Текст книги "Мифы и легенды народов мира. Том 9. Народы России"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Мифы. Легенды. Эпос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)
Мифы и легенды народов мира
НАРОДЫ РОССИИ[1]1
Все фактологические сведения, использованные в комментариях, приводятся по изданию: Российский энциклопедический словарь: В 2 т. – М.: Большая Российская энциклопедия, 2000.
[Закрыть]
Мифы и легенды народов мира
М68 Народы России: Сборник. – М.: Литература; Мир книги, 2004. – 480 с.
ISBN 5–8405–0646–Х
ББК 63.3(0)3
181Ш 5–8405–0646–Х
© ООО «РИЦ Литература» состав, оформление серии, 2004
© ООО «Мир книги», 2004
СЕВЕР
СААМСКИЙ ФОЛЬКЛОР[2]2
Саамы (устар. назв. – лопари, лопь, лапландцы) – народность, населяющая северные районы Норвегии (30 тыс. ч., 1995), Швеции (15 тыс. ч.) и Финляндии (5 тыс. ч.). В России саамы (2 тыс. ч.) живут на Кольском п–ове. Верующие саамы в России – православные, в Скандинавии – лютеране. Саамский язык относится к финско–угорской группе языков, в которой составляет особую ветвь. В Скандинавии письменность на основе латинской графики, в России – на основе русского алфавита.
[Закрыть]
Как старик саами врагов перехитрил. Рассказал в 1956 г. житель пос. Воронье Мурманской обл. П. Дмитриев. Записал и перевел Г. Керт.
[Закрыть]
Жили древние саами близ берега моря. На берегу реки Вороньей было саамское село. Узнали саами в селе, что скоро придут к ним немирные шведы. В селе у саами был один старик по прозвищу «Старшая голова». Вот этот старик и говорит:
– Теперь нам нужно всем бежать в другое место, а то шведы–захватчики узнают, что мы здесь живем, придут и причинят много горя. Нам нужно собрать сто кереж (повозок) и сто быков. Я же останусь здесь, в селе, ждать непрошеных гостей и, когда они придут, сделаю так, что один их всех перехитрю.
Собрали саами сто кереж и сто быков, оставили все старику, а сами переехали подальше, в другое село. Старик же остался один в этом селе и стал немирных шведов ждать.
Прошло некоторое время, и увидел старик множество оленей. Это шла шведская сила. Вот пришли захватчики и спрашивают старика:
– Почему один живешь?
А он и отвечает:
– Подождите, я пойду сейчас за своим народом.
Их главный начальник говорит:
– Отведи нас на то место, где новое село.
Старик отвечает:
– Я отведу вас, только ложитесь все в кережи. У меня есть сто кереж, а много ли у тебя людей?
А строгий начальник говорит:
– У меня есть сто человек.
Старик пригнал оленей и запряг в каждую кережку по одному быку. Затем всем воинам велел лечь в кережки и стал привязывать их покрепче веревками.
Шведский предводитель спрашивает:
– Почему ты всю мою силу привязываешь в кережки?
А старик и говорит:
– Привязываю для того, чтобы не увидели саами заранее, кого я везу, а то народ увидит сидящих в кережках людей, испугается и разбежится. А то и убить вас всех могут. Пусть думают, что я груз везу.
Начальник говорит:
– Ну ладно, привязывай да веди.
Поехали. Едут. День прошел, настал вечер, старик и говорит:
– Ну, теперь скоро подъедем, в селе будем ночью, чтобы не увидели, как мы войдем.
Вот едут привязанные одним ремнем друг за другом сто кережек. А начальника старик привязал к передней кережке.
Едут они, едут по горе прямо к морю, мимо реки Вороньей.
Остановились, слышат – море шумит, а начальник вражеский и спрашивает:
– Что за шум?
Старик отвечает:
– Это соль и вода в море воюют!
Начальник не понял, что значат слова старика. А старик заспешил и быстрее погнал караван оленьих упряжек вперед.
Ехал–ехал, прямо к обрыву высокой горы подъехал, остановился, нож из–за пояса быстро вынул, свою кережку с быком от общего ремня одним махом отрезал, а быка с кережкой начальника сильно стегнул. Бык прыгнул с обрыва и уволок за собою весь караван. Не успели враги опомниться, как очутились в студеном море, да и превратились там в подводные скалы. А старик с быком и кережкой вернулся к своим односельчанам. Саами села Вороньего и поныне называют то место «Сотней скал».
О реке Улите. Записано в 1927 г. О. Комарецкой на Качким–озере по рассказу местного жителя Платона Глухих.
[Закрыть]
На безымянной речке, впадавшей в Тулому, жил некогда со своею семьею в старой веже[5]5
Вежа – жилище Кольских саамов. Сооружали его в форме пирамиды из жердей и покрывали снаружи дерном, ветвями, хворостом. Дверь была низкая, двустворчатая; посреди, под дымовым отверстием, устраивался очаг, вокруг которого размещались люди. Вежа служила сезонным жилищем в местах рыбного промысла.
