Текст книги "Фантум 2012. Локальный экстремум (сборник)"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)
Длинные гудки сверлили ухо – один гудок, второй, третий. И вдруг:
– Алло, – с того конца провода.
– Матвей Степаныч, дэ тэбэ трясця носыла? – Петрик даже привстал с рабочего кресла. – Уже неделю звоню, абонент недоступен. Дай, думаю, на домашний.
– Простите, – его вежливо прервали, – это не Матвей Степанович.
– Мне нужен профессор Сайко, я правильно набрал номер?
– Да, да, Владислав Григорьевич, вы меня не узнали?
– Славик? – Петрик забеспокоился. – Где отец?
Голос Славика дрогнул.
– Отец пропал. Отправился в командировку и пропал. Его ищут поисковые партии.
– Как пропал? Когда? Не понимаю, мы недавно говорили с ним, собирались вместе ехать в Сибирь. На Ленские Столбы. Я пригласил его в экспедицию.
– В Сибирь? – В голосе сына звучало удивление. – Две недели назад он и отправился на Ленские Столбы.
– Зачем? – Теперь уже Петрик удивился.
– Он взял с собой оборудование, хотел провести какой-то эксперимент. Мне следовало позвонить вам раньше, но как-то…
– Ничего не понимаю. Зачем ехать на месяц раньше? И почему он не предупредил об отъезде? Что могло случиться? У тебя есть его маршрут, сопроводительные записи?
Петрик захлебнулся вопросами. Если Сайко внезапно уехал, значит, дело серьезное. Он всегда был таким. Выбивал дух из сомнений.
– Да, да, записи есть. Отец работал над классификацией облаков несколько лет подряд. Вы же знаете старика, ему надо углубиться в проект до жертвоприношения. Надо десять раз всё перепроверить, прежде чем объявлять вслух. Институт всегда поддерживал его бесконечные командировки, и поездка в Якутию была рядовой, ни больше ни меньше. Но он не вернулся в срок. – Славик замолчал.
В трубке послышался легкий шум, и незнакомый голос произнес:
– Майор Каврин, я занимаюсь расследованием. Мы собирались с вами связаться, но вы нас опередили. Как я понимаю, вы друг и коллега профессора Сайко. Надеюсь, он жив. Заблудился, сломал ногу, провалился куда-нибудь, да мало ли что могло случиться! Его ищут, но, возможно, не там. Приезжайте, посмотрите его записи, вспомните последние встречи, разговоры. Возможно, вы сможете нам чем-то помочь.
– Я приеду, – Петрик почти справился с волнением, – сегодня же вылечу в Москву.
Директор НИИСЕ (научно-исследовательского института в области современного естествознания) при Национальном университете Владислав Григорьевич Петрик в свои неполные пятьдесят пять имел в научном мире статус человека, несущегося по жизни на полном ходу. В его библиотеке стояли книги на английском, немецком, испанском и французском языках, профессор одинаково хорошо владел ими. Он был горяч, но отходил быстро. Он был галантен, но мог запросто прилечь на лужайке в центре города. Он разбирался в искусстве и варил отменный турецкий кофе. Имел собственное мнение, слушал рок, а по воскресеньям плавал в городском бассейне. Вставлял в разговор украинские словечки, приезжал на работу на велосипеде. На запястье, частично скрытая часами, просматривалась татуировка. И если кто-то пытался шутить над «следами бурной молодости», он просто разводил руками и говорил: «Ну где вы видели идеальных директоров НИИСЕ?»
В его просторном кабинете всегда было тесно – груды журналов, брошюр, книги стопками и по одной, папки, карты, горы бумаг; россыпью солнечные камни с крокодильей реки, кожаные браслеты, расшитые бисером женщинами племени масаи. На полочке возле окна стояли в стеклянных колбочках образцы песка с далеких морей. Словно алхимик, перебирал он колбочки, рассматривал песчинки под микроскопом, разгадывая в шероховатых гранях шифровки древности. Здесь был рыжеватый песок африканских берегов, белый австралийский и голубоватый северный, с примесью дробленых ракушек – азовский, тонкий коричневый – с индийских берегов.
