Текст книги "Фантум 2012. Локальный экстремум (сборник)"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 41 страниц)
Мелисса Гринуэй и впрямь была реликтом бумажной эпохи. И, несомненно, интеллектуалкой («ДОКТОР Гринуэй, Серж, если скажешь «миссис», разговор с самого начала не сложится…»). Но назвать ее пожилой мог только бестактный озлобленный Дон.
Любимый редактор Марио Каматы носила тонкие вытертые джинсы и растянутую майку-борцовку. Тинейджерская одежда совершенно не скрывала фигуру, безупречную в любом ракурсе: никаких обвислостей и складочек. Греховных мыслей это зрелище не вызывало, не более чем мраморная статуя. Одно только преклонение перед могуществом бессмертного искусства и целеустремленностью художника. Наверное, дело было в ее лице. Эта особа могла исправлять тексты великого писателя и получать благодарности в ответ. Только посмел бы он не поблагодарить.
– Я рада вам помочь, мистер Островски. Но уверяю вас, я уже рассказала всё, что могла, и ответила на все возможные вопросы.
– Все возможные вопросы никогда не будут заданы, доктор Гринуэй, – сказал Сергей с тонкой улыбкой (он надеялся, что именно с тонкой). – Конечно, по нашей вине: мы сами не всегда знаем, о чем следует спрашивать.
– А, понимаю. Что ж, если придумали новые вопросы, давайте.
– Вы работаете только здесь?
– Да.
Помещение напоминало одноместный номер в дорогом отеле. Скромная функциональная мебель, рабочий стол-пюпитр: хочешь – клади тач-скрин плашмя, хочешь – подними и установи вертикально, а рядом ставь чашку. На столе – бумажные листки и ручка для письма, птичье перо (довольно крупное, кремового цвета, с поперечными темными полосами), камешек (кажется, гранит, одна сторона отполирована), маленький детский рисунок в рамке, изображающий четвероногое животное. Окно с регулируемой прозрачностью, никаких жалюзи. Выходит на юг, открывает вид на другое высотное здание. Крошечный шкаф-холодильник, столик на колесах. За перегородкой, не доходящей до потолка, – очевидно, спальня и туалетная комната, куда соваться совсем уже неприлично.
Всё мило и невинно. И где-то здесь дыра величиной с Большой Каньон, в которую незаметно провалились два романа Марио Каматы, а сейчас просачивается третий.
– Вот за этим столом?
– Да, конечно.
– Как вы полагаете, текст на вашем экране можно увидеть из окна?
Мелисса Гринуэй одарила его долгим взглядом, отнюдь не восхищенным.
– Поскольку я читаю с вертикального экрана, сижу лицом к окну, но не прямо напротив него, и оно большую часть дня наполовину зазеркалено… – протянула она. – Нет, возможно, я не заметила за окном человека в люльке, или с пропеллером, или с чем-то еще, который висел там всё время, пока я работаю. Но ваши видеокамеры ведь не могли такое пропустить?
Да, после первого инцидента всё происходящее в помещениях сектора С фиксировалось видеокамерами. Теперь отдел Дона располагал многими сотнями часов интереснейших записей.
– Это необязательно должен быть человек. Там могло быть что-то маленькое, например летающий бот. Но если вы поднимаете экран, тогда это и в самом деле не кажется реальным.
– Вообще-то нас предупредили об этом еще полгода назад, – светски улыбаясь, ответила доктор Гринуэй. – Мы садимся так, чтобы работу не было видно из окна. Допустим, один-два раза я могла забыть об этом, но в целом старалась следовать рекомендациям. Что-нибудь еще?
– Да, если позволите. Вы знакомы с Марио Каматой лично?
– Разумеется.
– Если верить его биографу, он своеобразный человек?
– Это вежливый способ спросить, не мог ли он сам передать свой роман пиратам в обход договора с «Дольфин Букз»?
– Не обязательно умышленно… – Сергей тут же сдал назад.
– Марио Камата, мистер Островски, – ледяным тоном сказала Гринуэй, – ничего не делает неумышленно. Это не в его стиле. Ни в литературе, ни в частной жизни. И в любом случае это невозможно.
– Почему?
