Текст книги "С четырех сторон"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Доченька, – взмолилась Дханванти, – ну не ссорься ты со Средней! Съешь чего-нибудь и полежи себе спокойно.

Однако Пхуланванти была в таком бешенстве, что остановить ее было невозможно.

– Нечего, мама, умасливать меня! Надо мной тут измываются с первого дня, как я порог этот переступила! Все на меня свалить готовы! Все мне завидуют! Если у меня родители богатые, если у них дело солидное…

– Ага! – подмигнула Митро деверю. – Родители богатые, говоришь? А может, твои родители вообще королевских кровей, а, Пхулан? Скажи прямо, я, мол, из раджей-махараджей!

Митро скорчила постную рожу:

– Ах, сестра моя! Разве в богатстве дело? Четыре корзины пирожков и четыре вафель в день – это ты богатством называешь?

Пхуланванти выскочила из-под одеяла, ненавидящими глазами глянула на оторопевшего мужа и завопила, колотясь головой о спинку кровати:

– Все знаю! Все! От зависти меня со свету сжить хотят! Мои драгоценности им нужны! Все знаю!

– Ты в своем уме, невестка? – вспыхнула Дханванти, трясясь от обиды.

– Смотри! Смотри! – кричала Пхуланванти мужу. – Сам видишь, они сожрать меня готовы, на части растерзать! Я все терпела, до сегодняшнего дня все сносила, а теперь слушай меня хорошенько: никому я мои украшения отдавать не собираюсь!

– Ты в чем подозреваешь нас, невестка? – еле выговорила Дханванти. – Ты не доверяешь нашей честности? Пусть бог меня сразу поразит, чтоб я больше слов таких не услышала! Мы – единая семья. Что имеем – все общее. Как же можно говорить: это мое, а то – твое! А я тебе что, чужая, Пхуланванти?

– Не о чужих и своих речь! Речь о моих драгоценностях!

Дханванти в отчаянии призвала на помощь сына!

– Сын, жена твоя в твоем присутствии оскорбляет меня. Неужели ты ей ничего не скажешь?

Гульзарилал, не глядя на мать, поднялся и вышел, так и не проронив ни слова.

Дханванти проводила сына растерянным взглядом. Собрав все силы, она вновь попыталась восстановить мир:

– Доченька, перед твоей свадьбой мы тебе подарили браслеты покойной жены Банварилала. Что же я такого несправедливого сделала, если я кое-что из твоего приданого послала в дом Сухагванти перед ее свадьбой? Ты, Пхуланванти, еще не знаешь, как это трудно – вести дом. В семье все общее, и младшей невестке не годится затевать ссоры.

Но Пхуланванти не собиралась сдаваться:

– Почему у меня должны отнимать украшения, которые мне от мамы достались? Они что, краденые?

Сдерживаясь из последних сил, еле унимая дрожь во всем теле, Дханванти потребовала:

– Соблюдай хоть приличия, невестка! Что люди скажут, если узнают, какие у нас разговоры идут?

– А по мне, пускай хоть весь мир знает! Несчастная я, у меня мои собственные драгоценности отнимают, да мне же еще и рот затыкают!

Средней невестке скандал доставлял истинное удовольствие: она кивала, поддакивала, потом потрепала по плечу Младшую и очень серьезно заявила:

– Правильно, сестричка, так и надо. Мало еще позора ее седой голове, мало! Будь я твоей свекровью, я бы за такие дела все космы повыдрала из твоей красивенькой головки!

Пхуланванти хоть с трудом, но все же совладала с искушением вцепиться Средней в волосы.

Она снова плюхнулась на постель и громко объявила:

– Здесь жить нельзя. У кого есть честь и гордость, тот в этом доме не останется. Я никого судить не хочу, но и другим себя судить не позволю!

Средняя невестка с улыбкой переводила взгляд с Младшей на свекровь и обратно.

– Пхуланванти, моя принцесса, – нежным голоском проговорила Митро, – до сих пор считалось, что ведьма тут я, но, кажется, ты меня перещеголяла!

Дханванти приободрилась: средняя невестка, вечно ее изводившая, теперь берет ее сторону.

– Что же это получается, невестки! – покачала она головой. – Придется мне просить у вас прощения. Я считала себя в этом доме хозяйкой, а, оказывается, я тут прислуга. Прислуга, и только!