И среди этого хаоса жизни – он сам, мощным потоком движения, новые идеи, как вспышки, и новые повороты в размеренности дней.
А еще он твердо знал – для того, чтобы почувствовать себя первооткрывателем, нужно искать. И он искал.
Информация о снежном человеке накатывала на мир волнами на протяжении многих столетий. Иногда информационный простор волновался и бурлил, иногда наступал полный штиль – о нем временно забывали. Ну а в НИИСЕ кропотливо, день за днем, год за годом по крупицам набирался архив – снимки следов, показания очевидцев, зарисовки со слов, рассказы, фольклор. Впрочем, в одной из комнат хранилища даже хранился кем-то бережно собранный кал снежного человека и клок шерсти неопределенного цвета. Сам же Владислав Григорьевич несколько раз лично организовывал поиски йети. И хотя собранный материал не позволял делать институту громких заявлений мирового масштаба, его было вполне достаточно, чтобы данные изыскания не запрещали.
Петрик забронировал по Интернету билеты на самолет до Москвы. Ближайший рейс – 19.20, регистрация – за два часа до посадки. Он посмотрел на часы, прикинул в уме, сколько осталось до отъезда, и снял трубку внутреннего телефона.
– Ксения, зайди ко мне.
В кабинет заглянула Ксения. На шее у нее был платок смелой расцветки, и Петрик невольно улыбнулся, задержавшись взглядом на ярком пятне. Интересная девушка. Он вспомнил, как два года назад принимал ее на работу…
… – Кляти дурни! Каждый раз я должен вас выгораживать… Вы ко мне? – Он увидел, что в кабинет заглянули. – Подождите!.. Заново, всё надо сделать заново! Пошагово. Не спеша. Куликов, десять раз отмерьте и только потом режьте! Всё! – Он кинул трубку. – Я вас слушаю!
Девушка претендовала на должность младшего научного сотрудника и его личного помощника. «Слишком молода, судя по внешности – ветрена, мне нужен помощник с характером!» – подумал он. Слушал рассеянно, что-то листал, делал пометки. «И ведь нельзя сразу отказать, опять скажут – грубиян!» Спросил просто так:
– Что вы думаете об исследованиях, проводимых институтом в вопросах поиска снежного человека?
Он не рассчитывал на толковый ответ и удивился, услышав в свой адрес критику. Решительно усевшись на ближайший стул, девушка заявила, что он неправильно организовывает поиски снежного человека, повторяя ошибки Эдмунда Хилари. Конечно, он знал, о ком речь – известный альпинист, покоритель Эвереста, развернувший кампанию по поискам йети в 1960 году.
– Да? И что же я делал не так?
Она подробно перечислила ошибки, измерив их глубину собственным аршином. И, как ни странно, он внутренне с ней согласился.
– Спасибо, вы свободны, – он следил за ее реакцией.
Девушка сделала шаг к двери и вдруг сказала несмело:
– Вы знаете толк в современном искусстве – Литвиненко, Лебединец, Петр Бевза, – она обвела взглядом кабинет. Остановилась на одной из картин, – это раннее творение Петра, он работал над ней в Крыму.
– Вот как? Вы знакомы с современным артом? – Он отложил в сторону ручку, глянул с интересом. – Может, и сами рисуете?
– Немного. Масло, холст. – Пунцовые щеки, пылающие глаза. Добавила негромко: – Возможно, за глубоко научным видением мира, вы невнимательно всматриваетесь в мир окружающий.
«Однако, характер…» – Он задал еще пару вопросов. Ксения убеждать умела. Сбитый с толку неожиданным напором, Петрик принял ее на работу и потом не раз убеждался в правильности своего выбора…
– Я лечу в Москву, – начал он, – вылет в 19.20. Когда обратно, пока не знаю – день, два. Нужно разобраться с бумагами пропавшего друга. Занимайся подготовкой экспедиции. Полный список для стоянки – у меня на столе. Да, ты что-то говорила насчет состава. Кто-то новый? – Профессор убирал со стола записи, какие-то заметки на огрызках-листиках. Комкал, бросал их в урну.