– Я думала, вы в курсе. Простое сопоставление показывает, что тексты были похищены уже после редакторской правки.
– Но разве вы не посылаете ему исправленные тексты?
– Я посылаю ему исправления, мистер Островски. Существенные исправления, которые требуют его внимания. Но не согласовываю с ним каждую убранную или добавленную запятую. Его доверие лежит в основе нашего сотрудничества. А свое мнение о пиратах и пиратстве Марио всегда высказывает достаточно ясно, и я его разделяю: это вопрос культуры общества.
– Э э… вы хотите сказать, что культурные люди не занимаются пиратством?
– Культурные люди, мистер Островски, не скачивают произведений искусства с пиратских сайтов. Ведь и вы платите за утреннюю газету или одноразовую посуду, а не вытаскиваете то и другое из мусорных баков, хотя там бесплатно.
И пока Сергей переваривал сопоставление утренней газеты с одноразовой посудой, а себя с культурными людьми (преисполняясь особой признательности за «ведь и вы»), доктор Гринуэй завершила свою мысль:
– А теперь извините меня, но сегодня много работы. Замечу только, что вам следовало бы лучше подготовиться к разговору.
При взгляде на Мольвига вспоминались истории про эльфов, пристрастившихся к человеческим порокам, но неспособных спиться до смерти по причине бессмертия. Выглядел он лет на пятьдесят и был бы эффектен – острый профиль, усы и светлые волосы, не густые, зато длинные, – если бы не избыток роста при катастрофическом недостатке веса. Ощущалась в нем некая нереспектабельность, что-то из древних времен, когда в этом самом квартале обитала нищая богема и художник-иллюстратор на гонорар мог купить разве что колбасы. Даже коричневый загар как будто приобретен во время безденежных летних странствий, а чистые штаны и рубаха – только что подарены обществом «Женщины против алкоголизма». Впрочем, Сергей уже пошарил по Сети и теперь знал, кто такой Генри Мольвиг. В «Дольфин Букз» постарались приобрести всё самое лучшее для проекта десятилетия. А при таком портфолио можно выглядеть как угодно.
В отличие от редактрисы, художник встретил гостя дружелюбно. Может, ему надоело трудиться и хотелось поболтать.
– Кофе, мистер Островски? – Он прошел за перегородку, такую же, как в комнате у Гринуэй, и без церемоний поманил за собой Сергея. – Я добавляю корицу, вы не против?
– Буду очень признателен. У вас есть кофе-машина?
– У всех есть. Руководство проявляет заботу, – палец Мольвига застучал по кнопкам. Множественные коричневые ободки на прозрачном стекле кофейника, а также круги от чашек и бурые кляксы на всех горизонтальных поверхностях подтверждали, что заботу руководства он оценил в полной мере. – Фактически это как маленькая кухня – кофеварка, микроволновка, и мы можем заказывать любые вкусности, счета оплачивает издательство. Для обедов, конечно, тут есть кафе.
– Вы можете заказать всё, что захотите?
– Хм… вероятно, я не могу заказать выточенного изо льда лебедя, полного черной икры, – задумчиво произнес художник. – Но на самом деле я еще не пробовал. А все мои пристойные желания удовлетворялись мгновенно.
За перегородкой, помимо кухонного уголка, была кровать с переменной высотой изголовья, прикроватная тумбочка и шкаф. На кровати, прямо на смятом покрывале, лежал предмет, который в своем роде стоил ледяного лебедя. Присутствие его было… неожиданным.
– Это детская вертушка, – вежливо объяснил Мольвиг, проследив за его взглядом. – Я должен ее нарисовать. Извините, не могу рассказать подробнее. Собственно, тот факт, что я рисую вертушку, уже спойлер.
Он поднял над головой игрушку и взмахнул ей, как ракеткой. Пропеллеры из разноцветной фольги весело завертелись, посверкивая под лампой.
– Ее вы тоже заказали по Сети?
(Интересно, а если понадобится нарисовать, допустим, широкополосный передатчик?..)
– Не совсем так. Я посылаю свои пожелания администрации, там их просматривают и если не находят ничего предосудительного, то отправляют заказ.
– Ваши заказы когда-нибудь отклоняли?
