Текст книги "С четырех сторон"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Играешь лучше Путлиджан! – усмехнулся он, беря ее за подбородок.

Сравнение с прославленной актрисой, к которой тянулось столько мужских сердец, привело Митро в полный восторг. Однако она предпочла изобразить негодование и, надув губки, притворно возмутилась:

– Сравнивать меня с какой-то уродкой, которая даже на сцене не перестает жевать бетель! Ты вот об актрисах мечтаешь, а про ожерелье, мне обещанное, и думать забыл.

Митро не выдержала роли, расхохоталась и, целуя мужа, шепнула ему в ухо:

– Я люблю тебя, но ты помни – все проходит!

Улыбка шевельнула губы Сардарилала, но мгновенно исчезла. Он опять насупился, и Митро, уловив перемену в его настроении, тоже посерьезнела и, опустив глаза, спросила:

– Что не дает покоя моему повелителю? Если есть что-то у него на уме, пусть разделит он заботу со своей рабой.

«Новые штучки», – подумал Сардарилал, но вслух сказал:

– А тебе зачем голову свою забивать? Мужские заботы для мужчин.

Митро чуть было не выпалила, что было у нее на уме, но вовремя прикусила язык и заворковала:

– Махараджа со мной ни еду не делит, ни постель, так хоть боль сердечную мог бы разделить.

– Тебе не понять! – отмахнулся муж.

Брови Митро поползли вверх:

– Мне только мужа моего неуступчивого не понять, а другое я все понимаю!

Сардари поерошил волосы, повздыхал, но все же ответил:

– Гульзари дел натворил, в долги влез – это меня и гложет. Больше ничего, Митро.

Митро так и прыснула, просто корчиться стала со смеху.

– Мой господин, я-то, бедная, бог знает что думала, а тут из глубины семи морей улитка выползла! Скажи хоть, сколько он там задолжал?

Сардарилал промолчал, всем своим видом показывая, что нет надобности отвечать.

Митро отвязала ключ от связки на поясе и, подбрасывая его на ладони, спросила:

– Что за женщина была бы Митро, не сумей она в такой малости помочь своему господину?

Сардарилал растаял:

– Глупышка, ты-то чем можешь помочь? Тут дело тысячами пахнет.

– Одной тысячей? – подмигнула Митро.

– Да нет, – вздохнул Сардарилал.

– Две тысячи?

– Опять нет.

– Неужели три?

– Допустим, три.

Встав на цыпочки, Митро дотянулась до металлической шкатулки на верхней полке. Отперла шкатулку, извлекла красный вышитый мешочек и выложила его перед мужем.

– Бери, милый, бери сколько надо! Дочка Митро и без этих побрякушек в девицах не засидится.

Муж ошалело уставился на Митро. Она фыркнула в краешек покрывала, потом бросилась мужу на шею.

– Головой Митро поклянись, повелитель мой, что возьмешь и не будешь больше тревожиться.

Сардарилал пришел в полное смятение. Митро была способна на мерзкие выходки, но тут как руку на нее поднять?

Он несколько раз взглянул на Митро, потом наконец решился:

– Скажешь правду?

– Сначала поклянись! – Митро отвела глаза. – А я клянусь собой, матерью клянусь, черным вором клянусь, только не тобой, милый мой, не тобой – ну как я могу клясться моим любимым? – Она прижала ладони к груди. – Он ведь спрятан в сердце моем.

Сардари пропустил все это мимо ушей. Не отводя взгляда от Митро, он резко спросил:

– Чего крутишь-то?

– Нет, нет, ничего я не кручу!

– Откуда у тебя все это добро?

«Вот скотина», – подумала испуганная Митро, а вслух произнесла с нарочитым смехом:

– Мамочкин сыночек глупенький, ты что, забыл? Я все-таки у твоей богатой тещи одна-единственная дочь!

Сардарилал открыл было рот, но Митро ему и слова сказать не дала, прильнула к нему долгим поцелуем.

– Уладились твои дела, – зашептала Митро, – все уладилось, сердце мое, теперь можешь и обо мне подумать…

Приехала погостить Джанко, любимица братьев, – точно радостное солнышко и двор, и дом озарило.

