Текст книги "Ксеноугроза: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 55 страниц)

Неужели я только что отступил от края бездны?

– У неё пушка! – заорал Ниманд.

Айверсон резко обернулся, и автопистолет как будто сам прыгнул ему в руку. Перед комиссаром выросла Номер 27 и раскинула руки, словно умоляя его о чем-то или предостерегая, но Хольт уже открыл огонь. Заряды, с брызгами эктоплазмы пробив мертвую девушку, вонзились в Рив. Кадет стояла неподвижно, и…

Какая ещё пушка? Она безоружна!

Первая пуля выбила Изабель правый глаз, вторая и третья оторвали половину лица. К ужасу Айверсона, она ещё была жива, падая на землю.

– Рив! – комиссар рухнул на колени рядом с ней, зная, что ничем не сможет помочь. – Изабель, послушай меня…

Уцелевший глаз девушки вертелся в глазнице, пытаясь отыскать Хольта.

– Айвеххх… шшооохх… – раздробленная челюсть превратила слова Рив в булькающее месиво, но она вцепилась в комиссара. – Тххы… убххх… людхх…

Вздрогнув в последний раз, Изабель умерла.

Арканец поднял взгляд на Ниманда и увидел, что призрак с жадной ненавистью смотрит на труп.

– Зачем ты это сделал? – спросил Айверсон.

– Это было единственное надежное решение, Хольт, – с тайным злорадством пояснил мертвый комиссар.

Айверсон открыл огонь в автоматическом режиме и превратил призрака в кружащиеся клочья эктоплазмы. Пистолет сухо щелкнул, и арканец механически вставил новый магазин взамен пустого. Хольт продолжал стрелять и перезаряжаться, пока последние фантомные комки не исчезли бесследно.

С тех пор он никогда не видел Детлефа Ниманда.

– А куда делась твоя подружка? – спросил Вендрэйк по возвращении Айверсона.

– Она больше не с нами, – ответил комиссар.

«Как и Модин», – подумал Хольт, твердо зная, что это не так. В отличие от огнеметчика, Изабель Рив обязательно вернется к нему.

Акт третий
ВознесениеГлава одиннадцатая

ВОЕННЫЕ АРХИВЫ ПРОВИДЕНИЯ,

КАПИТОЛИЙ-ХОЛЛ

ДОКЛАД №: ГФ-067357

СТАТУС: *СЕКРЕТНО*

АВТ.: Генерал Таддеус Блэквуд, глава отдела собственной безопасности

ОЗН.: майор Ранульф К. Хартер, офицер-дознаватель (отдел собственной безопасности)

КАС.: Военные преступления – 19-й Арканский – пос. Троица, Вирмонт

СВД.: Примите к сведению, что данный населенный пункт находился в категории «содействующие повстанцам». Хотя жестокость, проявленная майором Катлером в ходе зачистки, вызывает сожаление, подобные инциденты неизбежны в военное время.

ЗКЛ.: Вам предписывается немедленно прекратить расследование событий в пос. Троица. Вопрос о наказании 19-го полка Конфедератов будет рассмотрен отделом собственной безопасности в надлежащем порядке. Дело закрыто.

Примечание: я хочу, чтобы Катлер и 19-й убрались отсюда в течение месяца. Дайте мужику полковничьи звезды и отправьте за пределы планеты. Катлер сделал то, что должен был, но он сорвиголова и слишком непредсказуем. Ему нельзя доверить подобную тайну. Если Инквизиция пронюхает о Троице, Провидение ждут немыслимые последствия.

– Вы – аномалия на Федре, Энсор Катлер, – заявил пор’о Дал’ит Сейшин с высоты своего тронного дрона, – но вы ведь всегда были аномалией, не так ли? Особенно для вашего начальства.

Беловолосый узник, сидевший на стуле за преградой силового поля, фыркнул в ответ.

– Ничего нового я от тебя не услышал, синекожий.

– Но я предлагаю вам выбор, от которого невозможно отказаться, – не отступал посланник. – В отличие от вашего Империума, Империя Тау приветствует лидеров c творческим мышлением. Такой человек, как вы, станет для нас бесценной находкой.

– Тогда открой карты, – Катлер наклонился вперед с лукавым выражением лица. За время заключения арканец похудел, в его облике проступило нечто волчье. – Говори начистоту, Си. Во что ты играешь здесь, на Федре?