[Закрыть] саам рыбак.
Жили они хорошо, пока не вздумалось рыбаку поставить новую, просторную вежу на красивом высоком берегу речки.
Когда вежа была поставлена, жена рыбака стала щепу и стружки сбрасывать в воду. Увидел это рыбак и говорит:
– Не бросай стружки в воду!
А сам уехал в лес за дровами.
Жена не послушала мужа, сбросила весь мусор в воду и очистила холм.
Стружки уплыли вниз.
В те времена бродила по реке Туломе шайка грабителей–шведов. Было их сто человек. Заметили они свежие стружки, плывшие по воде, пошли вверх по течению, увидели дым из новой большой вежи и пришли на высокий берег. Поселились в веже.
Старший из шайки стал жить с женой рыбака, а к дочери сватались остальные.
Когда возвратился из леса хозяин, грабители схватили его и привязали к дереву на ночь – грозили убить его, если не расскажет он, где живут саамы.
Не хотелось умирать сааму. Увидел он дочь, которая шла за водой, и попросил ее развязать веревки. Дочь ответила отцу, что лучше жить ей с матерью и с пришельцами, чем с отцом.
А когда выбежал на улицу маленький сын, отец обратился к нему за помощью, и тот согласился. Вечером мальчик остался играть на улице и, когда все уснули, подошел к отцу, развязал веревки и освободил его.
Очутившись на свободе, хозяин взял воткнутый в землю меч, которым шведы–грабители хотели отрубить ему голову, вошел в вежу и расправился с ними.
Жену и дочь свою освободил саам.
С тех пор этот приток Туломы и называют Улитой, по имени жены саама.
Рехп и Локри. Записал в 1935 г. В. Кондратьев по рассказу П. Герасимова из Чун–озера.
[Закрыть]
Это было тогда, когда шведы разоряли саамскую землю. Подходили шведы к Потозеру.
В тех местах было маленькое селение.
В этом селении жили две неразлучные подруги, одну звали Рехп (Куропатка), другую – Локри (Лукерья).
Одновременно увидели они во сне, что идут шведы, проснулись и сказали про это мужчинам.
Народ, предупрежденный подругами, ушел из селения, а Рехп и Локри остались.
Пришли шведы в окровавленной одежде; по пути они грабили и убивали всех, кто попадался им.
Заставили шведы женщин стирать их одежды и белье, а сами остались голыми сидеть в веже.
Женщины стали кипятить белье в котле, прокипятили и унесли узлы на озеро. Там спустили белье под лед, а сами ушли в горы.
Так подруги наказали грабителей–шведов.
Стояли морозы. Шведы не могли выйти из вежи голыми. У них вышла вся еда, они не могли поддерживать огонь, и все замерзли.
Та варака[7]7
Варака – холм, горушка.
[Закрыть], на которой спасались Рехп и Локри, называется с тех пор Локри–Пайта'варь (Лукерьина пахта), а место, где было селение, – Рехп–Чальм (Куропаткин пролив).
Богатырь Ляйне. Записал фольклорист саами П. Юрьев. Литературная обработка писателя С. Панкратова.
[Закрыть]
Лежит в широкой тундре Ловозеро.
Самое большое, самое красивое, самое рыбное, самое глубокое озеро в тундре. Главное озеро саамов. Самое главное.
С тех пор как солнце взошло над землей, на Ловозере поселились вежники. Кто на берегах стал жить. Кто на островах вежу построил. Кому где понравилось.
Жили, рыбу ловили, детей растили, оленей пасли. Особого добра не наживали: больно уж глухие места.
И стоял на Ловозере остров Салма. А знаменит был тот остров тем, что поселился на нем саамский богатырь– Ляйне.
Кто Ляйне не знал? Все знали, и свои и чужие.
Сила у Ляйне была медвежья, хитрость лисья, бегал он быстрее оленя, а прыгал лучше белки.
Жил Ляйне на острове с женой, прекрасной Воавр, и с сыном, маленьким Пяйвием.
Пяйвий – по–саамски значит «солнышко». Его так назвали в честь того юноши, который первым поверил в солнце и принес его вежникам.
Жил еще на острове родной брат богатыря Ляйне – Арипий, с женой и сыновьями. И другие люди жили, много.
Собрались однажды братья, Ляйне и Арипий, на рыбалку. И маленький Пяйвий–солнышко просится:
– Возьмите меня с собой.
А Ляйне говорит сыну:
– Мал ты еще для настоящей рыбалки. Подрасти, тогда и возьмем. А пока останься дома, матери помоги, будь за мужчину в доме.