Гурудас с любовью положил ладонь на дочкину голову, потом внука на руки взял, хорошенько рассмотрел младшего члена семьи и удовлетворенно покивал. Джанко так и повисла на матери, и глаза Дханванти наполнились счастливыми слезами. Она все обнимала дочь и никак не могла выпустить ее, пока Митро не засмеялась:

– Мама, нам хоть капельку любви-ласки тоже оставьте!

Джанко кинулась целоваться с невестками, удивилась, не видя Младшей, спросила:

– А где Пхулан? И Гульзари где? У них все хорошо?

– Пхуланванти! – позвала старуха. – Выйди к нам, доченька, Джанко приехала!

Сухаг обняла Джанко:

– Ты, моя птичка, совсем забыла свой старый дом и двор?

Джанко уселась на чарпаи[30]30
  Легкая деревянная кровать с веревочной сеткой.


[Закрыть] и, осматриваясь по сторонам, радостно сказала:

– Разве можно забыть родной дом, в котором живут мои любимые братья и жены их милые.

Митро притворно нахмурилась:

– А ты что, каждый день с мужем…

Джанко не сразу поняла, а поняв, закрыла лицо руками.

Появилась заплаканная, непричесанная Пхуланванти.

– Невестушка! – обрадованно закричала Джанко и прыгнула ей на шею. – Я от тебя добрых вестей жду!

Митро захохотала.

– Нашла, Джанко, от кого добрых вестей ждать. Бог с тобой! Откуда им взяться у такой карги сварливой?

Джанко не успела опомниться, как Пхуланванти ринулась обратно в свою комнату и с треском захлопнула дверь.

Джанко в растерянности повернулась к Старшей. Старшая лишь беспомощно пожала плечами в ответ, и тут появилась сияющая Дханванти с внуком на руках.

– Сухагванти, Джанко нужно накормить, она же с дороги!

– Ну, Джанко не устала, – подмигнула Митро невестке, – отчего ей устать, кто ее изнурял, он ведь сейчас далеко отсюда!

Дханванти не рассердилась, а только посмеялась словам невестки и, укачивая малыша, сказала дочери:

– Митро права, муж твой теперь далеко, а знак его любви к тебе с нами! Вот он какой у нас славный!

Женщины совсем развеселились. Вышел и Гурудас, привлеченный их голосами. Старик с улыбкой посмотрел на невесток, а они обе с подобающей скромностью прикрыли лица покрывалами. Гурудас провел рукой по волосам дочери, забрал у Дханванти внука и стал сам укачивать его.

Кто знает, откуда взялся в старике свет, от которого разгладились морщины, замерцали глаза. Воспряли даже обвисшие усы, а на губах заиграла такая улыбка, будто никаких забот, никаких хлопот на свете не осталось.

– Джанко, доченька, скорее иди есть, а потом расскажешь, как вы там живете-можете, как там все эти прекрасные молодые люди, родня твоя новая.

Дед с внуком на руках, бабушка, склонившаяся над ними, как на ожившей картинке полного семейного счастья, подумала Сухагванти.

– Мамочка, – незаметно для свекра шепнула она свекрови, – уговорите отца на кухне с нами посидеть. Так уютно всем вместе будет!

– Ну что ты, что ты, невестка моя глупенькая! Какая радость от стариков? Вот кто нам принес сегодня радость – малыш наш!

Вид старой кухни родительского дома, полок, заставленных посудой и всякой кухонной утварью, чуть не заставил Джанко расплакаться. Все здесь было знакомо до мельчайших подробностей, в этих стенах она жила и росла, а теперь приезжает сюда погостить!

Дханванти не отрывала счастливых глаз от цветущего личика Джанко.

– Ну, рассказывай, рассказывай, дочка! Что за человек твоя свекровь, как она? Все еще молодится – в волосах цветы, на веках сурьма?

Джанко с болью рассматривала постаревшую мать, и сердце ее сжималось. Мать как-то почернела, а уж морщин на лице сколько прибавилось!

Свекровь – словно наливное яблочко, а мама, мама, как она замучена, задергана заботами.

– Мамочка, какой ты видела мою свекровь на свадьбе, так она и сейчас выглядит. Нисколечко не изменилась.

– Верно, чего ей меняться? – заметила не без ехидства Дханванти. – У кого и на старости лет одна забота – вкусно поесть, сладко попить, подкраситься, принарядиться, у того и красота не вянет.

Гурудас усмехнулся. Он гладил внука по головке и с удовольствием думал о его бабушке.

