Текст книги "Карлссон, который живет на крыше (Пер. Л. Брауде и Н. Белякова)"
Автор книги: Астрид Линдгрен
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
ДОМА У КАРЛССОНА
Маленькие домики, примостившиеся на крыше, бывают по-настоящему уютны, особенно такие, как домик Карлссона. В домике Карлссона – окна с зелеными ставенками, есть и маленькое крылечко, а может, это мостки, на которых так замечательно удобно сидеть. Там можно сидеть по вечерам и глядеть на звезды или днем – попивать сок, заедая его пряниками. Если, конечно, они у тебя есть. Ночью там можно спать, если в домике слишком жарко, а утром, когда проснешься, можно увидеть, как вдалеке, в Эстермальме, над крышами домов восходит солнце. Да, это в самом деле очень уютный домик, так удачно примостившийся между дымовой трубой и глухой стеной, что он едва заметен. Если только, разумеется, не угораздит тебя наткнуться на него прямо за дымовой трубой. Но по крыше редко кто ходит.
– Здесь наверху все совсем по-другому! – воскликнул Малыш, когда Карлссон опустился вместе с ним на крылечко домика.
– Да, к счастью, – ответил Карлссон.
Малыш огляделся по сторонам.
– Сколько тут всяких крыш и разных разностей, – сказал он.
– Много километров крыш, – уточнил Карлссон, – по которым можно гулять и озорничать сколько влезет.
– А ты думаешь, мы тут тоже будем озорничать? – живо спросил Малыш.
Он вспомнил, как интересно было в прошлый раз, когда они с Карлссоном озорничали на этой крыше.
Но Карлссон строго посмотрел на него:
– Отлыниваешь от уборки, да? Сначала я чуть не надорвался, пытаясь навести у тебя хоть какой-нибудь порядок, чтобы тебе после всего этого разгуливать тут и озорничать весь остаток дня. Ты на это рассчитывал?
Малыш вообще ни на что не рассчитывал.
– Я охотно помогу тебе убрать домик, если это нужно, – сказал он.
– Ну хорошо, – согласился Карлссон.
Он открыл дверь, и Малыш вошел в домик самого лучшего в мире Карлссона.
– Пожалуйста, – снова повторил Малыш, – раз нужно, то…
Тут он смолк на некоторое время и застыл на месте, между тем как глаза его становились все больше и больше от удивления.
– …раз нужно, то… – наконец вымолвил он. В домике Карлссона была всего одна комнатка. В этой комнатке стоял верстак, чтоб и строгать на нем, и есть, и ставить туда разные штучки-дрючки. И еще был там диванчик, чтобы и спать на нем, и прыгать до одури, и прятать в нем вещи. А еще два стула, чтобы на них сидеть, и ставить на них разные предметы, и залезать на них, если нужно что-нибудь запихнуть в шкаф. Но это все равно не получилось бы, потому что шкаф и без того был битком набит вещами, которые не могли стоять на полу или висеть на гвоздях, вбитых в стены, потому что там и без того было множество других предметов и вещей… огромное множество! Был там у Карлссона и открытый очаг со всякой кухонной утварью, расставленной по краям железной решетки, на которой можно готовить еду. Наверху, на кухонной полке, также виднелось множество всяких штучек-дрючек. А вот на потолке не висело почти ничего. Разве что коловорот и мешочек орехов, да пугач и клещи, да пара домашних туфель, и еще рубанок, и еще ночная рубашка Карлссона, и мочалка для мытья посуды, да кочерга и маленький чемоданчик, да еще мешочек сушеных вишен… А больше ничего.
Малыш долго-долго молча стоял на пороге, оглядываясь по сторонам.
– Ну что, съел? Язык проглотил? Здесь немало вещей, не то что у тебя внизу; там едва ли найдется хотя бы несколько.
– Да, правда, вещи здесь есть, – согласился Малыш. – Понятно, что тебе хочется заняться уборкой.
Карлссон бросился на диванчик и удобно там разлегся.
– Ошибаешься, – сказал он. – Я вовсе не хочу заняться уборкой. Этого хочешь ты… после того как я положил столько трудов у тебя внизу. А то нет?
– Ты что, совсем мне не поможешь? – удивился обеспокоенный Малыш.
Карлссон облокотился на подушку и замурлыкал так, как мурлыкают кошки, со всеми удобствами развалившись на диване.