О’Сейшин сложил пальцы домиком, тщательно обдумывая вопрос. Это было его двадцать пятое «собеседование» с Субъектом-11, но человек оставался таким же упрямцем. Возможно, пришло время всадить клинок чуть поглубже.

– Федра не имеет значения, – объявил посланник. – Война здесь – нечто вроде ямы для отходов Империи Тау, и мы не намерены её выигрывать. Продолжение конфликта служит Высшему Благу, в отличие от возможной победы.

– Ты хочешь сказать, что эта война – бутафория? – с горечью произнес Катлер.

– Не совсем так. Сражения вполне реальны, но при этом бесцельны. Одна рота ваших хваленых космодесантников могла бы захватить Федру за неделю, несколько опытных полков Гвардии – за год, но Империум осознанно направляет сюда худших своих солдат. Некомпетентных, сломленных, психически неуравновешенных, тех, кто утратил волю к победе и веру в себя.

– По-моему, ты оскорбляешь 19-й, – огрызнулся полковник.

– Как я уже отмечал, – успокаивающе поднял руку о’Сейшин, – иногда через сито отбора проникают аномалии вроде вас.

– То есть настоящие бойцы? – Катлер покачал головой. – Нет, на это я не куплюсь. Зачем бы Империуму играть в поддавки?

– Империум не играет в поддавки. Как и мы, он просто не хочет выиграть.

– И зачем вести войну, победа в которой никому не нужна?

Посланник тау скривил лицо, пытаясь изобразить человеческую улыбку. Он неустанно практиковал эту гримасу и считал, что добился весьма неплохих результатов.

– Отвечу вопросом на вопрос, Энсор Катлер. Скажите, с кем ваш Империум сражается на Федре?

– Не понимаю, о чем ты.

– Обратимся к фактам. Аборигены-саатлаа многочисленны, но примитивны, и их военный потенциал ничтожен. Ауксиларии-наемники иных рас эффективны, но их мало. Что касается моих сородичей… – о’Сейшин развел руками. – Сколько тау вы повстречали на Федре, Энсор Катлер?

– На одного больше, чем нужно, Си.

– Тогда вам повезло, поскольку я думаю, что на всей планете осталось не более двух тысяч тау. Весьма контрастирует с сотней тысяч имперских гвардейцев, не так ли? – посланник сделал паузу, давая Катлеру время обдумать цифры. – Спрошу вас вновь: с кем же Империум сражается на Федре?

– С перебежчиками, – мрачно ответил полковник, – но такой масштаб предательств…

– Был очень тщательно рассчитан, – спокойно закончил о’Сейшин. – На протяжении десятилетий тау отводили своих бойцов, пока вы пополняли наши ряды. Ваш Империум бросает людей в бездну, а мы даем им надежду. Вы воевали сами с собой, Энсор Катлер.

– И всё-таки для тебя это просто игра, верно?

– Напротив, – возразил тау, – мы преследуем важную цель и несем искреннее послание. Федра представляет собой рабочую модель, микрокосм будущего, которое наступает прямо сейчас. Пока Империум отвлечен этим локальным конфликтом, наши агенты – люди! – ведут истинную войну за пределами рубежного мира, завоевывают сердца и души обитателей субсектора. Везде, куда бы ни пришли наши посланцы, они находят недовольство жизнью и жажду чего-то лучшего. Ваша раса, друг мой, не так едина, как пытается показать Империум.

– У тебя что, есть ответы на все вопросы?

– Не на все, – признал о’Сейшин, – но на многие. Например, психическое заболевание, терзающее человеческую расу – вы, кажется, называете его «Хаосом», – не встречается у тау.

Катлер словно застыл.

– Это потому, что у вас, синекожих, нет души.

– Возможно, в таком случае цена обладания душой слишком высока, – серьезно ответил посланник. – Вот ещё несколько фактов, Энсор Катлер: ваш народ силен, но подвержен недугам старости. Моя раса полна жизни, но склонна совершать ошибки молодости. По отдельности мы уязвимы, но вместе можем стать несокрушимыми. Тау вам не враги.

О’Сейшин откинулся на троне, ожидая неизбежно саркастического ответа, но полковник молчал, а глаза его блестели от раздумий. Удивленный посланник решил продолжить.