– Нет, насколько помню. Вот наш кофе.
Кофе отличный, в меру крепкий и сладкий. Ненавязчивый запах корицы казался лишь особенностью сорта.
– Вам нужно сделать много рисунков?
– Что ж, полагаю, это не тайна. Примерно столько же, сколько и к предыдущим частям, – заставка и финальная виньетка к каждой главе, небольшие иллюстрации к основным эпизодам, несколько крупных. Показать не могу, сами понимаете.
– Я считал, что иллюстрирование – нудная работа. Вы не страдаете от монотонности?
– Да нет. Тут больше свободы, чем кажется. Даже такой зануда, как Камата – в хорошем смысле зануда, конечно, – не может описать всё… весь видимый образ. Львиная доля остается нам. Я особенно люблю рисовать Марту. Она чудесная, хотя и дурочка.
– А ваши иллюстрации пираты не похищали?
– Эти, к Камате – нет. Украли только текст.
– А другие? – Сергей спросил из вежливости: в конце концов, после того как принят новый закон об интеллектуальной собственности, крадут только действительно ценные вещи.
– Что-то бывало. Но я плохо помню, что именно, этим занимаются мои агенты.
– Я могу спросить о вашем рабочем процессе? Вы читаете главу?..
– Увы, приходится, – Мольвиг комично поднял брови. – Рисовать картинки, не читая романа, – в этом выразилась бы высшая суть иллюстративной работы. Но господин Камата консервативен, он желает видеть именно то, что написал.
– Вы при этом сидите за рабочим столом?
– М м, нет. Устаю долго сидеть, начинает болеть шея. Я читаю лежа – забираю текст в е книжку и ложусь вот сюда, – художник махнул длинной ручищей в сторону кровати. – Показать, как?
– Спасибо. – Кровать отделена от окна перегородкой, экран книжки повернут к изголовью… без шансов. – Всего наилучшего, мистер Мольвиг, простите, что помешал.
У верстальщиков была общая рабочая комната. Сейчас в ней над огромным, в газетный лист, тач-скрином сидели двое – муж и жена средних лет, а может быть, давние коллеги, увлеченные профессиональным спором.
– …Но это не годится. Это просто ужасно, ты не согласен?
– А иначе на малом формате плохо обтекает рисунок, тут длинные слова! Гляди, если три на семь дюймов, а пользовательский кегль больше десяти…
– Ничем не могу помочь. Попробуй вспомнить, чему тебя учили.
– Тогда я смягчу правила переноса? Только на этот абзац!
– Ты еще трехколонником его разверстай.
Судя по тону, последняя реплика была оскорблением. Сергей считал, что очарование текста происходит от слов, из которых он состоит. Но от специалистов слышал, что это дилетантский взгляд, что истинное дао – в верном выборе шрифтов, среди коих бывают «плебейские» и «академические», а также ширины полей, размера пробелов между словами, расстояний между буквами и прочих мелочей. В ответ на попытку Сергея представиться женщина, не оборачиваясь, рявкнула: «Через полчаса!» Мужчина совсем не отреагировал.
Сергей почесал за ухом, присматриваясь. Страницы романа, увеличенные раза в четыре как минимум, выведены на рабочий стол и смотрят в потолок. Каждый фрагмент, по-видимому, задерживается на экранах подолгу, верстаясь под все возможные форматы, от настенного до наладонного. Пользователь в XXI веке платит не за контент, а за сервис, и должен получать за свои деньги максимум удобств и удовольствия, так, кажется?.. Работа у людей захватывающая, едва ли они обратят внимание даже на парочку горилл, играющих в баскетбол. А под потолком у нас… ага, вентиляционная решетка, затянутая какой-то сеткой, которая мешает видеть из комнаты, что там внутри, но не наоборот. Прилетайте, фотоботы, снимайте что хотите. Проклятье, да не только леталки – там может сидеть здоровенный «краб», под завязку набитый фотографиями страниц, и никто ничего не заметит!.. На самом деле, скорее всего, Дон проверил эту возможность, однако вопрос поставим.