– Да, конечно, я помогу тебе, – пообещал он, намурлыкавшись вволю.
– Вот и хорошо, – облегченно вздохнул Малыш. – А я так испугался, что думал, будто…
– Неужели я не помогу тебе, – повторил Карлссон. – Я все время буду петь и подбадривать тебя. Хейсан, хоппсан, послушай-ка! И работа у тебя будет спориться!
Малыш не очень-то был в этом уверен.
Не так уж много довелось ему заниматься в жизни уборками. Конечно, он обычно убирал свои игрушки, и маме приходилось напоминать ему об этом каких-нибудь раза три-четыре, ну, не больше пяти раз, и он тут же принимался убирать игрушки, даже если ему это казалось обременительным и абсолютно ненужным. Но убирать у Карлссона – дело совсем другое.
– С чего мне начать? – поинтересовался Малыш.
– Ну и глупый же ты, работы тут всего ничего, начнем с ореховых скорлупок, – важно заявил Карлссон. – А генеральная уборка нам ни к чему, ведь я все время слежу за чистотой и никогда не запускаю комнату. Прибери немножко! Наведи красоту! Чтобы все блестело!
Ореховые скорлупки валялись на полу среди апельсиновых корок, и вишневых косточек, и колбасных шкурок, и клочков бумаги, и обгоревших спичек, и прочего подобного мусора, под которым не было видно пола.
– Есть у тебя пылесос? – поразмыслив немного, спросил Малыш.
Заметно было, что Карлссону этот вопрос не понравился. Он недовольно взглянул на Малыша:
– Я вижу, тут кто-то просто лентяй! У меня есть лучшая на свете швабра и самый лучший на свете совок для мусора. Но некоторым лентяям, видите ли, подавай пылесос! Уж не для того ли, чтобы увильнуть от работы? – Карлссон фыркнул. – Да захоти я только, у меня была бы хоть тысяча пылесосов. Но я не такой лентяй, как некоторые другие. Я люблю усердно трудиться, но и хорошенько поразмяться тоже!
– И я, – оправдывался Малыш, – но… Да и вообще, у тебя ведь нет электричества, чтобы пользоваться пылесосом.
Он вспомнил, что домик Карлссона был совершенно лишен всяких современных удобств. Там не было ни электричества, ни водопровода. У Карлссона была лишь керосиновая лампа, чтобы освещать комнату по вечерам, а дождевую воду он брал из бочки, стоявшей возле угла его домика.
– Да и мусоропровода у тебя нет, – заметил Малыш, – хотя он-то тебе больше всего и нужен.
– Как, разве у меня нет мусоропровода? – удивился Карлссон. – Да что ты об этом знаешь! Давай мети пол, а я покажу тебе самый лучший на свете мусоропровод.
Малыш, вздохнув, взял в руки половую щетку и принялся за работу.
Карлссон лежал, заложив руки под голову, и смотрел, как трудится Малыш. И очень довольный его работой, запел песенку, точь-в-точь как обещал Малышу:
– Лучше не скажешь, – произнес Карлссон, зарываясь в подушку, чтобы было еще удобнее. Потом он снова запел, а Малыш все подметал и подметал комнату. В самый разгар работы Карлссон сказал:
– Пока ты все равно занят уборкой, мог бы сварить мне чашечку кофе.
– Я должен сварить тебе еще и кофе? – спросил Малыш.
– Да, заранее благодарен, – вежливо поблагодарил его Карлссон. – Хотя мне не хочется доставлять тебе лишние хлопоты. Правда, надо всего-навсего разжечь огонь, принести немного воды и сварить кофе. Ну, а пить кофе я уж, так и быть, буду сам.
Малыш невесело глянул на пол; никак не скажешь, что он навел там хотя бы малейшую красоту.
– А ты не можешь сам сварить кофе, пока я подметаю? – предложил он Карлссону.
Карлссон тяжело вздохнул.
– Интересно, как здесь на севере становятсятакими ленивыми, как ты? – спросил он. – Раз чад все равно занят уборкой… Неужели так трудно сварить заодно еще и немножко кофе?
– Нет, конечно, – робко ответил Малыш, – хотя, если бы я сказал все, что думаю…
– Но ты этого не скажешь, – прервал его Карлссон. – Не трать на это время. Постарайся лучше услужить тому, кто из сил выбивался из-за тебя, пылесосил тебе уши и не знаю что еще…
Малыш отложил в сторону половую щетку. Взяв ведро, он выскочил за водой. Вытащив из штабеля дров несколько поленьев, он запихнул их в камин и начал разжигать огонь.
