Текст книги "Ксеноугроза: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 55 страниц)

Он покачал головой.

– Мы должны повзрослеть, пока Галактика не устала от нас.

Ощутив жужжание пробудившейся электрической осы внутри импланта, Хольт внезапно вспомнил самый важный вопрос.

– А что насчет Изабель Рив?

– Кого? – Кирхер как будто растерялся.

– Кадета-комиссара Изабель Рив. Ты направлял её за мной?

– Не понимаю, о ком ты говоришь, – Зебастейн с сожалением тряхнул головой. – Даже я не могу отслеживать всех подряд. И что с этой Изабель Рив?

– Она мертва, – сказал Айверсон.

– Мне жаль, – осторожно отозвался Небесный Маршал. – Она что-то значила для тебя?

– Я убил её.

– И сожалеешь об этом?

– А должен?

Кирхер прищурился, обдумывая ответ.

– Её убийство было необходимым?

Не «правильным» или «неправильным»… Оса в черепе Айверсона начала сердито метаться… Не «справедливым» или «несправедливым»… Пытаясь найти выход… Просто «необходимым или нет»…

– И это всё? – тускло спросил он.

– Нет, но остальное следует из сказанного, – глаза Зебастейна сияли убежденностью. – Чтобы преуспеть, мы должны избавиться от иллюзий вроде эмоций или морали, и работать с фактами. Такова базовая философия Высшего Блага, и это путь, основанный на суровой действительности, а не на мимолетных идеалах. Прочный фундамент, на котором мы можем опереться.

– Зачем ты рассказываешь мне всё это?

– Потому что ты был прав, – с удивлением ответил Кирхер, словно сам только что это понял. – Ты мой судья, Айверсон. Я не искал тебя, но ты всё равно пришел – человек с острым умом и пистолетом, направленным мне в лицо. Возможно, в этом есть свои перспективы.

– Ты считаешь, я пощажу тебя? – оса глубже вгрызлась в мозг Хольта, задев странные синапсы, и лицо комиссара дернулась. – Ждешь, что я закрою глаза на эту ересь?

– Я жду, что ты поразмыслишь, – настойчиво произнес Зебастейн. – Представь кошмары, которые сорвутся с цепи, если ты разрушишь нынешнее равновесие.

– Я – имперский комиссар.

Небесный Маршал обратил на арканца взгляд, в котором читалась железная воля.

– Это ложь, Хольт Айверсон. Кем бы ты ни был, ты давно уже не имперский комиссар.

Очевидная истина, которую я не могу отвергнуть.

Экипаж на мостике не сопротивлялся. Хрупкие, бледные мужчины и женщины в аккуратных флотских мундирах отступали от захватчиков, подняв руки и опустив глаза.

– Где капитан? – требовательно спросил Катлер.

С окровавленным топором, в рваном сыромятном жакете, он наверняка казался членам экипажа каким-то пиратом наихудшего сорта. Видя их перепуганные лица, Энсор хотел захохотать в голос, но тогда внутри него могло что-то сломаться, а полковник ещё не закончил свои дела.

– Я вежливо спрошу ещё разок, а потом разозлюсь, – Катлер многозначительно взвесил топор в руке. – Где, Преисподние его дери, капитан?

– Убей меня, и погибнут ещё миллионы, – сказал Небесный Маршал. – Правосудие требует этого, и значит, правосудие слепо.

Кирхер шагнул вперед, так, что ствол пистолета коснулся его лба.

– Покончи с мерзкой ложью, породи бесконечно более мерзкую правду. Честь требует этого, и значит, честь чудовищна.

Айверсон ровно держал автопистолет, а в его разуме, словно танцующие светлячки, вспыхивали и угасали беспокойные мысли. Убить его и найти проклятие? Пощадить его и найти искупление? Или же всё наоборот? Проклятое искупление или искупленное проклятие? Где же призраки, когда так нужен их совет? Он посмотрел мимо Небесного Маршала, разыскивая взглядом Бирса, Номер 27 или даже Ниманда. Надеясь увидеть Рив…

Он заметил воина огня, который не двигался с самого начала противостояния, но внимательно смотрел на людей.

Ждет, что я выберу.

