Греческая эпиграмма
Текст книги "Греческая эпиграмма"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанры:
Античная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
ПАЛЛАД
Вместо быка и взамен золотого подарка Исиде,
Ей, умастив, принесла кудри Памфилион в дар.
Радость богине от них, и не меньшая, чем Аполлону
Радость была от даров, присланных Крезом ему.
* * *
Дивное лезвие, ты преисполнено счастья: Памфила
Волосы срезав тобой, их посвятила богам.
И не людьми изготовлено ты, но у печи Гефеста,
Молот подняв золотой, с яркой повязкой своей
На голове – мы здесь говорим по слову Гомера, —
Сделала Прелесть сама ловкой рукою тебя.
*[138]138
«Гессий не умер…»Гессий, о котором идет речь в эпиграмме – египтянин, современник Паллада, находившийся на императорской службе и казненный за пристрастие к оракулам и волшебству.
[Закрыть]
Гессий не умер, повержен богинею Мойрой; напротив,
Сам он своею рукой Мойру низвергнул в Аид.
* * *
Брюхо бесстыдное я пристыдил суровою речью.
Мнил воздержаньем унять чрево в нелегкой борьбе;
Если ж моя голова поставлена выше желудка,
Разве не справиться ей с тем, что пониже ее?
* * *
Дикою грушей была я. Ты сделал меня ароматной,
Ветку привив, и тебе я возвращаю твой дар.
НА ЖЕНЩИН
1[139]139
«На женщин» (1).За похищение огня – за то, что Прометей похитил огонь у Зевса и отдал его людям. Под облаками висела… – намек на «Илиаду» (XV, 18 сл.):
Или забыла, как с неба висела? как две навязал яНа ноги наковальни, а на руки набросил златуюВервь неразрывную? (Перевел Н. Гнедич.)
[Закрыть]
Женщина – гнев божества, воздаянье злосчастное людям;
За похищенье огня нам «подарили» ее.
Мужа сжигает заботой и горем его иссушает,
Юности тотчас она скорую старость несет.
Даже и Зевс не живет без тревог с златотронною Герой:
Он с олимпийских высот часто ее низвергал;
Под облаками висела, качаясь: известен Гомеру
Был на супругу свою Зевса великого гнев.
Так никогда и не может жена не ссориться с мужем,
Пусть хоть в чертоге златом с ним сочеталась она.
2
Мудрый Гомер говорил, что любая из женщин негодна:
Пусть целомудренна, пусть шлюха – но пагубны все.
Ведь из-за блуда Елены мужеубийство возникло,
А Пенелопы была верность причиной убийств.
Да, из-за женщины лишь была создана «Илиада»,
И «Одиссеи» виной лишь Пенелопа была.
3
Зевс отплатил огнем за огонь, дав нам в спутники женщин,
Лучше бы не было их вовсе – ни жен, ни огня!
Пламя хоть гасится скоро, а женщина – неугасимый,
Жгучий, дающий всегда новые вспышки огонь.
4
Женщина – горечь; но есть два добрых часа в ее жизни:
Брачного ложа один, смертного ложа другой.
* * *
Я продаю Каллимаха и Пиндара также, и с ними
Все падежи продаю, в бедность злосчастную впав.
Ибо кормилец мой – «синтаксис» весь Дорофеем разрушен;
Я сомневаюсь, – найду ль завтра еду и питье?
Ты же, мой друг, за меня соверши божеству приношенья,
Чтобы не кончить мне жизнь в тяжких цепях нищеты.
* * *
Ты пригласил меня, ритор. Хотя опоздал я к обеду,
Честь я с собою унес, сделавшись другом твоим,
Большим, чем был: не в еде для души наслажденье – в почете;
Если окажешь ей честь, этим она и сыта.
* * *
Как погляжу, на свете извратилось все;
Несчастным стало счастье на глазах у нас.
