Текст книги "У черноморских твердынь"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

Генерал–майор Ф. Н. ВОРОНИН
ГОРОД СТАНОВИТСЯ НЕПРИСТУПНЫМ

Военный совет Приморской

Вот тут я оборудовал командный пункт армии, – сказал генерал–лейтенант Чибисов, подводя меня к какому‑то облезлому приземистому зданию, похожему на старый каменный сарай. – Это ничего, что вид неказистый, так даже лучше. Ни с воздуха, ни с земли не привлечет внимания. Знаете, что тут до революции было? Известный коньячный завод Шустова… Под землей – еще три этажа. Водопровод и канализация есть, вентиляцию наладили. Будет и собственная электростанция.

Слушая пояснения моего спутника, я думал о том, что Никандр Евлампиевич Чибисов – прекрасный организатор и очень хозяйственный человек в лучшем смысле этого слова. Ему, командующему Одесским военным округом, пришлось «по совместительству» временно – до прибытия другого командарма – возглавить создававшуюся на левом фланге Южного фронта Приморскую армию. И генерал Чибисов сумел сделать за короткий срок очень многое.

Наша встреча с ним произошла в Одессе 30 июля 1941 года. Пятью днями раньше я, тогда начальник политуправления Южного фронта, узнал от командующего фронтом И. В. Тюленева и члена Военного совета А. И. Запорожца, что Ставка дала указание готовить Одессу, город, имеющий стратегическое значение, к самостоятельной обороне.

– Там, как вам известно, уже формируется Приморская армия, – говорил Иван Владимирович Тюленев. – Командарма назначит Ставка.

– А членом Военного совета, – добавил А. И. Запорожец, – мы решили рекомендовать вас. Как вы на это смотрите?

– Приложу все силы, чтобы оправдать доверие, – ответил я.

Начальником политотдела Приморской армии был назначен полковой комиссар Л. П. Бочаров. Вместе с ним мы и прибыли в Одессу.

Знакомя меня с обстановкой и вводя в курс дел, генерал–лейтенант Чибисов делился мыслями о том, почему главное командование уделяет Одессе совершенно особое внимание:

– Во–первых, находясь в Одессе, наши войска будут нависать над флангом гитлеровской армии, угрожая ее тылам. А во–вторых, Ставка, конечно, исходит из того, что, когда армия будет полностью отмобилизована и промышленность обеспечит ее всем необходимым для разгрома врага, наши Вооруженные Силы перейдут в контрнаступление. Тогда наши войска в Одессе смогут очень существенно помочь тем, которые будут наступать с востока. Ну и, наконец, Одесса – это порт, большая морская база. Надо, чтобы ею пользовался наш флот, а не вражеский…

Приморской армии были подчинены Тираспольский укрепленный район, Дунайская флотилия (уже отошедшая к тому времени с Дуная) и Одесская военно–морская база.

– Главное внимание, – рассказывал Никандр Евлампиевич Чибисов, – я сосредоточил на строительстве оборонительных сооружений, на подступах к Одессе да и в самом городе. В этом деле нам крепко помогает начальник инженерных войск фронта Аркадий Федорович Хренов.

– А разве он еще здесь?

– Здесь! И все время на строительстве оборонительных рубежей. Сейчас, я думаю, и мы с вами туда поедем.

Я еще в штабе фронта слышал о том, что генерал-майор инженерных войск Хренов, выехавший в Одессу в командировку, никак не хочет возвращаться – докладывает, что тут у него совершенно неотложные дела. Так он и остался в Одессе (потом уже в должности заместителя командующего оборонительным районом).

В этот же день мы побывали на создаваемых оборонительных рубежах. Работы там шли полным ходом. В степи были вырыты противотанковые рвы, копались окопы. Уже заметна была подготовка к обороне и в самом городе. У окраин возводились противотанковые препятствия, баррикады. Вместе с бойцами инженерностроительных батальонов работали жители города. Одесса готовилась стать частью фронта, поднималась на борьбу с ненавистным врагом.

На следующий день, 31 июля, прибыл генерал–лейтенант Г. П. Софронов, назначенный командующим Приморской армией. С Георгием Павловичем мы встретились тогда впервые и сразу стали работать очень дружно. По всем существенным вопросам у нас было полное единодушие, практические дела решались быстро.

