Греческая эпиграмма
Текст книги "Греческая эпиграмма"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанры:
Античная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
ЛЕОНИД ТАРЕНТСКИЙ
Я не обижу Эрота: он сладостен; даже Кипридой
Клясться готов я, но сам луком его поражен.
Испепелен я вконец, а он вслед за жгучей другую
Жгучую мечет стрелу без передышки в меня.
Вот он, виновник, попался, хотя он и бог окрыленный!
Разве повинен я в том, что защищаю себя?
ПРИНОШЕНИЕ ПИРРА АФИНЕ[60]60
«Приношение Пирра Афине». Войско македонского царя Антигона Гоната, состоявшее из галатов, было разбито эпирским царем Пирром в 274 г. до н. э.
[Закрыть]
В храме Итонской Афины повешены Пирром молоссом
Смелых галатов щиты. В дар их принес он, разбив
Войско царя Антигона. Дивиться ль тому? Эакиды —
С давних времен до сих пор славные всюду бойцы.
ПРИНОШЕНИЕ ТАРЕНТИНЦЕВ АФИНЕ[61]61
«Приношение тарентинцев Афине». Война тарентинцев (Южная Италия) с соседним, италийским племенем луканов происходила около 280 г. до н. э.
[Закрыть]
1
Восемь высоких щитов, восемь шлемов, нагрудников тканых,
Столько же острых секир с пятнами крови на них,
Корифасийской Афине – от павших луканов добычу —
Сын Евантеев принес, Гагнон могучий в бою.
2
Эти большие щиты от луканов, уздечки и копья,
Бьющие в оба конца, гладкие, сложены в ряд
В жертву Палладе. Тоскуют они по коням и по людям,
Но и людей и коней черная смерть унесла.
* * *
Бросив свое ремесло, посвящает Палладе-Афине
Ловкий в работе Ферид эти снаряды свои:
Гладкий, негнущийся локоть, пилу с искривленною спинкой,
Скобель блестящий, топор и перевитый бурав.
НА КИНИКА СОХАРЕЯ
Посох и пара сандалий, добытые от Сохарея,
Старого киника, здесь, о Афродита, лежат
С грязною фляжкой для масла и с полною мудрости древней
Очень дырявой сумой – или остатком сумы.
А положил их в обильном венками преддверии храма
Родон-красавец за то, что полонил мудреца.
К АФРОДИТЕ
Тайная, кротко прими в благодарность себе от скитальца,
Что по своей бедноте мог принести Леонид:
Эти лепешки на масле, хранимые долго оливы,
Свежий, недавно с ветвей сорванный фиговый плод,
Малую ветку лозы виноградной с пятком на ней ягод,
Несколько капель вина – сколько осталось на дне…
Если, богиня, меня, исцелив от болезни, избавишь
И от нужды, принесу в жертву тебе я козу.
* * *
Прочь от лачуги моей убегайте, подпольные мыши!
Вас не прокормит пустой ларь Леонида. Старик
Рад, коли есть только соль у него да два хлебца ячменных, —
Этим довольными быть нас приучили отцы.
Что же ты, лакомка, там, в уголке, понапрасну скребешься,
Крошки от ужина в нем не находя ни одной?
Брось бедняка и беги поскорее в другие жилища,
Где ты побольше себе корма добудешь, чем здесь.
ЭРИННЕ
Деву-певицу Эринну, пчелу меж певцами, в то время,
Как на лугах Пиерид ею срывались цветы,
В брачный чертог свой похитил Аид. Да, сказала ты правду,
Умная девушка, раз молвив: «Завистлив Аид».
ДИОГЕНУ
Мрачный служитель Аида, которому выпала доля
Плавать на черной ладье по ахеронтским водам,
Мне, Диогену Собаке, дай место, хотя бы и было
Тесно от мертвых на нем – этом ужасном судне.
Вся моя кладь – это сумка, да фляжка, да ветхое платье;
Есть и обол – за провоз плата умерших тебе.
Все приношу я в Аид, чем при жизни своей обладал я, —
После себя ничего я не оставил живым.
* * *
– Кто ты, лежащая здесь под этим паросским надгробьем?