– Федра – это жертва, приносимая во имя Высшего Блага двух народов, Энсор Катлер. В глубине души вы понимаете, что Империум содрогается в агонии. Не умирайте вместе с ним. Не позвольте вашим людям умереть за него.

Узник выглядел крайне обеспокоенным, почти жалким, и в этот момент о’Сейшин готов был поверить, что гуэ’ла – обреченная раса. Он нетерпеливо наклонился вперед, чувствуя близость победы.

– Скажите мне, Энсор Катлер, вам знакомо имя «Авель»?

Метель вернулась, жаждая отмщения, но вокруг стало теплее из-за яростного пламени, пожиравшего убитый город. Скъёлдис, северная ведьма, помнила, что в ту ночь потела под тяжелыми одеяниями.

Внезапно она вспотела и сейчас.

Троица опаляет холодом…

Женщина вздохнула, не желая вновь переживать это воспоминание, но, если уж кошмар начинался, то всегда доходил до конца. Смирившись, северянка зашагала через площадь к ненавистному храму, огибая обугленные конечности, которые торчали из-под снега. Вералдур шагал у неё за спиной, держа топор в руках на случай, если какой-нибудь одинокий культист, переживший бойню, вздумает атаковать Скъелдис. Ведьма вспомнила, что на полпути к церкви какой-то безумец с расколотым лицом должен выскочить из сугроба, и в этот раз вовремя указала на него своему стражу. Культист перестал быть проблемой; правда, вералдур всё равно бы его перехватил, но предупреждение ускорило события.

Белая Ворона и старый Элиас Уайт ждали её у тяжелых дубовых дверей храма. Рядом с ними выстроились три отделения лучших бойцов полка – серобокие, примкнув штыки к лазвинтовкам, прикрывали вход. Тут же вышагивала пара «Часовых», боевые машины беспрерывно наклонялись и поворачивались в «поясе», держа здание на прицеле. В радужном свете, который струился из витражного окна наверху, люди и шагоходы превращались в рваные тени, хрупкие и нереальные.

«И это – самая настоящая истина», – подумала Скъёлдис.

– Ты призвал меня, майор Энсор Катлер, – сказала она вслух, ещё раз отыгрывая роль из собственной жизни.

– Именно так, госпожа Ворон, – тогда Энсор впервые посмотрел ей в глаза, хотя до этого частенько втайне поглядывал на северянку, думая, что она не замечает. С того самого дня, как Скъёлдис оказалась в полку, Катлера привлекала её странность, но благоразумие майора мешало сближению.

Тогда, в этом искаженном городке, влечение стало необоримым, а их союз со Скъёлдис – неизбежным.

Энсор указал на блистающий поток радужных лучей.

– Поскольку вы, леди, наш санкционированный шаман, я решил, что у вас найдется какое-нибудь объяснение этому.

– Великий Чорв отравил это место, – ответила она. – Проявив мудрость, ты отсек ему крылья, но сердце твари всё ещё бьется. Найди и уничтожь его.

– Ну, не похоже, что с поисками у нас будут проблемы, – с показной беспечностью произнес Катлер, – а вот насчет второй части…

Он открыто и дерзко улыбнулся северянке.

– Может, выйдет что-нибудь интересное.

– Я пойду с тобой, – сказала женщина.

Имелся ли у меня выбор, или прошлое было предопределено, как и этот сон?

– Буду рад иметь тебя под боком, Ворон.

– Меня зовут не так, Энсор Катлер.

Майор кивнул, обдумывая ответ.

– Возможно, когда всё это закончится, ты назовешь мне более достойное имя, но сейчас… – он повернулся к храму, – у меня под ногой змея, которую нужно раздавить.

– А ну, придержи коней, Энсор! – запротестовал Уайт. – Я тебе говорю, надо сжечь это гнездо язычников, как мы спалили остальной город. И вообще незачем нам лезть внутрь…

– Боюсь, что есть зачем, – возразил Катлер. – Сожжения может не хватить, Элиас. Мы должны убедиться, что всё кончено.

Конфедерат повернулся к Скъёлдис, впервые ища её одобрения.

– Я прав, леди?

– Ты не ошибаешься, – подтвердила она. – Если зло ускользнет, то укоренится в другом месте.