* * *
Тантал не ел ничего. Ведь плоды на трепещущих ветках
Вверх убегали тотчас, выше его головы.
Пищи лишенный, не мог он и жажду испытывать. Если б
Даже и смоквы плодов спелых и сочных поел,
И чернослива лесного, и яблок, – бесплотные тени
Могут ли там от плодов жажду земную терпеть?
Мы же едим, если нас пригласят, только пряную пищу:
Перепелов и сыры, жирных соленых гусей,
Дичь и телятину, – все запивая одним лишь бокалом.
Значит, страдаем мы все, Тантал, не меньше тебя.
* * *
«Нет, – говорил Одиссей, – ничего драгоценней отчизны»,
Ибо на острове он Кирки не ел пирога.
Стоило б только хоть пар от него исходящий увидеть,
Даже и десять тогда он бы забыл Пенелоп.
ИПАТИИ
Когда ты предо мной и слышу речь твою,
Благоговейно взор в обитель чистых звезд
Я возношу, – так все в тебе, Ипатия,
Небесно – и дела, и красота речей,
И чистый, как звезда, науки мудрой свет.
НА СТАТУЮ ГЕРАКЛА, ОПРОКИНУТУЮ ХРИСТИАНАМИ[140]140
«На статую Геракла, опрокинутую христианами». Геракл назван трехлунным, как плод длившейся три ночи связи Зевса с Алкменой.
[Закрыть]
Медного Зевсова сына, которому прежде молились,
Видел поверженным я на перекрестке дорог
И в изумленье сказал: «О трехлунный, защитник от бедствий,
Непобедимый досель, в прахе лежишь ты теперь!»
Ночью явился мне бог и в ответ произнес, улыбаясь:
«Времени силу и мне, богу, пришлось испытать».
* * *
Коль кто-нибудь желает светлым видеть день,
С тобою встретясь, светлый день узнает он.
Но если он захочет в горе быть, тогда,
С тобой не встретясь, черный он узнает день.
НА СТАТУИ БОГОВ, ПЕРЕНЕСЕННЫЕ ДЛЯ ХРИСТИАНСКОГО КУЛЬТА В ДОМ НЕКОЕЙ МАРИНЫ
Став христианами, боги, владельцы чертогов Олимпа,
Здесь обитают теперь невредимыми, ибо отныне
Не предают их огню плавильня и мех поддувальный.
* * *
Медник сделал Эрота, и сделал его наподобье
Сковороды: ведь она также способна сжигать.
* * *
Право, уменье молчать у смертных – великая мудрость.
Мог бы и сам Пифагор эти слова подтвердить.
Зная искусство речей, других обучал он молчанью,
Верное средство найдя против волнений людских.
* * *
Пей молчаливо и ешь. Ведь в страданьях не следует чревом
О мертвеце горевать, – так и Гомер говорил.
Даже Ниобу, двенадцать детей схоронившую сразу,
Мысль о еде отвлекла от размышлений о них.
* * *
Пусть проклянет божество и желудок и пищу желудка!
Это по их лишь вине гибнет умеренность в нас.
* * *
Прочь от богатых, бесстыдных, домашних тиранов бегите:
Бедность – стыдливости мать – не переносят они.
* * *
Ночи проходят, и мы ежедневно рождаемся снова:
Прошлые дни никакой прибыли нам не дают.
День, миновавший вчера, для нас пропадает бесследно,
И начинаем опять жизнь мы сегодняшним днем.
Не называй же, старик, никогда ты себя многолетним:
Нет на сегодня того, что миновало вчера.
* * *
Жизнь человека – игрушка Судьбы, горька и несчастна,
Между богатством она и нищетою бредет.
Этих, принизив сначала, возносит Судьба, а другие
Вниз с высоты облаков сводятся ею в Аид.
ГРЕКАМ
1
Не умерли ль уже мы, греки, и влачим,
Несчастные, давно лишь призрачную жизнь,
Действительностью сон воображая свой?