– Разве грешно женщине следить за собой, а, жена? Не все же такие, как ты у меня. Что на свете ни происходит, все от бога, а ты вечно обо всем тревожишься, маешься, и все беды у тебя на лице отпечатываются. И на одежде.

Дханванти не обиделась на мужа, но сделала строгие глаза и обратилась к невесткам:

– Слышали? Я ему больше не нравлюсь. Только и разговору что о сватье! Да что ж это такое, а?

Невестки вежливо посмеялись, скромно отворачиваясь от старика.

Джанко первая услышала шаги, ринулась во двор и бросилась на шею старшему брату, Банварилал расцеловал сестру и, входя вместе с ней на кухню, спросил:

– Мама, как же ты позволила этой сумасшедшей девчонке одной в дом заявиться? Мы ее целый год не видели, так она и теперь без мужа прискакала! Где муж-то? Дом караулить оставила?

– Это ты спрашивай у твоей сестрички, а тебе, сынок, вот кого хотели показать – смотри, какой серьезный и важный человек приехал к нам!

Банварилал осторожно взял на руки племянника.

– Каков, а? Подарок нам зять сделал, подарок!

– Сынок, – вдруг вспомнила Дханванти, – а где же Гульзарилал? Он не пришел с тобой?

– Нет, – коротко ответил Банварилал.

Гурудасу не хотелось вспоминать о семейных бедах в этот счастливый миг, и он перевел разговор на другое:

– Видишь, как вышло – сестра моложе всех вас, а у нее уже настоящая семья.

Дханванти многозначительно посмотрела на невесток. На вид они и здоровые, и сильные, а ни одна пока не понесла.

После еды Джанко открыла свой чемодан, стала доставать подарки и оделять братьев и их жен.

– Дочка, – упрекнула ее Дханванти, – ты что же это делаешь? Разве тебе положено привозить подарки старшим в семье, разве не наоборот?

– Все правильно, мама, – горделиво возразила Джанко, – мне свекровь сколько раз говорила – с пустыми руками я тебя домой не пущу, так и знай. Если бы, говорит, у тебя уже племянники были, то и на их долю подарков купили бы.

Гурудас уложил внука рядом с собой, и теперь его больше ничто не интересовало.

– Дханванти, – бросил он через плечо, – пускай дочка с невестками радуются, не мешай им. Когда будем Джанко обратно собирать, дашь ей денег, и все!

Сухаг и Митро увели Джанко во двор – без помех расспросить обо всем: что за семья оказалась, дружно ли живут, как приняли ее?

Митро веселила всех, вгоняя Джанко в краску своим неуемным любопытством:

– Муж у тебя, видно, святой. Может, он йог у тебя? А в постели он тоже йогой занимается?

Джанко кивнула, блестя глазами.

– У него волшебный посох есть?

– Угу. – Глаза у Джанко так и искрились.

– А спать он тебя как заставляет, не молитвой, надеюсь?

Джанко залилась румянцем и повернула голову к Сухаг.

Сухагванти с улыбкой смотрела, как краснеет молоденькая хорошенькая золовка, но, перехватив насмешливый взгляд Митро, рассердилась на ее приставания.

Средняя мгновенно уловила перемену в настроении Старшей и, сощурившись, протянула:

– Если я чуть не влюбилась в красавицу Джанко, могу представить себе, что она делает с мужчинами?

– Все, Джанко, дорогая, поболтали-пошутили, и хватит! Иди к маме, – распорядилась Сухаг, – ей хочется, чтобы ты с ней побыла.

Джанко, не совсем поняв, что произошло, послушно отправилась к матери; Митро же, смерив Старшую презрительным взглядом, высокомерно откинула голову и спросила:

– Я, понятное дело, вам в подруги не гожусь, раз я живой человек, раз у меня и душа, и тело есть?

– Сестра моя, ты все шестнадцать искусств быть очаровательной постигла, но умоляю, не учи своим штучкам эту телочку невинную, не сбивай с толку невестку из чужого дома!

– Чушь несешь, Старшая! Твоя невинная телочка без меня все знает: как спать с мужчиной и как детей рожать. Брось, Старшая, женщина родила, значит, всему уж обучена, все ей известно.

Сухаг зажала уши:

– Не надо, не надо! Мой грех, что я с тобой заговорила, мой! Прости, виновата я, только оставь меня в покое!