– Владислав Григорьевич, не сочтите за дерзость… есть… неплохая кандидатура.
– Специалист в нашей области? Ученая степень, работы?
– Мм-м… Студент пятого курса геофака. Но – будущий профессор, как минимум!
Петрик оставил в покое портфель и поднял голову.
– Будущий? Значит, что-то личное. Ксения, чем он может быть нам полезен?
– Почему… личное… – Она покраснела. – Интересна область его исследований – он изучает логику пространства. С помощью элементов математики делает анализ исторической физической географии, геоморфологии, в частности, орографии. Может, вас заинтересует математический подход к теме? Новый взгляд.
– Хм, математический. В форме и размерах следов мы и сами разберемся.
– Владислав Григорьевич… дело ведь не в замерах. Бесконечность не измерить, но можно логически предугадать. Используя универсальные математические истины. Вы же хотели применить новаторский подход, так пусть мы и будем искать в горах неизвестную величину – нашего икс-человека, как обыкновенный математический объект в обыкновенной математической задаче. Или назовите это так, как вам удобно… Поверьте, Денис способен увидеть невидимое.
– Денис? Ну-ну, уже перешли на личности.
– Да что тут может быть личного, он еще и согласия своего не дал. – Она с сомнением качнула головой. – Это нам надо переживать, согласится ли?
– А что, может, ты и права, – Петрик видел, как хотелось Ксении, чтобы парень (как его там, Денис?) поехал в экспедицию. – Новаторский подход? Да. Будем искать икс-человека на уральских геометрических поверхностях.
– Вы всё шутите, – она вздохнула с облегчением. – Вы не пожалеете! В нашем мире всё так или иначе связано с математикой. Зачастую мы зажаты рамками строгих истин, и нам просто необходим свежий взгляд. Неожиданный, перевернутый, креативный.
– Надеюсь, он того стоит… Креативный? Слышали бы тебя в Академии!
Он наконец-то собрал портфель, рассеянным взглядом оглядел комнату, думая о чем-то своем. Взял пиджак и направился к двери. – Приглашай своего знакомого, пусть едет! Может, и будет какой-то толк… Да, всю аппаратуру нужно проверить, и только потом Савельев должен ее упаковать.
Он уже распахнул дверь, когда Ксения, вспомнив что-то, кинулась вслед:
– Владислав Григорьевич, а результаты фотоэкспертизы уже известны?
Профессор остановился, похлопал себя по бокам, ища нужную бумажку, извлек из нагрудного кармана сложенный вчетверо табельный бланк.
– Вот. Утром доставили. Фотографии подлинные. – Помолчал. Хотел еще что-то добавить, но лишь глянул серьезно и заспешил по коридору на выход.
4Москва встретила Петрика восторженным гулом запруженных улиц, кваканьем клаксонов, горячим дыханием плавящегося на солнце асфальта. Он любил этот город. Город-цунами, город-жизнь. Когда же он был здесь в последний раз? Петрик набрал номер Славика. Вместо обычных гудков мобильник задрожал от вырвавшихся на свободу низких аккордов тяжелого рока. Профессор поспешно отключился, недоумевая, что же он сделал не так. Пока раздумывал, телефон привычно тилинькнул, принимая вызов.
– Вы мне звонили, Владислав Григорьевич?
– Славик! – обрадовался. – Я уже в Москве, буду в Институте минут через тридцать.
– Я вас встречу на входе.
– Жди, – и отключился.
Полчаса на такси немного вымотали. Городские дороги – словно реки текут. Шумят, извиваются водоворотами, всплескивают красными гребнями светофоров. Жилые дома близко подступают к проезжей части, всматриваются в свои отражения, мелькающие в окнах машин. А машины, будто листья на воде, – так их крутит и бросает неуемное городское течение.
Здание Московского института социально-экономической географии серой скалой выступило из общего бетонного массива. Вот, кажется, кто-то махнул рукой возле входа:
– Владислав Григорьевич! С приездом! – Славик пересек тротуар и распахнул дверцу. Помог вынуть багаж.
Они пожали друг другу руки, и Петрик с надеждой спросил:
– Новости есть?