– Дочь Каллитела, Праксо. – Край твой родимый? – Самос.
– Кто тебя предал земле? – Феокрит, мне бывший супругом.
– Смерти причину открой. – Роды сгубили меня.
– Сколько ты лет прожила? – Двадцать два. – Неужели бездетной?
– Нет, Каллител у меня, мальчик остался трех лет.
– Счастливо пусть он живет и старость глубокую встретит.
– Пусть же Судьба и тебе счастье дарует, о гость.
* * *
Счастливо путь соверши! Но если мятежные ветры
В пристань Аида тебя, мне по следам, низведут,
Моря сердитых валов не вини. Зачем, дерзновенный,
Снялся ты с якоря здесь, гроба презревши урок!
ЭПИТАФИЯ РЫБАКУ ФЕРИДУ
Древний годами Ферид, живший тем, что ему добывали
Верши его, рыболов, рыб достававший из нор
И неводами ловивший, а плававший лучше, чем утка,
Не был, однако, пловцом многовесельных судов,
И не Арктур погубил его вовсе,[62]62
И не Арктур погубил его вовсе… – Название звезды употреблено в смысле «опасное для плаванья время года» (поздняя осень, зима).
[Закрыть] не буря морская
Жизни лишила в конце многих десятков годов,
Но в шалаше тростниковом своем он угас, как светильник,
Что, догорев до конца, гаснет со временем сам.
Камень же этот надгробный поставлен ему не женою
И не детьми, а кружком братьев его по труду.
* * *
Молча проследуйте мимо этой могилы; страшитесь
Злую осу разбудить, что успокоилась в ней.
Ибо недавно еще Гиппонакт, и родных не щадивший,
В этой могиле смирил свой необузданный дух.
Но берегитесь его: огненосные ямбы поэта
Даже из царства теней могут вам зло причинить.
* * *
Гроба сего не приветствуй, прохожий! Его не касаясь,
Мимо спеши и не знай, кто и откуда я был.
Если ты спросишь о том, да будет гибелью путь твой;
Если ж и молча пройдешь – гибель тебе на пути!
* * *
Памятник здесь, о прохожий, смирявшего страсти Евбула.
Выпьем: у всех нас одна общая пристань – Аид.
ЭПИТАФИЯ ПЬЯНИЦЕ МАРОНИДЕ
Прах Марониды здесь, любившей выпивать
Старухи прах зарыт. И на гробу ее
Лежит знакомый всем бокал аттический;
Тоскует и в земле старуха; ей не жаль
Ни мужа, ни детей, в нужде оставленных,
А грустно оттого, что винный кубок пуст.
СКОРБЬ МАТЕРИ
Бедный Антикл! И несчастная я, что единственный сын мой
В самых цветущих летах мною был предан огню.
Ты восемнадцатилетним погиб, о дитя мое! Мне же
В горькой тоске суждено сирую старость влачить.
В темные недра Аида уйти бы мне лучше, – не рада
Я ни заре, ни лучам яркого солнца. Увы,
Бедный мой, бедный Антикл! Исцелил бы ты мне мое горе,
Если бы вместе с собой взял от живых и меня.
ЭПИТАФИЯ ФИДОНУ
Вечность была перед тем, как на свет появился ты, смертный;
В недрах Аида опять вечность пройдет над тобой.
Что ж остается для жизни твоей? Велика ль ее доля?
Точка, быть может, одна – если не меньше того.
Скупо отмерена жизнь, но и в ней не находим мы счастья;
Хуже, напротив, она, чем ненавистная смерть.
Лучше беги от нее, полной бурь, и, подобно Фидону,
Критову сыну, скорей в гавань Аида плыви.
ЗАРЫТЫМ ПРИ ДОРОГЕ
1
Кто тут зарыт на пути? Чьи злосчастные голые кости
Возле дороги лежат в полуоткрытом гробу?
Оси проезжих телег и колеса, стуча то и дело,
В лоск истирают, долбят камень могильный и гроб.
Бедный! Тебе и бока уж протерли колеса повозок,
А над тобою никто, сжалясь, слезы не прольет.
2
Кости мои обнажились, о путник! И порваны связи
Всех сочленений моих, и завалилась плита.
