Текст книги "День совершенства"
Автор книги: Айра Левин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
С Вэнем!
Сколько лет было этой туго обтянутой желтой кожей голове, живущей и говорящей на этом гибко-упругом, облаченном в красный балахон теле. Он ловко и легко протягивал руку за сигаретой, запросто закидывал ногу на ногу! Последняя годовщина со дня его рождения была, была… двести шестая или двести седьмая?
Вэнь умер, когда ему исполнилось шестьдесят. Через двадцать пять лет после Унификации. Он умер за несколько поколений до постройки Уни, который программировался «духовными наследниками», которые тоже умирали, естественно, в шестьдесят два года. Так учили в Братстве.
И вот он сидел тут, пил, ел, покурил. Мужчины и женщины, окружившие их кресла, стоя внимали ему; он же, казалось, не замечал их.
– Острова всегда служили нашим потребностям, – говорил он. – Сперва они были крепостями для неизлечимых первого поколения. Затем там устроили, как вы это называете, «зоны изоляции», куда мы впоследствии позволяли неизлечимым «убегать», хотя в те времена мы еще не были столь добры, чтобы любезно предоставлять им катера для этих целей. – Он улыбнулся и сделал затяжку. – Но потом, однако, – продолжал он, – я нашел для них более полезное применение, и теперь они служат естественными резерватами, где прирожденные лидеры могут развиваться и проявлять себя именно так, как это сделали вы. Теперь мы предоставляем катера и карты в непрямой и даже скрытой форме, даем «пастухов», вроде Дувра, которые сопровождают возвращающихся номеров и предотвращают, насколько им удается, всякое насилие. И разумеется, предотвращают главный акт – разрушение Уни. Хотя обычной целью неизлечимых бывает бутафория, что вообще исключает реальную опасность.
Чип сказал:
– Я все-таки не понимаю, где нахожусь.
Карл, натыкая кусок мяса на золотую вилку, сказал:
– Спишь в парковой зоне.
И стоявшие поблизости засмеялись шутке.
Вэнь сказал с улыбкой:
– Уверен, что подобное открытие может обескуражить. Компьютер, который в вашем представлении был постоянным и бесконтрольным хозяином и координатором Братства, по сути, является его слугой, управляемым такими же номерами, как вы сами – предприимчивыми, мыслящими и ответственными. Его целеустановки и процедуры непрерывно изменяются соответственно решениям Высшего Совета и четырнадцати субсоветов. Мы живем в роскоши и наслаждаемся жизнью, как вы могли заметить, но мы же несем и полную ответственность, что более чем оправдывает эту роскошь. Завтра вы приступите к занятиям. А сейчас, – он нагнулся вперед и затушил в пепельнице сигарету, – уже очень поздно. Сами виноваты – очень уж вы любите гулять по туннелям. Вам сейчас покажут ваши комнаты; надеюсь, вы найдете их вполне достойным завершением трудного похода. – Он улыбнулся и встал. Все встали разом с ним. Он пожал руку Карлу: – Поздравляю тебя, Карл, – сказал он. И Чипу пожал тоже. – Поздравляю тебя, Чип. Мы давным-давно подозревали, что рано или поздно ты окажешься здесь. Мы рады, что ты нас не разочаровал. Хочу сказать, что я рад; увы, привык говорить во множественном числе – трудно избавиться от ощущения, что Уни тоже обладает способностью чувствовать.
Он вышел, и публика сразу их обступила; им пожимали руки и наперебой поздравляли: «Мы не предполагали, что вы доберетесь сюда раньше Дня Унификации! Это было ужасно, не так ли, когда вы вошли, а здесь полная комната народа? Поздравляем, вы обязательно привыкнете ко всему, поздравляем, поздравляем!»
Комната оказалась просторной, в бледно-голубых тонах, с просторной шелковой голубой постелью и множеством подушек, с большой картиной, изображавшей натюрморт с водяными лилиями. В комнате стояли стол, уставленный блюдами и бокалами, темно-зеленые кресла и на продолговатом низком комоде ваза с белыми и желтыми хризантемами.
– Здесь красиво, – сказал Чип, – благодарю вас.
Девушка, что привела его сюда, заурядный номер лет шестнадцати в белом паплоне, сказала:
– Сядьте, и я сниму с вас ваши… – Она показала на его ноги.
