Текст книги "С четырех сторон"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Дханванти все еще не понимала, о чем речь, а Сухаг продолжала уговаривать ее:

– Мамочка, ну хоть ради меня обещайте не мучить больше себя из-за глупостей, что они натворили!

Нежность невестки возвращала Дханванти к жизни, она вспомнила о радости, которую несла в дом Сухагванти, утерла слезы и спросила:

– Средняя невестка мне сказала… Это правда?

Сухагванти опустила глаза.

– Я хорошо себя чувствую, мама. Пока тревожиться не о чем.

«Господи, велики твои милости, – подумала Дханванти, – одарил ты меня, недостойную, такой разумной и доброй невесткой».

Сухагванти налила свекрови чаю, положила лепешку на горячую сковородку и рассудительно спросила:

– Зачем же так принижать себя, мама?

– Нет-нет! Сперва отнеси завтрак отцу, мне все равно сейчас есть не хочется.

Сухаг сняла со сковородки испекшуюся лепешку, положила ее на тарелку, пробормотав:

– Отец еще не умывался. Если вы не будете есть, мама, я тоже начну поститься.

Дханванти отломила кусочек горячей лепешки. Глаза ее снова наполнились слезами – чужая дочь, а вошла в дом и родней родных стала!

Сухаг заметила старухины слезы и, чтобы отвлечь ее внимание, тихонько попросила:

– Мамочка, отцу пока не говорите!

Дханванти тут же позабыла обо всем, кроме радостной новости.

– Вы только посмотрите на эту скромницу! Твой бедный свекор ждет не дождется внуков в доме, а ты… Не умер бы от счастья!

Дханванти сорвалась с места и, начисто позабыв горькие, резкие слова Митро, как на крыльях полетела к мужу.

Гурудас уже привел себя в порядок и, умытый, снова лег в постель, аккуратно подоткнув стеганое одеяло. При виде жены он покашлял, чтобы показать свое неудовольствие, и строго спросил:

– Сегодня что, завтрак после обеда подадут?

Жена села на край кровати и громко позвала:

– Сухагванти! Дочка! Неси завтрак отцу!

– Имей в виду, – предостерег жену Гурудас, усаживаясь поудобней, – если ты будешь так распоряжаться, то и эта невестка от нас сбежит. Вот помяни мое слово – сбежит!

Дханванти обиделась.

– Что же это такое? Можно подумать, Пхуланванти я из дому выживала! Отец моих сыновей, хоть ты меня, старуху, не попрекал бы! Ты-то должен на моей стороне быть!

– Если бы я всегда был на твоей стороне, – усмехнулся старик, – видит бог, нам бы вместо одной кухни еще две понадобились.

Шутка не показалась Дханванти смешной – она, нахмурясь, возразила:

– Во всем, выходит, одна я виновата. Сказал бы уж прямо: бедненькая Пхуланванти, как телочка, молоком омытая, а я над ней руку с ножом занесла!

– Хватит, Ванти, – засмеялся Гурудас, – что там говорить? Как я на тебе женился, сразу перестал недостатки твои замечать.

Уяснив себе, что отец ее сыновей дурачится, а сам он в хорошем настроении и, значит, выспался ночью, Дханванти успокоилась.

Когда вошла Сухагванти с горячим чаем и свежими лепешками, Дханванти уже и сама готова была шутить:

– Сухаг, дочка моя! Не обращай внимания на свекровь бестолковую, расскажи отцу всю правду, как я со свету тебя сживаю.

Сухагванти, улыбнувшись в душе, прикрыла покрывалом серьезное свое лицо, поставила перед свекром поднос с завтраком и вышла.

Старуха засмеялась:

– Ну что, махараджа, сердится на меня невестка или нет? – И продолжала другим тоном: – Есть хорошие новости. Сказать?

Гурудас застыл с чашкой чая у самых губ.

– Какие еще новости? Что хорошего можно услышать в старости? В моем возрасте каждый день как гора высокая, перевалил – и слава богу.

Привычная тоска плеснулась в сердце Дханванти, но она одернула мужа:

– Все-то вам известно, махараджа! Совсем святым стал ты у меня, а вот узнаешь новость – сразу в мир вернешься.

Гурудас смотрел на жену непонимающими глазами и вдруг догадался! Как же не догадаться – Дханванти всегда на себя напускала таинственность, когда собиралась сообщить о новой жизни в их семье.