Черви уже показались на свет из могилы. Чего же
Дальше скрываться теперь мне под могильной землей?
Видишь – тропинку уже проложили здесь новую люди
И, не стесняясь, ногой голову топчут мою.
Но именами подземных – Аида, Гермеса и Ночи —
Я заклинаю тебя: этой тропой не ходи.
ЖЕРТВА АКУЛЫ
Похоронен и в земле я, и в море, – такой необычный
Жребий был Фарсию, мне, сыну Хармида, сужден.
В глубь Ионийского моря пришлось мне однажды спуститься,
Чтобы оттуда достать якорь, застрявший на дне.
Освободил я его и уже выплывал на поверхность,
Даже протягивать стал спутникам руки свои,
Как был настигнут внезапно огромною хищною рыбой,
И оторвала она тело до пояса мне.
Наполовину лишь труп мой холодный подобран пловцами.
А половина его хищницей взята морской.
Здесь на прибрежье зарыты останки мои, о прохожий!
В землю ж родную, увы! я не вернусь никогда.
ЖЕРТВА КРИТСКИХ ПИРАТОВ
Критяне все нечестивы, убийцы и воры морские.
Знал ли из критских мужей кто-либо совесть и честь?
Вот и меня, Тимолита несчастного, плывшего морем
С малою кладью добра, бросили в воду они.
Плачут теперь надо мною живущие на море чайки;
Здесь, под могильным холмом, нет Тимолита костей.[63]63
Если не могли найти останков погибшего, то устраивался так называемый «кенотаф», то есть могила без тела, погребенного в ней.
[Закрыть]
ЭПИТАФИЯ БЕДНЯКУ
Малого праха земли мне довольно. Высокая стела
Весом огромным своим пусть богача тяготит.
Если по смерти моей будут знать обо мне, получу ли
Пользу от этого я, сын Каллитела, Алкандр?
МОГИЛА ПАСТУХА
Вы, пастухи, одиноко на этой пустынной вершине
Вместе пасущие коз и тонкорунных овец,
В честь Персефоны подземной уважьте меня, Клитагора,
Скромный во имя Земли дружеский дар принеся.
Пусть надо мной раздается блеянье овец, среди стада
Пусть на свирели своей тихо играет пастух;
Первых весенних цветов пусть нарвет на лугу поселянин,
Чтобы могилу мою свежим украсить венком.
Пусть, наконец, кто-нибудь из пасущих поднимет рукою
Полное вымя овцы и оросит молоком
Насыпь могильную мне. Не чужда благодарность и мертвым;
Также добром за добро вам воздают и они.
* * *
Вот что, прохожий, тебе говорит сиракузянин Ортон:
«Если ты пьян, никогда в бурю и в темь не ходи.
Выпала мне эта доля. И я не на родине милой, —
Здесь я покоюсь теперь, землю чужую обняв».
* * *
Это Евстения камень, искусно читавшего лица;
Тотчас он мог по глазам помыслы все разгадать.
С честью его погребли, чужестранца, друзья на чужбине.
Тем, как он песни слагал, был он им дорог и мил.
Было заботою их, чтобы этот учитель умерший,
Будучи силами слаб, все, в чем нуждался, имел.
* * *
Девочка наша ушла, достигши лишь года седьмого,
Скрылась в Аиде она, всех обогнавши подруг.
Бедная, верно, стремилась она за малюткою братом:
В двадцать лишь месяцев он смерти жестокой вкусил.
Горе тебе, Перистерис, так много понесшей печалей!
Людям на каждом шагу горести шлет божество.
* * *
Этот камень могильный Медий, мальчик,
Здесь воздвиг у дороги фракиянке, что звалася Клитой.
Примет пусть благодарность за заботы.
Мальчик был ею вскормлен. Ее же смерть взяла до срока.
* * *
В море пускаясь, на крепость судов и больших и высоких,
Ты не надейся и знай: ветер – владыка судов.
Так и Промаха сгубил лишь ветер, и бурные волны,
Гребни высоко взметнув, хлынули внутрь корабля.
Все же Промаха судьба оказалась не столь злополучной:
Был он в земле погребен с жертвами должными. Всё
Это свершили родные, когда разъяренное море
Бросило тело его на расстилавшийся брег.