Иль мы живем, когда жизнь умерла сама?
2
О худшее из зол – зло зависти, вражда
К любимцам божества, счастливым меж людьми!
Безумцы, ею так ослеплены мы все,
Так в рабство глупости спешим отдать себя!
Мы, эллины, лежим, во прах повержены
И возложив свои надежды мертвые
На мертвецов. Так все извращено теперь.
* * *
Всех нас готовят для смерти и кормят для смерти, как будто
Мы – это стадо свиней, годное лишь на убой.
* * *
Пускай не щедро я, но все-таки кормлю
Детей, жену, раба, и птиц, и даже пса;
И лживым нет льстецам дороги в дом ко мне.
* * *
Лучше спокойно стерпеть даже самую тяжкую долю,
Чем богачей-гордецов спесь и надменность сносить.
* * *
Я ненавижу того, кто по самой натуре двуличен,
Кто на словах лишь хорош, а по поступкам – злодей.
* * *
Может всякий невежда сойти за премудрого, если
Речи скрывает свои, словно постыдный недуг.
НА ГРАММАТИКУ
1
Книги, орудия Муз, причинившие столько мучений,
Распродаю я, решив переменить ремесло.
Музы, прощайте! Словесность, я должен расстаться с тобою, —
Иначе синтаксис твой скоро уморит меня.
2[141]141
«На грамматику» (2).Целый пентастих проклятий – первые пять стихов «Илиады», с которой начиналось изучение грамматики в школах:
Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:Многие души могучие славных героев низринулВ мрачный Аид, и самих распростер их в корысть плотояднымПтицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля). (Перевел Н. Гнедич.)
[Закрыть]
Целый пентастих проклятий грамматике служит началом:
В первом стихе его – гнев; гибельный гнев – во втором,
Где говорится еще и о тысячах бедствий ахейцев;
Многие души в Аид сводятся – в третьем стихе;
Пищей становятся псов плотоядных герои – в четвертом;
В пятом стихе, наконец, – птицы и гневный Кронид.
Как же грамматику тут, после всех этих страшных проклятий,
После пяти падежей, бедствий больших не иметь?
3
С Гибельным Гневом связался, несчастный, я брачным союзом;
С Гнева начало ведет также наука моя.
Горе мне, горе! Терплю от двойной неизбежности гнева —
И от грамматики я, и от сварливой жены.
* * *
Чужд я надежде, не грежу о счастье; последний остаток
Самообмана исчез. В пристань вошел я давно.
Беден мой дом, но свобода под кровом моим обитает,
И от богатства обид бедность не терпит моя.
* * *
Солнце – наш бог лучезарный. Но, если б лучами своими
Нас оскорбляло оно, – я бы не принял лучей.
* * *
Полон опасностей путь нашей жизни. Застигнуты бурей,
Часто крушенье в пути терпим мы хуже пловцов.
Случай – наш кормчий, и в жизни, его произволу подвластны,
Мы, как по морю, плывем, сами не зная куда.
Ветром попутным одни, а другие противным гонимы,
Все мы одну наконец пристань находим – в земле.
* * *
Наг я на землю пришел, и нагим же сойду я под землю.
Стоит ли многих трудов этот конец мой нагой?
* * *
С плачем родился я, с плачем умру; и в течение целой
Жизни своей я встречал слезы на каждом шагу.
О человеческий род многослезный, бессильный и жалкий,
Властно влекомый к земле и обращаемый в прах!
* * *
Сцена и шутка – вся жизнь. Потому – иль умей веселиться,
Бремя заботы стряхнув, или печали неси.
* * *
Много тяжелых мучений несет ожидание смерти;
Смерть же, напротив, дарит освобожденье от мук.
А потому не печалься о том, кто уходит от жизни, —
Не существует болей, переживающих смерть.
* * *
Золото, пища льстецов, порожденье заботы и горя!
