Текст книги "С четырех сторон"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Мы голосовать хотим! – объявила какая-то женщина.

– Одну минуту! – весело откликнулся человек из-за стола.

Мать Пеми застыла на месте, не в силах отвести от них глаз. Картина жизни, в которой она была знатной женщиной, занимавшей положение исключительное, растаяла и исчезла. Ни родовитой семьи, ни власти, ни богатства – одна из всех, такая же, как все, как эти мусорщицы и прачки.

Бородач увидел, что она не входит в кабину, и что-то шепнул другому. Тот поспешил к матери Пеми.

– Что-нибудь нужно, госпожа? – спросил он.

– Ничего, – сухо ответила она.

– Тогда пройдите, пожалуйста, в кабину, проголосуйте за кого желаете и дайте возможность проголосовать другим.

Он нарочно говорил громко, чтобы всем было слышно.

Мать Пеми прошла за занавеску.

Там стояло шесть урн, на каждой было написано имя кандидата и нарисован его избирательный символ. Читать мать Пеми не умела, но могла разобраться в рисунках на бюллетенях и на урнах. Ее так и жгло от ненависти, искавшей себе выхода.

«Раньше люди были другие, – думала она. – Тихие и послушные. Каждый знал свое место. Никто никуда не лез. Кто же испортил их, внушил им самонадеянность, наглость эту? Кто отнял у знати наследственные права, положение, власть? Да, кто это все натворил, тот зла наделал».

Она стала один за другим штемпелевать бюллетени выданной печаткой, ставя отметку рядом с символом, потом сложила бюллетени и опустила каждый в соответствующую урну. Вышла из кабины, вернула печатку и чернильную подушечку и направилась к двери. Оглянувшись, она увидела, что в кабину входит мать Ранги…

Площадь так и кишела народом, гул стал еще громче, а из переулков шли все новые и новые толпы – это подходили жители соседних деревень. Над площадью покачивался вертолет, вызывая любопытство и возбужденные толки.

Мать Пеми чувствовала себя опустошенной и усталой. Она пробралась к тенистому манговому дереву и со вздохом облегчения уселась в холодке. Под деревом лежали кучки опавших цветов и засохших, почернелых завязей размером чуть побольше зернышка. Вдоль дороги в деревню лепились домики и огороды крестьян из касты падхан. Падханы были людьми незнатными, они занимались обыкновенным сельским трудом, каждый на своем наделе.

Жилось им, видно, неплохо. Дома крепкие, перед домами фруктовые деревья. В каждом дворе стога сена, загоны для скота, навозные ямы, есть и удобрение. Вокруг домов ухоженные огороды – падханы выращивали овощи и возили их в город на продажу. Над колодцами склонились бамбуковые шесты с ведрами, кое-где народ поливал огороды.

Мать Пеми еще раз вздохнула, с завистью разглядывая опрятные домики.

«Дал же бог!» – подумала она.

Появились мать Ранги и мать Палуни. Мать Пеми обрадовалась – она снова, как на избирательном участке, почувствовала нежность и близость к ним. Они были ей ровня, они были свои.

Мать Ранги весело улыбнулась и спросила:

– Так за какую ты партию голосовала, Старшая сестра?

– Сначала угости бетелем, милая моя! Сил нет, как бетеля хочется!

Мать Ранги вытащила подоткнутый за пояс краешек сари, развязала узелок и протянула матери Пеми коробочку с бетелем.

– Бери, угощайся, Старшая сестра! Возьми парочку, сколько хочешь возьми!

Мать Пеми положила в рот два бетеля и застонала от наслаждения.

– Ну, милая, прямо спасла ты меня своим бетелем!

– Так за кого голосовала, а, Старшая сестра? – опять спросила мать Ранги.

– Секрет! – ответила мать Пеми.

Кришна Собти
ЧЕРТОВА МИТРО

कृष्णा सोबती

मित्रो मरजानी

Перевод с хинди М. Салганик

Редактор З. Полякова

Проснувшись, Гурудас словно окунулся разом в молочность оконных стекол, в серость небосвода за ними. Потянулся, взял с подоконника очки и, надев их, стал понемногу узнавать свою комнату. В углу – зонтик, а там, на вешалке, долгополое пальто. Конечно же, это мой собственный дом. Все в порядке. И со мной тоже все в порядке. Просто спал. И больше ничего…

Он подтянул к себе подушку и сел в постели, но зубная боль сразу заставила его улечься снова. Как же так, ведь только вчера у него резались зубы, молочные зубки их называли. А сегодня – стоило чуть дернуть, и зуб в руках. Лицо этого недоучки зубодера долго стояло перед его глазами. Потом расплылось в слезинке, скатившейся на висок.

