскажу обо всем тебе, и его самолюбие было уязвлено. Кроме того, он устал, ему больше не хотелось оставаться «Королем».
– Ты мне врешь, так же как врал ему, – сказала Маттиола и вырвала руку. От резкого движения балахон лопнул на плече.
– Это там он раздобыл парфюм и семена табака, – сказал он.
– Не желаю тебя слышать и видеть. Я пойду одна, – Она подошла к своему велосипеду, подняла сумку и выпавшее из нее одеяло.
– Не делай глупостей, – сказал Чип.
Она подняла велосипед, засунула сумку в багажник и затолкала сверху одеяло. Чип подошел к ней и взял велосипед за руль и седло.
– Одна ты не поедешь, – сказал он.
– А вот и поеду! – крикнула она, голос ее дрожал. Они с двух сторон держались за разделявший их велосипед. В сгустившейся темноте лицо ее было едва различимо.
– Я тебя все равно не пущу, – сказал он.
– Тогда я сделаю то, что сделал он, только чтобы не оставаться с тобой!
– Послушай же меня, ты, – сказал он. – Я уже мог бы быть на острове полгода тому назад! Я поехал туда, но вернулся, потому что не хотел оставлять тебя мертвой – без чувств и мыслей!
Чип уперся рукой ей в грудь и прижал к холодному камню утеса, оттолкнул покатившийся прочь велосипед. Он стоял к ней вплотную, прижимая ее руки к скале.
– Я сюда приехал из США, – сказал он. – Я наслаждался своим скотским существованием не больше, чем ты. И мне безразлично – любишь ты меня или ненавидишь.
– Я тебя ненавижу! – сказала она.
– Ты останешься со мной. – Чип не обратил внимания на ее возглас. – Пистолет не работает, но есть камни, есть руки. Тебе не придется себя убивать, потому что… – Его пронзила боль в паху – от удара коленкой. Она вырвалась и бросилась от него, бледным пятном мечась в попытках проложить себе путь сквозь заслон из ветвей.
Он догнал, поймал ее за руку, дернул и бросил девушку наземь.
– Batard! – закричала она, – Ты болен!
Он упал на нее и зажал ей рот ладонью что было сил. Ее зубы впились ему в руку. Она вырывалась, колотя его по голове кулаками. Коленом он придавил к земле ее бедро, ступней прижал к земле другую ногу и схватил одну руку за запястье. Но другой рукой она продолжала его молотить, а острые зубы рвали ладонь.
– Неподалеку могут быть номеры! – прошипел он. – Сегодня суббота! Ты хочешь, чтобы нас обоих отволокли в медцентр, глупая ты garce!
Она все не переставала дубасить и кусаться. Но постепенно удары стали ослабевать и прекратились, зубы разжались. Она прерывисто дышала, глядя ему в глаза.
– Garce! – повторил он. Она попыталась высвободить ногу из-под его ступни, но он нажал еще сильнее. Он не выпускал ее руку, а его ладонь по-прежнему зажимала ей рот. Руку жгло, будто зубами она содрала с нее кожу.
Она утихомирилась, он лежал на ней, ноги ее были раздвинуты, и вдруг его охватило возбуждение. Ему пришла мысль сорвать с нее балахон и изнасиловать ее. Она просила его потерпеть до субботы. А если сделать это сейчас, может, прекратится вся эта чепуха насчет Короля, пройдет ненависть к нему, им не придется больше драться – ведь между ними была именно драка с бранью по-французски.
Она не сводила с него глаз.
Чип отпустил ее руку, схватил за балахон там, где он был порван на плече, рванул его, и Маттиола снова принялась колотить его, стараясь сдвинуть свои ноги вместе и норовя укусить его в ладонь.
Он рвал на ней балахон, пока она не оказалась вся обнаженной. Он почувствовал ее тело, ощутил ее мягкие груди, гладкий живот и мягкие волосы внизу, ставшие вдруг влажными. Она колотила его по голове, дергала за волосы, зубами кусала ладонь. Свободной рукой Чип гладил ее груди, живот. Он ласкал ее, все сильней возбуждаясь, и наконец раскрыл свой балахон. Она смогла все-таки выдернуть из-под него свою ногу и пнула его. Она дергалась, пытаясь вывернуться, но он опять придавил ее спиной к земле, держал ее бедро, а своей ногой придерживал ее ноги. Опустив на нее все свое тело, Чип ступнями раздвинул ей щиколотки, и между ее согнутых ног оказались его колени. Он резко прижал к ней низ живота; схватил одну ее руку и пальцы другой.