А потом Хольта лишили выбора. Двигаясь с быстротой, кажущейся невозможной для его лет, Небесный Маршал выбросил вверх руку и железной хваткой сжал запястье комиссара. Автопистолет выстрелил, но Кирхер с изяществом танцора успел шагнуть в сторону; затем он крутнул кистью, и оружие выпало из онемевших пальцев Айверсона. Немедля ни секунды, Зебастейн с почти нечеловеческой скоростью атаковал арканца. Орудуя кулаками, словно поршнями, он нанес удары в грудь и лицо противнику. Хольт отшатнулся, но беспощадный неприятель последовал за ним, избивая комиссара, будто молотильная машина.

Наконец, Айверсон рухнул.

– Мне жаль, – сказал Небесный Маршал, отступая от распростертого на полу арканца. – Я бы хотел оставить выбор тебе, но на кон поставлено слишком многое, а ты, возможно, безумен.

Кирхер тяжело дышал, словно измотанный внезапной вспышкой насилия.

– Как бы то ни было, я верю, что ты поступил бы правильно, Хольт Айверсон.

У его плеча появился воин огня, державший пистолет комиссара, и Маршал кивнул чужаку.

– Убейте его, шас’эль.

Ксенос выстрелил в глаз Зебастейну Кирхеру.

– Капитана больше нет, – ответил исхудалый флотский лейтенант. – Исчез десятилетия назад. Он никогда не ладил с Небесным Маршалом.

– Видно, хороший был парень, – заметил Катлер. – Ладно, забудем о капитане. Вы ведь сами справитесь, ребятки?

– Справимся с чем? – неуверенно спросил лейтенант. – Чего вы хотите от меня… сэр?

– Запустить двигатели. Мы уходим.

– Уходим? – флотский пораженно выпучил глаза.

– Сваливаем от Федры, – пояснил Энсор. – Как я понимаю, этот корабль – символ всех здешних мерзостей, так что я убираю его отсюда.

– Но это невозможно! – возмутился лейтенант. – «Реквием по добродетели» не отправлялся в полет с самого начала войны!

Остальные офицеры согласно забормотали.

– Вы же видели, в каком он состоянии. Наверняка развалится на куски прежде, чем мы уйдем с орбиты.

– А я не прошу тебя покинуть орбиту, парень. Я хочу, чтобы ты покинул реальный космос! – весело возразил Катлер. – И побольше энтузиазма, ладно?

– Вы хотите, чтобы мы вошли в имматериум? – возмущение лейтенанта сменилось на откровенный ужас. – Это самоубийство! Я даже не знаю, работают ли до сих пор корабельные поля Геллера. Без них нас сожрут заживо!

– Энсор Катлер, вы сошли с ума, – произнес о’Сейшин, но без сердца. Тау как будто смирился с судьбой.

Где-то снаружи мостика послышалась стрельба.

– Синекожие вернулись! – заорал Худ, стоявший в дверях. – И привели с собой целую бригаду корешей из Небесного Дозора!

– Значит, с разговорами кончаем, – объявил полковник и застрелил худого лейтенанта, после чего улыбнулся его перепуганным товарищам. – Итак, кто может управлять этим в аду зажаренным кораблем?

– Ты разочаровал меня, человек, – произнес воин огня, стоя над Айверсоном. – Я выбрал тебя для этой миссии, потому что ты был комиссаром. Ожидалось, что ты казнишь предателя на месте.

Посмотрев на лежащее бесформенной грудой тело Небесного Маршала, Хольт встретился взглядом с чужаком.

– Кто ты такой?

– Я – шас’эль Аавал, исполняющий обязанности командира касты огня на этой планете, – с гордостью ответил тау. – Кроме того, ты знаешь меня под именем «Авель».

Айверсон помотал головой, пытаясь сосредоточиться.

– А я был просто уверен, что это Кирхер. И зачем же ты предал своих сородичей?

– Это не предательство, – холодно ответил ксенос. – Я верен Высшему Благу, но каста воды превратила нашу войну в насмешку. Нельзя, чтобы «эксперимент» о’Сейшина удался.

Шас’эль указал на труп Кирхера.

– Хаос, воцарившийся здесь по твоей вине, докажет, что ваша раса слишком опасна и ей нельзя доверять. Как только сообщение о мятеже достигнет Империи Тау, c этим балаганом будет покончено.

