Текст книги "У черноморских твердынь"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

Исход этих боев на правом фланге Одесской обороны заставил немецко–румынское командование отказаться от дальнейших попыток выйти к городу с востока. В первых числах сентября противник перешел на этом направлении к обороне.

Тем временем мы приступили к объединению полков и отрядов, действовавших в Восточном секторе, в новую стрелковую дивизию. Она получила наименование Одесской, а позже – 421–й. Возглавил ее полковник Г. М. Коченов, бывший командир Тираспольского укрепрайона.

Но если в каком‑то одном секторе на время становилось спокойнее, то вообще под Одессой не было ни дня затишья. Враг упорно рвался к городу, продолжая наращивать свои силы. К началу сентября он сосредоточил против нас 17 пехотных дивизий, 3 кавалерийские бригады и 1 танковую.

Атаки противника чередовались с нашими контратаками. Однако мы не всегда могли отбросить врага назад. Направляя на узкие участки фронта массированный огонь артиллерии и удары авиации, он ценою больших потерь вклинивался в нашу оборону. Левый фланг армии нам пришлось отвести на линию Сухого лимана. К середине сентября Одесса была городом, зажатым в тиски, городом, который ежедневно обстреливался артиллерией и подвергался все усиливающимся бомбежкам.

Разрывы снарядов и бомб часто вызывали пожары. Для их тушения были созданы в разных местах запасы морской воды. Водопровод не работал. Население получало небольшие порции питьевой воды из артезианских колодцев. Жители почти круглые сутки стояли в очередях за водой, за продуктами.

Но заводы, мастерские работали, оказывая большую помощь армии. Усилиями одесских рабочих было построено 5 бронепоездов. На заводе имени Январского восстания получили вторую жизнь 44 поврежденных танка. Там же было налажено покрытие броней тракторов. На них поставили пулеметы, и три десятка таких тракторов–танков пошли из заводских ворот на фронт. Одесса дала Приморской армии около 1300 минометов, сотни траншейных огнеметов, четверть миллиона ручных гранат, 90 тысяч бутылок с горючей смесью, десятки тысяч противотанковых и противопехотных мин. Вот только орудийными снарядами город не мог нас обеспечить. А их часто не хватало. Бывали дни, когда 76–миллиметровые пушки совсем умолкали.

В городе ходил трамвай. Как обычно, заполнялись кинотеатры. Одесса оставалась Одессой – бодрой, жизнелюбивой, неунывающей. И надо было видеть, как встречала она каждый маршевый батальон, прибывший с Большой земли. Бойцы проходили по улицам под восторженные возгласы, их забрасывали цветами.

Часть жителей города перебралась из разрушенных зданий в знаменитые одесские катакомбы. Однако, несмотря на все тяготы жизни в осаде, одесситы не хотели расставаться со своим городом. Чуть ли не насильно приходилось эвакуировать тех, кто не был нужен для обороны и лишь напрасно подвергался опасности. Транспорты, возвращавшиеся в Крым, часто уходили недогруженными– пассажиров не хватало…

Одесская партийная организация послала на фронт 20 тысяч коммунистов (из 22 тысяч, состоявших в ее рядах). 73 тысячи бойцов (конечно, не только в Приморскую армию) отправил сражаться за Родину одесский комсомол. Из них 11 тысяч пошли добровольцами, в том числе 3200 девушек.

Но недостаток людей в частях ощущался все сильнее. Расформирование некоторых тыловых учреждений армии дало немного. Мобилизация в городе военнообязанных старших возрастов – до 55 лет – прибавила 8 тысяч бойцов.

Особенно трудно было восполнять потери командного состава. Пришлось создать свои курсы с месячной программой обучения, на которые посылали младших командиров и просто бывалых красноармейцев. Курсы дали армии около 300 командиров взводов. Нередко проявившие себя в бою люди становились командирами без всяких курсов. Всего за время обороны Одессы было произведено в младшие лейтенанты около 700 человек.

Еще в августе Военный совет OOP стал настойчиво просить о пополнении войск резервами. С 30 августа начали прибывать маршевые батальоны и роты. В сентябре мы стали получать все больше и больше людей.

С 15 по 19 сентября в Одессе высаживались части 157–й стрелковой дивизии. Она насчитывала в своих рядах двенадцать с половиной тысяч человек при 70 орудиях и 15 танках. Всего же за август и сентябрь Приморская армия получила свыше 46 тысяч новых бойцов. Восполнив потери, мы почувствовали себя увереннее.