ТЕЛЛЕНУ
Эта могила Теллена. Под насыпью малою старец,
Первый умевший слагать песни смешные, лежит.
ЭПИТАФИЯ ТКАЧИХЕ
Часто и вечером поздним и утром ткачиха Платфида
Сон отгоняла от глаз, бодро с нуждою борясь.
С веретеном, своим другом, в руке иль за прялкою сидя,
Песни певала она, хоть и седа уж была.
Или за ткацким станком вплоть до самой зари суетилась,
Делу Афины служа, с помощью нежных Харит;
Иль на колене худом исхудалой рукою, бедняга,
Нитку сучила в уток. Восемь десятков годов
Прожила ткавшая так хорошо и искусно Платфида,
Прежде чем в путь отошла по ахеронтским волнам.
СМЕРТЬ СТАРОГО ГОРГА
«Как виноград на тычину, на этот свой посох дорожный
Я опираюсь. В Аид Смерть призывает меня.
Зова послушайся, Горг! Что за счастие лишних три года
Или четыре еще солнечным греться теплом?»
Так говорил, не тщеславясь, старик – и сложил с себя бремя
Долгих годов, и ушел в пройденный многими путь.
* * *
Не подвергай себя, смертный, невзгодам скитальческой жизни,
Вечно один на другой переменяя края.
Не подвергайся невзгодам скитанья, хотя бы и пусто
Было жилище твое, скуп на тепло твой очаг,
Хоть бы и скуден был хлеб твой ячменный, мука не из важных,
Тесто месилось рукой в камне долбленом, хотя б
К хлебу за трапезой бедной приправой единственной были
Тмин да полей у тебя, да горьковатая соль.
ГОМЕРУ
Звезды и даже Селены божественный лик затмевает
Огненный Гелий собой, правя по небу свой путь.
Так и толпа песнопевцев бледнеет, Гомер, пред тобою,
Самым блестящим огнем между светилами Муз.
КОЗЕЛ И ВИНОГРАД
Козий супруг, бородатый козел, забредя в виноградник,
Все до одной ощипал нежные ветви лозы.
Вдруг из земли ему голос послышался: «Режь, окаянный,
Режь челюстями и рви мой плодоносный побег!
Корень, сидящий в земле, даст по-прежнему сладостный нектар,
Чтоб возлиянье, козел, сделать над трупом твоим».
АФРОДИТА В СПАРТЕ
Молвил однажды Киприде Еврот: «Одевайся в доспехи
Или из Спарты уйди! – бредит наш город войной».
Но, усмехнувшись, сказала она: «Как была безоружной,
Так и останусь, а жить все-таки в Спарте хочу».
Нет у Киприды доспехов; бесстыдники лишь утверждают,
Не знатоки, будто здесь ходит богиня в броне.
* * *
Не изваял меня Мирон, неправда, – пригнавши из стада,
Где я паслась, привязал к каменной базе меня.
ПРИЗЫВ ПРИАПА
Время отправиться в путь! Прилетела уже щебетунья
Ласточка; мягко опять западный ветер подул,
Снова луга зацвели, и уже успокоилось море,
Что под дыханием бурь волны вздымало свои.
Пусть же поднимут пловцы якоря и отвяжут канаты,
Пусть отплывает ладья, все паруса распустив!
Так я напутствую вас, Приап, охраняющий пристань.
Смело с товаром своим в путь отправляйся, пловец!
«АФРОДИТА АНАДИОМЕНА» АПЕЛЛЕСА
Киприду, вставшую сейчас из лона вод
И мокрую еще от пены, Апеллес
Не написал здесь, нет! – воспроизвел живой,
Во всей ее пленительной красе. Смотри:
Вот руки подняла, чтоб выжать волосы,
И взор уже сверкает страстью нежною,
И – знак расцвета – грудь кругла, как яблоко.
Афина и жена Кронида говорят:
«О Зевс, побеждены мы будем в споре с ней».
«ЭРОТ» ПРАКСИТЕЛЯ
В Феспиях чтут одного лишь Эрота, дитя Афродиты,
И признают только тот образ Эрота, в каком
Бога познал сам Пракситель, в каком его видел у Фрины,
И, изваяв, ей как дань собственной страсти поднес.