Такое долгое путешествие – и так скоро кончилось.

Ведь только вчера он показал матери выпавший молочный зуб. Мать нежно взяла его за подбородок и объяснила:

– Нельзя, сынок, трогать языком дырку от зуба, а то новый будет плохо расти.

Узкое лицо матери, выглядывающее из-под покрывала, его живая, полная жизни мать, истинная богиня Лакшми. В какие далекие сны она ушла, скрылась? Куда девались золотые дни, где отец мой милый, где мама? Отец, который по заслугам должен быть на небесах. Каким он был отцом! А сам Гурудас, он и не вспоминает об отце. Вот горе! Отец с такой любовью, с такой заботой растил его, а сын, едва закрыл отцу глаза, тут же и забыл о нем!

Нет, нет! В прошлом году на отцовскую годовщину созвали брахманов, кормили их, раздавали посуду и одежду за упокой души. Сделали все, что по обряду полагается. Но кто, кто во всем семействе вспоминает о покойном отце – об этом святом человеке? Его жена Дханванти вечно поглощена хлопотами по кухне и по дому. Невестки заняты своими делами. А сыновья – если им до собственного отца дела нет, так неужели они о деде вспомнят? Целыми днями дома не бывают, и по вечерам у них гулянки на уме, а там – сразу спать. Можно подумать, только в них молодость бурлит рекой! Его собственные берега тоже испытали силу половодья. Но вода разлилась, а после схлынула и с ног его не сбила. И Дханванти бедная – так ее завертело в семейных неурядицах, что она ни о себе не помнит, ни о несчастном старом Гурудасе. В полдень вырвали зуб, а супруга не нашла минутки зайти, посидеть около меня. Было время, она готова была и дни свои, и ночи отдавать этой кровати, а сейчас все сыновья, невестки…

Гурудас опять привстал и раздраженно позвал:

– Где ты там, мать Банвари!

Дханванти оторвалась от домашних дел и вошла в комнату. Она зажгла лампу и, подойдя поближе, спросила:

– Ну как, отпустило? Горячего молочка принести?

Гурудас смотрел на нее с негодованием и обидой.

– Не умру я без твоего горячего молока! – отмахнулся он.

Дханванти побаивалась мужниного гнева, но виду старалась не подавать.

– Ну и муж у меня! Доброго слова не дождешься! Услышат сыновья, что они скажут?

Гурудас сердито затряс головой:

– Разве они в состоянии разговаривать? Что скажут, что скажут!

– Не злись, не злись! Сыновья как вернулись домой, сразу справились, как ты себя чувствуешь.

– Напрасно ты, Дханванти, выгораживаешь их! Это и мои дети тоже, и прекрасно я их знаю.

Дханванти нагнулась, оправляя одеяло, сказала извиняющимся тоном:

– Ну ладно тебе. Молока выпей – не так больно будет.

Гурудас не стал спорить, и Дханванти облегченно вздохнула.

На кухне она вскипятила молоко и стала переливать его из чашки в чашку, чтобы запенилось. Заглянула младшая невестка, быстрым взглядом окинула кухню.

– Мама, – сладко улыбнулась она, – если вы это молоко на простоквашу ставить собрались, так пусть еще покипит. Вчера простокваша до того была кислая!

Рука Дханванти застыла в воздухе. Ей так хотелось отчитать невестку, но она сдержалась – не хватало еще ей становиться на одну доску с девчонкой!

– Твой свекор неважно себя чувствует. Зуб болит. Я для него молоко готовлю.

– Вырвали же ему этот зуб! – небрежно сказала невестка. – Ну поболит чуточку и пройдет.

Дханванти отвела глаза от невесткиного лица, прикрыла чашку краешком сари и молча вышла из кухни.

Только бы не расплакаться. Невестка, ах невестка! Для главы семьи ей чашечки молока жалко!

Дханванти подала Гурудасу чашку, уселась на кровать, но, когда стала растирать ему ноги, слезы все-таки закапали из ее глаз.