Неприятельская тяжелая артиллерия заняла позиции в районе Чебанки. У врага увеличились возможности обстреливать прицельным огнем город, порт и корабли на подходе к нему.

Нужно было что‑то предпринять, чтобы положить этому конец. После того как мы получили хорошо вооруженную 157–ю дивизию, а остальные основательно пополнились, такая задача стала реальной.

Военный совет района решил прежде всего нанести сильный контрудар в Восточном секторе, с тем чтобы, отбросив противника от Чебанки, Булдинки, Александровки, лишить его возможности обстреливать город и порт. На этом направлении можно было хорошо использовать огневую поддержку кораблей. Существовали благоприятные условия и для высадки морского десанта (включить его в план контрудара предложило командование флота).

Для нанесения удара выделялись 421–я дивизия полковника Г. М. Коченова и 157–я дивизия под командованием полковника Д. И. Томилова. Наступление было назначено на 8 часов утра 22 сентября. Несколько раньше, перед рассветом, кораблям флота предстояло высадить в районе Григорьевки сформированный в Севастополе 3–й морской полк. Небольшой воздушный десант выбрасывался у врага в тылу.

Настало 22 сентября. В целях соблюдения секретности плановая таблица контрудара, разработанная начальником штаба армии Н. И. Крыловым, была передана в войска лишь накануне. На рассвете наш 69–й истребительный полк, ведомый майором Л. Л. Шестаковым, совершил налет на только недавно разведанные аэродромы противника у селений Баден и Зельцы. Сосредоточенные там и искусно замаскированные немецкие самолеты были уничтожены на земле. Тем временем бомбардировочная авиация флота наносила удар по войскам противника на направлениях атаки наших дивизий.

К началу наступления еще не были известны результаты высадки морского десанта. Установить с ним связь по радио почему‑то не удавалось. Катера, посылавшиеся из Одесского порта, обстреливались противником с берега и возвращались обратно. Закрадывалось сомнение: высадился ли десант вообще? Не уничтожен ли он на подходе к берегу вражеской авиацией?

Но оказалось, что все шло по плану. 3–й морской полк, очистив от врага Чебанку, Новую Дофиновку и другие селения, двигался навстречу войскам, наступавшим с одесского плацдарма.

Вначале враг оказал наступающим частям ожесточенное сопротивление. Особенно – в районе Фонтанки, где были дзоты, проволочные заграждения, приспособленные для обороны каменные дома. Но наша артиллерия, хотя у нее и было маловато снарядов, хорошо поддержала пехоту, и та прорвалась вперед.

В отряд кораблей, высаживавший морской десант, входили крейсеры «Красный Кавказ» и «Красный Крым». После высадки десанта его поддерживала артиллерией группа эсминцев. Их огонь помог сломить сопротивление противника. Он начал в беспорядке отходить, а потом просто побежал, бросая орудия, пулеметы. Морской десант соединился с частями 421–й дивизии. Успех контрудара был полный.

4–я румынская армия потерпела 22 сентября серьезное поражение. Ее 15–я пехотная дивизия была разгромлена, а 13–я понесла такие потери, что уже не принимала активного участия в боях до конца обороны Одессы. Отброшенный на 7–8 километров от побережья противник лишился возможности обстреливать с этого направления город и порт.

Нам пришлось похоронить около 2 тысяч убитых неприятельских солдат, подобранных на поле боя, и это была лишь часть вражеских потерь. В числе наших трофеев оказались 39 орудий, 6 танков, 110 пулеметов, много разного военного имущества.

Тяжелые орудия, недавно обстреливавшие город, провезли по его улицам. На них появились красноречивые надписи мелом: «Эта пушка больше не будет стрелять по Одессе». Надо ли говорить, как поднял успешный контрудар настроение жителей города, боевой дух всех его защитников!

Теперь надо было оградить Одессу от артиллерийского обстрела и с юго–запада. Другими словами, напрашивалась мысль о контрударе со стороны Южного сектора в направлении Ленинталь, Петерсталь, с тем чтобы выйти на старый оборонительный рубеж, разбив неприятельскую группировку, действовавшую против левого фланга 25–й дивизии.

Военная теория учит, что для успешного наступления необходимо иметь в три раза больше сил, чем у противника. Под Одессой было как раз наоборот: против пяти наших соединений, считая и несильную кавдиви–зию, – восемнадцать соединений вражеских. На участке, где я намечал (пока мысленно) новое наступление, у противника было пять пехотных дивизий. Мы же могли выделить для удара максимум три дивизии вместе с той же кавалерийской. Еще менее утешительно для нас выглядело соотношение сил в авиации и артиллерии.