Митро вдруг почувствовала острую жалость к старухе, но, будто назло себе, сказала:

– Мамочка, что же тут такого? Матери всегда служат своим детям. Так мир устроен. Я вот только придумать не могу – как бы вам получше уважить Младшенькую? Сестричка у нас такая добрая, просто святая, на нее молиться нужно. Как богу Кришне, будем петь славу возлюбленной Пхуланванти нашей.

Тут в комнату влетела старшая невестка, которая больше выдержать эту перепалку не могла.

– Мама, – сердито сказала она, – пожалейте себя, не слушайте вы их больше!

Старшая потянула было свекровь за собой, но Пхуланванти не дала им уйти:

– Понятно, почему ты ее уводишь – ты же рассчитываешь все тут в наследство заполучить. А кто, как не ты? Только украшения, которые я в приданое принесла, все равно вернуть придется, ясно?

Сухагванти резко повернулась:

– Ты что, обет дала никого в покое не оставлять? Ни к кому уважения в тебе нет!

Пхуланванти не отступила:

– Почему это я должна уважать людей, которые так поступают? Сперва пусть вернут мои вещи: браслеты, бенаресское покрывало с вышивкой, шкатулку с драгоценностями и тику[25]25
  Здесь: налобное украшение.


[Закрыть] – ведь это мое приданое. Отдайте, а там посмотрим, такая ли уж я злюка!

– Никто не говорит, что ты злюка, Пхуланванти. И пойми ты, твои украшения меня королевой не сделают. Наша семья живет по обычаю – вместе. И все у нас общее. Поэтому…

– Какой прекрасный обычай, Старшая! Куда уж лучше – все себе заграбастать и еще кричать про обычаи! Единая семья! А когда человек, которого обобрали, попросит свое же добро обратно, так его чуть не разбойником выставляют!

Сухагванти уже не рада была, что ввязалась в ссору.

– Ну, Младшая, ну что ты говоришь! Как можно бросаться такими словами!

– А кто в этом семействе понимает, что можно, а чего нельзя? Ты не убегай, не убегай! Сначала ответь мне: у кого вещи и драгоценности, которые мне моя мама подарила?

Старшая пулей вылетела вон и через минуту возвратилась со шкатулкой:

– Держи свои украшения, Пхуланванти!

Та обрадованно схватила шкатулку, отперла ее и, тщательно осмотрев содержимое, умильным голоском попросила:

– Раз уж мы такие слова наговорили друг дружке, отдай заодно браслеты, и больше не будет у нас недоразумений.

Митро не утерпела и подлила масла в огонь:

– Ну что ты, Пхуланванти, ты и впрямь думаешь, что все теперь будет тихо и мирно? Поверь мне, пока ты, радость моя, не перестанешь жадничать, сварам конца и краю не будет!

Сухагванти опять выбежала за дверь, и Митро, пользуясь ее отсутствием, ободряюще подмигнула Младшей:

– Поздравляю, Пхуланванти. Сегодня корона на твоей голове. Зови музыкантов, будем петь и плясать, а ты своими золотыми ручками сама сделай халву и пури[26]26
  Лепешка.


[Закрыть]!

Пхуланванти, вся поглощенная ожиданием Старшей, не обратила на Митро ни малейшего внимания.

При виде же Сухагванти с охапкой нарядов из ее приданого она вздохнула так удовлетворенно, будто завершила паломничество ко всем святым местам Индии.

Но Митро перехватила Сухаг на полпути и, сдергивая яркие одежды с ее рук, затараторила:

– Умница, старшая невестка! Мы теперь вместе с Младшей сами разберемся в этих тряпках, а ты иди себе по своим делам.

– Постой, Средняя, сейчас мы с ней все посмотрим… А то еще новая война начнется.

– Обязательно начнется. И не одна – тысяча. Видишь, как эта скряга над своими тряпками трясется – прямо предкам ее на том свете покоя не будет, пока она свое барахло не отвоюет.

И Митро решительно взялась за Пхуланванти:

– Так, а теперь, Младшенькая, прощайся с одежонкой. Получишь ты ее теперь, когда еще раз на свет родишься!

Пхуланванти угрожающе глянула на Среднюю – отдай мои вещи!

Та и ухом не повела – никогда!