– Ты хочешь распространения войны, – понемногу начиная соображать, сказал Хольт.

– Я хочу, чтобы войну вели воины, как было провозглашено Просвещенными, – возразил чужак. – Ложь и интриги не идут на пользу Высшему Благу.

Айверсон издал тихий, печальный смешок.

– Мои слова развеселили тебя? – холодно спросил тау.

– А ты не видишь иронии? – горько улыбнулся арканец. – Ты ведь тоже интриган, Авель. Возможно, величайший интриган на Федре.

– Это было…

– Необходимо? – Хольт покачал голову. – Знаешь, по-моему, вы, синекожие, совсем не такие просвещенные, какими пытаетесь казаться. И вообще мне кажется, что вы очень похожи на нас.

К удивлению Айверсона, его развеселила произнесенная им самим ересь.

– Мы совершенно не похожи на вас, гуэ’ла! – злобно огрызнулся Авель. – Тау’ва возвышает и объединяет нас.

– Только когда рядом стоят ваши драгоценные эфирные и держат всех на поводке, – с издевкой произнес Хольт. – А если их нет поблизости, всё начинает разваливаться, не так ли?

Арканец нахмурился, внезапно заинтересовавшись этой мыслью.

– Кстати, почему так? Какую власть эфирные имеют над всеми вами?

– Ты ничего о нас не знаешь.

– А сколько вы знаете о себе на самом деле? – настаивал Айверсон, следуя за тусклым огоньком интуиции. – Могу поспорить, вам действительно нравится быть здесь, вдали от эфирных.

– Замолчи, – тау навел на него пистолет.

– Всё это – ложь, – с внезапной уверенностью заявил Хольт. – Высшее Благо, несмотря на все красивые речи и яркие блестки, всего лишь очередная ложь.

Авель выстрелил в тот же миг, как мир ушел у них из-под ног.

– Надо глушить двигатели! – заорал кто-то из экипажа на содрогнувшемся мостике. – Корабль разваливается на части!

Товарищи флотского что-то закричали в знак согласия, поэтому Катлер застрелил его, а потом того, кто стоял рядом – просто на всякий случай. Судя по шуму в коридоре, битва приближалась к мостику; звуки выстрелов перемежались отчаянными воплями ярости и боли. Время было на исходе.

– Переместите корабль в варп! – гаркнул полковник. – Иначе я вас всех уложу!

– У нас нет навигатора, – это сказала высокая, безволосая женщина преклонных лет. В отличие от других, она выглядела скорее раздраженной, чем испуганной. – Даже если поля Геллера выстоят, мы никогда не выберемся из имматериума.

«Прекрасно, – прошептала Скъёлдис. – Он никогда не сбежит».

Из-за толчка Авель рухнул на пол, послав пулю чуть в сторону. Заряд навылет пробил левое плечо Айверсона, но тот почти не заметил раны.

«Катлер сделал это! – с неистовой радостью подумал арканец. – Он запустил двигатели!»

Хольт вскочил на ноги, черпая силы словно из ниоткуда. Пошатываясь, он отыскал взглядом врага: ксенос, распростершийся на полу, всё же не выпустил оружие. Ты ничем не лучше нас, синекожий. Качаясь на дрожащем полу, Айверсон потащился к тау. Увидев неприятеля, чужак оскалился и открыл огонь, держа прыгающий пистолет двумя руками. Резко подняв искусственную руку, арканец закрыл лицо. Ты такой же, как мы! Хольт шел вперед, а пули, словно удары молота, врезались в него… он почувствовал тупую боль в ногах… в животе… в груди… Ты такой же потерянный и проклятый. Услышал, как пули со звоном отскакивают от металлического кулака… увидел, как вылетают искры из его «щита»… И выхода нет, ни для кого из нас. Ощутил жгучую боль в щеке, которую пробил шальной заряд.

– Всё это ложь, – прохрипел Айверсон, падая на ксеноса.

Авель успел выстрелить ещё раз, а потом Хольт сжал автопистолет в аугментированной хватке и раздавил вместе с кистью тау, превратив плоть и металл в неровный, перемешанный ком.

– Вам понятно, что я говорю? – ровным голосом спросила женщина-офицер. – Вы обрекаете нас всех на муки в аду.