Сказал – и уехали они с Арипием.
Ничего не поделаешь, слово отца – закон. Остался Пяйвий.
Уехали старшие, а на прощанье сказали, что проведают старых своих родителей на другом берегу Ловозера.
Только братья за порог – злая чудь подступила к острову.
А было так: вышла Воавр, жена Ляйне, посмотреть, что за шум на берегу, не братья ли вернулись с озера. Видит – злая чудь бежит, копьями колет, мечами рубит. И впереди самый страшный чудин – Чудэ–Чуэрвь. Закричала Воавр страшным голосом, испугалась. Видит она – не убежать ей никуда, не спрятаться. Схватили ее враги, связали прекрасную Воавр.
А жена Арипия в это время белье полоскала на берегу. Услыхала она крик, обернулась, увидела страшную чудь и Чудэ–Чуэрвя – и бросилась недолго думая в озеро. Бросилась и поплыла. Долго плыла, сколько сил хватило. Доплыла до Тавь–острова, что стоит от берега вдали, на глубокой воде. Тем и спаслась.
А Воавр, жена Ляйне, попала в плен.
А Пяйвий в кустах успел спрятаться. Все он видел, все он слышал, все запомнил: и как злая чудь вежников перебила, и как Воавр в плен взяли, и в какую сторону увели.
Долго ли, коротко – Ляйне с Арипием рыбы наловили, лодки загрузили, поехали старых своих родителей проведать. Обрадовались старик со старухой: сыновья приехали! Стол накрыли: свежее оленье мясо поставили, свежую рыбу сварили. Так рады, так рады…
Сидят старики с сыновьями за столом, не насмотрятся друг на друга, не нарадуются. Вдруг слышат – крик на берегу. Выбежали, а навстречу им жена Арипия идет, шатается, плачет.
Потом рассказала: напала на остров Салма злая чудь. Кто был на острове, тот погиб. Кто не был на острове – тем и спасся. А она, жена Арипия, белье на берегу полоскала, страшную чудь увидала – в воду бросилась и плыла, сколько могла. До острова доплыла, отлежалась, отдышалась – снова в воду бросилась, до другого берега доплыла. Едва не утонула, но весть принесла.
– Что ж, – говорят братья, – раз такое дело, рассиживать некогда. – Попрощались со стариками, бросились в свои лодки. Гребут веслами что есть сил, на Салму торопятся, скорей, скорей, скорей…
Однако не успели. Ушла злая чудь и увела с собой Воавр, жену Ляйне. Ходят братья по своему острову, горюют: всюду люди лежат, побитые злой чудью, вежи сломаны, ветер плачет…
Ой, беда!
Вышел к отцу Пяйвий. Обрадовался Ляйне: сын живой. Спрашивает:
– Куда увела чудь мою жену, а твою мать, прекрасную Воавр?
– Туда, – показал рукой Пяйвий.
– Ладно, – сказал богатырь Ляйне. – Кто долго плачет, тот силу теряет. Не будем слезы лить, пойдем злую чудь догонять. Скоро зима, чудь далеко не уйдет, зима ее остановит. Пойду следом я, найду Чудэ–Чуэрвя и убью его. И жену свою Воавр освобожу.
– Ладно, – сказал Арипий. – Иди, брат. Если выследишь чудь до снега, дай мне знать, я тебе на помощь приду. А не выследишь до снега – подожди до весны. Весной я тебя разыщу и вместе врага осилим. Одному тебе с чудью не справиться, а по белому снегу чудь тебя самого выследит и убьет. Будь осторожен, брат мой Ляйне, не давай сердцу своему воли, пусть все голова решает.
– Ладно, – сказал Ляйне, – так и будет.
Настрелял Ляйне из лука много гагар. Нарубил Ляйне ворох кустов и вырезал целую охапку крепких стрел. И сделал он тем стрелам наконечники из гагарьих клювов. Такая стрела, пущенная богатырской рукой, насквозь врага пробивает.
Взял Ляйне четырех оленей: на одного навьючил гагарьи стрелы, на другого – мясо, на третьего – рыбу. На четвертого сам сел. Попрощался с Арипием, братом своим. Попрощался с сыном, Пяйвием.
Говорит Пяйвий:
– Возьми меня, отец, с собой. Помогу я тебе выследить злую чудь. И за оленями присмотрю.
– Нет, – говорит Ляйне. – Тебе еще расти надо. На твой век врагов хватит. Оставайся с Арипием, помоги новые вежи строить, рыбу ловить. Сделает тебе Арипий лук, учись стрелять. Скоро тебе это пригодится.
И уехал Ляйне. Долго бежали по тундре олени.
Чудь хитро уходила и следы заметала. Искал–искал Ляйне, вот уж и осень кончилась, и снег кружит.