Гурудас подумал, что жена расплакалась от вида его старческой немощи, и мягко сказал:

– Твой старший сын уже седой, Дханванти. Значит, мне пора быть стариком, как иначе?

Нежные воспоминания сразу нахлынули на него… А Дханванти все растирала ноги мужа и тихо плакала… ее муж, ее жизнь, радость и боль.

Гурудас поудобней вытянул ноги, положил их на колени жены, посмотрел на нее долгим-долгим взглядом и засмеялся:

– Все в мире может измениться, а у моей Дханванти останется все тот же гордо поднятый носик!

Жена глубоко вздохнула:

– Всем ты меня одарил, и все у нас всегда было хорошо, но только теперь мне в этом доме лучше никуда свой старый нос не совать.

Вот как раз этого-то Гурудасу и не хотелось слышать. Тоже состарилась, подумал он. Он ей одно, а она… И чего ворчит? Гурудас сердито подобрал ноги, но через миг снова почувствовал пронзительную нежность к жене.

– Никто бы не мог быть мне лучшей подругой, чем ты, Ванти. А что ты всю жизнь на других работала – так, наверное, судьба твоя такая.

От сочувственных слов мужа Дханванти вновь ощутила себя юной невестой. Она сдвинула со лба покрывало, завела за ухо седую прядь и проговорила смущаясь:

– Ну что ты. Скажи спасибо своей матери: она, бывало, заметит, что я себя не так веду, мягко скажет мне – достоинство женщины в трудолюбии. Вспомню ее и только об одном молю бога – дал бы он мне веку и силы прожить, как твоя мама жила.

Сердце Гурудаса раскрылось навстречу Дханванти – части души его, его существа. Мать, которую так любил Гурудас, оставила глубокий след и в жизни Дханванти. Муж и жена на мгновение сделались братом и сестрой, вспоминающими покойную мать.

– Ванти… – начал было Гурудас, но замер – его прервал звук смачной оплеухи и визг. Шум доносился из комнаты средней невестки. Гурудас испуганно взглянул на жену, та в отчаянии заломила руки. Снова скандал, снова дерутся.

– Просто сердце на куски рвется – опять средний сын и невестка завелись. Что ни день в доме драки и скандалы. Не каждый день, так через день, а нет – так дважды в неделю! И вечно одно и то же, одни и те же безобразные истории. Конца этому нет. Ну и сынок у нас, ну и Сардарилал! И жена его хороша – сама его задирает, а потом в синяках ходит!

Дханванти прошла по веранде к комнате средней невестки, осторожно заглянула в щелку и с ужасом отпрянула. Да что же это творится? В жизни никогда ни о ком и подумать плохого себе не позволила, так за какие грехи мне это наказание?

Разлохмаченная средняя невестка извивалась, как припадочная, пытаясь выдернуть руку из стальных пальцев Сардарилала. А тот, в одной набедренной повязке, удерживая жену левой рукой, правой молотил ее по чему придется.

Дханванти с минуту остолбенело смотрела на дикое зрелище. Потом, опомнившись, крикнула:

– Сардарилал!

Сын даже не услышал.

Размахнувшись, он снова ударил жену:

– Будешь ты глаза перед мужем опускать или нет?!

Средняя невестка их не только не опускала – ее карие глазищи с вызовом смотрели прямо в лицо мужу.

Дханванти зашлась от негодования и, едва переведя дух, закричала во весь голос:

– Как ты смеешь бить ее? Как ты смеешь бить чужую дочь? Сардарилал! Да лучше бы мне утопиться, чем такое видеть! Ей-богу, утопилась бы лучше!

Вопли матери отрезвили Сардарилала. Он выпустил жену и прохрипел:

– Надо же, чтоб именно мне такое невезенье, чтоб такая паскудная стерва досталась! Лучше бы на девке из низкой касты женили!

– Замолчи! – замахала руками мать. – Как можно такое в мыслях держать! Жена она тебе или враг, что ты так с ней обращаешься? Стыд какой!

Она обняла среднюю невестку.

– А ты, Сумированти, если муж заупрямился, почему бы тебе не уступить? Ну подобает ли женщинам противиться мужчинам, а, доченька?

Но невестка будто и не слышала – она еще выше вздернула подбородок и еще яростней уставилась мужу в глаза.

– Доченька, я бы на твоем месте не стала спорить с негодным моим сыном. Лучше подумай, как вам помириться.