АНАКРЕОНТУ
Смотри, как от вина старик шатается
Анакреонт, как плащ, спустясь к ногам его,
Волочится. Цела одна сандалия,
Другой уж нет. Но все еще на лире он
Играет и поет, все восхваляет он
Бафилла иль, красавец Мегистей, тебя…
Храни его, о Вакх, чтоб не упал старик.
ДОРОГА В АИД
Дорогой, что в Аид ведет, спокойно ты
Иди! Не тяжела она для путника
И не извилиста ничуть, не сбивчива,
А так пряма, ровна и так полога вся,
Что, и закрыв глаза, легко пройдешь по ней.
АВТОЭПИТАФИЯ
От Италийской земли и родного Тарента далеко
Здесь я лежу, и судьба горше мне эта, чем смерть.
Жизнь безотрадна скитальцам. Но Музы меня возлюбили
И за печали мои дали мне сладостный дар.
И не заглохнет уже Леонидово имя, но всюду,
Милостью Муз, обо мне распространится молва.
ТИМОН ФЛИУНТСКИЙ
Есть для любви и для брака пора, и пора для покоя.
МНАСАЛК
Край свой родной от позорных цепей избавляя, покрылись
Прахом могильным они, но через то обрели
Доблести славу большую. Пускай же за родину будет
Каждый из граждан готов, глядя на них, умереть.
ФЕОДОРИД
В бурных волнах я погиб, но ты плыви без боязни!
Море, меня поглотив, в пристань других принесло.
ДИОСКОРИД
Сводят с ума меня губы речистые, алые губы,
Сладостный сердцу порог дышащих нектаром уст;
Взоры бросающих искры очей под густыми бровями,
Жгучие взоры – силки, сети для наших сердец;
Мягкие, полные формы красиво изваянной груди,
Что услаждают наш глаз больше, чем почки цветов…
Но для чего мне собакам показывать кости? Наукой
Служит Мидасов камыш[64]64
Мидасов камыш – камыш, выдавший своим шелестом тайну царя Мидаса – ослиные уши, которыми наказал его Аполлон за то, что Мидас принял сторону Пана во время состязания последнего с Аполлоном. Пан играл на свирели, Аполлон – на кифаре. Победа была присуждена Аполлону.
[Закрыть] тем, чей несдержан язык.
* * *
ЭПИТАФИЯ РАБУ
Раб я, лидиец. Но ты, господин мой, в могиле почетной
Дядьку Тиманфа велел похоронить своего.
Долгие годы живи беспечально, когда же, состарясь,
В землю ко мне ты сойдешь, – знай: и в Аиде я твой.
ЭПИТАФИЯ АНАКРЕОНТУ
Ты, кто до мозга костей извелся от страсти к Смердису,
Каждой пирушки глава и кутежей до зари,
Музам приятен ты был и недавно еще о Бафилле,
Сидя над чашей своей, частые слезы ронял.
Даже ручьи для тебя изливаются винною влагой,
И от бессмертных богов нектар струится тебе.
Сад предлагает тебе влюбленные в вечер фиалки,
Дарит и сладостный мирт, вскормленный чистой росой, —
Чтоб, опьяненный, и в царстве Деметры ты вел хороводы,
Томно рукою обвив стан Эврипилы златой.
СОФОКЛУ[66]66
«Софоклу». С прохожими здесь говорит сатир, стоящий на могиле и держащий в руках трагическую маску одной из героинь Софокла.
[Закрыть]
– Это могила Софокла. Ее, посвященный в искусство,
Сам я от Муз получил и как святыню храню.
Он, когда я подвизался еще на флиунтском помосте,[67]67
Флиунтский помост – очевидно, театр города Флиунта (близ Сикиона в Пелопоннесе). Сам город, расположенный на равнине, окруженной горами, также напоминал театр.
[Закрыть]
Мне, деревянному, дал золотом блещущий вид;
Тонкой меня багряницей одел. И с тех пор, как он умер,
Здесь отдыхает моя легкая в пляске нога.