– Ботинки, – подсказал он с улыбкой. – Не надо. Спасибо, сестра, я могу и сам это сделать.
– Дочь, – поправила она.
– Дочь?
– Программисты – наши Отцы и Матери, – объяснила она.
– А-а, – протянул он. – Хорошо. Спасибо, дочь. Можешь теперь идти.
Вид у нее был удивленный и обиженный.
– Я должна быть при вас и проявлять о вас заботу, – сказала она. – Мы обе. – Она кивком показала на дверь по другую сторону кровати. Из-за двери лился свет и слышалось журчание воды.
Чип заглянул туда.
Это была голубая ванная, просторная и сверкающая; другая юная девушка стояла возле ванны на коленях и измеряла температуру воды. Она обернулась и сказала с улыбкой:
– Здравствуйте, отец.
– Здравствуй, – ответил Чип.
Он стоял, облокотившись на дверной косяк, и глядел на первую девушку, снимавшую с постели покрывало, потом опять перевел взгляд на присевшую возле ванны. Она тоже посмотрела на него и улыбнулась, стоя на коленях. А он все стоял и держался за косяк.
– Дочь, – промолвил он.
Глава 4
Чип сидел в постели – с завтраком он уже покончил – и тянулся за сигаретой, когда в дверь постучали. Одна из девушек пошла открывать, и на пороге возник Дувр, бодрый и улыбающийся, в желтом шелке.
– Как дела, брат? – спросил он.
– Неплохо, – сказал Чип, – весьма неплохо.
Вторая девушка зажгла ему сигарету, забрала поднос с посудой после завтрака и спросила, не желает ли он еще кофе.
– Спасибо, нет, – сказал Чип. – Ты кофе не хочешь?
– Нет, спасибо, – сказал Дувр. Он сел в одно из темно-зеленых кресел и откинулся на спинку, положив руки со сплетенными на животе пальцами на подлокотники и вытянув ноги. Улыбаясь Чипу, он сказал: – Шок прошел?
– Гадство, еще нет, – признался Чип.
– Это старая традиция, – объяснил Дувр. – Ты получишь удовольствие, когда сюда доберется следующая группа.
– Это жестоко, право, очень жестоко, – сказал Чип.
– Потерпи, ты тоже будешь хохотать и рукоплескать вместе со всеми.
– Как часто такое происходит?
– Бывает, часто, с интервалом в несколько месяцев, – сказал Дувр. – Но в среднем – около полутора человек в год.
– И в течение всего времени ты был в контакте с Уни, братобоец?
Дувр кивнул и улыбнулся.
– Телекомп размером со спичечный коробок, – сказал он. – Смешно, но именно в пустом коробке из-под спичек я его и держал.
– Ублюдок, – сказал Чип.
Девушка унесла поднос, а другая девушка поменяла пепельницу на тумбочке у кровати, забрала свой балахон со спинки стула и пошла с ним в ванную, закрыв за собой дверь.
Дувр поглядел ей вслед, затем – испытующе на Чипа.
– Хорошая ночка была? – спросил он.
– М-мм, – неопределенно промычал Чип.
– По-моему, их не лечат».
– Ну… Не по всем параметрам, если сказать точней. Я надеюсь, ты не в обиде на меня за то, что по дороге я ни словом, ни полсловом не обмолвился. Здесь правила железные: никакой помощи, кроме той, о которой тебя просят. Ни предположений, ни предложений – ничего. Просто сторонний наблюдатель, естественно, до возможного предела; и главное – предотвратить кровопролитие. Мне не следовало тогда на катере позволить себе даже такую мелочь, как откровенность по поводу Либерти, являющегося тюрьмой. Но я там торчал безвылазно уже два года, и никто даже не помышлял о попытке мятежа. Ты можешь понять, почему мне так хотелось сдвинуть дело с места.
– Разумеется, – сказал Чип. Он стряхнул пепел в чистую белую пепельницу.
– Только не проболтайся об этом Вэню, – попросил Дувр. – В час у тебя с ним ленч.
– И Карл тоже будет?
– Нет, только ты. Я думаю, он метит тебя в Высший Совет. Я зайду без десяти час и отведу тебя к нему. Бритву ты найдешь там, внутри такой штуки, наподобие фонаря. А сегодня в конце дня мы пойдем с тобой в медцентр и проведем депиляцию.