Однако я был убежден, что решиться на наступление все‑таки можно. В известной мере полагался при этом и на то, что румыны не очень‑то хотели воевать ради захватнических интересов своих немецких союзников. Нам были известны случаи, когда в некоторых частях противника солдаты отказывались идти в наступление. Иной раз, судя по интенсивности огня, велась артподготовка, но за ней не следовало атаки пехоты.

Я поделился своими соображениями с начальником штаба армии Николаем Ивановичем Крыловым, и он целиком со мной согласился. Поддержал идею нового контрудара и Гавриил Васильевич Жуков. Начальник штаба района Г. Д. Шишенин высказал некоторые сомнения. Но в конце концов решение провести наступление в Южном секторе было принято. 157–ю дивизию, которой предназначалась в нем важная роль, вывели в резерв.

Был уже готов и план, а наступать нельзя – нет снарядов: артиллерия имела в среднем половину боевого комплекта. Приходилось ждать подвоза боеприпасов, обещанных командованием флота.

Я познакомил с планом контрудара командира 25–й дивизии генерал–майора И. Е. Петрова. Мои указания о подготовке к предстоящим действиям он принял к исполнению как‑то неохотно. Иван Ефимович Петров, служивший офицером еще в старой русской армии, был человеком весьма сведущим в военном деле. Он отличался также личной храбростью, часто бывал на передовой и пользовался большим уважением у бойцов своей дивизии. В то же время генерал Петров был очень осторожным командиром, когда дело касалось принятия решения за полк или дивизию. Здесь он добивался прочной гарантии успеха, на риск идти не любил.

26 сентября в Восточном секторе развернулись бои за только что освобожденную Новую Дофиновку. Врагу удалось было выбить из нее подразделения 3–го морского полка, но мы быстро восстановили положение. Это еще раз убеждало: можем бить и гнать врага наличными силами.

Тем временем осложнилась обстановка в Крыму – немцы начали нажимать у Перекопа. Стали поговаривать о том, что возможна высадка на Крымском полуострове вражеского воздушного десанта.

Мы получили просьбу командующего Черноморским флотом отправить в Севастополь 100 грузовых машин. Вот как быстро все менялось! Месяц назад оттуда ободряли нас: «Будем помогать, чем можем. Держитесь». Теперь мы отправили в Севастополь 70 автомашин и ободряющую телеграмму, в которой обещали выслать 100 минометов одесского производства.

Наконец 29 сентября пришел транспорт со снарядами. Контрудар в Южном секторе был назначен на 2 октября.

А вечером 30 сентября в Одессу внезапно прибыл заместитель наркома Военно–Морского Флота вице–адмирал Г. И. Левченко. Он привез директиву Ставки – такую, какой никто не ждал. Она гласила:

«…В связи с угрозой потери Крымского полуострова, представляющего главную базу Черноморского флота, и ввиду того, что в настоящее время армия не в состоянии одновременно оборонять Крымский полуостров и Одесский оборонительный район, Ставка Верховного Главнокомандования решила эвакуировать OOP и за счет его войск усилить оборону Крымского полуострова…»

Нелегко было вот так, сразу, принять это как неизбежное. Ведь и в самые трудные дни Одесской обороны мы не помышляли о том, что можем отсюда уйти. А теперь положение было куда прочнее, чем, скажем, в августе. И даже многолетняя привычка безоговорочно выполнять приказы плохо помогала быстро перестроить мысли на встававшие в порядок дня новые, эвакуационные, заботы.

Мы долго не расходились после экстренно собранного ночного заседания Военного совета оборонительного района. Гордей Иванович Левченко рассказывал о положении, создавшемся в Крыму, о том, что одной 51–й армии его не отстоять и приморцы нужны там как можно скорее– пока бои идут еще у Перекопа.

В ту же ночь было принято решение прежде всего отправить в Крым 157–ю стрелковую дивизию – как наиболее укомплектованную и боеспособную. Начать ее эвакуацию предстояло уже завтра – транспорты были в пути из Севастополя.

К переживаниям этого дня прибавилось и большое личное горе: пришла телеграмма от жены о том, что на фронте под Москвой погиб наш старший сын – капитан Дмитрий Софронов.