Но если бы в прошлые разы воровали этим способом, то украдены были бы также иллюстрации Мольвига, верно? Верстальщики над тем и трудятся, чтобы наиболее эстетичным образом совместить картинки с текстом. Вряд ли пираты уважают и боятся Мольвига больше, чем Камату, или ценят его творчество меньше. И уж, наверное, они не стали бы выбрасывать то, что само пришло им в руки… Ладно, смотрим дальше.
Программисты сидели каждый в своей комнате, координируя действия по локальной сети, как сказал Сергею руководитель группы IT Чарльз Маккласки. Чарльзу было лет двадцать пять, круглые оттопыренные уши и клочковатые бакенбарды делали его похожим на шимпанзе с рекордным IQ. На очень раздраженного шимпанзе, который уже полчаса не может добраться до банана и вот-вот запрыгает на месте, вопя от ярости.
– Над чем работаете лично вы?
– Защита файла после публикации. – Маккласки по-обезьяньи оскалил зубы. – Защита от неоплаченного копирования, защита от вандализма, защита от несанкционированного доступа при сохранении всех прав честных читателей… и угадайте, что я думаю? Почему-то кажется, что мы работаем впустую! Запираем конюшню, после того как лошадь украли! Когда вы найдете утечку, черт подери?
– Мы делаем всё возможное. Кстати, об этом я и пришел побеседовать. Как функционирует ваша локальная сеть?
Маккласки начал рассказывать, как функционирует сеть, но Сергей слушал вполуха. На подоконнике стояла светодиодная настольная лампа.
Про такие штуки он читал, сам, правда, не сталкивался. Всё, что нужно, – светодиоды и несложное устройство, изобретенное еще в начале века, которое с высокой частотой модулирует их свет. Глаз не видит никакого мерцания, а оно есть. Получается канал передачи информации, до изумления широкий – сотни мегабит в секунду. Видео переслать можно, не только что, смешно сказать, роман.
Слушая о структурированной кабельной системе и контроле доступа, понимающе кивая, Сергей незаметно продвигался к окну. Ну естественно – что можно увидеть из окна дома в Большом Городе, как не другой дом? Сотни окон, не так уж далеко, и в любом может быть фотодетектор. Вот она и дыра.
Лампа выключена. Понятное дело – сейчас солнце мешает, расстояние всё же немалое. Но он ведь всю ночь здесь? Как бы в рассеянности, Сергей подвигал осветительный прибор (а цоколь-то тяжеленький)… Маккласки запнулся и вопросительно взглянул на него:
– Это лампа, мистер Островски.
– Да, извините, я задумался. Вы увлекаетесь светодиодными устройствами?
– Нет, почему вы так решили? Просто вечером ее включаю, когда устаю от верхнего света.
Ага. На подоконнике. Поставьте на окно лампу, мисс Стоунер, это будет нам сигналом… Не спугнуть бы его – пусть лучше остальным займутся ребята Дона. Кроме того, Сергею внезапно захотелось прямо сейчас свернуть беседу. Ох…
– Я понял, мистер Маккласки. Спасибо за сотрудничество.
– Удачи вам, – снисходительно пожелал лопоухий Чарли.
Сергей вышел в коридор и замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Похоже было на то, что удача изменила ему по-крупному.
– О нет. Только не это!..
* * *
Универсальные таблетки от поноса не помогали. Аюрведические пилюли, предложенные доброй соседкой, – тоже. Сергей рухнул на диван, натянул на себя плед и поджал ноги. Босые пятки мерзли, в теплом халате было жарко и прошибал липкий пот, в одной футболке и трусах – холодно. Бедный я. И бедный Дон. Кстати, на вифоне от него новое сообщение. Лампу у Чарли изъяли и не нашли в ней ровно ничего необычного. И заказана она была всего две недели назад, и раньше никаких похожих ламп не было ни в комнате айтишников, ни у кого-либо еще. К предположению Сергея о вентиляционной отдушине у верстальщиков Дон вместо комментария поставил «демонический смех».
Что-то я просмотрел в этом дурацком пазле, где девятьсот кусочков из тысячи не имеют отношения к картинке. Если бы так не знобило и не болела голова… Ладно, личные контакты с кем бы то ни было откладываются на неопределенный срок, но в моем распоряжении виртуальные источники. Прорва виртуальных источников. Параноидально собираемая информация о всех действиях обитателей сектора С за пару последних недель и еще два раза по два месяца в этом и в прошлом году – во время подготовки первых двух книг. Какой простор для аналитика!