В качестве члена Военного совета к нам прибыл бригадный комиссар Михаил Григорьевич Кузнецов, работавший до войны секретарем Измаильского обкома партии. Таким образом, Военный совет был создан и приступил к работе.

Решать приводилось много самых различных вопросов, в том числе и такой, что делать с тылами других армий.

Наши войска отходили под натиском врага на восток. И нередко им приходилось двигаться, придерживаясь не дорог, а лишь определенного направления. Тылы же, как правило, отходили по дорогам. А на территории Одесской области почти все большие дороги вели в Одессу. Так и вышло, что к началу ее обороны тут скопилось немало тыловых и вспомогательных частей и подразделений, полевых госпиталей, принадлежавших другим армиям Южного фронта, особенно 9–й. Их командиры и начальники являлись в штаб Приморской армии, чтобы выяснить, как им теперь быть, кому подчиняться.

Командир Одесской военно–морской базы контр–адмирал Г. В. Жуков считал, что все оказавшееся в Одессе должно здесь остаться, автоматически включаясь в Приморскую армию. Но безоговорочно согласиться с этим Военный совет не мог. Мы дали начальнику штаба армии генерал–майору Г. Д. Шишенину указание: оставляя то, что действительно необходимо для укомплектования частей, подходить к решению вопроса разумно, по–государственному. Нельзя было, например, (хотя нам и не хватало людей) использовать рядовыми радиотехников и других специалистов, медицинский персонал. Их следовало вернуть в свои армии, а собственные задачи решать теми силами и средствами, которые нам даны. Это и делалось, указание Военного совета штаб выполнял неуклонно.

Остановить врага можем!

Первейшая, самая главная задача, которая сразу встала перед Военным советом, заключалась в том, чтобы обеспечить переход Приморской армии к жесткой обороне и тем остановить дальнейшее продвижение врага. Сделать это было тем более трудно, что отход с боями от рубежа к рубежу, продолжавшийся второй месяц, стал для некоторых частей уже чем‑то привычным.

И не только противотанковые рвы и окопы требовались для устойчивой обороны. Нужно было создать перелом в сознании людей, укрепить у бойцов веру в свои и общие наши силы, убедить всех, что мы можем остановить фашистских захватчиков. А путь к такому перелому, важнейшее средство, способное его обеспечить, мы определили так: поднять роль коммунистов и комсомольцев в бою.

Кто, как не они, передовые люди армии, могли и должны были личным примером мужества, стойкости, отваги помочь всей массе бойцов обрести и развить в себе эти качества! И прежде всего обязаны были делать это, находясь там, где решается успех боя, коммунисты и комсомольцы, поставленные на любые командные посты, все наши политработники. Того же требовали мы от коммунистов штаба, от работников политотдела армии, направляемых в войска.

Вспоминая то трудное и грозное время, я вновь вижу героев–командиров, героев–комиссаров. И если командиру все‑таки часто было необходимо управлять боем с КП, то для политработника в бою существовало одно место – в окопе переднего края, в первой шеренге атакующих бойцов.

Перед глазами встает обычная для тех дней картина. Часть ведет жаркий бой. Чтобы сдержать натиск противника, наши подразделения идут в контратаку. Враг обрушивает на них яростный артиллерийский и минометный огонь, и вот – бойцы остановились, залегли… И тогда встает во весь рост комиссар или политрук. Призывно подняв над головой автомат, он кричит:

– Товарищи, братцы! Вперед за мной! За Родину!..

И уже заглушает могучее «ура» разрывы мин и снарядов, и никаким огнем не остановить порыв людей.

– Комиссар впереди! – ободряют они друг друга. – Комиссар с нами!..

Так водили бойцов в контратаки, показывая образцы неустрашимости, старший политрук Григорий Лимонов из нашей кавдивизии, военком 161–го стрелкового полка старший батальонный комиссар Самуил Лившин, комиссар 1–го морского полка старший политрук Митраков. Не будет преувеличением сказать, что так же вели себя все политработники. Иначе тогда было просто нельзя.