– С каких это пор ты стал её слушаться, Энсор? – Уайт подозрительно взглянул на друга. – Она ведьма, а мы в городке, который из-за колдовства в Преисподние провалился. Откуда нам знать, может, порча и внутри неё сидит!

– Хватит! – рявкнул Катлер, но затем смягчил тон, сообразив, чего испугался старый друг. – Элиас, я не прошу тебя идти с нами.

– Погоди, Энсор, ты ж понимаешь, я не это имел в виду… – но облегчение в голосе Уайта выдало его. Старика чуть не тошнило от ужаса, как и всех серобоких, стоявших лицом к храму. Всё они прошли через неописуемо кровавые побоища, но страх, повисший над городком, был хуже любого врага из плоти и крови. Каждый солдат чувствовал, что в Троице он рискует не только жизнью, но и чем-то гораздо большим.

– Ты ж знаешь, я за тебя горой, – неловко закончил Элиас.

– Конечно, старый друг, но мне нужно, чтобы ты оставался здесь и прикрывал нам спины. На случай, если что-нибудь проскочит наружу, – майор повернулся к северянке. – Есть идеи, с чем мы тут столкнулись?

Вздохнув, она проговорила наскучивший текст кошмара.

– У Великого Чорва много обликов и ядов, Энсор Катлер. Некоторые вливают в сердца горечь черных страстей или исступлений с запахом роз. Другие искажают разумы невероятным отчаянием или отчаянными возможностями. Ярость и похоть, страдания и амбиции – всё это игрушки Чорва-в-Сердце-Мира, но все они равно совращают души и лепят тела, словно комок глины, с которым забавляется безумный ребенок.

Женщина видела в разуме майора, что он пытается пошутить – весело или издевательски, неважно, лишь бы принизить угрозу в её словах.

«Так, а какая плохая новость?» – хотел сказать офицер, но Скъёлдис не сжалилась над ним, заткнув рот ледяным взглядом.

Над Великим Чорвом нельзя насмехаться, Энсор Катлер. Интересно, выучишь ли ты когда-нибудь этот урок?

А потом демонический колокол прозвонил вновь, и неуместные шутки остались непроизнесенными. Ужас сгустился над бойцами, будто враждебный туман, и ведьма знала, что каждый из них молится об избавлении. Просит, чтобы его не заставили входить в опоганенный храм.

Кроме того, Скъёлдис понимала, что им нечего бояться, поскольку тяжкий жребий раз за разом выпадал Катлеру, самой ведьме и её вералдуру – и так будет всегда.

– Псайкер, – прожужжал в её разуме голос, сухой, словно мощи, и невероятно далекий. – Ты слышишь меня?

Слова отозвались в мире беспокойной рябью. Снежные вихри мгновенно замерли, и воспоминание о Троице исчезло, унося городок и людей обратно в забвение. Женщина вздохнула, увидев проступающий из хаоса зазубренный силуэт.

– Здравствуй, Авель, – сказала она.

Оди Джойс несгибаемо стоял на берегу реки в броне зуава, словно ржавеющая статуя, и наблюдал за «Часовыми». Вернувшиеся в лагерь шагоходы вели за собой канонерку, на носу которой возвышался человек, настолько неподвижный, что тоже мог сойти за статую. Хотя высокая фуражка новоприбывшего куда-то делась, его призвание было понятно всем. Явился комиссар, на поиски которого уходил капитан Вендрэйк.

– Судя по лицу, он устроит тут Семь Преисподних, – пробормотал Оди в разбухшие от жизни воды, где спал убитый святой. Юноша знал, что Гурди-Джефф превозмог смерть, как всегда делали истинные герои Империума. Праведник следовал за своими палачами в сердце Клубка, проплывая над илистым дном и касаясь снов серобоких, но только Джойс оказался достоин его благословления. Именно оно привело парня из «зеленых кепи» в рыцарское братство, и неизвестно было, где Оди окажется в итоге.

Кровь… для… Бога-Императора…

– Вы что-то сказали, пастырь? – спросил по воксу другой зуав.

Сообразив, что оставил канал связи доспеха открытым, Джойс улыбнулся. При всех своих знаниях и умениях, рыцари внимали каждому слову юноши; быстро приближался день, когда он сместит старпера Мэйхена и возглавит братство. Конечно, их осталось не так уж и много, но всё равно выйдет очень даже неплохо. Император и дядя Калхун будут очень сильно гордиться им.