Несмотря на возраст, у неё были ярко-синие глаза.

«Возможно, там для нас самое место», – сказала Скъёлдис.

– Возможно, там для нас самое место, – сказал Катлер.

Он не хотел стрелять в женщину с синими глазами. Кем бы ни была офицер, она оказалась храбрее всех её товарищей, вместе взятых.

– Ада не существует, – пробормотал о’Сейшин, как будто пытаясь убедить самого себя. – Это всего лишь примитивное заблуждение.

– Ну, Си, я думаю, скоро мы вместе узнаем ответ, – Энсор направил пистолет на женщину, которую всё равно не смог бы застрелить. – Выполняйте.

– Ваша раса… умирает! – рычал Авель, безнадежно пытаясь отбиться от Айверсона. – Будущее… за нами!

С размаху ударив тау в лицо аугметическим глазом, Хольт прервал его блажь. Затем он продолжил бить чужака, не обращая внимания на отголоски мучительной боли в собственном черепе, пробивая бионическим протезом плоть и кости.

Мы все умираем, а будущего нет. Возможно, его не было никогда.

Наконец, враг замер, и Айверсон повалился на пол, хватая воздух. Последний выстрел Авеля пробил легкое, и арканец чувствовал, как грудь наполняется жидкостью.

Я тону в собственной крови. Возможно, так было всегда.

Хольт посмотрел в изуродованное лицо ксеноса. Один глаз вытек, но второй, полный безжизненной злобы, вперился прямо в человека. Пока Айверсон глядел в эту черную бездну, мир как будто растянулся, удаляясь от арканца. Он вывалился из реальности, словно вырезанная по контуру бумажная фигурка, и оказался перед уходящим в бесконечность перевернутым телескопом. Через немыслимо далекие линзы Хольт увидел бурлящий водоворот радужного света.

Мы вошли в имматериум, а поля Геллера отказали, и теперь варп здесь, с нами. Возможно, так было всегда.

Айверсона вывернуло кровью, жидкость темными потоками закружилась вокруг головы, и арканец начал удаляться от врага, падая назад… и казалось, что он падает вечно… падает внутри телескопа, к жадному забытью радужного спектра.

Я погибаю, и это к лучшему, и уже никаких «возможно».

– Ты не погибнешь здесь, Айверсон, – слова звучали так, будто всплыли со дна загрязненного океана, но резкий гортанный акцент остался прежним.

– Рив… – закрыв глаза, Хольт увидел девушку, стоявшую на коленях рядом с ним. Правая сторона лица Изабель поросла радужными грибками, а левая превратилась в бескровный алебастр. Какие-то белесые создания ползали внутри рваной дыры в шее.

– Рив, ты ошибаешься, – прошептал он. – Ты опоздала. Я уже мертв.

Изабель засмеялась, и низкий хрип разогнал призрачных паразитов в её глотке.

– Смерть – только начало пути, Хольт Айверсон.

Где-то в необозримом лабиринте времени и пространства он услышал звон колокола и подумал о доме.

Питер Фехервари
Огонь и лёд

Война – не дискретное понятие. Несмотря на поверхностные, иллюзорные доказательства обратного, она не начинается и не заканчивается какими-то строго определенными событиями. Да, у этого процесса могут быть катализаторы, кульминационные моменты, но их предпосылки и последствия – культурные, материальные и даже метафизические – уходят в прошлое и будущее, подобно зыби на реке, что течет в двух направлениях сразу.

Соответственно, война между Империумом Человечества и Империей Тау не началась и не закончилась Крестовым походом Дамоклова залива. Этот конфликт стал первой значительной вспышкой нашей вражды, и он не будет последним, но пока что мы находимся в более изящной фазе состязания. Поход закончился пятьдесят лет назад. Ничего не изменилось. Изменилось всё.

Здесь, на границах Дамоклова залива, мы втянуты в холодную войну, хитроумную игру обманов, манипуляций и сдержек, что ведется против настоящего мастера. Это утонченное противоборство, но вы ошибетесь, подумав, что оно вредит Империуму меньше, чем хищнические налеты всепожирающих тиранидов или мрачные погромы, которые устраивают некроны – ведь тау играют сердцами и умами людей. Если они победят, возможно, наша раса выживет, но точно не исполнит свое предназначение.