Как известно, в начале войны отход наших частей и подразделений нередко объяснялся тем, что многих красноармейцев страшила, приводила в смятение бронированная лавина вражеских танков. И в частях, которые вошли в состав Приморской армии, встали на защиту Одессы, эта танкобоязнь тогда еще не исчезла. А у нас было очень мало противотанковой артиллерии, совсем еще не было специальных противотанковых гранат…

Но к тому времени бывалые солдаты уже знали, каким сильным средством борьбы с фашистскими танками может служить наполненная горючей жидкостью бутылка. Это средство успели даже усовершенствовать. Рабочие одесского стекольного завода стали изготовлять к бутылкам самовоспламеняющиеся запалы (раньше, прежде чем бросить бутылку, ее нужно было поджечь). Налаживалось в Одессе и производство ручных гранат повышенной взрывной мощности, которые тоже годились против танков.

Обсуждая в Военном совете, как побыстрее изжить в армии танкобоязнь, мы пришли к выводу, что одной разъяснительной работы тут недостаточно. Необходимо было показать и доказать бойцам, что в их распоряжении есть средства, которыми можно уничтожать танки.

Отделу боевой подготовки штаба было поручено организовать практическое обучение использованию этих средств. Из каждого подразделения брали по нескольку красноармейцев, младших и средних командиров, и они на учебном полигоне метали в подбитый танк или негодный трактор бутылки с горючей жидкостью, усиленные гранаты. Люди своими глазами видели, как танк горит, своими руками ощупывали только что нанесенные ему повреждения.

А потом этих «курсантов» размещали по стрелковым ячейкам, окопам и траншеям и обкатывали переползавшими через них танками. Красноармейцы и командиры вылезали обсыпанные землей, немного оглушенные и, отряхиваясь, говорили: «Страшновато, но жить можно!»

В свои подразделения они возвращались убежденными, что управа на фашистские танки у нас все‑таки есть. А если в это твердо поверил один боец, поверит и другой.

Политотдел армии выпустил листовку–памятку, в которой доходчиво и предметно излагались приемы борьбы с танками. Листовку довели до каждого бойца. Вся эта работа не была напрасной: когда противник вскоре применил в боях под Одессой большие группы танков, оказалось, что основная масса красноармейцев уже не страшится их, как прежде.

Тогда, в первой половине августа, противник еще не расстался с планом овладения Одессой с ходу. Он сосредоточил свои главные силы вдоль железной дороги Раздельная – Выгода – Одесса, очевидно считая, что это – кратчайший путь к городу. 11–12 августа на этом направлении в Западном секторе обороны завязались ожесточенные бои.

Здесь прикрывала подступы к городу 95–я Молдавская стрелковая дивизия. Только что заняв оборону, она сразу проявила большую стойкость и начала давать врагу крепкий отпор. Подпуская атакующих фашистов на 100–150 метров к своим окопам, подразделения дивизии встречали их дружным и точным огнем из всех видов оружия. Хорошо были использованы против вражеской пехоты и счетверенные зенитные пулеметы. Установленные на автомашинах, они быстро перебрасывались на самые напряженные участки боя.

С начала боев на дальних подступах к Одессе 95–й дивизией командовал генерал–майор Василий Фролович Воробьев, который до этого был начальником оперативного отдела штаба армии. Он показал умение разгадывать замыслы противника и парировать его удары, расчетливо используя свои силы и средства. И именно боевые успехи этой дивизии, отмеченные тогда командованием фронта, положили начало созданию под Одессой жесткой, стойкой обороны.

Вот приказ, с которым Военный совет Приморской армии обратился к войскам 15 августа 1941 года:

«Товарищи красноармейцы, командиры и политработники!

Партия и правительство возложили на нас ответственную и почетную задачу – совместно с Военно–Морским Флотом преградить путь фашистским людоедам к Одессе.

Высокая оценка, которую дал нашей боевой работе командующий войсками Южного фронта, обязывает каждого бойца, командира и политработника с еще большим упорством драться с врагом и разгромить его на подступах к Одессе. Ни одного шага назад! Ни при каких условиях не отступать! – таков приказ главкома Юго-Западного направления Маршала Советского Союза тов. Буденного.

Стойко оборонять свои рубежи, решительным образом бить врага – вот наша боевая задача. Военный совет уверен, что красноармейцы, командиры и политработники Приморской армии напряжением всех своих сил, стойкостью и организованным огнем уничтожат противника.