Построил Ляйне вежу, стал в веже жить, зиму пережидать. А сам в разные стороны на оленях ездит, злую чудь разыскивает. Не могла чудь уйти далеко, где–то близко зимует…
Искал–искал – и нашел. Видит однажды: дым на берегу озера. И еще дым, и еще, и еще. Много костров. Значит, здесь чудь зимует. Обрадовался Ляйне: теперь не уйдет от него Чудэ–Чуэрвь.
Стал Ляйне весны ждать. На охоту ходил, двух медведей добыл Ляйне. Шкура у медведя густая, теплая, мясо у медведя вкусное очень. Но не ради шкуры убил медведей Ляйне. И не ради мяса. Заготовил он медвежий жир, заморозил его и высоко на дереве спрятал, чтобы жадные песцы не добрались.
Медвежий жир – первое лекарство для воина. Спрятал его Ляйне до весны, когда будет с чудью сражаться.
Вот и весна пришла. Солнце над тундрой всплыло, весь снег растопило. Ручьи побежали в речки, речки побежали в озера, озера вспухли и сбросили лед. Рыба пошла к берегу, икру метать.
Поехал Ляйне туда, где зимой костры видел.
Пока по озеру плыл, солнце спряталось, темь упала на землю, на воду, на небо.
Подплыл Ляйне к вражескому лагерю, лодку привязал и тихонько полез на вежу, где жил Чудэ–Чуэрвь. Эту вежу он просто узнал: из реппеня (отверстия наверху вежи) самый жирный, самый густой дым валит. И запах самый сильный – мясом пахнет, свежей рыбой.
Слышит Ляйне, сам Чудэ–Чуэрвь говорит:
– Что–то глаза у Воавр повеселели? Что–то тело мое играет, будто перед боем? Что–то дым в реппень худо идет? Не Ляйне ли по веже лезет? Не он ли до нас добрался? Не он ли смерть свою ищет?
Услышал Ляйне эти слова – и скорей с вежи долой, и к берегу. Спрятался в кустах, ждет. Долго ждал.
Слышит – идет его жена, его Воавр, его любимая. Чудэ–Чуэрвь ее за водой послал. Видит Ляйне – Воавр веревкой привязана, и тянется та веревка от самой вежи.
Чудэ–Чуэрвь ее как собаку держал, на привязи. И веревка та не простая. Веревка та из тысячи корней сосновых, тысячи корней еловых сплетена: не сразу топором разрубишь, не сразу ножом разрежешь.
Увидала Воавр своего мужа, своего Ляйне, обрадовалась, про воду забыла. Обнялись они крепко, и от радости их утро наступило, и солнце взошло, и птицы запели, и тростник качнулся.
Сказала Воавр, сколько врагов в стане, сколько охраны у Чудэ–Чуэрвя. Выслушал ее Ляйне и говорит:
– Вот тебе нож, подрежь веревку, которой привязана. И собери вокруг вежи Чудэ–Чуэрвя побольше хвороста и сухой бересты.
Тут Чудэ–Чуэрвь стал за веревку дергать. Ничего не поделаешь, пора Воавр обратно идти. Зачерпнула Воавр воды и пошла в вежу.
– Тебя только за смертью посылать, – ворчит Чудэ–Чуэрвь.
– За твоей смертью я бы бегом сбегала, – говорит Воавр, а сама снова из вежи идет.
– Куда тебя опять понесло? – сердится Чудэ–Чуэрвь.
– Пойду растопку соберу, скоро еду варить, – сказала Воавр. Вышла она из вежи и стала обкладывать ее хворостом и берестой, как Ляйне велел. А Ляйне тем временем положил стрелу на тетиву и залез на вежу Чудэ–Чуэрвя. Заглянул в реппень, дымовое отверстие. Видит, Чудэ–Чуэрвь одной рукой веревку держит, которой Воавр привязана, а другой рукой сиговую икру берет на нож. Взял он сиговую икру, раскрыл свою пасть и только хотел икру проглотить – увидел через реппень Ляйне. Замер Чудэ–Чуэрвь, даже крик из него не идет. А Ляйне выстрелил из лука прямо в пасть Чудэ–Чуэрвю. Стрела с гагарьим клювом пробила глотку Чудэ–Чуэрвю насквозь.
Воавр услыхала, как тетива звенит, схватила нож и обрезала веревку. Ляйне спрыгнул с вежи и поджег бересту. Огонь поднялся до неба – и спалил Чудэ–Чуэрвя.
А Ляйне схватил прекрасную Воавр за руки, и бросились они к своей лодке.
Увидели чудины, как вежа предводителя горит, и кинулись Ляйне ловить. Из луков стреляют, копья бросают, топорами машут – страх. Бьется Ляйне, звенит тетива его лука, свистят гагарьи стрелы. И Воавр бьется: хватает на лету топоры чудинов и со всего маху обратно во врагов бросает. Пробились Ляйне и Воавр к своей лодке, а все же попали в Ляйне две стрелы, и один топор зацепил богатыря. Обливается кровью саамский богатырь, но метко посылает свои стрелы в страшную чудь, насмерть врага разит. Много положил, а чудь все наседает, толпой прет.