– Прекрати! – вырвалось у него. – Прекрати!
И Чип энергично продолжал искать путь в нее.
Она дергалась и извивалась, норовя сбросить его, снова впилась зубами ему в ладонь. Он чувствовал, что уже вот-вот, еще толчок, еще, и вот – оно!
– Прекрати! – повторял он. – Прекрати!
Он медленно вытянулся на ней, отпустил ее руки и взял ее за грудь. Он ласкал нежную упругость и твердеющие соски. А она продолжала отбиваться от него, извиваясь всем телом.
– Перестань, Маттиола, будет тебе.
Его движения, сначала мягкие и медленные, постепенно становились все более энергичными и резкими.
Он стоял на коленях и смотрел на нее. Она лежала, закрыв одной рукой глаза, а другую откинув назад, грудь ее вздымалась. Он встал, нашел одно из своих одеял, вытряхнул и накрыл ее до подмышек.
– Ну, как ты? В порядке? – спросил он, присаживаясь рядом на корточки.
Она молчала.
Он отыскал фонарь и при его свете взглянул на свою ладонь. Из яркого овала раны текла кровь.
– О, Христос и Вэнь, – сказал он. Полив на руку водой, он промыл рану и осушил ее. Поискал аптечку, но не нашел. – Ты взяла с собой аптечку?
Она молчала.
Держа руку ладонью вверх, он нашел на земле ее сумку, раскрыл и вынул аптечку. Сел на камень, рядом положил фонарь, а аптечку взял себе на колени.
– Животное, – проговорила она.
– Я как раз не кусаюсь, – сказал он. – И не пытался тебя убить. Христос и Вэнь, ты ведь думала, пистолет выстрелит. – Он обрызгал ладонь заживляющей жидкостью, наложил тонкую салфетку, а сверху – повязку.
– Cochon, – сказала она.
– Да хватит же! – рассердился он. – Не начинай все сначала.
Он снял повязку и услышал, как она встала, шорох снимаемых обрывков ее балахона Она подошла, нагая, взяла фонарь и пошла к своей сумке. Достала мыло, полотенце, новый балахон и отправилась за их убежище, где Чип сложил из камней ступеньки, чтобы удобней было спускаться к ручью.
В темноте он снова наложил повязку, потом нашел ее фонарик на земле около велосипеда. Положил ее велосипед рядом со своим, собрал одеяла и устроил две обычные постели, ее сумку положил рядом с ее ложем, подобрал пистолет и обрывки ее балахона. Пистолет спрятал в свою сумку.
Луна скользила над краем одного из утесов позади черной и недвижимой листвы.
Маттиола все не возвращалась, и он уже начал волноваться, не ушла ли она в одиночку насовсем.
Наконец она пришла. Положила мыло и полотенце в свою сумку, выключила фонарь и залезла под одеяло.
– Когда оказался на тебе, меня как бес попутал, – сказал он извиняющимся тоном. – Я ведь всегда хотел тебя, и эти последние недели были прямо-таки невыносимы. Я люблю тебя. А ты?
– Я пойду дальше одна.
– Когда мы попадем на Майорку, – сказал он, – и если мы попадем туда, ты сможешь поступать как тебе заблагорассудится, но до тех пор мы останемся вместе. Вот так, Маттиола, имей это в виду.
Она промолчала.
Чипа разбудили странные звуки – всхлипы, повизгивания и стоны. Он сел и посветил фонариком. Маттиола рукой зажимала себе рот, из закрытых глаз текли слезы.
Он мгновенно оказался подле нее, присел на корточки и стал гладить ее по голове.
– Не надо, Маттиола, – приговаривал он. – Не плачь, ну, пожалуйста, не надо. – Чип думал, что она плачет от того, что у нее что-то болит, быть может, даже там, внутри.
Она все не успокаивалась.
– О, Маттиола, прости меня! – воскликнул он. – Любовь моя, прости же! О, Христос и Вэнь, почему пистолет не выстрелил в меня?
Она трясла головой, не убирая руки ото рта.
– Ты потому плачешь, да? Ты плачешь оттого, что я сделал тебе больно? Ну скажи, почему ты плачешь? Если не хочешь, можешь не ехать со мной, ты вовсе не обязана.
Она опять помотала головой, продолжая плакать.
