Текст книги "Ксеноугроза: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 55 страниц)

– Да… – прошептал заключенный, и багряная струйка потекла из его правой ноздри. – Иди за ним.

Внезапно голова пленника резко откинулась назад, и он посмотрел прямо на о’Сейшина глазами, пылающими коварной злобой.

– Троица во мне! – хрипло взревел узник, после чего безжизненно осел в кресле. Посланник с неуверенностью наблюдал за человеком, но тот не двигался, и тау осторожно подлетел обратно к барьеру.

– Вы нуждаетесь в медицинской помощи? – спросил о’Сейшин. Заключенный мгновенно открыл глаза и взглянул на посланника сквозь спутанные белые волосы.

– Я не совсем понимаю, о чем вы, – добивался ответа тау, одновременно думая, не отступить ли вновь. – Кого вы просили привести?

– Просто думал вслух, – просипел изможденный пленник, выпрямившись с заметным усилием. – Мы, люди, иногда делаем так – особенно, если свихнемся.

– Данные проведенного обследования указывают, что ваши когнитивные способности в норме, – заметил о’Сейшин. – Впрочем, у вас проявляются симптомы серьезного расстройства личности, возможно даже, латентной шизофрении…

– Приятно это знать, – фыркнул заключенный.

– Вы правы, друг мой, познание себя – первый и последний шаг на пути к просвещению.

– Я тебе не друг, синекожий.

– Признаю, что так и есть, но всё же стремлюсь преодолеть различия между нами, Энсор Катлер, – ответил посланник.

– Знаешь, Си, ты очень гладко выражаешься для ксеноса-бумагомараки.

– Благодарю, таково мое призвание. Я был рожден ради этого.

Катлер издал глухой, издевательский смешок.

– Вы думаете, что я не понимаю сарказма, Энсор Катлер? – ноздри развеселившегося тау вздрогнули. – Вы ошибаетесь. Я из водной касты, и, как уже упоминал прежде, переговоры – мое призвание…

О’Сейшин сделал паузу и закончил более сбивчиво:

– Сукин-ты-сын!

На этот раз хохот узника был искренним.

– Но вы… – тау наклонился вперед на своем летающем насесте. – Вы решили общаться в манере тупого варвара, которым, совершенно очевидно, не являетесь. Зачем же так настойчиво придерживаться ложного образа?

– Да ты сегодня прям сыпешь вопросами, а, Си?

– Это…

– Твое призвание! Ага, насчет этого до меня уже дошло, – перебил Катлер. – Слушай, почему бы вам просто не прислать сюда плохого ксеноса и начать веселье с иголками и оголенными проводами, или что там вы, синекожие, используете, чтобы добиться ответов? Потому что мне нечего тебе сказать.

– Высшее Благо – это хорошая вещь, поэтому у него нет плохих служителей, – чопорно ответил о’Сейшин. – Подобное стало бы логическим противоречием.

– Ладно, а как насчет Прихода Зимы? – предложил Катлер. – Почему бы тебе не позвать большого начальника, и, может, я поговорю с ним, как солдат с солдатом?

– Возможно, командующий Приход Зимы – это я.

– А я – Небесный Маршал, – внезапно Энсор сбросил маску наглого хама и превратился в делового человека. – В чем цель наших бесед, пор’о Дал’ит Сейшин?

Тау как следует обдумал вопрос. Это был его одиннадцатый визит к командиру отступников, но они ни на шаг не приблизились к взаимопониманию. Посланник вновь обратился к известным фактам: Катлер был захвачен почти месяц назад, его предало отделение собственных бойцов, уставших от разбойничьего существования. Почти две недели полковник, словно дикарь, безумствовал в камере, бросался на силовой барьер и отказывался от еды, пока о’Сейшин не начал сомневаться в его психическом здоровье. А затем, как будто в мгновение ока, человек стал смертельно спокойным. Тогда-то и начались беседы, и, вместе с ними, поединок за разум Катлера.

– Слушай, я не знаю, где мои парни, или что они затевают, – произнес полковник. – А если бы и знал, то, Преисподние побери, никогда бы тебе не сказал.