Митро повернулась спиной к Сухаг и, подойдя к комнате Пхуланванти, застучала в дверь:

– Поругались – и хватит, Пхулан! Выходи-ка из своей обители ярости!

За дверью молчали.

Митро выглянула на улицу и вдруг увидела Гульзарилала в окружении братьев Пхуланванти.

– Отпирай, Пхулан! – обрадовалась Митро. – Младшенькая, миленькая, к нам гости идут! Идет Гульзарилал, а с ним твоих братьев целый взвод.

Дверь с треском распахнулась, и на пороге возникла Пхуланванти, неопрятно одетая, причесанная кое-как.

– Ты что это? – фыркнула Митро. – Ты сегодня в роли Кайкейи[31]31
  Один из персонажей «Рамаяны», жена царя Дашаратхи, которая способствовала изгнанию Рамы, желая, чтобы наследником престола стал ее сын Бхарата.


[Закрыть]? Твой пасынок отнял корону у твоего сына?

Появление братьев явно придало Пхуланванти храбрости, и она посмела огрызнуться:

– Полегче, Средняя, полегче! Взвод братьев у меня – ишь ты!

– Ах, Младшая, зато тебе есть на кого опереться! Видать, твоя мамаша детей рожала не по штуке, а по пятку!

Пхуланванти не успела найти слов для достойной отповеди – ее братья Кишна и Бишна вошли во двор. За ними понуро шагал Гульзарилал с третьим братом.

Митро встретила мужчин потоком сладких слов, чистосердечности которых верить не стоило:

– Кто к нам пришел, кто к нам пришел, короли конфеток-карамелек в гости к нам пожаловали? Чем кормить-угощать вас, купцы, в доме вашей сестры? Как нам принять вас получше?

Пхуланванти бросилась к братьям. Утираясь покрывалом, хлюпая носом, размазывая слезы, взмолилась:

– Заберите меня из этого ада, заберите свою сестру несчастную, спасите меня от злодейских рук!

Сатиш, третий брат, стиснул увесистые кулаки:

– Кто же это довел нашу сестру до такого? Покажи, кто тебя терзает тут?

– Кто бы это мог быть? – стрельнула Митро глазами в его сторону. – Кто же истерзал вашу бесценную сестричку? Просто ума не приложу! Может, повитухи знают или…

Бишна бесцеремонно оглядел Митро:

– Ты бы помолчала, Митро. С тобой разговор особый. Не сейчас. А пока что позови своего почтенного свекра.

Митро уперла руки в бока и вздернула подбородок:

– Какой вы важный, родственник! Понимаю-понимаю, отец ваш – молодой человек, раз седину закрасил. Но помяни мое слово, он скоро начнет крошиться, как его пирожные.

– Чтоб тебя черви источили, Митро! – завизжала Пхуланванти, ударяя себя ладонями по лбу. – Чтоб ты заживо сгнила за то, что моего отца и братьев покосишь!

Гульзарилал посмотрел на жену, перевел взгляд на ее братьев, рвущихся в бой, открыл рот, словно хотел что-то сказать, но так ничего и не произнес.

Митро не могла упустить такой случай:

– Брат мужа моего, Гульзари, ты же был мужчиной! Когда ты успел в бабу превратиться, я и не заметила!

На шум выглянули Гурудас и Дханванти. Старики так и обмерли при виде родственников, сгрудившихся под дверью.

– Ничего не случилось? – прошептал Гурудас пересохшими губами.

Кишна, старший из братьев, сделал шаг вперед и резко сказал:

– Все мы живы-здоровы. И отец с матерью, и мы все, все пятеро братьев нашей Пхулан. Вот это я и хочу вам сообщить, почтеннейший.

– Не надо злиться, сынок, – вмешалась Дханванти. – Имей уважение к нашим годам.

Тогда вперед шагнул Бишна:

– А я хочу спросить, что происходит с нашей сестрой? От нее половина осталась!

Дханванти сразу поняла, в чем дело.

– С тобой я говорить не буду, Бишналал. А вот со своим сыном – да. Гульзарилал! – повернулась она к младшему. – В чем дело? Зачем ты привел с собой этих советчиков?

Пхуланванти ринулась мужу на выручку:

– Что же мы, несчастные, и пожаловаться права не имеем, когда несправедливо с нами поступают?