Он постарался сесть прямо, спиной придавив подушку к стене, и принялся просматривать заказы, которые делали сотрудники, от последних к более давним. Гринуэй: овсянка мгновенного приготовления, таблетки от головной боли и какой-то гептамиксин; яблоки, три штуки; сувенирный флакончик бренди, молотый кофе и сливки, шоколадка, снова яблоки… Мольвиг: вертушка детская из фольги, мороженое, ванильный ароматизатор для кофе, кока-кола, пицца, гептамиксин, молотый кофе, мороженое… Беру свои инсинуации назад: ни капли алкоголя, для полноты картины не хватает только трехдюймового Героя Галактики и упаковки сахарной ваты. Но что такое гептамиксин? Сергей ткнул в загадочное слово искалкой: «Антибиотик, активный в отношении патогенных штаммов кишечной палочки». Ха! Выходит, пострадали не только мы с Доном. И судя по тому, что редактриса и художник сегодня утром выглядели бодро, это именно то, что нам нужно. «Заказать».
Гептамиксин, как выяснилось, недавно заказывали и верстальщики. Может быть, это и есть коварный замысел «крота»? Заразить всю команду кишечной инфекцией и в это время… что в это время? Даже если предположить, что кто-то бегом убежит от компьютера, оставив открытый текст, каким образом к нему подберется «крот», причем так, чтобы это не отразилось на видеокамерах? Но подумать об этом надо. Проверить, не приходил ли к ним, например, врач…
Сигнал вифона. Ага, вот чего мне как раз не хватало. Видеосвязь лучше включить сразу и добровольно.
– Да, мама?
– Серж, почему ты так выглядишь? Ты заболел?
По идее, у мамы должно быть мало времени… хотя нет: там у них сейчас день, на конференции обеденный перерыв. Деликатный эвфемизм «легкое расстройство желудка» возымел предсказуемое действие. Пришлось представить отчет по питанию и образу жизни, и только для того, чтобы в итоге услышать неизбежное:
– Милый, тебе самое время подумать о дальнейшей карьере. А ты вместо этого пьешь по вечерам водку – а пить водку ты не умеешь, вроде твоего отца – и взираешь на луну.
– С чего ты взяла? – невежливо буркнул Сергей, ощущая, как стремительно молодеет. То есть деградирует и возвращается в отрочество. Мысль о шпионской видеокамере в студии кузена Алекса была абсурдной и вдобавок умножала сущности сверх необходимости. Мамочке не нужна шпионская камера, она и так знает, чем он занят. Без разницы, через две ли стены или через полмира.
– Х мпф, тоже мне тайна. Ты после лунного контракта сам не свой, и ничего не рассказал.
– Я рассказывал весь вечер…
– Ты пудрил мне мозги весь вечер, – непреклонно ответила мама. – Я не возражала, человек имеет право на личное пространство, но всё хорошо в меру. Пора уже заняться собой. Я записываю тебя в группу гештальт-терапии, – она наклонилась над тач-скрином. – Это в твоем квартале, занятия начнутся послезавтра.
– Мама, у меня расстройство желудка! – взвыл Сергей. – Я туда не дойду, а если дойду, не смогу беседовать дольше пяти минут!
– За два дня всё пройдет, если не валять дурака, а лечиться. Тебе определили возбудителя заболевания?
– Конечно. (Когда врешь уверенно, это может прокатить.) Да я знаю, где заразился, там вся контора болеет. Я уже заказал себе антибиотики.
– Он знает, где заразился, – с непередаваемой иронией произнесла мама. – Хороший мальчик. Антибиотики нельзя принимать наугад, ты понимаешь это? Сиквенс тебе делали?
– Мне?
– Возбудителю! Полногеномный сиквенс, это уж не так дорого стоит, можешь себе позволить. Тебе рассказать, сколько сейчас новых штаммов? Эти биохулиганы в один прекрасный день доиграются в свои игры, попомни мое слово, получим новую холеру, бубонную чуму. А при нынешних нарушениях санитарных норм… Сержик, тебе плохо? Я говорила, чтобы ты не пил сока!..