– Ваши товарищи к делу не относятся, – пробормотал тау, всё ещё пребывая в глубоких раздумьях. – После вашего захвата они не доставляют нам неприятностей. Мы пришли к выводу, что их боевой дух сломлен.

– Значит, вы – глупцы.

«Тебе понадобятся сильные люди, не забывшие, как думать самостоятельно, – вспоминал о’Сейшин слова Небесного Маршала Кирхера. – Забудь о фанатиках, которые скорее умрут, чем прислушаются к новой идее. Забудь о ненадежном отребье, что следует за каждым обещанием перемен, потом начинает мечтать о новых изменениях, и так далее, пока не останется с пустыми руками. Подобный народец – лишь почва для человечества, и с ними ты не построишь ничего, кроме песочных замков. Но завоюй сердца и разумы людей, подобных Энсору Катлеру, и на твоей стороне окажутся истинные герои, за которыми последуют все остальные».

– Чего ты хочешь от меня, ксенос? – настаивал полковник.

Ноздри тау скривились в сухой усмешке.

– Я хочу, чтобы вы поступили правильно, Энсор Катлер.

Скъёлдис хмуро наблюдала за отбытием боевой группы Вендрэйка. Полк не мог позволить себе потерю даже одной из этих драгоценных машин: несмотря на ревностное служение техножрецов, «Часовые» умирали, сломленные Трясиной. Последние восемь шагоходов держались только за счет молитв и запасных частей, снятых с других скакунов. Безумием было рисковать ими ради пустой затеи, но всё же северянка не находила в себе сил упрекнуть Хардина.

«Скажи мне правду о Троице, – вновь настойчиво просил её капитан кавалеристов. – Скажи, что там произошло на самом деле?»

Сомнения, пожиравшие его заживо, были посеяны уже давно, но лежали в спячке и ждали подходящего момента. Ведьма не знала, что заставило их пойти в рост – потеря девушки-протеже или Сама Федра, но Вендрэйк оказался на грани безумия. Он заслуживал узнать правду, о Троице и об Авеле. Скъёлдис открыла бы её кавалеристу, если бы Мэйхен не принялся барабанить в дверь, требуя ответов на собственные вопросы.

Капитан зуавов до сих пор разорялся в лагере, возмущенный пренебрежительным отношением Хардина и напуганный чем-то иным. Северянка чувствовала, что должна поговорить с Джоном, но она слишком устала.

Устала и жутко боялась за Белую Ворону…

Он слишком долго оставался наедине со своими демонами.

Последний телепатический контакт застал полковника врасплох, и на несколько кратких мгновений его душа осталась беззащитной. В этот момент Скъёлдис заглянула внутрь, и демоны Энсора с ухмылкой посмотрели на неё в ответ.

Катлера привел в чувство богопротивный вопль. Встревоженный конфедерат потянулся к сабле, но тут же понял, что это просто ветер свистит в карнизах старого расшатанного амбара. Метель бушевала по-прежнему, угрожая разобрать по доскам сарай, в котором спрятались после боя выжившие бойцы отряда. Они засели на окраине порченого города и наблюдали за дорогой, надеясь, что медленно ползущий полк окажется здесь раньше, чем шизанутые обыватели. Напряжение в продуваемом насквозь амбаре просто висело в воздухе: каждый из серобоких предпочел бы реальные опасности ветра и снега безумным ужасам, до которых было рукой подать, но командир приказал бойцам сидеть тихо.

– В чем дело, Энсор? – спросил Уайт. Морщины на красновато-коричневом лице капитана углубились от беспокойства. – На секунду показалось, что ты уплыл куда-то далеко.

– Просто размышлял, – пробормотал Катлер.

О том, как поступить правильно …

– Надо вернуться, – объявил майор голосом, ставшим громче после того, как реальность упрочилась вокруг арканца. – Нельзя оставлять всё вот так.

– Энсор, этот город затронут варпом, – запротестовал капитан. – Слушай, Форт-Гэрриот, самое большее, в трех днях пути отсюда. Там мы сможем сообщить о здешнем бардаке, и пусть охотники на ведьм разбираются с этими вырожденцами. Их-то для такого и обучали.

– Провидение не вынесет подобного позора, особенно после восстаний, – ответил Катлер. – Мы и так уже на скверном счету у Инквизиции.