– Перестань, невестка! – оборвала ее Дханванти. – Гульзарилал! Объясни своему отцу, что здесь творится? В чем дело?

Гульзарилал прочистил горло, но опять не выговорил ни слова. Он стоял, не поднимая глаз.

Дханванти все еще казалось, будто можно предотвратить беду, нужно только подбодрить Гульзарилала.

– Сынок, – мягко сказала она, – уж если ты позволил всем вмешиваться в наши семейные дела, чего же ты от нас таишься? Скажи, что случилось?

Гульзарилал еще ниже повесил голову.

Беспомощность сына заставила Дханванти отступить – будто она и не мать ему, будто стоит она над сыном, как палач с секирой, и все замахивается и замахивается над его головой. Ее сердце наполнилось болью за младшего, самого любимого из сыновей. Жалость перехватила горло.

– Сыночек, – еле выговорила Дханванти, – не тревожься ты обо мне, старухе. Что нужно сделать, чтобы вам с женой хорошо жилось, то и делай!

У Гульзарилала задрожали губы. Он тяжело вздохнул и пробормотал:

– Так уж вышло, мама, что моей жене невмоготу жить в этом доме…

Теперь Дханванти не могла вымолвить словечка, не могла спросить, что же не нравится в доме жене ее сына. Потрясенная ударом, она посмотрела на мужа, ожидая помощи от него, и увидела, что Гурудаса трясет от ярости и стыда.

– Дханванти, – услыхала она его прерывающийся голос, – тут ведь нас с тобою судят. И тут, кроме нас, нет виноватых…

Пхуланванти закончила уборку в комнате и тщательно разгладила цветастое покрывало на широкой кровати. Встряхнула рубашку мужа, повесила ее на место. Развязала краешек сари, куда были завернуты ключи, положила их на полку, инкрустированную перламутром.

Из-под двери в комнату пробивался узкий солнечный прямоугольник. Пхуланванти ощущала такой счастливый покой в душе, описать который она была бы не в силах. После заточения в доме родителей мужа она очутилась в новом, прекрасном мире.

Пхуланванти приготовила шальвары и рубашку модного зеленого цвета, взяла кусок мыла и отправилась приводить себя в порядок. Младшая невестка Дханванти наслаждалась счастьем вымыться в свое удовольствие в родительском доме.

Пхуланванти долго мылась, потом не спеша наряжалась в зеленые шальвары и камиз, потом нежилась на солнышке. Она расчесала волосы, заплела их в тугие косы и вытянулась на постели, чувствуя себя легкой и свежей.

– Бог Кришна, пастушок с флейтой, великий боже, спасибо, что выручил ты меня из этого ада, от петли ты меня спас! Увидела бы меня сейчас свекровь моя обожаемая! Сердце бы у нее разорвалось от злобы!

Маяванти тихонько вошла в комнату, присела рядом с дочкой и счастливым голосом спросила:

– Ну что, доченька, теперь у вас с мужем все будет хорошо?

Пхуланванти заиграла глазами.

– Мамочка, милая, зять у тебя – святой, просто святой. Он же никогда ни за кого слова не скажет и против тоже не скажет. Причина не в нем, в других людях была. Они ссоры затевали!

Маяванти подняла брови, и две морщинки обозначились на ее гладком лбу.

– Маленькая, а свекровь очень скандалила, когда ты от них уходила?

– А что она могла мне сказать? Как бы она посмела рот раскрыть, когда даже сыну ее невтерпеж было видеть, что у них в доме творилось!

Но Маяванти очень нужно было, чтобы дочь рассказала ей, как именно все происходило, скандал был необходим, и она небрежно заметила:

– Ну, Пхулан, твоя свекровь не так уж чиста и невинна… Что угодно выдумать способна…

Пхулан только этого и ждала:

– Послушала бы ты, какой она шум подняла. Но сколько ни старалась – Гульзарилал уперся на своем.

– А что этот старый осел, свекор твой?

Начав вспоминать все события того вечера, Пхуланванти уже не могла остановиться – она заново переживала каждую подробность.

– Кто там его слушает, этого старого дурака?! – У Пхуланванти задергались губы. – Только и может, что бурчать себе под нос и кашлять! Кашляет, хрипит и опять кашляет!

Маяванти стало жалко свою любимую дочку, которая столько натерпелась от чужих людей. Но она не дала волю чувствам – сейчас было не до этого, было не до жалости.