В столь резко изменившейся обстановке, естественно, вставал вопрос: проводить ли назначенный на 2 октября контрудар? Единодушно решили: проводить. Теперь это наступление приобретало новый смысл: прикрыть начинающуюся эвакуацию, помешать противнику разгадать наши намерения. Но состав сил, участвующих в контр-ударе, был уже иным: рассчитывать на 157–ю дивизию не приходилось. 1 октября приказ о контрударе в Южном секторе был отдан.

Вечером ко мне приехал командир 25–й дивизии генерал–майор И. Е. Петров. Рассказал о своих делах, о трудностях. Я заверил Ивана Ефимовича, что окажем всемерную помощь. 25–ю дивизию, наносящую основной удар, будет поддерживать вся артиллерия армии, а также и морская. Ей придаются танковый батальон и гвардейский дивизион реактивных минометов. Прощаясь с И. Е. Петровым, я обещал к началу наступления, до которого оставалось несколько часов, быть у него в дивизии.

Но выполнить это обещание не довелось. Ночью мы обсуждали с Г. В. Жуковым и Н. И. Крыловым практические вопросы эвакуации, потом я стал набрасывать ее общий план. Позже снова вызвал Крылова, чтобы дать последние указания по контрудару. И вдруг резанула по сердцу острая боль, потемнело в глазах. Попытался встать – и не смог. Вошедший в этот момент Николай Иванович бросился за врачом. Как потом выяснилось, у меня был инфаркт… Под утро я заснул. Проснувшись, попросил позвать Крылова: не терпелось узнать, как с нашим наступлением.

– Все в порядке, – успокоил меня Николай Иванович. – Наступление началось по плану и развивается успешно. Даже успешнее, чем было вначале в Восточном секторе. Противник уже побежал, бросая оружие. Дивизия Петрова заняла Ленинталь.

Врач прервал его, потребовав кончить служебный разговор.

Через час Крылов снова был у меня.

– Наступление развивалось хорошо, – доложил он, – но генерал Петров приостановил его для приведения частей в порядок и закрепления на достигнутых позициях.

Как И. Е. Петров доносил впоследствии, продолжить наступление после передышки ему не удалось вследствие усилившегося сопротивления противника. Поставленная цель полностью достигнута не была. Но все же Чапаевская дивизия сделала большое дело и основательно поколотила врага. Все его попытки вернуть утраченные позиции ни к чему не привели. Дивизия закрепилась на новом, отвоеванном ею рубеже. Нами было захвачено 44 орудия, много пулеметов и других трофеев.

Замечательно действовал танковый батальон. В журнале боевых действий армии было записано: «В бою 2 октября 1941 года армейский танковый батальон (командир – старший лейтенант Юдин) в составе 35 танков (в большинстве это были тракторы «ЧТЗ», обшитые броней. – Г. С.) проявил мужество и геройство. Обгоняя атакующую пехоту, батальон ворвался на передний край вражеской обороны противника и, расстреливая огнем и давя гусеницами, преследовал отступающего в панике противника… Батальон уничтожил до тысячи вражеских солдат… Возвращаясь обратно, танковый батальон забрал 24 орудия, прицепив их к танкам, и взял, сколько можно было увезти, пулеметов и минометов».

Небезынтересно, как оценил наш контрудар командующий 4–й румынской армией в донесении главному командованию:

«Противник 2 октября между 6.30 и 8.00 с перерывами произвел артиллерийские налеты, возможно, с целью маскировки гула моторов танков, приближавшихся к исходным позициям для атаки. В 9.30 противник начал сильную артиллерийскую подготовку на всем протяжении фронта пограничной дивизии… В 10.00 после мощного налета авиации противник атаковал вдоль шоссе Дальник – Фрейденталь шестью тяжелыми танками, которые направлялись прямо на огневые позиции артиллерии. Тяжелые танки сопровождались тремя волнами по шесть бронированных тракторов.

При появлении танков 8–й пулеметный батальон был охвачен паникой и отошел в беспорядке, втягивая в бегство Зб–й пулеметный батальон, батальон 6–го пехотного полка пограничников и 1–й батальон 2–го пехотного полка пограничников, которые находились южнее. Правый фланг пограничной дивизии потерял связь, и в движении на запад беглецы были остановлены только у селения Красный Переселенец артиллерией, где были перегруп" пированы и поставлены снова на фронт…»

Оба наши контрудара – 22 сентября в Восточном секторе и 2 октября в Южном – имели большое значение и для обеспечения скрытности эвакуации Приморской армии. После них враг вряд ли мог рассчитывать на то, что мы собираемся оставлять Одессу.