Воавр веслами гребет изо всех сил, а Ляйне из лука стреляет.
Тут им помощь подоспела. Арипий ждал–ждал, когда Ляйне вернется, дождался весны и сам поехал на помощь брату. В самый раз и успел.
Отстали страшные чудины, кто живой, кто мертвый остались на берегу, а саамские богатыри уплыли на своих лодках.
– Спасибо тебе, брат, – сказал Ляйне. – Выручил ты нас из беды. Много чуди у Чудэ–Чуэрвя, мне бы одному не справиться.
Арипий смеется.
– Мы, – говорит, – еще бы больше чуди перебили, если бы я твоего сына с собой взял, Пяйвия. Уж как он просился со мной, тебе на подмогу, как просился! Но сказал я ему твои слова: расти еще, Пяйвий, силы набирайся, учись тетиву натягивать сильно, как настоящий мужчина. Оставил я его наши вежи охранять.
Обрадовался Ляйне словам брата. И Воавр обрадовалась.
Пришли саамы в вежу, которую Ляйне зимой построил. И просит Ляйне брата Арипия:
– Достань мне, брат, с дерева медвежий жир. Двух медведей я убил зимой, теперь сослужат они мне добрую службу.
Не успел Арипий бровью шевельнуть – метнулась Воавр, как кошка–рысь взлетела на дерево, достала медвежье сало и принесла мужу.
Разделся Ляйне догола, обнажились страшные раны. Завернулся Ляйне в медвежий жир, весь завернулся, только нос снаружи оставил и глаза. Долго ли, коротко ли так лежал – затянулись раны, потому что нет лучшего лекарства для боевой раны, чем медвежий жир.
Поднялся Ляйне на ноги – и поехали они все домой. Приехали на остров Салма, на Ловозеро. Обрадовались саамы возвращению братьев. Пир закатили, песни пели, пляски плясали, весело было.
Снова стали жить саамы – оленей пасти, рыбу ловить, охотиться.
Жить, как раньше жили.
НЕНЕЦКИЕ ПРЕДАНИЯ[9]9
Ненцы (самоназв. – хасова, устар. назв. – самоеды, юраки; «Ненэць» – означает «человек»,«мужчина». «Ненэй ненэць» – настоящий человек) – народность, населяющая обширную территорию от Кольского п–ова до правобережья Енисея. Общая численность ненцев, проживающих на Севере России, – в Архангельской и Тюменской областях, Красноярском крае, на п–ове Таймыр – по данным 1998 г. составляет 34,5 тыс. ч. Верующие – православные, часть придерживается традиционных, верований. Ненецкий язык относится к самодийской группе уральских языков. Письменность на основе русского алфавита.
[Закрыть]
О приключениях младшего ханты. Текст записан в 1979 г. в Верхней Хатынге Надымского р–на Тюменской обл. от рыбака Пуйковского рыбзавода О. Ядне. Записала и перевела кандидат исторических наук, преподаватель ненецкого языка факультета народностей Севера ЛГПИ им. А. И. Герцена Е. Пушкарева.
[Закрыть]
Три брата ханты живут в лесу. Ни отца, ни матери у них нет. Два старших брата каждый день уходят из чума на охоту. А младший лежит на песчаной печи. Лежит, ничего не делает.
Вот однажды вернулись старшие братья с охоты, принесли объеденных какими–то зверями куропаток. Сварили. Старший брат сам съел своих куропаток, средний брат отдал куропаток младшему.
Потом братья опять пошли на охоту. Вечером возвратились. Принесли каждый по объеденной зверями куропатке.
Старший брат даже и не подумал отдать объеденную куропатку младшему. Нет, не подумал. Сам съел свою куропатку. Средний брат отдал куропатку младшему.
Усталые охотники легли спать. А младший тихонько вышел из чума. Старший, оказывается, оставил свои лыжи там, где их снял. Младший надел эти лыжи. Направил их по следу братьев. Шел, шел и вышел на поляну, окруженную лесом. Посреди этой поляны стоит чум с остроконечной крышей. Следы братьев ведут к тому чуму. Дошел до того чума. Снял лыжи, вошел в жилище. Зажег огонь. Одна половина чума, оказывается, завалена мясом, другая половина – шкурами.
Младший брат понял: братья–охотники поставили в лесу чум – хранилище мяса. Всю добычу здесь прячут. Ежедневно ходят сюда, наедаются, а домой приносят объеденных куропаток.