– Пхулан, маленькая моя, – нежно сказала она, – ты должна все хорошенько обдумать. Теперь обязательно пойдут разговоры. Родные, знакомые – кому надо, кому не надо, все будут толковать, перетолковывать, сплетни распускать…

– Ну и что, мамочка? Кто виноват, тот пускай и боится пересудов. А я что? Я разве в чем-то виновата?

Маяванти уже составила в уме план действий и потому возразила резко и решительно:

– Странно ты себя, Пхулан, ведешь! Тебя в том доме мучили и травили, чуть в могилу не свели, а ты все о какой-то своей вине тревожишься!

Пхуланванти пришла в восторг от находчивости матери. Бросив подозрительный взгляд на комнаты женатых братьев, она обняла мать и зашептала ей на ухо:

– Мамочка, только ты сама уйми этих двух трещоток. Мне с ними не справиться…

После обеда мать и дочь расположились во дворе – подышать свежим воздухом.

– Доченьки! Невестки! – позвала Маяванти. – Подсаживайтесь к нам. Давайте поболтаем, может, наша Пхулан хоть развеселится, а то она со вчерашнего дня все плачет и плачет, просто с ума сходит, бедная.

Невестки, в кои-то веки услышав ласковый голос свекрови, переглянулись с понимающими усмешками, но взяли свои табуретки и перенесли их поближе.

Маяванти поощрительно кивнула старшей невестке и медовым голоском начала:

– Ты только посмотри, Сома, девочка наша какая бледненькая! – И, обращаясь к дочери, плавно продолжила: – В чем дело, доченька? Тебя там голодом морили, что ли?

Пхулан сделала невинные глазки, тяжко вздохнула и опустила ресницы.

Маяванти выразительно подняла брови:

– Ты почему не отвечаешь? Дочка!

У Пхуланванти слезы покатились по щекам.

Сома и Рани обменялись мгновенными насмешливыми взглядами и опять уставились на свекровь с выражением послушной озабоченности на хорошеньких личиках.

Вытирая дочкины слезы краешком сари, Маяванти уговаривала ее:

– Не надо, не надо от своих таиться! Да ты хоть сотню покрывал набрось на безобразия, которые творятся в той семье, все равно – не я одна, весь город знает, как эти изверги с тобою обращались!

Младшая невестка многозначительно посмотрела на старшую и, едва заметно кивнув ей, спросила с наигранным изумлением:

– Как же так, мама? Известное дело, вторую такую скромницу, как Пхуланванти, ищи – не найдешь, а за что они все-таки ее изводили?

Маяванти насторожилась.

«Ах вы, лисицы хитрые!» – подумала она, вглядываясь в невинные лица невесток.

– Что я скажу тебе, невестка? – проникновенно произнесла она вслух. – Разве корыстных людей переделаешь? Свекровь Пхуланванти что ни день требовала – и то ей достань из родительского дома, и это привези. Куда было деваться бедной девочке? Прямо хоть в петлю лезь!

Старшая невестка втайне ликовала, видя, с какой точностью выпустила младшая стрелу. Невестки снова обменялись молниеносными взглядами, и старшая рассудительно поддакнула свекрови:

– Правильно говорите, мама. Кто охотится только за невестиным приданым, тому и дела нет, что она сама просто куколка!

– Пхулан, милая! – Рани широко раскрыла глаза, изо всех сил изображая изумление. – Ну кто бы мог подумать, что у твоего мужа родня такая жадная? Кому бы в голову пришло, что все они вовсе не такие, как нам казалось?

Маяванти подозрительно глянула на дошлую невестку, и та немедленно сменила тон.

– Пхулан, – нежно-нежно спросила она, – но ведь ты забрала все свои драгоценности с собой?

Маяванти, которой предстояло внушить всему кварталу и всей многочисленной родне, что побег дочери – вынужденный, потихонечку закипала от несговорчивости собственных невесток.

– Ну при чем тут драгоценности, колечки-сережки? – вознегодовала она. – Вернулась дочка живая и здоровая в дом родной – слава богу! Кто знает, до чего эта семейка довела бы ее, не приди братья на выручку.

– Ой, умру, – взвизгнула Рани, не желая уступать свекрови. – Умру! Неужели братья увели Пхулан с пустыми руками и все ее украшения там оставили?