В бой за Родину до полной победы!»

Я привожу этот приказ, потому что в те дни он сыграл важную роль в сплочении личного состава армии, был положен в основу большой разъяснительной работы, суть которой состояла в том, чтобы во всех частях по-настоящему поняли и осознали: на своих оборонительных рубежах мы встали твердо, отходить дальше не должны и не будем.

18 августа противник вновь перешел в наступление вдоль железной дороги, причем атаку пехоты поддерживало около 60 танков. Это было очень серьезным испытанием стойкости 95–й дивизии, и особенно полка, которым командовал полковник С. И. Серебров, оборонявшегося на направлении главного удара. Бойцы дивизии и в этот раз не дрогнули ни перед густыми цепями неприятельской пехоты, ни перед десятками ринувшихся на наши позиции танков.

Немало танков было в тот день подбито нашей артиллерией, подожжено бутылками. И все же значительная группа танков прорвалась в тылы дивизии. Создалось очень тревожное положение: приходилось считаться и с такой возможностью, что эти танки выйдут к городу, до которого было совсем недалеко. А никакого подвижного противотанкового артиллерийского резерва мы тогда не имели. Военный совет принял решение: снять с огневых позиций один из дивизионов бригады ПВО и послать его навстречу танкам. Зенитчикам было приказано любой ценой задержать танки, не пустить их в город.

Однако дивизиону ПВО вступать в бой с танками не пришлось. Их сумели остановить, а значительную часть уничтожить артиллеристы самой 95–й дивизии. Особенно отличился при этом противотанковый дивизион капитана Василия Ивановича Барковского. Что же касается вражеской пехоты, то она, несмотря на поддержку десятков танков, вообще не смогла дойти до нашего переднего края.

Все на командном пункте армии облегченно вздохнули, когда стало ясно, что попытка очень сильной ударной группировки противника прорваться к городу потерпела полный крах. Хотелось скорее пожать руку и генералу Воробьеву, и полковнику Сереброву, и капитану Барковскому, и другим героям дня. Среди них был очень молодой – двадцатидвухлетний! – командир стрелкового батальона лейтенант Яков Бреус, имя которого не раз упоминалось в докладах генерала Воробьева о ходе боя. Батальону Бреуса пришлось выдержать особенно сильный нажим врага. На этом участке фашисты предприняли психическую атаку: вздумали наступать с оркестром, под бравурный марш. Молодой комбат не растерялся. Он все время находился там, где было особенно трудно, сам водил бойцов в контратаки. И враг не прошел.

Мы позаботились о том, чтобы вся Приморская армия узнала об отличившихся 18 августа в борьбе с фашистскими танками младшем лейтенанте Володько, сержанте Дмитрии Якунине, красноармейце Михаиле Магарычеве, ефрейторе Иване Гвоздеве и других мужественных и умелых бойцах и командирах. Их боевые дела были лучшим свидетельством того, что приморцы в состоянии не пустить врага в Одессу.

Командующий Южным фронтом генерал армии И. В. Тюленев и главком Юго–Западного направления маршал С. М. Буденный поздравили Приморскую армию с боевым успехом. Перелом на фронте под Одессой был достигнут – враг остановлен.

Одесский оборонительный район

В первые недели боевых действий под Одессой Приморская армия была подчинена Южному фронту. Но выход противника на побережье восточнее Одессы отрезал армию от остальных войск фронта и вообще от сухопутного тыла. С 10 августа мы имели связь со штабом фронта лишь по радио.

Все снабжение армии могло осуществляться теперь исключительно морскими путями – из портов Крыма или Кавказа. Оказавшись на изолированном приморском плацдарме, мы почувствовали себя особенно тесно связанными с Черноморским флотом. Он нас не забывал. Все чаще выходили на огневые позиции под Одессой, поддерживая войска, боевые корабли. Когда в армии создалось, вследствие отрыва от баз снабжения, трудное положение со снарядами, флот поделился с нами своими запасами, срочно доставив снаряды из Севастополя на двух эсминцах. В рядах Приморской армии уже сражались подразделения морской пехоты.

В сложившейся обстановке Ставка Верховного Главнокомандования приняла абсолютно правильное решение, возложив ответственность за оборону Одессы на Военный совет Черноморского флота. 19 августа был создан Одесский оборонительный район под командованием контр–адмирала Г. В. Жукова.