– Сынок, я хочу серьги для невестки заказать.

Мать сказала это таким небрежным тоном, будто между прочим, что сын в изумлении уставился на нее.

– Прошу тебя, Банварилал, не говори мне «нет», даже если у тебя сейчас с деньгами туго из-за всех этих сложностей в лавке.

Умильный материнский голосок заставил Банварилала засмеяться про себя. Как только мать узнала, что невестка понесла, она чуть не на другой день начала задаривать ее.

– Ты что, мать, делаешь? – притворно возмутился он. – Весь дом знает, что Сухаг твоя любимица, но я-то не хочу, чтобы ее вконец избаловали!

Дханванти охотно вступила в игру.

– У меня невестка – одна на миллион, сынок. Такую ни муж, ни свекровь не избалуют. Что ей серебро, что золото – она сама сияет, как алмаз. Она и без украшений всех красивей и лучше будет!

Банварилал приподнялся, опершись на локоть, с гордостью посмотрел на мать и объявил:

– Будет сделано, мама. Что пожелаешь, скажи – и будет сделано. Кто же тебя ослушаться посмеет?

– Сынок мой, – обрадовалась Дханванти. – Когда есть у матери такой сын, как ты, да еще и невестка ему под стать, ей и царство не нужно, она и без того царица!

Дханванти наклонилась над лежащим сыном и зашептала:

– Но эти серьги мне нужны для жены Сардарилала.

Банварилал выжидательно смотрел на мать.

– Понимаешь, в тот день, когда Средняя мне новость сообщила, мне очень понравилось, как она вела себя. Она была такая веселая, так радовалась за Старшую. Потом вдруг, непонятно с чего, на ней как черти поехали. Вскипела, запылала, ее просто трясти от злости начало. Что мне было делать, сын? Ее ведь не поймешь. И меры она ни в чем не знает. Когда она с тобой по-хорошему, лучше ее не найдешь, а разозлится – убить может. Нравится ей человек, она ради него все отдаст, ничего не пожалеет, не нравится – кого хочешь оговорит, хоть бы и семью собственную…

Дханванти опустила глаза.

– Что я тебе скажу, Банварилал? Мне и слов этих не выговорить…

Она помолчала. Банварилал ждал.

– Плохо она говорит о твоем брате. Ругает его почем зря. Я хочу у тебя узнать, сын… Твой брат во всем здоров? И с кем он дружбу водит?

Банварилал отвернулся, чтобы не встречаться взглядом с глазами матери. Он долго откашливался, прежде чем ответить на ее вопрос.

– Здоров Сардари, мама. Никакого скрытого порока нет в нем. А вот она у нас такая… такая… обыкновенному мужчине с ней не совладать.

Дханванти долго молчала.

– Люди болтают про наших невесток, – снова заговорила она. – Сплетничают… слухи ходят всякие… Ты как считаешь, сын, есть в этом хоть доля правды?

– Кто знает, где правда, где ложь… Это одному богу известно, мама… А вот жена Сардарилала плохо ведет себя.

– Сын! – У Дханванти перехватило дыхание.

– Ты знаешь Нихала? Тетки Икбал сына? Полно народу, а он орет из своей лавки: если этот парень из Бенареса еще с вашей невесткой, привет ему передавай, от Нихала, мол, привет!

Дханванти не дослушала – зажала уши.

– Нет-нет, Банварилал! Неправда это, оговоры. Слово тебе даю, сколько я живу здесь, ни разу ни один чужой мужчина в дом не зашел!

Банварилал хмуро смотрел в потолок, явно не решаясь продолжить разговор, но потом все-таки сказал:

– Обманывать есть много способов…

Дханванти побелела и, едва двигая губами, спросила:

– Ты сам, сынок, что думаешь? В доме вечно полно народу, все у всех на глазах… Можно всех перехитрить?

Банварилал со вздохом поерошил волосы надо лбом:

– Что сказать тебе, мама? Много есть вещей, которых тебе не понять. Но если уж по правде говорить – затоптана честь нашей семьи.

Он захрустел пальцами.

– Видишь, мама, – осторожно приступил Банварилал к делу, – из-за средней невестки за нашим домом в сто глаз глядят. Это очень плохо. Уговорить бы ее без скандала, пусть она у своей матери месяца три погостит, а?

Дханванти вспомнилось лицо Бало, матери Митро.