– В лагерь только что вплыло Покаяние, братья, – объявил Оди по общему каналу, прочитав название корабля, – и скоро за ним последует Боль.

– Что это за безумие? – прошипело создание. Его силуэт бешено колебался, пытаясь обрести форму посреди забвения. – Где ты, псайкер?

– Я сплю, Авель, – ответила Скъёлдис, – и ты вторгся в мои грезы.

Призрак обдумал услышанное.

– И ты видишь во сне вот это?

Растерянность гостя говорила о многом. Он – если, конечно, Авель был мужчиной – не владел искусством вюрда. Мало что понимал в Имматериуме, а интересовался им ещё меньше. Его образ в разуме северянки создавал астропат, передаточная станция в человеческом теле, натренированный отправлять через пустоту телепатические сообщения. Собственное имя «передатчика», как и всё остальное, некогда делавшее его личностью, давно уже растворили едкие потоки информации. Он был могучим псайкером, но при этом ничем. Разум астропата казался ярким светом, сияющим из пустой скорлупы.

Сам Авель был далеким призраком внутри этой оболочки, теневой проекцией, недосягаемой для Скъёлдис. Ведьма часто запускала незаметные пси-щупы, пытаясь коснуться его разума, но всегда натыкалась на пустоту. Казалось, что Авель вообще лишен психической составляющей. Вынужденно положившись на интуицию, женщина выстроила образ собеседника по его словам, но итог оказался настолько же раздражающим.

Манерой речи Авель отличался от всех людей, когда-либо встреченных северянкой. Он говорил с искаженными модуляциями и выражался неестественно – мыслями визави, казалось, управляли только тактика и логистика, его как будто заботила одна лишь война.

– Тебе здесь не рады, – произнесла Скъёлдис.

– Я запрашиваю Противовес, – четко ответил Авель, отметая как маловажные детали и её грубые слова, и собственное пребывание в чужом сне. – Маятник должен упасть на Корону.

Северянка нахмурилась: приверженность собеседника к аллюзиям и кодовым словам раздражала даже сильнее его холодности.

– Это невозможно, – возразила она. – Наши силы разделились.

– Разделились? Как так? Почему так? – затараторил Авель. – Согласно моим инструкциям, вы должны были постоянно поддерживать единство имеющихся подразделений!

Презрение в его голосе возмутило Скъёлдис.

– Наше положение весьма изменчиво. Возникло беспокойство среди офицеров, мы слишком долго ждали…

– И ожидание закончилось. Конвой недавно присягнувших янычар направляется к Короне. Прибытие через трое суток, я перенаправлю их к вашей позиции.

– Мы не готовы.

– Следующая возможность появится лишь через несколько… месяцев, псайкер.

– Дай мне неделю.

– Возможно, у меня не будет и недели, – ответил Авель. – Мое положение пошатнулось, несколько агентов были раскрыты.

– Они предадут тебя? Им известно, кто ты на самом деле?

– Никто этого не знает, – отрезал собеседник. – Даже высохший телепат, который передает мой голос.

– Тогда почему ты так испуган?

– Я не испуган, – с редкой для себя страстью прошипел Авель, – но тау из Касты Воды умны и коварны! О’Сейшин, это древнее чудище, подобрался слишком близко.

– Зачем же ты заманил его в Диадему?

– Там посланник уязвим! Он – истинный творец тупика, в который зашла эта война, и он же – путь к выходу из него.

– А что же Приход Зимы и Небесный Маршал?

Образ замерцал, но ничего не ответил.

– Кто ты, Авель? – спросила Скъёлдис.

– Ты чертов придурок, Вендрэйк! – зарычал Мэйхен, топая к другому капитану, который как раз выпрыгивал из «Часового». – Притащил змею прямо в лагерь!

Джон ткнул бронированной железной лапой в сторону покрытого шрамами человека на канонерке.

– Он сдаст нас при первой же возможности!

Серобокие, столпившиеся на берегу реки, согласно забормотали.

– Да, он комиссар, но коренной провиденец! – рявкнул Хардин, перекрывая растущий гомон. – И честно разберет наше дело!

Правда, уверенности в голосе кавалериста не было.