– Мне хорошо, – с тихой радостью ответил Сергей. – Как я не допер – мороженое, вот что мне нужно в первую очередь…
– Ты хочешь мороженого? Он хочет мороженого! – привычно воззвала мама к невидимым слушателям – должно быть, к предкам, бесчисленным Островским, Коэнам и Маркусам, наблюдающим за судьбой непутевого потомка. – Серж, ты сошел с ума, не смей, ты меня понял?
– Ма, не волнуйся. Никакого мороженого, тебе послышалось. И я немедленно сделаю сиквенс.
– Немедленно? Тебе так плохо?
– Мама, мне не плохо, просто я подумал, что ты права. Так бывает, честно. Прямо сейчас сделаю, дурак был, что не сделал раньше. И антибиотики пить не буду. И сразу перезвоню тебе, хорошо?
* * *
На следующее утро Сергей Островски снова посетил сектор С издательства «Дольфин Букз». Отдав вифон на контроле и ответив на все вопросы, он сразу прошел к Мольвигу.
– Мистер Островски, – художник церемонно поклонился. – Кофе будете?
– С удовольствием. А можно, я сам? Предпочитаю пользовательский режим.
– Тут неудача. Пользовательский режим у меня не работает. Вернее, работает, но как-то странно.
– А, ну ладно, пустяки. Я, собственно, с личным и несколько деликатным вопросом.
– Давайте.
– Вы недавно перенесли желудочное заболевание?
– Желудочно-кишечное, – любезно улыбаясь, подтвердил Генри Мольвиг. – И не я один, многие пострадали. Кто-то заразный к нам проник, ваша служба плохо сработала.
– Тут вы попали в точку, – медленно сказал Сергей. И, не дожидаясь приглашения, прошел к кофе-машине. Положил на нее руку, побарабанил пальцами по корпусу. Молча посмотрел на художника.
– Я ведь тоже подцепил эту инфекцию. И решил сдать анализ, заказал исследование в клинике. Нельзя быть чересчур внимательным, знаете ли.
В комнате снова воцарилось молчание.
– И что же показало исследование?
– Пока результаты только предварительные. Увидим. Удачного дня, мистер Мольвиг.
Художник медленно опустился на кровать, не сводя глаз с табло кофе-машины. После того как гость поиграл с кнопками, в окошке времени случайно выставилось «1 ч.». Нелепое время, если думать о приготовлении кофе.
* * *
В этот раз Сергей поехал к Дону овервеем. Поездка заняла около сорока минут. Дон теперь выглядел гораздо лучше, и на рабочем столе у него, насколько мог разглядеть Сергей, были те же самые файлы, что и у него вчера.
– Серж, заходи. Спасибо за подсказку с таблетками, меня наконец-то отпустило.
– Спасибо скажешь чуть позже, – ответил Сергей. – Или не скажешь, как получится. У меня есть результат.
– Я весь внимание.
– Понадобились видеозаписи из комнат сотрудников и списки их заказов.
– Смотрел я эти видеозаписи, – желчно сказал Дон. – Если бы я так работал и это фиксировалось бы на видео, меня бы вышибли с треском. Половину времени ничего не делают, только бродят туда-сюда, жуют что-нибудь или на кровати валяются.
– «Хороши писатели. Я минут десять следил за этими писателями – двое совсем ни строчки не написали».
– Вот-вот, – серьезно кивнул Дон. – Если бы десять, а то гораздо дольше. Особенно Мольвиг.
– Забавно, что ты о нем вспомнил. Как раз хотел предложить тебе еще раз посмотреть записи с его видеокамеры. Не все, а только за те дни, когда он заказывал мороженое. Вот, например, прекрасные кадры.
Дон напряженно проследил, как долговязый художник с пластиковой коробкой в руке отходит в «кухонный» угол, возится там с кофе-машиной, потом возвращается, неся мороженое на блюдце. Заваливается на кровать. Ест мороженое, что-то просматривая в планшете…
– И что на этой картинке неправильно? – спросил наконец Дон. – Я уже что-то пропустил?