И обладать тобой – страх, и не иметь тебя – грусть!
* * *
«Злого и свиньи кусают», – гласит поговорка. Однако
Правильней, кажется мне, было б иначе сказать:
Добрых и тихих людей даже свиньи кусают, а злого,
Верь, не укусит и змей, – сам он боится его.
* * *
Мне кажется порой и бог философом,
Который не сейчас казнит хулителей,
А медлит, но больней зато впоследствии
Наказывает их, несчастных, за грехи.
* * *
Спал, говорят, под стеной обветшалой однажды убийца,
Но, появившись во сне ночью, Серапис ему
В предупрежденье сказал: «Где лежишь ты, несчастный? Немедля
Встань и другое себе место найди для спанья».
Спавший проснулся, скорей отбежал от стены, и тотчас же,
Ветхая, наземь она с треском упала за ним.
Радостно утром принес в благодарность он жертву бессмертным,
Думая: видно, и нас, грешников, милует бог.
Ночью, однако, опять ему снился Серапис и молвил:
«Воображаешь, глупец, будто пекусь я о злых?
Не дал тебе я вчера умереть безболезненной смертью,
Но через это, злодей, ты не минуешь креста».
ЗАСТОЛЬНЫЕ
1
Дай мне вина, чтобы Вакх отогнал от меня все заботы
И отогрел бы опять сердце остывшее мне!
2
В этом вся жизнь. В наслаждении жизнь. Отойдите, заботы!
Смертного жребий не долог. Сегодня – дары Диониса,
Хоры, венки из цветов и женщины с нами. Сегодня
Пользуйся благами всеми. А завтрашний день неизвестен.
* * *
Женщины дразнят меня стариком и советуют даже,
К зеркалу взор обратив, жизни останки узреть.
Белые будь у меня или черные волосы – это
Мне безразлично теперь: я уж к закату иду.
Но благовонною мазью, венками из листьев прекрасных,
Бромием прочь я гоню множество тяжких забот.
* * *
Всем суждено умереть, и никто предсказать не сумеет
Даже на завтрашний день, будет ли жив человек.
Ясно все это поняв, человек, веселись беззаботно,
Бромия крепко держа – смерти забвенье – в руках;
И наслаждайся любовью, ведь жизнь у тебя однодневна.
Прочие тяготы все я оставляю Судьбе.
* * *
Остолбенел я, увидев ритора Мавра: слоновый
Хобот, по фунту губа, голос – убийственный рев.
НА АКТЕРОВ
1
Мемфис курносый играл в пантомиме Ниобу и Дафну.
Деревом Дафна его, камнем Ниоба была.
2
Комику Павлу приснился Менандр и сказал: «Никакого
Зла я не сделал тебе. Что ж ты бесславишь меня?»
НА ХИРУРГА
Лучше на суд Гегемону, казнящему смертью злодеев,
Отданным быть, чем тебе в руки, Геннадий, попасть:
Тот, по закону карая, разбойникам головы рубит,
Ты же, невинных губя, с них еще плату берешь.
НА УЧЕНОГО ВРАЧА МАГНА
Магн опустился в Аид. И в смятенье владыка Аида
Молвил: «Пришел он затем, чтоб воскресить мертвецов».
НА МЕНЯЛУ
Некто все пальцы пустил в работу, на счетах считая,
Но неожиданно смерть с ним свои счеты свела.
Счеты живут и теперь, но душа их живая – хозяин —
Уж не считает на них, с жизнью окончив расчет.
* * *
Что пользы граду в том, что пишешь ты стихи,
Беря такие деньги за хулу и ямб
Продать всегда готовый, как торгаш елей?
* * *
Ты оскорбляешь меня. Все стерплю и терзаться не стану:
Кто оскорбляет других, злобой наказан своей.
* * *
Как ты болтлив, человек, а ведь скоро ты ляжешь в могилу.
Лучше молчи и, живя, думай о близком конце.