Чип был в полной растерянности. Что делать? Он сидел рядом, гладил ее по голове, умолял ее перестать плакать. Потом перетащил свои одеяла, постелил их рядом и лег. Повернул ее к себе и обнял. Он заснул, а когда проснулся, Маттиола смотрела на него, лежа на боку и подперев рукой голову.
– Бессмысленно нам идти туда врозь, – сказала она, – так что пойдем вместе.
Он пытался вспомнить, что они говорили друг другу до того, как он уснул. Вроде бы ничего: она тогда все плакала.
– Прекрасно, – проговорил он смущенно.
– Какой-то ужас с этим пистолетом, – произнесла она. – Как я могла пойти на это? Я была уверена, что ты солгал Королю.
– И я в ужасе: как я мог на все это пойти?
– Не надо, – сказала она. – Я тебя не виню. Все было вполне естественно. Как твоя рука?
Он вынул руку из-под одеяла и пошевелил ею – ладонь сильно болела.
– Ничего, – сказал он.
Она взяла его руку в свою и осмотрела повязку.
– А ты антисептик нашел?
– Да.
Она смотрела на него, не выпуская его руки. Глаза у нее были большие, карие и по-утреннему сверкающие.
– А ты правда отправился на один из тех островов и вернулся?
Чип кивнул.
Маттиола улыбнулась.
– Ты tres fou, – сказала она.
– Нет, я не tres fou, – возразил он.
– Tres fou, – сказала она и опять поглядела на его руку. Поднесла ее к губам и поцеловала кончики пальцев, все поочередно.
Глава 4
Они оставались в своем убежище до полудня, но зато потом ехали быстро и без остановок, чтобы наверстать время. День был необычным – было жарко и душно, небо было зеленовато-серым, а солнце висело белым диском, на который можно было смотреть не щурясь. Очевидно, случился сбой в системе управления климатом. Маттиола помнила похожий на этот день в Чи; ей было тогда лет двенадцать. («Ты там родилась?» – «Нет, я родилась в Мер». – «Правда? И я тоже!») Теней не было, и ехавшие им навстречу велосипедисты, казалось, плыли над землей, как машины. Номеры с опаской посматривали на небо и, поравнявшись, кивали без улыбок.
Когда они сидели на траве, уплетая унипеки из одного контейнера, Чип сказал:
– Теперь нам лучше ехать не торопясь. Возможно, по дороге будут сканеры, и нам надо улучить момент проехать мимо них незаметно.
– Сканеры из-за нас? – спросила она.
– Не обязательно, – объяснил он. – Просто потому, что этот город самый близкий к острову. На месте Уни разве ты не установила бы дополнительную охрану?
Он опасался не столько сканеров, сколько медицинской команды, которая могла ожидать впереди.
– А что, если там нас поджидают номеры? – как будто угадала его мысли Маттиола. – Наставники или врачи с нашими фото.
– Маловероятно. Прошло много времени, – сказал он. – Но мы должны рискнуть. У меня есть пистолет и нож. – Он похлопал себя по карману.
Чуть погодя она спросила:
– И ты их применишь?
– Да, – сказал он. – Я так думаю.
– Надеюсь, этого не придется делать, – сказала она.
– Я тоже надеюсь.
– Ты бы надел солнечные очки, – посоветовала она.
– Сегодня? Зачем? – Он взглянул на небо.
– Из-за твоего глаза.
– О да, – согласился он. – Ты права. – Он надел очки, посмотрел на нее и улыбнулся. – А тебе ничего не поможет. Разве что ты перестанешь дышать.
– Что ты имеешь в виду? – сказала она, потом вспыхнула и сказала: – Они незаметны, когда я одета.
– Как же! Они первыми бросились мне в глаза, когда я тебя увидел, – сказал он. – Первыми.
– Я не верю тебе, – рассмеялась она. – Ты все врешь. Врешь. Правда ведь, врешь?
Он тоже рассмеялся и потрепал ее по подбородку.
Они неспешно ехали. Сканеров по пути не было. Не встретилась и медицинская застава.
В этой местности велосипеды у всех были новые, но их старые модели не привлекали ничьего внимания.
В конце дня они добрались до '12082. К западной окраине они ехали, уже вдыхая запахи моря и внимательно осматривая дорогу впереди.
Они оставили велосипеды в парковой зоне, а сами пошли к закусочной, откуда шли ступеньки на пляж. Море было далеко внизу, синее и гладкое, оно простиралось в даль и в ширь, сливаясь с зеленовато-серой дымкой неба.
– Вон те номеры не отметились, – сказал кому-то вертевшийся неподалеку ребятенок.