– Можно и так сказать. Я, собственно, что имел в виду: когда Мольвигу привозят мороженое – всегда особенные сорта из одного и того же ресторана «Дзанарди», ты заметил? – он включает кофеварку, а кофе не пьет. Не каждый раз. Иногда мороженое – это просто мороженое. Но в этот раз, например…
– Да ладно, – Дон подхватил пальцем «бегунок» под картинкой, переместил его вперед. – Вот же, смотри: подошел, налил, несет чашечку.
– Ага. Дай увеличение.
Чашка и рука выросли, заняли собой весь экран. В коричневой жидкости лопались пузырьки, выбрасывая вверх микроскопические капельки.
– Что за черт? У него там растворимая таблетка?
– Это не кофе. У нашего художника прекрасное чувство перспективы – он виртуозно прячет руки от камеры на пару секунд, когда ему нужно. Он там у себя в углу налил в чашку что-то другое. Кока-кола, энергетик… присмотрись, как он отхлебывает. Что бы это ни было, оно холодное.
– Ты это заметил? – с оттенком профессиональной зависти спросил Дон.
– Я знал, на что смотреть.
– Так в чем тут фокус? Наливать кока-колу в кофейную чашку – еще не нарушение правил внутреннего распорядка.
– Конечно, нет. Нарушение – использовать кофеварку так, как он ее использовал. Если я правильно понимаю, то ближайшие несколько часов в ней нельзя было варить кофе.
– И что же кофеварка делала в это время? Вела радиотрансляцию на коротких волнах? Серж, я готов тебе верить, но после лампы, знаешь… хотелось бы дополнительных аргументов.
– Будут и дополнительные, будут и окончательные. – Сергей подключил вифон к компу и вытащил картинку с буквами H&W в ободке лупы. – Вот. Потратил полдоллара на установку, будешь мне должен. Знакомый софт?
Дон не удержался от улыбки.
– «Холмс и Ватсон». Ее еще продают?
– Ага. Умные дети всегда увлекаются кодированием, что в наше время, что теперь. Хлебом не корми, дай поиграть с программкой-криптографом, написать письмо загадочным кодом, а друг пусть расшифровывает. Главное – ввести туда символы кода и указать, что должно им соответствовать: буквы латинского или другого алфавита, цифры… ну, сам знаешь, да? Пока оставим это и посмотрим другой файл.
Сергей раскрыл текст, украшенный логотипом с медицинской символикой.
– Тут последовательности ДНК твоей кишечной палочки… виноват, теперь и моей тоже. Мама вчера заставила меня пойти в круглосуточную клинику, сдать анализ и сделать полногеномный сиквенс, чтобы не лечиться наобум.
– Мудрая у тебя мама.
– Ты не представляешь, насколько. Так вот, у бактерии обнаружилась крайне любопытная плазмида – кольцо внехромосомной ДНК. В ней, помимо сигналов о начале копирования, имеется несколько неопровержимых свидетельств ее искусственного происхождения. Например, мотиватор, то есть участок, который препятствует бактерии от нее избавиться, не спрашивай, как именно, в файле всё это есть. А иначе несчастная кишечная палочка давно перестала бы ее воспроизводить, поскольку проку ей от этой плазмиды ноль. Большую ее часть занимает протяженный участок, не кодирующий никаких белков. Точнее, главным образом не кодирующий. А еще точнее – не кодирующий ничего, интересного с точки зрения бактерии.
Сергей перестал трепаться и взглянул на Дона. Тот мрачно молчал.
– Хорошо. Мы копируем эту последовательность… скажем, ее начало, сразу рядом с ориджином репликации… и тащим вот сюда. – Сергей перенес выделенный фрагмент в H&W, в «записку доктора Мориарти». – А теперь задаем условия расшифровки. Исходными символами у нас будут нуклеотидные триплеты, коих, как известно из школьного курса, всего шестьдесят четыре – четыре в кубе, потому что каждую из трех позиций занимает одна из четырех букв – A, T, G, C. Этого достаточно для кодирования двадцати шести букв английского алфавита, с учетом того, что нужны и прописные, и строчные. Еще остаются двенадцать символов на пробел и знаки препинания, а вот на цифры уже не хватает – приходится изощряться. Но он справился, на квадруплеты переходить не стал… Ладно, запускай расшифровку. Я это уже делал, хочу, чтобы ты тоже получил удовольствие.