Красиво обведенные черным глаза невестки разгорались все ярче и ярче.

– Незачем вам, мама, кровь себе портить, за сына тревожиться. Он со своими штучками еще и в тюрьму попадет!

– Ах ты! – Сардарилал опять рванулся к жене и схватил ее за плечо. Мать отпихнула сына и потянула невестку к двери.

– Увидишь свою мать мертвой, Сардарилал, если порог переступишь!

С веранды она позвала старшего:

– Банварилал! Выйди, сынок, на минутку!

Банварилал выскочил, посмотрел на мать, перевел взгляд на растерзанную жену брата.

– Что тут происходит?

– Брат твой совсем рехнулся. Поди приведи его в чувство.

Банварилал еще раз взглянул на невестку и властно крикнул своей жене:

– Сухаг! Забирай Среднюю к нам, а я пошел к брату.

Сухагванти сначала усадила на диван свекровь, потом придвинула поближе к дивану мягкие табуретки для себя и для средней невестки. Она пыталась понять, что, собственно, стряслось.

– Митро, сестричка, как же это случилось? Вроде все было хорошо, ты была такая веселая…

Дханванти остановила старшую невестку:

– Не нужно ее расспрашивать. Нет в этом доме счастья, и все тут.

Средняя молча глянула на Старшую и стала выбирать шпильки из растрепанных волос.

Сухагванти достала из стенной ниши гребень, села за спиной Митро, осторожно расчесала ей волосы, заплела их в косы.

Жена у Банварилала и добрая, и умница. Дханванти стало чуть полегче. Она поднялась с дивана и пошла посмотреть, что с сыновьями.

Увидев обоих на веранде, мать опустила глаза. Боже ты мой, даже во время семейных ссор никак не налюбуется она своими рослыми, красивыми сыновьями.

– Банварилал, – устало заговорила мать, – ты же все понимаешь. Не могут в приличной семье происходить такие вещи. Вот он, твой брат, стоит перед тобой. Спроси ты его прямо – в чем дело. Каждый день в доме скандалы. Ужас!

Сардарилал уперся взглядом в потолок. Губы его были плотно сжаты.

– И вправду, брат! Я ведь тоже женат. Второй раз даже, но у нас никогда не было таких скандалов, как у тебя с женой. Почему вся семья живет мирно и только от твоей жены покоя нет?

– Ну что я тебе скажу? – беспомощно развел руками Сардарилал. – Шлюха она, и все ее замашки…

– Банварилал! Как он смеет! Обзывает мою невестку шлюхой!

Сардарилал резко повернулся к матери:

– Попомни мое слово, эта чертова кошка, которую ты защищаешь, всех нас опозорит, а я сяду в тюрьму за убийство!

– Мама, ты бы лучше к отцу пошла, – торопливо вмешался Банварилал.

На его виске запульсировала набухшая жила.

Дханванти так послушно направилась к двери, будто не матерью была ему, а маленькой дочкой. На пороге она оглянулась:

– Дай брату добрый совет, сынок.

Гурудас спал. Дханванти легонько дотронулась до его лба, потушила свет, присела на край кровати. Невеселые мысли одолевали ее. Кто может положиться на хрупкую эту оболочку, именуемую телом. Сегодня оно есть, а завтра нет. Умрет она, и будь что будет со злосчастным этим домом. И станут люди смеяться и над ней, и над ее мужем, святой жизни человеком, за то, что все силы положили они на своих детей…

Незаметно Дханванти задремала.

…Открыв глаза, она увидела перед собою Сухагванти.

– Как там дела? – спросил она.

– Ваш старший сын послал сестрицу Митро в нашу комнату, а меня попросил выйти. Дал бы бог, чтоб все устроилось.

– Мой старший сын – человек рассудительный, но я боюсь, Митро и его слушать не станет.

Сухагванти присела на корточки перед свекровью и стала медленно растирать ей ноги. Старуха покачала головой:

– Слов нет, доченька, нахвалиться тобой не могу. И так я за Банвари радуюсь – повезло моему сыну с тобой. Банвари счастлив. Благословенна мать, которая такую дочку родила и вырастила нашей семье на радость.

Она погладила руки невестки.

– Бог с ней, со Средней, Сухагванти, а что ты думаешь о младшей невестке? Душа у меня не на месте. Всех она чуждается, живет от всех в сторонке. Как это я раньше ничего не примечала… Говорили же мне люди: даже вода старается течь подальше от их семьи.