Рука Маттиолы, лежавшая на локте у Чипа, мгновенно напряглась.
– Спокойно. Иди, как шла, – сказал он.
Они спускались по бетонной лестнице выступавшей из неровной поверхности скалы.
– Эй, вы там! – окликнул их мужчина. – Эй, вы, двое!
Чип сжал руку Маттиолы, они обернулись. Номер стоял позади сканера на верхней ступеньке, держа за руку голую девчушку лет пяти или шести. Она почесывала себе голову красной лопаткой, глядя на них.
– Вы сейчас отметились? – спросил их номер.
Они переглянулись и посмотрели на него.
– А как же, конечно! – отозвался Чип.
– А как же! – повторила за ним Маттиола.
– А он не показал «Можно», – сказала девочка.
– Сестра, он показал «Можно», – возразил Чип. – Если бы не было «Можно», мы бы не пошли дальше, верно ведь? – Он посмотрел на номера и заулыбался. Номер нагнулся и что-то сказал девочке.
– Нет, – упрямо настаивала та.
– Пошли, – сказал Маттиоле Чип, они повернулись и стали спускаться.
– Гадовато, – заметила Маттиола, и Чип сказал:
– Идем – и чихали мы на все!
Они дошли донизу и остановились снять сандалии. Наклоняясь, Чип посмотрел наверх: номер и девочка ушли; по лестнице спускались другие номеры.
На пляже под этим странным дымчатым небом было малолюдно. Номеры, многие одетые, сидели и лежали на одеялах. Почти все они молчали, лишь некоторые тихо переговаривались, зато музыка – исполняли «Воскресенье – День Забав» – звучала неестественно громко. Группа детей у воды прыгала через веревочку с песенкой: «Христос и Маркс, и Вэнь, и Вуд к дню совершенства нас ведут!»
Чип и Маттиола шли в западном направлении, держась за руки, в свободных руках неся сандалии. Не широкий пляж делался все уже, пустынней. Впереди, между скалой и морем, стоял сканер. Чип сказал:
– Никогда раньше не видал на берегу сканеров.
– И я тоже, – сказала Маттиола.
Они посмотрели друг на друга.
– Этим путем мы и пойдем, – сказал он. – Позже.
Она понимающе кивнула, и они подошли к сканеру поближе.
– Меня так и подмывает тронуть его, – сказал Чип. – Борол я тебя, Уни! Вот он я!
– Не делай этого, – сказала Маттиола.
– Не волнуйся, – сказал Чип. – Не буду.
Они повернули обратно, к центру пляжа.
Сняли балахоны, вошли в воду и поплыли. Заплыв довольно далеко и развернувшись лицом к пляжу, они изучали береговую линию за сканером: серые скалы там становились ниже, в дали переходя в зеленовато-серую дымку. Со скалы слетела птица, описала над морем дугу и полетела назад. Она скрылась, исчезла в какой-то крошечной расселине.
– Наверно, там есть пещеры, где мы могли бы приютиться, – сказал Чип.
Спасатель свистнул и помахал им. Они поплыли к берегу.
«Номеры, время без пяти пять, – раздалось из громкоговорителей. – Просим снести мусор и полотенца в корзины. Будьте внимательны, не вытряхивайте одеяла на соседей вокруг вас».
Они оделись и стали подниматься по лестнице, потом направились к рощице, где оставили свои велосипеды. Они оттащили их подальше от дороги и уселись в ожидании. Чип чистил компас, фонари и нож, Маттиола упаковывала прочие вещи в один сверток.
Примерно через час после наступления темноты они пошли к закусочной, где запаслись коробкой унипеков и питьем, и спустились на берег. Дойдя до сканера, они обогнули его. Ночь выдалась безлунная и беззвездная – дневная дымка не рассеялась и лишила небо светил. В тихо плещущей воде то и дело взблескивали фосфорические искорки; если б не эти блестки, то вокруг царила бы непроглядная темень. Чип нес коробку с унипеками и напитками под мышкой и фонарем подсвечивал им путь впереди. Маттиола несла узел.
– Торговцы не придут к берегу в такую ночь, как эта, – сказала она.
– Да и вообще никого не будет, – сказал Чип. – Даже двенадцатилетних подростков. Это очень кстати.
Но на самом деле, он думал, что это вовсе не так и некстати. А что, если туман продержится несколько дней и ночей кряду, и они застрянут у самого краешка свободы? Не подстроил ли все это Уни преднамеренно, именно с этой целью? Чип улыбнулся. Он был tres fou, Маттиола была абсолютно права.