Славик отрицательно мотнул головой.
– Ничего нового. Ищут.
Они прошли в холл, поднялись на второй этаж. Длинные прохладные коридоры, высокие потолки – словно в храме. Яркий солнечный день гасится в таких зданиях сумраком каменных сводов, и где-то в путанице лестничных маршей живет эхо. Всякий знает – оно пугливое, и отзывается только тогда, когда в здании пусто.
– В кабинете отца до вчерашнего дня работала комиссия, – на ходу сообщил Сайко-младший. – Голос у него был высокий, с хрипотцой, словно у мальчишки. Да он и оставался для Петрика мальчишкой, сыном лучшего друга. – Перерыли бумаги, искали зацепки. Рассматривали версию похищения, но прошло уже столько времени, что ее отодвинули на второй план.
– Похищения? – удивился Петрик. – Ты имеешь в виду деньги? Вряд ли. Он же не бизнесмен. Географ! Всё его богатство – это облака в небе. А облака… Кого могут интересовать облака, кроме Матвея Степановича?
– Да.
Они увидели, как из кабинета профессора Сайко выскользнул парень лет тридцати. Серый костюм, галстук. В руке – несколько книг. Плотно прикрыл за собой дверь и стал удаляться по коридору.
– Эй! – окликнул Славик. – Вы не меня искали?
Парень оглянулся, не сбавляя шага, приподнял книги.
– Я из библиотеки, майор разрешил. – Он ответил мягко, совершенно спокойно.
Через секунду он уже свернул в боковой коридор и скрылся из виду. Пожав плечами, Сайко-младший подошел к кабинету, открыл дверь и пропустил гостя вперед.
Прошедшее без хозяина время еще не успело проставить в комнате печать запустения. Разве что тонкий слой пыли гасил блеск былого движения. Петрик вдруг остро ощутил пустоту, образовавшуюся с потерей друга. С грустью вспомнил их последнюю встречу здесь, в кабинете. Это было утром, в понедельник. Запах кофе. Привкус горечи. О чем они тогда спорили? Кажется, он упрекал друга в том, что тот постоянно в разъездах, три недели из четырех ежемесячно. А как же время на личную жизнь? И ведь он был прав! Матвей же, как всегда, замкнулся. Одинокий волк. Что-то бурчал в ответ, затем процитировал Камю. Петрик даже помнит интонацию, с которой он говорил: «Путешествие как самая великая и серьезная наука помогает нам вновь обрести себя». Да, именно эти слова. С привкусом горечи.
Петрик подошел к этажерке с книгами, пробежался взглядом по корешкам. Он знал их все. Взял одну, наугад. «Стратегическая география»… Вспомнил день, когда они вдвоем купили эту книгу…
…Киев. Петровка. Солнечный полдень. Народ у книжных прилавков толпится, будто никто не работает. И они с Матвеем спорят о чем-то незначительном. В руках – только что купленная «Стратегическая география». Лица, лица… и вдруг они видят перед собой огромную доску. Прохожие останавливаются, берут в руки мел и что-то пишут. Кто-то объясняет: «Это такой проект. Вы можете написать здесь всё, что хотите сделать в жизни и еще не успели…» Матвей даже не раздумывал, подошел и написал размашисто:
…я хочу найти свою таинственную землю!..
И передал мел другу.
Петрик вернул книгу на место и перевел взгляд на фигурки из мыльного камня. Внимание привлек носорог. Он просмотрел записки, наколотые на рог: « 9.30 – интервью в холле», «чтв. – забрать результаты эксп.».
– Что он сдавал на экспертизу?
– Не знаю, – откликнулся Славик.
На подоконнике лежала свернутая карта, рядом – накопитель с бумагами. Приподнял верхнюю папку, прочитал вслух:
Мир устроен не только причудливей, чем мы думаем,
но и причудливей, чем мы можем предполагать…
Дж. Б. С. Холдейн
– Значит, Ленские Столбы?
– Да. Ленские Столбы.
– Скалы… – Он пытался ухватить начало нити.