– Я не привык к такой работе, – оправдываясь, сказал он. – А ты не сможешь… ну хотя бы огонь разжечь?
– И не мечтай, – ответил Карлссон, – будь я на ногах – тогда другое дело, я бы показал тебе класс, научил бы растапливать очаг. Но раз я сейчас лежу на диване, что бывает крайне редко, ты не вправе требовать, чтоб я еще обслуживал и тебя.
Малыш все понял. Он попытался еще разок, и тогда в очаге внезапно затрещали дрова и зашумел огонь.
– Загорелось! – воскликнул довольный Малыш.
– Вот видишь! Всего-навсего немножко энергии – и порядок! – поучал его Карлссон. – А теперь поставь кофе на огонь, возьми маленький красивый подносик, достань несколько булочек и можешь подметать, пока кофе не сварится.
– Ну, а как кофе… ты уверен, что будешь пить его сам? – ехидно спросил Малыш.
Иногда он мог быть и довольно ехидным.
– Спрашиваешь?! Кофе я буду пить сам! – заверил Карлссон. – Но ты тоже можешь выпить маленькую чашечку. Сам не знаю, почему я такой гостеприимный!
И когда Малыш наконец подмел пол и сгреб совком все ореховые скорлупки, и вишневые косточки, и клочки бумаги, и выкинул их в большое мусорное ведро Карлссона, они уселись на край диванчика и стали пить кофе. Попивая кофе, Малыш и Карлссон съели много-много булочек. А Малыш, сидя на краю диванчика, думал, как хорошо ему рядом с Карлссоном, хотя и нелегко наводить у него красоту.
– Где же этот твой мусоропровод? – спросил Малыш, проглотив последний ломтик своей булочки.
– Сейчас покажу! – сказал Карлссон. – Забирай с собой мусорное ведро – и пошли. – Он первым спустился на мостки. – Вот где! – показал он на водосточную трубу.
– Как так… Что ты придумал? – спросил Малыш.
– Спускайся к трубе, – приказал Карлссон. – Это и есть самый лучший на свете мусоропровод.
– Неужели я должен выбросить весь этот мусор на улицу? – спросил Малыш. – Так, наверное, делать нельзя.
Карлссон рванул к себе мусорное ведро.
– Сейчас увидишь! Иди сюда!
Высоко подняв ведро, он бросился бежать по крыше. Малыш испугался. Подумать только, вдруг Карлссон не сможет остановиться, когда домчится до водосточной трубы!
– Стой! – закричал Малыш. – Стой!
И Карлссон притормозил свой бег. Но не раньше, чем оказался у самого края крыши.
– Чего ты ждешь?! – закричал Карлссон. – Иди сюда!
Малыш сел на крышу и стал осторожно скользить вниз к водосточной трубе.
– Самый лучший в мире мусоропровод… Высота падения двадцать метров, – заявил Карлссон и быстро опрокинул содержимое мусорного ведра в трубу. По лучшему на свете мусоропроводу пронесся вниз на улицу обильный поток вишневых косточек, ореховых скорлупок и клочков бумаги и свалился прямо на какого-то важного господина, который шел по тротуару с сигарой в зубах.
– Ой! – воскликнул Малыш. – Ой-ой-ой, смотри, все высыпалось ему на голову!
Карлссон пожал плечами:
– А кто его просил сунуться прямо под мусоропровод? В самый разгар генеральной уборки!
Малыш все равно очень расстроился.
– Да, но ореховая скорлупа, наверно, угодила ему под рубашку, а вишневые косточки – в волосы! Разве это приятно?!
– Пустяки! Дело житейское! – сказал Карлссон. – Если у тебя самая большая неприятность в жизни – это несколько ореховых скорлупок на рубашке, можно только радоваться!
Но непохоже, что господин с сигарой искренне радовался тому, что с ним случилось. Сверху было видно, как он отряхивался, а потом они услыхали, что он зовет полицейского.
– И как это некоторые умеют скандалить по пустякам! – возмущался Карлссон. – Да, благодарности не дождешься! А ведь если вишневые косточки пустят корни у него в волосах, там вырастет маленькое красивое вишневое деревце. И когда он сможет целыми днями разгуливать, собирая вишни на голове, есть их и выплевывать косточки.