Они шли до тех пор, пока не решили, что находятся уже к западу на полпути между '082 и следующим городом. Тогда они положили на землю коробку с провизией и узел с одеялами и стали искать подходящую пещеру в скалах. Они нашли ее буквально через несколько минут – берлогу с дерновой крышей и песчаным полом, на котором валялись обертки от унипеков и два заинтриговавших их обрывка пред-У-географической карты – зеленый с надписью «Египет» и розовый. Они перенесли коробку и узел в пещеру, расстелили одеяла, поели и улеглись рядом.
– Неужели ты еще можешь? – недоверчиво спросила Маттиола. – После сегодняшнего утра и вчерашней ночи?
– Без транквилизаторов, – сказал Чип, – для меня это не проблема.
– Фантастика! – сказала Маттиола.
Позднее Чип сказал:
– Даже если мы никуда не доберемся, даже если нас схватят через пять минут и накачают лекарствами, то и тогда игра стоила свеч. Мы побыли живыми, самими собой, по крайней мере хоть несколько часов.
– Я хочу, чтобы не какая-то кроха, а вся моя жизнь принадлежала мне, – сказала Маттиола.
– Так и будет, – сказал Чип. – Обещаю тебе. – Он целовал ее в губы, гладил в темноте ее щеку. – Ты останешься со мной? – спросил он. – На Майорке?
– Конечно, – сказала она. – Что за вопрос?
– А ведь не хотела, – сказал он. – Помнишь? Ты даже сюда не хотела идти со мной.
– Во имя Христа и Вэня, это же было прошлой ночью, – сказала она и поцеловала его. – Конечно, я хочу остаться с тобой. Ты разбудил меня и теперь мне без тебя – никуда.
Они лежали в обнимку и целовались.
– Чип! – крикнула она. Наяву, а не во сне.
Он сел, ударившись головой о камень, нашарил воткнутый в песок нож.
– Чип! Смотри! – Он вскочил на колени и уперся рукой в песок. Маттиола темнела силуэтом на фоне голубого входа в пещеру. Он поднял нож, готовый поразить любого, кто приблизится к ним.
– Нет, нет, – сказала она со смехом. – Подойди, посмотри! Я не верю своим глазам!
Щурясь от света, он подполз к ней.
– Гляди! – воскликнула она счастливо, показывая на берег.
Метрах в пятидесяти от пещеры на песчаной отмели стояло суденышко – небольшой двухмоторный катер. Старый, с белым корпусом и красным скиртингом. Он стоял на песке с наклоном на нос. Вода до него не доходила. Над скиртингом были белые брызгоотражатели, а часть ветрового стекла отсутствовала.
– Давай поглядим, годится ли он, – сказала Маттиола. Опираясь на плечо Чипа, она начала вылезать из пещеры; он кинул нож, схватил ее за руку и потянул назад.
– Постой минутку, – сказал он.
– Почему? – Она посмотрела на него.
Он потирал ушиб и хмуро смотрел на катер – красно-белый, пустой, такой манящий на ярком утреннем, не скрытом туманом, солнышке.
– Здесь какой-то подвох, – сказал он. – Западня. Слишком уж здорово. Ложимся спать, просыпаемся – и к нашим услугам подогнали лодку. Я не верю в это.
– Ее нам не подогнали, – возразила Маттиола. – Она стоит здесь не одну неделю. Погляди, как успели ее загадить птицы и как глубоко ушел в песок ее нос.
– Откуда взялся тут этот катер? Здесь поблизости нет островов.
– Быть может, торговцы пришли с Майорки, а их поймали, – предположила она. – Или, может, они нарочно ее оставили для таких, как мы с тобой. Ты же говорил, что возможны спасательные операции.
– И никто его тут не нашел и не доложил Уни?
– Уни никому не позволяет заходить на эту часть побережья.
– Давай еще подождем, – сказал он. – Давай просто понаблюдаем и немного подождем.
Она нехотя согласилась.
– Ну, давай.
– Слишком все оказалось просто, – сказал Чип.
– А почему все должно быть недоступным?
Они остались в пещере. Поели, упаковали одеяла и все время следили за катером. Скрытно сползали за пещеру и закопали в песок отходы.
Гребешки волн заплескивались под днище катера, приближалось время отлива. Птицы кружили над суденышком, садились на ветровое стекло и поручни. Это были четыре чайки и пара коричневых птичек, размером поменьше.