– Мы убили имперского исповедника со свитой! – насмешливо напомнил Мэйхен. – После такого нет пути назад.

Солдаты взревели в знак поддержки и подступили к амфибии, будто стая шакалов.

– Вы правы, – объявил комиссар, вступая на сходни. – Обратного пути нет.

Он не кричал, но всё равно пробился через шум толпы и словно бы сдул его, как холодный ветер. Никто из солдат не смог выдержать ищущего ледяного взгляда незнакомца; отвернулся даже яростно заморгавший Джон Мильтон.

Комиссар кивнул с бесконечной усталостью, словно уже видел всё это прежде.

– Если ты так далеко прошел по дороге в ад, остается только идти вперед.

– Кто ты, Авель? – твердо повторила Скъёлдис. – Если хочешь, чтобы я помогала тебе, говори.

– Я уже отвечал на этот вопрос, – наконец произнес собеседник.

Это было правдой, даже если ответ был лживым.

Авель заявил, что он – старший офицер флота на борту линкора Небесного Маршала, человек со связями, ниточки которых тянулись прямо к нервному центру внутреннего круга Кирхера. Кроме того, визави ведьмы утверждал, что возглавляет тайное движение сопротивления, целью которого является раскрытие «Федрийской лжи». Он вел долгую и опасную игру, для которой требовались верные союзники и абсолютная синхронность действий. Имея доступ к информации обо всех прибывающих полках, Авель быстро разглядел потенциал 19-го Арканского.

«Вам здесь не место, – сказал он во время первого, мимолетного пси-контакта на орбите, почти год тому назад. – Ваш полк предали».

После того, как конфедераты бежали в глушь, Авель посещал Скъёлдис каждую ночь, добиваясь её расположения мучительно маленькими кусочками информации, которые давали проблеск надежды. В конце концов, она рассказала всё Белой Вороне, и, полковник, вечный азартный игрок, решил рискнуть.

«Что мы теряем?» – заявил он.

Итак, они прислушались к Авелю, и невидимый собеседник оказался надежным советником. Он передавал арканцам данные о маршрутах повстанческих патрулей и линиях снабжения, направлял их к складам боеприпасов и удаленным заставам, даже сообщал ежедневно менявшиеся пароли. Благодаря этому, 19-й полк всё время оставался на шаг впереди противника. Однако же, по прошествии нескольких месяцев послания Авеля стали более детальными, предлагаемые тактики – более рискованными, и в какой-то момент цель конфедератов сменилась с простого выживания на ответный удар по Небесному Маршалу.

«Ты не ошибся, Хардин Вендрэйк, – подумала северянка. – Полк превратился в фигурку на доске для регицида, но ни Белая Ворона, ни я не были игроками».

– Скажи мне, что ненавидишь их! – потребовала Скъёлдис. – Скажи, что ненавидишь Небесного Маршала и его кукловодов.

Так, чтобы я поверила…

Ведьма заострила чувства, словно лезвие бритвы, желая уловить каждый нюанс в словах Авеля. Собеседник ответил мгновенно:

– Я презираю их.

– Скъёлдис! – позвал другой голос, затем ещё раз и ещё…

В грезы северянки вторгся настойчивый грохот, и на мгновение ей показалось, что это звонит демонический колокол из потерянной Троицы. Затем женщина услышала, как рычит её вералдур, и резко открыла глаза.

Ещё не придя в себя, она увидела, что великан шагает к распахнутой настежь двери в каюту. На пороге стоял Вендрэйк, который выглядел наполовину обезумевшим и полностью проклятым, но тут ведьма заметила новое лицо за плечом капитана – и мгновенно очнулась.

Один глаз новоприбывшего казался матово-черным солнцем, другой был ржавым имплантом, втиснутым в пустую глазницу. Оба смотрели из сетки шрамов, светившихся под пергаментной кожей, словно магматические трещины.

Что было хуже всего, она видела это лицо раньше.

– Он просил нас последовать за ним в сердце тьмы, – прошептал Оди Джойс спокойным водам реки. – А потом пообещал вывести с другой стороны, если нам хватит духу.

Зуав стоял на берегу в одиночестве. Пока его товарищи, собравшись шумными группками, переваривали откровения комиссара, юноша отправился побеседовать с утонувшим святым.