Поел младший брат мяса, сколько ему хотелось, прихватил с собой запас еды и на лыжах вернулся домой. Спрятал мясо недалеко от чума, вошел в чум, вскочил на печь и уснул.
У него сон чуткий. Слышит, братья собрались и ушли. Вечером они вернулись, опять принесли по объеденной куропатке. Старший брат сам съел куропатку, средний отдал младшему брату. Как только братья уснули, опять младший брат вышел осторожно из чума. Надел лыжи старшего брата. Теперь–то места он знает – быстро нашел лесной чум. Сварил мясо, поел досыта. Взял мяса, сколько мог унести, вернулся домой. Спрятал, опять лег на песчаную печь. Когда он проснулся, братьев уже не было.
Вечером братья опять принесли по объеденной куропатке. Опять старший брат и не помыслил сказать: дамка поесть брату. Средний брат отдал свою еду младшему.
Как только братья уснули, отправился младший брат к лесному чуму. Теперь отправился на лыжах среднего брата – старший брат убрал свои лыжи, а средний оставил у чума. Младший брат поел мяса, сколько в него вошло, прихватил с собой, сколько мог унести. Спрятал неподалеку от своего чума.
Так живут много дней.
Однажды утром встали. Два ханта советуются. Старший говорит: «Так дальше жить нельзя: мясо кончилось. Так мы умрем с голоду. Пойдем в царский город – там как–нибудь добудем себе пропитание». Встали они на лыжи, зашагали в царский город.
Как только братья ушли, младший брат стал искать себе лыжи. Без лыж нельзя – утонешь в снегу, быстро выбьешься из сил и погибнешь. Обшарил весь чум, нашел корыто. Расколол его, приладил крепления. Надел младший ханты свои лыжи, сделанные из плоского корыта. И как побежит, как побежит! Несколько дней бежал, а местность вокруг него не меняется. Бежал, бежал ханты, очень устал. Сел отдохнуть, оглянулся, а его чум, оказывается, за спиной! Протянул руку, откинул полог чума. Бросил свои лыжи и вошел в чум.
Прошло какое–то время, и мясо, припасенное им, кончилось. Бедный ханты думает: «Скоро умру от голода. Надо сделать себе гроб. Как почувствую, что умираю, сразу прыгну туда».
Взял топор, отправился на лесистую сопку. На лесистой сопке стоит лиственница в полный обхват. «Хороший гроб из этой лиственницы получится», – подумал ханты и ударил топором несколько раз. Дерево упало. И тут кто–то из–за спины сказал:
– Младший ханты, ты зачем срубил верхушку моего чума?
Оглянулся – увидел, как из того места, где стояла лиственница, выходит старый великан–людоед.
Ханты сказал:
– Я умираю. Из этой лиственницы хочу себе гроб сделать. Вот надо измерить дерево. Самому лечь – не измеришь. Ложись–ка, дедушка, на дерево ничком, дай–ка я измерю по твоему росту.
Дед лег на лиственницу. Ханты изо всех сил ударил деда по шее – голова отлетела. Расставил ноги, встал возле отверстия, откуда вышел старик великан, и крикнул: «Эй, семеро детей великана–людоеда! Я убил вашего отца, отомстите за его смерть».
Выглянет один сын великана в отверстие, он его ударит по шее. Покажется другой – он и его стукнет. В чуме остался один, младший сын людоеда–великана.
– Младшее дитя великана, где ты прячешься? Я убил твоего отца, убил твоих братьев! Выйди, я и тебя порублю!
– Не надо меня убивать. Я хочу жить, – просит младший сын людоеда.
– Если хочешь жить, выйди ко мне через дверь! – велит младший ханты.
Вышел сын великана в дверь, спросил:
– Зачем тебе понадобилась верхушка нашего чума?
Ханты отвечает:
– Хочу сделать лыжи. Но я не умею делать лыжи.
Сын людоеда говорит:
– Я тебе сделаю лыжи.
Сын великана–людоеда расколол лиственницу пополам, снял кору, обстругал носы, приладил к лыжам крепления. Сказал:
– Не велики ли они тебе?
Младший ханты померил лиственничные лыжи, сказал:
– Они мне как раз.
Сын великана спрашивает:
– Куда направишься?
– Я не знаю, – отвечает ханты.
Сын великана сказал:
– Ты мне сохранил жизнь. И я тебе помогу. Ты пойдешь в сторону Большой реки. Семь дней будешь идти и выйдешь на берег этой реки. На берегу увидишь двух дерущихся зверей. Один из них будет обессиленный. У него весь рот будет в пене. Убей этого зверя.
Едет на лиственничных лыжах семь дней, вышел на берег Большой реки. Видит – два крупных зверя дерутся–грызутся. Один обессилел, вся пасть в пене. Ханты помог убить этого обессиленного зверя.