* * *
Нет, не меня оскорбил ты, а бедность мою. Если б даже
Нищим был Зевс на земле, он бы обиды терпел.
* * *
Если я беден, что ж делать? Невинного что презираешь?
В этом виновен не я; это – ошибка Судьбы.
* * *
Александрию покинув, ты двинулась в Антиохию.
После Сирийской земли мчишься в Италию ты;
Мужа-вельможу тебе не поймать! Ведь из города в город
Скачешь без устали ты, тщетно гонясь за мечтой.
* * *
Сын у тебя Эрот, супруга твоя – Афродита.
Не без причины, кузнец, ты и хромаешь еще.
* * *
Мне подарили осла. Ленивый, он все упирался.
Будет в дороге стоять тот, кто отправился с ним.
Медленность – матерь его, а сам он – сонливость и мука.
Если ж его повернуть, первым помчится назад.
* * *
Клялся я тысячи раз, что не буду писать эпиграммы:
Ими я злобу к себе многих глупцов возбудил,
Но Пантагата едва пафлагонскую рожу завижу, —
И не могу побороть страсть к эпиграммам в себе.
* * *
Да, восхвалять – хорошо, а злословье вражду вызывает;
Но ведь злословье само это – «аттический мед».
* * *
Как, расскажи мне, измеришь ты мир и пределы земные:
Малое тело твое – только частица земли.
Прежде себя охвати и себя самого ты постигни;
Сможешь исчислить тогда, как беспредельна земля.
Если ж не можешь измерить и бренности малого тела,
Как же сумеешь познать меру безмерности ты?!
* * *
Ты говоришь: «Я все знаю». Но все твою видят незрелость.
Пробуешь все – своего ж нет ничего у тебя.
* * *
Сын и родитель вступить в состязанье решили друг с другом,
Кто поскорее из них сможет богатство проесть.
Так и проели они до конца все богатство. Осталось
Им напоследок одно – это друг друга сожрать.
НА ПОЭТА – ИГРОКА В КОСТИ[142]142
«На поэта – игрока в кости».Таблиопа (по аналогии с Каллиопа) – покровительница игры в кости (табла – игральная доска).
[Закрыть]
Есть у поэтов, служителей Муз, Каллиопа богиня.
Ну, а богиню твою все Таблиопой зовут.
*[143]143
«Нет, не под силу терпеть…»Андромаха буквально значит «воюющая с мужем». Авзонийский закон – закон императора Константина о разводах, подтвержденный императором Феодосием.
[Закрыть]
Нет, не под силу терпеть ни грамматику мне, ни супругу:
Толку в грамматике нет, несправедлива жена.
Злая кончина и гибельный рок породили обеих.
Пусть от грамматики я, хоть и с трудом, убежал,
Но не могу я оставить супругу свою Андромаху:
Брачный мешает контракт и Авзонийский закон.
НА МОНАХОВ[144]144
«На монахов».Монах буквально означает «одинокий», «уединенно живущий».
[Закрыть]
Если зовутся они «одинокими», что ж их так много?
Где одиночество тут, в этой огромной толпе?
* * *
Эта любовь твоя – ложь, да и любишь-то ты поневоле.
Большей неверности нет, нежели так полюбить.
* * *
Нику печальную некто вчера в нашем городе видя,
Молвил: «Богиня, скажи, что приключилось с тобой?»
Сетуя громко, она, и судей кляня, отвечала:
«Ныне Патрикию я – ты лишь не знал – отдана».
Ника и та загрустила: ее против правил Патрикий
Взял на лету, как моряк ветер попутный берет.
НА СКУПОГО
В сутки обедают раз. Но когда Саламин угощает,
Мы, возвращаясь домой, снова садимся за стол.
КЛАВДИАН
О, защити меня, Феб: и тебя, стреловержец, бывало,
Часто Эрот поражал быстрой стрелою своей.