– Непутевая у нее мать, – вздохнула она. – Вокруг нее кто только не крутится. Видно, суждено нам было такую женщину в родню заполучить, Банварилал. Если б не судьба, дошли бы и до меня слухи, что они за люди, мамаша с дочкой. А с судьбой не поспоришь, нет…

– Мама! – донесся с веранды голос Сухагванти. – Вы здесь, мама? Я хотела спросить, ставить мне молоко на простоквашу?

– Ставь, невестка! – безразлично отозвалась свекровь.

Провожая взглядом удалявшуюся Сухаг, Дханванти сказала:

– Что нам на долю выпало, сын, то и снесем. А вот невестку тревожить не нужно… Да, а где Сардари пропадает целый день, а?

– Счетные книги приводит в порядок. Раньше вечера вряд ли появится.

Дханванти тяжело поднялась на ноги, шагнула было прочь, но снова повернулась к сыну:

– А с Гульзарилалом ты случайно не виделся?

– Оставь его, мама, – усмехнулся Банварилал, – сейчас там теща с ног сбилась, не знает, куда его усадить, чем угостить. Денек-другой, и опомнится твой любимчик.

Дханванти вышла на веранду, огляделась по сторонам. Дверь в комнату средней невестки была плотно прикрыта. Свекровь медленно подошла к двери, поскреблась и позвала:

– Сумитрованти, ты что это сегодня так рано спать пошла?

– Сумитрованти, Сумитрованти! – передразнила Митро из-за двери. – Ну? Что случилось? Лечь пораньше и то не дадут! Можно подумать, Митро – жемчужина у всех на виду, не приглядишь, тут же украдут, дом ограбят.

Что только в голову Дханванти не пришло, пока Митро возилась с замком! Даже сердце закололо. Сардари нет дома, так вдруг невестка не одна!

Упала дверная цепочка, отворилась дверь, и Дханванти увидела удивленные карие глаза Митро.

– Мамочка, – сердито спросила она, – что же такое могло случиться, что вам будить меня понадобилось? Или надумали вкусненького мне принести – молока с медом? – Митро насмешливо фыркнула. – Так в чем дело, мама?

Дханванти переступила порог и через силу засмеялась:

– Какое молоко, какой мед с тобой сравниться могут? Захочешь, каждый день молоко с медом пить будешь, только не сердись ты на меня, старуху. Разве я тебе плохого желаю?

– Откуда вдруг столько нежности ко мне? – Митро недоверчиво разглядывала свекровь. – Можно все-таки узнать, в чем дело? Говорите, раз уж пришли.

Но Дханванти вела себя так, будто ее средний сын только что женился и нужно лаской завоевать его жену.

– Дай тебе бог всяческого счастья, дочка! Я попросила Банварилала, чтобы он от меня серьги тебе заказал.

На губах Митро появилось подобие улыбки.

– С чего это? – поинтересовалась она. – Очень уж неожиданно полюбили вы меня, мама. Я ведь еще не собралась одарить ребенком вашего сына. Отдайте лучше эти сережки Старшей – от нее польза семье, не от меня.

Дханванти не рассердилась, а стала еще ласковей с невесткой:

– Это всем давно известно, Сумитрованти. Что же удивительного в том, что Старшая беременна. Придет твой черед – не один малыш, а семеро во дворе у нас бегать будут!

Митро явно никак не могла уразуметь, к чему клонит свекровь. Она села на корточки и, глядя на Дханванти снизу вверх, ехидно спросила:

– Что же так скудно, мамочка, жалко вам, что ли? Семеро детишек! Да я, может, полсотни рожу!

Нехорошая усмешка скривила губы Митро.

– Будь моя воля, я бы целый полк нарожала, вот только хорошо бы, мамочка, чтоб ваш дорогой сынок ожил, зашевелился этот идол каменный!

Дханванти передернулась.

– Стыда у тебя нет, невестка! Как у тебя язык поворачивается такие гадости говорить…

Она остановилась на полуслове, вспомнив слова Банварилала.

– Доченька, – смиренно продолжала мать, – не теряй надежду. И заговоры разные есть, и амулеты могут помочь… Ты ведь у нас и здоровая, и сильная, прямо как сама Шакти[32]32
  Женское начало, активная форма космической энергии, которая часто персонифицируется в образе супруги бога Шивы.


[Закрыть].

Митро захохотала.