Но полицейский на улице так и не появился. Господину с сигарой пришлось так и пойти домой – с ореховыми скорлупками и вишневыми косточками.
Карлссон и Малыш стали карабкаться по скату крыши наверх, к домику Карлссона.
– Вообще-то мне тоже хочется выплевывать вишневые косточки, – сказал Карлссон. – Раз ты все равно занимаешься уборкой, можешь заодно достать мешочек с вишнями, он висит в домике на потолке.
– Думаешь, я дотянусь до потолка? – спросил Малыш.
– Полезай на верстак, – посоветовал Карлссон.
Малыш так и сделал, а потом Карлссон и сидели на крылечке, ели сушеные вишни и плевали косточки в разные стороны. Косточки с веселым стуком скатывались вниз по крыше.
Начало смеркаться. Мягкие теплые осенние сумерки спускались на все крыши и на все дома. Малыш придвинулся поближе к Карлссону. Было так уютно сидеть на крылечке и выплевывать вишневые косточки. А темнота все сгущалась и сгущалась. Дома внизу совершенно преобразились, стали мрачными и таинственными, а под конец совершенно черными. Казалось, кто-то большими ножницами вырезал их из черной бумаги и только наклеил сверху вместо светящихся окон несколько четырехугольничков из золотой бумаги. Все больше и больше светящихся четырехугольничков появлялось теперь на всей этой черноте, потому что люди начали уже зажигать свет. Малыш попытался сосчитать освещенные окна; сначала их было всего три, затем стало десять, а затем много-премного… Там, за окнами, можно было видеть, как расхаживают в своих комнатах люди, занимаясь разными делами. И можно было без конца задумываться и представлять себе, какие эти люди и почему они живут именно там, а не где-нибудь, в каком-нибудь другом месте.
Но задумывался над этим только Малыш, Карлссон же нисколько не задумывался.
– Должны же они где-нибудь жить, эти несчастные людишки, – сказал Карлссон. – Не у всех же есть домики на крыше. И не все могут быть лучшим в мире Карлссоном.
КАРЛССОН РЕТИРУЕТ ФРЁКЕН БОКК
Пока Малыш трудился в гостях у Карлссона, его мама была на приеме у врача. Это отняло гораздо больше времени, чем она рассчитывала, и когда она наконец вернулась домой, Малыш преспокойно сидел у себя в комнате, разглядывая почтовые марки.
– Привет, Малыш! – воскликнула мама. – Ты, как всегда, занят марками?
– Да, – ответил Малыш, и это была чистая правда.
О том, что буквально несколько минут тому назад он был наверху, на крыше, он говорить не стал. Конечно, мама умная и понимает почти все. Но он не был абсолютно уверен в том, что она все правильно поймет, если он скажет: «А я снова побывал на крыше!» Малыш решил вообще ничего не говорить о Карлссоне. По крайней мере, сейчас. И не раньше чем вся семья соберется вместе к обеду. Вот будет великолепный сюрприз за столом! Да и вообще мама почему-то была не очень веселой. Между глаз у нее залегла морщинка, которой обычно там не было. Малыш задумался, почему она появилась.
Потом вернулись домой все остальные и сели обедать. Они сидели вместе за столом – мама и папа, и Буссе, и Беттан, и Малыш и ели голубцы, а Малыш, как обычно, выбирал из капусты мясной фарш, потому что саму капусту терпеть не мог. Он любил только начинку, завернутую в капустные листья. Но у его ног под столом лежал Бимбо и ел все подряд, все что попало. Малыш свернул капустный лист в маленький липкий пакетик и сунул его Бимбо.
– Мама, скажи ему, чтобы он так не делал, – тут же наябедничала Беттан. – А не то Бимбо станет таким же невоспитанным, как Малыш.
– Конечно, конечно, – сказала мама. – Конечно, конечно!
Но казалось, она даже не слышит, что говорит ее дочь.
– Меня, по крайней мере, заставляли есть все, когда ябыла маленькая, – сказала Беттан.
Малыш показал ей язык:
– Вот как? А незаметно, чтоб это пошло тебе на пользу!
– Внезапно на глазах у мамы выступили слезы.
– Не ссорьтесь, пожалуйста, – попросила она. – Я не в силах это слышать.