КИР
Лучше б лохматых овец завещал мне пасти мой родитель,[145]145
«Лучше б лохматых овец…» Смысл эпиграммы: участь пастуха лучше участи непризнанного поэта. Эта мысль навеяна, очевидно, опалой и изгнанием поэта, который ранее был консулом и пользовался влиянием при дворе Феодосия Младшего.
[Закрыть]
Чтобы, под вязом тенистым иль камнем каким-нибудь сидя,
Я на свирели играл и игрой услаждал свое горе…
О Пиериды, покинем богато построенный город,
Родину сыщем другую себе и поведаем миру
Громко о том мы, как трутни зловредные пчел погубили.
НА ПРЕКРАСНЫЕ БАНИ
Вместе с Харитами здесь и сыном, бросающим стрелы,
Мылась Киприда, и в дар баням их прелесть дала.
ФЕОСЕВИЯ
НА СМЕРТЬ ВРАЧА АВЛАВИЯ
В горе три раза была Медицина: впервые остригла
По Гиппократе себе она кудри, затем по Галене;
Ныне ж она проливает над гробом Авлавия слезы,
Людям стыдясь на глаза после смерти его показаться.
АПОЛЛИНАРИЙ
Если бранишь за глаза, ты этим меня не обидишь;
Если же хвалишь в глаза, не забывай свою брань.
МАРИАН СХОЛАСТИК
ГОРЯЧИЙ КЛЮЧ
Здесь под навесом платанов однажды Эрот утомленный
Сладким покоился сном, нимфам свой факел отдав.
Нимфы сказали друг дружке: «Что медлим? Погасим скорее
Факел, а с ним и огонь, смертным палящий сердца!»
Пламя, однако, и воды зажгло. И купальщикам нимфы
Эротиады с тех пор воду горячую льют.
ПРЕДМЕСТЬЕ АМАСИИ
Да, хороша эта роща Эрота, где нежным дыханьем
Стройных деревьев листву тихо колышет Зефир,
Где, освеженная влагой, цветами вся блещет поляна,
Радуя глаз красотой свитых с фиалками роз,
И из тройных, друг над другом лежащих сосков на поляну
Льет водяную струю нимфы-красавицы грудь.
Там, под тенистою кущей деревьев течет седовласый
Ирис, – там гамадриад пышноволосых приют.
Здесь же, в саду зеленеют плоды маслянистой оливы,
Зреет на солнце везде в гроздьях больших виноград.
А соловьи распевают вокруг, и в ответ им цикады
Мерно выводят свою звонкопевучую трель.
Гостеприимное место открыто для путника, – мимо
Не проходи, а возьми в дар от него что-нибудь.
ЮЛИАН ЕГИПЕТСКИЙ
[146]146
Гиппарх (префект) Египта при Юстиниане Великом. Его 70 эпиграмм касаются главным образом современных писателю событий.
[Закрыть]
С помощью нежной красы Лаида себе подчинила
Грецию ту, что смогла гордых мидян победить.
Старость одна сокрушила Лаиду, и ныне Киприде
Зеркало дарит она, милое лишь молодым.
Старости истинный облик Лаида страшится увидеть.
И ненавистно теперь ей отраженье седин.
НА АНАКРЕОНТА
1
Часто певал я о том и взывать еще буду из гроба:
Пейте, покуда вас всех прах не оденет земной!
2
– Выпив немало вина, ты скончался. – Но я насладился.
Ты же, хотя и не пил, тоже к Аиду сойдешь.
АНАКРЕОНТИЧЕСКОЕ
Из роз венок сплетая,
Нашел я в них Эрота.
За крылышки схвативши,
В вино его я бросил,
А сам вино то выпил.
И с той поры мне тело
Он крыльями щекочет.
НА ДЕМОКРИТА
Мертвых владыка, Плутон, в свое царство прими Демокрита,
Чтоб среди мрачных людей был и смеющийся в нем.