Пхуланванти прикинула бойцовские качества Средней и решила попробовать добром:

– Зачем ты вмешиваешься, сестра? Мне возвращают мои же вещи…

– Убью, – спокойно сообщила Митро. – Убью, и все. Когда ты на старуху кидалась, я молчала. А эту вот оскорблять не смей – пыли не стоишь под ее ногами. Складывай побыстрее побрякушки свои и уноси, а то их тоже лишишься.

Пхулан приготовилась было к отпору, но передумала. Искоса посматривая на среднюю невестку, она увязала украшения в уголок покрывала и плотно уселась на кровати.

Митро стала бросать наряды обратно в руки Старшей, приговаривая:

– Забирай, забирай и поклянись мне всеми Учителями, что больше ты их Младшей не притащишь. А не захочешь сама носить, лучше нищим раздари!

Рассудив таким образом спор, Митро отправилась к себе и, увидев так и не убранную постель мужа, погрузилась в раздумья. Потирая вчерашние синяки, она думала о своем прошлом, о том, как живет сейчас… Пока не увидела свое отражение в зеркале на шкафчике.

– Муж мой – придурок, – смеясь, сказала она вслух, – недотепа! Досталась ему женщина, как река глубокая, а он не знает, что с ней делать. Я наряжаюсь, прихорашиваюсь, а он по делам уходит. Господи, да откуда этому телку, который и женщин-то не распробовал, знать, что делать со мной, с дочерью самой Бало!

С веранды ее позвала Сухагванти:

– Митро, сестричка, ты с кем там? Свекор тебя зовет!

Средняя невестка опомнилась, вышла к Старшей:

– Зовет так зовет. Боюсь я его, что ли?

Кокетливо приставив пальчик к подбородку, начала дурачиться:

– Милый человек наш свекор, очень милый. Только зачем это ему нужно – чтоб я на суд являлась?

Сухаг не поддержала шутку:

– Сестричка, не надо так! И свекор сердится, и твой деверь тоже. Если они начнут тебе выговаривать, ты уж потерпи, смолчи лучше…

Митро обрадовало упоминание о Банварилале, глаза у нее сразу заблестели:

– Он тоже милый, такой милый! Не люби ты его так, я бы ему показала, сестричка!

– Ты хоть там веди себя поскромнее! – взмолилась Сухагванти. – Пускай мужчины говорят, а ты слушай и помалкивай!

– Ну уж нет! – мгновенно вспыхнула Митро. – И нечего поучать меня! Ты вообще своему мужу вторая жена, да и годами ты моложе меня – нечего из себя старшую корчить!

Сразу же остыв, Митро еще разок посмотрела в зеркало, обняла Сухагванти и примирительно замурлыкала:

– Пойдем, вестница старшего деверя, пойдем! Я готова предстать перед судом.

В комнате главы семьи невестки застали и Дханванти, чинно сидевшую рядышком с сыновьями.

Сухагванти примостилась около свекрови, а Митро с горделивой улыбкой прошествовала к своему мужу. Дханванти оглядела всех собравшихся и приступила к делу:

– Сумитрованти, дорогая, прикрой лицо. Здесь ведь и свекор твой, и старший деверь.

Средняя невестка послушно, как новобрачная, спряталась под покрывалом, оставив узенькую щелочку для глаз.

Тогда Гурудас прочистил горло, готовясь заговорить, откашлялся, потом еще раз, другой, будто в глотке у него что-то застряло. Старший сын подал ему стакан с водой. Гурудас отпил воды и почувствовал себя увереннее. Бросив взгляд на Дханванти, на старшего сына, он покачал головой и растерянно сказал:

– Слишком я стар для таких испытаний! Слишком стар. Могли бы уволить меня от ваших ссор, не заставлять старика…

Банварилал смотрел на отца со стыдливой жалостью молодости. Слегка коснувшись его руки, он подбодрил его:

– Отец, Сардарилал же не враг своей жене, зачем он будет на нее напраслину возводить?

Гурудас резко отстранил руку сына:

– Бесстыдство какое! Думать надо, прежде чем говорить! Одежду украдут у человека и сами же кричат – он голый! Что такое?

Старик посмотрел на среднюю невестку – она сидела, опустив покрывало на лицо, стройная и хорошенькая, как куколка.

– Нет, сын, – покачал он головой. – Не нужно из мухи слона делать. Молодость всегда горячится.

Сардарилал нахмурился, но отец не дал ему и рта раскрыть:

– Тебе говорю, Сардарилал, – нет, я не слепой, сам вижу.