– Ты в самом деле думаешь, что они вмешаются?

– Не сомневайся, эти ублюдки, готовые казнить целую планету, кружат над нами, как ястребы, – Энсор мрачно покачал головой. – Пока они позволяли нам самим убираться в собственном доме, но если станет известно, что мы не просто своевольны, а ещё и порчены…

– Но это же просто какие-то позорные трущобы в глуши!

– Может, падение всегда начинается с таких мелочей, – майор вздохнул. – Нельзя рисковать, Элиас. Нас сюда привело провидение, и ради Провидения мы должны вернуться.

– Вижу их! – крикнул сержант Хикокс с верхнего этажа. – Наши парни идут по дороге!

Остальные выжившие, что сидели в амбаре, издали сдержанно-радостные крики.

– Мне надо поговорить с ведьмой, – сказал Катлер, запустив пятерню в блестящие черные волосы. – Может, она знает, с какого бока подойти к этому безумию.

Затем майор сжал плечо товарища.

– Оно закончится здесь, старый друг. Мы его одолеем.

Глава девятая

День 63-й – Клубок

Алое досье

Приближаемся ли мы к центру Клубка или просто плаваем кругами? Невозможно понять, ведь ничто не меняется изо дня в день, кроме остатка убывающих припасов. Уверенным можно быть только в том, что мы движемся по реке через серо-зеленое чистилище, и в том, что Небесный Маршал жестоко посмеялся над всеми нами.

Закончив изучать Алое Досье верховного комиссара, я понял, что в нем содержится всё: полное описание этой гребаной катастрофы, полностью проваленной войны. Она расчерчена схемами проклятой некомпетентности, халатности и абсолютного безумия. Любую, даже самую мелкую улику сопровождают строки, написанные тонким, неразборчивым почерком Ломакс, и каждый её комментарий превращает свидетельство в острое лезвие истины. Если рассматривать эти доказательства по отдельности, то можно списать наши неудачи на простое невезение, но общая картина указывает на – ни много, ни мало – умышленное предательство.

Рассмотрим, например, верховное командование федрийской группы армий. Нам, словно в наказание, достались безмозглые тираны вроде генерала «Железной ноги» Мроффеля, который решил, что танки умеют плавать, и отправил батальон бронемашин в подводную могилу; или высокородные клоуны вроде графа Гилля де Жигала, что развлекается с войной, будто страдающий дальтонизмом игрок в регицид, путая синекожих с зеленокожими, а канонерки с канониссами. К ним примыкают безумцы вроде Вёдора Карьялана и Ао-Олиуса (прозванного «Мясником-Часовщиком» из-за одержимости точным планированием своих обреченных атак). Конечно, в темных уголках Империума взрастает множество подобных дураков и чудовищ, но здесь их выпестовали, чтобы удушить в утробе любую надежду на победу.

Далее в досье следует перечень ошибочных стратегических решений, от просто странных до из ряда вон выходящих. Почему запрещены полеты над вражеской территорией и применение дальнобойной артиллерии? Почему в первую очередь запрашиваются дополнительные танки, а не машины-амфибии? Почему командование отказалось от бригады катаканских джунглевых бойцов, если эти парни, несомненно, рождены покорить Трясину? Почему… почему… почему… Вопросы громоздятся на вопросы, ошибки – на ошибки, и следы каждой из них уходят наверх, к самому Небесному Маршалу.

Долгие годы Ломакс негласно собирала свидетельства неблаговидных поступков Зебастейна Кирхера, увязывая их между собой, создавая доказательства, c которыми, как знала она сама, никогда не смогла бы выступить в суде. Вот почему верховный комиссар передала этот факел мне, единственному человеку на Федре, не вышедшему у неё из доверия. Вот почему она послала меня в Клубок, по следам соотечественников.

Конфедераты никогда не были целью моего возмездия. Они должны были стать моими союзниками.

Из дневника Айверсона

– Знаешь, Хольт, в чем твоя проблема? Ты офрагенно много думаешь, – глубокомысленно заявил Модин и усмехнулся, заметив недобрый взгляд комиссара. – Чё? У тебя опять этот видок, как будто призрака увидел или типа того.