Гавриил Васильевич Жуков пользовался большим авторитетом не только в Одесской военно–морской базе, но и в городской партийной организации, да и вообще в городе. Это был старый моряк, участник гражданской войны. В последние годы он в числе других советских добровольцев успел повоевать в Испании. Контр–адмирал Жуков заслужил уважение и в Приморской армии.

На следующий день после создания Одесского оборонительного района я был назначен членом Военного совета OOP. В него вошел также дивизионный комиссар И. И. Азаров, а затем и секретарь Одесского обкома партии А. Г. Колыбанов. Обязанности между собой мы распределили так: Азаров ведал морскими делами, Колыбанов – использованием в интересах обороны местных ресурсов, а на меня была возложена ответственность за дела на сухопутном фронте. Это не означало, конечно, что кто‑либо из нас занимался лишь одними «своими» вопросами, не вникая в остальные. Все, что имело отношение к обороне Одессы в целом, касалось нас всех. Решения принимались единодушно, хотя нередко бывали и большие споры, в которых каждый высказывал и отстаивал свою точку зрения.

С 20 августа бои шли уже непрерывно. Особенно ожесточенными они по–прежнему были в полосе обороны дивизии Воробьева: не сумев взять Одессу с ходу и приступив к ее осаде, враг не оставлял надежды пробиться к городу кратчайшим путем. Естественно, что мне доводилось бывать в 95–й дивизии чаще, чем в других частях, и я знакомился здесь со многими замечательными людьми, узнавал о все новых и новых проявлениях мужества и подлинного героизма.

В одном из боев неприятельская пехота прорвалась к огневым позициям артиллерийского дивизиона старшего лейтенанта Георгия Наумова. Артиллеристы обычно не ходят в атаки – их дело поддерживать войска огнем. Но тут был особый случай, коммунист Наумов понял это и повел бойцов в контратаку. Кончилась она тем, что враг бежал, оставив на поле боя до трехсот убитых и раненых солдат.

Такую же высокую боевую доблесть показал младший политрук Четвертных. Заменив раненого командира, он в течение одного дня несколько раз поднимал красноармейцев в контратаки, и враг, намного превосходивший численно эту роту, был отброшен с большими потерями.

Нравилось мне, как вели себя в дивизии Воробьева офицеры штаба. В наиболее напряженные боевые дни, а таких в конце августа было немало, они, как правило, находились непосредственно в подразделениях, практически помогая менее опытным командирам или принимая на себя командование там, где кто‑то выбыл из строя. Не раз водил резервные подразделения в контратаки начальник оперативного отделения штаба дивизии капитан В. П. Сахаров. Одна из таких контратак – дело было 27 августа – помогла полку С. И. Сереброва вернуть утраченные на этом участке позиции.

В той обстановке, какая была под Одессой, долг командира или политработника не мог ограничиваться выполнением прямых обязанностей по должности. Когда враг начал теснить подразделения 287–го полка Чапаевской дивизии, секретарь полкового партийного бюро тов. Поляков заменил убитого пулеметчика. Именно этот пулемет помог остановить фашистскую пехоту на очень опасном участке прорыва.

В прославленной Чапаевской дивизии от поколения к поколению воинов передавались боевые традиции, складывавшиеся еще в огне гражданской войны. И теперь подвиги, память о которых бережно хранилась в полках, словно оживали, становясь примером для нынешних чапаевцев.

Начальник политотдела дивизии старший батальонный комиссар Н. А. Бердовский как‑то рассказал мне о пулеметчике Вафине, который перед боем любил напомнить бойцам своего расчета:

– Так что значит воевать по–чапаевски? А вот что! Не хватит патронов – будем бить врага гранатами. Кончатся гранаты – пойдет в дело штык, а то и приклад. Но все равно врага будем бить!

Пулеметный расчет коммуниста Вафина отличился при отражении многих фашистских атак. Такие, как он, передовые бойцы и приумножали своими делами чапаевские традиции.