– Я, может, и Шакти, до меня только дотронься, и я уже на небесах, если бы ваш сын умел молиться Шакти…

Дханванти стремительным движением зажала Митро рот.

– Будет! Слышать ничего больше не желаю.

И, устыдившись собственной несдержанности, тихо заговорила:

– Послушай, что я тебе скажу, Сумитрованти.

Увидев, что Митро и впрямь подняла голову и с надеждой смотрит на нее, Дханванти решилась идти до конца:

– Хочешь выслушать мой совет, поезжай к матери на месяц или там на два. Поживи спокойно, постись, молись, ни о чем не тревожься. Я с хозяйством и одна справлюсь. Вернешься домой – все уладится.

Митро и мечтать не смела о том, что Дханванти сама предложила! Ей сразу вспомнился уютный материнский дом, лица подруг, улицы родного городка – она так и загорелась. Но чтобы свекровь не подумала чего, Митро склонилась в низком поклоне и, пряча лицо, поспешно сказала:

– Как прикажете, госпожа этого дома, как прикажете, так и будет. Раз вы говорите, значит, надо, значит, так я и сделаю. Ради того, чтобы муж был доволен, я хоть год поститься готова, а не то что два месяца у мамы!

Мать посмотрела на дочь. Дочь – на братьев. Никто не успел и рта раскрыть, как Гульзарилал взбежал вверх по ступенькам и скрылся.

Маяванти всплеснула руками.

– Нет, вы видели? Очень странно ведет себя твой муж, Пхулан, очень странно! Рано утром исчез, явился только сейчас, и нет чтобы поздороваться, как жизнь, спросить. Тут не в том дело, что он стесняется, он себе на уме, да еще как себе на уме!

Сатиш поднялся с низкого табурета, громко рыгнул и отряхнул воду с пальцев так, что брызги полетели.

– Ты ему должна прямо сказать, мама, – заявил он, – у нас тут не странноприимный дом, где всякого прощелыгу накормят. А то есть – ест, а как ему скажешь, чтобы малость какую-то сделал, сразу нет его, будто в Бенарес молиться наладился.

Маяванти, спохватившись, оглядела свое семейство, сделала дочери знак рукой и обратилась к невестке:

– Невестка, Гульзарилал без рук, без ног вернулся, собери ему ужин.

Кипя негодованием, Пхуланванти сорвалась с места и застучала сандалиями по ступенькам. Она рывком раздвинула бамбуковую занавеску, влетела в комнату и набросилась на мужа, лежавшего на кровати.

– Могу ли я узнать, где пронеслась сегодня ваша колесница? – ядовито спросила она.

Гульзарилал даже голову в ее сторону не повернул.

– Мама уже с каких пор ждет с ужином, три раза рис подогревала! Поешь по крайней мере, а потом можешь делать, что душе угодно!

Гульзарилал будто не слышал жену. Он медленно подтянул простыню и накрылся с головой.

Пхулан окончательно вышла из себя. Она подскочила к кровати и в бешенстве рванула простыню.

– Ты что от меня закрылся? Если уж тебе смотреть на меня противно, лучше отрави, чем так позорить на глазах у всей семьи.

Гульзарилал зло посмотрел на Пхуланванти и снова натянул на голову простыню.

– Мама правильно говорит, – прошипела Пхуланванти, – мама все говорит правильно! Ты, конечно, бегал к своим, а твоя мамочка накрутила тебя, вот ты и явился чернее тучи.

Она начала всхлипывать и сморкаться в край покрывала.

Через минуту она уже зашлась в неподдельных рыданиях.

Гульзарилал повернулся лицом к стене.

Пхуланванти, не в силах остановиться, ударяла себя ладонью по лбу и причитала на весь дом:

– Не минует их кара божья! Кто колдовством тебя губит! Кто нас рассорить хочет! Бог их накажет, кто тебе на меня наговаривает!

На крики прибежала Маяванти. Остановившись на пороге с подносом в руках, она начала выговаривать дочери.

– Пхулан, Пхулан, ты совсем голову потеряла. Муж приходит усталый с работы, а ты отдохнуть ему не даешь, сразу с глупой болтовней пристала! Гульзарилал, сынок, поужинай сначала, а потом все станет на свое место.

Гульзарилал лежал не шелохнувшись, даже будто дышать перестал.

– Ну хватит вам обоим, помиритесь, вы же друг друга любите, а что за любовь без раздоров. Вставай, Гульзари, поешь хоть немножко, тещу свою на сегодня от кухни освободи.