– Просто ответь на вопрос, серобокий, – произнес Айверсон, борясь с тошнотой. Состояние зараженного парня постепенно ухудшалось за последние недели, от него исходила жуткая вонь, и «каюта»-кладовая пропахла разложением. В полумраке лицо Клетуса казалось грубо вырезанным из коралла, а под одеждой бугрилось нечто, когда-то бывшее мускулами.

– Хошь сказать, что тебе больше неохота зависать со стариной Клетом? – с притворной обидой в голосе спросил огнеметчик. – Ты ж ко мне целыми днями не заходишь, Хольт.

– Я хочу знать, выслушает ли меня Катлер, – настаивал комиссар.

– Ну, я, типа, никогда не знал, что там полковнику по нраву, – ответил Модин. – Большие шишки никогда не зависают с пехтурой вроде меня.

– Но Катлер – честный человек?

– По тому, чё я о нем знаю, могу поспорить – он так думает, – боец пожал плечами. – Слушай, если полковник решит, что ты правильный парень, то, скорей всего, поддержит тебя. Особенно, если ты сможешь очистить его имя.

Затем Клетус подозрительно воззрился на комиссара.

– Ты не соврал насчет этого, Хольт? Реально собираешься отмыть 19-й до блеска?

– У меня есть такие полномочия, – последнее время Айверсону легко давалась ложь, – но искупление имеет цену.

– А что насчет меня? – с внезапной горячностью спросил Модин. – Ты вытащишь этого больного фрага Карьялана из его паутинки и измордуешь за то, что он сделал со мной?

– Всё не так просто…

– Ага, я понял уже, – злобно проговорил огнеметчик.

– Не так просто, но да. Даю тебе слово, – сказал Айверсон, твердо решив исполнить обещание. – Вёдор Карьялан – еретик, и я добьюсь, чтобы за свершенные преступления его настигло Правосудие Императора.

Как и всех других чудовищ, которые затянули эту войну и бессмысленно растратили столько имперских жизней.

Клетус долго смотрел на него, и, наконец, кивнул.

– Что ж, тогда мы с милой дочуркой леди Адское Пламя… – боец указал на огнемет, который раздобыл ему Хольт, – будем прикрывать тебя всю дорогу.

День 65-й – Клубок

Безрассудство Модина

Несмотря на предупреждения, Модин сегодня утром забыл об осторожности. Мы с кадетом Рив стояли на верхней палубе, когда внизу вдруг началась какая-то суматоха. Услышав яростные вопли моего безбилетника, я понял, что происходит, но было уже поздно – его обнаружили. Спустившись, мы увидели, как целая толпа летийцев вытаскивает серобокого из каюты. Парень отбрыкивался и отмахивался, дрался отчаянно, как дикий зверь, но противников было слишком много. Должно быть, они застали бойца врасплох, схватили прежде, чем тот успел добраться до огнемета.

Потом летийцы бросили Модина на палубу, и, окружив беглеца, будто стая шакалов, принялись глумиться над ним, оскорблять и проклинать «уродского мутанта». В изумрудном свете он действительно так выглядел: покрытая наростами кожа, схожая с чешуей, тело, которое словно изгибалось и свивалось под ударами покаянников.

Признаюсь, что едва не позволил им довести начатое до конца, но затем поймал измученный взгляд бойца и осознал – если я отступлюсь, Модин вернется ко мне.

Из дневника Айверсона

– Хватит, – произнес комиссар. Оттолкнув какого-то морехода, он шагнул в круг озлобленных лиц. – Я сказал, хватит! Этот человек работает на меня!

Летийцы почти одновременно притихли и уставились на Хольта враждебными взглядами. Кто-то смотрел мрачно, кто-то – разгневанно, а кадет Рив казалась такой же возмущенной, как и покаянники.

– Что ты говоришь? – требовательно спросил Ксанад Васько, бритоголовый мужлан и «забатон» летийцев, воин-священник, которого они в равной мере почитали и боялись. Кроме того, именно он спорил с Айверсоном по поводу арканского флага, и не забыл публичного унижения. Ярость корсара висела в воздухе пагубной грозой.

– Рядовой Модин – специалист, приданный мне для выполнения миссии, – сказал Хольт. – В связи с заболеванием бойца я отдал ему распоряжение оставаться в изоляторе, пока мы не достигнем цели.