Сома решила, что и ей пора в бой:

– Как можно, сестричка! Надо же соображать, что делаешь! Конечно, твой отец тебе все купит, но все равно нужно было хоть мелочи какие-нибудь – сережки, кольца, браслеты – с собой забрать!

Маяванти метнула злобный взгляд на невесток и стала проклинать богоданных родственников Пхуланванти.

– Подлые, низкие люди! Собственную невестку обобрать! Чтоб их холера задавила! Молнией чтоб их поубивало! Чтоб им бог вечные муки послал! Чтоб им вечно в аду гореть!

Младшая невестка посмотрела прямо в глаза свекрови и тихим голоском послушной девочки сказала:

– Конечно, мамочка, бог обязательно за неправду накажет и страшную смерть пошлет!

Удар был точно нанесен, и старшая невестка поспешила вмешаться:

– Бог с ним, со всем! Хорошо, что вырвалась Пхуланванти из их лап, что сидит она сейчас с нами целая и невредимая. Подумаешь, велика важность – драгоценности! Будем живы, будет у нас все. Жизнь бесценна, а остальное – бог с ним!

Понимая, что все материнские карты биты, Пхуланванти уткнулась лицом в колени старшей невестки и громко, взахлеб, разрыдалась.

Проснувшись одним прекрасным утром, Дханванти услышала новость такую сладкую, что горечь и боль последних дней сразу предстали перед ней в другом свете.

Она, как всегда, рано встала, умылась, полила священное растение тулси и пошла на кухню. Застав за приготовлением завтрака не Сухагванти, а Митро, Дханванти удивилась.

– Сумитрованти, дочка! – остановилась она на пороге. – А почему сегодня здесь ты, а не Сухагванти? Ничего с ней не случилось?

Митро, отбрасывая волосы со лба, оглянулась на свекровь.

– Что делать, мама! С тех пор как обожаемая наша Пхуланванти убралась к родителям, вы так страдаете в разлуке с ней, что совсем дом забросили, ничего не замечаете.

– Ты что это с утра загадками заговорила? Где Старшая, не заболела?

– Вы и впрямь ничего вокруг себя не замечаете! Полон дом ваших сыновей и их жен, а вы спрашиваете, что со Старшей. Удовольствие от мужа получила – на целых девять месяцев! Теперь мучиться будет, а все ради того, чтобы в доме внук появился!

– Правда? – ахнула Дханванти.

Митро залюбовалась лицом свекрови, сразу похорошевшим и разрумянившимся от счастья.

– Вы только терпения наберитесь, мама. Это ведь дело долгое, не то что раз-два – и внук у вас на руках.

Из сияющих глаз Дханванти полились счастливые слезы.

– Бог да благословит твои уста за добрую весть, Сумитрованти, масло и мед пусть пребудут в них! Побегу отцу расскажу!

Провожая глазами старуху, бросившуюся к мужу с радостной вестью, Митро улыбнулась про себя. Какая это странная вещь – рождение ребенка, новая жизнь. Если семя новой жизни посеял твой сын – это великое счастье, а кто другой – позор! А почему?

Увидав, что Гурудас еще не проснулся, Дханванти возвратилась на кухню, достала доску для теста и присела на корточки рядом с невесткой. С удовольствием наблюдая, как Митро процеживает молоко, старуха сказала:

– Совсем я, видно, из ума выжила, Сумитро, принцесса моя! Вчера весь день заставила Сухагванти уборкой заниматься. Ах ты боже мой! Что она теперь подумает обо мне?

– Ничего она, мама, не подумает. Что вы, Сухаг не знаете? Она же, наверное, в прошлой жизни вашей прислугой была. Вы ей скажете: сядь! – сядет. Скажете: встань! – встанет.

Ликование души Дханванти все искало себе выхода:

– Живи счастливо, Сумитрованти, деток тебе хороших! Бог, он, может, и не сразу дает, а все же с пустыми руками никого не оставит!

– Вот вы через слово бога поминаете, – усмехнулась Митро, – а его кто-нибудь своими глазами видел? Детей нам не бог дает, а ваши сыновья – захотят и сделают младенца!

Дханванти зажала уши.

– Рам, Рам! Свои грехи на мою голову не вали! Я женщина слабая, дня без милостей бога не проживу!