Содрал с него шкуру, зверь–победитель съел мясо своего врага. И говорит человеку:
– Ты мне помог. Мясо я съел, тебе досталась одна шкура, возьми ее.
Разошлись зверь и человек. Каждый ушел своим путем. Несет ханты шкуру, а она тяжела. Шел–шел и решает: «Брошу–ка я эту тяжелую шкуру, оставлю ее». Только бросил он шкуру, не успел сделать и десяти шагов, как услышал сзади голос зверя–победителя:
– Э–э, младший ханты, не оставляй шкуру – она тебе пригодится.
Нехотя поднял шкуру и зашагал дальше. Опять идет много дней. И опять думает: «Ох, тяжела эта шкура! Брошу–ка я». Бросил ханты шкуру, но не сделал и десяти шагов, как услышал слова зверя–победителя:
– Э–э, младший ханты! Ты опять оставил? Говорил же я: не оставляй! Она пригодится тебе!
С трудом поднял шкуру, понес дальше.
Опять идет много дней. Опять сильно устал. Опять решил оставить шкуру. Решив так, бросил. Не успел отойти и на десять шагов, как услышал голос зверя–победителя. Оглянулся, а зверь стоит возле шкуры. Зверь подошел к ханты и говорит:
– Надень эту шкуру. Она тебя унесет туда, куда тебе нужно.
Надел ханты шкуру и сказал:
– Шкура–шкура, унеси меня туда, где живут богатые оленеводы.
Шкура взвилась вверх. Неизвестно, сколько летел ханты, но увидел внизу чум, а у чума тысячи оленей. Сказал:
– Шкура, опусти меня возле этого чума.
Опустился. В шкуре человек невидим.
По обе стороны чума аргиши. Вошел в чум. В чуме мужчин не оказалось, сидит одна маленькая женщина, в ее руках жила звенит. Когда открылась дверь, она подняла голову, но, никого не увидев, вновь опустила. Младший ханты прошел на нежилую сторону чума, а женщина продолжает шить. Через некоторое время он сказал женщине:
– Я ведь уже давно вошел, хочу есть.
Женщина удивленно оглянулась, никого не увидела, опять занялась шитьем.
Он сказал:
– Ты опять занялась своим шитьем, я очень хочу есть.
Женщина торопливо спрятала иглы, выбежала. А ханты все сидит в нежилой части чума. Женщина не возвращается.
Уже потемнело.
Вечером приехал мужчина. Распряг оленей, сказал:
– Что ты ждешь на улице?
Женщина ответила:
– Где же мне быть? В чуме нашем какой–то дух.
Вдвоем вошли в чум.
Мужчина говорит:
– Ты сказала, что в чуме дух. Нет никого.
Ханты молчит.
Мужчина сказал женщине:
– Свари мне еду из жирных кусков.
Женщина сварила мясо. Начала вытаскивать мясо. А ханты берет куски, отдирает и съедает сало, а мясо кладет обратно в плоское корыто. Так съел все сало.
Женщина поставила мужчине мясо, мужчина сказал:
– Я же говорил тебе, свари мне жирное мясо, а ты сварила постное.
Тогда заговорил ханты:
– Это я съел.
Только теперь ханты снял шкуру и показал себя. Хозяева удивились. Но гость есть гость. Сварили опять мясо. Поели, легли спать.
Оказывается, женщина и мужчина – не муж и жена, легли в разные постели. Посреди ночи ханты перебрался к женщине.
Утром женщина сварила мясо, покормила мужчин. Поели они, держат разговор.
– Как тебя звать? – спросил гость хозяина.
– Меня звать Марендя. А как тебя?
– Я младший ханты, так все меня зовут.
Марендя сказал:
– Это моя младшая сестра.
Ханты сказал:
– Теперь уж, видно, поселюсь в постели твоей сестры.
Так бедный младший брат ханты породнился с богатым оленеводом Марендя.
Прошло время, и ханты говорит оленеводу:
– Я женат на твоей сестре. У тебя жены нет. Я хочу женить тебя. Я слышал, что есть земля трех Выли. У этих Выли имеется сестра, которую они отдают за неслыханный выкуп. Все сваты от них уходят ни с чем – так велик выкуп.
Сели в нарты, погнали оленей. Ехали семь дней. Остановились на сопке. Отдыхают–разговаривают. Младший ханты сказал:
– Я слыхал, что земля трех Выли – неблизкая земля. Снег глубокий – олени плохо идут Ты возьми мою нарту, возвращайся. Я стану на лыжи, попробую дойти до земли трех Выли. Если не одолею дорогу, вернусь.
Едва Марендя–родственник скрылся, ханты надел шкуру, сказал:
– Шкура, шкура, доставь меня в землю трех Выли.
Там шкура опустила ханты возле чумов. Чум старшего Выли не спутаешь – он богатый. Направился туда. Старший Выли лежит, растянувшись в постели. Почувствовав холод, сказал:
– Подуло от двери. Что к нам вошло?