– Он потроган рукой Каоша, – прорычал Ксанад. – Должно сжечь!

– Ты ошибаешься, – ответил Айверсон, поражаясь, как слепы эти фанатики к недугу собственного вождя. Впрочем, Карьялан не допускал к себе никого, кроме самых надежных слуг, поэтому Васько и его команда, скорее всего, не подозревали, что подчиняются чудовищу.

– Возможно, забатон прав, – подала голос Рив. – Этот индивидуум, очевидно, запятнан порчей, сэр.

– Так есть. Император обвиняет! – настаивал Васько.

– Да Он, похоже, просто балдеет от этого, – прохрипел с пола Клетус, но забатон с размаху пнул его под ребра, и смешок скрючившегося бойца превратился в крик.

Айверсон медленно вытащил автопистолет, чтобы все успели прочувствовать важность момента, и направил оружие на Ксанада.

– Я уже указывал тебе на недопустимость противодействия воле Императора, – объявил комиссар. В толпе летийцев послышалось злобное бормотание, но сам забатон даже не моргнул. – Это мое последнее предупреждение.

Не заставляй нажимать на спуск. Твои псы потом разорвут меня на куски.

– Хорошая смерть принесет человека ближе к Богу-Императору, – холодно ответил Васько.

– А это такая уж хорошая смерть? – уточнил Хольт.

– Твоя будет хуже, если убьешь меня.

– Сэр, подобная тактика не вполне целе… – слова Изабель растерзал в клочья перепуганный вопль с верхней палубы. Девушка мгновенно обернулась к его источнику, как и большинство летийцев – не шевельнулись только Айверсон и Васько, молча выяснявшие, кто отступит первым.

– Янош! – крикнул один из мореходов, и в тот же миг вопль резко оборвался. Матрос бросился к трапу, но Рив оттолкнула его и сама понеслась вверх, прыгая через ступеньку. Резко повернувшись, Хольт прервал дуэль взглядов и зашагал следом.

– По местам, морские псы! – взревел Васько, направляясь туда же вместе с парой корсаров. – Император зовет!

У трапа, ведущего к марсу, они нашли сломанную лазвинтовку, но сам впередсмотрящий исчез. Что-то злобно бормоча на родном языке, Ксанад полез было наверх, но комиссар стащил его со ступенек. Забатон оскалился, показав черные зубы, однако Айверсон не убрал руку.

– Что бы ни схватило его, оно могло остаться там, – ровным голосом произнес Хольт, движением головы указывая на густую листву вверху. Некоторые ветки касались «вороньего гнезда», пока канонерка дрейфовала вдоль берегов. Сбросив руку комиссара, Ксанад уставился на полог джунглей.

– Ты считал, его забрало растение? – спросил летиец.

– Это могло быть всё, что угодно. В Клубке точно не скажешь, но на марс теперь никто не должен подниматься. И размести здесь отряд, включая минимум одного корсара, чтобы наблюдали за обстановкой днем и ночью.

Васько кивнул и направился к трапу на нижнюю палубу, но Айверсон произнес ему в спину:

– Судьбой рядового Модина распоряжаюсь я, забатон, – Ксанад замер. – Это понятно?

Обернувшись, летиец хмуро посмотрел на Хольта.

– Очень хорошо, так есть, – спокойно ответил Васько, – но знай вот что, комиссар: если ты будешь совравшим, я сделаю новый флаг из твоей шкуры.

День 66-й – Клубок

Пожиратели гнили

Иногда кажется, что страх во мне умер, но тут же какая-то новая мерзость решает доказать обратное и вдалбливает в мою голову правду: кошмары никогда не успокоятся, ни одному человеку не дано избавиться от них. За каждым ужасом приходит следующий, отвратительнее прежнего.

Из дневника Айверсона

Корабль вновь резко дернулся, и пошатнувшийся комиссар едва не выпустил железный леер. Хольт с руганью тащился по тесным коридорам нижней палубы, покачиваясь, словно пьяный, а мир тем временем подпрыгивал и вертелся вокруг него. На полу плескалась вода, заливающаяся через потолок, Айверсону она доходила почти до щиколотки. Распахнув люк на верхнюю палубу, арканец тут же угодил под настоящий артобстрел крупными дождевыми каплями. Всё ещё не придя в себя после сна, он пытался разобраться в хаосе, творящемся на канонерке.