НА СКЕПТИКА ПИРРОНА
– Что же, ты умер, Пиррон? – Сомневаюсь. – И после кончины
Все сомневаешься? – Да. – Смерть – всем сомненьям конец.
НА УБИТОГО И ЗАКОПАННОГО РАЗБОЙНИКОМ
1
Нет, ты не скроешь меня даже в недрах земли. Немезиды
Ты не обманешь очей, видящих все и везде.
2
Жизни лишив, мне за это ты щедро даруешь могилу,
Но и тебе небеса тем же отплатят в ответ.
* * *
Знатный был муж Иоанн… – Лучше «смертный» скажи. – Зять царицы…
– Все-таки смертный. – Текла в нем Анастасия кровь,
Смертного также. – Был праведной жизни. – Вот этого точно
Смертным нельзя уж назвать: доблесть сильнее, чем смерть.
ЭПИТАФИИ ИПАТИЮ[147]147
«Эпитафия Ипатию» (1). Ипатий, племянник императора Анастасия, после восстания «Ника» (532 г.) был брошен в море по приказанию Юстиниана. Поэтому похвала Юстиниану в следующей эпиграмме (2) содержит либо грубую лесть, либо скрытый сарказм.
[Закрыть]
1
Это Ипатиев холм. Не подумай, однако, что кроет
Он и действительно прах мужа такого, как был
Вождь авзонийцев. Земля, устыдившись великого мужа
Насыпью малой покрыть, морю его отдала.
2
Гневался сам повелитель на волны мятежного моря,
Что схоронен от него ими Ипатия прах.
Он, как последнего дара, желал обладания прахом,
Море ж осталось глухим к великодушной мечте;
И, подавая великий пример милосердия людям,
Этой могилою он мертвого память почтил.
* * *
– Дик и ужасен Харон. – Нет, он мягок скорее. – Похитил
Юношу он. – Но умом равен тот был старикам.
– И наслаждений лишил. – Но зато уберег от несчастий.
– Не дал и брака познать. – Но и печалей его.
НА ДОМ, РАСПОЛОЖЕННЫЙ НА РАВНИНЕ
Я в холода согреваю, а в зной навеваю прохладу.
Лету даю и зиме то я, чего у них нет.
НА КАФЕДРУ СОФИСТА КРАТЕРА
Древо счастливое я, ибо некогда в чаще стояла;
Шумом лесных ветерков я насыщалась тогда, —
Птицам удобный нашест, – но меня топором подрубили —
Жребий счастливее мне был уготован судьбой.
Нет, не птицы на мне, а звучные речи Кратера,
И от струящихся слов вся я готова расцвесть.
ДОМ БЕДНЯКА
Дома другого ищите себе для добычи, злодеи,
Этот же дом стережет страж неусыпный – нужда.
НА «КОРОВУ» МИРОНА
Овод, обманут Мироном и ты, что стараешься жало
В неуязвимую грудь медной коровы вонзить?
Не осуждаю тебя, – что для овода в этом дурного,
Если самих пастухов ввел в заблужденье Мирон?
НА СЕРЕБРЯНУЮ ИМПЕРАТОРСКУЮ СЕКИРУ
Если творишь беззаконье, то, знай, ты глядишь на секиру;
Если ж ты честен и мудр, лишь серебро пред тобой.
НА КУБОК С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ПЛАВАЮЩИХ РЫБ[148]148
«На кубок с изображением плавающих рыб».Сказанье Гомера – см. «Илиада», VI, 136, сл. Пьяный Вакх, преследуемый Ликургом,
Бросился в волны морские и принят Фетидою в лоно,Трепетный, в ужас введенный неистовством буйного мужа. (Перевел Н. Гнедич.)
[Закрыть]
Вот где Вакха укрыла Фетида. Сказанье Гомера
Поздно, но все же нашло здесь воплощенье свое.