Гульзарилал попался на тещину уловку и сел в постели, но есть все равно не стал.

– Я совсем не голодный, – объяснил он. – Так что не надо вам больше на кухне возиться.

– Конечно, не голодный, – взвизгнула Пхуланванти, – с чего ему голодным быть, великому дельцу! Он уже все дела справил у своей мамочки!

– Помолчала бы! – с наигранной строгостью остановила ее Маяванти и снова взялась за зятя. – Гульзари, сынок, не обращай внимания на ее глупости. Она так за тебя беспокоится, просто с ума сходит. Только стемнело, все на улицу выглядывала, тебя ждала, а у самой и крошки во рту не было. Поешь, прошу тебя, а после тебя и она что-нибудь съест.

Гульзарилал не успел ничего сказать, как Пхуланванти закатила глаза и повалилась в обмороке на пол.

– Доченька! – завопила Маяванти. – Что с тобой? Воды! Скорей воды! Доченька!

Маяванти бросилась поднимать Пхулан, а Гульзарилалу бросила через плечо:

– Нельзя быть таким бессердечным, зять! Помоги мне уложить Пхулан как следует!

Тот не двинулся с места.

– Ах, так! Сатиш! Кишна! Кто там – бегите наверх!

Братья ворвались в комнату.

– Потом будете с ним разговаривать! – кричала мать. – Сначала сестре помогите!

Сатиш глянул на Гульзарилала – как ножом полоснул – и, наклонившись над Пхулан, брызнул ей водой в лицо. Маяванти пыталась ложкой разомкнуть зубы дочери и влить ей воды в рот, но вода выливалась обратно. Вдруг Пхуланванти дернула ногами и забормотала:

– Мамочка, мама, ведьма белокожая сердце вырывает!

У Маяванти раздулись ноздри, она посмотрела на Гульзарилала ненавидящим взглядом и, гладя дочь по волосам, горячо зашептала:

– Ведьма? Ведьма проклятая, чтоб ей околеть! Она еще захлебнется собственной кровью, ведьма! Пхулан, моя девочка, приди же в себя, смотри, я здесь, я с тобой, Пхулан!

Глаза Пхулан чуть приоткрылись, потом закрылись опять. Она бессвязно бормотала:

– К камню пойду… йогини стану… Боги меня прокляли… Муж меня бросил…

Из-под закрытых век Пхуланванти полились обильные слезы.

Мать осторожно утирала ей лицо краем сари и, склонясь к самому ее уху, шептала:

– Чтоб они заживо сгорели, недуги твои, ну, открой глазки, моя девочка!

В ответ Пхулан опять забормотала:

– Если я умру, мама, Гульзари не виноват… Ты не ругай его… Смотри за ним… он сладкое очень любит…

Маяванти выразительно глянула на зятя:

– Слушай хорошенько, как дочка о тебе говорит! Поганец!

Но Гульзарилал, будто обет молчания дал, не произнес ни слова.

Теща сделала еще несколько заходов, но убедилась, что на этот раз зятя не переупрямить, и велела сыновьям отнести Пхулан в свою комнату и уложить в постель.

Младшая невестка носилась вверх-вниз по лестнице, подавая Пхулан то горячее молоко, то миндальное масло, то свежую воду. Улучив минутку, она заглянула к Гульзарилалу, который по-прежнему лежал на кровати, уставясь в потолок. Понимающая улыбка появилась на тонких губах Младшей. Озираясь, подошла она поближе к кровати и выпалила:

– Мы в тебя верим, Гульзари, все верим в тебя. С первого дня, как ты тут появился, мы сразу поняли: с тобой эти мамочкины-доченькины штучки не пройдут!

Известие о том, что средняя невестка едет в гости к матери, вызвало в доме такую бурную деятельность, какой не было со времени отъезда Джанко. Дханванти заказала для невестки новые шальвары и камиз им в тон. Банвари по просьбе матери привез Митро модные серьги. Сухаг собственноручно выкрасила в два цвета покрывало для Средней и обшила его золотой тесьмой.

Сияющая Митро ласкалась к Старшей:

– Все-то у нас шиворот-навыворот, Старшенькая, люди невесте готовят приданое, а я к матери с приданым еду!

Сухаг засмеялась:

– Митро, наша мама потому согласилась отпустить тебя, что надеется – ты со счастьем вернешься.