Банварилал уже понял, что все идет насмарку. Он подошел к отцу и наклонился к его уху:

– Наберись сил, отец. Так тоже дальше не может продолжаться. Или заставь их помириться, или накажи, кого считаешь виноватым.

Гурудас тяжело дышал. Ему пришлось откинуться на подушку, чтобы прийти в себя.

«Если глава семьи не желает ничего делать ради спасения семейной чести, то у кого другого голова об этом болеть будет?» – с горечью подумала Дханванти и громко сказала:

– Дети, вашему отцу нездоровится, оставьте его в покое. Банварилал, ты старший из трех братьев, вот ты и заставь брата и его жену объяснить, что там у них происходит.

Припомнив ночной разговор с братом, Банварилал уставился в пол. Ему хотелось поскорей придумать какую-нибудь ничего не значащую фразу, и пускай потом они сами говорят, но в голову ничего не приходило, и он с важностью произнес:

– Ты, жена Сардарилала! Можешь поклясться, что все твоим мужем услышанное – ложь и клевета?

Митро не шелохнулась под покрывалом, только глаза поблескивали в щелке.

– Сардарилал, – вызвал он брата. – Здесь твоя законная жена. Можешь ты положа руку на сердце заявить, что все эти разговоры – ложь и клевета?

Сардарилал сидел, не поднимая головы. Кем надо быть, чтобы вот так взять и сказать, что жена под самым его носом крутит с четырьмя мужчинами сразу?

Чувствуя, что сыну на такое не решиться, Дханванти взяла слово:

– Что он сможет сказать, твой брат, Банварилал? Какой мужчина стерпит беспутство собственной жены?

Когда Банварилал во второй раз обратился к средней невестке, голос его звучал уверенней и тверже:

– Сумитрованти, повернется ли язык твой назвать ложью то, в чем обвиняет тебя Сардарилал?

Митро вскинула руку – звякнули браслеты, – стянула покрывало с лица и, глядя прямо в лицо старшему деверю, с чувством произнесла:

– Это и правда, и ложь!

Глаза ее блестели.

Гурудас дернулся и снова замер. Банварилал густо покраснел и поспешно опустил голову. Руки Сардарилала сжались в кулаки.

– Ну, хороша, Сумитрованти, очень хороша! – трясясь от ярости, напустилась на невестку Дханванти. – Что ж ты так мало пыли бросила в глаза нам всем? Хитришь, мерзавка, тебе что правда, что ложь – все едино, а вот у тебя два глазка, чтоб ловчее было любовников высматривать! Сказала бы уж честно – у матери, что меня на свет родила, я из одной груди правду сосала, а из другой – ложь!

Сухагванти тихонечко прищелкнула языком:

– Чтоб Митро сдерживаться научилась, ей заново родиться надо!

Митро метнула на нее взгляд:

– Старшенькая, свекрови нашей кровной родня, ты меня как попугая учила, когда сюда шли! Ну так говори, Старшая, теперь, что мне делать? Проглотить все это или рассказать им, как мама меня грудью кормила, а?

Сухаг, прильнув к Митро, горячо зашептала ей в ухо:

– Сестреночка, дорогая моя, дай ты им выговориться, и пускай они все решат! Что было, то было, не терзай ты их, умоляю!

Митро свела на миг брови, но после секундной нерешительности губы ее обожгло улыбкой ее матери, безрассудной Бало, кое-где известной под кличкой Сучье Сердце. Митро откинула голову и объявила:

– Валяйте, задавайте ваши вопросы! Я, может, и грешница, но сейчас не согрешу – скажу всю правду!

– Что это значит? – переспросил Банварилал. – Что за уловки дьявольские – прямо как на настоящем суде! Я тебя спрашиваю – что все это значит?

Жена Сардарилала, чертова Митро, дождалась своего часа:

– Вы хотите, чтобы сохло золотое мое тело в тоске и скуке, за шитьем и вышивкой? Чтоб была я как жена Гульзарилала? Это правда – я, чтоб отвлечься, люблю поболтать с людьми на улице! А будто мужа я забываю, верность ему не храню и путаюсь с кем попало – это ложь!

Гурудас сел в постели и, даже не глянув на невестку, обрушился на сына:

– Дурак ты! Жизни не знаешь? Из мухи слона сделал, в бабьи пересуды влез, драки в доме затеваешь. Хочешь силу испытать – иди вон на улицу и дерись с мужчинами, хоть ногами, хоть кулаками!