«Новая» – так называли часто Сухагванти, потому что она вошла в дом совсем недавно, когда овдовевший Банварилал женился второй раз, – поднялась и выглянула за дверь.

– Мама, средняя невестка уже в своей комнате. Я ее смех оттуда слышу – опять хохочет!

Дханванти не дала ей договорить и бросилась будить мужа. Тряся Гурудаса за плечо, она старалась вырвать его из глубокого сна.

– Да проснешься ты или нет? Надо что-то делать, вдвоем братья убьют насмерть Среднюю!

Гурудас, не придя еще толком в себя, ошалело озирался по сторонам:

– Что? Что такое? Разбудили среди ночи… Что случилось?

Дханванти помогла ему выбраться из постели, подвела к двери комнаты Сардарилала.

– Что за шум? – негодовал старик. – Люди спят давно, а вы…

Дверь распахнулась, и отец онемел. Его средняя невестка, простоволосая, валялась на кровати и хохотала. Перед ней стоял Банварилал. Скрестив на груди руки, глядел на нее с выражением бессильной ярости на побледневшем лице.

– Сардарилал! – загремел Гурудас. – Ты что, совсем ума лишился? Как твоя жена ведет себя? Прикажи ей покрыть голову!

Сардарилал зверем кинулся на жену, но Банвари перехватил его.

Гурудаса трясло:

– С твоими сыновьями негодными, Дханванти, я еще поговорю. А какого дьявола средняя невестка, эта чертова Митро, валяется перед мужчинами и голову даже не покроет?!

Старший сын раздраженно подталкивал мать к двери:

– Уходи, мама, незачем тебе слушать ее разговоры! И отца уведи – не для него все это. Если еще и он услышит, что она несет, никому из нас завтрашнего света не увидать!

– Боже мой, боже, что же тут творится?! Все тайны какие-то! Выходит, одной мне выслушивать, что даже отцу вашему знать не надо?

– Мама, мама, – умоляюще шептала старшая невестка, – давайте отведем отца обратно! Не такой он человек, чтобы его в эти дрязги вмешивать!

Дханванти решительно потянула Гурудаса к двери. Старик поплелся за ней, тряся головой:

– В жизни своей ничего подобного не видел! Последние времена настали – ни вести себя не умеют, ни старших почитать. Когда забывают люди истинный путь в жизни, тогда уж ни семейной чести не сберечь, ни обычаев.

Кое-как успокоив стариков, Сухагванти вернулась и испугалась вида братьев, которые стояли понурив головы. Она крадучись прошла мимо них, шепнула Митро:

– Митро, сестричка моя! Не нужно упорствовать! Ну сделай, как тебе муж говорит, он же твой муж.

Средняя невестка сперва метнула взгляд на мужа, потом стрельнула глазами в сторону Банварилала.

– Ты, Старшая, главная в доме, что ты знаешь о любви? О том, что мужчины делают с женщинами?

Банвари передернулся. Крепко сжав руку брата, он сказал:

– Сухаг, пускай сегодня Средняя в нашей комнате ночует!

Когда братья закрыли за собой дверь, Средняя шлепнула себя ладонью по лбу и залилась смехом:

– Ну болваны! Будь они мужчинами, они или всю бы меня обцеловали, или на куски растерзали, как тигры!

Сухагванти старалась не смотреть в ее сторону. Она втащила раскладную кровать и принялась стелить постель.

– Уже поздно, сестричка Митро. Первый час. Ложись спать и постарайся не думать о неприятностях.

– У кого это неприятности? – Митро насмешливо скривила рот. – Меня мама только для приятностей на свет родила!

Что она болтает! Сухагванти почувствовала, как у нее горят уши.

Митро подошла к кровати, откинула стеганое одеяло, нашарила под ним простыню, завернула ее край на одеяло и обратилась к Сухагванти:

– В жизни такого дурака не видела! Ничего не понимает, удовольствие или боль – ему все равно. Ни любить, ни ласкать не умеет. Да у него и желаний никаких нет. Только драться может. Вот это у него хорошо получается!