Палец Дона коснулся кнопки. Рядом с «запиской Мориарти», заполненной невразумительными «actgaaatcgatcgatcgtttt», раскрылся «блокнот Шерлока Холмса», а в нем – текст.
еФкт ю! Гчш?фщ Нельзя быть чересчур внимательным – таково было убеждение Фердинанда. Черная чешуя обгорелого полена в траве, живые зеркальца ивовых листьев, отражающие утреннее солнце, всё это…
Несколько секунд Дон смотрел на экран, потрясенно моргая. Потом втянул воздух сквозь зубы и… такие монологи Сергею редко приходилось слышать даже в молодости, в полицейском участке ночью после большого праздника. Неизобретательно, но душевно крыл начальник службы безопасности «Дольфин Букз» всех пиратов и их сухопутных приспешников, и персонально художника-оформителя элитной серии, спятившего от неправедных денег и славы, и чокнутых издателей, и полоумных поклонников Марио Каматы, и безбашенных биотехнологов, торгующих опасной продукцией направо налево… Здесь он остановился и спросил:
– Так ты поэтому прицепился к мороженому?
– Естественно. Синтезатор ДНК он сделал из кофеварки. Дело нехитрое – просто заполнить реагентами сменные пластиковые контейнеры для ароматических добавок. Переделки потребовались минимальные – добавить несколько новых контейнеров с трубочками, немного изменить прошивку. Полагаю, всё было сделано во время работы над первой книгой, когда контроль был менее жестким. Современная кофе-машина достаточно умна, чтобы поддерживать определенные значения температуры и добавлять компоненты в определенном порядке. Обычно она смешивает два-три вещества, ну, скажем, пять, и на этом всё кончается, но ничто не мешает ей повторять эту простую операцию сотни тысяч раз, была бы программа. А в качестве программы выступал текст романа. Файл никуда не перекачивали, компьютер кофе-машины просто обращался к нему через внешнюю связь е книги. Положить переносное устройство для чтения на полочку рядом с кофеваркой – это ведь не нарушение внутреннего распорядка, так?
Дон только выругался вместо ответа.
– Ну вот. Оставалась одна проблема: где взять реактивы? Ферменты, нуклеотиды и прочее ему пересылал сообщник в холодном контейнере. Видимо, сигналом был определенный набор сортов мороженого в заказе. Там же была культура бактерии, из тех, что применяют в медицинских целях. Он ее трансформировал своей плазмидой и проглатывал.
– Как какой-нибудь долбаный Луи Пастер, или кто там привил себе язву желудка.
– Очень верное сравнение. Да, он рисковый человек, это тебе не йогурту выпить. Помнишь шутку про миллион обезьян, которые миллион лет стучат по клавишам и в конце концов напишут «Войну и мир» не хуже Льва Толстого? Насчет обезьян не знаю, но Марио Камата, как выяснилось, способен породить последовательность букв, которой соответствует активный ген весьма любопытного короткого белка. Спасибо, что это был не токсин шигеллы или, скажем, холерного вибриона.
– Он еще больший псих, чем я подумал, – яростно прошипел Дон, имея в виду явно не Камату. – Спорим, ему пришьют биотерроризм.
– Едва ли. Предполагалось, что последовательность ДНК в бактериальной клетке останется инертной – будет копироваться за ее счет, но не кодировать никаких белков. Чтобы ген активировался, перед ним должен стоять промотор – определенные буквы в определенных местах. Наш фигурант, как я понимаю, не ожидал, что это может произойти, он с умом подбирал кодировку. Не только приписывал графически похожим буквам похожие триплеты, чтобы опечатка, буде случится из-за мутации, выглядела как ошибка распознавания, но и постарался исключить некоторые сочетания. В художественных текстах редко попадаются аббревиатуры AC и DY, разделенные ровно шестью символами. Или слово, имеющее в середине либо в конце заглавное О. Или заглавная гласная сразу после маленькой d. Камата, как я понял, не любитель таких экспериментов.