Сардарилал вскочил на ноги, задыхаясь от ярости:

– Шлюха ты, распутная шлюха! Отец мне не верит. Но твои хахали, подожди, доберусь я…

Митро изящным движением уперла руки в бока и потребовала окончательного восстановления справедливости:

– Вот, вы слышите, отец? Ну может ли женщина, другой женщиной рожденная, выносить такое поношение?

– Стыдно, Сардарилал! – возмутился отец. – Стыдно! Ума не хватает справиться с женой, так хоть при всех не выясняй с ней отношения! Стыдно!

Победившая средняя невестка картинно склонилась к ногам свекра и сказала с наигранной горячностью:

– Касаюсь ног ваших, отец. Вы один защитили меня сегодня. Мне ваше покровительство спасения души дороже.

Окончательно обворожив старика, дочь всем известной беспутной Бало хихикнула про себя. А на свекровь, на старшую невестку, на ее мужа и на своего Сардарилала Митро глянула, как ножом полоснула, и вышла вон.

Банварилал возвратился домой усталый после шумного дня на зерновом рынке.

Сухагванти как раз приготовила легкий пудинг для свекра и подала ему ужин, скромно прикрыв покрывалом лицо. Она не уходила, пока старик не закончил еду, потом собрала посуду, полила ему на руки, налила стакан воды пополоскать рот и, развязав краешек покрывала, достала горстку изюма.

– Живи долго, старшая невестка, – благословил ее Гурудас, – пусть тебе бог даст счастья и покоя!

Сухагванти была уже у самой двери, когда он опять окликнул ее:

– Сухагванти, доченька, ну можно ли отплатить тебе за твою заботливость? Мы с женой наверняка что-то доброе сделали в прошлой жизни, а иначе за что нам такое счастье, такая невестка золотая?

Обрадованная нежностью свекра, Сухагванти пушинкой полетела на кухню.

Нет, думал Гурудас, никаких трудов не жалко ради семьи, ради того, чтобы детей поднять. Трудно было, ох как трудно, зато теперь, в старости, утешение. Взять хотя бы старшую невестку – не в этом доме родилась, не в этом доме росла, а как старается мне, старику, услужить.

Внезапно он увидел личико собственной дочери, Джанко. Вот только вчера она носилась здесь по двору, а теперь согревает чужой дом. Сердце Гурудаса сжалось от нежности при мысли о дочери – на крыльях полетел бы к ней, только бы взглянуть на нее разок, посмотреть, как живется ей в новой семье. Зима была тяжелая, и они не пригласили Джанко к себе. Что подумает новая родня?

– Тебе хорошо, – сказал он Дханванти, когда она вошла к нему, – ты так занята сыновьями и невестками, что о нашей дочери не вспоминаешь!

Дханванти закрыла за собой дверь, опустилась на кровать и устало произнесла:

– Письмо пришло от Джанко. Пишет, что сына первый раз стричь будет в месяце вайшакх[27]27
  Месяц, начинающийся на другой день после апрельского полнолуния и длящийся 31 день.


[Закрыть]. Мундан[28]28
  Ритуал, освящающий первое состригание волос ребенка.


[Закрыть] устроят как полагается.

– Первый наш внук, Дханванти, – удовлетворенно сказал Гурудас, – и бог его нашей Джанко дал. Подарки нужно хорошие приготовить.

Но Дханванти думала не о подарках.

– У Банварилала большие неприятности. Если он не выплатит долги, его…

Безмятежная улыбка сразу исчезла с губ Гурудаса. Он пугливо взглянул на жену и торопливо заговорил, успокаивая больше себя, чем ее:

– Тебе бы только из мухи слона делать! Что ты смыслишь в торговле зерном? Без кредита не торгуют, а кредит – это долги. Работать надо, и все будет в порядке.

– Ты бы видел, с какими лицами твой сын и невестка сидят, не говорил бы так! Неприятности у Банварилала. Ни есть, ни спать из-за них не может.

Гурудас начал выбираться из постели и закашлялся.

– Стоило отцу слечь, как эти бездельники все дело развалили.

– Да ни в чем они не виноваты, – замахала на него Дханванти, – что они развалили? Сам говоришь, кредит…

– Не вмешивайся! Зови сына! Будто сам не может прийти посоветоваться с отцом.