– Счастлив ты, здесь находясь. Но скажи мне, какую ты маску
Стриженой девы в руке держишь. Откуда она?
– Хочешь, зови Антигоной ее иль, пожалуй, Электрой, —
Не ошибешься: равно обе прекрасны они.
О СПАРТАНЦАХ
1
Мертвым внесли на щите Фрасибула в родную Питану.
Семь от аргивских мечей ран получил он в бою.
Все на груди были раны. И труп окровавленный сына
Тинних-старик на костер сам положил и сказал:
«Пусть малодушные плачут, тебя же без слез хороню я,
Сын мой. Не только ведь мой – Лакедемона ты сын».
2
Восемь послала на битву с врагом сыновей Деменета, —
Всех под одною плитой похоронить ей пришлось.
И не лила она слез, сокрушаясь, а только сказала:
«Этих детей своих я, Спарта, тебе родила».
ЭПИТАФИЯ ФЕСПИДУ
Я – тот Феспид, что впервые дал форму трагической песне,
Новых Харит приведя на празднество поселян
В дни, когда хоры водил еще Вакх, а наградой за игры
Были козел да плодов фиговых короб. Теперь
Преобразуется все молодежью. Времен бесконечность
Много другого внесет. Но что мое, то мое.
ЭСХИЛУ
То, что Феспид изобрел – и сельские игры, и хоры, —
Все это сделал полней и совершенней Эсхил.
Не были тонкой ручною работой стихи его песен,
Но, как лесные ручьи, бурно стремились они.
Вид изменил он и сцены самой. О, поистине был ты
Кем-то из полубогов, все превозмогший певец!
СОСИФЕЮ[68]68
«Сосифею». Могилу Софокла, вероятно, украшала статуя трагического актера (по другой версии – сатира с маской одной из героинь трагедий Софокла). Заслуга Сосифея заключается в том, что он восстановил «сатировскую драму». Поэтому на его могиле и стоит «краснобородый плясун», то есть сатир.
[Закрыть]
Как охраняет один из собратьев останки Софокла
В городе самом, так я, краснобородый плясун,
Прах Сосифея храню. Ибо с честью, клянусь я флиунтским
Хором сатиров, носил плющ[69]69
Плющ – награда победителю на драматических состязаниях.
[Закрыть] этот муж на себе.
Он побудил и меня, уж привыкшего к новшествам разным,
Родину вспомнить мою, к старому вновь возвратясь.
Снова и мужеский ритм он нашел для дорической Музы,
И под возвышенный тон песен охотно теперь,
Тирс потрясая рукою, пляшу я в театре, который
Смелою мыслью своей так обновил Сосифей.
МАХОНУ
Пыль, разносимая ветром, посей на могиле Махона
Комедографа живой, любящий подвиги плющ.
Не бесполезного трутня скрывает земля, но искусства
Старого доблестный сын в этой могиле лежит.
И говорит он: «О город Кекропа! Порой и на Ниле[70]70
Город Кекропа – Афины. Порой и на Ниле – то есть в Александрии, где жил Махон. Эпитафия эта находилась на его могиле.
[Закрыть]
Также приятный для Муз, пряный растет тимиан».
ЖАЛОБА АКТЕРА
Аристагор исполнял роль Галла, а я Теменидов
Войнолюбивых играл, много труда приложив.
Он с похвалами ушел, Гирнефо же несчастную дружным
Треском кроталов, увы, зрители выгнали вон.
Сгиньте в огне вы, деянья героев. Невеждам в искусстве
Жавронка голос милей, чем лебединая песнь.
ДАМАГЕТ
ПАВШИМ АХЕЙЦАМ[71]71
«Павшим ахейцам». Автор этих двух эпиграмм был на стороне ахейцев в войне Ахейского и Этолийского союзов (220–217 гг. до н. э.).
[Закрыть]
1
Землю отцов защищая, в лихой с этолийцами битве
Пал, не успев возмужать, также и ты, о Махат.
Да ведь и трудно представить себе, чтоб теперь из ахейцев
Кто-нибудь, будучи храбр, дожил до белых волос.
2
Щит свой поднявши на помощь Амбракии, сын Феопомпа,
Аристагор предпочел бегству постыдному смерть.