В ее глазах разгорался странный огонек. Она сбросила покрывало, скинула рубашку, шальвары и со смехом сказала:

– Банварилал говорит: Митро, говорит, тело твое как золото и мед… Мед! А я ему, придурку, отвечаю: я, может, говорю, и мед, раз к этому меду змеи твоих желаний так и липнут…

Лицо молодой жены Банвари приобрело пепельный оттенок. Зажимая ладонями уши, она проговорила:

– Прошу тебя, Средняя, замолчи! Не хочу я, чтобы дурные мысли в голову лезли!

Средняя чуть с кровати не скатилась со смеху.

Ее сияющая нагота и разговоры о Банвари сводили Сухагванти с ума. Если нет у женщины стыда, как у этой погубительницы, тогда тело ее превращается в котел грехов кипящих.

Сухагванти спрятала голову под одеяло.

– Старшая! – позвала Митро. – Ну открой лицо, ну посмотри на меня, Старшая!

– Не кричи! – донесся сдавленный шепот из-под одеяла. – Все же слышно! Они услышат…

Митро горделиво вытянулась на кровати.

– Ну и пусть слышат! Мне-то что? Пусть слушают сколько влезет. Сестричка, милая, ну сделай, что я прошу!

– Что? – спросила Сухагванти, выглядывая из-под одеяла.

Митро стремительно села, приподняла руками груди.

– Скажи честно, Старшая, у кого еще такая грудь?

Сухагванти так и полыхнула. Она сорвалась с постели, подскочила к Митро и зашипела, ударяя себя ладонями в лоб:

– Блудная ты! Умрешь и знать не будешь, жила или не жила! Чем гордишься? Тела наши – тлен. Стыд какой. Да в любом доме есть такие завлекательные горячие женщины, и у каждой есть все что полагается. И груди тоже! У каждой! Ты думаешь, бог только тебе их дал?

Митро бесстыдно раскинула руки.

– До земли склоняюсь перед добродетельной супругой моего деверя. Ты скажи ему, своему обожаемому мужу, – пока при мне этот божий дар, я и думать не желаю ни о какой смерти!

Тут уж кроткая жена Банварилала обернулась тигрицей:

– Заткнись ты, девка уличная! Оденься, чертова Митро, пока я тебе всю красоту не испортила!

Митро мгновенно оценила силу ярости Старшей и, посмеиваясь, натянула на себя шальвары и рубашку.

Сухагванти, схватившись за голову, бормотала еле слышно:

– Греха сколько, стыда сколько – замужняя женщина, а ведет себя как базарная потаскуха… Лакшми, богиня светлая, спаси ты этот дом от позора!

Митро прыснула.

Сухагванти подняла на нее глаза:

– Жалко, сестра, убереглась ты сегодня от рук мужа и деверя. Убили б они тебя – и ты бы навек отмучилась, и им освобождение. Ты скажи мне, Средняя, откуда у тебя такие повадки?

Митро ответила с большой охотой:

– Благословенная, как вода семи рек священных, черная, как сковородка закопченная, мамаша у меня. – Митро снова улеглась на спину. – А смотри, какую меня беленькую родила! Она говорит, я вся в одного богатого, известного в наших местах человека, в тахсильдара[23]23
  Чиновник по сбору налогов.


[Закрыть] нашего округа. Сама подумай, Старшая, от кого было мне унаследовать такие тонкие и чистые чувства, как, например, у тебя? Я совсем другая. И, ясное дело, мужу моему, твоего мужа младшему брату, не понять, какой огонь меня жжет-сжигает. Сардари только и хватает что на раз в неделю, ну на два. А я вся изжаждалась, изголодалась, корчусь, как рыба без воды.

Сухагванти, не отрываясь, смотрела на Митро с таким ужасом, будто не в силах была найти ни одной знакомой черточки в ее лице.

– Средняя, – пролепетала она, – напрасно твоя мать правду скрыла, когда выдавала тебя замуж.

Ей опять сделалось жарко от крови, прилившей к щекам.

– Сестра, у женщин одна дорога в жизни – семейная. А сойдет она с этой дороги, только бог ее спасти может…

Митро положила ладони на уши и сказала, играя глазами:

– Если будешь мне свои советы навязывать, я притворюсь, я буду кивать и поддакивать… А тело мое все равно не послушается… Знаешь, когда совсем невмоготу…

Это было выше сил Сухагванти.

– Хватит! Хватит!

Митро поудобней устроилась на подушке, закрыла глаза и принялась вслух утешать себя:

– Митро, красавица! Чтоб все твои враги подохли в корчах! Бог тебя создал, чтобы радовалась ты жизни, он тебе не даст пропасть.