НА МЕДНУЮ СТАТУЮ ИКАРА, СТОЯЩУЮ В БАНЯХ
Воском погублен ты был, о Икар; и при помощи воска
Прежний твой облик сумел ныне ваятель создать.
Но не пытайся взлететь, а не то этим баням, как морю,
Падая с выси небес, имя «Икаровых» дашь.
МАКЕДОНИЙ
* * *
Страсть – это рана моя; и кровь из той раны сочится,
Слезы текут, а она не засыхает никак.
Я же бессилен пред ней, и лекарства, в котором нуждаюсь,
Чтобы страданье унять, сам Махаон не найдет.
Телеф – я, дева; моим ты сделайся верным Ахиллом:
Только своей красотой ты мою боль утолишь.
* * *
Льющую слезы Ниобу увидев, пастух удивлялся:
Как это? – Камень, а вот… тоже роняет слезу.
Только Евгиппа, сей камень живой, меня не жалела,
Хоть я во мраке стонал всю эту долгую ночь.
Тут виновата любовь. От нее и страданья обоим:
Та ведь любила детей, я же тебя полюбил.
* * *
Прелестью блещут уста, лицо сияет цветами,
Пафией – очи твои; пальцы касаются струн.
Взглядами свет у очей, а пением слух отнимаешь
И отовсюду разишь страждущих юношей ты.
* * *
«Завтра увижу тебя». – Да это вовек не случится:
Ты по привычке своей встречу отложишь опять.
Вот благосклонность твоя, а других ты другим одаряешь,
И постоянство мое, видно, тебе ни к чему.
«Вечером встречусь с тобой». – А какой это вечер у женщин?
Вечер тот – старость, пора неисчислимых морщин.
* * *
Я не надеялся видеть тебя, но пришла ты и мысли
Все взволновала мои – нет изумленью границ.
И трепещу я, и сердце ужалено болью глубоко;
Тяжко томится душа, страсти волной залита.
Видишь, меня на земле кораблекрушенье постигло.
Руку спасенья подай, в гавань свою допустив.
НА КУПАЛЬНЮ В ЛИКИИ[150]150
«На купальню в Ликии». «Боги опасны тому, кто их видит» – «Илиада», XX, 131.
[Закрыть]
Должен привратником быть у меня самый верный из смертных,
Строго купанья часы должен он здесь соблюдать,
Чтобы нагую наяду в струях моих или Киприду
В сонме кудрявых Харит не увидал кто-нибудь,
Хоть бы нечаянно: «Боги опасны тому, кто их видит».
Кто же дерзнет возражать против Гомеровых слов?
НА ДОМ В КИБИРЕ
Каждому гостю я рад, земляку и чужому. Не дело
Гостеприимству пытать: кто ты, откуда и чей?
ПАМЯТЬ И ЗАБВЕНЬЕ
Благословенны да будут равно и Забвенье и Память:
Счастию Память мила, горю Забвение друг.
ЗАСТОЛЬНАЯ
Я не желаю ни злата, ни многих земель с городами,
Ни всех богатств, что Гомер Фивам приписывал встарь,
Только бы круглая чаша мне брызгала влагой Лиэя,
Без перерыва свои ей омывая края,
Да чтобы пили со мной толпой говорливою гости,
Да виноделы в саду труд свой исправно несли —
Вот в чем богатство мое, дорогое всегда. Что за дело
Мне до вельмож золотых, если мой кубок в руке?
*[151]151
«Был нездоров я вчера…»Сам ведь Гомер говорил – см. «Илиада», IX, 705–706:
…Но прежде сердца ободритеПищей, вином: вино человеку и бодрость и крепость. (Перевел Н. Гнедич.)
[Закрыть]
Был нездоров я вчера, и предстал предо мною зловредный
Врач-погубитель, и мне нектар вина запретил,
Воду он пить приказал. Слова твои на ветер, неуч!
Сам ведь Гомер говорил: «Сила людская в вине».