– Здесь есть медцентр?
– Здесь есть все, – сказал Дувр. – Медцентр, библиотека, гимнастический зал, бассейн, театр, есть даже сад, какого ты и наверху не увидишь. Я тебе потом все покажу.
Чип сказал:
– И здесь мы будем находиться постоянно?
– Все, кроме нас, несчастных пастухов, – сказал Дувр. – Я отправляюсь на другой остров, но не раньше чем через шесть месяцев, благодарение Уни.
Докурив сигарету, Чип положил окурок, тщательно потушив его.
– А если я не хочу здесь оставаться? – спросил он.
– Не хочешь?!
– Ты же помнишь, у меня жена, ребенок?
– Здесь много таких, – сказал Дувр. – На тебя возложена более важная миссия, Чип. У тебя здесь долг по отношению ко всему Братству, включая номеров и на островах.
– Распрекрасный долг, – сказал Чип. – Шелковый балахон и пара девочек на ночь.
– Это только на прошлую ночь, – сказал Дувр. – Сегодня, на твое счастье, будет одна, да и то если тебе повезет. – Он выпрямился в кресле. – Так вот, – продолжал он, – я прекрасно знаю – есть тут факторы, привлекательные внешне, но которые позволяют смотреть на все это критически. Однако Братство нуждается в Уни. Подумай хотя бы об убожестве жизни на Либерти! И Братство нуждается в талантливых программистах, чтобы управлять Уни и… Впрочем, Вэнь объяснит тебе все лучше меня. Кстати, один день в неделю мы все ходим в паплоновых балахонах. И питаемся унипеками.
– Весь день? – спросил Чип. – Неужели?
– Ладно, ладно, – сказал Дувр, вставая.
Он подошел к стулу, на котором висел зеленый балахон Чипа, взял его и ощупал карманы.
– Есть в них что-нибудь? – спросил он.
– Да, – ответил Чип. – Несколько снимков, с которыми мне не хотелось бы расставаться.
– Ты извини, но из того, что ты принес с собой, ничего нельзя оставить, – сказал Дувр. – Это правило. – Он поднял с пола ботинки Чипа и посмотрел на него. – Каждый спервоначала чувствует себя не совсем уверенно. Позже – когда ты сможешь правильно оценить происходящее – ты будешь гордиться, что тебе позволили здесь остаться. И кроме того, в этом твой долг.
– Учту, – сказал Чип.
В дверь постучали, и девушка, которая уносила поднос, вошла с синим шелковым балахоном и белыми сандалиями. Она поставила их у изножья кровати.
Дувр с улыбкой сказал:
– Если тебе больше нравится паплон, это можно устроить.
Девушка посмотрела на него.
– Нет уж, – сказал Чип. – Я считаю, что достоин шелкового балахона не меньше, чем любой здесь.
– Вне сомнения, – сказал Дувр. – Ты, Чип, достоин. Увидимся без десяти час, решено?
Он направился к двери с зеленым балахоном и башмаками Чипа. Девушка поспешила открыть ему дверь.
Чип спросил:
– А что случилось с Баззом?
Дувр остановился и грустно поглядел на Чипа.
– Его взяли в '015, – сказал он.
– И сделали инфузию?
Дувр кивнул.
– Еще одно правило? – заметил Чип.
Дувр кивнул и вышел из комнаты.
Тонко нарезанные поджаренные куски мяса в слегка сдобренном пряностями коричневом соусе, некрупные, слегка обжаренные луковки, тонко нашинкованный желтый овощ, какого Чип не встречал на Либерти – Вэнь назвал его «тыквой», – и прозрачное красное вино, менее приятное, чем то желтоватое, что было накануне вечером. Посуда на столе была с широким золотым ободком, столовые приборы были из золота.
Вэнь был в сером шелке; он ел быстро, отрезая куски мяса и отправляя их в морщинистый рот. Мгновенно прожевывая, проглатывал и тотчас натыкал на вилку следующий кусок. Время от времени он брал короткую паузу, отхлебывал вина и прижимал салфетку к губам.
– Все эти вещи существовали, – проговорил он. – Так был ли смысл их уничтожать?
Они находились в просторной и красиво обставленной в стиле Пред-У комнате: белое, золотое, оранжевое, желтое. В углу у сервировочного столика на колесах стояли два номера в белых балахонах.