Чувство гордости за наших людей вызывала у меня каждая встреча с летчиками 69–го истребительного авиаполка. Это была единственная авиационная часть (если не считать небольшого подразделения гидросамолетов), базировавшаяся на территории одесского плацдарма. Но не только поэтому летчики 69–го полка пользовались особой славой и почетом. В полку, воспитавшем многих Героев Советского Союза, во всем чувствовалась исключительная сплоченность, каждый здесь самоотверженно шел на выручку товарищу, все жили единой заботой о том, чтобы самолеты были готовы к бою.

А самолеты были отнюдь не новейшие, в большинстве И-16. В боях они получали много повреждений. Однажды вечером оказалось, что во всем полку лишь пять истребителей способны подняться в воздух – остальные требуют восстановительного ремонта. Но рано утром уже поступил доклад: «Двадцать три самолета готовы к выполнению боевых заданий». Это означало, что за ночь инженеры, техники и механики сумели вернуть в строй 18 боевых машин.

В авиационном полку было около 65 коммунистов, и командир полка майор JI. Л. Шестаков (ставший вскоре Героем Советского Союза) всегда подчеркивал:

– Сила нашего боевого коллектива – в крепкой парторганизации, в том, что и у летчиков, и у техников перед глазами пример коммунистов.

Образцом воина–коммуниста, наряду с отважным командиром полка, был для летчиков их военком батальонный комиссар Н. А. Верховец. Нередко он возглавлял группы самолетов, вылетавших на боевые задания.

После того как OOP получил дивизион реактивных минометов («катюш»), летчики стали добиваться, чтобы им разрешили применить реактивные снаряды с самолетов – при штурмовках вражеских войск. Это предложение было неожиданным, но старший в оборонительном районе авиационный начальник комбриг В. П. Катров убедил меня, что оно вполне осуществимо. Авиаторы прикрепили к плоскостям И-16 пусковые балочки, и к каждому самолету можно было подвешивать по четыре снаряда. Использование «эрэсов» при штурмовках дало прекрасные результаты.

Мы старались, чем только можно, помочь нашим летчикам, сократить потери единственного авиаполка Приморской армии, очень для нее важного. Когда аэродром истребителей оказался под артиллерийским обстрелом, для самолетов были построены железобетонные укрытия. Впоследствии был оборудован и новый аэродром в черте города.

Не меньшей, чем полк истребителей, любовью всех защитников Одессы был окружен и армейский артиллерийский полк майора Н. В. Богданова. У нас долго не было почти никаких резервов, и богдановский полк в какой‑то мере их заменял: его выдвигали туда, где особенно наседал враг, где требовалась помощь. В стрелковых частях часто приходилось слышать: «Если богдановцы поддержат – выстоим!»

Известен был этот полк и противнику. Помню, один пленный капитан дал такие, например, показания:

– Наше командование назначило особую награду тому, кто точно укажет командный пункт Богданова или местонахождение его лично. Еще большую награду получит тот, кто доставит Богданова живым или мертвым.

Майор Богданов славился в армии и личной храбростью и талантом артиллериста. Этим все восхищались. Но, мне кажется, успехи его полка в огромной мере определялись также и отношением командира к подчиненным. Богданов был весьма требователен к ним и в то же время прост, доступен, очень внимателен к людям. Он отечески любил своих артиллеристов и не стеснялся этого чувства. Помню, когда на глазах у командира полка одна из батарей подбила четыре танка, причем особенно отличились сержант Мешков и наводчик Сидоренко, майор Богданов, выскочив из окопа, подбежал к ним и горячо расцеловал обоих.

Кто бывал на фронте, тот знает: за такого командира бойцы пойдут в огонь и в воду.

Очень трудным, очень жарким, хотя и совсем не потому, что нас припекало южное солнце, был одесский август сорок первого года. Но он стал и месяцем, когда защитники Одессы, выдержав первые боевые испытания, почувствовали свою сплоченность и силу. И, как всегда бывает у нас в трудные дни, многие беспартийные бойцы и командиры стремились стать в ряды коммунистов, отлично сознавая, что после этого спрос с них будет вдвойне и втройне.

«Клянусь не выпускать из рук оружия, пока враг не будет окончательно уничтожен», – писал в своем заявлении разведчик Яковлев. «Лучше погибну, но не отступлю перед врагом», – заверял партию красноармеец Филенко. За август партийные организации Приморской армии пополнились 866 молодыми коммунистами.