Жена сказала:
– Никто не вошел.
Тогда ханты заговорил:
– Кто же придет? Я пришел. Вести о вас дошли до меня. Говорят, что у трех Выли есть неслыханной красоты невеста. Она стоит неслыханно дорого – все сваты уезжают ни с чем. Отдай мне сестру!
Старший Выли не знает, что делать: голос есть, а говорящего не видно. Он сказал жене:
– О, это плохие вести. Наверно, отдадим единственную сестру. Позови среднего Выли.
Женщина выскочила из чума. Когда она пришла к среднему Выли, тот удивился:
– Жена старшего Выли, ты обычно к нам не приходишь, что у вас случилось?
Жена старшего Выли привела в свой чум среднего Выли. И он услышал слова:
– Я здесь нахожусь. Я двинулся из своей земли на вашу землю, меня к вам привела ваша известность. Говорят, что у трех Выли есть сестра, за которую просят неслыханный выкуп – от вас возвращаются ни с чем все сваты. Отдайте мне вашу сестру!
Оба Выли не знают, как поступить: голос слышен, а говорящего не видно. Такими их слова были:
– Если согласится младший брат, то, наверно, отдадим.
Пошли за младшим Выли. Привели.
– Что случилось, братья? – спрашивает младший Выли.
– Какой–то дух явился к нам, требует нашу сестру, – отвечают старшие братья.
– Где обитающий дух? Зачем явился сюда? – спрашивает младший Выли.
– Я пришел, – говорит невидимый ханты. – Я пришел за вашей неслыханной красоты сестрой. Все сваты от вас возвращаются ни с чем. Но мне вы сестру свою отдайте.
Все Выли теперь задумались. Им страшно: какой–то дух находится в их чуме, требует их сестру. Как быть? Старший Выли говорит жене:
– Жена, свари жирного мяса.
Опять, как в прошлый раз, ханты съел всю жирную часть мяса, оставил постную. Старший Выли сердится на жену:
– Я же велел сварить жирное мясо.
А ханты говорит:
– Это я съел сало.
Поели братья молча. С левой стороны от них сидит крупная женщина с тремя накосницами – видно, это их сестра.
Поели в чуме и легли спать.
Утром старший Выли толкнул локтем жену, сказал:
– Разожги огонь и свари мясо.
Жена сварила мясо. Сели есть. Старший Выли сказал:
– Наверно, дух исчез.
В ответ из нежилой части чума послышалось:
– Я здесь, кто же уходит, оставив женщину?
Тогда Выли пригнали оленей. Каких только работников у богатых Выли нет! Они вытянули нарядный трехрядный аргиш. Когда на оленях не хватило мест для украшений, колокольчики привязали к их рогам. Звенят колокольчики, созывают народ. Народу собралось много.
Ханты велел Выли посадить сестру на нарту, отвести аргиш к углубленной местности. И сам направился туда. Дойдя до места, ханты обмотал уздечку два раза вокруг шеи, привязал конец к поясу, тогда и сказал:
– Шкура, шкура, унеси меня на сопку, туда, где мы расстались с Марендей.
Трехрядный аргиш взвился к небу. А внизу три Выли сказали:
– Мы стали людьми, нужными небу. Единственную нашу сестру забрал всевышний бог Нум.
Ханты с девушкой и со всем трехрядным аргишем, со всяким добром опустился на сопку, где с Марендей расстался. Женщине сказал:
– Поставь здесь чум. На будущий год в это время я приеду за тобой. – Затем он сказал: – Шкура, шкура, опусти меня возле моего чума.
Опустился возле чума, спрятал шкуру. Вошел в чум, сказал Маренде:
– Эта земля такая далекая, что я не дошел до нее, вернулся.
Они стали здесь жить. Прошел год. Однажды ханты сказал жене:
– Свари мне мясо. Сегодня мы с Марендей поездим.
Потом сказал Маренде:
– Мы сегодня с тобой поездим. Я покажу тебе места промысла. Ты когда–нибудь скажешь: «Был у меня родственник младший ханты, эти места мне показал».
Они поехали. Неизвестно, сколько они ехали, но увидели чум. Вошли в него. Женщина неслыханной красоты сварила мясо. Покормила мужчин. Младший ханты сказал:
– Женщина, время настало, разбери чум.
Женщина не хочет разбирать чум, сопротивляется.
Тогда младший ханты сказал Маренде:
– Разбери чум.
Марендя разобрал чум. Женщину посадили в женскую нарту. Поехали.
Приехали домой, распрягли оленей. Разостлали две постели. Начали жить.
Живут три года. Как только минул третий год, Марендя сказал:
– Завтра начнем кочевать со всеми оленями в сторону большого города. Я не платил налог царю уже три года.