– Разумеется, на первый взгляд это может показаться несправедливым, – вещал Вэнь, – но наиважнейшие и окончательные решения должны приниматься номерами, не подлежащими лечебным процедурам, а такие номеры не могут и не должны сидеть на унипеках, довольствоваться ТВ и «Пишущим Марксом». – Он улыбнулся. – И даже «Выступлением Вэня перед терапевтами», – сказал он и отправил в рот очередную порцию мяса.
– А почему Братство само не может принимать такие решения? – спросил Чип.
Вэнь пожевал и проглотил, прежде чем ответить.
– Потому что оно на это просто не способно, – сказал Вэнь. – То есть, оно не способно вырабатывать их столь разумными. Если людей не подвергать лечебным процедурам… Впрочем, на твоем острове за примерами ходить не приходится – это подлые, глупые и агрессивные типы, мотивы их поведения чаще всего продиктованы корыстолюбием и ничем иным. Корыстолюбием и страхом. – Он положил в рот луковку.
– Не они совершили Унификацию, – сказал Чип.
– М-мм, да, – согласился Вэнь. – Но после каких сражений! Да и сама Унификация, покуда мы не подперли ее лечебными процедурами, была чрезвычайно хрупкой структурой. Нет, было просто необходимо довести Братство до человеческого совершенства – путем лечебных процедур сегодня, методами генной инженерии – завтра. И для этого должны приниматься соответствующие решения. И на тех, кто располагает соответствующими средствами и интеллектом, лежит огромный долг. Пренебречь этим было бы предательством по отношению к человеческому виду. – Одной рукой он положил в рот очередной кусок мяса, а другой подал знак.
– И частью этого долга является умерщвление номеров в возрасте шестидесяти двух лет? – заметил Чип.
– Ах, вон ты о чем, – улыбнулся Вэнь. – Принципиальный вопрос всегда ставят в упор.
К ним подошли два номера – один с графином вина, другой с золотым блюдом, которое он держал сбоку от Вэня.
– Ты видишь лишь часть картины, – сказал Вэнь, перекладывая с блюда к себе на тарелку кусок мяса с помощью большой вилки и ложки. С мяса капал соус. – То, чего ты не желаешь видеть, – сказал он, – есть неисчислимое количество номеров, которые умерли бы значительно моложе шестидесяти двух, если бы не покой, стабильность и благополучие, которыми мы их обеспечиваем. Задумайся на миг о массе, а не об индивидуумах, составляющих эту массу. Мы даем Братству неизмеримо больше лишних человеко-лет, чем отбираем у него, – сказал он. – Неизмеримо больше. – И он обильно полил мясо соусом и положил еще луку и тыквы. – Тебе, Чип? – предложил он.
– Нет, спасибо, – сказал Чип. Он отрезал кусочек от лежащей на тарелке порции. Номер с графином наполнил его бокал.
– Кстати, – сказал Вэнь, отрезая себе кусочек, – фактический срок смерти сейчас ближе к шестидесяти трем, нежели к шестидесяти двум. И продолжительность жизни увеличится по мере того, как население Земли постепенно будет убывать.
Номеры удалились.
Чип сказал:
– А нерожденных номеров вы приплюсовываете к вашему расчету лет жизни или вычитаете?
– Мы не уходим от реальности до такой степени. Если бы те номеры родились, то не было бы стабильности, не было бы благополучия и, как следствие, не было бы Братства. – Он отправил в рот кусок тыквы, пожевал и проглотил. – Я не думаю, что за один ленч ты сильно переменишься, – сказал он. – Осмотрись, поговори с каждым, покопайся в библиотеке – в особенности интересны банки данных по истории и социологии. Несколько вечеров в неделю я провожу неформальные дискуссии – если уж учитель, то учитель всегда, – походи на них, поспорь, подискутируй.
– На Либерти у меня остались жена с младенцем, – сказал Чип.
– Из чего я могу сделать вывод, – сказал Вэнь с улыбкой, – что они не были для тебя фактором первостепенной важности.
Чип сказал:
– Я рассчитывал вернуться.
– Если хочешь, можно распорядиться, чтобы о них позаботились, – сказал Вэнь. – Дувр говорил, что ты заранее принял некоторые меры.
– Мне разрешат возвратиться?