Нас что, атакуют?

Давно наступила ночь, но от вездесущего биологического сияния джунглей не осталось и следа. В тусклом блеске аварийного освещения Хольт разглядел мореходов, которые сновали туда-сюда с фонарями и ведрами, понукаемые своими господами-корсарами. За бортом царила абсолютная, чернильная тьма.

– Почему двигатели остановлены? – заорал Айверсон, перекрывая рев бури.

– Кажись, река впереди перекрыта! – крикнул в ответ Модин. Беглец съежился под брезентом возле трапа, баюкая в руках огнемет. – И этот шквал фраганый реально не вовремя начался!

– Я тебе говорил, не попадайся никому на глаза!

– Слышь, Хольт, для тебя же стараюсь, слежу тут за всем!

Вспышка молнии озарила палубу, и комиссар заметил Ксанада Васько в рулевой рубке. Фанатик щелкал церемониальным кнутом и выкрикивал приказы, а рядом с ним, сложив руки за спиной, стоял Старик Бирс и мрачно наблюдал за переполохом. Поймав взгляд Айверсона, призрак покачал головой.

«Мне это нравится не больше, чем тебе, старина», – подумал Хольт, осторожно пробираясь к рубке. Палуба то опускалась, то вздымалась под ним, волны, перехлестывая через борта, заливали канонерку почти также быстро, как летийцы успевали откачивать воду. Почему, черт их дери, помпы не работают? Он проделал столь долгий путь не для того, чтобы утонуть в Квалаквези…

Комиссар замер на ступенях, ведущих в рубку. Он заметил рыхлых, бесформенных великанов, окруживших корабль; их силуэты грозно выступали из полумрака. Мгновение спустя по гигантам скользнул луч прожектора, и Айверсон расслабился, узнав бугристые иглу саатлаа. Строения были такими же неопрятными и опростившимися, как их хозяева: стены из прутьев, покрытых слоем высохшей глины, да крыши из широких листьев. Эти грубые лачуги были на порядок примитивнее коралловых зданий, возведенных древними федрийцами.

– Деревня Рыбок есть! – проорал Васько из рубки. – Река бежит насквозь её, но впереди стена!

Подойдя к нему, Хольт посмотрел вдаль через покрытое дождевой водой стекло кабины. Широкий луч носового прожектора озарял дамбу, перекрывшую Квалаквези примерно в двадцати метрах впереди. Довольно примитивное строение, из каких-то деревяшек, связанных лианами, но при этом трех метров в ширину и шести – в высоту. Возле препятствия подпрыгивал на волнах один из разведкатеров «Покаяния и боли» с экипажем из нескольких летийцев. Корсар, возглавлявший группу, следил за обстановкой, а мореходы тем временем рубили дамбу топорами и мачете. Храброе, но бессмысленное предприятие, особенно в бурю.

– Вы что, не можете просто пробить дыру из главного орудия? – спросил Айверсон, указывая на носовую лазпушку.

– Можем, – согласился забатон, – но энергобатареи очень низкие. Только шесть, может, семь выстрелов осталось. Не хочешь тратить, нет?

– Семь выстрелов? – возмутился комиссар. – Но мы ведь ни разу не палили из чертовой хреновины! С чего вдруг батареи сели?

– Федра есть, – Ксанад ответил так, словно это всё объясняло, и пожал плечами. К сожалению, Айверсон знал, что летиец прав.

– Нужно возвращаться и попробовать другой приток, – произнес кто-то за плечом Хольта. Обернувшись, он увидел, что позади стоит Рив, хмуро взирающая на преграду. К своему удивлению, Айверсон понял, что почти скучал без «четвертой тени». – Мне кажется, это ловушка.

– Но это место – просто вонючее гнездо Рыбок! – заартачился Васько. – Ничего здесь, что мои корсары не могут убить насмерть, девочка.

– Может, и так, но кадет Рив права, – ответил комиссар. – Найдем другой путь.

Мы ведь, если честно, и так никуда не продвигаемся.

– Верни своих людей на борт, забатон, – добавил он.