– С каждой минутой его все больше загаживают, – сказала Маттиола. – И что, если о нем уже знают и сегодня как раз тот день, когда за ним придут и заберут?
– Говори шепотом! – сказал Чип. – Во имя Христа и Вэня, ну почему я не захватил подзорную трубу!
Он пытался сотворить некое ее подобие из линз от компаса и от фонарика и свернутого в трубку куска картона от коробки, но ничего путного не получилось.
– Сколько мы будем ждать? – спросила Маттиола.
– Пока не стемнеет, – ответил Чип.
На берегу никто не показывался, и единственными звуками были шум крыльев и крики птиц, да тихий плеск волн.
К катеру он пошел один, медленно и с оглядкой. Катер оказался старее, чем выглядел на расстоянии; белая краска на корпусе лупилась и под ней обнажались шрамы прежних ремонтов; скиртинг изобиловал вмятинами и трещинами. Чип обошел катер, ни к чему не прикасаясь, выискивая малейшие признаки обмана, подвоха, опасности. Но ничего подозрительного не обнаружил. Это был брошенный кем-то и непонятно по какой причине старый катер. Средние сиденья из него исчезли, треть ветрового стекла выбита, и все было перепачкано засохшим птичьим пометом. Он выключил фонарь и посмотрел на скалу. Потом дотронулся до поручня, ожидая, что раздастся сигнал тревоги. Скала оставалась темной и пустынной в бледном сиянии луны.
Он влез на катер и осветил фонарем приборную доску и органы управления. Их оказалось немного, и они были довольно простыми: включатели ходовых роторов и ротора подъема, ручка регулирования скорости хода, оцифрованная до 100 км/ч. Еще были румпель, несколько приборов и индикаторов и двухпозиционный переключатель с обозначениями «Ход» и «Нейтр.», который был повернут на «Нейтр.». Он нашел аккумуляторную батарею в углублении между передними сиденьями и снял крышку. Срок годности был отмечен апрелем 171 и истек, стало быть, год назад.
Чип посветил на обтекатели роторов. В одном он нашел остатки птичьего гнезда. Он вымел их оттуда и выбросил и посветил на ротор изнутри – он был новый, блестящий. Второй ротор был старый, его лопасти были поцарапаны, а одна была сломана.
Он сел на место рулевого, нашел выключатель и осветил приборы. Часы на щитке показывали 5.11 пят, 27 авг 169. Он включил один ходовой ротор, затем второй, оба со скрипом провернулись, но потом зашумели ровно и тихо. Выключил двигатель, посмотрел на приборы и индикаторы и выключил освещение приборного щитка.
Скала по-прежнему оставалась безлюдной. Номеры не выскакивали из засад. Он обернулся и посмотрел на море. Оно тоже было пустынно и плоско и серебрилось дорожкой от почти полной луны. Сторожевые катера не летели к нему на полном ходу.
Он посидел несколько минут на катере, вылез из него и пошел назад к пещере.
Маттиола ждала у входа.
– Как он? В порядке? – спросила она.
– Нет, – сказал он. – Катер оставили не торговцы для беженцев, потому что на нем нет ни записки, ни чего иного. Часы остановились в прошлом году, но на катере новый ротор. Я не опробовал ротор подъема, но даже если он работает, катер будет описывать на воде круги, и никуда мы на нем не дойдем, потому что в двух местах поломан скиртинг. Но может оказаться и так, что мы приплывем на нем прямиком в '082 – к небольшому прибрежному медцентру, – даже если предположить, что катер не телеуправляемый.
Маттиола стояла и смотрела на него.
– Впрочем, мы могли бы его опробовать, – сказал Чип. – Если торговцы специально не оставили его здесь, то они и не намерены приходить на побережье. Быть может, мы просто двое счастливчиков. – Он передал ей фонарь, а сам взял картонку и узел под мышки. Они пошли к катеру.
– А как же вещи, которыми мы собирались торговать? – сказала она.
– Обойдемся, – сказал он. – Катер стоит в сто раз дороже, чем фотокамеры и аптечки первой помощи. – Он поглядел на скалу. – Порядок, доктора! – крикнул он. – Можете теперь выходить!
– Ш-ш, не надо! – остановила его Маттиола.
– Мы забыли забрать сандалии, – сказали.
– Они в коробке.
Чип положил коробку и узел в катер, и они обломком раковины соскоблили птичий помет с разбитого ветрового стекла. Потом, приподняв нос катера, принялись сталкивать его к воде, а после приподняли корму и сделали то же самое.