– Тебе этого не захочется, – сказал Вэнь. – Скоро ты поймешь, что мы правы и, что, находясь здесь, ты исполняешь свой долг. – Он отпил вина и осушил губы салфеткой. – Если мы и не правы в решении второстепенных проблем, то со временем ты сможешь прийти на заседание Высшего Совета и поправить нас, – сказал он. – Между прочим, тебя интересует архитектура и градостроительство?
Чип посмотрел на него и, чуть погодя, сказал:
– Когда-то разок-другой мне приходила мысль заняться проектированием домов.
– Уни считает, что тебе следовало бы войти в Совет по Архитектуре, – сказал Вэнь. – Подумай над этим. Познакомься с Мадхиром, его председателем. – Он положил в рот луковку.
Чип сказал:
– Да я ничего в этом, по сути дела, не смыслю.
– Если это тебя интересует, сможешь подучиться, – сказал Вэнь, отрезая мясо. – У тебя уйма времени.
Чип посмотрел на него.
– Да, – сказал он. – Программисты, похоже, живут дольше шестидесяти двух лет, даже и за шестьдесят три переваливают.
– Выдающиеся номеры должны сохраняться насколько возможно долго, – сказал Вэнь. – Для блага Братства. – Он положил в рот мясо и стал его жевать, глядя на Чипа своими щелевидными глазами. – Хочешь услышать нечто невероятное? – спросил он. – Твое поколение программистов почти наверняка будет жить неограниченно долго. Фантастика? Мы, старики, рано или поздно умрем. Доктора говорят – быть может, и нет, но Уни говорит – умрем. А вот вы, молодые, по всей вероятности, не умрете. Никогда.
Чип медленно жевал мясо.
Вэнь продолжал:
– Возможно, эта мысль не доставит тебе радости. Ее привлекательность будет расти с возрастом, с приближением старости.
Чип проглотил пережеванное мясо. Посмотрел на Вэня, на его грудь в сером шелке, бросил еще взгляд на его лицо.
– Тот номер, – начал он, – победитель первенства по десятиборью? Он умер естественной смертью или был убит?
– Он был убит, – сказал Вэнь. – С его же радостного согласия.
– Ну, конечно, – сказал Чип. – Его же подвергали процедурам.
– Атлета? Ну, нет! Спортсменам дают очень небольшие дозы. Нет, он просто был горд тем, что должен был стать… приобщенным ко мне. Его заботило лишь, стану ли я держать его «в кондиции». Надежда, которая, боюсь, не была оправдана. Ты увидишь, что дети, обыкновенные номеры, здесь соперничают между собой за право отдать частицу себя для трансплантации. Если бы ты захотел поменять, например, один свой глаз, они бы пробирались к тебе в комнату и уговаривали бы предоставить им такую честь. – Он положил в рот кусочек тыквы.
Чип поерзал на стуле.
– Мой глаз мне не мешает, – сказал он. – Мне он нравится.
– Ну и зря, – сказал Вэнь. – Другое дело, если бы этого нельзя было исправить, тогда твое примирение с этим дефектом можно было бы оправдать. Но несовершенство, которое может быть устранено? С этим мы не должны мириться. – Он отрезал кусок мяса. – «Одна цель, одна единственная цель для нас всех – совершенство», – продекламировал он. – Совершенства мы еще не достигли, но этот день однажды настанет: Братство будет настолько генетически усовершенствовано, что отпадет надобность в лечебных процедурах; корпус вечно живущих программистов даст возможность провести Унификацию островов; совершенство Земли распространится «дальше, дальше, дальше, к звездам». – Его вилка с куском мяса застыла возле рта. Он смотрел прямо перед собой в пространство и продолжал: – Я мечтал об этом в молодости: о вселенной кротких, полезных, любящих, бескорыстных. Я доживу до этого.
Днем Дувр провел Чипа и Карла по комплексу – показал им библиотеку, гимнастический зал, бассейн и сад («Подождите, вы еще увидите солнечные закаты и звезды!»), музыкальный салон, театр, гостиные, столовую и кухню («Я не знаю. Откуда-то привозят, – говорил номер, глядя, как повара берут пучки салата и лимоны со стального поддона. – Сюда поступает все, что нам нужно, – сказал он с улыбкой. – Спроси Уни»). Все размещалось на четырех этажах, связанных небольшими лифтами и узкими эскалаторами. Медцентр находился на нижнем этаже. Доктора – одного звали Боровьев, другого Розен, моложаво-подвижные люди с морщинистыми лицами, такими же старческими, как у Вэня, – приветствовав их, подвергли осмотру и сделали инъекции.