3 октября противник ввел в бой для восстановления утраченных накануне позиций подошедшую свежую 27–ю пехотную дивизию. Однако атаки, продолжавшиеся также 4 и 5 октября, успеха не имели.

Как теперь известно, 5 октября 1941 года сам Гитлер направил Антонеску послание с советами, как лучше захватить Одессу. В конце его письма говорилось: «Я поручил генерал–фельдмаршалу фон Рундштедту связаться с Вами, маршал Антонеску, для урегулирования оперативных вопросов…» 7 октября состоялось совещание между командующим 4–й румынской армией, начальником немецкой военной миссии в Румынии генералом Гауффе и командиром немецких частей на южном участке фронта генералом фон Гойрбире, на котором были выработаны предложения по осуществлению нового наступления на Одессу.

Оно было предпринято противником с утра 9 октября одновременно на всем фронте Приморской армии с вводом в бой кроме 27–й еще двух новых пехотных дивизий– 2–й и 18–й. Но, понеся опять большие потери, враг оказался на всех направлениях отброшенным в исходное положение. Несмотря на свой огромный численный перевес, он не смог потеснить нас и в последующие дни. Эта последняя попытка взять Одессу с ходу кончилась тем, что неприятельские войска приступили к укреплению своих рубежей, готовя их к обороне…

А мы готовились перебраться в Крым. Дело было новое, незнакомое мне, да и другим товарищам, даже теоретически. Мы с контр–адмиралом Жуковым и начальниками штабов обсуждали несколько различных вариантов.

Сроки и темпы эвакуации в конечном счете целиком зависели от обеспечения операции морским транспортом. Но огромные трудности представлял и сам вывод дивизий из боя – это надо было сделать так, чтобы враг не устремился за нами по пятам.

Со 157–й дивизией было все ясно, поскольку она уже находилась в резерве. Следующий этап – вывод еще двух дивизий из четырех (считая кавалерийскую), которые занимали оборону на фронте в 65 километров. Но как удержать такой фронт двумя дивизиями?

Получалось, что надо сперва сократить фронт отходом на вторую линию главного рубежа обороны (Крыжановка, Усатово, Татарка, Сухой Лиман). Протяженность его 40 километров, из которых 15 – по лиманам. Оборонять такой рубеж короткое время две стрелковые дивизии, пожалуй, могли, хотя им и пришлось бы сдерживать противника, превосходящего их численно примерно в десять раз. Думая об этом, я возлагал много надежд на инженерное оборудование рубежа, особенно на поставленные там траншейные огнеметы.

Однако труднее всего решался следующий вопрос: как потом снять части прикрытия? Сколько я ни прикидывал, удовлетворительного решения не получалось. Ведь не подлежало сомнению, что производить какие-либо сложные перегруппировки сил противник нам не даст. Нужно было также по возможности избежать боев в самом городе, которые привели бы к напрасным жертвам и разрушениям.

Мы долго ломали над всем этим голову.

– Ладно, Георгий Павлович, давай еще подумаем каждый отдельно, а завтра обсудим и утвердим план на Военном совете, – предложил Гавриил Васильевич Жуков.

Но мне работать над планом эвакуации больше не пришлось: болезнь окончательно вывела из строя. 5 октября меня отправили в севастопольский госпиталь. В командование Приморской армией вступил генерал-майор И. Е. Петров.

Когда окончательно выяснились транспортные возможности флота, было найдено новое решение проблемы эвакуации, не требовавшее последовательного отвода войск на промежуточные рубежи. Весь основной боевой состав армии – три стрелковые дивизии и кавалерийская– одновременно оставлял в ночь на 16 октября свои рубежи и следовал в порт для погрузки на корабли. Как известно, этот план был успешно выполнен.

73 дня Одесской обороны вошли в историю Великой Отечественной войны как незабываемые дни стойкости и мужества. Не имея тыла на суше, испытывая недостаток и в людях, и в вооружении, и в боеприпасах, Одесский оборонительный район надолго сковал огромные силы противника.

Успех обороны одесского плацдарма в столь трудных условиях обеспечило тесное боевое взаимодействие Приморской армии с силами Черноморского флота. Неоценимую роль сыграли и самоотверженная работа местных партийных и советских органов, мужество жителей города, их героический труд и неизменная готовность помочь войскам. В боях за Одессу фронт и тыл (если только можно назвать тылом город, находящийся под вражеским огнем) поистине слились воедино.