Дханванти пошла за сыном и пропала. Прошло не меньше часа. Гурудас терпеливо ждал, но сон все тяжелее давил на веки, и они опустились под его тяжестью.

…Когда Сухагванти позвала мужа на кухню ужинать, старуха сидела на низенькой скамейке перед очагом и не отрывала глаз от лепешек, которые распускались на раскаленной сковороде, как цветы. Дханванти не жалела масла.

– Сухаг, – позвала она не оглядываясь, – подай мужу сахар!

– Не нужно, мама, не хочу я сладкого!

– Сынок, мало ли что в лавке случится, что же, из-за этого голодным сидеть? Давай, невестка! Посыпь лепешку сахаром!

Откусив масленой, сладкой лепешки, Банварилал понял, что умирал от голода. Морщинки на лбу разошлись, и, жмурясь от удовольствия, он объявил жене:

– Никто на свете не печет такие лепешки, как мама!

Сухагванти улыбнулась свекрови:

– Мать сумела вырастить сильного мужчину из малыша, сосущего пальчик, – как сыну не преклоняться перед ней? И перед лепешками ее тоже!

Дханванти даже зарделась от удовольствия, но с притворной суровостью сказала:

– Хитра ты, Сухаг! Рассчитываешь вконец моего сына приворожить?

Банварилал привлек жену к себе и распорядился:

– Сбегай за Сардарилалом, Сухаг!

Сардарилала Сухаг не нашла, в комнате была одна Митро, которая старательно наводила красоту. Она уже надела ослепительно розовые шальвары и камиз[29]29
  Рубашка до колен.


[Закрыть] и, сидя перед зеркалом, любовно расчесывала волосы.

Митро смерила Старшую взглядом с головы до ног и пренебрежительно протянула:

– Никаких особенных прав у тебя нет, ребенка на руках – тоже нет. А замашки почему-то прямо как у свекрови. По-моему, ты даже перещеголяла ее. И что ты за человек? Посмотреть ведь не на что, а тебе всегда больше всех надо!

Митро погляделась в зеркало, наморщила носик и продолжала:

– Только-только я привела себя в человеческий вид – чтоб собственному мужу понравиться, только собралась ему навстречу выйти, а ты тут как тут! Хозяйка дома!

– Ну что ты! Меня муж за Сардарилалом послал! А его что, нет еще?

– Если твой деверь хоть раз вернется домой раньше, чем ночь последний дух испустит, это, Старшенькая, чудо будет. Солнышко с заката встанет! Нет его, нету дома! Думаешь, я его в шальварах прячу! Ах ты Старшая, а еще умница! Бегает небось по докторам, чтоб ему мужскую силу восстановили!

– Замолчи ты! – вспыхнула Сухаг.

Средняя невестка разделила волосы ровным пробором, уложила их на ушах и завернула узлом на затылке. Отыскивая духи в своей шкатулке с косметикой, она между делом спросила:

– Скажи, а у вас все нормально? Ну, ты сама понимаешь, о чем я. А то, если твоему мужу требуется, могу дать настоечку. Если нужно, конечно.

Сухагванти охнула и прикрыла покрывалом рот. Проклиная в душе судьбу, которая заставила ее общаться с Митро, она озабоченно сказала:

– Ты все шутишь, Средняя, а наши с тобой мужья в долгах запутались, и в лавке беда. А кому задолжали, мой не говорит.

На Среднюю это не произвело никакого впечатления. Она только головой тряхнула:

– Старшего деверя любимая женушка! Хозяйка дома! Пускай другие себе головы ломают, как долги выплатить да как дело не разорить. А у меня в голове такой джинн с рогами сидит – ой-ой!

– Не хочу я твоим словам верить, а все равно жалко – такую красоту бог тебе дал, а сердце холодным оставил.

Средняя ловко ухватила ее за край покрывала и силой притянула к себе.

– Прости меня, Старшенькая! Расскажи толком, что случилось? Что с нашими мужчинами?

– Что знала, то сказала! – Сухаг высвободилась. – А остальное пускай тебе Сардарилал расскажет.

Она убежала к себе, а Митро задумчиво уставилась в зеркало. Она сбросила покрывало, вскинула руки к потолку, сладко потянулась и усмехнулась про себя. Как странна жизнь человеческого тела. Наводни его любовью – оно станет совсем ненасытным, лиши его любви – засохнет, как грязь под ногами… Жалко, чирей этот, Банварилал, не видит меня сейчас, когда я приодета! По целым дням торчит в городе, и одному богу известно, с кем он там встречается, чем занимается. Занятая этими мыслями, Митро начала было снимать свой ярко-розовый наряд, но вдруг будто невидимая рука остановила ее.