И тут же раскрыла тайну, почему она такая невеселая.
– Доктор определил у меня малокровие. «Страшное переутомление», – сказал он. Я должна уехать и отдохнуть… Просто не знаю, что делать!
За столом воцарилась мертвая тишина. Долгое время никто не произносил ни слова. Какая печальная новость! «Мама больна, это, в самом деле, печально», – так думали они все. «И ей надо уехать, а это еще хуже», – думал Малыш.
– Хочу, чтобы каждый день, когда я возвращаюсь из школы, ты стояла бы на кухне в переднике и пекла булочки, – сказал Малыш.
– Ты думаешь только о себе, – строго одернул его Буссе.
Малыш прижался к маме.
– Да, а не то и булочек не поешь, – продолжал Малыш.
Но мама даже не слышала, что он говорил. Она разговаривала с папой:
– Раз так получилось, необходимо найти помощницу по хозяйству.
Папа с мамой были очень расстроены. И за обедом в тот день было вовсе не так уютно, как всегда. Малыш понял: надо что-то сделать, чтобы стало немножко повеселее; а кто, кроме него, может это устроить?
– А сейчас отгадайте веселую загадку, – сказал он. – Отгадайте, кто вернулся к нам обратно?
– Кто?.. О, надеюсь, не Карлссон? – спросила мама. – Неужели на нас свалилось еще и это несчастье?
Малыш с упреком взглянул на нее:
– Я-то думал, что новость веселая и вовсе он не несчастье.
Буссе расхохотался:
– Ну и жизнь теперь пойдет в нашем доме. Мамы не будет, а будет Карлссон, да еще экономка в придачу, которая будет свирепствовать как ей вздумается.
– Не пугай меня, – сказала мама. – Подумать только, если она увидит Карлссона, что тогда?
Папа строго взглянул на Малыша:
– Вообще ничего не «будет». Экономка не должна ни видеть Карлссона, ни даже слышать про него. Обещай нам это, Малыш.
– Карлссон летает куда ему вздумается, – ответил Малыш. – Но я обещаю не рассказывать о нем.
– Ни одной живой душе, – продолжил папа. – И не забывай, о чем мы договорились.
– Ладно, ни одной живой душене скажу, – обещал Малыш. – Разве что только фрёкен в школе.
Но папа покачал головой:
– Фрёкен ни в коем случае! Абсолютно! Ни при каких условиях!
– Тс-с-с! – прошептал Малыш. – Тогда я и экономке не стану рассказывать. Ведь с ней, наверное, придется еще хуже, чем с Карлссоном.
Мама вздохнула.
– Неизвестно еще, сможем ли мы найти экономку, – сказала она.
Но уже на другой день она поместила объявление в газете. И одна-единственная экономка откликнулась на него. Звали ее фрёкен Бокк [8]8
Бокк (швед.) – коза.
[Закрыть]. А через несколько часов она пришла, чтобы получить работу. Малыша же угораздило именно в тот самый день схватить воспаление уха, и ему хотелось быть как можно ближе к маме. А лучше всего – сидеть у нее на коленях, хотя он, вообще-то говоря, был уже слишком большой для этого.
– Когда воспаление уха, то можно, – сказал Малыш, залезая к маме на колени.
Тут в дверь и позвонили. Это явилась фрёкен Бокк. Малышу не позволили больше сидеть на коленях у мамы. Но все время, пока фрёкен Бокк находилась у них в доме, он вертелся рядом с маминым стулом, прижимаясь больным ухом к ее руке, и время от времени, когда в ухе особенно стреляло, тихонько стонал.
Малыш надеялся, что фрёкен Бокк будет молодая, и красивая, и добрая, примерно как фрёкен в школе. Но оказалась она пожилой и решительной дамой. Она была высокой и дородной, с несколькими подбородками. А еще у нее были такие злые глаза, что Малыш испугался. Он сразу почувствовал, что она ему не по душе. Это, разумеется, почувствовал и Бимбо, потому что лаял на нее изо всех сил.
– Вот как, здесь есть собака, – сказала фрёкен Бокк.
Мама забеспокоилась.
– Вы не любите собак, фрёкен Бокк? – спросила она.
– Нет, люблю, но только если они хорошо воспитаны.
– Не знаю, так ли уж хорошо воспитан Бимбо, – смущенно заметила мама.