– Он сказал, что Небесный Маршал отступился от веры в Императора и стал ксенолюбом, – продолжал Оди. – Что синекожие держат Гвардию за дурачков, превращают хороших людей в плохих и губят тех, кто не поддается на их уловки.

Парень вздохнул.

– Если это правда, то всё чертовски паршиво.

Затем Джойс посмотрел на командный катер, пришвартованный дальше по берегу Квалаквези. Комиссар пошел туда поговорить с ведьмой; если немножко повезет, он, может, даже пристрелит её.

– Меня зовут Айверсон, – объявил мертвец, наблюдая за Скъёлдис через стол. Глаза его больше не были чудовищными: левый стал блекло-голубым, правый – всего лишь отказывающим протезом. Шрамы перестали пылать, но их очертания не изменились, и ведьма не могла отвести взгляд от жуткой сетки, угодив в неё, как в тенета.

«Выглядит моложе, но это он, – решила северянка. – И не мертв».

– Старая рана, – произнес комиссар, неверно поняв её застывший взгляд. – Бритвенная лоза, шагнул прямо в долбаные заросли. Странно подумать, когда-то я был новичком на Федре.

Гость мрачно усмехнулся, исказив очертания шрамов. Скъёлдис видела, что этой сетью стянуто немало вещей – решимость и отчаяние, сокрушенная вера и несокрушимая ненависть, отвага и боязнь того, что отвага изменит ему, былые и недавние убийства… но ни проблеска узнавания.

Он не знает меня. Но как это возможно? И как он мог помолодеть?

– Целая жизнь прошла с тех пор, – сказал Айверсон.

Северянка неверно поняла услышанное, и у неё перехватило дыхание.

– Но ты остался придурком? – издевательски спросил Мэйхен, стоявший в дверях. – Похоже на то, раз явился в логово отступников.

– Я здесь не для того, чтобы судить вас, – ответил комиссар, не сводя глаз со Скъёлдис.

– Серьезно думаешь, что мы поверим в твой лепет о прощении? – фыркнул Джон Мильтон.

– Нет, я не думаю, что вы поверите в это, капитан, – отозвался Айверсон. – Прощения не будет никому из нас, но вашим людям нужно было услышать нечто обнадеживающее.

Зуав снова фыркнул.

– И зачем тогда нам помогать тебе?

– Потому что предали всех нас. И потому что мы хотим одного и того же.

– Правосудия, – тихо произнес Вендрэйк. Кавалерист развалился в кресле, но его глаза ярко сияли.

– В Преисподние правосудие! – рявкнул Мэйхен. – Я хочу поджарить этих ублюдков!

– Тогда позвольте мне помочь вам, – Айверсон говорил со всеми конфедератами, но обращался к ведьме. – Поверьте мне.

«Я верю, – к собственному удивлению, поняла Скъёлдис. – Пусть это совершенно безумно и нелепо, но я верю тебе, Айверсон. Чем бы ты ни был в прошлом, сейчас в тебе нет порчи».

И тогда, с облегчением человека, наконец сбросившего тяжкую ношу, она поведала им об Авеле и Противовесе.

– Маятник обрушится… – запинаясь, бормотал Верн Лумис. – Три дня… У нас… три дня…

У бойца пошла кровь носом, а глаза закатились так, что на виду остались одни белки. Жук поймал парня, не дав ему грохнуться наземь.

– Тихо, Верн, – прошептал разведчик, аккуратно укладывая дрожащего арканца. – Мы тебя услышали, теперь просто отдыхай.

Клэйборну было жаль товарища-серобокого; у Лумиса начались проблемы с головой после того, как боец столкнулся с рожденным из варпа кошмаром в каюте № 31, ещё там, на орбите. Из-за пережитого ужаса парень превратился в косоглазое пугало и стал замечать вещи, которых больше никто не видел. Иногда он хихикал, разглядев эти штуковины, иногда ревел, как младенец, но последнее время по большей части кричал.

– Больно, – простонал Верн. – Каждый раз, как она со мной поговорит, голова чисто наизнанку выворачивается.

– Да я понимаю, но ты хорошо поработал, и она уже ушла, – утешил его Жук.

К несчастью для Лумиса, после случившегося он стал восприимчивым к вюрду и тем самым вытянул короткую соломинку, когда решалось, кто будет «разговаривать» с оставшейся вдалеке ведьмой. Боец превратился в психический вокс-приемник для внедренных арканцев, и это постепенно сжигало его.