– А что такого, если пройдусь по дому приодетая? Это же не преступление, верно?

Митро с вызовом распрямилась, опять накинула покрывало и направилась на кухню, готовая к схватке со свекровью.

Ее путь лежал мимо комнаты Пхуланванти, и Митро не могла устоять против соблазна позлить ее.

– У тебя сегодня счастливый день, Пхуланванти, – запела Митро, заглядывая к ней. – Говорят, тебе заказали золотые бусы, да?

Пхуланванти боязливо прикусила губу.

Господи, как она пронюхала, эта врагиня!

Отложив вышивку, Пхуланванти подошла к двери.

– Твоими бы губками, Средняя, да мед пить! Какие уж золотые бусы, тут потертого колечка не дождешься! Бусы!

Средняя невестка кокетливо изогнулась, передразнивая Младшую, и захохотала ей в лицо:

– Ах ты Хитрованти! Нынче все научились секретничать, никто правду не скажет. А ты что, хуже других? Все равно, Младшенькая, знаю я, куда ты ожерелье заперла. Нехорошо лгать старшим, ох нехорошо! Ты у нас и ловкая, ты у нас и хитрая, но у женщин нюх на украшения. Ты заколдуешь сундучок, где бусы припрятаны, а Митро тоже заклинания знает и откроет его!

Митро двинулась дальше, на кухню, а ошалевшая Пхуланванти побежала следом.

На кухне Митро взялась за свекровь:

– Как мне жалко Пхуланванти, мама! Обидно, когда женщине заказывают украшения, а завистницы тебе их надеть не дают…

Дханванти, которая еще не остыла после стычки с Гульзарилалом и его женой, дуя на сыроватые дрова, бросила:

– Не важно это, средняя невестка, – и, переведя дух, добавила: – Мне-то за украшениями гоняться ни к чему. Но если уж женщина взяла себе в голову, будто ей в собственной семье каждый завидует, она, бедная, ни от чего удовольствия не получит.

Пхуланванти боялась Митро и считала ее противником сильным, а свекровь у нее страха не вызывала, и спускать ей она ничего не собиралась.

– Пускай хозяева этого дома получают удовольствие, а кому не повезло, кто тут всех моложе, о ком никто не думает, тому только на бога и надежда. С утра до ночи на кухне коптишься, а питаешься объедками. Здесь порядки такие!

Дханванти в отчаянии заломила руки.

– Побойся ты бога, невестка, если уж больше ничего не боишься. Ведь бог твою неправду слышит! Я свекровь, а свекровь всегда ведьма, но вот ты, Митро, скажи положа руку на сердце – видела ты, чтоб эта белоручка на кухне возилась?

– Мамочка, милая, – затрещала Митро, как сверчок, – ну кто же станет на кухне возиться, жарить-парить с утра до ночи, если тебе все готовенькое прямо в постельку подают?

Пхуланванти взвилась:

– Верно, мама! Все верно! Кто меня на кухню пустит? Сюда только тех и зовут, у кого мужья десять раз в месяц деньги пачками приносят!

Почуяв, что свекровь загоняют в угол, Митро сжалилась над ней. Она усадила Пхуланванти рядышком с собой, взяла ее за подбородок и, повернув лицом к себе, ласково спросила:

– Ну зачем ты врешь, сестричка наша невоспитанная? Что я, ювелира Бели не знаю? Он говорит, ты у него всю лавку скупила. Скажи нам, Хитрованти, откуда у твоего мужа столько денег?

Пхуланванти вскочила.

– Если мой муж, – визжала она, – если мой муж ворует или грабит, его семейке это знать, а не мне!

Грозный вид свекрови заставил ее быстро сменить тон:

– А если он иногда и закажет мне украшения, так на них мои родители деньги дают!

Митро не успела ответить – на пороге стоял ее муж. Она поспешно изобразила улыбку на лице.

– Успокойся, Младшая! Ты что, не видишь – твой деверь пришел. Я, может, и красивей, чем ты, но мое сердце так кипеть не может, как твое. Вдруг в нем что-то и против моего мужа кипит!

Сардарилал стоял с каменным лицом.