– Надо только ослабить стену, потом легко толкнемся насквозь! – настаивал Ксанад, не желая вновь отступать.

– Забатон…

Люди у дамбы внезапно оказались в полной темноте – что-то со свистом вылетело из бури и раскололо носовой прожектор. Стоявший возле него мореход вскрикнул и засуетился в поисках замены.

– Зажечь больше света! – скомандовал Васько в корабельный мегафон.

Сквозь рев грозы пробился завывающий, пронзительный крик. Один из матросов у преграды включил фонарь, и Айверсон увидел, что летиец сидит на вершине дамбы, гоняясь лучом за тенями. Его товарищи тем временем возились с собственными фонариками.

– Отводи их, – приказал комиссар.

– Просто Рыбки есть! – упрямился Ксанад.

Поджарая тень выпрыгнула из мрака и столкнула морехода-«осветителя» с насеста. В тот же миг, как он с плеском рухнул в воду, ночь вновь обрушилась на летийцев, будто голодный призрак, и начались крики. Людские голоса перемежались со звериным рычанием и странными, щебечущими воплями, от которых у Айверсона волосы на загривке встали дыбом.

До сих пор Хольт надеялся, что больше никогда их не услышит.

– Это не Рыбки, – прошептал он.

Сначала тьму возле дамбы прорезал багровый лазерный луч из корсарского хеллгана, а затем новая вспышка молнии ярко озарила всё вокруг, включая сгорбленных, хищных созданий посреди кучки летийцев. Секундой позже вернулся непроглядный мрак, и корсар больше не стрелял.

– Вперед! – рявкнул Васько рулевому, а в мегафон скомандовал: – По боевым постам, морские волки!

Мореходы быстро и дисциплинированно отреагировали на приказ. Отбрасывая ведра и снимая с плеч лазганы, они спешили к местам по боевому расписанию. Корсары, ступавшие среди них, словно боги войны в доспехах, нараспев читали молитвы и накапливали заряды хеллганов. Носовой прожектор вновь вспыхнул и осветил преграду, но передовая бригада уже исчезла.

– Двигатель пробуждается, мой забатон, – доложил рулевой.

Запыхтев, канонерка двинулась вперед, и тут же что-то грохнулось на крышу рубки. Посмотрев вверх, имперцы увидели когтистую лапу, шарящую в воздухе. Недолго думая, Ксанад открыл огонь, пробив перегретыми хелл-разрядами металлический потолок, словно бумагу. Невидимый абордажник заскулил и свалился, пролетев мимо окна клубком тощих ног.

– Забатон, немедленно разворачивай корабль! – скомандовал Айверсон.

А потом хищники одновременно оказались повсюду. Благодаря могучим, изогнутым в обратную сторону ногам, они прыгали с деревенских крыш прямо на палубу, перемахивая через борта. Один из врагов приземлился на четыре ноги возле трапа, ведущего в рубку, и заскользил по мокрому от дождевой воды металлу. Несмотря на обтекаемое, мускулистое тело, как у собаки или волка, существо двигалось быстро и дергано, что указывало на птичий метаболизм. На плотной серой коже не было ни волоска, однако из шеи, ниже затылка, торчал пучок острых голых перьев, вроде игл дикобраза.

– Это пёс? – выдохнула Рив, стоявшая в дверях.

Услышав её голос, создание резко повело башкой на гибкой шее. Перед имперцами мелькнули скошенные глаза над изогнутым, бритвенно-острым клювом, созданным, чтобы раздирать и рвать на куски. Тварь ухнула – это был странный звук, нечто среднее между лаем и клекотом, – и понеслась прямо к рубке.

Оттолкнув Изабель плечом, Хольт выбросил вперед аугметическую руку. Челюсти гончей плотно сжались на металле, но от силы удара комиссар повалился прямо на окаменевшего рулевого. Сверху на них рухнул хищный чужак.

– Ёрдёг кутья! – выругался забатон на родном языке, скидывая с плеча хеллган.