– Что это ты? – мгновенно вспыхнула Митро. – Какое еще счастье! Или вы все думаете, у мамы во дворе счастливые деревья растут?

Сухаг обняла среднюю невестку.

– Ты права, счастье с дерева не сорвешь, на базаре не купишь. Все в сердце человеческом.

– Ах ты боже мой! Как наша Старшая говорить научилась! Смотри, в один прекрасный день в святые не подалась бы. Для меня все проще – ешь, пей, живи счастливо, а все остальное – пузыри на воде. Сейчас есть, через секунду лопнули.

– Тебя надолго отпускают? – сменила тему Сухагванти.

– Всего на два месяца.

– Всего! Ты что же, своего Сардарилала тоже святым считаешь, а? Соскучится по тебе, поедет и привезет обратно!

Митро посмотрела Сухаг прямо в глаза:

– А если не вернусь?

– Вернешься, милая, куда денешься! Ты ведь женщина. Знаешь, как говорится, где Шива, там и Парвати.

Митро ласково улыбнулась старшей невестке:

– Договорились! Как только вернусь, сразу тебе и твоему Шиве своими руками халву сделаю!

И, глядя на порозовевшее лицо Сухаг, не утерпела, чтобы не подразнить ее:

– Скажи мне правду, Старшая, приведись тебе с мужем расстаться, ты сколько дней бы выдержала?

Сухагванти залилась краской, к полному удовольствию Митро.

– Ну день-два, три, может быть, или пять… Ну неделю… не больше десяти дней…

Митро слушала, покачивая головой и прищелкивая языком.

– Интересные дела. Старшенькая, такая ты с виду тихоня, а без мужчины обойтись не можешь.

Не ожидавшая такого поворота, Сухагванти с минуту молча смотрела на Митро, потом быстро спросила:

– Хорошо, мама отпустила тебя, а что говорит Сардарилал? Он тоже не возражает?

Митро сверкнула глазами, но тут же опустила ресницы:

– А что Сардарилал? Я разве в услужении у него? Он и не смотрит в мою сторону, хоть за штаны его тяни!

Сухаг выставила руку, будто заслониться хотела от слов Митро, и сухо сказала:

– Твой муж – святой человек, Средняя. И когда ты только уймешься и перестанешь говорить о нем такие вещи? Правда, сестричка, веди себя скромнее. Ведь каждому рано или поздно перед богом ответ держать.

Митро вскинула голову:

– А мне чего бояться? Справедливости от бога ждать – а бог что, не мужчина? Позовут твою Митро на суд и расправу, так кто-нибудь и там на нее заглядится!

Сухагванти силой заставила Митро наклонить голову.

– Боже, прости нас обеих! И я виновата, что слова бесстыдные слушала, на мне тоже грех, и тебе покаяться нужно.

Меньше всего собиралась Митро каяться.

Она со смехом закружилась по комнате, неожиданно остановилась перед Старшей и, нахмурив брови, строго сказала ей:

– Хватит, Сухагванти. Незачем меня стращать и запугивать. Этот расчетливый неповоротливый господин не только вам с мужем родственником приходится, он и Митро не чужой человек.

Дханванти убрала на кухне и вскипятила молоко для невестки. Налила его в стакан и, аккуратно накрыв, понесла Сухагванти в комнату. Дверь была притворена, из-под нее на веранду пробивался свет, создавая ощущение покоя и уюта. Мать представила себе сына с невесткой в их комнате, и тихая радость наполнила ее сердце. Она толкнула дверь ногой и осторожно переступила порог. Невестка лежала, прикрыв простыней округлившийся живот. Дханванти передалась удовлетворенность невестки, и, глядя на ее осунувшееся лицо, она подумала:

«Дай бог, чтобы и дальше все было хорошо, а пока что жена нашего Банварилала прямо как куколка!»

– Сухагванти, – окликнула свекровь.

Невестка с трудом поднялась с кровати и упрекнула старуху:

– Что же вы все сами делаете, позвали бы меня.

Дханванти развязала узелок на конце покрывала, достала щепотку толченого сухого амла[33]33
  Тропический плод.


[Закрыть] и высыпала невестке на ладонь.

– Вот. Запей горячим молоком. Это полезно в твоем положении.

Сухагванти выпила молоко, поставила стакан.

Свекровь помогла ей снова лечь в постель и начала умело разминать ей руки и плечи. Сухагванти лежала, расслабив все мышцы, и молча смотрела на старуху.