– Мы можем вам этот глаз заменить в два счета, – сказал Чипу Розен.
– Я знаю, спасибо, но мне он не мешает, – поблагодарил тот.
Они отправились в бассейн. Дувр пошел поплавать вместе с рослой красивой женщиной – ее Чип заприметил прошлой ночью среди аплодирующих. Они с Карлом сидели на краю бассейна и наблюдали за купающимися.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Чип.
– Не знаю, – сказал Карл. – Мне, конечно, нравится. И Дувр говорит, что все это необходимо, и наш долг помогать и содействовать. Но – я даже не знаю. Если они и управляют Уни, это, как ни крути, Уни. Ведь верно?
– Верно, – согласился Чип. – По-моему, так оно и есть.
– Вот был бы переполох там, наверху, если б наш план удался, – сказал Карл. – Но, в конце концов, все более или менее утряслось бы. – Он покачал головой. – Честно говорю тебе, я просто не знаю, Чип, – сказал он. – Любая система, которую Братство смогло бы разработать самостоятельно, наверняка была бы намного менее эффективна, чем Уни, чем эти здешние люди. Ты это отрицать не можешь.
– Да, ты прав, – сказал Чип.
– Их долголетие – разве это не фантастика? – сказал Карл. – Я до сих пор не могу прийти в себя. Ты глянь вон на тот бюст! Каков, а? Христос и Вэнь!
Светлокожая округлогрудая женщина нырнула в бассейн с противоположного бортика.
Карл сказал:
– Давай потом еще поговорим, ладно? – и соскользнул в воду.
– Давай. Чего-чего, а времени у нас хватит, – пообещал Чип.
Карл улыбнулся ему и поплыл кролем к середине бассейна.
На следующее утро Чип вышел из своей комнаты и по коридору направился к стальной двери в его конце. Не успел он отойти, как его остановило «Привет, брат!» Дувра, и тот подошел к Чипу.
– Привет, – сказал Чип. Он посмотрел вперед и, продолжая идти, спросил: – Меня стерегут?
– Только когда ты идешь в этом направлении, – ответил Дувр.
Чип сказал:
– Голыми руками я все равно ничего не смог бы сделать, даже если бы захотел.
– Я знаю, – сказал Дувр. – Стариковские предосторожности Вэня. Мышление пред-У. – Он покрутил пальцем у виска и улыбнулся. – Это будет продолжаться всего несколько дней.
Они прошли до конца коридора, и стальная дверь открылась, отъехав вбок. За ней тянулся белый оштукатуренный коридор; номер в синем отметился на сканере и прошел в дверь.
Они повернулись и пошли обратно. У них за спиной прошуршала в направляющих закрывающаяся дверь.
– Ты еще увидишь, что за ней, – сказал Дувр – Он, скорей всего, поведет тебя на экскурсию самолично. Не желаешь сходить в гимнастический зал?
Днем Чип заглянул в апартаменты Совета по Архитектуре. Его узнал и приветствовал невысокого роста жизнерадостный старичок. Это был Мадхир, председатель Совета. На вид ему было больше ста лет. Об этом же со всей очевидностью свидетельствовали его руки. Он познакомил Чипа с другим членом Совета: пожилой женщиной по имени Сильви, рыжеволосым мужчиной лет пятидесяти, чье имя Чип не расслышал, и коротенькой, но очень миловидной женщиной, представившейся Гри-гри. Чип выпил с ними кофе и съел кусок бисквита с кремом. Они показали ему комплект проектов, которые обсуждали, планы, разработанные Уни для реконструкции «городов Г-3». Они спорили, надо ли переделывать планы по различным спецификациям, задавали по телекомпу вопросы и имели различные мнения по поводу полученных ответов. Старуха Сильви обосновала по пунктам, почему она считала эти планы слишком монотонными. Мадхир поинтересовался мнением Чипа, если таковое у него имелось. У Чипа мнение еще не сложилось. Более молодая Гри-гри соблазнительно ему улыбалась.
Вечером того же дня в главной гостиной был прием – по случаю «Нового года».