– Каждый раз, когда она так делает, они видят меня, – Верн словно тисками обхватил запястье Клэйборна. – Видят меня прямо насквозь, и я знаю, что они хотят войти.

Жук повернулся к остальным.

– Он больше не выдержит.

– Ему и не придется, – отрывисто ответил Клинт Сандефур. – Парень исполнил свой долг, остальное зависит от нас.

Мужественно красивый арканский лейтенант обвел суровым взглядом бойцов, собравшихся в пустом бункере. Они находились глубоко в брюхе Диадемы, заметно ниже уровня реки; это было самое уединенное место комплекса, принадлежащего повстанцам, но не абсолютно безопасное. Конфедераты сходились здесь, только когда Верн начинал подергиваться, что означало свежие новости от ведьмы.

– Все вы слышали Лумиса, времени у нас немного, – продолжил Клинт, который командовал внедренной группой из восьми человек, «предавших» полковника Катлера и «вступивших в ряды» мятежников. Клэйборн признавал, что башка у него варит, но при этом лейтенант был хладнокровным ублюдком и слишком уж напирал на Имперское Кредо.

– День Искупления близок, и я не потерплю ошибок, – строго закончил Сандефур.

– Не очень-то близок для меня, лейтенант, – протянул Джейкоб Дикс. – Если б мы ещё месяцок позависали тут с этими ксенолюбами, я б купился на их Верхнюю Шнягу!

– Тогда я бы лично тебя расстрелял, рядовой Дикс, – совершенно серьезно ответил Клинт. – Мы уже пять месяцев в одной постели с врагами, поздно в них влюбляться.

«Мужик целит на место Белой Вороны», – решил Жук. Стараясь не хмуриться, разведчик внимательно оглядел товарищей, взвешивая каждого по очереди.

Мистер Рыбка, как всегда, безмятежно улыбался, не тревожась из-за сообщения Лумиса. Дикс скалился, будто вурдалак на кладбище, а рядом глупо улыбался его дружок Таггс, показывая зубы – такие здоровенные и кривые, что от них болт-заряд мог бы отлететь. Поуп оставался в тени, и невозможно было разобрать выражение его черного лица, покрытого глубокими морщинами. Впрочем, выйди Обадия на свет, ничего бы не изменилось. Что до Гвидо Ортеги, то его чувства читались слишком уж явно: старик широко раскрыл глаза и нервно покусывал мягкие губы. Клэйборн заподозрил, что пилот-верзантец уже разуверился в сандефурском «Дне Искупления», причем не сильно страдал по этому поводу. Если подумать, Жук и сам ощущал нечто подобное.

«Повсы очень прилично с нами обращались, – признал разведчик. – Лучше, чем Гвардия когда-либо. Даже синекожие не так уж плохи, когда попривыкнешь к ним…»

– Знаю, всем вам пришлось нелегко, – вновь заговорил лейтенант. – Мы солдаты, а не какие-нибудь поганые шпионы, но скоро представится шанс за всё отплатить врагу.

Он повернулся к Жуку.

– Уверен, что сможешь проникнуть в Око, разведчик?

– Без проблем, – кивнул Клэйборн. – Короче, у нас в команде есть один болван-аристократ по имени Олим, и он регулярно ходит туда на смену. Весь взвод оттягивается на мужике, как на груше для битья, и я легко стал его лучшим другом в целом мире. Олим проведет меня туда, поглядеть, что почем.

– Что-то не так, мистер Жук? – спросил Сандефур, приметив горечь в тоне разведчика.

– Никак нет, сэр, всё путем, – отозвался тот, – но наверху, возможно, нас ждет грязная работенка.

– Да мы всё подчистим! – хохотнул Дикс, и Таггс заржал следом.

– Только нужно убедиться, что у вас будет подходящий инвентарь, – Клинт повернулся к темнокожему рядовому. – Поуп, ты достал устройства?

– Ага, вот они, – Обадия, который сумел попасть в наряд на охрану оружейного лабораториума техножрецов, похлопал по наплечной сумке. – Четыре штуки свистнул, больше побоялся. Парни-шестеренки кружат над своими новыми игрушками, чисто ястребы.