На стене – знакомая фотография, они группой стоят перед входом в Географическое общество, сделана во время последнего заседания. В центре – президент общества, слева – профессор Сайко, затем сам Петрик. Справа – несколько крупных ученых, улыбаются сдержанно, словно хотят показать, что наука – вещь серьезная.
Петрик подошел к столу. В чуть выдвинутом ящике заметил две ученические тетради. Взял одну в руки, полистал. След-бороздка от карандаша продавился на нескольких страницах сразу. Перевернул листы, нашел выделенную фразу – серебристые облака. Ниже – диаграмма взаимодействия «атмосфера – суша». Перечеркнута, рядом – новая схема. Во втором ящике лежала толстая папка с надписью «Аккумуляция воздушных масс», том третий.
– Его тема. Сколько лет он писал эту работу? Пять?
– Шесть.
Несколько блокнотов на столе, еженедельник, перекидной календарь, деревянная статуэтка какого-то африканского божка с яркими глиняными бусами на шее. Закрытый ноутбук, копии различных квитанций. Взглянул на календарь – последний рабочий день перед отъездом. Текущие дела, план интервью, звонки в нужный час. И вдруг глаза резанула знакомая фраза, в стороне от основных записей:
…важнее знания
Это была их кодовая фраза. Полностью она звучала так:
«Фантазия важнее знания. Альберт Эйнштейн».
Отсутствующее слово «фантазия» было ключом к шифралфавиту.Петрик улыбнулся, сегодня это выглядело как забава, но в студенческие годы они со всей серьезностью шифровали записки.
Он задумался. Конечно, это могло быть просто совпадение. А если нет? Если это и есть начало той нити? «Боже, – мелькнула мысль, – это было лет тридцать назад! Что за игры?» Петрик взял в руки один из блокнотов, пролистнул несколько страниц. Надо внимательно просмотреть все записи, и если что-то адресовано только ему, он увидит это.
– Бувае, що й корова литае! Я возьму с собой блокноты, полистаю.
Сайко-младший кивнул.
– Майор разрешил. Остановитесь у меня, покопаетесь, может, свежим взглядом что-то ухватите. Мешать вам никто не будет, берите всё, что считаете нужным.
– Мы должны были вместе лететь в Сибирь. Он говорил об этом?
– Да, да, конечно. На поиски снежного человека. – Славик хмыкнул, пожав острыми плечами. Пиджак болтался на нем, словно на вешалке, казалось, что он с чужого плеча. – И вы верите в это?
– Весь мир не верит. А мы его найдем.
Славик помолчал и вдруг спросил:
– А что вы будете делать с ним, когда найдете?
– Странный вопрос. Мы ведь не пытаемся затащить его в клетку. Это будет открытие мирового масштаба! Сенсация! Понимаешь – ни мое открытие, ни твое, ни наше вместе взятое. С человек будет всецело принадлежать миру.
– Принадлежать. Рабское слово!
– Нет, я сформулирую по-другому. Разве мы все – ты, я, твой отец, сотни других ученых, не присягнули однажды на верность Науке? И разве мы все – не ее поэты, художники и… слуги? Вся наша жизнь для нее. Всё во благо.
Пока Петрик говорил, Славик отрицательно качал головой.
– Вы мне напоминаете отца.
– Уверен, у нас с ним одна точка зрения. Не понимаю, что тебя смущает. Наверняка он и в Якутию помчался за доказательствами своей очередной теории, без них любая гипотеза останется всего лишь гипотезой.
Славик покачал головой:
– Не знаю. Только… если вы отыщете с человека и приведете его сюда, всё сказанное потеряет смысл. Потому, что это… неправильно. С человек тоже ведь имеет право на жизнь! На свободу.
– Что за чушь!
– Разве? – не согласился Славик. – У всех должен быть выбор. И не надо прикрываться наукой! Многое в этом мире делалось под ее прикрытием. Это монстр! Жернова! Она перемелет все принципы в угоду себе. Мы живем в бесчеловечной среде, всех буквально тошнит друг от друга. Стоит кому-то в автобусе наступить на ногу, как завязывается драка. Эти же нормы действуют везде, вот почему наука породила атомную и водородную бомбу. Руками ученых иногда действует дьявол! И они это прекрасно понимают!