Фрёкен Бокк энергично кивнула головой:
– Но если я решусь пойти к вам в экономки, то у меня щенок будет воспитан хорошо. Мне и прежде приходилось заниматься собаками.
Малыш искренне надеялся, что она не решится пойти к ним в экономки. Как раз в эту минуту у него стрельнуло в ухе, и он не смог удержаться, чтобы не застонать. Правда, совсем немножко.
– Да-да, собаки, которые лают, и малыши, которые хнычут, – сказала, скривив рот, фрёкен Бокк.
Ей, вероятно, казалось, что это шутка, но Малыш счел ее слова не очень-то веселой шуткой и тихонько произнес как бы про себя: «А еще у меня ботинки скрипят».
Услышав эти слова, мама покраснела и поспешно сказала:
– Надеюсь, вы любите детей, фрёкен Бокк, не правда ли?
– Да, только если они хорошо воспитаны, – сказала фрёкен Бокк, вперив взгляд в Малыша.
И мама снова страшно смутилась.
– Не знаю, так ли уж хорошо воспитан Малыш, – пробормотала она.
– Но у меня он будет хорошо воспитан, – сказала фрёкен Бокк. – Подождите немного, мне ведь приходилось заниматься и детьми.
Малышу стало страшно. Ему было так жалко всех детей, которыми занималась прежде фрёкен Бокк. А теперь он и сам станет таким ребенком; не удивительно, что у него был испуганный вид.
Мама тоже, казалось, призадумалась. Погладив Малыша по голове, она сказала:
– Что касается этого ребенка, то здесь гораздо лучше действует приветливость.
– Однако я заметила, что это не всегда помогает, – сказала фрёкен Бокк. – Дети нуждаются также в твердой руке.
Затем фрёкен Бокк решительно высказалась по поводу того, какое жалованье она хотела бы получать, и решительно заявила, что ее следует называть «домоправительницей», а не «экономкой». И с этим вопросом было покончено.
Тут папа как раз вернулся из конторы, и мама представила ему фрёкен Бокк:
– Наша домоправительница, фрёкен Бокк!
– Наша домокозлючка, фрёкен Бокк! – воскликнул Малыш.
Затем он поспешно выскочил в дверь. За ним по пятам, дико лая, мчался Бимбо.
Назавтра мама уехала к бабушке. Все плакали, когда она уезжала, а больше всех – Малыш.
– Не хочу оставаться один с Домокозлючкой! – всхлипывал он.
Но случилось так, как и должно было случиться, ведь Буссе и Беттан после полудня долго еще оставались в школе, а папа не возвращался домой раньше пяти. И ежедневно много-много долгих часов придется Малышу один на один сражаться с Домокозлючкой. Поэтому он и плакал.
Мама поцеловала его.
– Попробуй быть хорошим… Ну ради меня! И ни в коем случае не называй ее Домокозлючкой!
Несчастья начались уже на следующий день, когда Малыш вернулся домой из школы. Ни мамы, ни какао и булочек в кухне не было. Была одна только фрёкен Бокк, и, похоже, она не очень-то обрадовалась при виде Малыша.
– Никаких булочек тебе не будет, – твердо заявила она. – Нечего кусочничать! Булочки только портят аппетит!
Но булочки-то она все-таки испекла. Целое блюдо с булочками стояло на подоконнике перед открытым окном, чтобы булочки остыли.
– Да, но… – начал было Малыш.
– Никаких «но», – строго оборвала его фрёкен Бокк. – И вообще не желаю, чтобы на кухне вертелись всякие малявки. Немедленно ступай в свою комнату и учи уроки. Да не забудь повесить куртку и вымыть руки. А теперь марш отсюда!
Обозленный и голодный, Малыш пошел в свою комнату. Бимбо спал.
Но стоило появиться Малышу, как он ракетой полетел ему навстречу. По крайней мере, хоть одно на свете существо радо было его видеть.
Малыш обхватил щенка руками:
– Тебе она тоже наговорила всяких глупостей? Терпеть ее не могу. «Не забудь повесить куртку и вымыть руки…» – а может, мне надо еще проветрить шкафы и вымыть ноги, а? Я всегдавешаю куртку безо всяких напоминаний. Съела?
Он швырнул куртку в собачью корзинку, и Бимбо тотчас улегся на нее и стал покусывать рукав.