– «Счастья в Новом У-году!» – кричал Карл на ухо Чипу. – Я тебе скажу, почему мне не нравится это место! Нету виски! Разве это не безобразие? Если есть вино, то почему же нет виски?
Дувр танцевал с женщиной, похожей на Маттиолу (хотя по красоте она даже наполовину не дотягивала до Маттиолы). Были там люди, с которыми Чип сидел за одним столом в столовой и встречался в гимнастическом зале и в музыкальном салоне, были люди, которых он встречал в той или иной части комплекса, но были и люди, которых он видел впервые. Здесь народу было больше, чем в ночь их прибытия – тут находилось человек сто, да еще среди них сновали номеры в белом паплоне с подносами.
«Счастливого У-года!» – сказал ему кто-то. Это была пожилая женщина, которая сидела с ним за столом во время ленча, ее звали то ли Гера, то ли Гела.
– Уже почти наступил 172 год! – сказала она.
– Да, – ответил он, – через полчаса.
– О, вон он! – воскликнула она и двинулась вперед.
В дверях появился Вэнь в белом облачении, окруженный толпой людей. Он пожимал всем руки, целовал подставленные щеки. У самого него лицо было желтое, морщинистое и лоснящееся, с расселиной улыбки; щелочки-глаза терялись в морщинах. Чип отступил назад в гущу толпы и отвернулся. Гри-гри помахала ему, подпрыгивая, чтобы увидеть его за людьми. Он помахал ей в ответ и улыбнулся, продолжая двигаться прочь.
Следующий день – День Унификации – он провел в гимнастическом зале и в библиотеке.
Он побывал на нескольких дискуссиях у Вэня. Они устраивались по вечерам в саду, месте весьма привлекательном. Трава и деревья были настоящие, и звезды с Луной были почти как настоящие. Луна меняла фазы, но никогда – местоположение. Временами слышался щебет птиц и дул легкий бриз. На дискуссиях обычно присутствовало пятнадцать или двадцать программистов, сидевших на стульях или прямо на траве. Главным выступающим по всем вопросам бывал восседавший в кресле Вэнь. Он развивал тезисы из своей «Житейской мудрости» и ловко сводил конкретные проблемы к общим местам. Время от времени он обращался к председателю Совета по Образованию, к Густафсену, к Боровьеву, Председателю Совета по Медицине или к другим членам Высшего Совета, интересуясь их мнением.
Поначалу Чип сидел в сторонке и только слушал, но потом начал задавать вопросы – например, почему нельзя, хотя бы частично, лечебные процедуры проводить на добровольной основе; нельзя ли, решая задачу совершенствования человечества, допускать у индивидуума некоторой доли эгоизма и агрессивности; не сыграл ли эгоизм известную роль в их решении принять на себя так называемые «долг» и «ответственность». Некоторые программисты, сидевшие поблизости, были шокированы его вопросами. Но Вэнь отвечал на них терпеливо и полно. Казалось, он даже бывал рад, услышав от Чипа «Вэнь?», и отдавал предпочтение ему в ряду других. Чип постепенно переходил от периферии компании к центру.
Как-то раз ночью он сидел на кровати и курил в темноте.
Женщина, лежавшая с ним, гладила его по спине.
– Ты прав, Чип, – сказала она. – Это было бы наилучшим для каждого.
– Ты читаешь мысли? – спросил он.
– Иногда, – ответила она. Ее звали Дейдр, и она была из Совета по Колониям. Тридцати восьми лет, светлокожая и не очень красивая, она тем не менее была умна, хорошо сложена и имела компанейский характер.
– Начинаю подумывать, что лучше и быть не может, – сказал Чип, – и я не знаю, то ли меня убеждает логика Вэня, то ли омары, Моцарт и ты. Не говорю уж о перспективе вечной жизни.
– Это меня страшит, – сказала Дейдр.
– Меня тоже, – сказал Чип.
Она продолжала поглаживать ему спину.
– Мне потребовалось два месяца, чтобы поостыть, – сказала она.
– То есть ты это воспринимала так? Как остывание?
– Да, – сказала она. – И как взросление. Расставание с идеализмом.
– Откуда же тогда ощущение, что сдаешься? – спросил Чип.
– Ложись, – сказала Дейдр.