Айон Эшер, гроссмейстер Дамоклова конклава, Ордо Ксенос

Дым

Если хочешь разжечь пламя революции, отыщи дым противоречий.

Калавера[1]1
  Calavera – Череп (исп.)


[Закрыть]

Кригер нашел своего шефа в сожженном храме на вершине холма, который тот часто навещал с тех пор, как они залегли на Клейсте четыре месяца назад. Это разрушенное здание на разрушенном мире превосходно соответствовало настрою Ганиила Мордайна. Последнее время беглый дознаватель занимал себя набросками осыпающейся статуи Сангвиния Возносящегося, что нависала над амвоном подобно окаменевшему ангелу, широко распростершему крылья над пустыми местами для верующих. Хотя скульптура представляла собой грубо обтесанный обломок местного гранита, её угрюмая торжественность неизменно притягивала Мордайна. Смятые листы пергамента, усыпавшие пол, указывали на всё более лихорадочные попытки ухватить суть Ангела; порой дознаватель уговаривал или страстно обвинял статую, будто она активно мешала его трудам. Кригер уловил всё это, пока шел к нему. Ганиил был из благородных, а телохранитель довольно долго присматривал за людьми этого сорта, чтобы понять – все они были безумцами. Наверное, что-то такое имелось в их голубой крови.

– Конклав снова сел нам на хвост! – крикнул он, шагая по нефу без намека на почтение или сдержанность. – Пора двигаться дальше, герцог.

– Снова? – Мордайн нехотя оторвался от работы. Его глаза казались налитыми кровью язвами на красивом лице. – Ты уверен?

Пустой вопрос, ведь Кригер всегда был полностью уверен во всем. Но это стало частью их ритуала; соблюдая его, беглецы перебирались с одного гибнущего мира на другой вдоль границ Дамоклова залива, всегда оставаясь на один шаг впереди Инквизиции и в десяти шагах позади надежды. Около половины этих миров, включая сам Клейст, перед началом крестового похода были уличены в недостаточной верности Империуму и расплачивались за это убийственно возросшей десятиной. Уже через пару коротких столетий большинство из них будут ободраны до костей и заброшены.

«Это станет посланием всем, – постановил гроссмейстер Эшер. – Если падет твой сосед, падешь и ты. Ничто не пробуждает верность лучше, чем разумно примененный страх».

– Сегодня ночью нужно убираться с планеты, – Кригер вытащил пачку засаленных удостоверений личности. – Я устроил нам проезд на грузовом судне, идущем через Залив. Вопросов не было.

– Опять в трюме? – кисло предположил Мордайн.

– В контейнере для рыбы, – поправил телохранитель. Увидев реакцию своего нанимателя, он быстро добавил: – Успокойся, герцог, не вместе с рыбой. Её погрузят с другой стороны.

Телохранитель пожал плечами.

– Не стану обещать, что там будет пахнуть благовониями и амасеком, но…

– Там будет вонять миллиардом дохлых рыб, – скривился Ганиил. – Я ненавижу рыбу, Кригер.

– На Облазти полно рыбы, – вновь пожал плечами старый солдат. – Рыбы, прометия и льда, а больше у них, в общем-то, ничего и нет.

– Облазть? – теперь дознаватель сдвинул брови. – Мир плавающих ульев?

– Местные называют их «якорными ульями». Они построены на платформах, глубоко укрепленных шипами во льду, так что никуда не плавают. Империум уже целую вечность тянет оттуда прометий и рыбу. Подо льдом там погребен целый океан.

Как и всегда, Кригер скрупулезно подготовился. По его мнению, это помогало оставаться в живых.

– Я здесь ещё не закончил, – Мордайн неопределенно показал на каменного ангела. – Да и, возможно, пора перестать скрываться…

Но в голосе беглеца не было уверенности.

– Облазть – это и житница, и источник прометия для субсектора, – не отступал телохранитель. – Ради такого мира тау ввяжутся в игру.

Засомневавшись, Ганиил запустил руку в длинные прямые волосы с седыми прядями.

– У тебя есть какие-то зацепки?

– У меня есть там контакт, – вновь пожал плечами Кригер. – Он называет себя «Калавера».