– Зачем же так? Бунтарь! Это из-за отца? Из-за того, что он пропал… – Петрик положил ладонь Славику на плечо. – Конечно, в чем-то ты прав. «Неразумное» человечество воплощает наши теории в практику исключительно в угоду своим целям. Но мы должны поступать так, как велит сердце.
Славик замкнулся. Отвернулся к окну:
– Ему сердце велело рискнуть жизнью.
– Это его жизнь. Но, послушай, что за настроение? Он жив…
– А снежный человек, или алмазный, или травяной… не важно какой, всё равно имеет право на свободу.
Петрик примирительно хмыкнул и обхватил Славу за плечи.
– Ну же, не кисни, парень!
Он сменил тему:
– А ты знаешь, что это за тумба?
Луч солнца отражался от полированной поверхности небольшой тумбы, стоящей у окна.
– Да, Нью-йоркский Клуб Приключений подарил ее Институту в знак единства духа.
Петрик рассмеялся.
– Вот так! Розумнык. И всё? Это не тумба! Это – глобальный круговорот вещей! Она сделана из того же дерева, что и плот «Семь сестричек».
– Виллиса? Я не знал. Отец никогда не рассказывал. Мы же почти… сложное у нас было общение, сами знаете. – Он провел пятерней по ежику на голове, и это небрежное движение придало ему вид подростка. – Так неужели из этого же дерева?
– Да. Знаешь, Матвей очень дорожил ею. Вильям Виллис в одиночку, на плоту пересек Тихий океан. Один на один с вечностью. – Петрик вдруг стал серьезным. – Твой отец обязательно выживет, где бы он ни был сейчас! Он безумец, это я знаю точно!
Он тронул глобус, а тот, словно поддавшись человеческому теплу, послушно повернулся на тонкой оси: Алтай, Тянь-Шань, Кавказ, Альпы – и остановился.
– Хай йому трясця! Почему же он мне ничего не сказал?
– Наверное, хотел что-то проверить.
Петрик приподнял глобус, рассматривая восточную часть Сибири, и что-то мягко упало на пол. Он наклонился и поднял несколько бледно-коричневых шишечек – небольшие, похожие на мохнатые орешки. Посмотрел на тумбу, там осталась еще одна. Повертел подставку, провел под ней рукой – она была полая. Поставил на место, и подставка накрыла шишку.
– А это что? – Он пересыпал их с ладони в ладонь.
– Не знаю, может, привез откуда-то. Слишком маленькие для местных, – оглянулся Сайко-младший. – Да и форма необычная.
Петрик положил шишки на тумбу, постоял, рассматривая, затем сунул одну в карман:
– Может, пригодится. Отдам ребятам в лабораторию, пусть определят, откуда.
Славик кивнул:
– Ну вот, пожалуй, и всё.
Они постояли еще немного, оглядывая кабинет, взяли несколько блокнотов, тетрадей и вышли в коридор.
Некоторое время спустя, в расположенном напротив здании с глухим щелчком отключилась аппаратура, фиксирующая разговор. Мрачный длинноволосый тип лет двадцати восьми откинулся на стуле и скрестил на груди руки. Его напарник, парень, которого Петрик и Сайко-младший встретили в коридоре, ослабил узел на галстуке и поинтересовался:
– Что теперь, идти за ними? Меня видели. Второй раз не поверят, что я из библиотеки, – хохотнул.
– Я сам прослежу, – длинноволосый быстро встал и направился к двери.
– Макс, избавься от своего крысиного хвостика, бросается в глаза.
– В советах не нуждаюсь. И это не «хвостик», как ты его называешь. Это выражение индивидуальности. Вот ты скажи, Костян, что в тебе интересного? Молчишь?
Тот ответил резко:
– Ты меня удивляешь. Индивидуальность! Пойди, например, в приют, сделай пожертвование малюткам. Вот это поступок. А хвостик…
– Ладно, проехали. Учить он меня будет.
Макс сбежал с лестницы, вышел на улицу и, дождавшись появления Петрика и Сайко, направился к припаркованному вблизи темно-синему «пежо».