– От Средней ничего не слышно, мама? – спросила она через несколько минут. – Сардарилал сегодня вечером должен был вернуться.

– Наверное, теща уговорила на денек задержаться. В конце концов, не так уж часто он бывает там.

Помолчав немного, Дханванти неуверенно спросила:

– А что ты думаешь о Митро? Вы с нею уже года два знакомы, как ты скажешь – есть правда в том, что о ней болтают?

Сухагванти села в постели, судорожно втянула в себя воздух и уставилась на свекровь:

– Мы люди маленькие… умишко куцый у нас… как мы можем судить… Средняя невестка у нас с характером, а что в ней черное, что белое – кому это дано понять? Одной ей известно, что у нее на уме, а вот в теле у нее такая жажда – сто рек не напоят.

– Чего я только не говорила Сардарилалу, как не ругала его – вспомню, сердце кровью обливается.

– Не знаю, мама, что и сказать вам, – сочувственно вздохнула Сухагванти, – мне даже неудобно с вами говорить об этом… Душа у нее горит, места она себе не находит.

Теперь смутилась Дханванти.

– С утра до ночи об одном прошу бога, доченька, чтобы дал он моему сыну терпения вынести ее выходки. Может, случится чудо, может, успокоится ее душа, станет она доброй невесткой, которая о семейной чести не забывает.

Разговор утомил молодую женщину. Старуха это заметила, поправила сползшую простыню и пошла к двери.

– Тебе ни о чем не надо беспокоиться, – на ходу говорила Дханванти, – ты в голову дурного не бери. А я к тебе Банвари позову. И о чем они там столько времени с отцом разговаривают!

– Мама! – позвала ее Сухагванти.

Свекровь обернулась, подошла к кровати:

– Тебе что-нибудь нужно, дочка?

– Нет-нет, мама, – замотала Сухагванти головой, – я только хотела сказать… Напрасно я про Митро говорила… Кто я такая, чтобы судить ее.

Дханванти заглянула в глаза невестки, которая ей так по душе была – прямо плакать хотелось от любви. Она погладила ее по голове:

– Чистое у тебя сердечко, Сухагванти, дай тебе бог счастья.

Дханванти выглянула во двор.

– Банварилал! – стала она звать сына. – Ну кто же так делает, сын? Вы что, решили сегодня все на свете с отцом обсудить? Твоему отцу безразлично, который сейчас час, а жена вот-вот заснет, тебя не дождавшись!

Гурудас засмеялся, увидев, с какой поспешностью сорвался с места его сын. Смеясь и кашляя в обвислые усы, Гурудас сказал:

– Мир переменился – узнать нельзя, только твердая рука твоей матери не ослабевает, стрелы бьют прямо в цель.

– В кого летят ее стрелы, тому и все золото ее сердца достается, – на ходу ответил сын.

– Что отец, что сын, – притворно негодовала Дханванти. – Чего только не придумают, лишь бы над старухой посмеяться.

Банварилал широким шагом пересек дворик и скрылся за дверью своей комнаты. Дханванти осталась подышать свежим воздухом. Какой у нее сын! Идет через двор, а матери кажется, будто прекрасный принц из сказки. Дверь, закрывшаяся за ним, разбудила в ней давние воспоминания.

– Как будто вчера это было… Когда я поняла, что будет у меня ребенок, расплакалась от счастья. Слезы дождиком капали.

Дханванти улыбнулась в темноте. С какой ясностью все это помнится. Прошло тридцать лет, тридцать счастливых лет, куда они подевались? Были – и нет. Куда девалась та совсем юная, неопытная девушка? Ничего-то она не знала, ничего не понимала, ни слова правильного сказать не умела, ни сесть, ни встать.

В то утро она почувствовала, что ее тошнит, что ей противно смотреть на еду, и пожаловалась молодому мужу, а тот поднял шум на весь дом!

«Ты, конечно, съела что-то, Ванти! Иди скорей к своей свекрови, она тебе лекарство даст».

Когда свекровь расспросила ее и, конечно же, догадалась, в чем дело, она со смехом прогнала Гурудаса:

«Иди, сын, иди! Не нужны ей твои лекарства! Что нужно было, ты уже сделал, теперь ступай занимайся другими делами».