Тридцать дней до Единения

Облаздь, купол якорного улья Высходд

Крыша мира представляла собой ровную выпуклость темного скалобетона, истерзанную метелями и совершенно пустую, за исключением разбросанных кое-где массивных станций обслуживания и вышек связи. Под поверхностью тускло сияли узоры термических капиллярных трубок, которые шипели и парили, расплавляя захватнический лед до того, как тот успевал закрепиться на плацдарме. Полученная жижа стекала по куполу в окружающие его траншеи переработки, а оттуда – в резервуары улья. Затем большую часть воды превращали в перегретый пар и закачивали обратно под крышу, словно накрывая город шинелью от холода.

Это была простая, но эффективная система, которая поддерживала наружную температуру улья на несколько отметок выше точки замерзания, но десятилетия, прошедшие без должного ухода, уже сказались на ней. Здесь и там бугорки плотного льда покрывали купол подобно раковым опухолям в точках, где отказала гидротермальная сеть, но станции обслуживания оставались безжизненными. Ни сервиторы, ни команды очистки не трудились на поверхности, изгоняя болезнь. Так обстояли дела на Облазти после завершения Крестового похода Дамоклова залива.

За наглядным процессом энтропии наблюдали двое, что укрывались в ощетинившейся антеннами башне связи. Оба были закутаны в теплую термоодежду серого цвета, но на этом сходство заканчивалось. Один из них возвышался бы над самым высоким человеком, но самым странным в паре был его низкорослый спутник, малозаметные отклонения в осанке и положении плеч которого указывали на чуждое, нечеловеческое происхождение.

– Их мир погибает, но они не замечают этого, – произнес чужак. Он говорил на готике с ледяной точностью создания, овладевшего языком, словно оружием. – Подобная слепота – лор’серра твоего народа. Теневая суть вашей природы.

– Это не мой народ, путник, – отозвался великан. – Наши пути разошлись за тысячи лет до того, как твой народ начал мечтать о полетах к звездам.

– И всё же, Ихо’нен, ты был создан из их плоти и крови. Подобные узы останутся целыми, даже если их разорвать – подобно фантомным болям в утраченной конечности.

– Ты говоришь о собственной ране, – рассудил гигант, названный Ихо’неном.

– Моя рана определяет мою цель, – с ледяной страстью ответил путник.

– Как и моя, – но голос Ихо’нена был лишен эмоций.

Какое-то время они молчали, и каждый блуждал в тенях собственного прошлого.

Наконец, чужак заговорил вновь:

– Я иду по пути ваш’ятол, Ихо’нен, и не могу долго оставаться на этом умирающем мире. Когда мы начнем?

– Я использую Катализатор, – ответил великан. – И он уже здесь.

Двадцать девять дней до Единения

Железные джунгли

Местные окрестили внутренний корпус высходдского купола «Железными Джунглями». Пробираясь через мрачный индустриальный лабиринт, закрепленный на окружной стене сектора-19, Ганиил Мордайн находил это название исключительно подходящим. Его путь шел наверх по спирали вдоль купола, по сплетениям переходных мостиков и балочных пролетов, которые вздымались и стонали подобно железному человеку, обрюзгшему от ржавчины. Это было тяжелое восхождение, но дознаватель не поддавался искушению воспользоваться пневматическими лифтами, разбросанными по уровням. Он предпочитал долгий и трудный подъем вполне вероятному падению – быстрому, но бесконечно гибельному.

«Если эта архитектурная ересь прикончит меня, я никогда не узнаю правды о происходящем, – мрачно подумал Ганиил. – Я никогда не узнаю правды о нём. Кровь Ангела, да человек ли этот Калавера вообще?»

Уже почти два месяца Мордайн отсиживался в ветхой гостинице для торговцев, ожидая сообщений от их контакта, пока Кригер успокаивал тревоги герцога местной дешевой лодкой и наркотическими маслами блеск-рыбы.

– Калавера залег глубоко, – объяснил помощник. – Так он действует, так вынюхивает гниль.

– Ты говоришь о нем, как о собаке, Кригер, – подначил дознаватель.

– Как о гончей, – поправил телохранитель, – лучшей, что была у гроссмейстера. И это единственный игрок во всем конклаве, верящий в твою историю. Герцог, у тебя никого нет, кроме него.