Малыш подошел к окну и выглянул на улицу. Стоя у окна, он думал, какой же он несчастный и как ужасно ему не хватает мамы. Вдруг он увидел картину, которая сильно приободрила его. По другую сторону улицы Карлссон проводил над крышей летные маневры. Он кружил то туда, то сюда между дымовыми трубами и время от времени кувыркался в воздухе.
Малыш усердно замахал ему рукой, и Карлссон, с шумом разрезая воздух, примчался на такой бешеной скорости, что Малышу пришлось отскочить в сторону, когда прямо в окно вломился Карлссон.
– Хейсан-хоппсан, Малыш! – воскликнул Карлссон. – Может, я чем-то тебя обидел? Почему у тебя такой кислый вид? А может, ты болен?
– Не-а, вовсе нет! – ответил Малыш.
И он рассказал Карлссону обо всех своих несчастьях. Мама уехала, а вместо нее в квартире появилась домокозлючка, приставучая, злая и жадная. Булочки и то у нее не допросишься, хотя на окне стоит целое блюдо.
У Карлссона заблестели глаза.
– Повезло тебе! – воскликнул он. – Отгадай, кто самый лучший на свете приручальщик домокозлючек?
Малыш тотчас понял, что это, должно быть, сам Карлссон. Но как может Карлссон укротить фрёкен Бокк, он никак не мог понять.
– Я начну с того, что стану ее ретировать, – сказал Карлссон.
– Ты имеешь в виду «третировать»? – спросил Малыш.
Такие дурацкие замечания Карлссон терпеть не мог.
– Если б я имел в виду «третировать», я бы так и сказал. Ретировать– примерно то же самое, только звучит оно более дьявольски. Неужели ты сам не слышишь?
Повторив это слово, Малыш должен был признать, что Карлссон прав. Ретироватьв самом деле звучало как-то дьявольски.
– Думаю, я начну немного ретировать ее булочками, – важно заявил Карлссон. – А ты мне поможешь.
– Как? – спросил Малыш.
– Тебе надо только выйти на кухню и завести разговор с Домокозлючкой.
– Да, но… – засомневался Малыш.
– Никаких «но», – оборвал его Карлссон, – заведи с ней разговор, чтобы ей волей-неволей пришлось бы хотя б на миг отвернуться от булочек.
Карлссон даже закудахтал от смеха. Затем нажал стартовую кнопку на животе, и моторчик затарахтел. Весело кудахча, Карлссон вырулил через окно.
А Малыш бодро отправился на кухню. Теперь, когда в помощниках у него был самый лучший на свете приручальщик домокозлючек, он больше не боялся.
На этот раз фрёкен Бокк обрадовалась ему еще меньше, чем раньше. Дело в том, что она собиралась приятно провести время, попивая кофе и заедая его свежими булочками. Было совершенно очевидно, что кусочничать вредно только детям.
Фрёкен Бокк хмуро посмотрела на Малыша.
– Что тебе надо? – спросила она, и голос ее был таким же злобным, как взгляд.
Малыш задумался. Теперь было самое время начать разговор. Ну и ну! Вот так штука! Что ему сказать?
– Отгадайте, чем я буду заниматься, когда вырасту таким большим, как вы, фрёкен Бокк? – в конце концов спросил он.
В тот же миг за окном раздалось жужжание, и он узнал это жужжание. Но Карлссона он не увидел. Единственное, что он увидел, это толстенькую ручонку, которая вынырнула из окна и схватила одну из булочек, лежавших на блюде. Малыш хихикнул. Фрёкен же Бокк ничего не заметила.
– Ну и что ты будешь делать, когда вырастешь большой? – нетерпеливо спросила она.
Спросила не потому, что ей и в самом деле хотелось это узнать. Ей хотелось только как можно скорее избавиться от Малыша.
– А вот отгадайте! – сказал Малыш.
И тут он снова увидел толстенькую ручонку, промелькнувшую мимо и на лету схватившую булочку. Малыш снова хихикнул. Он пытался остановиться, но не смог. Смех булькал у него в горле, пытаясь вырваться наружу.
Фрёкен Бокк рассерженно посмотрела на него. Она, верно, думала, что он – самый надоедливый мальчишка на свете. И надо же, пристал к ней, как раз когда она собралась спокойно посидеть за чашечкой кофе!