Он погасил сигарету, отставил пепельницу на тумбочку и, ложась, повернулся к ней. Они держали друг друга в объятиях и целовались.
– Да, – сказала она. – В конечном счете, так лучше для всех. Мы будем все улучшать постепенно, работая в Советах.
Они целовались и ласкали друг друга, потом сбросили простыни, и она положила ногу Чипу на бедро, и он вошел в нее.
Как-то утром он сидел в библиотеке, и кто-то взял его за плечо. Он оглянулся и вздрогнул – перед ним стоял Вэнь. Он наклонился и, потеснив Чипа, всунул свою голову под козырек проектора микрофильмов.
Чуть погодя, он сказал:
– Прекрасно, ты попал на хорошего человека. – Он еще подержал голову под козырьком, читая, затем встал, выпустил плечо Чипа и улыбнулся ему. – Почитай еще Либмана, – сказал он. – И Окиду, и Маркузе. Я дам тебе список книг сегодня вечером в саду. Ты придешь?
Чип утвердительно кивнул.
Потекли однообразные дни: утром – библиотека, днем – Совет. Он изучал методику строительных работ и планировку, проверял схемы фабричных стоков и типовые проекты жилых домов. Мадхир и Сильви показывали ему проекты сооружавшихся зданий и планировавшихся на будущее, макеты городов и варианты их реконструкции. Он стал восьмым членом Совета. Трое из оставшихся семи были склонны отклонить проекты Уни и переделать их, а четверо, включая Мадхира, были готовы принять их и утвердить без замечаний. Официально их заседания проходили по пятницам в дневное время, по другим дням редко можно было застать в офисе больше, чем четырех или пятерых членов Совета. Однажды там не оказалось никого, кроме Чипа и Гри-гри. Они заперлись и оказались в конце концов на диване Мадхира.
После заседаний Совета Чип обычно шел в спортзал или в бассейн. Ел он за столом вместе с Дейдр, Дувром и его женщиной-однодневкой. Обычно к ним присоединялся кто-нибудь еще – иногда Карл. Он теперь заседал в Совете по Транспорту и за обедом не прочь был выпить винца.
Как-то в феврале Чип спросил у Дувра, была ли какая-либо возможность связаться с теми, кто теперь замещал его на Либерти, и узнать, все ли в порядке у Маттиолы и Яна и помогает ли им Джулия, как обещала.
– Конечно, – сказал Дувр. – Очень просто, никаких проблем.
– Когда ты сделаешь? – спросил Чип. – Я это оценю.
Несколькими днями позже Дувр нашел Чипа в библиотеке.
– Все в порядке, – сказал он. – Маттиола сидит дома с ребенком, покупает продукты и платит аренду. Стало быть, Джулия все делает как надо.
– Спасибо, Дувр, – сказал Чип. – А то я беспокоился.
– Там есть человек, который присматривает за ней, – сказал Дувр. – Если у нее возникнет нужда в чем-нибудь, деньги ей можно будет переслать по почте.
– Замечательно! – сказал Чип. – Вэнь говорил мне. – Он улыбнулся. – Бедная Джулия! – сказал он. – Поддерживает наши семьи, хотя в этом нет никакой необходимости. Знай она об этом, разозлилась бы.
Дувр улыбался.
– Да, наверно, – сказал он. – Хотя ведь не каждый, кто затевает эту бодягу, попадает сюда. Так что в некоторых случаях ее помощь необходима.
– Верно, – согласился Чип. – Я не подумал.
– Увидимся на ленче, – попрощался Дувр.
– Хорошо, – сказал Чип. – Благодарю.
Дувр ушел, а Чип повернулся к проектору и сунул голову под козырек. Он держал палец на кнопке следующей страницы и вскоре нажал ее.
Теперь он чаще высказывался на заседаниях Совета и меньше задавал вопросов на дискуссиях у Вэня. От местной публики пошла петиция с просьбой сократить унипековые дни до одного в месяц; после некоторого колебания он подписал ее. От Дейдр он ушел к Блэки, потом к Нине, снова вернулся к Дейдр. На посиделках в гостиных он прислушивался к сплетням о сексуальной жизни членов Высшего Совета, слушал анекдоты про них; увлекся модой мастерить бумажные самолетики и говорить на языках пред-У («Francais» оказалось, звучал как «франсэ», и он учил его).