Дханванти долго бы еще стояла во дворе, поглощенная воспоминаниями, если бы не услышала голос Гурудаса:

– Ты сколько еще собираешься стоять там в темноте? Поистине, здесь средняя невестка – один свет в окошке. Уехала она, сразу весь дом притих. Язык у нее, конечно, длинный, зато она никому не даст соскучиться.

Дханванти спокойно выслушала неожиданную похвалу Митро и запомнила на будущее слова мужа.

Она вошла в свою комнату и заперла дверь.

Погасив свет, она печально спросила:

– И почему это тебе дом кажется пустым без средней невестки, а о том, что из трех сыновей один семью покинул, ты и не думаешь…

Гурудасу не хотелось затевать разговор о Гульзарилале на ночь глядя. Дханванти до рассвета не уймется. Целую «Махабхарату» сложит, и прошлое припомнит, и о будущем поговорит.

– Если спать еще не хочешь, – сказал он в надежде переменить разговор, – посиди около меня, жена.

Дханванти присела на кровать мужа и, просунув руку под одеяло, начала осторожно растирать ему ноги. Ей вдруг сделалось легко и спокойно.

– А помнишь, – спросила она, – когда родился Банварилал, твоя мама на радостях целую гору ладду[34]34
  Сладкое блюдо.


[Закрыть] заказала?

Перемена в настроении жены рассмешила Гурудаса.

– Ох, Дханванти, как я тебя хорошо понимаю! Все понимаю – готовишься праздновать рождение внука. Если уж так хочется – две горы ладду закажи!

Гурудас не видел счастливую улыбку жены, но догадался, что она улыбается. Какое счастье, думала Дханванти, как щедро одаривает ее жизнь. Муж – чистой, святой души человек, и все, что он говорит, непременно сбудется, не может не сбыться.

Гурудас заставил ее вздрогнуть, вдруг потрепав по плечу:

– Терпения наберись, Дханванти, терпения! А то умрешь ты у меня от радости!

Дханванти промолчала, а когда собралась снова обратиться к отцу своих детей, обнаружила, что он заснул. Она тихонько убрала руку из-под одеяла, поправила мужу подушку и уже хотела встать, но Гурудас опять открыл глаза, будто и не спал вовсе.

– Слушай меня, Дханванти, – заговорил он, продолжая прерванную мысль. – Семья, семейное счастье, дом – все это цветник призрачный. Стоит ему расцвести, жадные руки человеческие то к одному цветку тянутся, то к другому. Не забывай об этом, жена. И если хоть чуточку добра сумеешь сделать, будь этим довольна. Поняла?

Когда Митро в цветастом покрывале, наброшенном на бледно-оранжевый шальвар-камиз, оперлась на руку Сардарилала и спрыгнула с тонги[35]35
  Двухколесный экипаж.


[Закрыть], завсегдатаи соседнего «Нур Махала» пришли в немалое возбуждение и с любопытством воззрились на нее. К Бало, хозяйке трехэтажного дома, приехала в гости красавица дочь с мужем! Вот она – хохочет, горделиво вскидывает голову! Замерли лавки по обе стороны улицы: кто застыл с безменом в руках, кто с черпаком над кипящим котлом, кто ахнул, кто вздохнул, кто глянул с завистью, кто отвернулся с ревностью. Все взгляды устремились к дочери и зятю Бало.

Аутар окаменел с деревянным метром в руках, а придя в себя, окликнул Равель Сингха:

– Равель Сингх, друг! Привет весне, конец зиме!

– Негодяй ты, Аутар Чанд! – подмигнул тот. – Совсем замерз, что ли? Раскочегаривайся, друг, грей мышцы-кости, а то как завтра бороться выйдешь!

Сардарилал, такой громадный рядом с тоненькой Митро, ни слова не пропустил из этой перепалки. Скрипнув зубами, он опустил глаза и быстрым шагом повел Митро в дом.

Кондитер Бели лопаткой достал порцию джалеби из кипящего в плоской кастрюле масла и обрадованно завопил:

– Эй, дружки! Пойдет теперь в «Нур Махале» большая гульба! А Белираму плохо, что ли? В мою же лавку за сластями прибегут!

Лаккхи из ювелирной лавки на углу позвал базарного лоботряса Мадди:

– О Мадди! Держи нос по ветру, большие будут дела!

Митро тоже все слышала. Не подав виду, хохоча про себя, она так грациозно ступала в такт шагам мужа, будто под ее ногами была не уличная грязь, а сияющий пол роскошного зала.