Она лежала с закрытыми глазами и ясно видела перед собой своего дружка из Бенареса, полицейского инспектора Ниямата – высокого, широкоплечего, усатого. Как он сначала все хохотал, а потом сердиться начал:

«Ты что лежишь? Не видишь, кто пришел?»

«А может, вор пришел! Не шуми, Ниямат-инспектор, тут тебе не участок, ты у меня в гостях…»

Рука Ниямата сдергивает покрывало с ее груди.

«Сейчас начнем личный обыск!» – объявляет он.

Митро млеет и говорит ему:

«Ах ты котище! Увидел сливки, так сразу и лизать?..»

Митро томно потянулась, и одеяло соскользнуло на пол.

– Средняя! – зашептала Сухагванти. – Ты что там размечталась? Спи! Если увижу, что ты опять ворочаешься…

Митро вздрогнула. Как втолковать Старшей, что не в силах она заснуть, что ей, Митро, не справиться с усачом, завладевшим ее воображением… Но тут ей пришло в голову, что Старшую и впрямь добронравие наделило особым чутьем – а иначе как ей было догадаться про Ниямата, про то, что размечталась Митро…

Проснувшись на рассвете, Митро увидела перед собой не Старшую, а свекровь и сразу вспомнила ночные происшествия. Она выгнулась до хруста, смачно зевнула, всем своим видом давая понять старухе, что молодость ее не заемная! Своя!

Поигрывая глазами, Митро бесцеремонно поинтересовалась:

– Что так рано, мамаша? Хоронить собрались? А Митро и не собиралась помирать! Зачем ей на тот свет, когда и на этом неплохо.

Дханванти только вздохнула.

– Не дожить мне, грешной, до этого дня дочка. Если б мой сын схоронил тебя с честью, и я бы поплакала по Сумитрованти, от всего сердца ее пожалела бы. Не суждено мне. Не дожить мне до того дня.

– Ну, дней впереди еще много, матушка, и чего было сегодня спозаранку вскакивать?

Сухагванти из кухни окликнула свекровь, и старуха поплелась к двери.

– Будь я проклята и день тот будь проклят, когда свели меня с твоей матерью!

Митро открыла было рот, чтобы как следует отбрить Дханванти, но прикусила язык – в дверях маячила рослая фигура Банварилала. Вспомнив о вчерашнем, она натянула край простыни чуть не до подбородка.

– Старший деверь, – промурлыкала Митро, – пусть я и неровня твоей жене, моей сестричке, но, может, все равно хоть глянешь в мою сторону…

Банварилал будто и не слышал – повернулся и исчез. Вместо него в дверях появилась Сухагванти со словами:

– Скорее умывайся, Средняя! Младшая невестка приболела, так что я займусь уборкой, а ты иди на кухню!

– Опять? Эта чертова Пхулан, вафельная принцесса, каждый день себе болезни выдумывает! Больная, а сладостей четыре пакета зараз съедает, да еще джалеби[24]24
  Сладкое блюдо из молока, муки, сахара.


[Закрыть] с молоком на ночь!

– Не надо, Средняя! Не придирайся, ей и вправду нездоровится.

– Ах! – Митро закатила глаза. – Косточки ноют, головка кружится, спинку ломит, сердечко щемит…

– Хватит! – оборвала Сухагванти этот перечень. – У Пхуланванти приступ какой-то! Она как закаменела вся.

– Ребеночка ждет? Дочке кондитера полагается болеть, а то не видно будет воспитания ее тонкого! Кино, да и только! Пхулан-артисточка такого может наплести, что муж даже не поймет, когда у нее обычные женские дела!

Сухагванти сдержала улыбку и заторопила Митро:

– Скорей вставай и умывайся!

Митро козочкой спрыгнула с постели, крутанулась по комнате, выскочила во двор.

– А я еще живая! – закричала она, увидев мужа. – Живехонькая, мой милый.

Сардарилал ответил грозным взглядом.

– Да чтоб чума меня взяла, если я с тобой еще заговорю! – пропела Митро, убегая умываться.

Когда она появилась умытая и прибранная, Старшая на кухне жарила лепешки-параты, а свекровь разговаривала с сыновьями в комнате Гурудаса.