Пхуланванти насторожилась.

Средняя невестка мило улыбнулась мужу и спросила:

– Что случилось? Может быть, пока Пхуланванти старается подарить мужу первенца, ее муж приготовил нам всем подарочек?

Дханванти будто не слышала слов невестки.

– Что случилось, сын? – спросила она испуганно. – Говори прямо – что случилось?

– Мама, твой младший сын подписывал векселя именем Банварилала, а в лавку эти деньги не попали. Себе их брал.

– Что ты говоришь? Как можно…

Она разрыдалась.

Заглушая плач свекрови, Пхуланванти завопила:

– Вот оно как поворачивается! Нас здесь никто не любит! Мы прав не имеем в этой семье! Давно пора нам выделиться и жить отдельно. Сможем себе на сухой кусок хлеба заработать – хорошо, не сможем – лучше на базаре сдохнуть!

– Хватит выть! – оборвала ее Митро. – Не в полиции, не на суде! На кого орешь? Это всего-навсего твоего мужа старший брат!

– Кто украл, тому место в полиции, того пускай судят! – верещала Пхуланванти. – Если лавка семейная, у всех должны быть одинаковые права, что у старшего, что у младшего!

– Замолчи, – взорвалась свекровь. – Ты кто такая? Ишь как ротик открыла! Какие еще права? Взять и на место не положить? Это твои родители-конфетчики так тебя учили, прежде чем на нашу голову спихнуть?

Заслышав крик, в кухню ворвался Банварилал, из-за его плеча глядели огромные перепуганные глаза Сухагванти.

Пхуланванти поняла – пора отступать, и, захлебываясь плачем, обратилась к старшему деверю:

– Пусть терзают меня, как хотят, только семью мою не надо трогать, родителей моих!

– Последний водонос лучше твоих родителей! – выкрикнула Дханванти.

Банварилал обнял мать за плечи:

– Будет, мама. Не трать нервы на скандалы. Мы в в такую беду попали, что нам без твоих советов не выпутаться.

Прикосновение сыновней руки привело Дханванти в чувство.

– Извини, сынок. Не сдержалась. С кем в ссору ввязалась!

Она утерла слезы.

Когда сыновья увели мать, Сухагванти сняла с очага сковородку, поставила на огонь противень и негромко распорядилась:

– Пхуланванти, вставай и готовь ужин. Митро, отнеси мужу поесть – он с самого утра голодный бегает.

Доставая посуду с верхней полки и расставляя ее на подносе перед Сухаг, Митро не утерпела, чтобы не уколоть напоследок Пхуланванти:

– Здорово я тебя завела, а? Но свекровь еще лучше сказанула – как она тебя: водонос, говорит, и тот лучше твоих родителей!

Сухагванти жестом остановила ее.

– Готово. Неси поднос мужу.

Митро ухмыльнулась и вышла, играя бедрами.

Сардарилал уныло сидел на кровати. Митро легонько постучала ногой об пол, чтобы обратить на себя внимание. Потом позвякала браслетами. Сардарилал не слышал. Волна жалости к мужу захлестнула Митро. Она поставила поднос перед Сардарилалом и, заглядывая ему в глаза, сказала:

– Ваш ужин, господин мой! И я – у ваших ног, готовая служить вам. Что пожелаете – сладкие лепешки на масле или вашу рабыню?

Сардарилал, едва взглянув на нее, отвел глаза.

Митро потянула его за рукав. Глаза ее искрились. Она разломила лепешку, положила кусочек мужу в рот и нарочито вздохнула.

– Ладно, не я, так хоть эта свеженькая, горяченькая лепешка.

Сардарилал начал жевать, не проронив ни слова. Митро совсем расшалилась:

– За что вы гневаетесь на рабу вашу, возлюбленный господин?

Сардарилал взглянул на нее и взял другую лепешку.

– Что делать мне, несчастной, если господин мой холоден со мной? – разливалась Митро.

Сардарилал скользнул взглядом по груди Митро, и она почувствовала, что тает, как конфета в жару.

Присев перед мужем и уперев локти в его колени, Митро так и подалась к нему.

– Мой повелитель, ведь время повелевать не длится вечно. Пока есть возможность…

Сардарилалу больше всего хотелось, чтобы она отодвинулась, но громадные карие глаза так близко сияли из-под душистых черных колец на лбу, что он почувствовал трепет во всем теле.