Не удивляйся тому: ведь дорийскому мужу не гибель
Жизни его молодой – гибель отчизны страшна.
ПОСВЯЩЕНИЕ АРТЕМИДЕ
О Артемида, богиня, что лук и каленые стрелы
Долей избрала своей, прядь завитую волос
В храме твоем благовонном оставила в дар Арсиноя,
Дочь Птолемея, тебе, – дивных кудрей своих прядь.
РИАН
В храме Кибелы служа, Ахрилида фригиянка часто
Кудри средь ярких огней в нем распускала свои,
Часто бывали слышны ее низкого голоса звуки
В хоре крикливых жрецов гордой богини. Теперь,
Отдых давая ретивой ноге от неистовой пляски,
Волосы здесь у дверей в дар положила она.
ЮНОШЕ
Юношей славный питомник Трезена; последнего даже
Меж сыновьями ее было б не грех похвалить.
А красота Эмпедокла блестит между ними, как роза,
Что затмевает весной все остальные цветы.
АЛКЕЙ МЕССЕНСКИЙ
ГЕСИОДУ
В роще тенистой, в Локриде, нашедшие труп Гесиода
Нимфы омыли его чистой водой родников
И, схоронив его, камень воздвигли. Потом оросили
Землю над ним пастухи, пасшие коз, молоком
С примесью меда – за то, что, как мед, были сладостны песни
Старца, который вкусил влаги парнасских ключей.
НА СМЕРТЬ КИФАРЕДА ПИЛАДА
Вся, о Пилад, по тебе, отошедшем, рыдает Эллада
И коротко волоса в горе остригла себе.
Сам Аполлон, ни по ком не стригущий кудрей, свои лавры
Снял с головы, чтоб певца как подобает почтить.
Плакали Музы; Асоп задержал свои быстрые воды,
Из многочисленных уст жалобный крик услыхав.
В доме же Вакха тотчас прекратилась веселая пляска,
После того как в Аид ты безвозвратно ушел.
НА ФИЛИППА МАКЕДОНСКОГО
Сдаться заставил Филипп и высокие стены Макина;
Зевс Олимпиец, закрой медные двери богов!
Скипетр Филиппа успел подчинить себе землю и море,
И остается ему путь лишь один – на Олимп.
*[72]72
«Без похорон и без слез…» Речь идет о поражении Филиппа Македонского, которое он потерпел в 197 г. до н. э. в битве при Киноскефалах от римского полководца Тита Квинтия Фламинина. Число убитых македонцев («три мириады» – тридцать тысяч) несомненно преувеличено.
[Закрыть]
Без похорон и без слез, о прохожий, на этом кургане
Мы, фессалийцы, лежим – три мириады борцов, —
Пав от меча этолийцев или латинян, которых
Тит за собою привел из Италийской земли.
Тяжко Эмафии горе; а дух дерзновенный Филиппа
В бегство пустился меж тем, лани проворной быстрей.
*[73]73
«Не одного лишь тебя…» Намек на схватку лапифов с кентаврами на свадьбе у лапифа Пирифоя. Упившийся кентавр Евритион пытался похитить невесту, а остальные кентавры – других женщин. Побоище окончилось поражением кентавров.
[Закрыть]
Не одного лишь тебя, – и кентавра вино погубило,
О Эпикрат! От вина юный наш Каллий погиб.
Винным Хароном совсем уже стал одноглазый.[74]74
Одноглазый – Филипп III Македонский. Прозвище «одноглазого» дано было Филиппу I, но из этой эпиграммы Алкея можно заключить, что и Филипп III был кривым.
[Закрыть] Послал бы
Ты из Аида скорей кубок такой же ему.
НА ТИТА ФЛАМИНИНА
Некогда Ксеркс приводил на Элладу персидское войско,
И из Италии Тит войско с собою привел.
Но если первый стремился ярмо наложить на Европу, —
Освободить от ярма хочет Элладу второй.
* * *
Я ненавижу Эрота. Людей ненавистник, зачем он,
Зверя не трогая, мне в сердце пускает стрелу?
Дальше-то что? Если бог уничтожит вконец человека,
Разве награда ему будет за это дана?