Покачивая бедрами, Митро заглянула к Младшей – та уже пришла в себя и со слабой улыбкой смотрела на мужа, а Гульзарилал осторожно растирал ей ладони.

Митро хихикнула про себя и нежным голоском обратилась к Младшей:

– Что с тобой, радость наша? Такая молоденькая и уже вся больная! Истерия у тебя, не иначе, а это болезнь страшная, болезнь опасная, она так изнуряет – человек совсем без сил остается!

Пхуланванти жалобно посмотрела на мужа.

– Кому до меня дело, сестричка? Я уж и так совершенно без сил. Ни рукой, ни ногой не могу шевельнуть, правда! А мне не верят, вся семья думает, я притворяюсь. Ну как мне объяснить им, что у меня давление высокое?

– Давление? Правда? Это не шутка, если давление. Гульзарилал, бросай дела и давай лечи жену! А то ведь мы такой красавицы лишиться можем!

Гульзарилал не понял, издевается средняя невестка или и впрямь тревожится, и туповато уставился на Митро.

Пхуланванти откинулась на подушки и колко произнесла, со значением глядя на мужа:

– Всем безразлично – живу я или умру…

Митро приблизилась, положила руку на грудь Пхуланванти и озабоченно покачала головой:

– Как сердце у нее стучит… Только послушай, как стучит… Вот: тук… тук… тук…

Гульзарилал побелел и робко осведомился:

– Думаешь, опасно?

– Опасно? От давления вообще мало кто выздоравливает. Это знаешь, болезнь такая… Лечить нужно нашу принцессу. Доктора Надиршаха нужно звать.

Гульзарилал потянулся к жене, но она не дала ему дотронуться до себя.

– Я умру! – зарыдала она. – Умру от этой болезни! И никто не сходит за доктором, да?

Митро даже в ладоши захлопала. Вот это кино! Ну Младшая, ну артистка!

– Не трусь, Гульзарилал! Никакого давления нет у твоей жены, ничего у нее не болит и слабости тоже никакой! Притворяется она – вот и все! А ты если и дальше таким дураком будешь, она тебя самого на тот свет отправит!

Пхуланванти завизжала в тигриной ярости:

– Чтоб тебе так притворяться! Чтобы ты от чумы подохла! Чтоб у тебя сердце разорвалось от злобы твоей!

– Кончай театр! – прикрикнула Средняя. – Хватит! Не вопи, Пхуланванти! Чем тут драмы разыгрывать, лучше бы сына родила своему недотепе!

Дханванти, вбежавшая на крик, строго глянула на невесток и обратилась к сыну:

– Ты почему позволяешь им ссориться? Ладно, у Средней язык – не приведи господи, ну а свою-то ты можешь унять?

Гульзарилал растерянно развел руками:

– Пхулан ничего не сделала, мама, что ж ее унимать? Средняя явилась и…

Средняя пренебрежительно фыркнула:

– Я, по-твоему, виновата? Я думала, ты мужчиной стал, раз в постели с женщиной справляешься…

– Прекрати, невестка! – прикрикнула Дханванти. – Ведешь себя как девка из низкой касты! Придержи язык!

Митро метнула уничтожающий взгляд на Гульзарилала.

– Ах ты младшенький! Мамочка рассердилась, и ты сразу испугался? А на вид мужчина хоть куда! Не то что Пхуланванти, любая женщина…

– Боже, ну и язык! Уходи, невестка, видеть не хочу тебя.

Дханванти закрыла глаза руками.

– Откройте, матушка, глаза! – потребовала Митро. – Откройте, говорю, глаза! Все равно я не уйду!

Дханванти отвернулась в сторону и спросила Младшую:

– Лучше тебе, Пхуланванти? Ты поела?

– Не беспокойтесь, мама. Ничего у меня не болит. Одно притворство!

– Ну зачем ты повторяешь ее слова. Она ни вести себя не умеет, ни разговаривать как подобает.

Пхуланванти так и подскочила.

– Не она это! Не она! – затараторила больная. – Я знаю, я прекрасно знаю, мама, кто позволяет Средней пакости обо мне выдумывать! Если бы ее не поддерживали, не болтала бы она что в голову взбредет!

– Принцесса! Пхуланванти! – опять не вытерпела Митро. – Да что ты ядом брызжешь перед свекровью нашей кроткой? Ночью небось получаешь всего вдосталь, вот тебе днем с кем-нибудь поцапаться и охота.