– Отгадайте, чем я буду заниматься, когда вырасту такой большой, как вы, фрёкен Бокк? – сказал он и снова хихикнул. Потому что увидел на этот раз уже две маленьких ручонки, которые сгребли остальные булочки, лежавшие на блюде.
– Нет у меня времени слушать твои глупости, – сказала фрёкен Бокк, – да мне и неинтересно, чем ты будешь заниматься, когда вырастешь большой. Но пока ты еще маленький, ты должен быть вежливым, послушным, учить уроки и сию же минуту исчезнуть из кухни.
– Да, конечно, – сказал Малыш и захихикал так, что был вынужден прислониться к двери. – Но когда я стану большой как вы, фрёкен Бокк, я сяду на диету, чтобы похудеть, уж это точно.
У фрёкен Бокк был такой вид, словно она собиралась на него кинуться. Но в тот же миг за окном послышалось коровье мычание. Фрёкен Бокк быстро обернулась и сразу увидела, что булочки все исчезли.
Фрёкен Бокк взвыла:
– Боже милостивый, где мои булочки?
Она ринулась к окну, думая, что, возможно, увидит, как убегает вор с целой охапкой булочек. Но ведь семья Свантессон жила на пятом этаже, и фрёкен Бокк следовало понимать, что таких длинноногих воров не бывает.
Фрёкен Бокк в совершеннейшем ужасе опустилась на стул.
– Неужели это голуби? – пробормотала она.
– Больше похоже на корову, – сказал Малыш. – Может, за окном сегодня летает какая-нибудь корова, которая любит булочки?
– Не говори глупости, – оборвала его фрёкен Бокк.
Тут Малыш снова услышал, как за окном жужжит Карлссон, и чтобы фрёкен Бокк не обратила на него внимания, запел как можно громче:
Корова на крыльях блестящих
К нам в кухню спустилась с небес,
Ей булочек хочется тоже,
Она их с охотою съест.
Малыш обычно сочинял стишки вместе с мамой и решил, что стишок о корове ему удался. Фрёкен же Бокк была совершенно другого мнения.
– Замолчи со своими глупостями, – крикнула она.
В эту самую минуту у окна что-то звякнуло. Они подскочили от страха. А потом увидели, что это звякнуло. На пустом блюде, откуда исчезли булочки, лежала монетка в пять эре.
Малыш снова захихикал.
– Какая честная корова, – сказал он. – Она платит за булочки.
Фрёкен Бокк побагровела от злости.
– Что за глупые шутки! – заорала она и кинулась к окну. – Должно быть, в квартире над нами кто-то развлекается, воруя булочки и сбрасывая вниз пятиэровые монетки.
– Над нами нет никакой квартиры, – объяснил Малыш. – Мы живем на самом верхнем этаже, под крышей.
Фрёкен Бокк совершенно обезумела.
– Ничего не понимаю! – кричала она. – Абсолютно ничего!
– Да, я это заметил, – сказал Малыш. – Но не расстраивайтесь, не всем же быть сообразительными…
Тут раздался звон пощечины. Фрёкен Бокк, ударив Малыша, заорала:
– Я отучу тебя! Ты у меня не будешь таким бессовестным! – кричала фрёкен Бокк.
– Не-а, пожалуйста, не учите меня, не надо, – попросил ее Малыш. – А не то мама не узнает меня, когда вернется домой.
У Малыша заблестели глаза. Он чуть не заплакал. Никогда в жизни он не получал пощечин, и это ему не понравилось. Он сердито таращил глаза на фрёкен Бокк. Схватив за руку, та толкнула Малыша в его комнату.
– Сиди тут и терзайся угрызениями совести, – сказала она. – Я запру дверь и вытащу ключ, так что ты хоть некоторое время не сможешь таскаться на кухню.
Потом она посмотрела на ручные часы.
– Одного часа, пожалуй, хватит на твое исправление. Я приду в три часа и выпущу тебя. А за это время можешь придумать, что сказать, когда будешь просить прощения.
И фрёкен Бокк ушла. Малыш слышал, как она повернула ключ.
Малыш оказался взаперти, это было неприятно. Он был вне себя от злости на фрёкен Бокк. Но в то же время он и в самом деле чувствовал угрызения совести, потому что вел себя не совсем прилично. Мама, верно, решит, что он раздразнил Домокозлючку и потерял всякий стыд. Да… мама. Он заколебался: не поплакать ли ему хоть немножко.