Митро, не вставая с пола, потянулась со смехом к полке за блюдом, незастегнутая рубашка разошлась на ее груди, и свекровь впервые заметила, как исхудала ее Средняя. Что с Митро? Совсем недавно была как налитая, просто лучилась здоровьем и молодостью – и вдруг… Дханванти, не мигая, уставилась на Митро и совсем было приготовилась спросить ее, в чем дело, но тут Митро повернула голову, и старуха увидела выражение ее громадных глаз. Поймав взгляд свекрови, Митро сразу вскипела:

– Вы что на меня так пялитесь, мама, будто наброситься хотите! Может, о чем спросить решили, так спрашивайте, чего уж!

Дханванти опешила от невесткиной ярости и произнесла запинаясь:

– Да разве я со злом смотрю, Средняя? Я и вправду спросить собралась – почему ты так исхудала?

Сумитрованти сверкнула глазищами и с маху брызнула холодной водой в закипевшее молоко.

Сбившееся покрывало поднималось и опускалось на ее груди, будто под ним работали мехи.

Дханванти ничего не понимала – Митро, задиристая, языкастая, насмешливая Митро, оказывается, умеет сдерживаться?

Митро металась по кухне, с грохотом переставляя горшки и сковородки.

– Невестка! – несмело позвала Дханванти.

Митро глянула на свекровь, отвернулась и стала раздувать огонь под котлом.

Да что с ней творится? Чувства Митро всегда текли свободно, как река, а сегодня она замкнулась в себе и заполняет всю кухню сдерживаемой злостью.

Сардарилал – подумала Дханванти с внезапной ясностью, поняв все, что происходит и раньше происходило с невесткой. Сын мучает жену, словом ли, делом, – но она несчастлива. Нет сомнения, она отчаялась устроить свою жизнь и без радости смотрит в завтрашний день.

– Доченька, – мягко начала Дханванти, – я все понимаю. Сын мой глупый во всем виноват, это он без конца с тобой ссорится по пустякам.

Митро вскинулась, как раненая тигрица:

– Да что вы мне душу растравляете? Лучше уж прямо, без затей, вместе с сыночком вашим изрезали бы меня на куски и замариновали в злобе вашей!

Дханванти отпрянула от беснующейся невестки. Мало оскорблений пришлось ей выслушать от Пхулан, так теперь еще и эта по следам Младшей пошла!

Как ее вразумить, Митро чертову?

– Невестка, мой Сардари, конечно, на язык бывает невоздержан, но сердце у него доброе. Когда господь благословит и тебя детьми, муж сразу по-другому вести себя начнет.

Митро не сводила глаз со старухиного лица, а в глазах у нее будто пожар разгорался. Когда она заговорила, каждое слово ножом резало Дханванти:

– И не краснеете, мамочка! Если от вашего милого сынка хоть какой-то прок будет, так Митро уличной подметальщице ножки вымоет и воду выпьет. Жизнью своей клянусь!

Невестка без молотка вколачивала гвозди в сердце матери. Дханванти, задыхаясь, схватилась за грудь.

Впервые в жизни обуяла Дханванти слепая ярость, острое желание ногтями разодрать рот, выговоривший эти слова, но какое-то сосущее, ноющее ощущение в глубине ее тела подсказывало ей, что, может быть, ох, может быть, и есть правда в беспощадных обвинениях окаянной невестки.

Мать застыла в оцепенении, молча глядя перед собой невидящими глазами. Она так глубоко ушла в себя, что перестала понимать, где она и сколько времени прошло.

– Мама!

Подняв глаза, она увидела не Сумитро, а Сухаг, стоявшую перед ней с виноватым видом.

– Я проспала, мама! Все сплю и сплю, а тут столько дел по дому! Вы зря меня не разбудили, мама!

Дханванти промолчала. Пустыми глазами смотрела она на Сухагванти и вдруг, зарыдав, обеими руками притянула ее к себе.

– И зачем я только живу на свете? Лучше бы мне умереть!

Сухагванти решила, что свекровь снова терзается мыслью о черствости Гульзарилала и его Пхуланванти, и ласково упрекнула ее:

– Правду Митро говорит: вы никого так не любите, как Гульзарилала и Пхулан.

– Да нет же, невестка, нет!

– Ну как же нет? – стояла на своем Сухаг. – Иначе как бы вы, с умом и сердцем вашим, да вдруг перестали понимать, что тот, кто перевез жену к ее родителям, долго там не задержится – вернется домой к отцу с матерью.