Пока существо рвало когтями его плащ, Айверсон обхватил язык гадины застрявшей рукой и сильно сдавил. Гончая бешено затрясла башкой, брызгая на комиссара слюной и пытаясь добраться до мягкой плоти за протезом. Хольта затошнило от гнилостного запаха из пасти, но он держался, продолжая сжимать кулак. Вблизи арканец разглядел, что кожа чудовища покрыта гнойными опухолями и сплетениями грибковых наростов. Леди Федра, похоже, взяла власть над тварью.

– Убейте её! – заорал Айверсон остальным.

Первым к нему на помощь пришел Васько. Прижав хеллган к брюху чудища, фанатик открыл огонь; гончая заклекотала от мучительной боли и отбросила врага ударом лапы, но оказалось, что лазразряд летийца почти распорол её надвое. Создание быстро теряло силы, а точный выстрел Изабель пробил один из его косых глаз. Вторая пуля раскроила гадине череп, и она упала бездыханной.

– Император обвиняет! – взревел Ксанад и выбежал навстречу буре, жаждая пролить больше крови во имя своего бога.

– Трон, да что же это такое? – спросила Рив, пока комиссар поднимался на ноги.

– Гончие крутов, – мрачно ответил Хольт. – А где гончие, там и их хозяева. Нам нужно убираться отсюда.

Внизу, на терзаемой штормом палубе, стоял Модин, широко расставив ноги для равновесия. Он пробудил к жизни огнемет, оружие издало кашляющий звук, и тут же на конфедерата бросилась одна из «собачек», с клювом, покрытым кровью выпотрошенного морехода. Резко повернувшись, Клетус ударил тварь тяжелым стволом, да так, что та рычащим и щелкающим клубком врезалась в ограждение. Секундой позже чудище уже поднялось на ноги, завывая в беспримесной злобе.

Модин завыл в ответ и поджег чужака. Вызывающий рев гадины превратился в визг, а огнеметчик расхохотался, наслаждаясь заварушкой. Да, арканца пожирал заживо какой-то грибок-мутант, все, кого он знал, наверняка были мертвы, но – Преисподние свидетели, – в жизни ещё встречались шикарные моменты!

Мимо Клетуса полз корсар с гончей, вцепившейся ему в спину. Тварь сомкнула челюсти на алом шлеме, пытаясь расколоть его, словно железное яйцо. Тихо насвистывая, Модин подпалил ей перышки аккуратным языком пламени, и хищник с болезненным стоном выпустил жертву. Как только чудище развернулось к арканцу, он воткнул ему в пасть ствол огнемета и поджарил мозги. Наслаждаясь ароматом горящей плоти, конфедерат жадно оглядел палубу, но все гончие были уже мертвы и схватка закончилась.

Похоже, корсары получили от драки тот же кайф, что и пустошник – все они сейчас распевали какую-то аллилуйю Богу-Императору с широкими, глупыми улыбками на лицах. Даже идиот, которому чуть не отгрызли башку, и тот подтягивал. Что же, может, корсары и тащились от молитв Трону, как от дури, но – вынужденно признал Модин – кишка у них была не тонка. У мореходов тоже имелись кишки, и тонкие, и толстые, вот только все они сейчас были раскиданы по палубе в лужах крови, чисто обрезки на скотобойне. Без доспехов и хеллганов, как у господ-корсаров, матросы оказались собачкам на один укус; Клетус прикинул, что в живых осталось меньше половины работяг. Что ж, мореходы так же резво накинулись на него с кулаками, как и заправилы, поэтому арканец не собирался по ним слезы лить.

– Ты хорошо сражался для ублюдка-мутанта, – произнес спасенный им корсар.

– Да разве это сражение, – протянул Модин. – Так, побарахтались маленько.

Мятый Шлем улыбнулся, показав зубы, украшенные сияющими камушками.

Ветер принес чей-то рыдающий стон, долгий, безнадежный и преисполненный муки. Его услышали все на палубе, но отозвался только забатон:

– Это есть Жолт. Ублюдки-Рыбки забрали его, – покрытое татуировками лицо фанатика превратилось в дьявольскую маску ярости. – Они смеются над нами, братья!

– Твоего человека забрали не Рыбки, – произнес Айверсон с трапа, ведущего в рубку. Затем комиссар указал на лачуги, протянувшиеся вдоль реки. – Там скрывается нечто намного худшее, нечто, с чем нам не стоит связываться сейчас.