– И я, разумеется, благодарен ему за дружбу…

– Дружбу? – Кригер покачал головой. – Нет, герцог, ты полезен ему. Как я уже говорил раньше, Калавера считает тебя ключом к истинному врагу.

– Но я же ни черта не знаю!

Пожатие плечами.

– Возможно, этого и не требуется.

А потом Мордайн попробовал Главный Вопрос, который задавал уже бессчетное число раз.

– Что он такое, Кригер?

И, как всегда, помощник дал тот же пустой ответ:

– Никогда его не встречал. Никто не видел Калаверу, кроме гроссмейстера, а все остальные знали только его имя.

«А я не знал даже имени, – горько подумал Ганиил. – Я был твоим протеже, Эшер, твоим гребаным дознавателем, но ты никогда не доверял мне информацию о своем лучшем оперативнике. И, если ты молчал об этом, что ещё скрывал от меня?»

– Как ты нашел Калаверу? – сменил тактику Мордайн.

– Я? Нет, – ответил Кригер, – это он нашел нас.

– Сделал то, что не удалось всему Дамоклову конклаву?

– Возможно, именно Калавера заметал наши следы.

«Приглядывал за мной, пока я метался с одной унылой захолустной планеты на другую, будто испуганная крыса! Тянул меня за ниточки…»

Ганиил успел схватиться за поручень, когда его ботинок провалился через изъеденное ржавчиной покрытие; выбитые обломки с шумом полетели в бездну под ним. Замерев на месте, Мордайн выжидал, пока мостик не перестал содрогаться. Затем дознаватель осторожно вытащил ногу и вновь проклял Калаверу, который отправил его на это смертельно опасное предприятие.

Двумя днями ранее наконец-то пришло сообщение.

– Калавера нашел их, – передал Кригер. – Тау здесь.

– На Облазти? – пробормотал Ганиил, вновь набравшийся лодки.

– В этом улье, – ответил помощник. – Что бы ни надвигалось, начнется оно здесь. Пора просыпаться и браться за дело, дознаватель.

– Дознаватель… – Мордайн устыдился внезапного ужаса, скрутившего ему кишки. – Я выйду на свет… Конклав явится за мной…

– И найдет человека, исполнившего свой долг, – Кригер даже улыбнулся тогда, хотя, точнее, просто показал зубы. – Так ты сможешь всё исправить.

– Мне нужно встретиться с Калаверой.

– На самом деле тебе нужны бойцы. Армия. Вот что, по его словам, ты должен сделать…

«И вот я снова пляшу под дудочку Калаверы, – с горечью подумал Ганиил, возобновляя подъем. – Но самое скверное здесь то, что он чертовски прав! Мне действительно нужна армия».

И, двумя уровнями выше, армия Мордайна нашла его. Часовые возникли из теней наверху, прыгая по раскачивающимся мосткам с дикой, но изящной уверенностью прирожденных акробатов. Глядя, как они спускаются, дознаватель понял, почему бойцы свили себе гнездо под куполом. Пусть Облазть и не была их родным миром, но в здешних головокружительных джунглях они чувствовали себя хозяевами.

«Если бы не прихоти судьбы, эти воины могли бы стать врагами Империума, – подумал Ганиил. – Свирепость опасно глубоко укоренилась в крови Ивуджийских Акул. В конце концов, их специально выращивают такими».

Кригер объяснил, что жителей Ивуджи-секундус рекрутируют ещё в детстве и быстро делают из них солдат в ходе государственной программы междоусобных войн, где слабые гибнут, а сильные становятся закаленными и жестокими. Это варварская традиция зародилась ещё до вхождения планеты в состав Империума, но Департаменто Муниторум она вполне устраивала, поскольку обеспечивала устойчивый поток испытанных бойцов для Имперской Гвардии.

– Полки Ивуджийских Акул не назовешь хорошо отлаженными, – предупредил помощник, – но они живут, дышат и кровоточат Имперским Кредо. С ними просто нужно правильно обращаться.

Не выказывая ни угрозы, ни повиновения, Мордайн изучал окруживших его людей. Все они обладали худощавыми телами, кожей цвета полированной меди и свисавшими до плеч эбеновыми волосами, заплетенными в замысловатые дреды. У них были четко выраженные черты лица – высокие скулы, резко скошенные зеленые глаза. Судя по внешнему виду, никому из бойцов ещё не исполнилось двадцати, и каждый ивуджиец лучился энергией, в которой словно бы ощущалась ненависть к бездействию.

Под разнообразными кожаными доспехами гвардейцы носили плотно прилегающую форму голубовато-зеленого цвета, рассеченную багровыми полосками, напоминавшими открытые раны. Что касается брони, большинство солдат обходились наручами и поножами; один мог похвастаться наплечниками с краями в форме растопыренных когтей, другой – нагрудником с резьбой в виде дерева со спутанными ветвями. Очевидно, в первую очередь они были ивуджийцами, и только во вторую – имперскими гвардейцами. Не самый лучший выбор с точки зрения Мордайна, но других полков на Облазти не имелось.

«Полк? Одна рота, – трезво признал Ганиил. – Всего триста бойцов, чтобы сдержать улей в узде и раскрыть заговор чужаков…»

– Мой помощник связывался с вашими командирами, – объявил Мордайн, и, поколебавшись только секунду, вновь преступил закон. – Я инквизитор Айон Эшер, гроссмейстер Дамоклова конклава. Властью Святых Ордосов Инквизиции я реквизирую все имперские силы, размещенные на этой планете, дабы они помогли мне осуществить правосудие Императора.

Не совершая резких движений, Ганиил извлек из плаща тяжелую печать и поднял её, будто защитный оберег. Печать гроссмейстера – печать, которую он украл после того, как увидел смерть своего наставника.

«Я не знал, Эшер, – поклялся Мордайн. – Я не знал, что девчонка была наемной убийцей…»

Он раздавил чувство вины, черпая силы из благоговейного трепета в глазах солдат, которые узнали стилизованную «I», что украшала печать. На несколько кратких недель каждое слово Ганиила будет подкреплено авторитетом самой устрашающей организации в Империуме.

«Я справлюсь, Эшер», – пообещал дознаватель, не зная, извинение это или проклятие.

Единение приближается

На куполе

Укутанный пустотой на крыше мира, чужеземец, называемый Ихо’неном, наблюдал, как Катализатор приближает его замысел к апогею. Внутри отдаленной станции, которую он занял и усовершенствовал при помощи ксенотеха, непрерывно менялся калейдоскоп данных – перехваченные вокс-переговоры и вид-потоки… отчеты о состоянии общества и экономики, представленные в виде филигранных алгоритмов и графиков… процессия постоянно обновляющихся психологических профилей…

Ихо’нен впитывал всё это, будто огромный паук, пожирающий данные. Каждую минуту он обдумывал, соотносил и оценивал тысячу фактов.

Проходили дни, но великан продолжал стоять неподвижно, ожидая, когда строго рассчитанные вероятности выкристаллизуются в неизбежности. Порой возникали небольшие отклонения, заставлявшие наблюдателя вмешиваться при помощи определенных «реактивов», но это не беспокоило его. Если бы не ошибки, или, точнее говоря, необходимость их исправлять, Ихо’нен оказался бы ненужным.

Другой чужеземец – ксенос – не смотрел на великана, ибо странствовал, оставаясь на месте.

Три дня до Единения

Хёсок-плаза[2]2
  Hosok – герои (венгр.)


[Закрыть], якорный улей Высходд

Обдумывая первые шаги, сделанные им, Мордайн решил, что всё прошло довольно гладко. Благородные Крули, правящая олигархия улья, подчинились его власти вслед за Ивуджийскими Акулами, пусть и не с такой радостью. После того, как в армию Ганиила влились городские отряды Железнобоких Гусар, дознаватель начал охоту с рвением человека, бегущего наперегонки со смертью. Разумеется, так оно и было – если ему не удастся раскрыть что-то серьезное к моменту, когда на Облазти появятся агенты конклава, всё будет кончено. Впрочем, сохранить жизнь ему в любом случае не удалось бы, здесь почти не было сомнений; но оставалась честь, за которую стоило сражаться, и, к некоторому удивлению Мордайна, для него оказалось достаточно и этого.

Но всё зависело от того, сумеет ли он обнаружить тау.